Древнее проклятие (Грешный и влюбленный)

Значит, не совсем разонравилась ему эта жизнь, если приятно было обнимать хорошенькую девушку. Вот если бы удалось вернуть ему веру в себя!

— Ходить-то вы ходите, но только по дому. Не на улице.

— Откуда вам это известно? — Он фыркнул, но было заметно, что в душе его зашевелилась какая-то надежда.

— Потому что Перт говорила, что было не очень темно, когда на нее напали. — Он мог бы возразить, но Силван склонилась к нему и придавила пальцем его губы. — А в тот вечер, если помните, вы подняли меня с постели и заставили вытаскивать занозу из вашей ладони. Когда я от вас уходила, было около одиннадцати вечера, а когда я увидела, как вы ходите по коридорам, только-только пробило полночь. — Ранд насупил брови, задумавшись и что-то высчитывая в уме, а она стояла на своем:

— Меньше часа прошло, за это время вы бы ни за что не успели выбраться из дому, повстречать эту женщину, избить ее, да еще назад вернуться.

Силван почувствовала, как затрепетало его тело. Ранд все еще не верил ей, но очень хотел поверить. Тогда, отчетливо выговаривая каждое слово, она произнесла:

— Кто-то увидал вас, понял, что вы уязвимы и беспомощны, и, не знаю уж зачем, уверил вас в том, что вы одержимы и безумием, и звериной жестокостью. Но вы не безумец и не бессердечный зверь. Иначе вам не пришло бы в голову мучиться угрызениями совести и кидаться вниз со скалы.

— Если бы я бросился со скалы, мне никак не удалось бы достойно вознаградить вас. А награды вы более чем заслуживаете.

Она со вздохом откинулась назад.

— Так вы верите мне?

— Верю.

Ему бы от восторга прыгать, что все его страхи оказались напрасными, или иначе как-то свою радость выражать, а он с места не двигается. В себя прийти не может, что ли? Да нет, поняла Силван, просто Ранд другой способ нашел отпраздновать свое счастье. Его ладони поднялись на ее предплечья, скользнули по спине, обхватили ее лицо. Он решительно притянул ее к себе и поцеловал сначала в щеки, потом в нос, потом в губы.

— Ты мне жизнь спасла, — прошептал он. — Отныне я твой навеки.

Силван ничего не ответила — сил на слова не было, да и облегчение оказалось неожиданным, и он воспользовался ее изнеможением в полной мере. Ласково шепча и настаивая, он выпросил у нее согласие раскрыть губы, а когда она на это пошла, его язык принялся творить для нее небывалые на ощупь и на вкус ощущения. Где-то вовне океан ласкал берега своими волнами, а Ранд добивался ее отклика своей опытностью. Она дышала им, стонала им, мучилась им. Как ему удавалось вызвать у нее желание одними лишь своими прикосновениями?

Быть может, надо было сдерживать себя, но волна благодарности поднималась в ней, и Силван ничего с нею не могла поделать. Ранд цел и невредим. Она тому причиной. Она спасла человека. Она доказала себе, что достойна любви, и ей хотелось с кем-то поделиться своим ликованием. С кем-нибудь. С Рандом.

Но вот холодок утреннего воздуха скользнул по ее коже. Силван приподняла голову. Оказывается, вырез платья раскрылся и обнажил грудь. Это Ранд, отвлекая ее поцелуями, расстегнул все крючки, и Силван судорожно схватилась за ворот, пытаясь привести платье в должный вид.

Он глядел на нее глазами, полными обожания.

— Я только посмотрю.

Силван нервно облизала губы и ничего не ответила.

— Если ты в самом деле меня не боишься, позволь мне поглядеть. Только разочек глянуть, — уговаривал Ранд.

Она разгадала его замысел с самого начала. Он воспользовался ее сочувствием, чтобы превратить в безвольную куклу, предназначенную еще сильнее разжечь тот огонь, который пожирал его изнутри. Но потом это его саморазрушительное пламя было поглощено воспламенившейся страстью, а страсть — она для тех, кто смог уцелеть, спастись.

О чем-то таком ей грезилось. Наверное, ей так бы и не довелось испытать такого удовольствия, не сложись обстоятельства так, как они сложились. И Силван сдалась. Ее пальцы сами потянули платье вниз.

Глаза Ранда застыли на ее груди, прячущейся под тонким хлопком сорочки. Медленно, очень медленно он потянулся к ней. Еще не поздно было бежать, найти пути к отступлению. Но Силван, полузакрыв глаза, нежилась в объятиях Ранда, предвкушая какое-то неизведанное наслаждение.

— Нескромные женщины обходятся без нижних сорочек, — заметил он.

— Я запомню это. — Она наблюдала, как палец Ранда нежно обвел темное пятно, окаймлявшее сосок. Наверняка ее следовало назвать нескромной, ведь в ясный день, да что там, с утра пораньше, под лучами поднимающегося солнца, она расселась тут, на виду у всех, и позволяет мужчине трогать себя, да еще радуется этому. Он потянул ее ближе, желая, чтобы она легла на него спиной, но Силван воспротивилась. Конечно, не потому, что боялась его, а потому, что хотела, чтобы он продолжил эти свои ласки. Ранд приподнял голову и поймал губами ее сосок, все еще прикрытый тканью. Он втянул сосок в себя, высасывая из нее всю ее замкнутость, сдержанность, благовоспитанность, взамен отдавая лишь дикарский всплеск новых ощущений. От прикосновения к маленькому пятнышку на груди блаженство пронизывало ее всю, до самых глубин ее естества.

Она рухнула на него сверху, в полной уверенности, что теперь окончательно переходит из категории нескромных в класс бесстыжих. А то и распутных.

— Дай погляжу, — снова попросил Ранд. Она сразу же подчинилась, спустив сорочку до талии. Ей не хотелось, чтобы он передумал. Правда, лицо у него так горело, что вряд ли стоило опасаться перемены в его намерениях.

— Ты не представляешь себе, как мне всегда хотелось посмотреть на твою грудь, — признался Ранд. — Я уж и так и так подглядывал — и когда солнце просвечивало через тонкую ткань, и когда ветер твое платье натягивал. Но все равно, ни к чему подобному я готов не был. — Он приподнял ладонями тяжелые груди и замурлыкал:

— Такие красивые. — Опять поднося их к губам, Ранд провел языком по одной ее груди, и ощущение было такое, будто всю ее омыло теплой водой. Она тихонько застонала от удовольствия, а Ранд хихикнул. — И вкусные.

В его словах ей почудилось что-то обидное.

— Смеешься надо мной?

— Смеюсь? Я? Над тобой? — Он опять хохотнул, но на этот раз как-то невесело. — Я как бревно валяюсь на спине, сдвинуться с места не могу, во всем завишу от утонченной барышни, которая чуть ли не насиловать меня должна сама, ведь мне ее не соблазнить. Я не могу ни удержать ее, ни схватить со всей страстью, ни воспользоваться всем своим многолетним опытом — а ведь этот опыт, все умение я копил ради такого вот мгновения. Мне ли над тобой смеяться? — Он замотал головой. — Нет, я все время с тревогой ждал, когда ты опять упорхнешь прочь. Плясать и веселиться. И насмехаться над человеком, который осмелился мечтать о тебе.

Его уязвленность до того ее растрогала, что на глазах выступили слезы.

— Ну, а чем мы не пара?

Пылкая страстность их объятий постепенно уступала место нежности. Пальцы Ранда поглаживали ее обнаженные плечи, и Силван наслаждалась этими ласковыми прикосновениями.

— И даже если ты упорхнешь прочь, — прошептал он, — я все равно буду тебе благодарен. Ты подарила мне надежду и дала шанс начать все сначала. — Ласка стала ощутимее, он обхватил ее сильнее и подвинул так, что ее грудь и бедра прижались к его телу. — Но если ты останешься, маленький эльф, я покажу тебе свое волшебство.

Солнце отбрасывало на лицо Ранда резкие тени, придавая его облику нечто трагическое.

Сердце Силван дрогнуло от жалости и любви, и она нежно провела пальцем по его щеке.

— Если ты меня хочешь, я останусь.

Он вознаградил ее за это обещание улыбкой, и в самом деле чарующей.

— Одно прикосновение твоего пальчика значит для меня больше, чем радости рая.

— Тогда почему твои пальцы лезут под мою юбку?

— Просто мне хочется, чтобы ты получила столько же удовольствия, сколько испытываю я.

Силван насторожилась. Что-то он быстро оправился от своего смущения. Уж не рано ли она его пожалела?

— Не зря меня предупреждали, насчет таких, как ты.

— Кто предупреждал? Мать?

— Нет. — Она, подчиняясь его настояниям, подвинулась так, что колени ее раздвинулись и обхватили его бедра. — Хибберт.

— Ах, Хибберт! — Ранд хмыкнул. — Да успокоит Господь Хибберта, он сохранил тебя для меня. — Он ласково погладил ее по спине, заставляя расслабиться.

Силван уткнулась лицом а его плечо.

— Не очень-то это со стороны красиво, да? И вдруг почувствовала, что лежащий под нею Ранд еле удерживается от смеха.

— Это? Мы будем называть это словом «это»?

— Что ты имеешь в виду?

— А ты не догадываешься? — Ранд хитро посмотрел на нее. — Хорошо, я согласен называть это «радостным подвигом, достойным богов». Или, быть может, «самым восхитительным переживанием моей жизни».

Силван не удержалась и фыркнула.

— Слушай, где ты научился так морочить голову бедным девушкам? Когда это ты успел усвоить искусство очаровывать?

— Задолго до того, как я научился угрюмости. — Ранд провел по контуру ее губ кончиком пальца. — А что до красоты или изящества — знаешь, это из другой оперы. Это — пот, и шум, и крики, но приятнее нет ничего на свете. И ты увидишь — я буду делать это так, что тебе понравится. Сядь, милая, и начнем наш первый урок.

И Силван сделала все так, как он велел. Ведя ладонью по груди Ранда, потом вниз, к животу, она нашла наконец предмет своих вожделений — твердый, упругий, полный жизни, и Силван, не удержавшись от искушения, сжала его. Ранд застонал.

— Тебе больно? — испугалась Силван, пытаясь отстраниться.

Но рука Ранда вернула ее на место.

— Это самая прекрасная боль. — Его глаза были полузакрыты, И темные и длинные ресницы казались неожиданно женственными на сильном мужском лице.

Силван хотелось, чтобы он всегда так глядел — желая, но уже удовлетворенно, отчаянно, но уже смиренно. Сама природа подстрекала Силван к отваге. Морские птицы покидали свои гнезда и взывали к дерзанию, безрассудно взмывая ввысь. От земли шел густой дух влажной травы и жирной почвы, земля дарила эти запахи согревавшему солнцу.

А Силван проводила теплыми ладонями по всему телу Ранда, грея его, словно она сама была солнцем. Его глаза распахнулись, и он долго глядел на нее, потом сказал:

— Ты мне непонятна. Загадка. То ты — вся дерзость, то — вся смущение. — Он приподнял ее. — Дай-ка я разгадаю эту загадку.

Его пальцы отыскали прорезь в ее панталонах. Видно, он знал, что искать — через минуту Силван возбужденно вскрикнула и дернулась.

Он заглянул ей в глаза.

— Ты разве не знаешь, как это происходит?

— Знаю. Но знать — одно, а почувствовать — совсем другое. — Такого она никогда не испытывала. Интересно, это у всех женщин так?

Ранд сам ответил на ее невысказанный вопрос.

— Не все женщины настолько чувствительны — или настолько робки. — Он подумал немного. — Может, ты быстрее привыкнешь, если я посмотрю сначала на все твои местечки?

— Нет! — Еще показывать ему не хватало!

— Ни за что!

Ранд еще глубже задумался.

— А, может, тебе будет удобнее, если я сначала на вкус попробую?

— Нет!

— Я же пробовал на вкус твои груди, и тебе понравилось.

— Это другое дело. — Ранд улыбнулся, видя ее возмущение, и эта улыбка еще больше рассердила ее.

— Ты надо мной издеваешься.

— Дай мне попробовать, и сама все поймешь.

Ну и, разумеется, он настоял на своем. Может, ему и хотелось позабавиться ее замешательством, но Силван нимало не сомневалась, что этот законченный ловелас именно так и привык с женщинами обращаться, чтобы уж все удовольствия разом получить. Хотя, что греха таить, и ей это понравилось тоже. Как он и обещал.

Но Ранду этого было мало.

— Ты так и не разрешишь мне тебя потрогать?

Он надул губы, изображая обиженного мальчишку, в то время как тело его недвусмысленно свидетельствовало о том, что это зрелый мужчина со всеми своими мужскими потребностями.

Силван, сама возбужденная его ласками, только кивнула.

Разрешение он получил, и его нахальные пальцы поспешили воспользоваться им как можно быстрее.

— Как же мне хорошо сейчас! — сказал Ранд. — Нам надо будет ходить сюда почаще и…

— Я и не подумаю ходить сюда. — Да я тебя уговорю.

Очень уж самоуверенно он вел себя, хотя, честно говоря, имел для этого все основания. Разве вот сейчас Ранд не добился от нее всего, чего хотел? И способен добиться еще большего. Он слегка погладил ее между ног, и Силван пронзила дрожь удовольствия. Что-то пульсировало внутри ее тела, и ощущение было несказанно приятным.

Силван ужаснулась, представив себе, как она выглядит со стороны: сорочка и лиф скомканы на талии, юбка задрана, панталоны расстегнуты, а сама она этакой всадницей оседлала мужчину. Мужчину, спасенного ею от смерти. Мужчину, весь вид которого ясно свидетельствовал о том, что жизнь для него прекрасна. Таким радостным и свободным она его никогда не видела.

Стоило жертвоприношения… Только вправе ли она говорить о какой-то жертве с ее стороны? Его пальцы продолжали делать свое дело, находя самые чувствительные местечки на ее теле. Силван уже не сдерживала свои стоны. А Ранд был очень доволен.

— Такие звуки означают, что я делаю это правильно. Тебе наши занятия по душе, правда?

Зачем спрашивать, если он и так знает ответ?

Но Ранд не унимался.

— Тебе нравится этим заниматься? Да или нет?

Она не отвечала.

Тогда Ранд вдруг убрал руку с ее тела. Силван невольно потянулась к нему.

— Чтоб потом не говорила, что я тебя заставил.

Теперь его руки рыскали по ее телу безо всякого стеснения. Ее соски напряглись, пальцы судорожно сжались, она запрокинула голову и поглядела в небо. Никогда не было у нее такого чувства: вот-вот, и она взлетит.

— Еще немного, милая. Чуть выше. — Каждое его указание продвигало ее по пути к блаженству. Все ближе к раю.

— Отдохни. Дай себе передохнуть немного. Отдайся этому.

Ветер обдувал ее кожу, солнце ласкало ее своими яркими утренними лучами, а она сосредоточилась на том, чтобы расслабиться, взлететь выше, отдать всю себя этому — чем бы это ни было.

Потом какая-то неведомая сила сжала судорогой ее тело, приподняла и кинула навстречу Ранду — ближе, еще ближе, пока они не слились в единое целое.

Ей нравилось это. Она упивалась каждым новым движением. Ей хотелось еще и еще, И Ранд щедро делился с ней своим опытом, умением и своей страстью, одаряя ее тем, чего она требовала, и даже сверх того.

А потом это стало сходить на нет. Исподволь, понемногу ритм замедлялся, и Силван вновь смогла осознать, где она находится, увидеть солнце, море, воздух…

И, осознав все это, вернувшись снова в знакомый мир, Силван попыталась вернуться и к обычной своей манере поведения — насмешливой и холодноватой. Почему-то ей не хотелось, чтобы Ранд догадался о том, какое сильное потрясение она испытала.

А вот Ранду никакой такой будничности или благопристойности вовсе не хотелось. Он потянулся к ней, бормоча:

— Иди сюда.

Схватив Силван за плечи, он притянул ее к себе, устроив ее голову у себя на груди. Она слышала, как колотится его сердце, хотя не понимала, почему. Ему-то такие занятия, должно быть, не в новинку.

Она уже собиралась спросить его об этом, как вдруг невдалеке хрипло проскрипела какая-то птица, и Ранд бросил:

— Проклятие! — Он грубо отпихнул ее от себя, а когда она попробовала поднять голову, чтобы оглядеться, он тут же шикнул:

— Пригнись пониже!

Ниже? Куда уж ниже? Она и так была внизу, и вот ее сорвали с ложа удовольствий И швырнули в море унижения.

— Ранд, что такое?

— Оденься, — отрывисто приказал он, не глядя на нее.

Еле сдерживая слезы, Силван пыталась натянуть сорочку на плечи и юбку на ноги.

Услыхав хриплые звуки, она замерла и прислушалась. Опять та птица. Недовольная. В скрипучем голосе слышится злоба. Казалось, птица гневается.

Лишь теперь она поняла, чем так озабочен Ранд. Кто-то застал их врасплох. Кто-то.., да не один, вон их сколько там — Гарт, герцог Клэрмонтский. Джаспер. И его преподобие отец Доналд.

* * *

Гарт стоял посередине гостиной и так размахивал своей прогулочной тростью, что можно было подумать, он дирижирует оркестром. — На природе, значит, миловаться вздумали? Ранд, ты что, обезумел?

Ранд только поморщился, слушая эти более чем обоснованные и как нельзя более уместные обвинения. Ну да, он сошел с ума. Обезумел от Силван, То, что он затеял с намерением лихо покончить все счеты с жизнью, обернулось роскошным опытом в области любви. Безмолвный величавый гнев викария, громогласное негодование Гарта, смущенная озабоченность Джеймса — что все это по сравнению с той бурей чувств, которая бушевала в его груди? Низко склонившись к Силван, Ранд пробормотал:

— Еще бы час. Один бы часик только — и я бы тебе показал, на что способен.

— Час?

Он закутал ее в свою белую сорочку, чтобы прикрыть наготу, и Силван вовсе не хотелось отдавать эту сорочку назад, даже если ему дадут новую рубаху, а ее постараются нарядить во что-то более женственное. Пока же она бросила попытку закатать рукава и недоверчиво глянула на него.

— Почему час?

Он что-то прикинул в уме.

— Может, больше. Мне всегда нравилось растягивать это занятие.

— Ш-ш-ш! — Она бросила быстрый взгляд в сторону священника, лицо которого выражало праведный гнев. — Услышат.

До ушей Гарта вряд ли долетели их слова, и он уж точно ничего бы из них все равно не понял, даже услыхав, но поглядел он так, что ясно стало: не нравится ему как-то веселое настроение Ранда. Его милость возвысил свой глас и указал на Джаспера, топтавшегося где-то рядом и не спешившего подойти.

— Джаспер вне себя был, когда явился домой и не застал тебя в постели. И он меня поднял снова… — В голосе Гарта звучало негодование.

— Так вот почему Гарт так разошелся. — Ранд лихо подкатил на своем слегка побитом кресле поближе к Силван. Вид у нее был, как у брошенного ребенка, да вдобавок еще обиженного, и ему хотелось оградить ее от все сильнее сгущающегося неодобрения его родни. — Ему просто выспаться не дали.

— ..и мы опять устремились на поиски, теперь уже вас обоих.

Леди Эмми и тетя Адела как раз вышли на террасу, когда процессия подошла к дому. Кловер Доналд, по обыкновению, старалась держаться в тени. Его преподобие Доналд немедленно проинформировал дам о смысле случившегося. Мать Ранда была потрясена и оскорблена. Тетя Ранда была потрясена, но являла собой христианскую кротость. Кловер Доналд всплакнула. А в самой середине находилась Силван, и на нее, беднягу, и обрушивалось всеобщее негодование.

Гарт продолжал свою гневную речь:

— Да если бы я не вспомнил слова Джеймса о том, что вы любите бывать в Буковой ложбине, мы бы вас до сих пор не отыскали!

— Вы бы тогда нас хотя бы не спугнули. Ранд проворчал это себе под нос, но Гарт, должно быть, услышал и окончательно взорвался:

— Тебе все шуточки. А мы застали тебя с мисс Силван…

— Ин флаграите деликто (С поличным; (застать) в момент свершения преступления или при наличии неоспоримых улик (лат.)) — Это подал голос разбирающийся в юридических тонкостях Джеймс. Он только что вошел в комнату фланирующей походкой.

Заметив, как съежилась Силван, Ранд начал:

— Ну, если точно, то мы…

— Стоит только заснуть, и пропустишь все самое интересное, — меланхолически вздохнул Джеймс. — Почему в этом доме все самое увлекательное происходит по ночам?

— Заткнись, Джеймс. — Голос Гарта набрал силу и зазвучал громко и выразительно. — Ранд, она же вся в синяках и царапинах.

— Я со скалы упала, — оправдываясь, объяснила Силван.

Гарт не слушал, да и не хотел слушать.

— Как ты мог сотворить такое с женщиной? Силван прошептала:

— Если точно, то не он…

— Конечно, не он. Он тут ни при чем. — Тетя Адела, вышагивая от камина до двери, нервно комкала воротник своего платья. — Это все твоя вина, Гарт. И я надеюсь, что впредь ты станешь прислушиваться ко мне, когда я указываю тебе на общеизвестные истины. Мисс Силван заманила нашего бедного мальчика. Вот нам награда за то, что мы пригрели на своей груди змею.

Ранд не выдержал:

— Да какая она…

— Она не змея, — подала голос с дивана леди Эмми, комкая кружевной платочек. — Девочка просто сбилась с пути истинного, а наш Ранд этим воспользовался.

— Тогда почему у него синяки? — потребовала ясности тетя Адела.

Силван с Рандом озадаченно переглянулись, и у Силван на этот раз не нашлось никакого объяснения. Они оба были побиты. Это потому, что Силван так лихо налетела на разогнавшееся кресло на колесах. А в кресле сидел Ранд.

— Знала б она, — вполголоса заметил Ранд, обращаясь к Силван.

— А интересно, чем это и как мог воспользоваться Ранд? — торжествующе продолжала тетя Адела. — Он же — в кресле-каталке.

— Верно, он — в кресле, — отвечала его любящая, но справедливая мать, — но ведь он не мертвый. Ранд очаровывал и более блестящих дам, чем мисс Силван.

Тетя Адела обернулась к своему сыну, выглядевшему щеголевато даже в ситцевом халате и турецких шлепанцах.

— Джеймс, защити двоюродного брата.

У Джеймса явно отсутствовало желание ввязываться.

— А как? Женщины сами, забавы ради или просто за улыбку, на все готовы. Глупо упрекать кого-то.

В голосе тети Аделы звучало чувство оскорбленного достоинства:

— Мисс Силван была любовницей Хибберта!

Тетя Адела ранила Силван своим злословием, Джеймс — своим насмешливым удивлением, леди Эмми — разочарованием, а его преподобие Доналд вообще, кажется, готов был произнести гневную проповедь. Ясно, что самое время было включаться Ранду.

— Незачем себя обманывать, тетя Адела, и совсем уж ни к чему говорить то, чего не знаешь. Силван — чиста, как только что выпавший снег. — его слова подвели черту под словопрениями, и он с удовлетворением отметил это. Все головы в комнате повернулись в его сторону. Каждая пара глаз на какое-то время застывала на его лице, а потом перебегала на раскрасневшееся лицо Силван.

— А ты-то откуда знаешь? — спросила тетя Адела, всплеснув руками — Молчи уж.

Силван яростно ощетинилась:

— Я вам не корова, про все прежние случки которой сообщают во всеуслышание. Я была бы признательна вам, Ранд, если бы вы избавили меня от… — Она замолчала, вдруг оцепенев, заметив, с какой зачарованностью его родня внимает каждому ее слову.

— Я лично никогда вас коровой не считал, — галантно сказал Ранд. Силван отвернулась, стараясь укрыть рукавом его рубахи вспыхнувшее лицо.

— Но если ты знаешь про ее чистоту, стало быть, она уже не столь чиста, — вставил Джеймс.

— Не валяй дурака, Джеймс. Они не все успели, — сказал Гарт. Потом как-то криво улыбнулся. — Или ты все же успел, а, Ранд?

Ранд увидел, что Силван за своим хлопчатобумажным щитом кивает — да, мол. Надо же, смелая какая — даже его разъяренной родни не боится. Он успокаивающе погладил ее по спине.

— Почему это все интересуются моей личной жизнью?

— Какая уж там личная. На виду у всей округи… — Полуулыбочка слетела с губ Гарта, зато голос снова набрал силу. — Ты позоришь нашу семью!

— Если Силван чиста, значит, слухи про Хибберта оказались не правдой, — глубокомысленно произнесла леди Эмми.

В первый раз с тех пор, как они вошли в гостиную, тетя Адела соблаговолила присесть и поближе придвинулась к леди Эмми.

— Хибберт, должно быть, пользовался мисс Силван для отвода глаз. А на самом деле у него кто-то другой был. — Она поглядела на собственного сыночка. — Обычное для мужчины безрассудное поведение.

Джеймс лишь пожал плечами. Силван выглянула из-за края рубашки и возмущенно сверкнула глазами:

— Хибберт не был ни безрассудным, ни бездумным. Он хотел жениться на мне. А я не пожелала.

— Но, милочка, почему? — заинтересовалась леди Эмми. — Вы стали бы супругой пэра. К тому же Хибберт был вполне состоятельным человеком. Подумать только, какие преимущества!

— Я не хотела становиться чьей-то женой — сказала Силван, как бы ставя точку.

Если тогда у вас был выбор, то сейчас, мне кажется, вы его лишены, — ответил на это Гарт.

Ладони леди Эмми запорхали у ее горла.

— Не предлагаешь ли ты то, что, как мне кажется, ты предлагаешь?

— Чушь, Гарт, — решительно и пылко заявила леди Адела. — Роду Малкинов незачем пытаться восстановить ее запятнанную репутацию.

Гарт спокойно отразил гневное наступление тети Аделы.

— Ну, доброе имя у нее, может, и не совсем в порядке, но мы-то знаем, что она была нетронутой. И мы знаем, что у этой женщины безупречный нрав, а еще, что она хорошо вписывается в наше семейство.

— У нее не доброе имя, а сплошное пятно на репутации! — воскликнула леди Адела.

— Она — девица, — отвечал Гарт. — Чем не жена для наследника Клэрмонта?

Но тете Аделе, видимо, едва ли по силам было постичь решимость Гарта.

— Ее уволить надо.

— А дальше что? — Гарт опять повысил голос. — Домой ее отослать, а к корсажу записочку пришпилить, так, что ли? Мол, «дорогой господин Майлз, позвольте мне заверить вас, что ваша дочь, которой я обещал не причинить никакого вреда, подверглась интимному обследованию со стороны моего брата, и в результате выяснилось, что она была нетронутой».

Силван опять уткнула лицо в сорочку Ранда.

— Зачем так грубо, дорогой? — укоризненно произнесла леди Эмми.

— А Ранд, мне кажется, ничего не имеет против женитьбы, — заявил Гарт, пристально Глядя на брата.

— Нетронутая? — Леди Адела презрительно фыркнула. — Удивляюсь я современным барышням! Ухаживания, кавалеры, прогулки под луной и Бог знает что еще — а потом является этакий прекрасный принц, и они как ни в чем не бывало в белоснежных одеждах шествуют с ним К алтарю.

— Ох, ради Бога, мама, — досадливо отмахнулся Джеймс.

— Погодите, — в разговор вмешался Ранд. — Вот вы поженить нас хотите. А о Силван-то вы подумали? Каково это ей будет до конца дней своих возиться с калекой?

Теперь уже Силван возмутилась:

— Не надоело еще прибедняться? Сколь можно себя так называть?

— Она вроде бы не испугалась твоего состояния. Скорее уж наоборот. — Гарт устало потер лоб. — Да и нет лучшего способа восстановления доброго имени, чем венчание с наследником герцогского титула. Тем более если благосостояние герцогского рода растет за счет процветающей хлопчатобумажной фабрики. — Он с вызовом глянул в сторону Джеймса и тети Аделы, но прежде, чем кто-то успел возразить ему, добавил:

— А Силван тем самым оправдает честолюбивые упования своего отца.

Силван отвернулась, насупившись.

— Это не тот довод, который в силах переубедить меня.

Гарт присел перед ней на корточки.

— Зато вам не придется возвращаться под отчий кров.

На это Силван не нашла что ответить. На какое-то время в комнате воцарилось молчание.

— Я в самом деле женюсь на Силван? — Ранд все еще никак не мог поверить в серьезность происходящего. С чего бы это Силван пошла под венец с сумасшедшим… Хотя она-то как раз не считает его сумасшедшим. Она верит в него. Именно эта вера и толкнула ее на столь необдуманные поступки, из-за которых вся родня ополчилась на нее.

Ранд внимательно рассматривал свои руки. Каким облегчением было знать, что это не они обрушивали удары на несчастных женщин. Впервые за многие месяцы его не преследовали мрачные видения лечебницы для умалишенных. Он не мучил себя, воображая, как темной ночью крадется по окрестным холмам, подстерегая очередную жертву. Он больше не был позором своей семьи и угрозой для всех женщин. Он мог больше не искать смерти.

Сердце его билось все быстрее, Ранд погладил себя по груди и засмеялся, сначала тихо, потом чуть громче. Потом поднял глаза. Судя по озабоченным лицам родных, семейство отнюдь не разделяло его веру в собственное здравомыслие.

Глядя на сжавшуюся в комочек, подрагивающую Силван, Ранд подумал, что его любовь к ней, пожалуй, еще сильнее, чем ее вера. Нет, ничто теперь не в силах помешать их браку.

Конечно, если трезво посмотреть на вещи, Силван будет очень трудно, ведь он пока что остается калекой, не способным передвигаться самостоятельно. Но должен же, наконец, настать день, когда он снова пойдет на своих ногах, и уж тогда-то он сможет управлять их совместной жизнью. Он разоденет Силван в самые роскошные наряды, будет ходить с ней в театр на самые лучшие спектакли, они будут много путешествовать. Он заставит этих ханжей и напыщенных матрон из общества принимать Силван в своих домах, и Силван ни разу не пожалеет о том, что стала его женой.

День, который он выбрал для своей смерти, похоже, станет днем его свадьбы, днем, когда жизнь его чудесным образом изменилась. Медленно и торжественно он произнес:

— Это высокая честь — стать супругом Силван.

И тут Силван вскочила с места. Глаза ее пылали яростью.

— Моего мнения здесь никто и не спрашивает? Кто сказал, что я собираюсь замуж? Хибберт был добр и щедр, и у меня не было лучшего друга за всю мою жизнь. Стульями в окна он уж точно не кидался, так чего ради мне выходить за вас, если я отказала в том Хибберту?

Ранд самодовольно ухмыльнулся:

— Да потому, что я могу дать тебе то, чего Хибберт не смог бы.

— Я не хочу..

— Осторожней. — Он предостерегающе поднял указательный палец. — Лжецы отправляются в ад.

— Блудницы и прелюбодеи тоже, — подхватил священник. Его белокурые волосы поблескивали вокруг головы, словно нимб святого. — Я счел за лучшее повременить со своими советами, дабы семья эта сама пришла к верному решению, и, думается, так оно и произошло. Но вы, мисс Силван, должны осознать, сколь прискорбный грех совершен был вами. Вы соблазнили мужчину и позволили ему прикоснуться к самому сокровенному и при этом испытали удовольствие, будучи в его объятиях.

Кловер Доналд хихикнула, этакий тоненький взвизг смущения.

— Есть ли на свете больший грех? — патетически заключил священник, бросив укоризненный взгляд в сторону жены.

На какой-то миг Ранд позабыл о своей неспособности стоять на ногах. Уж очень ему захотелось обрушить оба кулака на этого мерзкого святошу, и Ранд едва не выскочил из своего кресла-каталки. Силван, заметив, вовремя потянула кресло назад. А подоспевший Гарт одним прыжком оказался в центре стычки и сумел предотвратить драку.