Анатолий Днепров
      ГОЛУБОЕ ЗАРЕВО
      Печатается в сокращенном виде
      ПРОЕКТ "ОМЕГА"
      1.
      Раздался оглушительный взрыв тяжелой фугасной бомбы. В небо, где под куполами парашютов пылали оранжевые ракеты, взметнулась плотная бушующая глыба. Через несколько секунд на землю обрушился град из комков земли, щепок и битого кирпича. За первым взрывом последовал второй, еще более страшный. Выпущенная на волю тупая ярость вещества безжалостно вырывала из живого тела земли куски, дробила их и развевала раскаленным ветром. Немного выше парашютов, описывая крутые дуги, проплыли два черных гиганта. Их контуры слегка мерцали в зареве пожарища. Бомбардировщики разворачивались, чтобы снова со звериным упорством рвать на части землю под собой.
      Два человека, закрыв руками голову, лежали ничком в густой траве у обочины асфальтовой дороги. Когда гул самолетов затих, они вскочили и побежали. Но вот самолеты опять приблизились, в пыльной вышине вспыхнули новые ракеты, и люди упали снова, прижались к земле и прикрыли голову руками... Еще два взрыва один за другим.
      Самолеты ушли на разворот. Двое поднялись и побежали вдоль дороги. Один из них остановился.
      - Доктор Роберто! Доктор Роберто, скорее!
      - Мюллер, я больше не могу, - простонал тот в ответ. - У меня нет больше сил... Скорее бы все это кончилось...
      Роберто устало опустился у дороги на траву.
      - Доктор Роберто, ради бога, идемте! Через несколько минут они снова начнут бомбить! - Мюллер наклонился и начал поднимать его.
      - Нет, не стоит, дорогой друг... Я останусь здесь. Пусть будет, что будет... Я уже стар....
      - Возьмите себя в руки! Скорее! Слышите, они приближаются!..
      Роберто окаменел. Седые волосы развевались на голове, он смотрел туда, где раньше стояло здание... Теперь там с шипением взлетали дымящиеся головешки, трещали охваченные пламенем деревья. Густой оранжевый дым низко стлался по траве и скатывался вниз, к реке.
      - Мюллер, - устало произнес он. - Возьмите вот это... Я никуда не пойду. Я не могу...
      Он вытащил алюминиевый цилиндр и протянул его.
      - Что вы, доктор Роберто! - воскликнул Мюллер и попятился.
      - Берите, берите. Вы имеете на это право. Здесь вашего труда больше, чем моего... Я прошу вас об одном. Ради всего святого, что есть на свете, ради вашей матери, ради ваших детей, ради всех честных людей сделайте так, чтобы это не попало в злые руки... Только мы с вами знаем, что это такое.
      Мюллер неуверенно взял из рук Роберто цилиндр.
      - А теперь идите...
      - Без вас я никуда не пойду.
      В это время из-за леса выплыла уродливая тень бомбардировщика. Он летел совсем низко. Оба человека припали к земле. Один успел скатиться вниз, в канаву возле дороги, и в этот самый момент раздался еще один страшный взрыв. Асфальтовое полотно вздыбилось, как черный парус, развернулось и рассыпалось на тысячи кусков. Когда каменный град утих, никто не поднялся...
      Самолеты ушли... В небе медленно догорали ракеты. Опушка леса и изуродованная асфальтовая дорога были освещены неровным светом пылающих деревьев. На траве плясали кроваво-красные блики.
      Из канавы с трудом выполз человек, это был Мюллер. Пошатываясь, он подошел к тому месту, где несколько минут назад был доктор Роберто.
      Ничего... Пусто...
      Удивительное существо - человек На его пути - пламя и смерть, воздух, пронизанный визжащим металлом, у его ног падают сраженные друзья и товарищи, а он все идет, идет...
      Сколько шагать по этой испепеленной, изуродованной земле? Можно ли после всего пережитого хранить надежду и ждать светлых дней? Вопреки опыту и самой обыкновенной логике считать, что кровопролитие и разрушения когда-то кончатся и больше не повторятся?
      Он сжимал в руках алюминиевый цилиндр с драгоценными бумагами и шел вперед, в темноту, спотыкаясь о груды вывороченного асфальта. Дорога спускалась вниз, к реке, покрытой плотным слоем дыма, который светился во тьме сиреневым светом. Было душно, першило в горле.
      Бомбардировщики давно улетели, и вокруг водворилась странная, непривычная тишина. Только сзади время от времени что-то потрескивало, иногда вспыхивали яркие языки пламени. И тогда тень Мюллера плясала на дымной пелене...
      Нести это с собой?
      Он вспомнил последние слова своего учителя: "Ради всего святого, что есть на земле..."
      А есть ли на земле что-нибудь святое?
      Он остановился и прислушался. Мертвая тишина... Только плеск воды в реке... Конец войны. Может быть, это и есть самое святое?..
      Мюллер круто повернул направо и спустился по откосу вниз. Прямо впереди чернела стена вековых деревьев, тех самых, вдоль которых доктор Роберто и он так часто прогуливались. Может, закопать их там? Нет! В наше время леса недолговечны.
      Их безжалостно истребляют, на их месте вырастают города и заводы. Мост! Вот что самое долговечное сейчас.
      Он снова взобрался на насыпь и пошел по досчатому настилу, колыхавшемуся на понтонах. В лицо повеяло сырой прохладой, на средине реки дыма уже не было, он вздохнул полной грудью.
      Рядом был когда-то большой мост. Прямо впереди на западном берегу, возвышался гранитный бык, за ним - второй.
      Несмотря на весеннюю теплую погоду, песок под камнем хранил зимний холод, и чем глубже Мюллер копал тем холоднее становилось руке. Только бы никто не увидел.
      Наконец он коснулся гранита раненым плечом и вытащил из ямы окоченевшую руку. Затем он спустил туда алюминиевый цилиндр и медленно засыпал его сырым песком. Сверху положил булыжник и несколько раз притопнул его ногой.
      Конец. Конец всему этому. Никогда этого не будет! Он быстро зашагал на запад, не зная, что это только начало.
      2.
      Полковник Семвол обосновался в старинном замке. Здесь все дышало средневековьем: остроконечные купола башен, серые, поросшие мхом и изъеденные дождями и ветрами каменные стены с едва заметными барельефами геральдических гербов, засыпанный мусором ров, причудливые арочные мосты, которые давным-давно не разводились.
      В замке было грязно, пусто и гулко. Но кабинет полковника, расположенный в одной из опочивален бывшего владельца, представлял собой контраст всему, что было вокруг
      На необъятном письменном столе выстроилось несколько телефонов. Они связывали полковника практически с любым значительным местом на земном шаре. Два вентилятора медленно качали прозрачными мордами, направляя шуршащие потоки прохладного воздуха к креслу. Слева от кресла, в футляре из пластической массы, стоял аппарат, при помощи которого полковник мог разговаривать с любым военным штабом. Здесь же, на стойке, непрерывно щелкал телетайп. Из узкой щели торопливо выползала бесконечная бумажная лента с буквами и цифрами. Буквы и цифры сообщали, что происходит в мире.
      Полковник Семвол, высокий худощавый мужчина, с желтоватым, гладко выбритым лицом был одет в светлосерый гражданский костюм. В течение получаса он внимательно читал ленту телетайпа, а затем, перекинув ее на приемный барабан, откинулся в кресле и задумался.
      Да, все идет так, как и следовало ожидать. В мире ликуют толпы радостных людей, позавчера был подписан документ об окончании войны, на банкетах все произносили тосты за вечный мир, клялись в вечной дружбе и любви, а сегодня... А сегодня уже началась возня вокруг трофейного оружия, начали поступать приказы и указания о консервации танков, самолетов, артиллерии, о сохранении их в полной боевой готовности. Кто-то настойчиво требовал технические данные о трофейных самолетах-снарядах, об исследованиях какой-то тяжелой воды, о научно-исследовательских институтах и лабораториях, где изучают атомы...
      Инструкции предписывали собирать и хранить как величайшую ценность книги, рукописи, чертежи, тетради, записные книжки и даже просто бумажки с записями и формулами, найденными в лабораториях.
      Но существенно было другое.
      "Ученые, - говорилось в одном секретном письме, - являются для нас важным трофеем войны. Этот трофей имеет большее значение для нашего будущего процветания, чем все материальные ценности, на которые мы имеем право".
      Далее в письме подчеркивалось:
      "Из ученых нам необходимы прежде всего те, которые работали над исследованием атомного ядра. По имеющимся у нас данным, наиболее далеко идущие результаты в этой области были получены доктором Роберто и его сотрудниками Хейнсом, Мюллером и Родштейном. Все они работали в Отдельной лаборатории в районе Зондерштадта. Эти ученые должны быть интернированы вместе со всеми документами, оборудованием и аппаратурой".
      Вспомнив это предписание, полковник Семвол глубоко вздохнул. Этого-то как раз и не удалось выполнить...
      Что он мог сделать?
      После консультации с командованием он получил приказ: "Отдельную лабораторию стереть с лица земли... Поиски названных ученых продолжать".
      Полковник открыл ящик стола и извлек несколько аэрофотоснимков с лакированной поверхностью. Он еще раз просмотрел их: вверх, прямо на него, вздымались клубы дыма и языки пламени. Горел лес и упрятанные в нем здания и постройки. Вторая фотография. Пожар утих. Там, где была лаборатория, - рыхлое серое пятно. Вот еще одна. На месте серого пятна - огромные, как кратеры потухших вулканов, воронки.
      Нужно разыскивать людей. Конечно, они бежали. Но куда? Полковник поднялся и кресла и щелкнул кнопкой микрофона.
      - Комендатуру в Зондерштадте, - сказал он, и тотчас послышался громкий ответ:
      - Комендант Зондерштадта майор Инзер слушает.
      - Кто у вас там занимается беженцами? Мне нужны данные о лицах, прибывающих в ваш район...
      - Кто конкретно интересует вас, сэр?
      - Запишите. Доктор Роберто, доктора Мюллер, Хейнс, Родштейн, вообще все люди, которые работали в Отдельной лаборатории.
      - Я наведу справки и сообщу вам.
      Семвол переключил аппарат.
      - Начальника управления по перемещенным лицам.
      - Слушаю вас, - раздался голос.
      - Как у тебя обстоит дело по сбору длинноволосых, Сенди?
      - Штук семьдесят уже набрал. Большинство из них изучают историю, литературу, искусство, музыку, философию.
      - Ну, это не то, Сенди, это нам не годится. Пусть остаются философствовать здесь. Нам нужны физики, математики, химики, инженеры. Собирай этот товар. Запиши такие фамилии, доктор Роберто, доктор Хейнс, доктор Родштейн и доктор Мюллер. Если попадутся, немедленно отправляй ко мне. Не забывай самого главного! Нам нужны специалисты по ядерной физике.
      - Слушаюсь.
      Полковник Семвол вышел из-за стола и несколько раз прошелся по кабинету. Подойдя к двери, он нажал едва заметную кнопку, и в комнату вошла миловидная девушка. В ней не чувствовалось ничего военного. Слегка накрашенные губы делали ее более взрослой, чем она в действительности была. Ее большие зеленые глаза выражали вопрос.
      - Лиз, вам придется переодеться, - сказал полковник, окинув ее добродушно-насмешливым взглядом.
      - Как, господин полковник? - удивленно спросила девушка.
      - Я надеюсь, вы не забыли захватить с собой гражданское платье? С сегодняшнего дня вам придется с военной формой расстаться. К нам скоро начнут прибывать почтенные ученые мужи, и мы не должны пугать их своим воинским видом. Особенно вы, - добавил он весело.
      - Что вы, полковник, какой у меня воинский вид! - воскликнула Лиз. - Но если так нужно, я немедленно переоденусь.
      Лиз повернулась и хотела выйти.
      - Кстати, вы получаете письма от отца?
      - Да, только вчера.
      - И что он пишет?
      - Он заранее вас и меня поздравляет с окончанием войны. Заранее потому, что когда он писал это письмо, война еще продолжалась. И еще он сообщил интересную новость. Его приглашают куда-то на работу... Куда - он еще сам не знает. Но приглашение он получил лично от президента фирмы "Сиенция", от самого господина Саккоро.
      - Ого! - воскликнул Семвол, которому давным-давно было известно все, что говорила Лиз. - Саккоро кое-что да значит.
      "Саккоро кое-что да значит", - повторил он мысленно. Недаром он, полковник Семвол, и майор Сулло и многие другие офицеры, которых после войны ожидала отставка, позаботились заранее связать свою судьбу с этим могущественным человеком. Саккоро - это куда надежнее, чем официальная военная служба, да еще когда война кончается...
      - Да. Вот, собственно, и все новости. Отец благодарит вас за то, что вы таким чудесным образом дали мне возможность посмотреть Европу.
      При этих словах девушка смущенно посмотрела на свою военную форму. В ней-то и заключался "способ посмотреть Европу".
      - Ну, и понравилась вам Европа?
      - Да... Но мне так жалко этих людей, которые перенесли ужасную войну. Я видела столько разрушений и столько несчастья... Я просто не понимаю, почему люди могут быть так жестоки друг к другу?
      - Вы еще очень молоды, Лиз, - сказал полковник, положив руку ей на плечо. - Когда вы повзрослеете, все будет казаться вам значительно проще. Вы тогда поймете, что войны были, есть и будут, пока на земле существуют люди, говорящие на разных языках и думающие по-разному.
      - Но разве войны возникают только поэтому?
      - Есть и другие причины, но об этом как-нибудь в другой раз. А сейчас, Лиз, идите переодевайтесь.
      Когда девушка вышла, в аппарате что-то щелкнуло и раздался торопливый голос:
      - Господин полковник, докладывает комендант Зондерштадта.
      - Так, так, - сказал Семвол, быстро подходя к столу.
      - Названные вами люди: Хейнс, Родштейн и Мюллер у нас в комендатуре.
      - Хорошо! Чудесно! - воскликнул Семвол. - А доктор Роберто?
      - Его нет. Мюллер утверждает, что он был убит во время взрыва фугасной бомбы. Он говорит, нашей бомбой, полковник.
      - Убит? - громко переспросил Семвол.
      - Мюллер говорит - убит.
      - Гм-м-м, - промычал Семвол, теребя подбородок. - С этими людьми что-нибудь есть: книги, чертежи, записи?
      - Нет, ничего. Они говорят, все погибло при бомбежке.
      - Хорошо, Инзер. Организуйте для них транспорт и высылайте ко мне. Под охраной.
      - Может быть, покормить и оказать кое-какую помощь? Мюллер ранен.
      - Нет, не надо. Это будет сделано здесь.
      "Человеку не нужно давать опомниться. Пусть он голоден, раздет, болен или ранен. Никакого сострадания. Только тогда победа будет полной", - вспомнил полковник Семвол слова одного из своих наставников в военной академии.
      3.
      Автомобиль с учеными прибыл не вечером, как предполагал полковник Семвол, а поздно ночью. Он уже спал, когда к нему в спальню постучал адъютант и спросил, что делать с приехавшими.
      В это время три человека с серыми измученными лицами, в грязной истрепанной одежде, еле волоча ноги от усталости, голода и боли, вошли в огромный пустой зал в сопровождении двух солдат.
      Человек с рукой, перевязанной грязной тряпкой, подошел к широкой лестнице, ведущей на верхний этаж, и опустился на ступеньку. К нему присоединились и остальные. Они сидели молча, не глядя друг на друга, не двигаясь. Солдаты также застыли в противоположном конце зала, уподобившись каменным рыцарям.
      Через несколько минут тишина была нарушена, и под самым потолком зала эхо повторило несколько раз:
      - Господин Хейнс, прошу вас войти!
      Сидевшие на ступеньках люди встрепенулись. Они быстро обменялись словами, и от них отделился среднего роста человек в сером порванном костюме. Он торопливо подошел к двери и обеими руками поправил взъерошенные волосы.
      - Прошу вас сюда, - мягко предложил адъютант.
      Войдя в кабинет, Хейнс крепко зажмурил глаза. Не потому, что комната была слишком ярко освещена и его глаза, привыкшие за последние месяцы к темноте подвалов, бомбоубежищ и траншей, были ослеплены светом двух электрических ламп, заключенных в бледно-розовые абажуры. Нет, не поэтому! Хейнс просто не мог поверить, что среди руин и пепелищ, среди всего того, что военные люди привыкли называть "зоной пустыни", в каком-то старом, пахнущем мертвечиной и тлением замке может быть такой уголок... Он открыл глаза и растерянно посмотрел на человека за письменным столом.
      - Входите, входите, господин Хейнс, - подбадривающе сказал Семвол.
      - Простите, господин э... но мои ботинки...
      - О, это ерунда, дорогой мой, - произнес полковник. С этими словами он быстро встал из-за стола, подошел к Хейнсу, взял его за руку и подвел к креслу.
      Хейнс, совершенно растерянный, примостился на уголке, судорожно сжимая борта своего пиджака.
      Семвол не сразу приступил к допросу. Он долго и пристально изучал его лицо, фигуру и бегающие, боящиеся света бледно-голубые глаза. Он наблюдал за застывшей на лице Хейнса не то виноватой, не то растерянной улыбкой.
      - Как вы себя чувствуете, господин Хейнс? - наконец спросил полковник.
      - О, превосходно, превосходно, господин э...
      - Жорж, - подсказал полковник.
      - Да, благодарю вас, господин Жорж. Я никогда не думал, что сейчас где-нибудь может быть это... - Он сделал широкий жест рукой.
      - Это? - небрежно спросил Семвол. - На это, дорогой Хейнс, имеет право любой цивилизованный человек, и особенно люди, которые создали все. Я имею в виду ученых.
      На слове "все" Семвол сделал многозначительное ударение.
      Доктор Хейнс поморщил лоб и произнес сухо:
      - Вы шутите, господин Жорж. Мы знаем, на что сейчас имеем право...
      - Доктор Хейнс! - воскликнул Семвол.- Неужели вы серьезно думаете, что мы собираемся мстить вам, ученым, за причиненные нам страдания? Разве вы виноваты в том, что плодами вашего труда воспользовались варвары, случайно оказавшиеся у власти? Неужели вы думаете, что и мы такие же варвары, которые будут слепо мстить людям, обогащающим человеческую культуру и цивилизацию? Если вы так думаете, то вы глубоко нас оскорбляете.
      Хейнс растерялся. Он заерзал на стуле, заволновался, заговорил срывающимся голосом:
      - Простите меня, господин Жорж, если я вас обидел. Но если вы действительно так думаете, то я вам так обязан, так обязан... Как я хотел бы что-нибудь сделать, чтобы оправдать все то, что вы о нас думаете!.. Я готов отдать все свои знания, силы, опыт...
      - Совершенно верно, доктор Хейнс, вы говорите святую истину. Именно это сейчас требуется. Нам не следует вспоминать обиды. Мы должны говорить на одном языке, на языке культурных людей, которые ненавидят войну.
      - Да, - восторженно произнес Хейнс. - Это совершенно правильно.
      - Я думаю, доктор Хейнс, что лачугу, подобную этой, - полковник небрежно обвел рукой свой кабинет, - вы приобретете значительно быстрее, чем вы думаете. Мы верим, что истинные ученые найдут свое призвание в обновленном мире...
      - Конечно, конечно...
      - Прежде чем закончить наш с вами разговор, я должен задать вам несколько вопросов, чтобы иметь представление, как вас лучше устроить. Если вы, конечно, разрешите.
      - О, да, да...
      - Вы работали в Отдельной лаборатории, руководимой доктором Роберто?
      Хейнс вздрогнул.
      - Да, - ответил он тихо, не понимая, откуда господин Жорж знает такие подробности.
      - Ваши исследования касались главным образом атомного ядра?
      - Почти... - испуганно прошептал Хейнс.
      - Почему "почти"?
      - Потому что собственно атомным ядром занимались другие лаборатории и институты, а мы пытались уйти несколько глубже...
      - Как глубже?
      - Мы занимались структурой частиц, из которых состоят атомные ядра, господин Жорж... Мы занимались структурой частиц, которые в физике называют "элементарными".
      Семвол улыбнулся и, перегнувшись через стол, с виноватой улыбкой заметил:
      - Вы меня извините, я в этих делах неуч. Поэтому прошу вас рассказать немного подробнее. Кстати, кажется, эти исследования были объединены под шифром "Омега"?
      Хейнса охватил ужас. Его голос стал едва слышен.
      - Да, господин Жорж. Вы очень информированы... Проект "Омега" разрабатывали под руководством доктора Роберто. Дело в том, что доктор Роберто, а также некоторые другие ученые теоретически предсказали еще до войны, что частицы, которые мы привыкли называть "элементарными", из которых построены ядра всех атомов во вселенной - протоны, нейтроны и электроны, в свою очередь имеют сложную структуру.
      - Ну и что же? Я думаю, вы занимались "Омегой" в течение войны не ради доказательства каких-то теорий, а имели перед собой вполне определенную цель?
      - Совершенно верно. Эта цель была... Эта цель была - страшное оружие войны... Слава богу, оно не было создано...
      - Вот как! - сказал Семвол, откинувшись в кресло. - И как далеко зашли ваши исследования?
      - Мне трудно судить о том, что делалось в связи с проектом "Омега". Мне известно, что теоретическое обоснование этой работы было закончено. Была также разработана схема ускорителя для рассеивания частиц большой энергии на протонах и нейтронах. Но что было дальше, мне не известно.
      - Не известно? - удивился полковник Семвол. - Кем же вы работали у доктора Роберто, если вам не известны детали его исследований.
      Хейнс виновато улыбнулся.
      - Какую работу доверял вам доктор Роберто?
      - Большую часть времени я работал по обеспечению лаборатории нужным оборудованием. Остальное время я занимался информацией.
      - Ага, вот так, - произнес Семвол с оттенком разочарования. - Ну, и о чем вы информировали вашего шефа?
      - Я переводил русские статьи.
      - Русские статьи? Вы знаете русский язык, доктор Хейнс?
      - Да, господин Жорж. Я когда-то жил в России, вернее, не в самой России, а в стране, которая называется теперь Западная Белоруссия. Правда, все статьи, которые я переводил, относились к довоенному времени, но тем не менее они были очень содержательны. Доктор Роберто их очень высоко ценил.
      - Неужели русские тоже занимались вещами, подобными вашей "Омеге", да еще до войны? - недоверчиво спросил полковник.
      - Ну, конечно!
      - Вот оно что, - задумчиво произнес полковник. - Теперь я попрошу вас ответить мне еще на один вопрос. Кто из ваших товарищей ближе всего был связан с работой доктора Роберто?
      - Доктор Мюллер, - ответил Хейнс. - Доктор Мюллер был самым доверенным лицом Роберто. Они всегда были вместе. Они работали в одном кабинете. Они вместе делали все расчеты...
      - Я чувствую, вы, кажется, недолюбливаете доктора Мюллера, Хейнс?
      - Вы проницательны, господин Жорж. Да. Тысячу раз да! Я никогда не верил в его лояльность.
      - Ого, Хейнс, вы, оказывается, в чем-то подозреваете своего коллегу!
      - Я выстрадал право на это, господин Жорж!
      - Ну, хорошо, я не буду больше спрашивать о том, что может затронуть ваши личные чувства. Меня интересует прежде всего дело. Что вы скажете о втором вашем сотруднике, о Родштейне?
      - Родштейн - экспериментатор. Он ставил эксперименты, которые ему приказывали делать Роберто или Мюллер. У него - золотые руки и дьявольское чутье. Роберто не любил Родштейна за его жадность к деньгам, но очень уважал за экспериментаторский талант...
      - Спасибо, господин Хейнс. Беседа с вами была очень интересна и полезна. Я ценю вашу откровенность и желание помочь нам. Сейчас я прикажу отвести вас в комнату, где вы сможете привести себя в порядок, переодеться и, естественно, поесть - вы, видимо, голодны?..
      - О, господин Жорж!
      - Не стоит, - прервал его Семвол. - Но у меня к вам будет просьба и даже, если хотите, приказ.
      - Я исполню все.
      - Мое требование очень простое: ни сейчас, ни вообще когда-либо вы не должны передавать вашим сотрудникам содержание нашей беседы.
      - О, конечно, конечно!
      - Ну вот и все. А сейчас спокойной ночи и до свидания.
      Семвол приподнялся и пожал руку Хейнсу. В двери показался адъютант.
      - Отведите господина Хейнса в его комнату и позовите ко мне Родштейна.
      4.
      Полковник Семвол слыл среди своих товарищей тонким психологом. Говорили, что именно благодаря этому он сделал в армии стремительную карьеру. У него было чутье, которое всегда безошибочно вело его к цели. Этим чутьем он пользовался не только для того, чтобы наилучшим образом выполнять задания высших начальников, но и для того, чтобы располагать их к себе. Он знал склад характера почти всех, с кем ему приходилось сталкиваться, а также слабости каждого, кто мог для него представлять хоть какой-нибудь интерес. Как он сам говорил в кругу своих близких друзей, "разговаривая с любым, я продумываю свою партию на десять ходов вперед".
      И сейчас, глядя на низкорослого, непомерно толстого вверху и тонкого внизу, с лысой головой и огромными, навыкате, глазами Родштейна, он знал всю "партию" до конца. Он знал, на каком ходу он объявит мат этому сотруднику Отдельной лаборатории. Того немногого, что ему было известно из показаний Хейнса, и, главное, своего внутреннего чутья было достаточно, чтобы Семвол выбрал для игры с Родштейном самый стремительный "блиц".
      Полковник начал грубо и бесцеремонно:
      - Сколько вы получали, работая у Роберто?
      - Три тысячи, - ответил Родштейн без тени уважения к сидящему напротив его иностранцу. Голос у него был низкий, сиплый, как у владельца пивного погреба. Его огромные глаза выражали презрение ко всему, что его здесь окружало.
      - Хотите получать в три раза больше? - спросил Семвол, не спуская глаз с Родштейна.
      - Хочу получать в пять раз больше.
      - В четыре, - поторговался Семвол.
      - Хорошо, - ответил Родштейн. - Кроме того, вы должны позаботиться о том, чтобы мне вернули мои ценности.
      - Какие там еще у вас ценности? - насмешливо спросил Семвол.
      - Те самые, которые у меня украли ваши соотечественники в Зондерштадте.
      - Если они их и взяли, то по праву победителей, - небрежно бросил полковник.
      - Мне наплевать на то, что вы победители. Я вам нужен - верните мне мое добро. Вот и все.
      Родштейн бесцеремонно повернулся к полковнику спиной и стал рассматривать стены кабинета.
      - Ладно, я прикажу вернуть вам ваши ценности. Что вы умеете делать? спросил Семвол, внутренне возмущаясь его наглостью.
      - Все, что вам нужно. Так как вы все равно ни черта в науке не понимаете, то, наверное, по-вашему, очень многое. Коротко, я атомщик-экспериментатор. В наше время это самая грязная и самая высокооплачиваемая работа.
      - Почему же самая грязная? - усмехнулся Семвол.
      - Потому, что мы работаем на массовое убийство людей.
      - И вас не мучают угрызения совести? - иронически спросил Семвол.
      - Не больше, чем вас, - ответил Родштейн. - Мы работаем, чтобы убивать русских, они работают, чтобы убивать нас. Вот и вся логика. Пока тебя не убили, нужно накопить денег, чтобы построить надежное противоатомное убежище.
      - А я думал, что вы просто скряга! Оказывается, вы собираетесь построить персональное убежище! - рассмеялся полковник.
      Родштейн подошел вплотную к письменному столу, навалился на него всем телом и прохрипел:
      - Только богатые кретины вроде вас, шеф, тратят деньги на автомобили, загородные виллы и на драгоценности для алчных любовниц. Вы ведь не понимаете, что при атомном взрыве все это становится обыкновенным горючим. Я же на свои деньги, когда наступит время, построю в одном укромном местечке земного шара нору собственной конструкции, залезу в нее и буду наблюдать, как вы станете испаряться. После того, как ваши вонючие тела в виде пыли и радиоактивных газов будут развеяны в ионосфере, я выползу наружу, соберу все то, что еще можно будет называть людьми и каждый день буду вдалбливать в тупые головы оставшегося человечества прописные истины: наука - это подлость, цивилизация глупость, техника - преступление, книги - самоубийство. Короче говоря, я позабочусь о создании на земле такого золотого века, которого заслуживает и к которому стремится современное человечество.
      - Не слишком ли пессимистично, Родштейн? - воскликнул Семвол. - Ведь то, что вы предсказываете, возможно только в том случае, если "Омега" будет разработана обеими сторонами?
      - А вы думаете, что русские будут ждать, пока "Омегу" разработаете вы? спросил Родштейн с удивлением учителя, который обнаружил, что ученик не знает давно пройденного урока.
      - А почему вы думаете, что они ее разработают раньше нас?
      - Потому, что они раньше начали, шеф. Наш фюрер кое в чем недооценивал русских. Вы, кажется, повторяете его ошибки.
      Семвол поморщился. Второй раз сегодня упоминают о каких-то русских работах, аналогичных "Омеге", и вторично говорят, что они начаты раньше.
      - Оставим пока философию и вернемся к делу, - сказал полковник. - Что вы скажете о Мюллере?
      - Талантливый физик и вдобавок дурак.
      - Почему дурак?
      - В ядерных делах он разбирается лучше любого, кто в них замешан. А дурак потому, что верит, будто его исследованиями воспользуются для какого-то всеобщего блага, Я надеюсь, что разговор с вами заставит его поумнеть.
      - Так. Все, Родштейн. Вы можете идти. Будем считать, что договор между нами заключен. О ваших ценностях не беспокойтесь. Их вернут.
      Родштейн вышел из кабинета, не попрощавшись.
      5.
      Мюллер и Семвол изучали друг друга очень долго. Мюллер разглядывал полковника как исследователь, как будто перед ним находилось представляющее научный интерес живое существо с другой планеты. От его взгляда не ускользнули ни слегка растрепанные после сна седые волосы, ни полированные ногти. От этого пристального взгляда полковнику стало неловко, и он на мгновенье утратил привычную уверенность в себе.
      В этом молчаливом поединке взглядов Семвол выступал в роли покупателя, пытающегося за внешней оболочкой вещи угадать ее внутреннюю ценность. Казалось, Мюллер был отрешен от своего тела и весь состоял только из большой красивой головы, наполненной драгоценным веществом.
      Именно эта умная голова и пугала полковника. Как ни силился Семвол мысленно проникнуть в душу державшегося с достоинством ученого, он ничего не мог в нем разгадать, кроме того, что он чертовски умен.
      "Черт его знает, - подумал Семвол, - если я продумываю партию на десять ходов вперед, не способен ли Мюллер опередить меня на все двадцать?"
      Семвол решил начать с "психологической разведки". Он спросил, слегка улыбаясь: