Все сумели прибыть к Магистру раньше нас. Лена, Катрин и Кристина готовят кофе. Магистр по линии доставки вызывает соки, пиво и минеральную воду.
— А, вот и они, — ворчит он, — добрались, наконец. Присаживайтесь. Сейчас придет Стремберг, и начнем разговор.
Я осматриваюсь. Здесь сегодня необычно людно.
Жиль, Хуан, Фридрих, Краузе, Ричард и еще две девушки и парень из Сектора Наблюдения.
Лена усаживается в кресло. Повозившись со своей шубой, она уютно устраивается. Бьюсь об заклад, что она, пользуясь тем, что под шубой ничего не видно, сидит в своей любимой позе, то есть поджав ноги. Усаживаюсь рядом с ней и тут вспоминаю, что за весь вечер я ничего не пил и не ел. Взяв стакан с соком, я чуть было не разбил его о забрало шлема. Все смеются, а Магистр мягко говорит:
— Сними в конце концов шлем, Андрэ. Ручаюсь, что тебе здесь ни с кем не придется рубиться.
Я чертыхаюсь, вспоминая и схлопку, и сатану, и Синего Флинна, снимаю шлем и ставлю его на пол. При этом обращаю внимание, что на правом роге заметна глубокая зарубка. Пока я пью сок, появляется Стремберг.
— Верховный дал добро, — коротко говорит он Магистру.
Он берет стакан минералки, залпом осушает его и, усевшись в кресло, говорит:
— Давайте начнем. Выключи компьютер, чтобы никто нам не мешал, и заблокируй Нуль-Т.
— Подожди, — отвечает Магистр, — я жду одно сообщение.
В этот момент на экране что-то высвечивается. Магистр читает сообщение и поворачивается ко мне.
— Слава Времени, с мечом все чисто! Да и сам меч был взят также из отдела Материальной Истории и наточен совсем недавно. Кстати, как твоя рана?
— Пустяки, уже подсохло.
Магистр с сомнением смотрит на меня.
— А зарубка на наплечнике приличная. Надо было бы поаккуратнее, Андрэ. Ведь учили же тебя чему-то. Пропустить два таких удара!
Взгляд его падает на Лену.
— Элен! Сотри грим с лица, а то мне все кажется, что у нас здесь сидит кто-то посторонний.
Он протягивает Лене салфетку, которую достал из бара. Лена откидывает капюшон, проводит салфеткой по лицу, и как не было Жрицы Мороза и Северного Сияния. В кресле сидит моя Лена в длинной белой меховой шубе.
— Что, Магистр, — спрашивает она, — нервишки пошаливают?
— Пошаливают, — признается Магистр. — Хотел бы я знать, есть сейчас среди нас хотя бы один человек, сохранивший после всего этого ясный рассудок?
— Есть, — неожиданно говорит Ричард. — Это я.
— Ну, тебе по должности положено, — живо парирует Магистр, — иначе какой ты, в схлопку, наблюдатель.
Жиль отпивает кофе и замечает:
— Не нагнетай атмосферу, Филипп! Я понимаю, враг проник к нам, проник дерзко, нагло. Не сомневаюсь, что сегодня они хотели устранить нашего лучшего хроноагента. Представляете, что бы сейчас творилось в нуль-фазе, если бы это им удалось? Они опережают нас уже не на ход, а на целую комбинацию. Сейчас они ждут от нас именно растерянности и даже паники. Вот этого быть не должно. Какой-то шок мы все, безусловно, пережили. Но, как я понял, у вас со Стрембергом готов план действий, и вы уже успели согласовать его с Верховным?
Стремберг кивает, берет чашку с кофе и отпивает несколько глотков.
— Вы правы, Жиль. С одной поправкой план был готов еще неделю назад, я сейчас только уточнил с Верховным некоторые детали.
— Вы готовы его нам изложить?
Стремберг опять кивает, допивает кофе и протягивает Катрин пустую чашку за новой порцией.
— Прежде всего в свете только что происшедшего необходимо запустить в компьютерную сеть усовершенствованную программу Катрин. Этим самым мы сможем выявить, нет ли у нас еще агентов ЧВП, и обнаружить их новые появления. Ведь компьютеры установлены во всех помещениях и, как правило, находятся в дежурном режиме. Твоя программа сможет сделать это, — спрашивает он Катрин.
Та кивает и протягивает ему чашку кофе.
— Спасибо, Катрин. Именно этот вопрос я сейчас согласовывал с Верховным Магом. Второе, и это я тоже только что обговорил, отдел Кристины переподчиняется нашему Сектору, и ему ставится задача: в кратчайший срок создать теорию прямого межфазового перехода, разработать практические рекомендации по его осуществлению и совместно с Техническим Сектором подготовить необходимую аппаратуру и приспособления для создания и использования этих переходов.
Он внимательно смотрит на Кристину, ожидая ее возражений, но та молчит. Тогда он спрашивает:
— Я полагаю, Кристина, что после сегодняшнего случая у вас больше нет принципиальных возражений?
— Разумеется, — отвечает Кристина — Маг, мне потребуются все наработанные вашим Сектором материалы.
— Они к вашим услугам. От записи работы наших хроноагентов до последних данных, добытых нашей рабочей группой. Кроме того, теперь именно вы будете ставить рабочей группе задачи.
— Очень хорошо, — соглашается Кристина, — я готова приступить к работе немедленно.
— Лучше завтра, с утра, — останавливает ее Стремберг. — Теперь третье. С этого момента все присутствующие здесь хроноагенты нацеливаются полностью на работу против ЧВП. Вас пока только пять. В ближайшее время постараемся подобрать нужных людей и xoтя бы удвоить вашу группу. Отсюда вытекает четвертое. Завтра Елена и Генрих приступают к циклу МПП: Елена для переквалификации на первый класс, ну, а Генри попытается пройти по 7А. Попробуем сделать из третьего хроноагента экстра-класса. Как вы, готовы?
— К самому худшему, — мрачно шутит Генрих.
— Теперь пятое. Ричард и те его сотрудники, которых он отобрал для выполнения спецзадания, будут вести наблюдения, используя программу Катрин. Но теперь задача для них сужается. Необходимо искать прямых агентов ЧВП, то есть таких, которые проникли в другие фазы, используя прямой межфазовый переход, как говорится, в собственном теле. Работать вы будете в этом Секторе. Помещение для вас оборудуют завтра.
Стремберг обводит всех нас взглядом и завершает свою речь:
— И, наконец, шестое. Руководителем и координатором всех работ по противодействию ЧВП назначается Магистр Филипп Леруа. Филипп, если вы что-то хотите сказать, говорите. Но покороче, уже очень поздно.
Магистр закуривает и медленно говорит:
— Действительно, уже очень поздно. Завтра, а точнее, уже сегодня, с утра, я встречусь с каждым из вас и обговорю задание подробнее. А сейчас, полагаю, все могут быть свободны, кроме хроноагентов.
Все расходятся, а Магистр достает бутылку «Столичной» и стограммовые стаканчики вместо обычных рюмок.
— Это не помногу? — спрашиваю я.
— От кого я это слышу? — ехидно отвечает Магистр. — Понимаю, ты имеешь в виду Элен. Но ведь ей тоже надо снять стресс.
Магистр разливает водку и достает из холодильника соленые огурчики.
— Выпьем за то, чтобы все это благополучно завершилось, без жертв с нашей стороны. Пока Андрэ рубился с этим выходцем с того света, я думал, меня инфаркт хватит.
Мы выпиваем, и я спрашиваю:
— Магистр, а что сказал тебе Ричард перед самым началом нашего боя?
— Он обратил мое внимание на красный камень на шлеме Черного Рыцаря.
— Вот это наблюдательность! Я разговаривал с ним, потом еще в галерее встретились, и ничего не заметил.
— Профессионализм, — бросает Лена. — Я имею в виду не тебя, конечно, а Ричарда.
— Все, — говорит Магистр, — с утра за работу. Вы идете в Сектор Z, ты, Андрэ, с утра — ко мне, а ты, — он поворачивается ко мне и протягивает кристалл, — завтра работаешь вот с этим. Спокойной ночи.
Мы направляемся к Нуль-Т. Меня останавливает голос Магистра:
— Андрэ! Забери свое ведро, оно мне без надобности.
— Это не ведро, а шлем! — возмущаюсь я, поднимая шлем за рог.
— Тем более он мне ни к чему. В ведро хоть налить что-то можно, а из твоего, гм, шлема все вытечет, весь в дырках.
Не отвечая на ехидные выпады, вхожу в кабину Нуль-Т, где меня ждет Лена. Выходим мы у меня дома. Лена первым делом снимает перчатки и скидывает шубу на пол у камина. Сразу становится ясен секрет ее бесшумной походки. Под шубой Лена была одета все в тот же тонкий белый комбинезон и обута в те же мягкие тапочки-чешки.
— Ну, слава Времени, можно, наконец, раздеться! — облегченно говорит она, усевшись в кресло и вытянув ноги.
Молча киваю и ставлю шлем на пол в углу. Затем скидываю плащ и отстегиваю меч. Освободившись от перевязи с мечом, усаживаюсь в кресло и начинаю стягивать свои «сапоги-чулки». Вдруг Лена срывается с места и, опустившись на колени, принимается стягивать с меня обувь. Я было удивляюсь, но Лена опережает меня.
— Если рыцарь ухаживает за своей дамой постоянно, то привилегия дамы: ухаживать за своим рыцарем после боя.
Вдруг она тычется лицом в мои колени и начинает реветь.
— Андрей… ведь он… он мог сегодня… убить тебя!
— Ну, это не так просто было бы сделать, — пробую успокоить я ее.
— Не петушись, хоть передо мной! Он дважды достал тебя мечом, а ты… ты ничего не смог бы с ним сделать, если бы не перевел меч в режим монокристалла.
— Но, Леночка, у меня и в уме даже не было, что это — настоящий бой. Я все понял только под конец.
— А вот я все сразу поняла. По тому, как решительно он шагнул к тебе, как нанес первый удар. Да все это сразу поняли, только ты ничего не понимал. Он бил тебя насмерть, а ты только эффектно отмахивался и искал случая выбить у него меч. Все, кроме тебя, сразу поняли, что он пришел за твоей жизнью. А ты вел себя не как хроноагент, а как заштатный актеришка из провинциальной труппы! А обо мне ты подумал? Что стало бы со мной, если бы он убил тебя?
Лена замолкает и снова прижимается к моим ногам.
— Ну, ну, Леночка, — пытаюсь я утешить ее на этот раз шуткой, — не надо так сильно тереться об меня. Исцарапаешься об эту железную чешую.
— Ну, так сними же поскорее свои железки, — сквозь слезы говорит Лена и, вставая, добавляет: — Давай помогу.
Она помогает мне отстегнуть наплечники, стянуть длинную кожаную рубаху с нашитыми на нее железными чешуями и чешуйчатые чулки. Я остаюсь в шортах и в майке. Лена осматривает «зарубку» на моем предплечье.
— Надо обработать и перевязать, — заявляет она. — И не возражай! Я все-таки врач.
Найдя в аптечке все необходимое, Лена профессионально обрабатывает рану и искусно ее перевязывает. Потом она усаживается ко мне на колени и шепчет:
— Любимый, обещай мне, что больше не будешь вести себя так легкомысленно.
Я целую ее в вырез комбинезона на груди и говорю:
— Родная моя, клянусь, что теперь я ни на минуту не забуду, с каким коварным врагом я имею дело. И все время буду помнить о тебе и об этой клятве.
— То-то, не забывай, пожалуйста, — говорит Лена и расстегивает молнию у себя на груди.
— Лена, — спрашиваю я, оторвав, наконец, свои губы от ее груди, — а почему Магистр не смог тебя узнать?
Лена смеется.
— Когда я выполняла это задание, то есть была Зимней Жрицей в биофазе, Магистр сам был на задании. Потому-то я и выбрала этот персонаж. И эффектно, и всезнайство Магистра посрамлено.
— Ты была прекрасна, — шепчу я, стаскивая с ее плеч комбинезон.
Глава 12
Alas, poor country!
Almost afraid to know itself. It cannot
Be called our mother, but our grave; where nothing,
But who knows nothing, is once seen to smile;
Where sighs, and groans, and shrieks that rend the air
Are made, not marked…
W.Shakespeare
Страна неузнаваема.
Она уже не мать нам, но могила наша.
Улыбку встретишь только у блажных.
К слезам привыкли, их не замечают.
К мельканью частых ужасов и бурь относятся, как к рядовым явленьям.
В.Шекспир
Несмотря на тяжелый день и бурную ночь, просыпаюсь я рано. Луч осеннего солнца, неяркий, но вполне достаточный, чтобы сделать свое дело, падает мне на глаза.
Лена тихо дышит мне в шею, уткнувшись в нее носом. Осторожно встаю, задергиваю занавески, чтобы солнце не потревожило мою подругу. Камин с вечера прогорел, а возиться с растопкой, поднимать шум мне не хочется. Однако в комнате довольно прохладно.
Беру в руки роскошную белую шубу, она оказалась на диво легкой, почти невесомой, и укрываю ею Лену. Хотя я знаю, что моя подруга довольно безразлично относится к проблемам жары и холода, но все равно, когда к смотришь на нее, лежащую нагишом в такой, мягко сказать, прохладе, сколько сам на себя ни надень, все холодно.
Почувствовав прикосновение теплого меха, Лена поджимает ноги и целиком скрывается под шубой. Я одеваюсь сам и начинаю варить кофе. Оборачиваюсь к камину: будить Лену или нет? А она улыбается во сне. Я сразу вспоминаю, какой ей сегодня предстоит день. Нет уж! Пусть этот день начнется для нее как можно позже.
Мой взгляд падает на компьютер и на кристалл, лежащий рядом с панелью. Этот кристалл дал мне вчера Магистр. Посмотреть? Снова смотрю на Лену и решаю сначала проводить ее. Кофе готов. Наливаю себе чашку и не успеваю поднести ее ко рту, как слышу тихий, вкрадчивый голос:
— А мне?
Из-под шубы на меня смотрят блестящие карие глаза.
— Извини. Хотел дать тебе поспать подольше. У тебя сегодня тяжелый день.
— Ага! Хотел дать выспаться, а сам развел здесь такой аромат, что в соседней фазе слышно. Нет уж, давай, делай свое черное дело дальше. Тащи кофе!
Она садится, завернувшись в шубу (прохладно даже ей!), и принимает от меня чашку. Из-под белого меха видны только рука с чашкой и голова.
— Ты что это так на меня смотришь? — спрашивает Лена.
— Да только сейчас дошло, что в тебе не так. Глаза. Они у тебя карие.
Лена смеется.
— Принеси из аптечки флакон линтирона, это такая розовая жидкость, и салфетку.
Капнув на салфетку несколько капель линтирона, Лена протирает глаза и через минуту вновь смотрит на меня своим привычным «перламутровым» взглядом.
— Теперь все в порядке?
— Да. Теперь ты совсем прежняя Ленка. Ну, как у тебя настрой на сегодняшний день?
— Нормальный. Но мне пора.
— Куда? Еще рано!
— Надо же переодеться. Ты что, предлагаешь мне идти в чужой Сектор вот в этом?
Лена показывает на свой комбинезон и тапочки.
— А почему бы и нет? Это, ты сама мне объясняла, рабочая одежда для тренингов и всего прочего. К тому же, кого ты собираешься поражать своим высоким вкусом в Секторе Z? Этих садистов? Как же! Уверяю, ты добьешься обратного эффекта. Лучше выпей еще кофе и проведем последние минуты вместе.
Лена молча соглашается, натягивает комбинезон, застегивает молнию и садится ко мне на колени, держа в руках тапочки. Я забираю их и обуваю ее маленькие ножки. Выпив еще по чашке, мы молча сидим, прижавшись друг к другу. Лена бросает взгляд на таймер и шепчет:
— Пожелай мне удачи, родной.
Она спрыгивает на пол и направляется к Нуль-Т. В дверях оборачивается и улыбается. Я молча наблюдаю, как скрывается в кабине ее стройная белая фигурка. Какой она вернется, когда пройдет через все круги этого ада? Одно Время знает! Лучше об этом не думать.
Вздыхаю и подхожу к компьютеру. С сомнением смотрю на кристалл. Что-то не лежит у меня сегодня душа к серьезной работе. Постояв так в нерешительности несколько минут, одеваюсь и выхожу на улицу.
Медленным шагом подхожу к озеру. Оно синее-синее. Золотая листва берез отражается в нем, создавая причудливые оттенки. Золотые листья везде: плавают в воде, лежат на мокрых камнях, шуршат под ногами. В задумчивости стою я на берегу. Поверхность озера, гладкая и неподвижная, как стекло, будит во мне какие-то к странные ассоциации. Мысли перескакивают с одного на другое, большей частью одолевают воспоминания о навсегда утраченной жизни «дома».
Цепочка ассоциаций приводит меня в детство. Перед глазами встает картина, как отец учил меня «печь блинчики», бросая плоский камень почти по касательной к поверхности воды. Я нахожу плоскую гальку и запускаю ее по глади озера. Зеркало взбудораживается рябью волн. И снова, как и в прошлый раз, ассоциации уводят меня в дебри тайн мироздания, в бесконечность пространственно-временных формаций.
А что я, собственно, здесь делаю, стоя на берегу озера? Я здесь, в сытой, благополучной и безопасной нуль-фазе, развлекаюсь швырянием камешков в озеро и размышляю о тайнах Вселенной. А в это время в конкретной фазе, у меня «дома», происходит нечто весьма тревожное. Возможно, мои друзья, пусть навсегда утраченные, мои родные сейчас в беде. Возможно, я могу им помочь. А я… У меня, видите ли, душа не лежит к работе!
Великое Время! Неужели я настолько оторвался от своих корней, настолько «благоустроился» здесь, в Монастыре, что сейчас переживания за свою подругу полностью вытеснили из моей души все, что когда-то… Да не когда-то, а совсем недавно, почти вчера, было мне близко и дорого! В Хозсектор меня, до скончания веков! Тоже мне, хроноагент хренов!
Резко повернувшись, быстро шагаю к своему коттеджу. Дома я, не раздеваясь, подхожу к компьютеру и заправляю кристалл в приемник.
То, что я узнал, заставляет волосы встать дыбом. Оказывается, пока я учился в училище, служил и летал, ЧВП исподволь внедрился в «мою» фазу и прибрал ее к рукам. Особенно активную деятельность он развил у меня на Родине. С помощью внедренных и прямых агентов они, используя «гласность», экстрасенсов, которых кто-то допустил на центральное телевидение, сумели «зомбировать» сознание большой части населения и заручиться его поддержкой.
Я протягиваю руку к компьютеру, чтобы смотреть дальше, но вдруг понимаю, что это пока выше моих сил.
Не знаю, что меня толкает, но я подхожу к Нуль-Т и отправляюсь к Лене. Впервые «хозяйничаю» у нее, когда ее нет дома.
Все здесь мне знакомо. Кажется, что Лена только что вышла отсюда на минутку и вот-вот вернется. На столике лежат длинные белые перчатки, которые, кажется, еще хранят тепло ее рук. На полу у шкуры стоят серебряные туфельки, а на шкуре лежат, небрежно брошенные, белые колготки и короткое голубое платье.
Видимо, здесь Лена вчера утром в спешке переодевалась перед тем, как прийти ко мне. Интересно, куда это ее с утра носило?
Взгляд падает на предмет, которого раньше в комнате не было. Это новый синтезатор, о котором вчера говорил Стремберг.
Подхожу поближе. На панели лежит небольшая инструкция. Из любопытства листаю ее. Характеристики синтезатора поражают меня настолько, что я решаю немедленно проверить его возможности, тем более в инструкции написано, что агрегат настроен на биополе Елены Илек и Андрея Коршунова. Представления не имею, когда и кому успела Лена сделать такой заказ.
Так. Включаю синтезатор. Кодировать не надо, задается только род предмета, набираемый по карте. Никаких каталогов. Что бы такое сотворить?
Оглядываюсь по сторонам и останавливаюсь на голограмме Гелены Илек, идущей по Пражской улице. Хм… Я набираю код «одежда», кладу ладонь на датчик и внимательно смотрю на голограмму. Затем закрываю глаза и представляю себе вместо Гелены Илек Лену в ее нынешнем обличье. Когда образ моей подруги в одеянии Гелены Илек представляется наиболее отчетливо, нажимаю клавишу «исполнить».
Синтезатор гудит, и на панели загорается зеленый с сигнал. Осторожно открываю камеру и достаю полный комплект одежды Гелены Илек на Ленину фигуру. Белые остроносые на шпильках сапожки с длинными, до колен, голенищами, перетянутыми впереди несколькими рядами сборок. С удивлением отмечаю, что на внешней стороне голенищ аппликацией из голубой замши изображены ящерицы. Такие же ящерицы, только белые, расположились пониже пояса на коротенькой голубой юбочке из тонкой мягкой кожи. Белая блузка и пелерина тоже украшены ящерицами. Маленькая серебряная ящерка подвешена на белой атласной ленточке, которая опоясывает шейку Гелены, и такая же ящерка украшает голубой бархатный берет. Наряд Гелены Илек повторился в точности, только дополнен двумя парами длинных перчаток: голубыми и белыми. И на всем — «фирменный» знак ящерицы.
Я с удовлетворением хмыкаю и аккуратно складываю все на диван. Еще раз внимательно читаю руководство, выбираю код «напитки» и творю себе кофе с таким густым ароматом, какого не обонял никогда в жизни. С удовольствием выпиваю «нерукотворный» напиток. Затем программирую синтезатор на дублирование и добавляю к кофе пару миндальных пирожных. Ставлю исполнение на емкостное реле, то есть синтезатор должен выполнить заказ, когда Лена войдет в комнату.
Уже уходя, возвращаюсь и добавляю к заказу букет белых роз с капельками росы на лепестках.
Вернувшись к себе, я снова сажусь к компьютеру. Перед моими глазами разворачиваются события, происходившие уже без меня.
Выборы президента России. Миллионы зомбированных людей идут к избирательным урнам и, помимо своей воли, голосуют так, как угодно ЧВП.
Август 1991 года. Оперетта, пародия на переворот. Тщательно подготовленная провокация. Внедренные агенты ЧВП объявляют чрезвычайное положение, нагнетают обстановку, не предпринимая никаких действий, и в решающий момент покидают сознание своих носителей. Ошарашенные гэкачеписты ничего не могут понять и только хлопают глазами на пресс-конференции. Город наводнен войсками, которыми никто не командует; боевой техникой, которая непонятно куда движется или стоит без дела. А зомбированные люди выполняют очередную программу: строят баррикады и «грудью» защищают «всенародно избранного». А тот переживает свой «звездный час». Поднятые по тревоге спецподразделения, так и не получив никакого приказа, беспрепятственно дали возможность всем, против кого и был направлен «переворот», собраться вместе в Белом доме. А те, ликуя и радуясь, что все так удачно получилось, начали исполнять давно задуманное.
Первым делом разогнаны КПСС, Совет ветеранов войны и другие организации, которые по своему духу мешали осуществлению планов ЧВП. И, наконец, давно лелеемый и культивируемый крайний национализм торжествует. Вопреки здравому смыслу, воле народа, высказанной на референдуме, законам исторического развития; три агента ЧВП, собравшись тайно, в скрытом от всех месте, заявляют на весь мир, что Советского Союза больше нет. Вместо него — кучка республик, обалдевших от неожиданно свалившегося на них суверенитета.
То, чего так давно добивались враги русского народа, свершилось. Великая держава перестала существовать. Перестала существовать сначала политически. Но за этим последовало и экономическое уничтожение.
Внедренные агенты начали «экономическую реформу». В основу ее была положена бредовая идея саморегулирования экономики то есть кибернетическая модель с обрубленными обратными связями. Главное, чтобы государство не вмешивалось, а экономика, предоставленная сама себе, сама себя и отрегулирует. Чего можно было ждать от такого «шедевра экономического мышления»? Та одежка, из которой Запад вырос еще сто лет назад и теперь уже выбросил за ненадобностью, позаимствовав у социализма принцип планового регулирования и умело сочетая его с рыночными принципами; эта одежка с идиотским упорством напяливалась на Россию. Западные обноски были ей явно не по росту! Россия с ее колоссальными территориями, захватывающими все мыслимые климатические зоны; с ее расстояниями, соизмеримыми с астрономическими; с ее гигантской транспортной, энергетической и промышленной сетью никак не могла влезть в западные лохмотья. А если добавить к этому разорванные в результате расчленения Советского Союза экономические связи, то задача, поставленная «реформаторами», и вовсе выглядела нелепой. Как может работать металлургия без марганца, а легкая промышленность без хлопка?
Напрашивалось два выхода: либо эти обноски перекроить, либо урезать то, что в них не влезает. И вопреки разуму и логике было выбрано второе. Трезвые головы, сразу увидевшие всю нелепость происходящего, оказались в удручающем меньшинстве. Их голосов никто не слышал за громогласными заверениями, что через два-три года все будут жить не хуже, чем в Америке, и что кто-то ляжет на рельсы, если хоть немного упадет уровень жизни народа.
И этот народ, десятилетиями привыкший доверять своей власти, в невиданно короткий срок оказался за гранью нищеты, лишившись работы, социальных гарантий и своих годами копившихся сбережений. Но только-только он начал отрезвляться, как последовал второй этап «реформирования».
Надо было сделать так, чтобы народ не мог потребовать назад то, что у него отняли. Отнять у него само право требовать. Несколько прямых агентов ЧВП начали кампанию «приватизации». Начался передел собственности, а точнее, прямое ограбление народа. Тот народ, который создал все достояние страны своими руками, взамен права пользования результатами своего труда, труда своих отцов и дедов получил на руки «ваучер», в который «оценили» его долю в общем достоянии страны, хозяином которой он еще вчера считался и был. Одураченные демагогией люди, как всегда, не сразу поняли, что все это означает.
Возглавляемые прямыми агентами чековые инвестиционные фонды быстренько изъяли у населения все права на собственность и растаяли, как дым, передав эти права другим прямым и внедренным агентам.
А дальше все пошло по плану, разработанному в лабораториях ЧВП. Изъятие наличных денег из оборота, задержки платежей между предприятиями, многомесячные задержки с выплатой заработной платы, удушение оборонной промышленности с помощью блестяще продуманной «конверсии».
Останавливаются сотни и тысячи предприятий, замораживаются стройки. Страна в коллапсе. Рынок открыт для залежавшегося на Западе и развитом Востоке третьесортного барахла. Свою промышленность развивать невозможно, в стране нет средств. Обогатившаяся на «реформах» прослойка «новых русских» перекачивает финансы за рубеж с помощью коммерческих операций и открывает там астрономические счета. И все это при попустительстве и даже при прямом участии высших эшелонов власти.
Словно бесово нашествие, хлынули из всех щелей новые хозяева жизни. Сбрасывая с себя маски коммунистов, советских людей, они заполонили Россию, штурмуя и поганя все и вся: рушили памятники, плевали в лицо ветеранам, срывали с них ордена, полученные ими за то, что они помешали этому отродью «жить, как в Германии» (какой только?). Под лозунгом защиты «общечеловеческих ценностей» насаждается одна ценность: ценность капитала, ценность частной собственности. Под лозунгом борьбы за «права человека» протаскивается одно право: право безнаказанно наживаться за счет других. Все остальные права и ценности забыты!
Нет денег ни на здравоохранение, ни на образование, ни на науку, ни на оборону, нет денег ни на что. Международные финансовые магнаты, опять-таки с подачи ЧВП, расставляют кредитные сети. И правительство России ныряет в них, набирая кредиты, которые ему дают под «реформирование экономики». То есть на продолжение удушения собственной экономики для того, чтобы еще больше расцвела она на Западе и развитом Востоке, получив такой обширный рынок сбыта, как Россия. И опять большая часть этих кредитов перекачивалась на личные счета «реформаторов» в западные банки.
А народ, как сказал в свое время Пушкин, «безмолвствует». Впрочем, пошумливает в меру, «основ не затрагивая». В чем тут дело?
Откидываюсь в кресле, закуриваю очередную сигарету и задумываюсь. Постепенно все становится ясным. Наш наивный и легковерный народ десятилетиями проникался тем, что все, вещаемое по радио и телевидению, — неоспоримые истины. Этим и воспользовались «реформаторы». Они весьма творчески переработали ленинский план захвата власти, разработанный им еще в 1917 году. Они не стали захватывать телеграф и телефон. Они прибрали к рукам телевидение! Вот истинная власть, прикрытая демагогическим лозунгом: «Пресса — это четвертая власть, независимая и никому не подконтрольная!»
Свобода слова! Да здравствует свобода слова! Любое посягательство на нее — нарушение Конституции! Только вот очень интересно понимается эта свобода слова. Когда надо пропагандировать позицию правящей верхушки и близких к ней кругов, опорочить оппозицию, запугать народ ужасами, которые обрушатся на страну, если хоть чуть-чуть отклониться от курса реформ, — здесь свобода слова переплескивает через край и вылезает за все рамки, гранича с непристойностью.
Когда же дается слово оппозиции (надо же иногда и им давать высказаться), то две или три недели потом в том же ключе «свободная пресса» изгаляется на все лады над теми, кому она на пять минут дала слово.
Телевидение, озвучивая политику «реформаторов» и промывая мозги народу, изливает с экранов потоки демагогии самой высшей пробы.
«Все цивилизованные страны пользуются кредитами, и все они уже давно должны друг другу огромные суммы. Так что ничего страшного, что и мы должны Западу пятнадцать годовых бюджетов».
«Дотации и поддержки из бюджета — пережиток коммунистического прошлого! Все должно существовать за счет собственной прибыли, это закон рыночной экономики!» Сворачиваются под эту музыку фундаментальные научные исследования и космическая программа. Начинается массовый исход научных кадров на Запад. Переводятся на коммерческую основу медицина и образование. Уделом большинства населения становятся анальгин и серая десятилетка. Лечение на должном уровне и диплом — тем, кто обеспечен!
«Армия должна быть профессиональной!» Это при нехватке средств на питание солдатам и на патроны для учебных стрельб. И гонят в горячие точки парнишек, которым только там, в окопах, впервые в жизни приходится прицелиться (сразу по реальной цели) и нажать на спуск! И довольно странно, что при этом переводе армии на профессиональную основу закрываются одно за другим лучшие военные училища. Где же тогда собираются готовить профессионалов?
«Судебная власть независимая и никому не подконтрольная!» И заполняются тюрьмы и зоны людьми, отбывающими сроки большей частью за то, что не смогли или не сумели откупиться от «цепких лап правосудия». Кассационные и надзорные жалобы оставляются без внимания. Как же! Марать честь мундира! А настоящие преступники гуляют на свободе, терроризируют население, делят страну на «сферы влияния». Все чаще звучат слова «заказное убийство». Все эти преступления, как правило, не раскрываются.
