Сборник поэзии 1

      Папшп рявкнул:"Где шаталась?!" Но вдруг все понял и осекся, А бультерьер индифферентно Уже на коврике улегся.
      Отец навел на бультерьера Двустволку буркал воспаленных, Он вспомнил, как за дармоеда Он выложил пятьсот "зеленых".
      Андрей Добрынин
      Он вспомнил, как он холил зверя, Но из того не вышло толку, И со стены отец несчастный Снял настоящую двустволку.
      Обвел он взором обстановку, Ввезенную из загрраничья, Вдруг постигая, как непрочно На свете всякое величье.
      Мне очень жаль, что в ту минуту Меня не оказалось рядом. Швырнул бы я в лицо буржую Слова, пропитанные ядом:
      "Глупцы, вы верите лишь в доллар, Забыв про равенство и братство, Но прах перед прибоем жизни Все буржуазное богатство.
      Вам не помогут бультерьеры, Меха, особняки, "линкольны", И вы проказами маньяка Напрасно так уж недовольны.
      Маньяков дерзкие наскоки По сути, только первый опыт. Столиц растленных мостовые Уж сотрясает мерный топот.
      Все снова сбудется согласно Марксистской социальной карме. Маньяки - это лишь разведка Железных пролетарских армий".
      Андрей Добрынин
      Когда ощупал тьму тоннеля Глубинный луч электровоза, Моим вниманьем завладела Твоя скучающая поза.
      Ты щеголяла в черной шляпе И в кимоно темнозеленом, Под ним я пышный бюст увидел Сверлящим взором воспаленным.
      Была ты в розовых перчатках И в фиолетовых сапожках, Лосины красные блестели На сильных узловатых ножках.
      Ты взор мой пламенный поймала, Но не показывала вида Так перед чернью выступала Великая Семирамида.
      В твоих глазах, совок ничтожный, Я значил до смешного мало. Том "Анжелики в Новом Свете" Ты крепко к сердцу прижимала.
      Для мира чересчур прекрасны Такой прикид, такие формы И я тебя под близкий поезд Столкнул решительно с платформы.
      И отошел, чтобы не видеть Последующей тяжкой сцены, И разом брызги и ошметки Влепились в мраморные стены.
      Раздался рев, но пригодилась Конспиративная сноровка Крича:"Пустите! Что случилось?!" В толпу я затесался ловко.
      Навстречу мне старухи лезли, Подпрыгивая и ругаясь. Я к эскалатору пробился И скорбно думал, поднимаясь:
      "Увы! К бесформенным ошметкам Свелось блестящее обличье! Так ужасающе непрочно На свете всякое величье".
      Андрей Добрынин
      Пропился я почти дотла Весною, на Святой неделе, Когда церквей колокола Неумолкаемо гудели.
      Восстал с одра я, нищ и гол, Едва забрезжившею ранью. Постиг я, Боже, твой глагол, Зовущий смертных к покаянью.
      Я знал - лицо мое собой Являет крайнюю помятость, Но с перезвоном над Москвой Повсюду разливалась святость.
      Я в храм направился бегом И там, по Божьему глаголу, Горячим прикоснулся лбом Семь раз к заплеванному полу.
      Молитвой душу я согрел, На паперть вышел - и мгновенно Слова знакомые узрел На вывеске:"Пивная "Вена"".
      Готов, о Боже, жизнью всей Тебе служить я, как Иаков,Зачем же создал ты друзей, И пиво, и вареных раков?
      Зачем ты, Боже, терпишь звон И толстых кружек, и стаканов, Зачем тобою вознесен Хозяин "Вены" Тит Брюханов?
      Вот он зовет:"Иди сюда, Ведь я сегодня именинник", И мне не деться никуда, Я задолжал ему полтинник.
      Он весь лучится добротой, Как будто искренний приятель, И предлагает мне:"Постой, Хлебни очищенной, писатель".
      Иду вкушать запретный плод Неровной поступью калеки И чую: сатана живет В почтенном этом человеке.
      Брюханов весел, маслянист Ехидна с обликом невинным, Но час пробьет - и нигилист Его взорвет пироксилином.
      Андрей Добрынин
      При всех сокровищах своих Брюханов рая не добудет: Единого из малых сих Он соблазнил - и проклят будет.
      Стакан с очищенной держа, В душе взываю к силе крестной: "Пускай вовеки буржуа Не внидут в вертоград небесный".
      1997
      Андрей Добрынин
      Кто нынче не слыхал о сексе? Таких, должно быть, больше нет. Охватывает, словно сепсис, Зараза эта целый свет.
      Не срам ли, коль иной поганец, На вид еще совсем сопляк, Партнершу пригласив на танец, Ее слюнявит так и сяк.
      Но что в особенности жутко, Чего вовек я не приму В ответ на это проститутка Лишь улыбается ему.
      Сосредоточившись на теле И позабыв свой долг земной, Плевать на все они хотели, Что происходит со страной.
      Их породила перестройка Мы жили, веря и трудясь, А этим побыстрее только Вступить бы в половую связь.
      Нет, раньше лучше было все же, Был твердым нравственный закон: Вмиг получал наглец по роже И вылетал с танцулек вон.
      И нам случалось быть в охоте, На стенку впору было лезть, Но пыл мы тратили в работе, Крепили трудовую честь.
      Все директивы выполняли Мы руководства своего, Детишек на ноги подняли, Про секс не зная ничего.
      А чем ответили детишки? Нельзя их нынче расстрелять, Но можно снять остаток с книжки И в ресторане прогулять.
      Им не видать уже тысчонок, Что честным скоплены трудом. Еще неплохо снять девчонок И привести в свой тихий дом.
      Андрей Добрынин
      А там, открыв оскал вампира, Издать в прихожей страшный рык, Чтоб вмиг притихла вся квартира, Узнав, что сердится старик.
      В компании девчонок шалых Пропить все деньги и проесть И массу знаний запоздалых О сексе за ночь приобресть.
      Им не видать таких сражений, Безмозглым нынешним юнцам! Конечно, жалко сбережений, Дающим первенство отцам.
      Однако побалдеем клево, А деньги - это ерунда, Вот только б суку Горбачева Еще повесить без суда.
      1997
      Андрей Добрынин Предпочтенье порой отдается другим, Но меня это, право же, вовсе не злит. С одиночеством, даже и самым глухим, Мне рассудок покорно мириться велит.
      Вот соперник бумажником машет тугим, А в моем кошельке только мелочь звенит. Мне нельзя похвалиться признаньем мирским, А другим монумент прежде смерти отлит.
      Научившись оценивать трезво себя. Отрицать не намерен заслуги других, За соперников пью я на бедном пиру. Если я их ругнул - это только любя, Это только мозгов помраченье моих, И охотно я ругань обратно беру.
      1997
      Коль рассудка ты вовсе лишен, Можешь бросить голодному снедь. С отвратительной жадностью он Сразу чавкать начнет и сопеть.
      Задыхаясь и жутко хрипя, Пропихнет себе в глотку куски И опять возведет на тебя Взгляд страдальческий, полный тоски.
      Если мозг твой за сморщенным лбом Стал совсем уж мышлению чужд, То всплакни над презренным рабом Примитивнейших жизненных нужд.
      Но себя я в пример приведу Ни малейших не выразив чувств, Обогнув попрошайку, пройду Я к музею изящных искусств.
      Все возможно - возможно, и нам Предстоит испытать нищету, Но уродливым, мерзким мольбам Я молчанье тогда предпочту.
      Для моей утонченной души Неизящное хуже бича. Молча таять я буду в тиши, Как в безветрии тает свеча.
      Но последняя песня певца Вдруг сумеет весь мир огласить Чтоб успел я в преддверье конца Запоздалую роскошь вкусить.
      1997
      Андрей Добрынин
      Осмысливать протекшей жизни звенья Без надобности крайней не моги. Отказывая нам в повиновенье, Воистину спасают нас мозги.
      Разумно ль открывать причины рвенья И всех поступков наших рычаги? Для человека эти откровенья Опаснее, чем худшие враги.
      Необходимое самодовольство, В значительность свою слепая вера Рассеются однажды - и с тех пор Останутся тоска и беспокойство, И личность, словно хищная химера, Сама себя пожрет за свой позор.
      1997
      Все думают: "Стихи родятся сами, Готовыми являясь в голове" И резкими своими голосами Толкуют о покупках и жратве.
      И я не управляю словесами, Внимая сей навязчивой молве, И восклицаю с горькими слезами: "Услышь меня, всеслышащий Яхве!
      Глупцов, мешающих созданью песен, Внимающих лишь собственному брюху, Не вразумляй - не внемлют нам они. С лица земли сотри их, словно плесень, И поручи блюсти всю землю духу, Которому я сызмальства сродни.
      1997
      Андрей Добрынин
      Можете считать, что я расист, Но я повторяю весь свой век: Кто не полюбил Новороссийск, Для меня вообще не человек.
      Город, где со всех земных широт Собрались на рейде корабли Только полный нравственный урод Без волненья видит их с земли.
      Припев Да, тот вообще не человек, Кого пугает этот риск Однажды полюбить навек Новороссийск, Новороссийск.
      Я не умею позабыть Над кораблями лунный диск, Я не умею не любить Новороссийск, Новороссийск!
      И слезу не смахивают с глаз У развалин только дураки Где в штыки ходили столько раз В 43-м наши морячки.
      К морвокзалу ласковый закат Созовет красоток неземных Может лишь бездушный автомат Не влюбиться в каждую из них.
      Припев.
      1997
      Андрей Добрынин
      Я думаю с досадой:"Черт возьми, Как все-таки неправильно я жил Встречался я с достойными людьми, Но разминуться с ними поспешил".
      Я помню, как камчатский буровик, Поивший сутки в поезде меня, Когда приблизился прощанья миг, Мне показался ближе, чем родня.
      В гостинице афганский эмигрант Со мною поделился анашой Он в сердце нес сочувствия талант И обладал возвышенной душой.
      А как любил цыгана я того, Который мне девчонок приводил! Казалось мне порой, что сам его Я в таборе когда-то породил.
      Мудрец на склоне жизненного дня Все повидавший старый инвалид Мне стал батяней, выучив меня Все тырить, что неправильно лежит.
      Тот был мне сыном, а другой - отцом, И братьями я называл иных... Слабея перед жизненным концом, Смотрю я с умилением на них.
      Спасибо вам, шагавшие со мной Там, где порою все вокруг мертво! Пусть сократили вы мой путь земной, Но дивно разукрасили его.
      1997
      Андрей Добрынин
      К побережным горам прижимается лес, Словно скрыться пытаясь от ветра ползком, И плывут безучастно эскадры небес В переполненном ветром пространстве морском.
      Металлический свет прорывается вкось И лудит кочевое качанье валов, И не счесть уже, сколько ко мне донеслось В беспорядке, как птицы, мятущихся слов.
      То, что шепчет, сшибаясь, резная листва, То, что глыбам толкует глубин божество,Стоит слухом ловить только эти слова, Остальные слова недостойны того.
      1997
      Бродильный запах лезет в нос, У парапета спят собаки, Отбросы в хороводе ос Помпезно громоздятся в баке.
      Орет пронзительно дитя, Как будто перебрав спиртного, Фотограф, галькою хрустя, Дельфина тащит надувного.
      Стремясь дополнить свой обед, Пузаны покупают фрукты, И, неотвязный, словно бред, Свое долдонит репродуктор.
      Вся эта дрянь за слоем слой К нам липнет медленно, но верно, Но только взгляд очисти свой И сразу опадает скверна.
      Взгляни с уединенных круч, Как строит неземная сила Треножник из лучей и туч, Чтоб в жертву принести светило.
      1997
      Андрей Добрынин
      Иногда до безумия можно устать Делать вид, будто жизнь интересна тебе. Перестань притворяться - и новая стать Тебя выделит враз в человечьей гурьбе.
      Ты поймешь, что всегда предстоит возрастать Твоему отчужденью, духовной алчбе, Ибо рядом с тобою немыслимо стать Ни единой душе, ни единой судьбе.
      Ты своим равнодушьем посмел оскорбить То, что братья твои обретают в борьбе И затем неизбежно теряют, скорбя; Рассуди, как же можно тебя полюбить, Не питать неприязни законной к тебе, Не лелеять мечту уничтожить тебя.
      1997
      Как флейты, голоса цикад Звучат в темнеющем просторе. Отстаивается закат, И гуща оседает в море.
      Легко колышется напев Флейт переливчатых древесных И тихо всходит звезд посев В полях тучнеющих небесных.
      Луна уже плывет в зенит, Заката хлопья отгорели, А флейта легкая звенит, Бессчетно повторяя трели.
      И неподвластно смене лет Ночного бриза колыханье И ввысь летящее из флейт Все то же легкое дыханье.
      И та, которая близка, Перекликается со всеми, Так беззаботна и легка, Поскольку презирает время.
      1997
      Андрей Добрынин
      Полнолуние. Шорохи ветра в ушах Или живность на промысел вышла ночной, И хрустит по щебенке крадущийся шаг На обочине белой дороги лесной.
      Порождается в жабах, гадюках, мышах Роковое томление бледной луной; Стонет море, ворочаясь на голышах, Словно чувствуя зло студенистой спиной.
      Но оно из глубин неустанно несет Вспышки, словно сплетенные в танце цветы, Повинуясь призыву, что послан луной; И я чувствую, как напряженье растет В той земле, на которой столпились кресты, За кладбищенской белой от света стеной. Что-то хочет восстать и уже восстает Из камней, из корней, из сухой темноты, Чтобы в лунной ночи повстречаться со мной.
      1997
      Монотонно течение летнего дня, И душа наполняется смутной тоской. Дрожь от ветра, как будто по шкуре коня, Пробегает местами по ряби морской.
      Колыхнется под ветром сверчков трескотня, Словно некий звучащий покров колдовской, И опять - только кур в огороде возня И покоя лишающий полный покой.
      Как оно монотонно, течение лет, Уносящее этот глухой хуторок! Дни идут вереницей, ступая след в след, И приносят один неизменный итог: На житейских дорогах спокойствия нет, Так же как и поодаль от этих дорог.
      1997
      Андрей Добрынин
      Я поэтом большим называюсь недаром, Но с народом безумно, немыслимо прост. Выхожу я к нему и, дыша перегаром, Декламирую гимн, что возносит до звезд.
      Мне нельзя умолкать, потому что иначе С диким ревом народ низвергается в грязь. Потому засмеюсь я иль горько заплачу Все я делаю вслух, никого не стыдясь.
      Посмотри, мой народ: вот я, пьяный и рваный, От стыда за меня тебе впору сгореть, Но не сводишь с меня ты свой взгляд оловянный, Ибо лишь на меня интересно смотреть.
      От народа мне нечего ждать воздаянья, Чтобы мог я на лаврах устало почить, Но не знал мой народ ни любви, ни страданья,Только я его этому смог научить.
      Мне толкует мудрец:"Этот подвиг напрасен, Не оценят болваны подобных щедрот". "Хорошо, я устал и уйти я согласен, Но скажи: на кого я оставлю народ?"
      1997
      Вдохновение - мать всех нелепых стихов, Ведь оно позволяет их быстро катать; В воздаянье моих бесконечных грехов Я их должен порой с отвращеньем читать.
      Временами случается злобе достать До последних глубин, до глухих потрохов, И тогда я мечтаю свирепо восстать, Как Улисс на зловредных восстал женихов.
      Вдохновенные авторы, я за версту Отличу вас в любой человечьей толпе, Ненадежен расчет на мою доброту,Я не добрый - напротив, чудовищно злой. Я спокойно лежу на моем канапе, Но в мечтах пробиваю вам глотки стрелой.
      1997
      Андрей Добрынин
      Ты напрасно любимой стеснялся сказать О телесной нужде неотступной своей, А всего-то пришлось бы мошну развязать И ей долларов дать,- а, возможно, рублей.
      Ей, конечно, захочется лишнего взять Не давай по-мальчишески лишнего ей. Поторгуйся, старайся свое доказать, Ну а если не выйдет, то морду набей.
      Сколько стоит простая телесная связь? Уж, наверно, не столько, чтоб стать босяком, Обманула мерзавку твоя доброта. Эта дрянь облапошить тебя собралась, Почему-то считая тебя дураком, Ну так рявкни:"Проваливай!" - с пеной у рта.
      1997
      Из многочисленных глупых идей С женщиной дружба - из самых глупейших. Там, где любых принимали людей, Не пропуская ни конных, ни пеших,
      Там запрещают тебе побывать, Ибо нуждаются в преданном друге, То есть в глупце, из кого выбивать Можно годами бесплатно услуги.
      Ты расшибайся в лепешку для них, Чтоб не лишиться их тягостной дружбы, Ну а потом недоумков таких Благодарят за несение службы.
      Ну а потом их знакомят с самцом, Всюду проникшим без всякой мороки. Все завершилось лоогичным концом, Так перечти эти горькие строки.
      В них, безусловно, поэзии нет Я только правды ничем не нарушил: Это был попросту добрый совет, Коего некогда ты не послушал.
      199766
      Андрей Добрынин
      Когда приблизится старость, Матрос припомнит с тоской, Как трепетом полнит парус Упругий ветер морской.
      Когда приблизится старость, Стрелок припомнит в тоске, Как встарь ружье оатавалось Всегда послушно руке.
      Рыбак припомнит под старость, Не в силах сдержать тоски, Как рыба в лодке пласталась, Тяжелая, как клинки.
      Всегда побеждает старость, Поскольку смерть за нее, И долго ль держать осталось Штурвал, гарпун и ружье?
      Прошли все стороны света Стрелок, рыбак и матрос, Но им не дано ответаНа этот простой вопрос.
      Наполнен тоскою ветер, Вздыхают лес и вода, Не в силах найти ответа На главный вопрос:"Когда?"
      К ним тоже жестоко Время, Сильнейшее всяких сил Нельзя им проститься с теми, Кто так их всегда любил.
      1997
      Андрей Добрынин
      Если дама отшибла и перед, и зад, Неожиданно ринувшись под самосвал, Разумеется, я окажусь виноват, Потому что на эту прогулку позвал.
      Если даме на голову рухнул кирпич И, шатаясь, она привалилась к стене, В этом я виноват, а не дворник Кузьмич, Потому что она направлялась ко мне.
      Если даме порой доведется простыть (А она чрезвычайно боится хвороб), То она меня долго не может простить, Потому что я, в сущности, тот же микроб.
      Если дама с джентльменом пошла в ресторан И обоим в итоге расквасили нос Это я виноват, языкастый болван, Ресторана название я произнес.
      Если дама дверной своротила косяк, Словно клоп, насосавшись в гостях коньяка, Это я виноват - я устроил сквозняк, На котором ее зашатало слегка.
      Если дама озябла в разгаре зимы И раскисла в июле на солнце в Крыму, Не ищите виновных, людские умы Я безропотно все обвиненья приму.
      И упорно твердит состраданье мое: "Как бедняжке с тобою мучительно жить! Так ступай и купи в магазине ружье, Чтобы всем ее мукам предел положить".
      1997
      Андрей Добрынин
      Весь окоем заняла стезя По ней, неспешные, как волы, Уничтожаясь, вновь вознося Гребни над зыбью, текут валы.
      Им уклониться с пути нельзя, Пеной не хлынуть на волнолом Валы текут и текут, сквозя Зеленым, синим, серым стеклом.
      Переплавляет солнечный след В сочные отблески зыбь волны И чередою пенных комет Катятся гребни на валуны.
      Чайка, подладив к ветру полет, Смотр производит сверху валам; Облака тень лениво ползет По облесенным дальним холмам.
      Ветер подхватывает напев, Прежний еще не успев допеть. В будничной жизни не преуспев, Здесь я сполна сумел преуспеть:
      Все разглядеть, и ветер вдохнуть, И безо всяких мыслей и слов Сердцем постигнуть великий Путь Путь неуклонных морских валов.
      1997
      Андрей Добрынин Порой ослу нужна морковка, Чтоб он не пятился, а брел Так для любви нужна зубровка, Будь даже ты в любви орел.
      Зазвавши дорогую гостью, Себе ты кажешься ослом Как будто подавившись костью, Она застыла за столом.
      Она, надменно сдвинув бровки, Сидит в молчании сперва Необходим стакан зубровки, Чтоб ей припомнились слова.
      И тут уже зевать не надо Тут только успевай кивать И, не сводя с любимой взгляда, В стакан зубровки подливать.
      Неплохо спор затеять мнимый, Но вскоре мудро отступитьь И в знак согласия с любимой Еще зубровочки испить.
      Возможно с барышни одежды Без драки лишь тогда совлечь, Коль ей подать на брак надежды, При том сумев ее развлечь.
      Но достоверность лишь зубровка Пустым надеждам придает; Она закручивает ловко Любой глупейший анекдот,
      Она подарит старикану Наружность молодца в соку, Ум Ломоносова - болвану И стать - любому мозгляку.
      От уговоров и воззваний Позволит к делу приступить И сладострастных осязаний Язык живой употребить.
      Возможна лишь одна заминка Не все годится для стола; Следи, чтоб непременно в Минске Зубровка сделана была.
      А если так - тогда не мешкай, Скорей любимую зови, Чтоб зубр могучий беловежский Смел все препоны для любви.
      1997
      Андрей Добрынин
      Я признан собственной страною, Что ни скажу - всегда я прав.. Я преупел - тому виною Мой жесткий, непреклонный нрав.
      Напрасно вы играли мною, Красотки коптевских дубрав Я говорил с моей страною, Все обольщения поправ.
      Я только той не пренебрег бы, А возвеличил всех превыше, Чей взор почтением горит; Той, что подругу ткнет под ребра И злобно прошипит ей:"Тише, Он со страною говорит".
      1997
      Андрей Добрынин
      В моем уютном уголке Не нравится иным ослам В нем пауки на потолке И уховертки по углам.
      Так внятно говорит со мной Моих апартаментов тишь: Паук звенит своей струной И плинтус прогрызает мышь.
      Я запретил людской толпе Входить в мой тихий особняк Мне надо слышать, как в крупе Шуршит размеренно червяк.
      Я слышу, двери затворя От надоедливой толпы, О чем толкуют втихаря, Сойдясь в компанию, клопы.
      Чтоб тишь в квартире уберечь, Остановил я ход часов. Я тараканов слышу речь, Ловлю сигналы их усов.
      Мне хочется уйти во тьму, Не говорить и не дышать, Чтоб бытию в моем дому Ничем вовеки не мешать.
      1997
      Андрей Добрынин
      Мотылек отлетался, похоже В паутине болтается он; К паутинной прислушавшись дрожи, Сам паук покидает притон.
      "Ну, здорово, здорово, залетный,Обращается он к мотыльку. Все вы ищете жизни вольготной, Все влетите в силки к пауку.
      Всем вам нравится чувство полета, Все вы ищете легких путей. Нет чтоб сесть и чуток поработать, Наплести и наставить сетей.
      Но любое занятье нечисто Для такой развеселой братвы, Потому и всегда ненавистны Насекомым трудящимся вы.
      Все равно ваш полет завершится Цепенящим паучьим крестом, Я же рад и за правду вступиться, И себя не обидеть при том.
      Вам бы только нажраться нектару И по бабочкам после пойти. Час настал справедливую кару За порочную жизнь понести.
      Не тверди про свяятое искусство Эти глупости все говорят. Приведут вас, голубчиков, в чувство Лишь мои паутина и яд.
      Погоди, от порхателей праздных Очень скоро очистится Русь. Изведу летунов куртуазных И до бабочек их доберусь.
      Помолись на дорожку, залетный Ты стоишь на таком рубеже, Где ни крылья, ни нрав беззаботный Ничему не помогут уже".
      1997
      Андрей Добрынин
      Я от жизни хочу и того, и сего, Ну а спятить мне хочется больше всего. Этот мир не удался творившим богам И никак не подходит здоровым мозгам.
      Чем томиться то гневом, то смутной тоской, Лучше, тупо качая кудлатой башкой, Изо рта приоткрытого слюни пускать И с великим восторгом весь мир созерцать.
      Чем терзаться мирским неразумьем и злом, Лучше собственный разум отправить на слом; Чем любить и страдать, безответно любя, Лучше впасть в кретинизм и ходить под себя.
      Впрочем, даже тупицы к той мысли пришли, Что душа тяжелее всех грузов земли, А к бездушию как к панацее от бед Не взывал уже ранее редкий поэт.
      Но не стоит смущаться - известно давно, Что затертой банальности только дано До сонливой души достучаться людской Если стоит с душою возиться такой.
      1997
      Трудно ехать в вагоне с такими людьми, Что от вечной немытости мерзко смердят, Трудно ехать с храпящими, трудно с детьми, Трудно с теми, которые шумно едят.
      Трудно с теми, которые пьют и галдят, А потом как попало ложатся костьми. Так порою все нервы тебе натрудят, Что отделал бы всех без разбору плетьми.
      Но нельзя озлобление в сердце впускать К сожалению, нам выбирать не дано, С кем разделим судьбой предначертанный путь. Постарайся смешное во всем отыскать Все не то чтобы скверно, а просто смешно, Как и сам ты смешон, если трезво взглянуть.
      1997
      Андрей Добрынин
      Я увидел всех тех, что писали стихи За последнее время в Отчизне моей. Неземной трибунал разбирал их грехи, А какие грехи у певцов и детей?
      Но в тот день не везло вдохновенным творцам, Суд сурово смотрел на художников слов: "Воспевал старину, звал вернуться к отцам? Запоешь по-другому, вкусив шомполов".
      "Почему в словоблудье ударились вы, То в слащавый, а то в истерический тон? Что ж, идею державности из головы Самой русской нагайкой мы вышибем вон".
      Председатель-архангел сурово вещал, И решенье писец на скрижали занес: "Всем, кто судьбам еврейства стихи посвящал, Сотню розог - в ответ на еврейский вопрос".
      Да, несладким для авторов выдался день, Всем вгоняли умишка в филейный отдел: Кто оплакал судьбу небольших деревень, Загрязненье природы, крестьянский удел.
      За эротику тех было велено драть, Тех - за то, что пытались писать под Басе. Понял я: все как тему возможно избрать, Но вот зад уберечь позволяет не все.
      И коль дороги мне ягодицы мои, Без разбору клепать я не должен поэм, Помня суд неземной, став мудрее змеи, Осторожнее зверя при выборе тем.
      1997
      Андрей Добрынин
      Тополь - словно горянка в черном платке, Над ним одиноко стоит звезда; Одинокий фонарь горит вдалеке, И под ним асфальта блещет слюда.
      Оживленно нынче в небе ночном, Тень волоча по кровлям жилья, Облака пасутся, и серебром Подсвечены призрачно их края.
      Месяц гуляет среди отар, Горят и меркнут уклоны крыш. То видишь явственно тротуар, А то и бордюра не различишь.
      Все очертанья гор и дерев, Светил вращенье, облачный ход Все составляет один напев, Общий безмолвный круговорот.
      И кажется - кружится кровь моя; Стоило бросить тепло и сон, Если в кружение ночи я Хоть на мгновенье был вовлечен.
      1997
      Андрей Добрынин Все радости в людской толпе Я ни во что не ставлю ныне, Избрав осознанно себе Уединенье и унынье.
      Все обольщенья темных сил Меня нисколько не дурманят, И враг, что всю страну растлил, Меня уж верно не обманет.
      На телевидении враг Свой шабаш мерзостный справляет И всем, кто сызмальства дурак, Кривляньем гнусным потрафляет.
      Пусть рукоплещет главарю Ватага младших командиров, Но я в унынии смотрю На сокрушение кумиров.
      Все те, кто партию любил, В останкинских исчезли недрах. Я точно знаю: их убил И расчленил проклятый недруг.
      Все те, кто защищал народ От нестерпимых страхов мира, Увлечены в подсобный грот, Где стали жертвою вампира.
      Все добрые ушли во мрак, Все пали жертвой людоедства, И взялся ненасытный враг Вплотную за семью и детство.
      Зарезал Хрюшу и сожрал И подбирается к Степашке... Он все "Останкино" засрал, Везде смердят его какашки.
      Смердит экранный карнавал, Зловонно всякое веселье. Покуда властвует Ваал, Я замыкаюсь в тесной келье.
      Пугает мертвенностью смех, Ужимки пляшущих нелепы. Весельчаки мертвее тех, Кто лег давно в гробы и склепы.
      Пусть пляшут, ибо их томит К деньгам зловонным тяготенье, А я избрал мой чистый скит, Унынье и уединенье. 1997
      Андрей Добрынин
      Хвою полируя, ветер свищет Из-за гор примчавшийся норд-ост, Но железных сосен ккорневища Беспощадно вклещились в откос.
      Я пьянею - сиплый рев прибоя, Шум вскипающий листвы и трав, Сиплый перезвон шершавой хвои В слух единый немощный вобрав.
      От порывов и скачков бесплодных, Овладевших берегом лесным; От несчетных колебаний водных, Связанных течением одним;
      От небес, в неведомую гавань Флот несметный вздумавших пустить, Взгляд бессильно падает на камень, Всех движений не сумев вместить.
      Кажется - усвоишь все движенья, В них врастешь, как дальний плавный мыс, И откроется для постиженья Действа развернувшегося смысл.
      Но неисчислимо многоуста, Многолика сцена эта вся, И бессильно отступают чувства, Только смуту в душу принося.
      Грозно развивается интрига, Молнии просверкивает бич. Можно все лишь на обрывок мига, Краем разумения постичь.
      Множества сошлись в одной работе, Многосложный замысел верша, Но в единственном мгновенном взлете, Может быть, поймает суть душа.
      1997
      Андрей Добрынин Не входи в положенье великих людей, Ибо их положенье плачевно всегда. В каждом гении тайно живет прохиндей И мечтает разжиться деньгой без труда.
      Их послушать, так нету их в мире бедней, И вот-вот их в могилу загонит нужда, Но они же кутят в окруженьи блядей И швыряют купюры туда и сюда.
      Так забудь же о пухлом своем кошельке, Пусть великий творец разорился вконец И теперь голосит, как библейский еврей; Просто денежки он просадил в кабаке Или вздумал кого-то обжулить подлец, Но другой негодяй оказался хитрей.
      1997
      Чтоб выжить, надо много есть, При этом правильно питаясь. Не вздумай, как иной китаец, Всем блюдам кашу предпочесть.
      Китаец, впрочем, не балбес: Едва юанем разживется, Как вмиг на торжище несется, Стремясь купить деликатес.
      И покупает там сверчков, Ежей, лягушек, тараканов, Помет манчжурских павианов, Змею в очках и без очков.
      Не дайте вкусу закоснеть, Как мудрый действуйте китаец: На все живущее кидаясь, Он все преображает в снедь.
      Пускай торчат из-под усов Иного мудрого гурмана Усы сверчка иль таракана И оттого тошнит глупцов,
      Должны мы помнить об одном Всего превыше ощущенье, А что пошло на угощенье В то не вникает гастроном.
      Кун фу, китайский мордобой, Даосов - я в стихах не славлю, Но повара-китайца ставлю Едва ль не наравне с собой.
      1997
      Андрей Добрынин
      При обсуждении проекта В компании "Крыжопольгаз" Автоматический директор, Новейший робот принял нас.
      Он был весьма любезен с нами, Но я едва владел собой Должно быть, у него в программе Произошел какой-то сбой.
      Занятным угощенье было В тот день я поседел, как лунь: Взамен мороженого - мыло, Взамен шампанского - шампунь.
      Из чашечек сапожный деготь С улыбкой приходилось пить, Чтоб как-то робота растрогать И отношения закрепить.
      Как можно было отказаться? Уж слишком важен был момент. На нашем месте оказаться Был рад бы подлый конкурент.
      Мы пили скипидар с лимоном, Похваливая скипидар, Поскольку многомиллионным От сделки виделся навар.
      Мы славно глотку промочили Аж до сих пор нутро печет, Но сделку все же заключили, И деньги мне пришли на счет.
      Непросто выжить бизнесмену, Чтоб не настигла нищета. Вот я сейчас рыгнул - и пена Вдруг повалила изо рта.
      1997
      Андрей Добрынин
      Пусть размеренно-ласково пена Застилает морской бережок: Знай, что прячется в море скорпена Это рыба такая, дружок.
      Вся в шипах, в безобразных наростах, В пятнах мерзостных цвета говна. Увидать ее в море непросто, Ибо прячется ловко она.
      Подплывает скорпена украдкой, Чтоб купальщик ее не зашиб, А подплыв, в оголенную пятку С наслаждением вгонит свой шип.