Глава 25

Утром меня, как и накануне курса МПП, будит звук таймера. На экране компьютера горит напоминание о том, что в 10.00 нас с Андреем ожидают на Совете Магов для собеседования на предмет присвоения нам степени бакалавра.

Лена спит или делает вид, что спит. Моя подруга любит поутру поваляться, а еще больше любит, когда я бужу ее поцелуем в шею и предлагаю готовый завтрак и горячий кофе. Ради этого обряда она готова пролежать с закрытыми глазами достаточно долго. С не меньшим удовольствием она хлопочет по вечерам с ужином, когда я, одуревший от изнурительных занятий, сижу, расслабившись, с сигаретой и смотрю в окно, отрешаясь от всех этих суперпремудростей. Это взаимное ухаживание доставляет нам ежедневные минутные радости, когда любимый человек отвечает теплой, довольной улыбкой на твои заботы о нем.

Я заказываю завтрак и, пока варится кофе, пытаюсь освежить в памяти вчерашнюю беседу. Сказано было очень много, но чего-то главного недоговорено. Но чего именно?

Кофе между тем докладывает о готовности волной непередаваемого аромата. Я убеждаюсь, что завтрак в порядке, и иду будить Лену. Она, быстро приняв ионный душ и выскочив из кабинки свежая и резвая, как козленок, накидывается на завтрак, болтая при этом на тему того, как прекрасно мы проведем время на Звездном острове и какие там чудесные места.

А я почти не слушаю ее, размышляя о вчерашних разговорах и любуясь прекраснейшим произведением природы — женским телом. Лена абсолютно лишена всяких комплексов, и ей ничего не стоит сесть завтракать или ужинать, когда мы остаемся одни, в том виде, в каком она спала или собирается ложиться спать. Иногда исключение составляют туфельки, тапочки или босоножки, иногда — трусики, но, как правило, ничто не стесняет ее фигуру.

Этот “наряд” так ей идет и ведет она себя в обнаженном виде так естественно, что, находясь рядом с ней, я никогда не испытываю никакого чувства неловкости, обычно свойственного таким ситуациям.

— Да ты совершенно не слушаешь меня! — прерывает мои размышления возмущенный голос Лены.

— Отнюдь. Я просто задумался, как мы сегодня успеем вылететь на остров? Ты все уже предусмотрела, даже самолеты заказала, но ты забыла, что мы с Андреем сегодня в десять должны быть на Совете Магов.

— Ерунда! — решительно обрывает меня Лена. — К двенадцати часам вы уже освободитесь. Ты что, думаешь, Совету Магов больше делать нечего, кроме как с вами беседовать?

— Не думаю, но все же…

— Без всяких там “все же”! Пока вы будете там краснеть…

— А что, придется и краснеть?

— Не знаю. Я лично бледнела. Так вот, за это время мы с Кэт все подготовим. Сразу после Совета — сюда. Переоденешься — и на аэродром. Вылет не позднее тринадцати.

— Твоими бы устами да мед пить, — заканчиваю я разговор и начинаю одеваться, так как таймер показывает уже 9.40.

На этот раз моя подруга даже не желает мне удачи. Когда я ухожу, она оживленно беседует с Кэт и даже не оглядывается на мое: “Ну, я пошел”, а только рукой машет.

Впервые я вижу всех Магов вместе. Их более двухсот. Далеко не все они выглядят стариками. Основную часть их представляют зрелые люди лет сорока-пятидесяти. Но есть и такие, которые поражают своей молодостью. Особенно обращает на себя внимание девушка лет восемнадцати-двадцати, темноволосая, с большими серыми глазами, одетая в черное платье. Я никак не могу взять в толк: то ли это действительно молодая девушка, за счет своих талантов и трудолюбия достигшая в раннем возрасте высокой степени Мага, то ли это зрелый Маг, “вселивший” свою матрицу в юное тело. И то и другое было необычно даже для Монастыря.

Правильно говорят, что защита диссертации — это десять лет упорного труда плюс десять минут позора. Это был какой-то кошмар. Мы и краснели, и бледнели, только что не зеленели. Мы и потели, и даже дрожали и заикались. Среди всей этой жестокой, жаждущей нашего позора толпы Магов только прекрасные глаза юной брюнетки были для меня “спасательным кругом”. Всякий раз, отбившись от очередной атаки, я находил успокоение в этих добрых прекрасных глазах и в ее улыбке.

“Если бы еще и услышать ее голос”, — думаю я и слышу. Нежный, мелодичный голосок, напоминающий журчание лесного ручейка, произносит:

— Уважаемый Председатель! У меня вопрос к кандидату Коршунову. Скажите, пожалуйста, как вы оцениваете вероятность появления гармоник шестого порядка после вашего несанкционированного вмешательства в ход событий, когда вы выполняли задание в Вашингтоне 1941 года? И оцените, хотя бы в первом приближении, их последствия.

Это удар ниже пояса! Я молчу несколько секунд. Молчу, не составляя в уме темпоральные уравнения, а осмысливая коварство очаровательной незнакомки. Потом начинаю отвечать. Что я там плету, одному Времени известно. Говорю на каком-то дьявольском вдохновении. Когда я замолкаю, то вновь слышу серебряный голосок:

— Благодарю вас, я удовлетворена, — при этом демоническая красавица награждает меня чарующей улыбкой.

Нас еще о чем-то спрашивают, мы отвечаем. При этом меня не оставляют размышления на тему чертей, водящихся в тихих омутах, облика волшебницы Цирцеи и тому подобных истин.

Звук гонга прерывает “избиение младенцев”.

Степень бакалавра присуждается нам единогласно. На выходе из Зала Совета нас встречает Магистр. Он без лишних слов пожимает нам руки и тащит к бару, где нас уже ждут рюмки с коньяком.

— Поздравляю! — говорит наконец Магистр.

Мы выпиваем залпом, и я заказываю бармену по второй. Бармен наливает и, улыбаясь, говорит:

— Досталось? Ничего, все выходят оттуда в таком же состоянии. Ну а такие, как вы, тем более. Вы же — хроноагенты. Вам много дано, с вас и спрос большой. Что и говорить, ответственность на ваших плечах какая!

Вторую мы выпиваем медленно, смакуя и успокаиваясь. Но Магистр торопит нас:

— Нечего расслабляться. Быстренько к себе, переодевайтесь — и на аэродром. Девушки уже ждут вас там.

Действительно, когда я выхожу из нуль-Т в зале аэропорта, Лена и Катрин буквально пританцовывают от нетерпения. Одеты они практически одинаково. На обеих коротенькие юбочки из белой замши, до максимальных пределов открытые прозрачные блузки и босоножки с широкими ремешками, оплетающими ножки до колен. Только у Лены блузка светло-голубая, а у Катрин — розовая, и босоножки серебряные и бронзовые соответственно.

Мы с Андреем проходим к диспетчеру, получаем у него ключи от самолетов, маршрутные листы и сертификаты о заправке. Последние вызывают у меня улыбку. Эти машины заправляются обыкновенной водой.

— Счастливо отдохнуть, ребята! — напутствует нас диспетчер.

Мы захватываем багаж и вместе с подругами направляемся к стоянкам. Самолеты стоят в полной готовности. Инженер, поджидавший нас возле них, докладывает нам об исправности, при этом он почему-то смотрит не на нас, а на наших женщин. Мы залезаем в кабины, запускаем двигатели, пробуем их на всех режимах и расписываемся в актах приемки машин.

Внешне самолеты напоминают мне многоцелевые машины девяностых годов. Вся их поверхность — сплошная солнечная батарея. Ток разлагает воду, и в турбинах горит водород, обогащаемый встречным потоком воздуха. Когда напора не хватает, на больших высотах и при режиме работы вертикальной тяги смесь обогащается кислородом, накапливаемым в процессе разложения. Таким образом, самолет, как и вся техника в Монастыре, экологически абсолютно чист. Характеристики его и летные качества — изумительные. Я по достоинству оценил эту машину, когда осваивал ее в процессе обучения.

Лена садится на сиденье рядом со мной. Ее место снабжено дублирующим управлением.

— Ну как, готова? Взлетаем!

Следом за мной взлетает Андрей. Мы врубаем горизонтальную тягу и берем курс к океану.

Над океаном подруги уговаривают нас провести показательный воздушный бой. Им, видите ли, захотелось острых ощущений. Мы начинаем осторожно, но потом входим в азарт и минут тридцать гоняем друг друга, выделывая такие фигуры, что у Лены темнеет в глазах. Я уже не обращаю внимания на ее попискивания. Мне хочется одного: “сбить” Андрея.

Не знаю, что там думал в это время диспетчер, глядя на наши кульбиты, но когда я, отрываясь от Андрея, пошел в крутое пике, а потом так же круто пошел вверх — именно в этот момент Андрей оторвался от меня и я прочно сел ему на хвост, — диспетчер не выдержал:

— 06, 08! Объясните, что у вас происходит?

— Ничего особенного, — отвечает Андрей, бросив попытки скинуть меня со своего хвоста.

— Пробуем машины на пилотаж, — добавляю я. — А вы что подумали?

— Да тоже ничего особенного, — отвечает диспетчер, — не знаю только, что бы вы сами подумали, увидев, как две метки слились в одну и начали резко терять высоту. Причем ни один автомат не подает сигналов бедствия.

— Все в порядке, — успокаиваю я диспетчера. — Мы продолжаем полет по маршруту. Подведем итог? — обращаюсь я к Андрею.

— Три — один в твою пользу, — признается Андрей, — все-таки сказывается больший опыт работы на таких машинах.

— Плюс боевой, — добавляю я. — Как твой пассажир?

— Да вроде живая. А у тебя?

— Тоже. Ложимся на курс.

— Есть на курс. Думаю, этот цирк они запомнят надолго и больше приставать к нам не будут.

— Ну как? — спрашиваю я Лену. — Довольно с вас, или нам еще повоевать?

Она ничего не отвечает, только мотает головой и смотрит ошалелыми глазами.

— Полагаю, что этот аттракцион надолго отбил у тебя охоту к воздушным приключениям.

Мы приземляемся на галечной косе, а палатки ставим на опушке леса в ста метрах от берега.

Звездный остров оказался действительно райским местом. Климат очень мягкий, полностью отсутствуют летающие кровососы и ядовитые змеи. Это позволяет весь день ходить практически нагишом. Чем наши подруги и пользуются. Весь их “гардероб” составляют плавки или шорты: белые у Лены и розовые у Катрин. Иногда они еще обувают на ноги тапочки или босоножки, это когда мы идем в лес.

Мы охотимся, вооружившись арбалетами, ловим рыбу и изощряемся в кулинарном искусстве, поражая друг друга необычными блюдами из самой свежей дичи и рыбы. По вечерам сидим у костра, разговариваем и поем песни. Пою в основном я. А разговоры тоже почти сольные. То я, то Андрей рассказываем о войне. Я — об Отечественной и афганской, Андрей — о Финской. Лена вспоминает эпизоды своей работы в реальных фазах: то забавные, то грустные, то откровенно жуткие.

Катрин только слушает, широко раскрыв глаза. Эта девочка в своей жизни ничего не видела, кроме фазы Стоуна. Наши рассказы звучат для нее как откровение свыше. Огромное впечатление производят на нее песни Высоцкого. А когда Лена, невзирая на мои протесты, рассказывает историю любви Злобина и Колышкиной, по щекам Катрин непрерывным потоком текут слезы.

— Кстати, Андрей, — спрашиваю я. — Я там все время думал: а что будет, если Магистр, как он в свое время говорил, поменяет нас местами? Я не говорю о твоей боевой судьбе. Ты бы там на второй день и сам погиб, и эскадрилью угробил. — Здесь Андрей согласно кивает. — Потому-то я и сказал комиссару Лучкову…

— Стефану Кшестинскому, — вставляет Лена.

— Пусть Стефану, — соглашаюсь я. — Я сказал ему, что меня надо оставить там до Победы. Я имею в виду другое. Как бы Андрей Злобин отнесся к моему выбору? Как бы у него сложились отношения с Ольгой Колышкиной?

Андрей ошеломленно молчит и качает головой.

— Не знаю, друже, не знаю. Я ведь ее в жизни-то никогда не видел. Это подруга детства Сереги Николаева. На экране монитора она, конечно, производит впечатление. Но ведь то на экране. Хотя… Знаешь, она действительно…

Он внезапно умолкает и бросает взгляд на Катрин. А у нее уже просохли слезы, и она пристально смотрит на Андрея.

Я смеюсь:

— Договаривай. Она действительно незаурядная женщина и могла бы составить счастье любому из нас: и мне, и тебе. А ты, Кэт, не ревнуй. Речь идет о гипотетическом предположении. Они могли бы стать счастливой парой, но в их судьбу вмешалась война и решила все по-своему. Теперь все это праздные разговоры.

Глаза Катрин вновь наполняются слезами, и я быстро перевожу разговор на другую тему.

Мы исследуем остров, совершая длительные, по полдня, походы. Но главным образом мы занимаемся любовью. Все остальное происходит как бы между этим основным делом. Кажется, сам воздух острова насыщен каким-то чудодейственным эликсиром, который заставляет влюбленных отдаваться друг другу непрерывно, самым необузданным и изощренным образом, невзирая на место и время. Мы не знаем ни усталости, ни пресыщения. Наша изобретательность неисчерпаема.

Кажется, нет на острове поляны, пещерки или другого укромного уголка, заглянув куда нельзя было бы увидеть парочку, самозабвенно предающуюся любви. Сколько раз мы с Леной натыкались на Катрин с Андреем, которые не замечали ничего и никого, кроме друг друга. Наверное, и они тоже частенько “спотыкались” о нас.

Когда до конца отпуска остается два дня, мы за завтраком обсуждаем план на день грядущий. Андрей предлагает обойти остров по береговой линии, двигаясь навстречу друг другу, а вечером поделиться впечатлениями от того, что увидели.

— Этого хватит как раз на весь день, — говорит он.

“Боюсь, что с нашим любовным пылом дня на это не хватит”, — успеваю подумать я. В этот момент в шум прибоя, крики чаек и щебет птиц диссонансом врывается сигнал вызова.

Сигнал надоедлив, как мошкара. Мы переглядываемся и, не сказав друг другу ни слова, решаем его игнорировать.

Но Магистр, — а это был, несомненно, он, — хорошо знал, с кем имеет дело. Сигнал не прекращается долгих десять минут. Он действует нам на нервы не хуже бормашины и напоминает нам о том, что, кроме этого чудесного острова и нас четверых, существуют еще Монастырь с Магистром и его бесчисленные проблемы в бесчисленном множестве миров. Это становится невыносимым, и Андрей наконец не выдерживает и нажимает на клавишу ответа.

— Как отдыхается? — спрашивает Магистр. Его лицо невозмутимо, словно это не он добрых десять минут терроризировал нас сигналом вызова.

— Спасибо, прекрасно, — отвечает Андрей, вложив в свой ответ побольше яду.

Но на Магистра это всегда слабо действовало.

— Я рад за вас. Но, к моему глубокому сожалению, я вынужден прервать ваш отпуск.

— Магистр! Мы так не договаривались!

— Знаешь, Андрэ, мы вообще-то ни о чем конкретно не договаривались. Я обещал вам несколько суток отдыха, вы их получили. Я очень рад, что вы, как ты сказал, прекрасно отдыхаете, и был бы рад не прерывать ваш отдых, но обстоятельства выше нас с вами.

— Что это еще за обстоятельства?

— Долго объяснять, Андрэ. Все узнаете на месте. Вылетайте немедленно. Скажу только, что счет идет уже не на дни, а на часы. И без вас мы не справимся. Я имею в виду вас как летчиков-профессионалов. Все! Жду вас.

Магистр отключается. Мы с Андреем переглядываемся, потом смотрим на своих подруг. Катрин выглядит растерянной, ей явно жалко прерывать такой отпуск. Зато Лена восприняла известие неожиданно спокойно и деловито. Я ожидал увидеть взрыв ее ярости и услышать поток красноречивых эпитетов в адрес Магистра, но увидел женщину, спокойно готовящуюся к срочному отъезду.

Это было так неожиданно, что мы с Андреем, не говоря ни слова, отправляемся готовить самолеты к вылету. Было ясно, что “торг здесь неуместен”, как говорил Киса Воробьянинов. Довольно быстро Лена собирает все наши вещи в тюки, а Катрин уничтожает следы нашего пребывания на острове.

Меньше чем через час мы взлетаем и делаем круг над Звездным островом, где мы провели два незабываемых и неповторимых дня. Жалко, очень жалко покидать гостеприимный островок, но где-то в большом мире назревает беда, и приходит наш час. Нам надо выйти на сцену и совершить очередное чудо, чтобы предотвратить непоправимое. Надо выполнять свой долг. Если бы мы только знали, с чем нам предстоит иметь дело!

Глава 26

Магистр прервал наш отпуск в самом разгаре. Было ясно, что только чрезвычайные обстоятельства заставили его принять такое решение. Поэтому, приземлившись и сдав самолеты, мы отправляем вещи домой, а сами, в чем были, быстро идем к Магистру.

То, как встречает нас Магистр, лучше всего говорит о срочности и важности дела.

— Скоро будут чертежи и документация, а пока смотрите, — бросает он нам, не отрываясь от экрана. — Я сам смотрю уже седьмой раз и никак не могу разобраться, в чем тут дело. Может быть, вы поймете? Вы все-таки летчики.

Мы усаживаемся поближе к компьютеру.

Группа техников готовит к вылету самолет. Судя по компоновке, это — одноместный многоцелевой истребитель. Впереди кабины пилота торчат — другого слова я не подберу — трапециевидные стабилизаторы. Два мощных двигателя, начинаясь воздухозаборниками необычной шестиугольной формы, прямо от кабины уходят в хвост и заканчиваются соплами большого диаметра. Крылья сложной формы: большой стреловидности у воздухозаборников, сложной кривой расходятся к хвосту и там вновь резко обрываются назад, увенчиваясь двумя мощными килями.

Все остальное в этом самолете, начиная с форм и аэродинамики и кончая мощными шасси, указывающими на солидный вес машины, настолько необычно, что я даже затрудняюсь описать все это. Поражает сильная вытянутость фюзеляжа в поперечном сечении, обилие продольных и поперечных не то рулей, не то тормозов.