Глава 3

— Ну, что я говорил, Гаррик? — восторженно выдохнул Эллери, хватая старшего брата за рукав. — Разве она не прекрасна?

— Прекрасна, — согласился Трокмортон, опуская глаза. Эллери так сильно вцепился в рукав старомодного черного сюртука Трокмортона, что, казалось, его пальцы вот-вот разорвут плотное сукно. Нет, Трокмортон не осуждал брата за такую фамильярность. Ведь если Эллери отличался красотой, то Трокмортон — умением тонко понимать чужие чувства. Он знал, что сейчас происходит в душе брата.

И Трокмортон решил, что не стоит оставлять Эллери в неведении и пора сказать ему, кто эта прелестная девушка, которую тот до сих пор не узнал.

— Селеста рассказала мне, что служила в Париже, в семье посла.

— Что? Работала? В Париже? — Эллери наморщил лоб, мучительно пытаясь совместить слово «работа» с прелестной незнакомкой, стоящей перед ним. — Селеста…

Она охотно подхватила слова Трокмортона и добавила:

— Представьте, Эллери, все именно так и было.

Париж! Целых три года в Париже. Бульвары, музыка, кафе, танцы…

— Нет, не представляю, — откликнулся Эллери, продолжая напряженно всматриваться в лицо Селесты и мучительно соображая, кто же, в конце концов, эта загадочная незнакомка.

— Вы бывали в Париже? — спросила его Селеста.

— В Париже? Только проездом, — ответил Эллери, опуская уголки губ. — Прекрасный город, может быть, даже слишком прекрасный.

Что касается Трокмортона, то он не поставил бы Париж и рядом с Кашмиром, но в его правилах было никогда и ни с кем не вспоминать годы, проведенные им в Индии. Ведь никто — ив первую очередь Эллери — не смог бы понять очарование восточного города, окруженного высокими синими горами, запруженного загадочными индусами в белых одеждах. И никто не знал о том, что Трокмортон несколько лет провел с кочевниками, путешествуя вместе с ними и вместе с ними сражаясь за их права, стремясь принести мир стране, для которой слово «мир» осталось лишь понятием, живущим в древних легендах.

Обо всем этом знал лишь один Стэнхоуп, но ведь он провел эти годы бок о бок с Трокмортоном. Связь между ними была крепкой, хотя и не такой, как между братьями. Это было не кровное родство, но родство братьев по оружию. Правда, после возвращения в Англию Стэнхоуп резко изменился. Стал нервным, замкнутым. Быть может, пора его поменять? Впрочем, сейчас не время думать о секретаре, который не справляется со своими обязанностями. Кто бы помог самому Трокмортону справиться с его проблемами!

И Трокмортон сказал, с трудом отрываясь от охвативших его воспоминаний:

— Я останавливался в Париже на несколько месяцев, когда возвращался в Англию. Прекрасный город, но жить в нем я не хотел бы.

— А я люблю этот город, — мечтательно улыбнулась Селеста.

— Вам легче, вы знаете французский.

— От матери, — кивнула она.

— Ваша мать была француженкой? — удивленно спросил Эллери.

— Очаровательная женщина, — заметил Трокмортон. — Странно, что ты не помнишь ее, Эллери.

Селеста с благодарностью посмотрела на Трокмортона.

Дочь унаследовала от матери все ее обаяние. У покойной миссис Милфорд всегда не было отбоя от воздыхателей, и не только среди слуг, но и среди почтенных джентльменов, навещавших Блайд-холл. Впрочем, она была верной женой, и все усилия ее поклонников оказались напрасными.

Интересно, унаследовала ли Селеста от матери ее целомудрие, а от отца — неутомимую страсть к работе? Или она выросла взбалмошной кокеткой, на уме у которой одни лишь балы и развлечения? Желая проверить ее, Трокмортон сказал:

— В Париже великолепные музеи. Других таких нет ни в одной европейской столице.

— Вы бывали в Лувре? — оживилась Селеста. — Знаете, все почему-то без ума от Моны Лизы, но мне всегда больше нравились египетские древности. И еще греческие статуи. Помните статуи?

Нет, с головой у Селесты все было в порядке, но Трокмортон не знал, радоваться ли тому, что у его дочерей будет умная гувернантка, или печалиться о дальнейшей судьбе младшего брата.

— Я хорошо помню эти статуи, — ответил Трокмортон. — Полагаю, вы не одна ходили по музеям?

— Когда как, иногда и в одиночестве.

— А кем были ваши спутники? — спросил Эллери.

— Наверное, у вас было не слишком много свободного времени, чтобы любоваться греческими статуями, — продолжил Трокмортон, игнорируя реплику брата. — Вы были заняты учебой…

Она обернулась к Трокмортону, не выпуская, впрочем, руки Эллери из своих пальцев.

— Отчего же. У меня было достаточно свободного времени, чтобы вести светскую жизнь. Должна сказать, что в Париже это легче, чем в Лондоне, там другие нравы, и люди из высшего общества не замыкаются в своем узком кругу. У меня в Париже было много знакомых, ведь мсье и мадам, у которых я служила, приглашали меня на все свои приемы. Там я познакомилась с мсье Делакруа, художником, и с мсье Шарко, врачом, который лечит своих пациентов гипнозом, и, конечно, с моим милым графом де Росселином.

Эллери напрягся, словно фокстерьер, почуявший крысу, и неприязненно спросил:

— Кто он такой, этот граф де Розенбуд?

— Росселин, — с улыбкой поправила его Селеста. — О, это джентльмен старой закваски — добрый, щедрый, умный. Я очень многому научилась от него — наслаждаться жизнью, хорошо одеваться, готовить и… уметь посмеяться над собой.

— Я его ненавижу, — мрачно процедил Эллери.

— Графу восемьдесят шесть лет, — заметила Селеста.

Эллери запрокинул голову и громко расхохотался.

— Плутовка! — облегченно сказал он.

«Что ж, пришла пора немного остудить твою голову, братец», — подумал Трокмортон.

— Согласен, Эллери, — небрежно заметил он. — Я подумал то же самое. Наша маленькая мисс Милфорд всегда была плутовкой, такой она осталась и поныне.

— Мисс… Милфорд, — напряженно нахмурился Эллери.

Селеста терпеливо ожидала, когда же в голове Эллери все прояснится и встанет на место, но не дождалась. Тогда она остановила пожилого лакея, проходившего мимо них с подносом в руках, взяла у него бокал шампанского, ягоду клубники и сказала:

— Эрни, как я рада вновь увидеть вас.

Слуга покраснел и нервно покосился на братьев.

— Я тоже рад видеть вас, мисс Селеста. Вы прекрасно выглядите, просто прекрасно.

— Сегодняшний вечер я проведу с отцом, — сказала Селеста, — но завтра утром первым делом отправлюсь на кухню, чтобы повидать всех вас: Эстер, и Арвида, и Брюнеллу… Скажите, фрау Вейланд у нас по-прежнему отвечает за торты и пирожные?

— По-прежнему, — усмехнулся Эрни. — Крутится как белка в колесе.

— Как ни хорошо было в Лондоне и Париже, а дома все же лучше, — сказала Селеста.

Только теперь в голове Эллери все встало на свои места, и он возбужденно воскликнул;

— Дочка нашего садовника! Господи, да это же Селеста Милфорд!

Трокмортона удивила невозмутимость Селесты. Она продолжала пить шампанское мелкими глотками, терпеливо дожидаясь решения своей судьбы. Примет ли ее Эллери или отошлет в крыло дома, отведенное для слуг?

Если говорить честно, то даже потерявшему голову Эллери должно быть понятно, что ее место не здесь. Ведь Англия не Париж, и здесь связь с дочерью садовника просто недопустима.

Желая поставить точку в затянувшейся паузе, Трокмортон медленно процедил:

— Отлично, Эллери. Это так демократично — пригласить дочь садовника на свою помолвку. Право, если не знать о том, что ты английский джентльмен, тебя можно было бы принять за американца.

Но Эллери, очевидно, совершенно потерял рассудок.

— Такая красивая женщина, как Селеста, не нуждается в особых приглашениях, — заявил он, упрямо вскинув голову.

Эрни застыл на месте, едва не выронив от неожиданности поднос.

— Шампанского? — спросил брата Трокмортон. — Клубники?

— Ненавижу шампанское, — вспыхнул Эллери. — И клубнику тоже, у меня от нее сыпь.

— Сыпь? — переспросил Трокмортон. — От которой ты начинаешь чесаться?

— Не желаю обсуждать это здесь и сейчас, — отрезал Эллери. — Лучше скажи, где мне раздобыть немного бренди? Есть в этом доме бренди, черт побери? И сыр. Почему нас пичкают этой дрянью?

— Это не дрянь. Леди Патриция обожает шампанское и клубнику, — терпеливо пояснил Трокмортон, многозначительно глядя при этом на Селесту. — Ты еще не забыл, кто такая леди Патриция? Она твоя невеста.

— Но в таком случае, она должна была бы знать, что у Эллери аллергия на клубнику. Я, например, об этом помню. — Селеста надкусила ягоду и добавила: — Прекрасная клубника, мистер Трокмортон. Надеюсь, как всегда, из оранжерей моего отца?

Напрасно Трокмортон пытался напомнить брату о леди Патриции. Эллери, казалось, не услышал ее имени, он не сводил жадных глаз с губ Селесты, которыми она обхватила спелую ягоду.

Тем временем Селеста покончила с клубникой, положила на поднос Эрни оставшийся белый черешок и сказала, кладя ладонь на руку Эллери:

— Вы такой милый, Эллери. Я всегда старалась заботиться о вас, вы помните об этом?

Помнил ли он? Сейчас он не помнил даже, на каком он свете. Трокмортону было что сказать по этому поводу, но, наученный горьким опытом, он счел за лучшее промолчать.

Эллери сглотнул, почувствовав холодок, пробежавший у него по спине, и сказал, не сводя глаз со стоявшей перед ним девушки:

— Заботились? Это звучит так многообещающе…

— Заботилась о том, чтобы уберечь вас от неприятностей. А еще я любила наблюдать за вами. Я часто пряталась здесь. — Она указала бокалом шампанского на небольшую нишу в стене. — Вы танцевали, а я сквозь окно любовалась вами. Смотрела и готова была разреветься от того, что вы танцуете не со мной.

— Я готов немедленно исправить эту ошибку, — быстро ответил Эллери, протягивая Селесте руку. — Вы позволите пригласить вас на танец, мисс Милфорд?

Эрни молча взял из руки Селесты бокал и поставил на свой поднос.

Селеста благодарно улыбнулась старому слуге, подала Эллери руку и упорхнула вместе с ним, чтобы закружиться в вихре вальса.

— Шампанского, мистер Трокмортон? — спросил Эрни.

— Что? Да, пожалуй, сейчас мне стоит выпить. — Трокмортон взял с подноса бокал, а когда Эрни повернулся, чтобы уйти, остановил его: — Селеста очаровательна, не правда ли?

— Да, сэр, — ответил Эрни. — Красивая, добрая, отзывчивая. Образованная. Знаете, сэр, ее учитель говорил, что никогда не встречал такой смышленой девушки, как она. Мы все гордимся Селестой. Желаете еще что-нибудь?

Эрни сказал немного, но этого было достаточно.

Трокмортон взял ягоду клубники и взмахом руки отослал слугу прочь.

Вернувшись в зал, он принялся следить за тем, как кружатся в вальсе Селеста и Эллери.

Их танец не остался незамеченным, и очень скоро рядом с Трокмортоном раздался голос леди Филберты.

— Кто эта девушка? — ледяным тоном спросила она.

— Мама. — Он обнял ее за талию, притянул к себе. Леди Филберта всегда была миниатюрной женщиной, а сейчас, перевалив за шестьдесят, стала и вовсе казаться маленькой и хрупкой. В вырезе шелкового платья выступали резко очерченные, тоненькие ключицы, в руке, похожей на цыплячью лапку, была зажата трость. Леди Филберта никогда не слыла красавицей, в противном случае она вышла бы замуж не просто за богатого, но и за знатного джентльмена, однако во всем ее облике чувствовалось то, что принято называть породой. Трокмортон поцеловал густо напудренную щеку матери и сказал, сначала громко: — Вечер, как видишь, удался. — А затем понизил голос и шепнул: — Улыбайся, мама, и не подавай вида.

Леди Филберта послушно улыбнулась, по-прежнему не понимая, почему ей нужно делать вид, будто все идет хорошо, когда ее сын танцует с какой-то незнакомкой, вместо того чтобы кружиться в вальсе со своей невестой.

— Это мисс Милфорд, — негромко пояснил Трокмортон.

— Дочь нашего садовника? — светским тоном уточнила леди Филберта.

— Совершенно верно.

Мать пожевала губами и ответила любимой фразой своего мужа:

— Тысяча чертей.

Рядом с ними остановился Эрни с подносом, на котором все так же стояло шампанское и клубника.

Шампанского леди Филберта взяла, но от клубники отмахнулась. Как и у младшего сына, у нее была аллергия на эти ягоды.

Дождавшись, пока Эрни отойдет, она продолжила:

— Нам нужно от нее избавиться. И немедленно.

— Но как?

— Выкинуть ее отсюда ко всем чертям!

— Она дочь нашего садовника и нашей поварихи. Кроме того, я нанял ее гувернанткой к своим девочкам. — Он немного помолчал и добавил со вздохом: — К тому же, если я выкину ее отсюда, Эллери уйдет вместе с ней.

— Но что будет, если ее увидит лорд Лонгшо?

— Уже увидел. — И Трокмортон кивком головы указал на фигуру лорда Лонгшо, застывшую на пороге зала.

— Дочь садовника, — покачала головой леди Филберта, отпивая шампанское и не сводя глаз с танцующей пары. — О чем только думает наш Эллери?

— Думает ли он вообще, вот в чем вопрос, — тихо заметил Трокмортон.

Леди Филберта вздрогнула и, повернув голову к старшему сыну, недовольно нахмурилась:

— Сейчас неподходящее время для шуток.

— Да, мама. — Трокмортону хотелось надеяться, что для всех он по-прежнему выглядит невозмутимым. — Лично меня не смущает то, что дочь садовника оказалась приглашенной на бал. У меня нет подобных аристократических предрассудков. — Он со значением посмотрел на мать и добавил: — К тому же и у вас, мадам, в роду отнюдь не все были аристократами.

— Ты что, опять о том разбойнике с большой дороги? Но, во-первых, это было сто лет назад, а во-вторых, разбойник — это так романтично.

— Ну, если ты считаешь романтичным, когда тебя вздергивают на виселице…

— Мои предки никогда не были такими отъявленными бунтарями, как предки твоего отца. Среди них, во всяком случае, не было ни заговорщиков, ни пиратов! — быстро парировала леди Филберта.

Те же самые слова она не раз говорила своему мужу. Правда, теперь он был уже в могиле, а доспорить они так и не успели. Впрочем, желание взять верх не оставляло леди Филберту и поныне.

— И поскольку уж речь зашла о предках… нынешнее появление мисс Милфорд тем более нежелательно, — продолжила леди Филберта. — Ты ведь знаешь, как злопамятны люди, они непременно вспомнят все грешки Трокмортонов. Ах, Эллери, как он может танцевать с дочерью садовника на глазах у своей невесты, да еще в день помолвки!

— Я понимаю тебя, мама.

— Гаррик, — чуть слышно взмолилась леди Филберта, — ты хоть понимаешь, что нам непременно нужно породниться с семейством Лонгшо?

— Я все понимаю, мама, и знаю, как нам нужны их деньги. Но действовать мы должны осторожно. Пойми и ты, ведь для Эллери мисс Милфорд сейчас — запретный плод, а он всегда особенно сладок.

— Как я устала от твоей вечной правоты, — вздохнула леди Филберта.

— В будущем я постараюсь исправиться, — пообещал Трокмортон, — но только не сейчас.

— Итак, что ты предлагаешь?

— То, что мисс Милфорд удалось прибрать Эллери к рукам, доказывает, что им можно управлять.

Теперь осталось лишь понять, как этого добиться.

Глава 4

Об этой минуте Селеста мечтала всю жизнь.

— Я всю жизнь ждал этой минуты, — прошептал ей на ухо Эллери, словно подслушав мысли Селесты.

Он говорил слова, которые она мечтала услышать. Она кружилась в вальсе с человеком, с которым мечтала танцевать, и Эллери обнимал ее за талию своими сильными руками…

— Это похоже на сказку, — снова прошептал Эллери, и Селеста почувствовала на шее его горячее дыхание.

Музыка несла их и качала на своих волшебных волнах. Воздух, словно шампанское, кружил голову, и огни свечей плыли над ними хрустальными звездами, зажженные только для двух влюбленных.

Она танцевала с Эллери, с человеком, которого любила всю свою жизнь.

— Я влюбился в тебя с первого взгляда, — прошептал Эллери.

Селеста откинулась назад, посмотрела в лицо Эллери и рассмеялась:

— Когда ты впервые увидел меня, я еще лежала в пеленках. А в первый раз ты заметил меня, когда мне было одиннадцать.

— Я хотел сказать…

—… что влюбился в меня после того, как впервые увидел меня сегодня. — Эллери страдальчески поморщился, а Селеста развеселилась еще больше. — Ты не помнишь меня в одиннадцать лет, не так ли?

Куда там, в ту пору Эллери уже вовсю жил своей жизнью, полной других развлечений. Разве он мог запомнить? Впрочем, это неважно. И разве может подобная мелочь омрачить этот прекрасный вечер, этот волшебный вальс?

— Ты толкнул меня.

— Нет! — воспротивился Эллери. — Разве мог я быть таким грубым?

— Мог. — Селеста старалась говорить низким, мягким голосом, как учил ее незабвенный граф де Росселин. — Но ты же был тогда совсем мальчишкой. Мне было одиннадцать, значит, тебе едва исполнилось шестнадцать. Ты толкнул меня, я упала и порвала свое воскресное платье.

Ей приятно было видеть смущение самого Эллери Трокмортона, одного из самых известных повес во всей Англии. Нет, Селеста не стыдилась своего прошлого и ничего не собиралась скрывать. Да, она всего лишь дочь садовника, и если Эллери захочет, он должен принять ее такой, как есть. За время жизни в Париже Селеста усвоила одну простую вещь — если молодая красивая женщина чего-нибудь захочет, она непременно добьется своего.

Селесте хотелось заполучить Эллери.

— Я заплакала, а ты испугался, помог мне подняться и потащил в кабинет к своему отцу.

Эллери замедлил шаги и весь обратился в слух.

— Я до смерти боялась старого мистера Трокмортона, но ты оказался храбрым и честно рассказал ему обо всем, что случилось. На следующее воскресенье я получила от него новое платье и, кроме того, влюбилась — впервые и навсегда.

Было видно, что Эллери приятно слышать все это. Его глаза сияли, а от улыбки заиграли ямочки на щеках.

— А в кого ты влюбилась, в моего отца? — лукаво спросил Эллери.

— Все Трокмортоны неотразимы, — в тон ему ответила Селеста.

— Но я — самый неотразимый из них, верно?

Селеста сделала вид, что задумалась.

— Да или нет? — переспросил Эллери, наклоняясь ближе к Селесте.

Сейчас он почти целовал ее — прямо посреди зала, на глазах у сотни гостей, следивших за их танцем. Но это невозможно! Селеста видела, что и без этого они с Эллери привлекают к себе слишком много внимания.

— Да, Эллери, ты самый неотразимый изо всех Трокмортонов, и даже больше того, — согласилась она.

Эллери еще теснее прижал Селесту к себе и повел по большому кругу.

Вдалеке, за плечом Эллери, проплыл самый невзрачный из Трокмортонов, сэр Гаррик. Он пристально следил за Селестой и братом, держа в руке ягоду клубники и о чем-то разговаривая со своей матерью, леди Филбертой.

Что ж, в любой сказке на пути героя встречается дракон, которого нужно победить, и лучшего исполнителя, чем Гаррик Трокмортон, на эту роль трудно было бы подыскать.

Ведь это он, Гаррик Трокмортон, задумал помолвку Эллери с Патрицией, об этом Селесте успела рассказать Эстер. Гаррику нужно женить младшего брата на богатой невесте, но нужно ли это самому Эллери? А ей, Селесте, это нужно, скажите?

Селеста помнила Патрицию. В те годы она была такой же неуклюжей девчонкой, как сама Селеста, и также сходила с ума по красавцу Эллери.

Одного этого было достаточно, чтобы Селеста возненавидела свою соперницу.

Услышав впервые о помолвке Эллери, Селеста готова была признать свое поражение, но вспомнила слова графа де Росселина: «Настоящей можно назвать только ту мечту, ради которой человек готов на бой».

Что ж, она готова к битве. Она готова пустить в дело любое оружие. И она не даст своей мечте растаять без следа. Не для того она долгих четыре года брала в Париже уроки жизни у дорогого графа де Росселина! Не для того сделала все, чтобы из сельской замарашки превратиться в одну из самых красивых — это тоже слова графа — женщин во всей Европе. И она не потерпит на своем пути драконов наподобие Гаррика Трокмортона.