— Ай, да дочка! — восхищаюсь я, — Ай, да Наташка! Как она их! Наши уроки не пропали даром. А ты не боишься, что она теперь переквалифицируется из студентки в хулиганку или в ночную грабительницу?

— Нет, не боюсь. То, что ты сейчас видел, её давняя мечта. Месяца три назад эта компания жестоко избила Анатолия, а ей и вовсе прохода не давала. Так что, не будем осуждать девочку за её кажущуюся жестокость.

— Не будем. Во всяком случае, она теперь не пропадёт. А уж Игорь и компания ей и подавно не страшны. Кстати, а как ты нашла эту Фазу?

— У Коры спросила. Только я, видимо, не поняла последние цифры кода. Потому-то и звука не было.

— Знаешь что? Давай, договоримся так. Я понимаю, нам с тобой, конечно, очень интересно посмотреть, как она живёт, и что с ней происходит. Но я боюсь, что если мы будем увлекаться этим, то забросим всю работу. Выбери один час в сутки и будем смотреть нашу девочку вместе.

Лена молча принимает соглашение. То, что мы увидели Наташу у себя дома живой и здоровой, буквально сняло с души железобетонные глыбы. Мы снова занимаемся своим делом: пытаемся взломать блокировку, поставленную Старым Волком, охотимся за Могом и его жертвами, я вожусь с анализами участка имени Мога (так мы теперь называем то место, где Мог исчез из этой Фазы); хлопочем с домашними делами. А Новый Год (по моему календарю) приближается. И чем ближе к нему, тем чаще я возвращаюсь к той невесёлой мысли, что эту ночь мы планировали провести втроём, а остались одни. Между делом исполняю своё намерение. Проведя весь день в лесу, я добываю молодого кабана и, освежевав его, закладываю на лёд.

За день до Нового Года я встаю на лыжи и иду к переходу. Там я срубаю молодую ель, в которую, как мне тогда показалось, превратилась Наташа. Эту ёлочку я устанавливаю неподалёку от очага. Лена, поняв мои мысли, творит на Синтезаторе не броские, но со вкусом подобранные, украшения. И среди них — два небольших обруча из тёмного серебра. Эти обручи она вешает на концы противоположных ветвей, посередине ёлки. Получилась, ни дать, ни взять — Наташа. Лена, повесив на самой вершине ёлки голубую ленту с золотой подвеской, ещё больше усиливает иллюзию присутствия.

— Пусть Наташа хоть так встретит с нами Новый Год. Будем считать, что она здесь. Хорошо?

Я молча киваю. Какие могут быть возражения, если у меня самого эта идея возникла. Потому-то я и пошел именно за этой ёлочкой.

Утром накануне Новогодней ночи я за работу не сажусь. Спускаюсь в погреб и вытаскиваю с ледника кабанью тушу. Надо оттаять её и начинать готовить праздничный ужин. Вернувшись, присаживаюсь к очагу и даю волю своей фантазии. На ужин надо приготовить что-то необычное. Чтобы запомнилось на всю оставшуюся жизнь. Ну, пельмени, это само собой. Но надо что-нибудь изобразить и сверх них. Раз уж мы с Леной, волею злой судьбы, вынуждены встречать Новый Год тет-а-тет, без своих друзей: без Магистра, без Андрея с Катрин, без Микеле с Кристиной, без Генриха, Олега, Стефана, Максима и Нэнси; раз и Наташа от нас ушла, то надо каким-то образом скрасить одиночество и сделать эту Новогоднюю ночь такой, чтобы потом долго вспоминать её, как неповторимую.

Отсутствие Магистра — потеря невосполнимая. Только он умеет творить «Столичную». У меня же, как он однажды совершенно правильно сказал, лучше самогона ничего не выйдет. Правда, я нашел в «меню» этого Синтезатора неплохое и довольно ароматное бренди, хорошее сухое вино и даже шампанское. Но дальше я с этим «меню» экспериментировать не намерен. Если этот Синтезатор делали и настраивали в Фазе, откуда родом Старый Волк, то не исключено, что в один, далеко не прекрасный, миг он преподнесёт мне бутылку денатурата. Или того, дымчатого, мутно-желтого напитка с запахом тройного одеколона, которым меня угощали после выигрыша в «Алмазной Пыли», и который я пил на борту «Голубой Леди Тумана». Кстати, и на вкус-то он был чуть лучше касторки.

Лена ходит по дому с видом то задумчивым, то вдохновенным. У неё тоже муки творчества. На её совести салаты, десерт и праздничный торт. Что-то уже варится и томится в горшочках над очагом. А Лена то присядет, то подойдёт к Синтезатору, сотворит что-то, попробует и несёт выкидывать.

Глядя на неё, решаю, что пельмени на Синтезаторе я творить не буду. Не тот уровень освоения. Настоящие пельмени получаются только на Ленином Синтезаторе повышенной чувствительности. Кабанье мясо у меня есть, другие сорта сотворю на Синтезаторе, Время с ним. А уж фарш и сами пельмени «сотворю» вручную.

Весь день проходит в хлопотах. Только раз Лена отрывает меня от кулинарных упражнений. Пришло время посмотреть Наташу.

Мы застаём её вместе с её другом, Анатолием. Они медленно идут по набережной. Одета Наташа несколько вызывающе (с точки зрения Анатолия). Коротенький ярко-голубой сарафанчик на молнии и с большим вырезом. Он так плотно обтягивает фигуру, что сразу видно: самое большее, что под него надето, это трусики. Ярко-красные босоножки из двух ремешков: один поперёк пальцев, другой крестообразно охватывает лодыжку. На руках два браслета, точнее, один; второй это — Ленин искатель. На шее ленточка с кулоном, в который я вмонтировал маяк.

Стройная, спортивная фигурка и длинные красивые ножки привлекают всеобщее внимание. Мужчины смотрят с восхищением, женщины — с завистью. Анатолию это, судя по тому, какие взгляды он бросает на тех, кто слишком долго задерживает свой взгляд на Наташе, не слишком нравится. А зря, придётся привыкать. После тех уроков, которые Наташа получила у Лены, она уже просто не может вести себя по-другому. Сама она не обращает на взгляды прохожих ни малейшего внимания. Мне кажется, что ещё немного и она скинет сарафан и пойдёт дальше в одних трусиках, благо погода позволяет.

Кстати, интересно, как отреагировал Анатолий, увидев, что грудь его подруги покрыта таким же ровным загаром, как и всё тело? Ведь ещё неделю назад (по его времени) она сияла молочной белизной. Спрашиваю об этом Лену. Она пожимает плечами:

— Наверное, воспринял это как необъяснимый феномен. Хотя… По-моему, она рассказывает ему о нас, или уже рассказала и сейчас приводит аргументы, что всё это не сон и не вымысел.

— Почему ты так решила?

— Она уже дважды сунула ему под нос искатель. Это раз. У него наверняка возникли вопросы, требующие объяснений. Первый, ты правильно подметил: загар. Начало лета, а она как будто из тропиков вернулась. Кстати, у этого Солнца ультрафиолетовая часть спектра заметно богаче. Второе, он наверняка, уже заметил, как она резко изменилась в сексуальном плане. Всё это потребовало объяснений. Это — два. Думаю, ей пришлось рассказать всё, как было.

— Почему?

— Ну, а какую ещё можно придумать версию, объясняющую столь резкие перемены, произошедшие в человеке за один-два дня? Но, по-моему, он ей ещё не до конца поверил. Слишком уж это всё кажется неправдоподобным, пока сам не потрогаешь.

— Жаль, что мы их не слышим. Почему ты не свяжешься с Корой и не уточнишь последние цифры кода, чтобы наладить аудиоканал?

— Не надо. В этом есть своя прелесть. Остаётся место для размышлений, догадок и фантазии.

— Время с тобой, — смеюсь я, — Догадывайся и фантазируй.

Когда до Нового Года остаётся один час мы начинаем накрывать на стол. Пельмени, отбивные из кабана, запеченные в тесте и грибной соус я пока оставляю на решетке очага над углями. Их будем брать прямо с жару, с пылу. Лена расставляет на столе свои изысканные салаты и закуски, а я выставляю бренди и вино. Шампанское для охлаждения выношу за дверь. Накрыв на стол, Лена удаляется в комнату, где жила Наташа. Я зажигаю гирлянду на ёлке, свечи и гашу освещение. К встрече Нового Года всё готово. Набиваю трубку ароматным табаком, который я случайно обнаружил в «меню» Синтезатора, закуриваю и жду свою подругу. Однако Елена Илек заставляет себя ждать. Впрочем, это её неотъемлемое, как и всех женщин, право. Я понимаю, что она сейчас переодевается, а это процедура серьёзнейшая. Сам-то я уже успел облачиться в «парадный костюм», который Лена сотворила для меня два месяца назад.

Бесшумно открывается дверь, и в комнату величаво вплывает моя Лена. Я немею от удивления. Она одета точь в точь так же, как была одета на новогоднем балу в Монастыре. Вплоть до пары крупных жемчужин, висящих под белой бархатной ленточкой вокруг шейки. Лена, словно не замечая моего изумления, останавливается, делает реверанс и протягивает мне руку. Почтительно целую её пальчики и провожу как королеву, к креслу. Беру бутылку вина, но Лена отрицательно качает головой и указывает на бренди. Бренди, так бренди. Наполняю рюмки и произношу тост:

— Уходит год. Время знает, какой это был год в этой Фазе. Не суть как важно. Важно то, что я весь этот год провёл в этой самой Фазе. Когда пьют за уходящий год, принято вспоминать, что в этом году произошло. Пьют за хорошее, а плохое стараются не вспоминать. Не так уж он был богат событиями этот уходящий год, но были в нём и радостные, и грустные события. Были и черные дни, и светлые. Но был в этом году один очень светлый день, когда произошло самое важное и самое радостное событие. В этот день ты пришла сюда. В этот день ты нашла меня. Вот за этот день мы и выпьем. Всё остальное — преходящее.

Лена кивает в знак согласия.

— Правильно, Андрюша. Лучше не скажешь.

Салаты и закуски Лена приготовила прекрасно. Сразу чувствуется, когда автор вкладывает в произведение свою душу. По достоинству оценив творения подруги, я разглядываю её платье и вспоминаю давно прошедший новогодний бал. Внезапно в голову мне приходит необычная мысль.

— Лена, — спрашиваю я, — Ты помнишь ту песню, которую ты исполняла на новогоднем балу?

— Конечно.

— Там были такие слова…

— Помню. Скажи, а сколько пришлось скитаться, среди туманных Миров скитаться, чтоб мы с тобой, чтоб мы с тобой друг друга нашли?

— Не только эти. Там ещё было такое. И вновь тебя я ищу по свету, опять тебя я ищу по свету, среди других, среди чужих пространств и веков.

— Да, — вздыхает Лена, — Одной найти, любовь найти всегда нелегко. А ведь я специально оделась именно так, чтобы ты вспомнил тот бал и эту песню.

— Серьёзно!? Ах, Схлопка! Я всё время забываю, что ты у меня психолог, каких мало. Ленок, а ведь получается, что ты тогда очень точно предугадала наше будущее, и песня получилась действительно про нас с тобой.

— Знаешь, я и сама сейчас удивляюсь, как это всё так точно совпало.

— Спой её ещё раз, — прошу я и тянусь к гитаре.

— Спою, только в следующем году, — говорит Лена и показывает на таймер.

Там горит 23.56.

— Чуть не заболтались! — спохватываюсь я и бегу на крыльцо.

Выхватив из сугроба бутылку шампанского, я так же бегом возвращаюсь к столу. Лена уже приготовила бокалы и стоит в задумчивости перед очагом, гадая: что выставить в качестве гвоздя праздничного стола, отбивные или пельмени. А на таймере уже 23.58.

— Не раздумывай, — говорю я, — Бери по одной отбивной, ставь на стол горшок с картошкой и сковородку с луком.

Сам я откупориваю бутылку. Игристый напиток льётся в бокалы.

— С Новым Годом, родная!

— С Новым Годом! — поднимает свой бокал Лена, — Дай Время, чтобы этот год принёс нам удачу.

Больше мы не говорим ни слова. Внезапно Лена встаёт и берёт меня за руку.

— Пойдём.

— Куда? — удивляюсь я.

— Пойдём, пойдём.

Она так решительно тянет меня, что я подчиняюсь без лишних вопросов и следую за ней. Мы проходим прихожую, где Лена на секунду задерживается, чтобы взять свою куртку. Я всё ещё ничего не понимаю. А она, накинув кожаную с мехом куртку-пелерину на голые плечи, выводит меня на крыльцо.

— Ты, помню, говорил, что привык встречать Новый Год зимой. Вот твоё желание и исполнилось. А у нас на Родине есть обычай. В первый час Нового Года выйти на улицу, посмотреть на звёзды и загадать желание, самое сокровенное. Если при этом в поле зрения попадёт твоя Звезда, — Лена делает ударение на слове «твоя», — то желание в наступающем году непременно исполнится.

— А которая Звезда моя? — спрашиваю я.

— А вот этого никто не знает. На этом и основан элемент случайности в этом поверье. Но я, всё-таки, попробую.

Лена проходит по дорожке к колодцу, на открытое место, и задирает голову вверх. Минуты две она смотрит в густо усыпанное звёздами небо. Вздохнув, опускает голову и медленно идёт назад.

— Что ты так интересно смотришь на меня? — спрашивает она.

— Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? Снегурочку, внучку Деда Мороза, которая в Новогоднюю ночь, разнеся детям подарки, возвращается домой.

Лена улыбается.

— В самом деле?

— Вполне серьёзно. Представь сама эту картину. Зимний лес, сугробы. На опушке леса стоит одинокий дом. Ясное звёздное небо. Лунный свет. И по снегу к этому дому идёт сказочно-красивая девушка в одеянии волшебной красоты.

— Да ты у меня поэт!

— Какой из меня поэт. Так, влюблённый болтун. Ты желание загадала?

— Загадала.

— А ты правильно его сформулировала?

— Не поняла.

— Сейчас объясню. Только пойдём ужинать, а то у меня от зимнего воздуха зверский аппетит проснулся.

За столом Лена спрашивает:

— Так что ты говорил по поводу правильной формулировки желания?

— Понимаешь, год назад я провёл эту ночь в одиночестве. Вот так же сидел у очага, за столом, пил вино, смотрел в окно на звёздное небо, вспоминал всех вас; в первую очередь, разумеется, тебя и тоже загадывал желания. Понятно, что желание у меня было одно: встретиться с вами, со всеми. Ну, и сильнее всего было желание встретиться с тобой.

Лена роняет вилку и вздыхает:

— И оно сбылось! Вот что значит, пожелать по-настоящему, от всей души.

— Угу, — добавляю я, — И при этом ещё не уточнить, где именно желаешь встретиться. Представляешь, что может получиться, если ты, когда глядела на звёзды и загадывала желание, не уточнила место встречи?

Лена улыбается, показывая перламутровые зубки, глаза у неё загораются:

— Представляю. Вот будет здесь весело, когда сюда пожалует весь наш Сектор. У! Вместе-то мы всё вычислим, все входы и выходы здесь откроем. Проникнем и туда, где нас совсем не ждут. Ну, держись Старый Волк! Храни тебя Время от того, чтобы моё желание исполнилось!

Мы с Леной от души смеёмся, представив во всех подробностях нарисованную картину. Успокоившись, я наливаю ещё по рюмке бренди, и мы с Леной отдаём должное отбивным. Сначала Лена ест с большим аппетитом, откровенно смакуя, потом вдруг задумывается, быстро доедает остатки и молча смотрит в окно на зимний лес.

— В чем дело, Ленок?

— Андрей, вот ты вспомнил песню, которую я пела на балу. А ту, которую пел ты, помнишь?

— Я тогда много их пел.

— Самую первую. Вспомнил?

— А! Здесь лапы у елей дрожат на весу, здесь птицы щебечут тревожно…

— Живёшь в заколдованном диком лесу, откуда уйти невозможно, — подхватывает Лена, — Тебе не кажется, что это тоже прозвучало как пророчество?

— Гм. Пусть так, пусть будет пророчество. Это даже хорошо, потому, что там есть и другие слова. В какой день недели, в котором часу, ты выйдешь ко мне осторожно, когда я тебя на руках отнесу, туда, где найти невозможно.

— Укради! — просит Лена, — Укради меня, Андрюша. Кража мне по душе.

Долго сидим мы с Леной за Новогодним столом. Вспоминаем друзей, эпизоды нашей работы: и забавные, и жуткие. Несколько раз я по просьбе Лены беру гитару и пою песни, которые ей вспоминаются. Она сама, вспомнив давно обещанное, поёт под мой аккомпанемент «Эхо любви» в своём варианте. Он ни сколько не хуже того, что я слышал в своей Фазе. Тут же она объясняет мне, почему она плакала, когда слушала своё исполнение этой песни. Оказывается, Магистр записал её в тот момент, когда она пела её своему жениху, уезжающему в длительную командировку на Тихий океан. Больше они не увиделись. Вдруг Лена меняет тему:

— Андрей. Помнишь, у меня на дне рождения вы с Андреем и Олегом пели старинную казачью песню? Если ты её помнишь, спой, пожалуйста.

Я прекрасно помню эту песню и, перебрав струны, запеваю:

— Как на дикий Терек, на широкий берег вывели казаки десять тысяч лошадей…

Когда я дохожу до строк «Атаман наш знает, кому доверяет. Крикнули: „По коням!“, позабыли про меня. Им досталась воля да шальная доля, мне — земля сырая да колючая трава», Лена останавливает меня:

— Крикнули: «По коням!», позабыли про меня. Андрей, а тебе никогда не приходило в голову, что нас с тобой могут списать, как безвозвратные потери и, в итоге, попросту забыть?

Я удивлённо смотрю на Лену. Похоже, что она говорит это вполне серьёзно.

— Ты думаешь, это возможно? Плохо же ты знаешь своих друзей, а ещё психолог. Неужели ты в самом деле допускаешь хоть на миг такую мысль, что Андрей, Кэт, Магистр, Миша и Кристина могут забыть нас?

— Я не об этом. В том, что нас вспоминают, и довольно часто, нет ни малейшего сомнения. Я имею в виду другое. Они, наверное, уже отчаялись найти нас, потеряли надежду на наше возвращение и считают нас погибшими.

— Не знаю, Лена, не знаю. Ты же сама рассказывала мне, что когда ты уходила, весь Монастырь, включая Совет Магов, стоял на ушах, не говоря уж о нашем Секторе и Секторе Наблюдения, который вёл интенсивные поиски.

— Андрюша. Посуди сам, сколько может весь Монастырь, включая Совет Магов, стоять на ушах, забросив все дела? Не может же остановиться вся работа из-за того, что пропали два, пусть даже очень ценные, хроноагента.

Лена права, мне даже нечего возразить ей, но соглашаться так просто не хочется, к тому же…

— Лена, тут есть ещё один аспект. Если бы мы с тобой просто погибли, и все видели, как это произошло, то нас бы просто помянули, и дело с концом. Но мы-то действительно пропали, бесследно исчезли; неизвестно как, и неизвестно куда. Где гарантия, что теперь хроноагенты не будут исчезать таким образом с удручающей регулярностью: по одному, по два в месяц. Если уже не исчезают.

— Вот этим вопросом наверняка занимается какая-нибудь специальная группа. А все остальные работают, как работали. На скаку не заметив, что рядом товарищей нет. Вот, к примеру. Когда ты был на войне, сколько времени вы разыскивали не вернувшихся товарищей и ждали их возвращения?

— Ну, ты сравнила! Это же была война. На войне люди гибнут и исчезают бесследно каждый день. А ля гер, ком а ля гер. И если из-за каждого исчезнувшего сворачивать боевую работу, до тех пор пока его не найдут, то лучше сразу сложить оружие и сдаться на милость противной стороны.

— А у нас что? Разве не война? Пусть люди у нас не гибнут каждый день. Но ведь ты сам знаешь, какой объём работы лежит тяжким грузом на каждом человеке в Монастыре. И работа-то порой такая, что от её результатов зависит судьба, а то и жизнь миллионов людей. Где уж тут отвлекаться на двоих, пусть даже и очень дорогих людей. Да и прикинь к тому же, сколько времени прошло.

— А вот со временем, Леночка, ясности никакой нет. Я здесь живу уже второй год. Ты, вместе со своими скитаниями, скоро год как отсутствуешь. А ведь ты ушла искать меня на третий день. Чувствуешь разницу?

— Вот об этом-то я и говорю. Мы не знаем ничего о характеристиках этой Фазы. Ты предполагаешь, что в Монастыре прошло всего несколько дней, самое большее, недель. А может быть и наоборот: сейчас там прошли годы и даже десятилетия. И никого из наших друзей уже нет в живых. А может быть противостояние между Монастырём и ЧВП перешло в открытую войну, и обе Фазы давно уничтожены.

— А как же Старый Волк?

— А Старый Волк на то и Волк, да к тому же ещё и Старый, чтобы выскользнуть из любой передряги. Вот сейчас мы находимся на его секретной базе. Сколько ещё у него таких баз в бесчисленных параллельных Фазах?

Я вновь внимательно смотрю на Лену. Нет, не похоже, чтобы она просто сотрясала воздух пустыми предположениями.

— Что-то, подруга моя, ты слишком уж мрачные картины рисуешь.

— Нет, Андрюша, не слишком. Действительность может оказаться и более мрачной. Вот, к примеру, тот же самый Мог. Как сказал Старый Волк, он готов приступить к активным действиям. А что если он уже приступил? В чем выражаются его действия? Какую цель они преследуют? Как там Волк сказал? Придётся нам разбегаться по разным глухим Фазам, чтобы нас как можно дольше не нашли. Кстати, тебе не кажется странным, что он оставил нас в покое после первой попытки?

— Кажется, — соглашаюсь я, — Я думал над этим. Тут два варианта: либо он занят чем-то более серьёзным, чем мы с тобой; здесь твоё предположение не в бровь, а в глаз. Второй вариант: он понял, что нас так просто не возьмёшь, и готовит что-то посерьёзнее, чем группа наёмников. Наверное, пришла пора попробовать сотворить бластер.

— Бластер, это, конечно, неплохо. Но я хочу сказать другое. Ты прав, краски я сгустила и сгустила намеренно. Видишь ли, есть такая возможность: организовать автоматический поиск по различным Фазам личностей, характеристики Матриц которых известны. Помнишь, как Ричард вычислил Фазу, где базируется ЧВП? Он нашёл её по возмущениям пространственно-временного континуума. Точно так же можно найти и нас. Берём пиковые, сугубо индивидуальные, характеристики Матриц и запускаем программу автоматического поиска путём простого перебора Фаз.

Лена останавливается и пару минут смотрит на тлеющие угли. Потом она наливает вина и, отпив два глотка, заканчивает свою мысль:

— Если я здесь додумалась до такого способа поиска, то уж Ричард-то и подавно догадался.

Она снова замолкает, а я договариваю то, что она не сказала:

— Значит; либо мы находимся где-то на задворках пространства-времени, либо эта Фаза для внешнего наблюдения заблокирована. Хотя, заблокировать какой-то объект, это — одно, а целую Фазу… Такое даже Старому Волку вряд ли под силу.

— Есть ещё и третий вариант. Фаза находится в недоступном для нас секторе пространства-времени.

— А что? Есть и такой сектор?

— К сожалению, есть. Но я буду крайне удивлена, если Старый Волк знает, какие именно Фазы недоступны для нашего наблюдения. Почему? Да потому, что даже ты об этом, оказывается, не знаешь. Ну, и совсем уж мала вероятность того, что его секретная база оказалась именно в такой Фазе.

Я молча смотрю на свою подругу. Она отрешенным взглядом смотрит куда-то за окно: не то на зимний лес, не то на ночное небо. Я уже понял, к какому выводу она хочет привести меня, и сам пришел к нему уже давно. В принципе, давно нам пора расставить все знаки препинания, в том числе и точки.

— Получается так, Ленок: наши найти нас и оказать нам помощь или пока не в состоянии, или уже не могут. Остаётся альтернатива: спокойно жить здесь и дожидаться помощи, попутно основывая здесь цивилизацию; или оставить всякую надежду на помощь извне и рассчитывать исключительно на свои силы. Есть, правда, одна надежда: маяк, который Наташа унесла с собой в обитаемую Фазу. Но легче найти иголку в стоге сена или одну, конкретную, рыбёшку в океане, чем засечь сигналы этого маяка в бесконечном множестве Фаз.

— Ты забываешь ещё об одном варианте, — напоминает Лена.

— Не забываю, а намеренно не говорю. Со Старым Волком я буду работать только как с равноправным партнёром.

— Хорошо. А если он создаст такие условия?

— Нет, Лена. Как бы он ни старался, на какие бы условия он ни пошел, в данном случае, этот момент будет всё время незримо присутствовать и неизбежно наложит свой отпечаток на наши отношения, да и на всю работу в целом.

— Ты прав. Больше этот вопрос поднимать не будем.

— Нам остаётся сосредоточить все усилия на двух направлениях. Первое: прорыв блокировки, поставленной Старым Волком, и установление связи с Фазой Стоуна. Второе: исследование участка имени Мога и поиски возможностей воспользоваться этим переходом. Хотя, скажу откровенно, не очень-то у меня к этому душа лежит.

— Почему?

— Одно Время знает, Леночка, куда нас этот переход может завести. Вот мы с тобой сейчас отказались от сотрудничества со Старым Волком. А ведь может получиться, что, пройдя этим переходом, мы окажемся одни против всех сил, которые стоят за этим Могом.

— Ну, мы, положим, не одни, нас двое. А двое, это уже боевая единица. Вспомни, как мы разделались с отрядом наёмников.

— Что наёмники! Мы ничего не знаем ни о самом Моге, ни о силах, что стоят за ним. Ничего не знаем ни о Пространстве, ни о Времени, в которых они обитают.

— Андрей, ты же военный человек! Ты что, и в бою был такой расчетливый?

— Представь себе. Потому и выжил. Нерасчетливые, которые считали: главное завязать бой, а там всё будет ясно; погибали в первом же, самое позднее, во втором бою. А мы с тобой, как я понял, погибать не собираемся.

— Но там на вас работала разведка, наземные посты наблюдения. Ты видел врага издалека, почти наверняка знал, как он отреагирует на те или иные твои действия. И враг-то был такой же человек как и ты, оснащенный примерно таким же оружием и такой же техникой. А здесь налицо сплошная неопределённость.

— Тем более нет резона бросаться в неё, очертя голову. Весь мой жизненный и боевой опыт восстаёт против того, чтобы соваться в воду, не зная броду.

Лена смотрит на меня, прищурившись, и с улыбкой говорит:

— Что-то это на тебя не похоже, Андрюша. Помнится, когда перед твоим полётом на сверхскоростной машине, тебя предостерегали, что возможно вмешательство ЧВП, ты ответил совсем по-другому. Ты мол знаешь, что вмешательство возможно, а, значит, готов к этому.

— Опять неудачное сравнение. Там я должен был действовать в обычных условиях, с точки зрения пространственно-временных и физических законов, на обычной машине. И если бы произошло что-то, не укладывающееся в рамки этих понятий, я бы знал наверняка: сие дело рук ЧВП. А сейчас…

Я только машу рукой и наливаю рюмку бренди. Лена подставляет свою. Мы поднимаем рюмки, киваем друг другу, медленно выпиваем и, не спеша, закусываем. Разлив по чашкам крепкий, горячий чай и отрезав по куску торта, Лена спрашивает:

— А что ты ждёшь сейчас?

— Если бы знать, что? Во всяком случае, ничего хорошего я не жду. Я бы ни на секунду не задумывался, если бы знал, что там нас будет ждать могущественный противник, но мы будем действовать с ним на равных; в одинаково привычных для него и для нас условиях. Но вот в этом у меня как раз и нет никакой уверенности.

— И какие же кошмары встают перед твоим воображением?

— Ну, к примеру, что ты скажешь о неэвклидовом Пространстве? Как ты будешь ориентироваться и действовать в таком Мире? Пусть Пространство будет евклидовым, но в нём три его координаты не движутся вдоль четвёртой, временной, а она, эта четвёртая, занимает вместе с ними такое же главенствующее положение. Каждый твой шаг будет переносить тебя в совсем другую точку пространства-времени. Или представь себе Пространство пяти, шести, семи, словом, многомерное. Ну, да ладно, это слишком трудно вообразить, хотя это не означает, что выход в такие Пространства исключен. Представь, что нас ожидает обычное, знакомое нам Пространство, с обычными временными характеристиками. Но в этом Пространстве не действуют известные нам и привычные физические законы. Такие, как закон всемирного тяготения, законы Ньютона, закон Архимеда, закон Ома и другие. Точнее, действуют, но не так, как мы привыкли, а по-другому. Проще сказать: там действуют другие законы. Или Мир, в котором действуют совсем другие законы термодинамики. Или закон сохранения действует либо с оговорками, либо с точностью до наоборот. Представила? Вижу, что не очень. Но попробуй представить себе, что для «моговцев» эти Миры так же привычны, как этот Мир привычен для нас. А теперь ещё раз напряги своё воображение и представь, как мы им будем противодействовать, если они что-нибудь захотят предпринять против нас. В принципе, им и предпринимать-то ничего не надо будет. Мы там и шагу ступить не сможем.

Лена трясёт головой, словно отгоняя жуткие видения, навеянные моими словами. Я успокаивающим жестом кладу руку на её запястье.

— Не бери это слишком глубоко в голову. Я по твоему примеру несколько сгустил краски. Но вероятность того, что нас может занести в любой из этих гипотетических Миров, хоть и весьма малая, но всё же существует.

— А ты не допускаешь, что нас может занести в такой Мир, который мы сейчас, при всей своей фантазии, даже представить не можем?

— Почему не допустить? Конечно, допускаю. Мне, знаешь ли, очень не понравились слова Мога о том, что он пользуется этой Фазой для сокращения пути между далеко отстоящими друг от друга Мирами. Ну, примерно, как Нуль-Транспортировкой. Что это за путь?

— Путь. Дорога, — задумчиво произносит Лена, — Ну, знаешь, Андрей! По-моему, это слишком уж сложно. Да и не много ли задач мы пытаемся взвалить на свои плечи?

— Не оставить ли кое-что за скобками? Ты это хочешь сказать? Нет, Ленок. Мы с тобой уже решили, что здесь нам на чью-либо помощь рассчитывать не приходится. Отсюда вывод, все скобки придётся раскрывать нам самим. Чего бы это нам ни стоило, и что бы за этими скобками ни стояло.

Мы опять надолго замолкаем. Свечи догорают и гаснут одна за другой. Лена подходит к окну и присаживается на подоконник. Подняв голову, она несколько минут смотрит в бескрайнее звёздное небо.

— Ты представляешь, какая может нам открыться картина, когда мы раскроем все эти скобки? — тихо спрашивает она.

Не отвечая, я наливаю в бокалы вина и тоже подхожу к окну. Отдаю один бокал Лене, а с другим усаживаюсь у её ног на пол. Прижавшись щекой к её колену так же тихо говорю:

— Боюсь, что никакая картина нам не откроется, а встанет перед нами масса новых вопросов и целый ряд новых скобок. И никто, никто не поможет нам раскрыть эти скобки и ответить на эти вопросы.

— Кроме нас самих.

— Да. Кроме нас самих. Но ты хорошо сказала: нас двое, а двое, это уже боевая единица.

— Верно. Это один в поле не воин. А двое, это — двое. Вы втроём почти батальон в дым разнесли. Так это вы, всё-таки, за чужие интересы дрались. А представь, если за свои, за свои жизни? Вдвоём, Андрюша, мы очень много можем сделать. Особенно сейчас, когда мы приняли решение: работать без оглядки на тылы. Потому как их просто нет у нас с тобой, этих тылов.