Пролог

Блайд-холл, Саффолк 1843 год

Адорна, леди Бакнелл, искренне восхищалась стоявшим перед ней мужчиной, способным не кривить душой и говорить обо всем бесхитростно и честно, однако Гаррик Стенли Брекенридж Трокмортон Третий обратился к нему в высшей степени бестактно.

— Милфорд, — сказал он, — я обратил внимание на то, что ваша дочь постоянно кривляется.

По лицу Милфорда, старшего садовника Блайд-холла, было видно, что подобный тон ему крайне не по вкусу, но и отступать этот спокойный, уверенный в себе пятидесятилетний человек не привык.

— Селеста молода, мистер Трокмортон, — ответил он, перебирая шляпу в натруженных пальцах и глядя прямо в лицо своему хозяину. — Ей всего семнадцать. Дайте срок, она подрастет, выйдет замуж и остепенится.

Адорна поднесла к губам веер, пытаясь скрыть улыбку. В солнечных лучах, щедро золотивших кроны старых деревьев, лицо молодого Трокмортона казалось спокойным и даже равнодушным.

Впрочем, Адорна не верила этому и готова была поклясться, что за безразличием Гаррика Стенли Брекенриджа Трокмортона что-то кроется.

— Да, — ответил Трокмортон, откидываясь на спинку плетеного кресла, одного из тех, что он привез шесть лет назад из Индии. — Возможно.

Разумеется, Трокмортон не был так хорош, как его брат Эллери — светловолосый, синеглазый красавец. Гаррик же — смуглый, с грубоватыми, суровыми чертами. Правда, широкоплечий, мускулистый и высокий… Впрочем, Трокмортоны всегда славились своим ростом. Одевался Гаррик неброско и старомодно, а вел себя так сухо и замкнуто, что Адорне не раз хотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть — быть может, хоть это могло бы вывести педанта Трокмортона из вечной спячки. Возможно, Гаррика когда-то и расстраивало появление на свет счастливого соперника — младшего брата, но это чувство умерло в нем много лет назад, и сейчас серые глаза Трокмортона смотрели на мир, ничего не выражая, и могло показаться, что душа Гаррика так же пуста, как и его взгляд.

Однако это было далеко не так. Душа Гаррика, надежно укрытая от посторонних глаз, всегда оставалась глубокой, нежной и ранимой.

Он вяло указал на Адорну рукой, лежащей на спинке плетеного стула, и произнес своим обычным спокойным, ровным тоном:

— Это леди Бакнелл, попечительница известной лондонской школы гувернанток и старинная подруга моей матери. Она приехала к нам с визитом вместе со своим мужем и, увидев Селесту, захотела взять ее с собой, чтобы та начала учиться в этой школе.

Адорна улыбнулась Милфорду, но тот не растаял от ее улыбки, как большинство мужчин, и лишь пристально посмотрел в глаза леди Бакнелл. Ну что же, старший садовник — достаточно высокая должность, чтобы вести себя с таким достоинством.

— Это большая честь, миледи, но все же… почему именно Селеста? — спросил Милфорд.

— Я считаю, что из нее может получиться превосходная гувернантка. Как мне удалось заметить, дети очень любят Селесту, тянутся к ней, а она относится к ним с безграничным терпением. К тому же у вашей дочери хорошо подвешен язык, и видно, что она получила неплохое образование — благодаря семье Трокмортон, я полагаю…

— Да, я весьма благодарен им за это, — кивнул Милфорд.

— Селеста показалась мне девушкой надежной, но, к сожалению, нецелеустремленной.

Адорна солгала. Она прекрасно знала, что это не так. У Селесты была в жизни цель, да еще какая! Ей страстно хотелось добиться любви Эллери Трокмортона, и потому Селеста то и дело пыталась попасться ему на глаза и заговорить, а в остальное время просто шпионила за ним.

«И, похоже, наша юная Селеста преуспела в этом искусстве», — подумала Адорна, скользнув взглядом по густой иве, растущей за спиной Трокмортона.

Что же касается самого Эллери, то казалось, что Селеста для него просто не существует. Нет, разумеется, он знал, как ее зовут, но совершенно не желал замечать того, что из гадкого утенка она успела превратиться в прекрасного лебедя — очаровательную юную женщину. Вот, пока Эллери этого не заметил, Адорна и решила увезти Селесту подальше с его глаз.

Адорна медленно обмахнула лицо раскрытым веером. Она заметила, как качнулись тонкие нижние веточки ивы, хотя верхние, безжизненно склонившиеся к земле, по-прежнему оставались застывшими в неподвижном жарком воздухе, в котором не было даже намека на ветерок.

— Я полагаю, что Селеста хорошо говорит и по-французски, — сказала Адорна чуть громче, чем того требовали обстоятельства.

— Ее мать была француженкой, — ответил Милфорд, и на его лице появилось даже нечто похожее на улыбку.

— Она была поварихой, — подхватил Трокмортон. — Превосходно готовила, особенно рыбу под соусом — это была просто сказка. А шесть лет назад она умерла.

Милфорд сделал над собой видимое усилие, стараясь сохранить почтительное, невозмутимое выражение, но все же его голос чуть дрогнул, когда он коротко ответил:

— Да, сэр.

Трокмортон с неожиданной, поразившей Адорну деликатностью отвернулся в сторону, делая вид, что рассматривает цветущий розовый куст, и давая тем самым Милфорду возможность взять себя в руки. Розы и впрямь были хороши — полностью раскрывшиеся, щедро наполняющие нагретый воздух своим изысканным волнующим ароматом.

«Вот уж не думала, что Трокмортон может быть таким тактичным, — мелькнуло в голове Адорны. — И розы… Я готова была поклясться, что он никогда не замечает их!»

— Отличная работа, — заметил Трокмортон, обращаясь к Милфорду.

— Благодарю вас, сэр. Это «Блаженный Парментье», великолепный сорт.

Мужчины уставились на розовый куст и молчали до тех пор, пока их не вывел из задумчивости голос Адорны.

— В любом случае, такой девушке, как Селеста, с ее способностями будет полезно окончить школу гувернанток, — сказала она, возвращаясь к прежней теме.

— Она легкомысленная девчонка, — спокойно заметил Милфорд.

В глубине ивы что-то затрещало.

Трокмортон настороженно нахмурился, оглянулся, а затем встал, подошел к дереву, пытаясь заглянуть под свисающие до самой земли ветви.

— В семнадцать лет почти все девушки такие, — заметила Адорна, наблюдая за Трокмортоном и думая в то же время о том, что Селеста, если ею как следует заняться, может стать украшением ее школы. А подобного рода успех был нужен сейчас Адорне как воздух, чтобы прекратить наконец недоуменные пожатия плечами и вопросы о том, как это ее угораздило заняться таким не подходящим для настоящей леди делом. Кстати говоря, даже ее муж, человек напыщенный и высокомерный, считал это непростительной глупостью. Он никак не мог понять пылкого желания своей жены заниматься чем-то еще, кроме нормальных женских дел — шитья и сплетен. Адорна до сих пор не могла забыть того удивления, с которым она впервые услышала, как ее муж отзывается о школе гувернанток. Она и не предполагала, что речь лорда Бакнелла может быть украшена такими крепкими выражениями.

«Я должна доказать, что все они не правы, особенно мой дорогой муженек, и надеюсь, что Селеста сумеет мне в этом помочь», — подумала Адорна.

— Когда Селеста окончит мою школу, она станет изысканной, образованной и независимой девушкой, с которой нельзя будет не считаться, — сказала она вслух.

Милфорд посмотрел на Трокмортона. Трокмортон едва заметно кивнул, словно давая взволнованному отцу свое согласие.

Милфорд глубоко вздохнул и сказал, проявляя при этом ту мудрость, без которой ему было бы не справиться ни с дюжиной своих помощников, ни с этими клумбами, деревьями и кустами.

— Хорошо. Конечно, я буду о ней скучать, но лучше, если она уедет отсюда. Можете забрать ее, миледи.

Ивовые ветки закачались.

Свирепо сверкнув глазами, Трокмортон сильно тряхнул дерево, и с него скатилась Селеста — клубок белокурых волос и задравшихся юбок.

Трокмортон попытался подхватить ее, но это не помешало Селесте приземлиться прямо в центр ухоженной клумбы, нещадно давя при этом нежные коломбины и желтые бурачки. Юбки ее взметнулись вверх, открывая всему миру стройные ноги, обтянутые черными чулками и перехваченные пестрыми подвязками. Девушка вскрикнула от боли и тут же потеряла сознание.

— Селеста! — ахнул Трокмортон и застыл, как громом пораженный.

«Он догадывался, что на дереве кто-то прячется, но не знал, что это Селеста. Как мило», — подумала Адорна.

Что касается Милфорда, то он, похоже, ничуть не удивился такому необычному появлению дочери. Старший садовник только покачал головой и мрачно промолвил:

— Попрыгунья!

Как только Селеста пришла в себя, она уставилась на Трокмортона и выпалила со всей присущей юности страстью:

— Я не хочу никуда уезжать. Я не хочу быть воспитанной и независимой. Я не хочу, чтобы со мной считались. А заставить меня вы не имеете права!

Глава 1

Блайд-холл, Саффолк. Четыре года спустя

— Ты должен сказать мне, Гаррик, кто та прекрасная леди, которую я встретил на железнодорожной станции?

Гаррик неохотно оторвался от колонки цифр и перевел взгляд на Эллери. Младший брат стоял в дверном проеме в приталенном по последней моде костюме, с тщательно причесанными волосами и румянцем на щеках.

Окинув его взглядом, Трокмортон мысленно вздохнул и смирился с тем, что закончить отчет ему теперь не удастся. А он так надеялся отдать его своему секретарю еще до начала сегодняшнего торжества! Сердце подсказало Трокмортону, что над их семьей опять сгущаются тучи, и эти тучи, как всегда, явились в облике его младшего брата.

— Прекрасная леди? — Трокмортон тщательно вытер перо. — Я полагаю, что это твоя невеста.

— Нет, нет. Это не Патриция, — нетерпеливо махнул рукой Эллери. — Абсолютно точно не Патриция.

С террасы долетели нежные звуки скрипок и валторн, смешанные с нестройным гулом голосов, и это означало, что праздничная неделя, посвященная помолвке Эллери с леди Патрицией Иллингтон, начинается.

«Но если мы слышим гостей, то и они могут нас услышать», — подумал Трокмортон.

Эллери, разумеется, не было до этого никакого дела, но он, как старший, должен предусмотреть любую мелочь.

— Прикрой дверь, — сказал Трокмортон и молчал до тех пор, пока Эллери не выполнил его просьбу. — Патриция очень красивая девушка.

— Да, хорошенькая, — кивнул Эллери, покосившись на графин с бренди, стоявший в серванте. — Но та женщина… ах, что за женщина! Она…

Трокмортон, желавший задушить этот разговор в зародыше, поспешил прервать брата.

— Это дурной тон — начинать новый роман в день своей помолвки, — заметил он.

— Роман? — воскликнул Эллери, и лицо его вытянулось. — Я не смог начать роман с этой девушкой. Она чиста и невинна как ангел.

«Если он не собирается завести с ней роман, тогда чего же он хочет? — подумал Трокмортон. — Неужели жениться на ней? На девушке, о которой не знает ничего, даже ее имени?»

Нет, конечно, это просто очередной его каприз. Обычное дело для пылкого, легкомысленного и неотразимого Эллери, который, будь его воля, все-таки предпочел бы навсегда остаться холостяком.

Трокмортон поправил очки, потер переносицу и промолвил:

— Чиста и невинна как ангел. Хм-м. Да. Однако должен напомнить, что у тебя уже есть невеста и зовут ее леди Патриция.

— Невеста — да, но еще не жена, — стремительно отреагировал Эллери.

Проклятье! Недаром Трокмортона настораживало то, как легко продвигается дело с помолвкой Эллери. Нужно, нужно было ожидать подвоха. Не могло все идти так гладко, непременно должен был попасться подводный камень. И он попался. Правда, не камень, а женщина, но какая, в сущности, разница?

— Прежде ты не возражал против помолвки, — напомнил Трокмортон.

Эллери напрягся, затем рванулся вперед и хмуро уставился на брата, упираясь в стол ладонями.

— Не возражал? А как, интересно, я мог возражать, если ты поспешил поместить объявления о нашей помолвке во всех лондонских газетах? И, между прочим, даже не спросив меня.

— Ха! Если бы я тебя спросил, ты начал бы кричать и сопротивляться. Я сделал это для твоей же пользы. — Трокмортон еще раз внимательно осмотрел свое перо, аккуратно уложил его в пенал и уже хотел задвинуть крышку, как что-то привлекло его внимание. Ну да, так и есть. Одно перо пропало. Нет, два пера. — Здесь что, опять были дети?

— Не знаю, — буркнул Эллери, стукнув по столу кулаками. — И не уводи разговор в сторону.

«Гувернантка приехать еще не могла, — размышлял Трокмортон, — а это значит, что девчонки были без присмотра, бесились… Точнее, это Кики бесилась, а Пенелопу, как всегда, потащила за собой. Впрочем, два пера, пусть и очень хороших, — не самая большая утрата».

— Я не возражал, потому что ты не оставил мне выбора, — сказал Эллери.

— И еще потому, что леди Патриция в самом деле прелестная девушка и к тому же дочь маркиза Лонгшо. Кроме того, ты сам знаешь, что тебе пора остепениться. — Трокмортон задвинул пенал, продолжая оплакивать в душе судьбу своих любимых перьев. — Что может быть ужаснее немолодого повесы?

— Мне всего двадцать шесть.

— Я женился в двадцать один. — Трокмортон помахал в воздухе исписанным листом, давая просохнуть чернилам, а затем аккуратно уложил его в деревянный ящичек для бумаг, стоящий на краю стола, запер его и положил ключ себе в карман.

Эллери, неприязненно следивший за манипуляциями брата, хмуро заметил:

— Отец женился, когда ему было сорок.

— Это потому, что ему сначала нужно было сколотить состояние, чтобы затем жениться на аристократке.

— Мама уши тебе надерет, если услышит об этом.

— Возможно, — спокойно ответил Трокмортон, вставая и отталкивая назад свое массивное кожаное кресло. Оно скользнуло по толстому персидскому ковру — нежно-оранжевому, с тонким белоснежным узором. С ковром хорошо гармонировали и гофрированные оконные шторы — лазурные, с золотистыми прожилками, и старинные китайские фарфоровые вазы, и свежие цветы, стоящие в этих вазах. Каждая деталь, каждая мелочь, каждый узор были подобраны с большим вкусом, так чтобы вся обстановка радовала глаз и успокаивала нервы, взвинченные хаосом дел, которыми приходилось заниматься Трокмортону.

Своим утонченным вкусом он был обязан матери, леди Филберте Брекенридж-Уоллинфорк. Для того чтобы спасти от разорения свою семью, ей, дочери одного из самых знатных лордов Англии, пришлось в двадцать лет выйти замуж за сорокалетнего Стенли Трокмортона. Брак был вынужденным, однако Филберта сумела стать нежной женой и заботливой матерью. Трокмортоны, в свою очередь, получили благодаря связям леди Филберты и ее семьи доступ в высшее общество и могли теперь принимать в своей гостиной сливки лондонского света. Быть может, о союзе Стенли и леди Филберты и судачили, прикрывшись веерами, но эти слухи никогда не выходили за двери салонов, — ведь всем было известно, какими обидчивыми и скорыми на расправу были все мужчины из рода Трокмортонов, особенно если была затронута их честь.

— Леди Патриция придаст имени Трокмортонов не меньше блеска, чем в свое время придала ему мама, выйдя замуж за нашего отца, — сказал Гаррик.

Эллери повернулся, склонился над столом, скрестив руки на груди, и сделал страдальческое лицо.

— А особенно пойдут на пользу доброму имени Трокмортонов те чайные плантации в Индии, которыми владеет семья Патриции, — язвительно заметил он.

Трокмортон отошел к зеркалу и пригладил рукой волосы.

— И еще пойдет ему на пользу твое лицо, благодаря которому ты легко можешь вскружить голову любой девушке, — ответил старший брат. — Хотя красота — это не твоя заслуга.

При этих словах Эллери вновь оживился и горячо воскликнул:

— И это возвращает нас к моей загадочной леди!

Трокмортон должен был предвидеть, что просто так, без сопротивления, Эллери со своей свободой не расстанется. Но что он понимает под своей свободой? Скачки, пьянство и бесконечные любовные интрижки. Однако с лошади он падал уже не раз и до беспамятства тоже не раз напивался, что же касается его романов… Да, о них, пожалуй, лучше и не вспоминать. Этого парня пора было женить, причем для его же блага, пока он не запутался окончательно и не сломал себе шею. Или пока какой-нибудь ревнивый муж не пристрелил его на дуэли.

— Расскажи о своей таинственной незнакомке, — сказал Трокмортон, пытаясь расправить свой галстук.

Эллери закатил глаза к потолку и начал нараспев:

— У нее волосы цвета меда, с золотистым отливом. Ее белоснежные зубы похожи на жемчужное ожерелье. Совершенством своей фигуры она превосходит статуи Венеры, высеченные из мрамора. У нее маленькие руки, тонкие пальцы, а ее молочно-белую, гладкую кожу можно сравнить с…

— Мрамором?

— Да! Да! — радостно отозвался Эллери, сверкнув белоснежной улыбкой.

— Разумеется. — Трокмортон раскатал рукава рубашки и принялся вставлять в них запонки. — А ее соски, я полагаю, похожи на бутоны нераспустившейся розы.

Эллери нахмурил брови. Как и все Трокмортоны, он не терпел насмешек и не прощал их никому, даже старшему брату.

— Я не знаю, какие у нее соски.

— И то слава богу, — искренне порадовался Трокмортон.

— Пока не знаю, — веско добавил Эллери. Возможно, Эллери на самом деле был умнее, чем предполагал Трокмортон, однако ему все равно было не понять, почему его помолвка с Патрицией и индийскими чайными плантациями ее отца была так важна для семьи Трокмортон, иначе он не стал бы столько времени болтать о какой-то незнакомке с хорошими зубами и сосками, похожими на розовые бутоны.

— О-хо-хо. — Эллери направился к серванту и щедрой рукой налил себе бренди в хрустальный бокал. — Как мне знакомо это выражение твоего лица. Оно означает: «Я — Трокмортон и потому должен держать в узде свои чувства».

— Да? Странно. На самом деле я думал о том, как это здорово, что ты нашел для меня прелестную молодую леди.

Эллери поперхнулся, едва не выронил рюмку и с удивлением посмотрел на брата.

— Не сходи с ума. Это моя девушка, хотя, мне думается, тебе в самом деле не повредило бы еще раз жениться. После смерти Джоанны ты слегка одичал, а так, глядишь, снова стал бы человеком. Тот, кто регулярно лазит пальцем в банку с вареньем, мрачным не бывает.

Все это Трокмортон слышал от Эллери уже не раз и потому ответил быстро и резко:

— О своем пальце я сам как-нибудь позабочусь, а ты лучше о себе подумай.

— Но ты-то подумал обо мне, когда затевал эту чертову помолвку, — ядовито заметил Эллери и выпил бренди одним глотком.

— Ты выудил из семейной кассы уже достаточно, пора теперь самому на жизнь зарабатывать.

— И теперь ты гонишь меня под венец, чтобы я отработал свои долги? — На лице Эллери появилась откровенно презрительная усмешка. Настолько выразительная, что невольно возникало подозрение в том, что Эллери долго репетировал ее перед зеркалом. — Жених! Вот та роль, в которой я могу наконец опередить своего несравненного старшего брата.

И, не дожидаясь реакции Трокмортона, Эллери поспешно спросил:

— Так ты поможешь мне узнать ее имя? «Крепко же она его скрутила», — подумал Трокмортон, а вслух ответил:

— А почему ты сам не спросил, как ее зовут?

— Она не захотела сказать, — неохотно ответил Эллери, крутя в пальцах опустевший бокал.

— Не захотела сказать тебе, — удивился Трокмортон.

— Я встретил ее на станции, куда приехал затем, чтобы подобрать лорда и леди Фезерстон…

— В каком часу это было?

— В начале пятого.

— Они приехали в два.

— Тогда понятно, почему их не было на станции, — небрежно пожал плечами Эллери, не встретивший вовремя своих крестных. — Ну ничего, они меня простят.

«Простят, — молча согласился с ним Трокмортон. — Тебе все прощают. Всегда».

— И там, на станции, стояла она, — продолжил Эллери. — Такая красивая, с прекрасной фигурой…

— И белыми как жемчуг зубами.

— Зубы я рассмотрел потом. А тогда она только что сошла с поезда и смотрела по сторонам — такая потерянная и одинокая…

— Очень трогательно.

— А вот когда я подошел и спросил, не могу ли ей чем-нибудь помочь, она улыбнулась… О боже, как она улыбнулась! А затем ответила: «Привет, Эллери!»

Последние слова явно озадачили Трокмортона.

— Выходит, она знает тебя, — сказал он.

— И не только меня, но и тебя тоже. Она спросила, как ты, и я ответил, что как всегда — пресный и унылый.

— Спасибо тебе на добром слове.

— А она рассмеялась и ответила: «Разумеется».

— И ей тоже спасибо.

«Приятно, конечно, быть известной всей стране личностью, — подумал Трокмортон, — однако еще большее утешение — надеяться на то, что эта известность не перекинулась пока из Англии в Европу».

— Еще она спросила про маму. Потом про жеребца Тегути — хотела узнать его родословную. И про Джаниллу спросила, а когда я ответил, что наш старый нес умер, на глазах у нее появились слезы. — Эллери глубоко вздохнул. — Носовой платочек у нее батистовый, кружевной и надушен хорошими духами.

Тут Эллери, великий знаток всего, что связано с женщинами, прищурившись, вперил взгляд в потолок и уверенно добавил:

— Цитрус, корица и, я полагаю, иланг-иланг.

— Да, на такое только ты у нас способен, — Проворчал Трокмортон, одергивая свой старомодный сюртук. — Но постой, если она знает тебя, то почему же ты ее не знаешь?

Эллери с рассеянным видом вновь наполнил свою рюмку из графинчика.

— Сам не понимаю, как я мог забыть такую необыкновенную женщину.

— Да, на тебя это совсем не похоже, — согласился Трокмортон.

Еще не было случая, чтобы Эллери не вспомнил хорошенькую женщину, если видел ее хотя бы однажды.

— Не похоже, — уныло отозвался Эллери и вновь приложился к рюмке, правда, уже не с такой жадностью, как прежде. — Забыть такую женщину? Невероятно. Я обожаю ее.

— Назови лучше женщину, которую ты не обожаешь, — сухо вставил Трокмортон.

— А когда я упомянул о своей помолвке, у нее на глазах снова заблестели слезы.

Кем бы ни была эта женщина, ясно, что она заинтересовала Эллери слишком глубоко и серьезно.

— И ты, разумеется, решил ее утешить?

Эллери приложил руку к сердцу и мечтательно ответил:

— Всего один поцелуй, невинный поцелуй в щечку, и на лице у нее вновь засияла улыбка.

— Обнажая жемчужные зубы.

— У тебя хорошая память, это может нам пригодиться.

Трокмортон с трудом подавил желание заскрежетать своими собственными ровными белыми зубами.

— Итак, она здесь.

— Да, я сам ее привез. — Эллери отставил на поднос недопитый бокал, подошел к Трокмортону и подергал за воротник. — Прикажи твоему слуге тщательнее следить за одеждой. Плохо поглажено.

Эллери, разумеется, был прав, но…

— Все равно на меня никто не взглянет, — сказал Трокмортон. — Ведь это ты у нас жених, а не я.

— Лучше не напоминай, — страдальчески поморщился Эллери и пристально посмотрел на графинчик с бренди.

Трокмортон не собирался лишний раз напоминать брату о трагическом событии — его помолвке с Патрицией Иллингтон. Напротив, сейчас нужно было действовать не только быстро, но и осторожно. Впрочем, осторожность была врожденной чертой Гаррика, а принимать решения на лету его научила сама жизнь, и без этих качеств он никогда не смог бы стать главой империи Трокмортонов… Да и своего нынешнего влияния в британском правительстве тоже не имел бы. А сейчас он должен найти способ отвести нависшую опасность.

— Гаррик, ведь ты не хочешь, чтобы я был несчастен? — театрально возопил Эллери, словно герольд, возвещающий о прибытии высокого гостя.

— Я тружусь не покладая рук, чтобы ты был счастлив, — осторожно ответил Трокмортон.

Эллери не знал ничего о том, чем на самом деле занимается его старший брат, а тот, в свою очередь, не стремился заполнить этот пробел. Трокмортона вполне устраивало, что его считают неповоротливым тугодумом. Но стоит только прямодушному, бесхитростному Эллери узнать об истинных целях Трокмортона, и он непременно захочет помочь, а тогда уж наверняка жди беды.

— Что-нибудь не так? — спросил Эллери. — Ты как-то осунулся.

— Нет, ничего. Просто задумался над тем, что ты сделал со своей таинственной красавицей после того, как привез ее сюда?

— Что сделал? Потерял! Высадил ее у крыльца, отогнал на конюшню свою коляску, вернулся, и…

— И ты позволил ей ускользнуть от себя?

— Что поделаешь, брат, надо было позаботиться о лошадях! Я запряг сегодня свою новую серую пару, специально чтобы показать жеребцов лорду Фезерстону. Ты же знаешь, как он неравнодушен к лошадям! И побоялся поручать их новому конюху. У него, по-моему, руки не из того места растут. Короче говоря, когда я вернулся с конюшни, моя фея бесследно исчезла.

— Вот несчастье-то! — с чувством воскликнул Трокмортон.

Вся эта история с начала до конца была сплошным несчастьем.

— Я стал расспрашивать слуг, но никто из них не понял, о ком я говорю. И при этом все они торопились куда-то…

— Начали съезжаться гости, и слугам было куда торопиться, — заметил Трокмортон.

Эллери пропустил мудрое замечание брата мимо ушей. Его волновало другое.

— И все-таки, кто же она? — задумчиво повторил он.

— Возможно, она не леди, — предположил Трокмортон.

— На что ты намекаешь?

— На то, братец, что в твоей жизни было уже предостаточно актрис и прочих дам полусвета, которым мне надоело платить деньги за то, чтобы они выпустили тебя из своих когтей.

Эллери обиженно повел плечами.

— Но она была одета по самой последней парижской моде, говорила на безукоризненном английском языке, и, что самое главное, она знает Блайд-холл. Знает всех нас. Знает тебя. Даже меня знает.

— Да, ты это уже рассказывал. Но заметь: она была одна. Знатные юные леди в одиночку не путешествуют.

— Ты просто отстал от жизни, — моментально парировал Эллери.

— Возможно, — легко согласился Трокмортон.

У него на этот счет было свое мнение, но спорить с Эллери он не собирался.

— Наверняка она была гостьей, которую кто-нибудь забыл захватить с собой, — уверенно произнес Эллери. — Хотя, когда я спросил об этом, она рассмеялась, и ее смех рассыпался звонким колокольчиком…

— Церковным или тем, что на часах?

— Что? — запнулся Эллери и нахмурился. Затем морщинки на лбу у него разгладились, и он дружески шлепнул брата по плечу. Нормальному человеку такой удар стоил бы перелома ключицы. — Перестань меня подкалывать.

— Хорошо, я постараюсь. — И Трокмортон, в свою очередь, хлопнул Эллери по спине. Разумеется, его удар был более увесистым, ведь надо было напомнить о том, кто здесь старший, кто из них выше и сильней. И не нужно забывать, кто кого накормил в детстве мылом!

Братья были совершенно не похожи, но это не мешало им понимать друг друга с полуслова. Вот и сейчас оба они улыбнулись словно по команде, и Трокмортон сказал, обнимая Эллери за плечи:

— Пойдем, братишка. Будем искать твою сбежавшую принцессу.

Глава 2

Трокмортон молча наблюдал за тем, как Эллери непрестанно вертит головой, пытаясь отыскать в толпе гостей свою прекрасную незнакомку.

Нежные звуки музыки волнами накатывались с террасы, смешиваясь с гулом голосов в зале. В этом хоре также царил свой баланс — низкий рокот мужских баритонов аккомпанировал высоким женским альтам и сопрано, перемежаясь время от времени звонкими трелями смеха, которым собравшиеся в зале леди приветствовали старых подруг или закрепляли новое знакомство.

Блайд-холл был просто создан для приемов. Нижний его этаж был отведен под гостиные, музыкальные салоны, бальные залы и огромную застекленную оранжерею. На верхнем этаже гостей поджидали тридцать три спальни, протянувшиеся вдоль бесконечного коридора. В мансарде, под крышей, были оборудованы комнаты для слуг, а в подвальном этаже разместились просторная кухня и превосходный винный погреб, один из лучших во всем графстве Саффолк. Сам дом, сложенный из светлого известняка, был построен лет двести назад и окружен старым парком, разбитым самыми известными в Англии мастерами садовых ландшафтов.

Не упуская из памяти таинственную незнакомку, Трокмортон не забывал при этом и о себе. Он многого ждал от сегодняшнего вечера. Английское общество стремительно менялось. Трокмортон знал об этом и намеревался извлечь для себя из происходящих перемен максимальную выгоду.

— Ну, и где же наша очаровательная леди? — спросил он.

— Не знаю, — ответил Эллери, не переставая крутить головой так, что та, казалось, вот-вот оторвется от шеи. — Наверное, еще не подошла.

— Или где-нибудь снаружи, на террасе.

— Вот они где! — раздался за спиной у братьев звучный, уверенный мужской голос.

Трокмортон и Эллери обернулись и увидели пробиравшегося к ним сквозь толпу лорда Лонгшо.

— Вот они! Наш любезный хозяин и тот счастливец, что покорил сердце нашей дорогой Патриции.

Толпа послушно раздвигалась перед лордом Лонгшо, словно льдины перед мощным ледоколом.

Тонкий, гибкий лорд Лонгшо обладал внешностью профессора истории, исхудавшего над пыльными томами, но при этом был известен своей волчьей хваткой. Аристократ по рождению, в делах он был беспощаден и властен и всегда добивался своего если не умом, то силой. Мягким и любящим он бывал только со своей женой и дочерью, но и здесь, узнав о том, что Патриция решила выйти замуж за Эллери, он первым делом отправился к Трокмортону и заключил с ним выгодную сделку, с учетом их будущих родственных отношений. Причем одно из условий этой сделки сводилось к тому, что, если Эллери вдруг вздумал бы пойти на попятный, всем Трокмортонам пришлось бы не слаще, чем грешникам на адских сковородках.

Трокмортон слегка выступил вперед, прикрывая своей спиной брата, не перестававшего крутить головой.

— Лорд Лонгшо! А мы с Эллери только что подняли по-братски тост за здоровье и счастье вашей дочери, — приветствовал он своего будущего родственника.

— Отлично. Отлично! — Лорд Лонгшо изобразил на своем лице радость и в притворном оживлении потер руками, затянутыми в лайковые перчатки, не переставая при этом внимательно наблюдать за обоими братьями. — Мечтаешь о предстоящей брачной ночи, Эллери, мой мальчик?