Глава 25

— Но ты должна выйти за меня замуж. Мне еще никогда, ни с одной женщиной не было так хорошо, как с тобой. — И, не успев договорить, Трокмортон готов был уже убить себя за эти слова.

Селеста неподвижно стояла возле стула, держась за то спинку побелевшими от напряжения пальцами. Плечи гордо расправлены. Лицо бледное, напряженное. На губах — ее прелестных чувственных губах — застыла кривая усмешка.

— Этого, конечно, более чем достаточно для того, чтобы сделать меня счастливой.

Он редко так ошибался, но на этот раз вляпался по самые уши.

— Ты будешь счастлива, — сказал он. — Я позабочусь об этом.

— Сегодня утром ты едва не убил меня. — Селеста повернулась и медленно направилась к двери, но доги плохо ее слушались. — Боюсь, что с меня хватит и твоей доброты, и твоего счастья, — сказала Селеста.

Все развивалось так неожиданно, что даже сам Гаррик Стенли Брекенридж Трокмортон не знал — быть может, впервые в жизни, — как ему вести себя дальше. Задержать Селесту силой, усадить ее в кресло и разложить по полочкам все преимущества, которые сулит ей брак? Дать ей уйти и подождать, пока она сама пожалеет о своем отказе и вернется к нему уже по своей воле? Подхватить ее на руки и целовать, пока не растает весь лед, сковавший ее чувства? Увы, Гаррик понимал, что каждый из вариантов имеет свои изъяны, и потому не мог остановиться ни на одном из них. Нет, все это не то. Нужно искать какой-то другой, более подходящий способ вернуть ситуацию под свой контроль.

Наконец в его голове молнией сверкнула неплохая, как показалось Гаррику, мысль.

— Ты должна выйти за меня, — воскликнул он, — потому что нас видели вместе!

Она окинула его испепеляющим, не оставляющим никаких надежд взглядом.

Этот взгляд очень не понравился Гаррику, и он сделал было шаг в направлении Селесты, но его остановил стук шагов и шорох крахмальных юбок. В кабинет вошли Патриция и Эллери.

— Вот она. — Патриция указала на Селесту дрожащим пальцем и сказала, обращаясь к Трокмортону: — Это она хотела разлучить нас с Эллери. — И добавила, повернувшись на этот раз к Селесте: — Потому что вы сами влюблены в него!

Ах, какое неудачное время выбрал Эллери, чтобы разбираться со своей невестой! Мало было Трокмортону своих дел, так теперь изволь еще улаживать проблемы братца. Гаррик посмотрел на Эллери, не сводившего глаз с Патриции.

Она выглядела более оживленной, чем обычно, и, стоя рядом с Эллери, жадно ловила каждое его слово. Ничего, все должно уладиться. И Трокмортон сказал, испытывая при этом даже какое-то удовлетворение:

— Мне кажется, леди Патриция, что вам с Эллери лучше объясниться наедине.

Ему самому хотелось остаться наедине с Селестой, чтобы уладить вопрос с их замужеством. Он постарается убедить ее, если, конечно, сумеет подобрать нужные слова.

Патриция не обратила на Гаррика никакого внимания и подошла к Селесте.

— Я восхищалась вами, я верила вам, а вы меня обманули.

— Я вас не обманывала! — ответила Селеста.

Патриция осуждающе вскинула руку. Жест получился резким, не похожим на ее привычные, неуверенные движения.

— Нет, вы сделали это там, в оранжерее. Я открыла вам свое сердце, но вы и не подумали признаться, что Эллери избегает меня из-за вас самой!

Селеста сделала шаг навстречу разгневанной Патриции.

— Это была не ложь. Я просто не хотела огорчать вас.

— Совершенно верно, — подтвердил Трокмортон, который терпеть не мог подобные сцены.

— А вы не вмешивайтесь! — обернулась к нему Селеста.

Трокмортон умолк, довольный уже тем, что успел высказать свое мнение.

— Простите, — сказала Селеста. — С моей стороны было бесчестно пытаться увести вашего жениха, но я поплатилась за это. Думаю, вам станет легче, если вы будете знать об этом.

— Поплатилась! Да за такое предательство…

Этого Трокмортон стерпеть уже не мог.

— Вам не о чем волноваться, леди Патриция, — сказал он. — Я принял меры для того, чтобы отвлечь Селесту от Эллери.

— Это так, леди Патриция, успокойтесь. Мистер Трокмортон принял все меры для того, чтобы развести меня с Эллери: — Селеста мельком взглянула на Эллери, взмахнула ресницами и продолжила, повышая голос: — И Эллери мне больше не нужен. — Она повернулась к Трокмортону и закончила почти на крике: — мне вообще не нужен никто из этих подлых, лживых Трокмортонов! Пусть черти зажарят их в аду, как свиней, и подадут с гарниром на серебряном блюде!

— Мне Трокмортоны тоже не нужны! Я тоже хочу, чтобы они сгорели в аду! — присоединилась к ней Патриция.

— Дамы, подождите… — начал Трокмортон.

Дамы даже не взглянули в его сторону. Шурша шелком и накрахмаленными юбками, они дружно ринулись к двери, причем каждая из них старалась выбежать первой. Забег выиграла Патриция: во-первых, у нее ноги были длинней, а во-вторых, Селеста второпях наступила себе самой на юбку.

Трокмортон растерянно уставился на распахнутую дверь кабинета, за которой исчезли разгневанные дамы.

— Что ни делается, все к лучшему, — пробурчал Эллери. Он стоял, прислонившись к шкафчику с бутылками, скрестив ноги и руки, глядя на Трокмортона, словно на извивающуюся меж камней змею.

Трокмортону этот взгляд был крайне неприятен.

— Когда тебя выгонят из шпионов, ты можешь вполне стать политиком, — заметил Эллери.

Трокмортон застыл, словно громом пораженный. Неужели всем уже известно, чем имений он занимается?

— Что ты имел в виду, когда говорил про шпионов? — грозно спросил Трокмортон.

Но Эллери ничуть не испугался его тона.

— А что ты имел в виду, когда говорил о мерах, которые принял для того, чтобы отвлечь от меня Селесту?

— Сначала ты ответь! — прорычал Трокмортон. Он не позволит Эллери увести разговор в сторону, тем более что тот затронул слишком важный вопрос!

— Я так верил тебе, брат! — сказал Эллери. — Ты обещал позаботиться о Селесте, а на самом деле решил сам приударить за ней.

Все-таки Эллери удалось сменить тему.

— Кто тебе об этом сказал? — спросил Трокмортон.

— Да все гости только об этом и говорили, когда разъезжались. Лорд и леди Фезерстон застукали вас с Селестой рано утром. Она была растрепана и по-прежнему в бальном платье. А ты в это время сидел на диване и шнуровал башмаки. — Эллери отлепился от шкафа и двинулся на брата. Таким разгневанным Гаррик его еще никогда не видел.

Трокмортон поднял руки и попятился за стол — ему не хотелось вступать в драку с Эллери.

— Итак, мой честный, правильный, добродетельный братец соблазнил дочку садовника, — процедил Эллери.

— Я обещал на ней жениться.

— И считаешь, что этого достаточно? — пророкотал Эллери. — Болван! А теперь эта чудесная девушка несчастна по твоей вине!

— Леди Патриция тоже несчастна, но уже по твоей вине.

Однако уловка Трокмортона не сработала.

— Я сам разберусь с леди Патрицией, — отрезал Эллери. — Мы же говорим с тобой о Селесте.

— Полагаешь, тебе удастся поладить с леди Патрицией?

— Как и тебе — поладить с Селестой.

— Думаю, леди Патриция была вне себя, когда узнала о Кики.

— М-да. — Эллери резко сменил направление, в два шага оказался возле шкафчика и налил себе полный стакан виски.

Трокмортон едва сдержал проклятия, вертевшиеся у него на языке. Эллери опять запил.

— Не пей, — как можно спокойнее и убедительнее попросил Трокмортон. — Леди Патриция никогда не выйдет замуж за пьяницу.

— А я и не собираюсь на ней жениться. Надоела мне она со своими ахами да вздохами. Все равно мы с ней не пара. — Эллери сделал большой глоток, вздрогнул и потряс головой. — Так что лучше расстаться сразу. Кстати, ты сам можешь жениться на Патриции, если захочешь. А я… я хочу стать шпионом, как и все мои родственники.

— Э-э… шпионом? — переспросил Трокмортон, выгадывая время.

— Да, шпионом, — усмехнулся Эллери. — Ты спрашивал, как я об этом узнал? Но помилуй, таинственные всадники, приезжающие и уезжающие в любое время суток, охрана на каждом углу Блайд-холла, женщины, лопочущие на разных языках… Это на меня никто не обращает внимания, но сам-то я все вижу и подмечаю!

Трокмортон всегда считал себя умнее всех, но вот поди ж ты! Всего за какой-то час двое совершенно разных людей сумели доказать ему обратное.

— Об этом известно еще кому-нибудь?

— Хочешь спросить, не разболтал ли я твою тайну? — Эллери сделал еще один глоток и поднял бокал, словно салютуя Трокмортону. — Нет, братец, никому не разболтал. Даже по пьянке.

— Скажи… это действительно очень заметно… то, чем я занимаюсь?

— Нет. Все люди, как правило, видят только то, что хотят увидеть, и поэтому вся эта возня может сойти для них за твою деловую деятельность. Но я-то другое дело, Гаррик, я-то здесь живу!

Ответить на это Трокмортону было нечего, а Эллери тем временем продолжал:

— Я всю жизнь ждал, когда же меня позовут. Ведь в эти игры сначала играли папа и мама, а затем ты. Но никто не приглашал меня поиграть вместе с собой, а ведь это было бы так просто. Тебе достаточно было сказать: «Присоединяйся к нам, Эллери». Да, согласен, в торговле и прочих делах я не силен, но шпион из меня получился бы очень даже не плохой.

— Ты сам не понимаешь, о чем говоришь!

— Я говорю… на четырех языках, Гаррик, и если нужно, могу выучить еще несколько. А самое главное — все меня считают никчемным бездельником, пустышкой. Да ты и сам знаешь, о чем говорят у меня за спиной.

— Я не думал…

— Просто потому, что тоже считал меня дурачком. Но на самом деле я не такой глупый, как кажется. Например, в прошлом году я не менее шести раз засекал Стэнхоупа, когда тот отправлял письма. Со своим слугой, ну ты знаешь его, такой… никакой.

У Трокмортона отвисла челюсть.

— Ты… знаешь, что Стэнхоуп… отправлял… письма?

— Да перестань ты заикаться, Гаррик. Можно подумать, ты сам этого не знал.

— Только на этой неделе догадался.

Эллери поиграл бровями, подошел к шкафчику и налил виски в два бокала.

— Выпьем? — спросил он.

Трокмортон покорно принял протянутый бокал, а Эллери добил брата, небрежно заметив:

— Я полагал, что ты используешь Стэнхоупа в качестве двойного агента, а то давно бы сказал.

Трокмортон старался вспомнить слугу Стэнхоупа. Да, Эллери прав, он был… никакой. Среднего роста, среднего веса, темные волосы, водянистые голубые глаза. Обычный англичанин, таких здесь девять из десяти. И этот серенький мышонок прямо под носом Трокмортона передавал письма от Стэнхоупа к русским и от русских к Стэнхоупу!

Эллери схватил Трокмортона за плечо — тот покачнулся, расплескивая виски на свой драгоценный персидский ковер.

— Если бы я был в деле, мы бы давно уже поймали этого приятеля.

— Ты должен был прийти ко мне.

— Нет, это ты должен был прийти ко мне. — Для большей убедительности Эллери ткнул себя пальцем в грудь. — Еще не поздно, Гаррик, возьми меня сейчас. Я хочу работать у тебя шпионом.

Трокмортон посмотрел на Эллери. Светловолосый, изящный, неотразимо привлекательный. Но выдержит ли он, если его схватят и начнут пытать? А русские это умеют…

Нет, приносить подобные жертвы на алтарь отечества Трокмортон не в состоянии.

— Не могу, — ответил он. — На сегодня я вне игры.

— Тогда сведи меня с кем-нибудь, кто остался на поле, — предложил Эллери.

— Я хочу, чтобы ты был жив и здоров, — покачал головой Трокмортон. — И мама этого хочет. Все. Нет, и не проси.

Эллери отпрянул назад, словно слова брата больно ударили его. Потом улыбнулся, взял в руки бутылку и прижал ее к своей груди.

— В таком случае я сам найду дорогу в ад, — сказал он.

«Все катится к чертям», — подумала леди Филберта.

Она тяжело брела по садовой дорожке, скрипя по гравию своей тростью. Эллери запил. Патриция сама не своя от злости. Трокмортон соблазнил девушку, которую собирался прогнать из дома. А Селеста… С ней леди Филберта хотела поговорить сама. Кроме того, ей нужно узнать, почему Трокмортон сидит в своем кабинете, и заодно сообщить ему о том, что пропал слуга Стэнхоупа.

До леди Филберты дошли смутные слухи о том, что Селеста якобы отвергла предложение выйти замуж за Гаррика. Слышала она и о том, как рано утром лорд и леди Фезерстон застали их обоих в оранжерее — сияющую от счастья Селесту и унылого Гаррика. Узнав об этом, леди Филберта была готова забыть про свой радикулит и пуститься в пляс. Но она не стала звать музыкантов, а взяла вместо этого трость и пошла в дальний угол сада. Здесь она и нашла Милфордов — отца и дочь. Оба они стояли на коленях и пололи сорняки.

Бедная Селеста. Сначала она просто скользнула взглядом по леди Филберте, но когда узнала ее, то низко опустила голову и принялась полоть еще усерднее.

Леди Филберта не стала ругать Селесту и просто сказала:

— Какое полезное занятие. Когда я была моложе и у меня не было этого проклятого радикулита, я любила полоть сорняки на заднем дворе. Вы помните, как это было, Милфорд?

— Да, мадам. Конечно, помню, мадам, — ответил он, поспешно поднимаясь на ноги.

— Запах травы прочищает мозги и укрепляет тело. Ты согласна со мной, Селеста?

Милфорд легонько толкнул дочь ногой, и Селеста медленно поднялась, вытирая испачканные в грязи руки.

— Да, мадам.

— Милфорд, позволите мне ненадолго увести вашу дочь?

Он молча кивнул. Они так давно были знакомы с леди Филбертой, что той не составило труда прочитать то, что было написано в его взгляде: «Не причиняйте больше боли моей девочке».

Леди Филберта кивнула Милфорду, словно давая молчаливое обещание.

— Иди, дочка, — сказал тогда Милфорд и легонько подтолкнул Селесту в спину. — Я здесь и без тебя управлюсь.

Селеста обиженно поплелась вперед и, нагнав леди Филберту, пошла с ней рядом.

Стоял чудесный день; такие дни бывают только летом, только в Саффолке, и только после дождя. Дорожки, посыпанные гравием, высыхали прямо на глазах, умытые листья деревьев чуть слышно трепетали на легком ветерке, а цветы щедро наполняли воздух своим тонким ароматом.

— После этого дождя мой радикулит снова разыгрался, — сказала леди Филберта. — Поэтому пойдем к дому.

— Как пожелаете, миледи, — хмуро ответила Селеста.

А самой леди Филберте захотелось рассмеяться в ответ. Ах, молодежь, молодежь! Все на свете превращают в драму и не могут выпутаться из самых простых ситуаций! Но ничего, от этого есть прекрасное лекарство — замужество. Главное — выдать девушку замуж, а там она сама научится управлять странным и непонятным существом — мужчиной.

Они свернули на широкую дубовую аллею, ведущую к Блайд-холлу.

— Я просто хотела сказать, что очень благодарна тебе, Селеста. Ведь ты воспитываешь моих внучек, пропалываешь мой сад… — Она немного подождала, разжигая в Селесте любопытство, и только после этого продолжила: — Ты такая трудолюбивая. Даже по ночам не отдыхаешь, спишь с моим сыном.

— Миледи!.. — вспыхнула Селеста и тут же погасла.

— Ты даже представить себе не можешь, как я была бы рада принять тебя в нашу семью, — сказала леди Филберта, беря Селесту за руку. — Нам очень нужна свежая кровь и свежие мысли.

Селеста не отпрянула в сторону — уважение к пожилым людям было воспитано в ней с детства, — но только подобралась и спокойно, сухо ответила:

— Простите, миледи, но я не желаю выходить за вашего сына. — Она немного подумала и уточнила: — Ни за одного из ваших сыновей.

— Эллери не в счет, с ним все понятно. Но Гаррик…

Селеста поморщилась и коротко ответила:

— Нет.

Леди Филберта махнула рукой в сторону дома, крыша которого виднелась над ветвями деревьев.

— Прекрасный дом. Я очень привыкла к нему, но ты можешь перестроить его, если захочешь.

— Я не собираюсь выходить за вашего сына. — Селеста вновь задумалась, и леди Филберте, разумеется, хотелось бы знать, о чем именно. — Но я очень благодарна вам за ваше предложение, — добавила она наконец.

Не так уж часто леди Филберта могла с выгодой использовать свой преклонный возраст, но сейчас был именно тот случай, когда можно безбоязненно задать любой вопрос.

— А почему ты не хочешь выйти замуж за моего сына? За Гаррика, разумеется, а не за Эллери.

— Благодарю, вы очень добры, леди Филберта. Но при всем уважении к вам должна заметить, что ваш Гаррик — лжец.

— Лжец? Правда? — удивилась леди Филберта. — А в чем именно он тебе солгал?

— Делал все, чтобы я поверила в то, что он меня уважает, что я ему нравлюсь, а сам собирается отослать меня назад, в Париж.

Леди Филберта благоразумно промолчала.

— Я уезжаю, — покачала головой Селеста.

— Назад, в Париж? — удивленно воскликнула леди Филберта. — Теперь? После вчерашней ночи?

Селеста отвернулась в сторону и сглотнула.

— То, что случилось прошлой ночью, никого не касается.

— Но должно, очень сильно должно касаться Гаррика. А он заперся на целый день у себя в кабинете. И меня это тоже касается, между прочим, особенно если ты забеременеешь.

Селеста споткнулась и едва не упала.

Леди Филберта подхватила ее под руку и тревожно спросила:

— Боже, дорогая, с тобой все в порядке?

— Да, конечно, — глубоко вздохнула Селеста. — Просто я не подумала…

— А теперь подумай. И не говори, что у вас с Гарриком это случилось всего один раз. С первого раза все только и начинается.

— Это было больше, чем один… — начала Селеста. — Но поверьте, что если даже… то я…

— Что?

— Не знаю, но о ребенке я сама сумею позаботиться.

— Выходи за Гаррика, — посоветовала леди Филберта. — Я не хочу, чтобы кто-то из моих внуков был незаконнорожденный.

Они подошли к самому дому, и Селеста, подняв голову, посмотрела на окно кабинета, принадлежавшего Гаррику. Кулаки ее непроизвольно сжимались и разжимались. Леди Филберта оперлась на трость и молча, внимательно наблюдала за Селестой.

Селеста наклонилась, подняла с дорожки пригоршню гравия, выбрала самый крупный камень и запустила его в окно Гаррика. Стекло, зазвенев, рассыпалось вдребезги.

Леди Филберта глубоко вздохнула.

Селеста продолжала бросать камни один за другим, часть из них ударялась о стену, но чаще она попадала, выбивая осколки стекла, торчащие в оконной раме. На секунду остановилась, чтобы смахнуть со щеки слезинку, и бросила новый камень. Наконец, сообразив, что она делает, Селеста уронила на землю оставшиеся у нее камни и принялась удивленно рассматривать собственные руки.

Леди Филберта, взволнованная столь простым и сильным проявлением чувств, протянула Селесте свой носовой платок.

Селеста приняла его с достоинством королевы и вытерла платком глаза, а затем и нос.

— Теперь тебе должно полегчать, — сказала леди Филберта. — Представляю себе Гаррика. Наверняка забился в угол с пистолетом в руке и пытается понять, кто это на него напал. Может быть, помашем ему?

— Извозчики в Париже пользуются одним жестом, который считается крайне неприличным, — ответила Селеста, глядя на леди Филберту горящими глазами. — Но к данной ситуации он подходит как нельзя лучше.

Леди Филберта громко рассмеялась. Ей нравилась эта девочка, черт побери! Она взяла Селесту за руку и повела дальше.

— Гаррик, конечно, привык командовать, — сказала она, — но в данном случае ты и сама отчасти виновата. Мужчины, они такие — дай им палец, всю руку откусят.

Селеста улыбнулась, хотя и не очень любезно.

— Что ты собираешься делать в Париже? — спросила леди Филберта.

— Пока точно не знаю, но надеюсь, что сумею заработать себе на жизнь. А твердо уверена я только в одном — в том, что никогда больше не стану полагаться на мужчин.

— Не думаю, что это мудро — никогда и никому не верить.

— Возможно, вы правы. А так… Что ж, я могу устроиться гувернанткой или преподавательницей иностранных языков. Могу даже стать куртизанкой.

Леди Филберта представила свой предстоящий разговор с Гарриком и мысленно потерла руки.

— Ты, конечно, очень хорошенькая, но ведь сама сказала, что не намерена впредь верить никому из мужчин.

— Это будет деловое соглашение, — ответила Селеста, искоса взглянув на леди Филберту. — В Париже я насмотрелась на такие игры.

Леди Филберта посмотрела на входную дверь, представила себе разговор, который ее ожидает впереди.

— Боюсь, что на самом деле тебе это может не понравиться, — заметила она.

Селеста повела в ответ плечом:

— Почему? Будет мужчина, который снимет для меня роскошные апартаменты, будет покупать мне красивые платья, оплачивать мои счета, но это не значит, что он будет иметь надо мной власть. Наверняка, выбирая его, я не буду думать… — Она запнулась. — А может быть, и буду… Почему это должно меня волновать?

— Некоторых женщин волнует. От отчаяния, я полагаю.

— Наверное, — ответила Селеста, распрямляя спину. — Хорошо. Наверное, это и правда неудачная идея. Пожалуй, я лучше буду готовить молодых жен и новых посланников к жизни среди дипломатов. Ведь, вступая в этот сложный мир, ты должен знать, кому можно верить, а кто продаст тебя за медный грош. Дипломатия не такая простая наука, как вы думаете, миледи.

Леди Филберта была в восторге от того, что именно Селеста покорила сердце Гаррика. Эта девушка была умна, красива и в то же время необыкновенно проста и естественна. А то, что Селеста хотя бы понимает, насколько непросты политические игры, позволит включить ее в семейный бизнес, как в легальный, так и в тайный.

И Гаррик умудрился едва не испортить такую партию! Придется ему помочь.

— Ты, возможно, заметила, что Гаррик хорошо умеет манипулировать другими.

— Отвратительный сорт людей эти манипуляторы, — отозвалась Селеста и постучала в дверь, потому что они с леди Филбертой уже поднялись по лестнице.

Дверь отворил слуга.

Леди Филберта махнула рукой, отсылая его прочь, и сказала Селесте:

— Гаррик всегда и все продумывает наперед и никогда ничего не делает без учета возможных последствий. Но с тобой он потерял управление, начал действовать импульсивно, неумело, и в итоге все запутал.

— Он вел себя просто несносно.

— Несносно. Как ты думаешь, что означает это слово?

Селеста молча посмотрела на леди Филберту.

— Подумай над этим сама, — сказала та.

— Я уезжаю в Париж, — упрямо ответила Селеста.

— Подумай, пока не уехала, — кивнула леди Филберта.

Глава 26

Уставший от сборов, огорченный скорым отъездом Селесты, Милфорд вошел в свой дом. Как жаль, что она уезжает! Поднимаясь в темноте по ступеням, Милфорд подумал о том, не пора ли уехать и ему самому. Он не мог оставаться на службе у человека, которого не уважал, а с недавних пор Гаррик Трокмортон полностью потерял его уважение.

Милфорд взобрался на чердак, снял с себя рубашку и на ощупь бросил ее в корзину с грязным бельем.

«Конечно, мистер Трокмортон имел полное право предпринять меры, чтобы не дать Селесте выйти замуж за Эллери, — размышлял в темноте Милфорд. — Но это не означает, что он должен был соблазнить мою дочь, и я ему об этом скажу. Прямо в лицо скажу!»

Он не стал зажигать свечу. В этом доме Милфорд прожил столько лет, что мог передвигаться по нему с закрытыми глазами. Он точно знал, сколько шагов нужно сделать до таза с водой и сколько — до постели. Он плеснул воды из кувшина, умыл лицо и руки, а затем стянул с себя брюки. Бросил их, как всегда, на спинку стула, подошел к кровати и откинул покрывало.

Кровать была широкой, двуспальной и после смерти Эйми казалась Милфорду непомерно большой и неуютной. Эта кровать часто напоминала ему о жене, о том, как он лежал, обнимая ее за плечи, а Эйми тем временем с жаром говорила о заговоре против их дочери и о том, что она заставит кое-кого поплатиться за это. Сам Милфорд никогда не был склонен к подобным тирадам, но благородный гнев жены заражал и его.

Милфорд скользнул под одеяло и тут же почувствовал в поведении кровати две странности. Во-первых, матрас прогнулся там, где не должен был прогибаться. Во-вторых, кровать пахла сладкими духами и женским телом.

Милфорд просто не знал, что ему и подумать по этому поводу.

И тут до него дошло.

— Что ты здесь делаешь? — Милфорд прекрасно понял, что она здесь делает, но хотел услышать ее собственный ответ.

— Мне показалось, что ты не понимаешь моих намеков, — долетел из темноты голос Эстер, — поэтому я решила прийти и выяснить все на месте. — Она тронула рукой плечо Милфорда и сказала напрямую: — Я хочу спать с тобой.

Но Милфорд не умел переваривать сразу столько информации. Он уцепился за первую мысль и уточнил:

— Каких намеков я не понимаю?

Эстер хихикнула. Кровать под Милфордом заходила ходуном.

— Я не каждому режу сыр сердечком, а хлеб — розочкой.

— А-а-а.

— И ни с кем другим не заигрываю.

— А со мной заигрываешь?

Рука Эстер скользнула по плечу Милфорда, и у него по коже пробежали мурашки.

— Об этом все на свете знают. Кроме тебя одного.

Он перехватил запястье Эстер.

— Хорошо, я тебе верю.

— Я вижу, что ты недоволен тем, что я пришла. Я тебе не нравлюсь? — огорченно спросила Эстер.

— Возможно, — согласился Милфорд. — Но я хотел бы знать твои намерения.

— Я хочу, чтобы мы могли наслаждаться друг другом.

Эти слова Милфорду не понравились, о чем он и дал знать Эстер своим молчанием.

— Я вдова, — снова заговорила Эстер. — Я истосковалась без мужчины. Детей у меня нет и уже никогда не будет, а мне так хочется заботиться о ком-нибудь. Согреть холодной ночью.

— Но это грех, — сказал Милфорд, отодвигая от себя руку Эстер. — Без замужества это грех.

— Замужество? — подскочила Эстер. Простыня свалилась с ее плеч, и теперь, несмотря на темноту, Милфорд мог рассмотреть на фоне окна большую, плотную фигуру Эстер.

Он закрыл глаза. Если он не закроет глаза, он может не устоять перед искушением.

— Замужество — это когда двое клянутся в верности друг другу перед алтарем, — пояснил Милфорд.

— Знаю, я же была замужем. — По тону Эстер легко было догадаться о том, что ее брак оказался неудачным.

— Если хочешь жить со мной, тебе придется выйти замуж еще раз.

Она так долго молчала, что Милфорд не выдержал и открыл глаза. Эстер смотрела на него так, словно не могла поверить своим ушам.

— Значит, ты все-таки хочешь меня, — сказала она наконец.

— Да.

— Но не возьмешь меня, пока мы не обменяемся клятвами?

— Нет.

— Ты чертовски странный мужчина.

Милфорд протянул руку и коснулся кончиками пальцев спины Эстер.

Она застонала и выгнулась, словно кошка. Он убрал руку.

— Я уже сказал.

В темноте раздавалось тяжелое дыхание Эстер.

— А если я дам тебе клятву… нам все равно нужно будет ждать венчания? — спросила она.

— Ждать для чего? — Милфорд недолго раздумывал над этим вопросом, ответ на него дал ему предмет, зашевелившийся у него между ног. — Я думаю, что супружескую жизнь можно начать и не дожидаясь венчания.

Темнота не помешала ему почувствовать, что Эстер улыбается.

— В таком случае, — Эстер медленно закинула свою тяжелую ногу на бедро Милфорда, — начнем, пожалуй.

— Начнем, — согласился Милфорд, обхватывая Эстер одной рукой за шею, а второй — пониже спины. — Будем считать, что мы обменялись клятвами.

И, не дожидаясь ответа, прильнул к губам Эстер, зная, что поладить с такой женщиной, как она, можно только при помощи решительных действий.

Эллери — уже слегка под мухой — крепче прижал к груди бутылку вина и принялся внимательно отсчитывать двери спален, выходящих в коридор Северной башни.