– Я собирался, – заявил Кори.
К ним подошел мистер Малло.
– Всем известно, куда ведут добрые намерения, лорд Тардю.
Вокруг них уже собралась толпа. Многие посмеивались.
– Куда? – сдвинув брови, спросил Кори.
Все расценили этот вопрос как ответную шутку и рассмеялись, но Миллисент с ужасом подумала, что он просто не понял шутки. Видимо, Кори не блещет умом. Увы, иллюзиям свойственно рушиться. Этот факт и ее роль, требовавшая огромного напряжения, грозили превратить эту ночь в долгий и изматывающий марафон.
– Посмотри на нее. – Клариса наблюдала за Миллисент, в то время как Роберт наблюдал за Кларисой. – Она просто красавица. Иногда мне действительно есть с чем себя поздравить.
Роберт вел Кларису сквозь толпу, чтобы все заметили ее и ее серебристый наряд, ее золотые волосы и перо в прическе.
– Ты и сама очень красива.
Клариса бросила на него быстрый взгляд, который заставил его живо вспомнить все события прошлой ночи. Роберт даже испугался, что физические последствия этого взгляда могут заставить его удалиться, дабы разрешить проблему.
– Улыбайся, – сказал он ей.
– Я знаю, как это сделать, – тихо ответила она. – Доверься мне.
Довериться ей? Он уже ей доверился. Отчего-то он доверял ей всей душой. И он хотел ее. Господи, как он ее хотел! Хотел схватить ее и унести прочь из этого зала, где мужчины бросали на нее томные взгляды. Унести прочь от опасности, которая дышала ей в лицо, той опасности, которую он сам для нее и создал.
Лорд Пламбли пригласил ее на танец, Клариса покачала головой:
– К сожалению, я не могу танцевать. Каталась сегодня верхом и растянула лодыжку. Но я могу посидеть с вами, если вы принесете мне пунш. – Она любезно ему улыбнулась.
Лорд Пламбли затрепетал от восторга. Роберту хотелось заехать ему в челюсть. Но он, вежливо поклонившись, повел Кларису дальше.
– У него нет ни пенса, все его имущество заложено-перезаложено.
– Несчастный человек. – Клариса говорила с сочувствием, и Роберту это тоже не понравилось. Он рассчитывал на иную реакцию. – Придется подыскать ему наследницу, если я на какое-то время останусь в Шотландии.
Не успел Роберт ответить, как Клариса потянула его за рукав:
– Мы идем слишком быстро. Надо прогуливаться не спеша, как будто мы самые беззаботные люди в мире.
Она, разумеется, права. Но Роберта мучили сомнения. Он переживал за Кларису и в то же время должен был помочь Вальдемару. Освободить его. Все пока шло по плану. Клариса вела себя спокойно, уверенно, непринужденно улыбалась, хотя понимала, что успех задуманного полностью зависит от нее. Ее самообладание вселяло в Роберта гордость. Она завладела его душой, и теперь он не боялся себе в этом признаться. Если ее не будет рядом, его снова окутает мрак. Он должен уговорить ее остаться в Маккензи-Мэнор.
Миссис Беркбек остановила их и попросила представить ее принцессе, и, сделав представление, Роберт отошел в сторону, терпеливо наблюдая за тем, как Клариса очаровывает миссис Беркбек, затем леди Уайт. Потом она что-то прошептала леди Лорейн.
Когда Клариса присоединилась к нему и они отошли от группы дам на крохотный, никем не занятый пятачок, Клариса тихо произнесла:
– Я одного не пойму: почему ты сразу не сказал мне о причинах, подвигнувших тебя на этот маскарад? Причины вполне благородного свойства, я гордилась бы тем, что участвую в освобождении Вальдемара.
– Ты, как и все остальные, слышала о геройстве Огли. Верила в него. То, о чем Огли написал в своей книге, действительно имело место. Ты бы поверила, что те подвиги совершал Вальдемар, преступник, приговоренный к повешению, а не Огли? И ты бы поверила мне, если бы я сказал, что Вальдемар заслужил свободу и комиссование из армии?
– Вряд ли, – призналась Клариса.
Роберт обвел взглядом теплый, заполненный нарядной толпой зал. Мужчины окружили Миллисент, пары танцевали деревенский танец, слуги разносили шампанское.
– Мы исполнили наш долг. Все тебя здесь видели.
– Все, за исключением полковника Огли и его жены, – спокойно возразила Клариса. – Нельзя избежать неизбежного, Роберт. Я должна пообщаться с ним напрямую. Если хочешь, чтобы все сработало, он должен быть уверен в том, что я здесь, в зале.
Огли поверил бы в то, что принцесса хочет выразить ему свое восхищение. Огли наблюдал за Кларисой с таким видом, словно ему стоило лишь протянуть руку, и она будет принадлежать ему. И Роберт знал, что Огли часто действовал из спонтанных побуждений. И за этим следовала трагедия.
Но не на этот раз.
– Хорошо. – Роберт подтолкнул Кларису к толпе, собравшейся вокруг полковника Огли и его жены. Клариса жалась к Роберту, словно искала у него защиты.
Вальдемар должен был проследить за тем, чтобы полковник не причинил Кларисе вреда, когда та предстанет перед Огли в обличье Кармен. Вальдемар, познакомившись с Кларисой, настаивал на том, чтобы ему позволили бежать без необходимых документов. Но Роберт, да и сам Вальдемар знали, что в этом случае Вальдемар уже не сможет вернуться в Англию, не подвергая себя риску быть схваченным и казненным за дезертирство.
Несмотря на все его криминальное прошлое, Вальдемар, каким узнал его Роберт, был самым славным из жителей Соединенного Королевства, и посему Роберт считал, что Вальдемар заслужил право на все почести героя войны, на новый шанс в жизни, на покой или на жизнь, полную приключений, или просто на жизнь честного человека, если пожелает. И теперь каждый шаг, каждое движение приближали их к заветной цели. К развязке. Роберт и Вальдемар, Клариса и Огли – все были героями пьесы, написанной и поставленной Робертом, и да поможет им Бог, если им не удастся сыграть ее убедительно. Убедить Огли в том, что сеньора Кармен Мендес действительно приехала из Испании, алчущая мести и имея при себе орудие возмездия.
– Миссис Огли, как вы замечательно выглядите сегодня! – сказал Роберт, учтиво поклонившись худой и плоской, невзрачной женщине, повисшей у Огли на руке.
– Спасибо, милорд. Какой роскошный бал вы устроили в честь Оскара! – Глаза миссис Огли блестели от возбуждения.
– Для меня высокая честь воздать должное такому герою. – Роберт остановил лакея с подносом. – Ваш бокал почти пуст, полковник Огли. Возьмите еще.
– Благодарю. – Огли усмехался в лицо Роберту, словно наслаждаясь унижением гостеприимного хозяина.
– Насколько я понимаю, сегодня нас ждет еще и фейерверк, – сказала миссис Огли.
– Да, непременно, – откликнулся Роберт.
– Лорд Хепберн говорит, что самый роскошный фейерверк или самый пышный бал лишь скромная дань его геройству. – Янтарные глаза Кларисы лучились восхищением.
С тяжеловесной галантностью полковник Огли произнес:
– Тогда, возможно, вы окажете честь этому герою, согласившись станцевать с ним следующую кадриль?
– Мне не следует… – Клариса жеманилась, в то время как Роберт чертовски хорошо понимал, что она должна ясно и прямо отказать ему. Отказать твердо и решительно. – Я сегодня подвернула лодыжку, но мне еще никогда не выпадало счастье, и не выпадет впредь, потанцевать с героем. Да, полковник. Я с удовольствием принимаю ваше приглашение.
Первым побуждением Роберта было остановить их. Но Клариса права. Если Огли станцует с ней, то укрепится в своей убежденности, что Клариса находилась в бальном зале в тот момент, когда он пересекся с Кармен. Однако Роберт не хотел, чтобы Огли к ней прикасался.
Огли тоже это знал, и потому бросил на Роберта победный взгляд, когда повел свою партнершу на середину зала, где уже собирались танцующие.
Многочисленные почитательницы героя, обмахиваясь веером, расступились, занимая удобные позиции для наблюдения за парочкой.
– Какая красивая, пара! – произнесла миссис Огли.
Тут Роберт понял, что должен пригласить на танец жену героя, а ведь он не танцевал с тех пор, как вернулся домой с полуострова.
Но его выручила миссис Огли:
– Оскар – большой любитель танцевать, чего не скажешь обо мне. Я не помню движений, не чувствую ритма. Оскар пытался меня учить, но ничего не получилось. Я безнадежна.
– Должен признаться, я тоже безнадежен. – Более того, Роберт должен был оставаться на месте, чтобы пристально следить за Огли. Клариса испытывала неловкость из-за его похотливых взглядов, которые он на нее бросал.
Но тут Роберт подумал, что хороший хозяин должен общаться с гостями. Вот только бы вспомнить, как это делается. Бросив взгляд на миссис Огли, Роберт увидел, что она с нескрываемым любопытством рассматривает его.
– Вы не производите впечатления испорченного юного лорда, – сказала она.
– В самом деле? – Она была откровенна. Более откровенна, чем он ожидал.
– А ведь Оскар охарактеризовал вас именно так. Может, он вам завидует? – Поскольку Роберт не нашелся с ответом, миссис Огли продолжила: – Я знаю о его предубежденности относительно некоторых людей, и вы, похоже, один из них. Слуга Вальдемар – тоже его головная боль.
– В самом деле? – Роберт решил было, что полковник Огли поручил жене выпытать у него как можно больше. Впрочем, Огли никогда не дает женщине столь деликатное поручение. В таком случае какова ее истинная цель?
– Как только мы покончим с этим победным туром и вернемся домой, в наше поместье, я намерена уговорить Оскара нанять другого слугу.
– В самом деле? Почему? – встрепенулся Роберт. Значит, они собрались жить в деревне? Интересно, знает ли об этом Огли.
Осторожно подбирая слова, она сказала:
– Не все осознают это, но Оскар бывает низок, и я бы предпочла, чтобы у него было меньше возможностей проявлять эту низость.
Она оказалась умнее, чем предполагал Роберт. Она неплохо знала своего мужа, и Роберт не считал простым совпадением то, что она доверилась именно ему. Она знала больше, чем позволила себе сказать Роберту, и определенно держала язык за зубами с Огли.
– И что теперь будет с Вальдемаром?
– Мне все равно. Если с ним плохо обращаться, он может быть опасен, поэтому, полагаю, нам придется сделать так, чтобы его отправили в другой полк. О Боже! – Миссис Огли, округлив от ужаса глаза, смотрела на танцевальную площадку. – Принцесса Клариса ушиблась!
– О! – Роберт ясно слышал восклицание Кларисы. – Простите, полковник Огли, но я не могу больше танцевать.
Ряды танцующих расступились, пропуская полковника, ведущего под руку прихрамывавшую Кларису, затем снова сомкнулись, и танец продолжился. Танцоры сочувственно перешептывались.
– Боже мой! – Миссис Огли подалась им навстречу, Роберт присоединился к ней. – Ваше высочество, могу я вам чем-то помочь?
– Я так глупо себя чувствую из-за этой сцены. – Клариса тяжело опиралась на руку полковника, словно ей и в самом деле было очень больно. – Могу я просить вас проводить меня в какое-нибудь тихое место, где я могла бы прийти в себя?
Роберт понял намек.
– Сюда, ваше высочество. Вы могли бы присесть на подоконник, чтобы можно было вытянуть ногу. Я задерну штору, но вы можете в дырочку наблюдать за танцами, если захотите.
– Замечательно. – Клариса улыбнулась ему, и ее полная нижняя губа вздрогнула. – Благодарю вас, милорд.
– Я принесу вам пунш. – Он отвернулся, едва сдержав смех.
Как ей это удавалось? Создать ситуацию, полную драматизма и напряжения, а потом превратить ее в повод для шутки. И как ей удается заставлять его постоянно ее желать, в то время как все его помыслы должны быть устремлены на выполнение плана? Роберт больше не понимал сам себя. Он был почти благодарен тем людям, которые останавливали его, справляясь о самочувствии принцессы. Они отвлекали его и одновременно раздражали. Когда он вернулся к принцессе с пуншем и печеньем, то вполне уверенно и без видимых признаков волнения всучил ей бокал и тарелку.
Клариса приняла угощение и жестом отослала прочь Роберта и чересчур заботливую миссис Огли.
– Идите веселитесь. А я немного побуду одна. Чуть позже удалюсь и попрошу, чтобы мне сделали холодный компресс на лодыжку.
Полковник Огли даже не заглянул в альков. Вид у него был такой, словно ему не терпится поскорее избавиться от травмированной особы и вернуться к обожательницам, которые не переставали им восхищаться. Когда миссис Огли взяла мужа под руку, он увел ее прочь от злосчастного подоконника, даже не оглянувшись.
Роберт задержался у окна, задернув шторы так, чтобы остался лишь крохотный просвет.
– Все прошло прекрасно, – похвалил он Кларису. – Впереди второй акт. Ты готова?
Клариса шумно вздохнула и ответила ему уже совсем другим голосом: хрипловатым, с сильным испанским акцентом:
– Я готова, милорд. Не беспокойтесь, не подведу.
Глава 25
Красота зацепит, да и отпустит, а вот уродство до самых костей проберет.
Старики Фрея-Крагс
Следя за Хепберном, Огли заметил, как в зал, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, вошел Вальдемар, пробрался к своему бывшему командиру и что-то сказал ему, бурно жестикулируя. Огли считал, что выбил из своего ублюдка слуги всякую живость, ан нет. Все это очень не понравилось Огли. Зловещее предчувствие овладело полковником, и он утвердился в своей тревоге, когда Хепберн, коротко кивнув Вальдемару, вместе с ним вышел из зала.
Огли не забыл о том, что видел тут Кармен. Разумеется, ему не померещилось. Она была тут. По какой-то причине эта сука сюда явилась. Нетрудно догадаться, что тут не обошлось без Хепберна. Хепберн ему завидовал, желал, чтобы те почести, что оказывались ему, Огли, за подвиги, которые он не совершал, достались настоящему герою – Хепберну. Так что они с Вальдемаром явно что-то замыслили.
Ну и пусть. Не на того напали. Он раскроет их заговор еще до того, как им выпадет удача приступить к исполнению своих черных замыслов.
И если бы это была не она, если бы вдруг чувство вины перед ней заставило бы его искать встречи с Кармен там, где ее не было, тогда, без сомнения, они замышляли бы что-то другое. Умный человек, каким Огли считал себя, всегда может набрать очки на ошибках других.
Бренда прервала его раздумья:
– Оскар, ты так загадочно и странно улыбаешься…
– Да. Спасибо. Знаю. У меня эффектная улыбка, не так ли? – Он нес чепуху и понимал, что выпил слишком много. Может, не стоило так увлекаться шампанским? Но, признаться, не часто выпадает случай вволю насладиться таким первоклассным вином. – Извини, но я должен выйти подышать свежим воздухом.
– Я пойду с тобой, – потянула его за руку жена.
– Нет, – грубо ответил он и уже мягче добавил: – Дело в том, что ты не можешь идти со мной туда, куда я иду.
– А, – понимающе кивнула жена. – Надеюсь, ты будешь чувствовать себя лучше, когда вернешься.
Он хотел поправить ее, но что-то в ее взгляде отбило у него желание читать ей нотации. Временами ему Казалось, что она заглядывает в его душу глубже, чем ему того хотелось.
Отвесив жене поклон, он пошел к двери и оказался там как раз вовремя, потому что успел подсмотреть, как Хепберн и Вальдемар свернули за угол в коридор, ведущий в мало освещенную часть дома. Он шел за ними, ориентируясь по их голосам, по лабиринту коридоров, но держался от них на почтительном расстоянии, чтобы они не заметили преследования.
Конечной точкой их маршрута оказался кабинет Роберта, и, к счастью для Огли, этот недоумок Вальдемар даже не догадался плотнее прикрыть за собой дверь.
Голоса их звучали громче, но только они говорили не друг с другом, ас кем-то третьим, с кем-то, кого они хотели запугать.
Затем он услышал голос, который не слышал больше года. Голос, который надеялся никогда больше не услышать.
Теплый и женственный. Хрипловатый от курения испанских сигар. С сильным акцентом. Голос Кармен.
– Вы сказали мне, что я не могу прийти на бал, но какой смысл мне тогда здесь находиться?
Внезапно почувствовав тошноту, Огли прислонился к стене. Он приложил руку к быстро бьющемуся сердцу. Женщина продолжала запальчиво:
– Я пойду и поговорю с ней, с его тощей бледной женой, я расскажу ей, что он со мной сделал.
Огли крадучись подобрался ближе к двери, так чтобы можно было заглянуть в щелку. «Она не посмеет», – пытался он успокоить себя. Затем, вспомнив, какой у нее был вид: больной и растерянный, – когда он сообщил ей о том, что возвращается в Англию и ему совершенно наплевать, что будет с ней и их ребенком, Огли передумал и сказал себе: «Они ей не дадут этого сделать». Но Хепберн и Вальдемар глубоко его презирали. Отчаянно глотая воздух, Огли нащупал кинжал, что все время носил при себе на такой вот случай «Я ее остановлю».
То была она – Кармен. Она стояла посреди кабинета в своем откровенном лазурном наряде, и черные волосы ее были уложены так, как она обычно носила их тогда, больше года назад. Черная кружевная мантилья падала на лицо, частично закрывая его. Света было мало, но он видел, как она прошла к столу, за которым стоял Хепберн, этой своей плавной, неторопливой походкой. Огли хотелось ворваться в кабинет с кинжалом в руке, порезать ее на мелкие кусочки. Как она посмела даже подумать о том, чтобы сломать ему жизнь? Его удерживало лишь то, что ни Вальдемар, ни Хепберн не позволят ему свершить этот акт справедливости.
– Он оставил меня ни с чем. Я из знатной семьи, но моя семья отказалась от меня из-за моего бесчестья. – Огли услышал глухой стук, это Кармен ударила себя кулаком в грудь. Как всегда, разыгрывает мелодраму.
Будь она проклята!
Огли вытер пот со лба и попытался сосредоточиться. Ему нужна была ясная голова.
Итак, Хепберн, этот извечный создатель проблем, все же привез ее сюда.
– Что скажет эта тощая, бледная жена, когда я расскажу ей, как бродила, словно нищенка, без крыши над головой с младенцем на руках? С его младенцем. – Голос Кармен дрожал от волнения.
Огли хотелось сплюнуть от отвращения. Глупое, немыслимое преувеличение. Так он и скажет Бренде.
Но стоит ли себя обманывать? Если Кармен и впрямь сцепится с Брендой, если расскажет об их с Кармен связи и, что еще хуже, об их ребенке, его женушка туг же подготовит бумаги на развод и вышвырнет его, голодного и холодного, на улицу. Бренда его обожает, но Огли никогда не тешил себя мыслью, что она станет мириться с таким предательством.
К тому же Бренда – женщина. Она может принять сторону Кармен, сказать, что если он собирался спать с какой-то грязной иностранкой, то должен был дать ей содержание. Как будто он должен платить за услуги, которых больше не получает!
Кармен продолжила свою речь, вбивая осиновый кол ему в грудь:
– У моей малютки Анны нет папы. Дети смеются над ней, называя ее незаконнорожденной…
Бренда хотела родить ребенка. Если она узнает, что он бросил родную дочь… Огли прошиб холодный пот.
Кармен понизила голос и горько запричитала:
– Иногда моя малютка плачет от голода. – Огли больше не мог этого вынести. Черт бы побрал этих истеричек! Он распахнул дверь и, тыча пальцем в лица всех троих, в немом изумлении уставившихся на него, крикнул:
– Вы так со мной не поступите! Я вам не позволю! – Кармен бросилась к нему с занесенной для удара рукой, но Вальдемар перехватил ее руку. Она как фурия (коей и являлась) накинулась на него, однако Хепберн воскликнул:
– Нет, сеньорита! Оставьте это мне. – Распахнув веер, она начала яростно обмахиваться им, ее янтарные глаза метали молнии… Как странно! Огли всегда считал, что глаза у Кармен темно-карие. Но какого черта! Какое имеет значение цвет глаз женщины? Презрительно пожав плечом, Огли обратился к Хепберну. Он был главным в этой компании.
Хепберн подал знак Вальдемару, который, крепко держа Кармен за предплечье, подталкивал ее к двери. Огли отступил, но юбки Кармен коснулись его ног. Он ощутил запах духов – смесь свежих цветов и пряностей, и она злобно прошипела:
«Ублюдок».
Огли обернулся, тупо глядя, как Вальдемар тащит ее по коридору, затем обратился к Хепберну:
– Я требую, чтобы нам с Кармен предоставили возможность поговорить с глазу на глаз.
– И не думай. – Хепберн угрюмо усмехнулся. – Что ты собрался сделать? Убить ее?
И поскольку именно это и пришло Огли в голову, он густо покраснел.
– Нет, – продолжил Хепберн. – Я пообещал ей, что ты не будешь встречаться с ней наедине и не станешь ее запугивать. Она хочет сбросить тебя с пьедестала в присутствии всех этих людей. И я не вижу причин, по которым я мог бы ей это запретить.
Во рту у Огли пересохло.
– Моя жена.
– Будет шокирована и ошеломлена тем, что ты содержал любовницу. Я в этом уверен.
– Она поймет. – Огли не мог убедить в этом даже самого себя. А что, если Кармен раскроет правду о том, кто был там, на Пиренеях, настоящим героем? Тогда все собравшиеся здесь, вместо того чтобы чествовать его, станут презирать. Бренда, которая его обожает, испытает шок, от которого уже никогда не оправится. Шок, от которого никогда не оправится и их с ней брак. Шок, от которого его финансовое благополучие;.. сама мысль об этом невыносима.
– Миссис Огли еще сильнее расстроится, когда узнает, что ты опозорил юную леди из хорошей семьи. – Хепберн вколачивал каждое слово, как гвозди в крышку гроба. – Когда узнает, что ты лгал Кармен, говорил, что не женат, что ты бросил ее, ничего не оставив ей, кроме незаконнорожденного ребенка.
– Всего лишь дочь. – «Бесполезная ерунда, эти дочери». Хепберн забарабанил пальцами по столешнице.
– Ты ведь не подарил ребенка собственной жене, верно?
Огли скривил губы в ухмылке. Он хотел выглядеть бесшабашным и дружелюбным, хотя его захлестнуло отчаяние. Возможно, если он обратится к Хепберну с дружеской просьбой, как мужчина к мужчине, тот его выручит.
– Я бы оставил Кармен содержание, но деньгами в нашей семье распоряжаюсь не я. Каждый год я вынужден ходить к отцу Кармен за пособием. Поэтому и не мог оставить содержание Кармен.
Хепберн, эта богатая аристократическая свинья, даже бровью не повел.
– Ты мог бы расплатиться с ней гонораром за книгу, которую ты опубликовал.
Огли был загнан в угол. Когда-то он захотел эту маленькую кошечку и взял ее. Взял то, что принадлежало ему по праву.
Огли был вне себя от ярости. Он ударил кулаком о стену и, сунув кулак под мышку, стал мерить шагами комнату.
Хепберн вел себя так, словно Огли здесь вообще не было.
– Не лги, Хепберн. – Огли ткнул в него пальцем. – Это все твоих рук дело. Ты специально устроил этот бал, чтобы уничтожить меня…
Хепберн не стал этого отрицать. Вот свинья. Свинья неблагодарная.
– Ты завидуешь мне потому, что я присвоил себе твои геройства, – выпалил Огли.
– Мне совершенно наплевать, кто на самом деле подорвал оружейный склад французов, но у нас с Кармен есть кое-что общее.
– Да, я поимел вас обоих, – язвительно заметил Огли.
Хепберн глазом не моргнул.
– Нет, хуже. Ты дал мне слово и не сдержал его. – Вначале Огли не понял, что именно Хепберн имеет в виду.
Потом вспомнил, и в конце туннеля для него забрезжил свет.
– Так ты насчет Вальдемара? Хочешь, чтобы я освободил его?
Хепберн сдержанно кивнул, и в этом жесте было столько грации и достоинства, что Огли захотелось его пристрелить.
– Нет, я не хочу, чтобы ты его освобождал. Ты дашь ему все, что обещал. Представишь его к награде за геройство и подпишешь приказ о его бессрочном освобождении за храбрость и примерную службу.
– Он вор. Уличный вор, висельник! Незаконнорожденный ублюдок, без рода и племени. – «Как человек ранга Хепберна может быть настолько глуп?» – недоумевал Огли. – Он – ничто, а ты – граф. Какое тебе до него дело?
– Ты никогда этого не поймешь. – Хепберн смотрел на него с презрением аристократа. Он даже поморщился, словно от Огли исходило зловоние. Он ухмылялся так, будто знал о достоинстве и чести нечто такое, что Огли было недоступно.
– Он спас тебе жизнь, поэтому ты за него хлопочешь, верно? Но разве ты не спас ему жизнь? Значит, вы квиты. – Огли хмыкнул. – Ты его командир. Его долг спасать твою жизнь.
– Возможно. – Роберт задержал на Огли взгляд, от которого у Огли мурашки поползли по спине. В этом взгляде он прочел свой приговор. Стоит только раз допустить промах, и судьба его решена. – Но я тем не менее высоко ценю свою жизнь.
– Твоя цена завышена. Даже твоему отцу было на тебя наплевать. Ты знаешь, что он написал мне, когда ты попал в мой полк? – Хепберн не проявил никакого интереса, однако Огли продолжил: – Он написал, что ты его наследник, что ты никчемный человек и что он отправил тебя в армию, чтобы там из тебя сделали настоящего мужчину. Поэтому я могу делать с тобой все, что сочту нужным. Ему было плевать, умрешь ты или останешься жить, поскольку ты опозорил его.
– Все это мне известно. Но отец ошибся. – Открыв стол, Хепберн достал бумаги, исписанные аккуратным почерком. – Вот. Документы о бессрочном освобождении Вальдемара от службы в армии за заслуги перед отечеством.
Не может быть, чтобы Хепберну было наплевать на то, что отец отправил его на страдания и смерть, и это безразличие Хепберна бесило Огли еще больше. В семье Огли никто не поверил, что он – истинный герой Пиренейской кампании, и ему пришлось отправить им доказательство в виде собственной книги в кожаном переплете. Их безразличие вызвало в нем бурю ярости, а Хепберну наплевать? Будь он проклят! Неужели Хепберн всегда будет идти на шаг впереди него?
– Все, что от тебя требуется, – холодно произнес Хепберн, – это подписать документы и скрепить подпись собственной печатью. А я буду платить Кармен содержание, чтобы она могла прокормиться сама и прокормить вашу дочь. Я позабочусь также о том, чтобы Кармен тебя больше не беспокоила, и тебе не придется просить у жены денег на ее содержание.
– Откуда мне знать, что Кармен снова не вернется? – трясясь от злости, спросил Огли.
– Я умею держать слово и надеюсь, что Кармен сдержит свое.
Хепберн сказал чистую правду. Этот негодяй верил в преданность и честь и всегда держал слово. Грязно выругавшись, Огли пододвинул стул к столу. Хепберн поставил перед Огли чернильницу и вложил в его руку перо. Перо дрожало, когда Огли обмакнул его в чернила. Огли уставился на чернильницу, гадая, что будет, если он перевернет ее на документ. Словно прочитав его мысли, Хепберн спокойно сообщил:
– У меня есть еще один экземпляр договоре. – Размашисто и зло Огли вывел свою подпись. Хепберн плеснул рядом с подписью красного сургуча. Огли опустил перстень в сургуч. Хепберн взял из рук Огли документ, сложил и запер в стол.
Дело было сделано.
Огли поднялся, наклонившись к Хепберну через стол, и злобно прошипел:
– Я с тобой за это поквитаюсь. Ты заплатишь за то, что подверг меня унижению.
Выражение лица Хепберна оставалось непроницаемым.
– Мой лимит гнева был исчерпан, когда, уезжая с Пиренеев, я оставил с тобой Вальдемара. Тогда я был вне себя от ярости. До сегодняшнего дня у меня было в избытке времени, чтобы смирить гнев. – Хепберн наклонился над столом, буравя глазами Огли, и Огли невольно отшатнулся. – Но мы, Маккензи, известны своим безумным нравом, особенно когда впадаем в ярость.
Огли увидел синий пламень в глазах Хепберна. Этот адский пламень грозил Огли смертью и опустошением.
– Будь я на твоем месте, то счел бы, что вы с Маккензи квиты. – Огли попятился. Впервые ему довелось увидеть настоящего Хепберна. Хепберн действительно был безумцем. Огли повезло, что он вышел живым из этой передряги.
Звук, похожий на залп пушки, заставил Огли подскочить. Небо за окном вспыхнуло фонтаном разноцветных искр.
– Начинается фейерверк. В твою честь, Огли. Выходи, принимай поздравления. Пьедестал героя уже закачался под твоими ногами. Небольшой толчок, и мрамор рассыплется в прах. Слишком многие знают о тебе правду. Будь осторожен, Огли, и хорошенько подумай, прежде чем что-либо предпринимать.
Глава 26
Ничего хорошего после полуночи не случается.
Вдовствующая королева Бомонтани
Огли стоял в стороне от всех прочих, собравшихся на террасе. Он слушал тонкий протяжный свист ракетниц, взмывающих в небо, наблюдал, как расцветают там дивные цветы из красных и золотистых искр, слышал взрывы. Он прятал кулаки в карманы кителя. Лицо его свела гримаса. Может, она сойдет за улыбку, может, нет – ему наплевать.
Он наблюдал за тем, как Хепберн и Вальдемар пустили лошадей в галоп, ведущей в город, как Вальдемар, задрав голову к луне, выражал ей свою радость, оглашая округу победными криками, а Огли ничего не оставалось, как изображать из себя хорошего парня. Его переиграл человек, которого он ненавидел черной ненавистью. Ему хотелось ударить кого-то, заставить кого-то страдать. Он не мог разыгрывать перед Брендой любящего супруга. Не мог изображать героя перед толпой почитателей, стоявших в некотором отдалении от него.
Но что бесило его больше всего, так это то, что Хепберну было наплевать на то, что он, Огли, присвоил себе его биографию, приписал себе его заслуги. Хепберн считал, что просто выполнял свой долг, поступая так, как должно поступать солдату на войне, не требуя для себя никаких наград, за исключением освобождения Вальдемара. Он получил свое и одновременно заставил Огли в очередной раз почувствовать себя мелким и ничтожным. Будь проклят этот гаденыш Хепберн!
– Вы тоже их видели, да?
– Что? – Огли обернулся, услышав за спиной женский голос. Одна из дебютанток отважилась нарушить его уединение. Как ее звали? Огли никак не мог вспомнить.
В этот момент фонтан зеленых искр озарил небо, и Огли ясно увидел лицо девушки. Ах да. Мисс Лариса Трамбулл.
– Я видела, что вы за ними пошли. – Она говорила протяжно, в нос, голос у нее был писклявый и злобный. – Принцесса Клариса улизнула первой, за ней лорд Хепберн. Они думали, что могут меня водить за нос, но не на ту напали! Я знаю, чем они занимались! Я видела их утром после того, как они вместе провели ночь.
– Что? – Огли никак не мог взять в толк, о чем она говорит, но чувствовал, что мисс Трамбулл проливает свет на то, чего он до сих пор не знал. – Хепберн и принцесса Клариса – любовники?
