Уилкинса через день увезли на вертолете куда-то в госпиталь, а еще через день заболел рядовой Скарт.
      Когда после осмотра лейтенант Виллард сообщил полковнику Брейди, что это «тот же самый случай», полковник плюнул и громко выругался.
      — Возьмите аппаратуру и обшарьте все как следует.
      Лейтенант и инженер-майор, вооруженные индикаторами на длинных шестах, медленно бродили по территории. Затем они проверили радиоактивность во всех палатках.
      — Ничего. Чисто, — растерянно докладывал полковнику майор.
      — Вы что-то крутите, лейтенант, — грозно сказал Брейди, обращаясь к врачу. — Это не лейкемия.
      — Хорошо, я сделаю анализ крови.
      Копая землю, мы наблюдали за палаткой Вилларда, пытаясь по внешнему виду лейтенанта угадать, что дал анализ.
      Лейтенант вышел мрачный и сосредоточенный. Посмотрев на предметное стекло, он ушел к офицерской палатке. После этого появился полковник и снова передал радисту Смиту бумажку с цифрами. Капитан Хукc, наш командир, построил нас в шеренгу.
      — Сейчас вас проверят на радиоактивность, — сказал он насупившись.
      Мы удивленно переглянулись. Вышел майор и, проходя вдоль строя со своим щупом, принялся обводить нас индикатором с головы до ног.
      Радиоактивность обнаружена не была. Перед тем, как распустить строй, Хукc сказал:
      — Приказываю, воду из родников не пить, ягоды не собирать, фрукты с деревьев тоже. Есть только то, что мы привезли с собой.
      В этот день зоболело еще двое: рядовой Бруммер и радист Смит. В роте началась паника. Смита под руки подвели к рации. Передав в эфир шифровку, он упал в обморок. Через три часа прилетел вертолет с новым радистом. Мы не спали всю ночь, громко разговаривая и проклиная тех, кто нас сюда привез.
      Утром полковник перед строем произнес длинную речь:
      — Солдаты. Несмотря на всю сложность обстановки, вы должны соблюдать спокойствие духа. Командование разберется, в чем дело. Мне нечего от вас скрывать. Мы имеем уже четыре случая лучевой болезни. У нас есть подозрение, что это дело рук коварного врага. Мы не можем нигде обнаружить радиоактивности, и тем не менее она существует.
      В этот момент новый радист подал полковнику шифровку.
      — Вот видите, я говорил вам правду. После вскрытия в госпитале у рядового Уилrсинса следов радиоактивности не обнаружено…
      — Рядовой Уилкинс умер?? — ахнул весь строй.
      Полковник осознал свой промах.
      — Да, — хрипло произнес он, — да спасет бог душу рядового Уилкинса. Слушайте, солдаты, дальше. Если радиоактивность не обнаруживается в организме и ее нет на территории, а также в пище и в воде, значит это — гамма-радиоактивность. Кто-то вас облучает гамма-лучами. Кто-то проникает в наш лагерь и совершает диверсию. Кто-то хочет подорвать нашу обороноспособность. Поэтому от вас требуется бдительность. Нужно выставить посты. Нужно тщательно осмотреть местность вокруг. Нужно следить друг за другом. Да, да, солдаты, не удивляйтесь. Может быть, этот коварный враг находится среди нас, стоит сейчас рядом с вами и смотрит мне в глаза. Но мы раскроем его. Мы узнаем все. За работу, солдаты. Родина вас благословляет, да поможет вам бог.
      После этой речи полковника мы стали подозрительно смотреть друг на друга. Среди нас был рядовой Риббон, который всегда ходил, опустив голову вниз. Он никому не мог смотреть прямо в глаза. Почему-то все решили, что диверсант — он, хотя никаких доказательств не было.
      Перед вечерней поверкой долговязый Дик ударил Риббона кулаком по лицу. А ночью Риббон стал бредить. Он тоже заболел.
      Утром вертолет увез всех больных в госпиталь, а мы бродили по кустарникам, лазали по деревьям, шарили за камнями, разыскивая диверсанта или скрытые запасы радиоактивного вещества. Инженер-майор бегал от одного солдата к другому и все спрашивал:
      — Ну, как? Черт возьми, а ведь где-то этот цезий-137 лежит.
      Долговязый Дик, самый умный из нас, сказал, что радиоактивный цезий испускает смертоносные гамма-лучи, которые не задерживаются в организме.
      Вечером капитан Хуке выделил пять пар солдат для патрулирования территории. Кроме того, в каждой палатке был поставлен дежурный. Но этого можно было и не делать. Мы все равно не спали. Каждый ждал, что вот-вот протянется чья-то рука и облучит его этими проклятыми гамма-лучами из цезия.
      Никакой руки не появлялось, и когда уже стало совсем светло, мы в изнеможении заснули.
      В это утро не было побудки. Мы встали, когда солнце было высоко. Когда мы подошли к офицерской палатке нам сообщили, что заболел лейтенант Виллард, наш врач.
      Среди нас начался ропот.
      — К черту это место! Везите нас туда, откуда привезли! Какого дьявола мы здесь торчим? Нас специально привезли сюда, чтобы отправить на тот свет. У нас есть жены и дети.
      Вышел наш командир, капитан Хукc. Он был бледным, не то от бессонницы, не то от страха.
      — Успокойтесь, солдаты. Все это рано или поздно выяснится. Совершенно ясно — это диверсия. Тонкая и коварная.
      После этого мы снова лазили по горам, по деревьям, по кустарникам, снова проверялись на радиоактивность, снова подозрительно смотрели друг на друга и все безрезультатно.
      — Нужно проверить наших офицеров, — вдруг сказал кто-то. — Почему мы должны думать, что диверсант среди нас?
      Идея всем понравилась, и мы отправили к офицерам делегацию.
      Когда полковник Брейди ее выгнал, все мы грозно столпились возле офицерской палатки и стали кричать:
      — Выходите, полковник! Нам нужно доказательство, что ни вы, ни капитан Хукc, ни майор не диверсанты. Мы не хотим умирать с мыслью, что негодяй среди нас.
      Наконец офицеры вышли, и их также ощупали счетчиком. Затем проверили их палатку. Радиоактивности не было.
      В эту ночь скончался лейтенант Виллард. Его тело увезли вертолетом на следующий день. После этого заболевания прекратились. Мы решили, что диверсантом был Виллард. Мы были довольны, что он умер. «Туда ему и дорога, негодяю».

      После смерти Вилларда в лагере началась нормальная жизнь. Мы копали землю и равняли ее катками. Мы разгрузили два автопоезда с цементом и стали заливать площадку. Полковник, майор, капитан и все остальные были веселыми и радостными. Нам обещали отпуск домой, когда окончатся работы. Мы работали, как черти. Но когда мы начали устанавливать металлическую арматуру, упал в обморок рядовой Седерс. Через пять минут то же случилось и с долговязым Диком. Новый врач установил у них лучевую болезнь. Все начиналось сначала.
      Мы снова прочесали всю территорию.
      — Нас облучают с неба, — сказал кто-то. — С высотных самолетов при помощи специальных прожекторов.
      Мы с ужасом задрали головы, всматриваясь в ослепительно голубое безоблачное небо. Неужели смерть оттуда? Мы бросились в лес и прижались к деревьям, как будто бы это могло нас спасти от облучения. Всякая работа на территории прекратилась. К офицерам была направлена делегация с требованием увезти нас с этого дьявольского места. Делегация вернулась в панике.
      — Заболел полковник Брейди.
      Это переполнило чашу. Мы помчались к офицерской палатке и, забыв о дисциплине, ворвались внутрь. Полковник, бледный и трясущийся, бормотал:
      — Диверсия… Страшная диверсия… Передайте в центр… Диверсия… Срочно комиссию для расследования… Диверсия…
      Радист передал новую шифровку. Вечером появился вертолет. Он не приземлился, как обычно, а сбросил на землю пакет.
      — Боится. Ага, проклятый, боится, — кричали мы и грозили в небо кулаками.
      — Нас здесь оставили одних погибать от невидимых лучей.
      Капитан Хукс распечатал пакет.
      — Нам сообщают, что скоро вышлют специальную комиссию для расследования всей истории. А пока приказано разбираться самим, — сказал он.
      Полковника Брейди и рядовых Седерса и долговязого Дика увезли на вертолете через три дня. Вскоре заболели еще двое. Мы потребовали от капитана Хукса вывести нас отсюда, иначе мы уйдем сами. Он сказал, что готов это сделать, но не знает как ему быть с секретным оборудованием. Дело в том, что накануне ночью, без его разрешения, ушли тягачи с прицепами. Шоферы принадлежали к другой части.
      Затем снова наступил период затишья. Однако теперь мы были уверены, что скоро все повторится, и поэтому ничего не делали, а только ждали. Все мы переселились в лес, думая, что диверсант орудует только против тех, кто живет в палатках.
      Иногда мы собирались вместе, разговаривали.
      — Нас уничтожают, как чуму, потому что мы делаем гнусное дело.
      — Кому нужна наша жизнь, если бы мы вели себя, как порядочные люди.
      — На кой дьявол мы здесь? Зачем нам эти вонючие ракеты?
      — Пусть бы их устанавливали те, кто их придумал.
      — Или те, кто собирается их запускать.
      — В нашу страну никто не лезет, а мы расползлись по всему миру.
      Капитан Хукс, наш командир, все это слышал и ничего не говорил, потому что говорить ему было нечего. Молчал и майор. Молчал и доктор.
      Так прошло восемь дней. За это время мы не ударили пальцем о палец. Начались дожди, и мы поодиночке, один за другим, поползли в наши палатки. Радист принял шифровку. Пришло приказание быстрее кончать работу. Наиболее отличившимся солдатам обещалась награда и отпуск.
      — Пора ребята за работу, — сказал капитан Хукс.

      За это время — пока мы были здесь — наш командир очень похудел и осунулся. Раньше он был бодрым и веселым. Теперь он стал каким-то вялым. Дожди шли непрерывно. Майор бродил по лагерю со счетчиком и проверял радиоактивность воды в лужах. Он сказал, что она была в пределах нормы.
      Вскоре заболел капитан Хукс.
      Когда с ним это только началось, он пригласил всех нас в свою палатку. Он сказал так:
      — Ребята! Это место, действительно, проклятое. Но я ничего не могу сделать. Приказ есть приказ. Пусть в этом разбирается высшее командование. Вот что я советую вам сделать. Соберите все, что у вас есть. Всю одежду, обмундирование, снаряжение. Обувь, книги, сумки. Палатки тоже. Оставьте при себе только оружие и приборы для измерения радиоактивности. Все остальное сложите в кучу, облейте бензином и сожгите, а пепел развейте. Если где-нибудь и есть радиоактивность, то она только в наших вещах. Диверсант прячет ее там.
      — Почему вы так думаете, капитан? — спросили мы.
      — Я заболел потому, что спал в палатке. Вы последнее время спали под открытом небом, и никто из вас не заболел.
      Действительно, из нас никто не заболел, кроме тех, кто заболел раньше.
      Капитан Хукс отдал богу душу через полторы недели.
      После смерти нашего командира мы сожгли все, а сами, в трусах, стали уходить. Мы бросили все, кроме оружия и приборов, и под проливным дождем побрели в горы по колее, оставленной гусеничным трактором. Мы решили, что эта дорога приведет нас туда, куда нужно. Впереди нас шел майор с индикатором на длинной палке. Рядом с ним шел радист с рацией на голых плечах.
      Когда мы были высоко в горах, вдруг послышался пронзительный крик. Это закричал майор.
      — Вот он, диверсант!
      Он сделал огромный прыжок в сторону от радиста. Мы все бросились врассыпную и попрятались за деревьями. На дороге остался только растерявшийся радист со своей станцией. Затем мы заметили, что он был не один. Возле него стоял весь мокрый, взъерошенный от дождя, любимец всей роты, кот Джойс. Он хрипло мяукал и терся о голую ногу радиста. Затем из-за кустов показалась вначале палка с индикатором, а затем и фигура майора. Он тянулся к ничего не понимавшему радисту. Мы с волнением ждали, что будет дальше. Майор поводил индикатором вверх и вниз и после завопил истошным голосом:
      — Бросай рацию и беги скорее. Это — Джойс! Лучи от него! Он радиоактивный, как черт!
      Радист бросился за майором в кусты, а несчастный Джойс, ничего не соображая, помчался за ними. Мы все вдруг поняли, что радиоактивным был кот. Он спал с каждым из нас. Он терся о наши ноги. Мы держали его у себя на коленях. Мы с ним играли. Для ночевки Джойс выбирал койку того, кто ему больше всего нравился по его кошачьему разумению. И все, с кем он спал, заболевали лучевой болезнью.
      Теперь, ломая на своем пути ветки кустарников, мы бежали от Джойса, как от чумы, забыв о своем солдатском достоинстве.
      — Да пристрелите его, кто-нибудь! Убейте этого проклятого кота!
      Когда Джойс, перепрыгивая через мокрые ветки, бежал к одному из своих недавних друзей, раздался выстрел. Кот взвизгнул и, высоко прыгнув еще раз, упал на траву. Для достоверности в него выстрелили еще несколько раз. Его труп обходили, делая большой крюк.
      Затем мы, дрожа от волнения и холода, собрались на дороге. Майор спросил:
      — Откуда взялся Джойс?
      — Он с «Юпитера». Мы взяли его с собой.
      — Он и там был таким?
      — Нет. Он жил на «Юпитере» более года и никто не заболел лучевой болезнью. Он стал радиоактивным здесь.
      — Почему?
      — Этого никто не знает.
      Все разъяснилось, когда, пройдя несколько миль, мы увидели двигавшийся навстречу грузовик, покрытый брезентом.
      Из кабины шофера вышел полковник.
      — Что это за голая свора? — спросил он.
      — Мы с базы…
      — Почему такой дикий вид?
      Майор объяснил ему, все, как было.
      — Только что мы расстреляли виновника диверсии, кота Джойса.
      — Совершенно верно, полковник. Это и была моя гипотеза, — произнес какой-то гражданский, высовывая голову из-под брезента. — Скажите, этот кот всегда был в лагере или иногда исчезал?
      — Иногда он куда-то уходил… Как и все коты…
      — Ку-да-то! — иронически произнес полковник. — Вы знаете куда? В двух милях от вашего лагеря, среди холмов, есть овраг, куда местные рыбаки сваливают рыбу, забракованную по причине радиоактивности. Нашей комиссии удалось установить, что за время вашего пребывания туда выбросили несколько десятков тонн рыбы, отравленной радиоактивным цезием.
      — А причем тут Джойс?
      — А при том, что когда ему надоедал ваш консервированный харч, он шел и жрал радиоактивную рыбу. Жрал вместе с цезием и превратился в мощный источник гамма-лучей. Этот цезий накапливается в организме животных. Период полураспада у него шесть лет.
      Полковник был очень доволен, что так популярно объяснил, почему заболевали и умирали наши ребята.
      — А почему рыба оказалась отравленной цезием? — вдруг спросил кто-то.
      — Неизбежное следствие испытаний атомных и водородных бомб. Бомбы нужно испытывать. Для укрепления нашей национальной обороны. Загрязняются океаны. Естественно, загрязняется и рыба. Мы непременно заявим здешнему правительству решительный протест по поводу того, что оно разрешает так безответственно обращаться с негодным уловом.
      Последнюю фразу полковник произнес очень важно.
      Затем он сел в грузовик и приказал шоферу разворачиваться.
      Нашей комиссии делать здесь больше нечего, — сказал он. Возвращайтесь в лагерь. Завтра на вертолетах вам доставят все необходимое. А сегодня потряситесь под дождем. Надеюсь, это заставит вас поумнеть и укрепить дисциплину.
      — Эй, мистер! — крикнул кто-то из наших, когда грузовик тронулся.
      — А почему от радиоактивности не издох сам Джойс?
      — А черт его знает. Кошачий организм, видимо, более живучий. В этом пусть разбираются ученые. Это не наше дело.
      Мы пошли обратно и вскоре дошли до того места, где был расстрелян Джойс. Все мы поворачивали головы в ту сторону, где среди мокрых кустов валялся его всклокоченный черный труп, излучавший во все стороны смертоносные лучи.
      И каждый из нас думал: «А может быть уничтожать нужно было не Джойса? Или, во всяком случае, не его одного?»
      Впрочем, этого никто вслух не сказал.

      Меня купили мертвым и вывезли к Удроппу из морга. В этом нет ничего удивительного, как нет ничего странного и в том, как я попал в морг. Просто перерезал себе вены в ванной комнате гостиницы «Новый свет». Если бы не долги за номер, меня не нашли бы так скоро, вернее, нашли бы слишком поздно. Но долги были, и частично из-за них я сделал неудачную попытку отправиться в лучший мир. Мне очень хотелось встретиться там с моими недальновидными родителями и сказать им, что я думаю про них и вообще про всех тех, кто плодит детей для нашего цивилизованного государства.
      Как мне сейчас известно, Удропп купил меня за 18 долларов 09 центов, причем 3 доллара 09 центов у него взяли за одеяло, в которое он меня упаковал. Так что круглая мне цена 15 долларов.
      Представляете, с какой скоростью Удропп прокатил меня от морга до своего коттеджа в Грин-Вэли! Если бы не эта скорость, плакали бы его денежки. Вместо меня ему досталось бы несвежее одеяло плюс расходы на мои похороны!
      Меня оживили по всем правилам: влили три литра крови, впрыснули адреналин, куда-то накачали глюкозу с рыбьим жиром, обложили грелками и опутали электрическими проводами. Затем Удропп выключил электрический ток, и я начал дышать без посторонней помощи, а сердце забилось как ни в чем не бывало.
      Я открыл глаза и увидел Удроппа и рядом с ним девушку.
      — Как самочувствие? — спросил Удропп, тип в белом халате, с физиономией человека, занимающегося ради собственного удовольствия убоем крупного рогатого скота.
      — Спасибо, сэр. Хорошо, сэр. Кто вы такой, сэр?
      — Я не сэр, а Удропп, Гарри Удропп, доктор медицины и социологии, почетный член Института радиоэлектроники, — прорычал Гарри. — Есть хотите?
      Я кивнул головой.
      — Принесите ему тарелку супа.
      Девушка вспорхнула со стула и скрылась. Гарри Удропп бесцеремонно задрал кверху мою рубаху и при помощи шприца влил в меня какое-то химическое вещество.
      — Теперь вы совсем живой, — сказал он.
      — Да, сэр.
      — Гарри Удропп.
      — Да, сэр Гарри Удропп.
      — Я надеюсь, у вас не очень развиты интеллектуальные способности?
      — Надеюсь, нет.
      — Где вы учились?
      — Почти нигде. Кончил что-то вроде университета. Но это так, между прочим.
      Про себя я решил, что Гарри меньше всего нуждается в людях с высшим образованием.
      — Гм. Чему вы там учились? Я решил, что в моих интересах ничему там не учиться.
      — Играть в гольф, танцевать, ловить рыбу, ухаживать за девушками.
      — Это хорошо. Только не вздумайте ваши знания применять к Сюзанне.
      — А кто это? — Девушка, которая пошла за вашим ужином.
      — Уже ночь?
      — Нет, уже позавчерашний день. И вообще какого черта вы задаете вопросы!
      Я решил, что бывшему мертвецу неприлично задавать много вопросов Гарри Удроппу, доктору и так далее, почетному члену Института радиоэлектроники.
      Сюзанна сказала:
      — Вы будете участвовать в испытании модели «Эльдорадо». Кстати, как ваше имя?
      — Гарри.
      — Плохо Босс не любит, когда, кроме него, есть еще какой-нибудь Гарри. Вы не ошиблись? После смерти это бывает.
      — А что такое «Эльдорадо»? — спросил я.
      — Это мир счастья и процветания, достатка и социального равновесия, мир без коммунистов и безработных.
      — У вас это здорово получается! Как у дикторши из «Нейшнл видео».
      — В «Эльдорадо» вам отводится важная роль.
      — Вот как. Какая же?
      — Вы будете рабочим классом,
      — Кем, кем?
      — Не кем, а чем. Пролетариатом.
      Я подумал и спросил:
      — Вы уверены, что я воскрес?
      — Вполне.
      — А какую роль в «Эльдорадо» отводят вам?
      — Я буду обществом предпринимателей.
      Сюзанна вышла, и вошел Гарри Удропп.
      — С сегодняшнего дня мы вас кормить не будем. Вам придется поголодать!
      — Чудесно! Вы исследуете процесс умирания от голода? — спросил я.
      — Старо.
      — И все же как я буду питаться?
      — Вам нужно будет поступить на работу.
      — Вы еще не выбросили одеяло, в котором меня можно увезти обратно?
      — В моем высокоорганизованном обществе найти работу не будет проблемой.
      — Мне придется долго ходить и искать. Я не выдержу.
      — Вам никуда не придется ходить.
      — А как же?
      — Вам нужно будет нажимать только кнопки. Когда вас примут на работу, появится зарплата, а появится зарплата, появится еда.
      — Ведите скорее меня к этой кнопке!
      — У вас еще не подготовлен психологический фактор. Вы не сможете нажимать кнопку с должным энтузиазмом.
      — Я буду ее нажимать с любым энтузиазмом!
      — Для чистоты опыта нужно поголодать еще пару часиков.
      — Я буду жаловаться!
      — Вы не будете жаловаться, потому что вас нет.
      — Как так?
      — Вы же умерли.
      «Эльдорадо» — это три огромные машины в разных углах обширного зала. Они соединены между собой проводами и кабелями. Одна машина отделена стеклянной перегородкой. Гарри Удропп сел за пульт в центре зала и сказал:
      — Шизофреники, профессора и сенаторы пытаются усовершенствовать наше общество при помощи комиссий и подкомиссий, докладов добровольных комитетов и фондов, экономических конференций и министерства социальных проблем. Все это чепуха. Достаточно четырехсот двух триодов, тысячи пятисот семидесяти шести сопротивлений и двух тысяч четырехсот девяноста одной емкости, и вся задача решается. Вот схема организации нашего общества на сегодняшний день.
      Гарри Удропп развернул передо мной и Сюзанной синьку с радиосхемой.
      — Справа — блок «производства», слева — блок «потребления». Между ними положительная и отрицательная обратная связь. Заменяя радиолампы и прочие детали «общества», можно добиться того, что система не будет попадать ни в режим сверхрегенерации, ни в режим затухающих колебаний. Когда я этого добьюсь, проблема будет раз и навсегда решена!
      Объясняя свой гениальный замысел, Гарри Удропп размахивал руками и вертел головой — такая у него, видно, была привычка.
      — Но я предусмотрел нечто большее, — продолжал он. — Я ввел в схему человеческий элемент, который нерационально и слишком дорого заменять эквивалентным электронным роботом с ограниченной памятью. Эту функцию будете выполнять вы. — Гарри показал пальцем на меня. — И вы, — сказал он, обращаясь к Сюзанне.
      Затем он заложил, наконец, руки за спину и четыре раза обошел вокруг пульта.
      — Здесь, — он грохнул кулаком по крышке пульта, — мозг нашего «общества», его «правительство». Наверху неоновая лампа выполняет функции президента, то есть стабилизирует напряжение. Вот и все.
      Мы с умилением посмотрели на президента, который светился розовым огоньком.
      — А теперь за работу! Вы марш в «производство», вы — в «потребление».
      «Оригинальный случай увлечения электронным моделированием, — подумал я. — В университете профессора нам говорили, что при помощи радиоэлектроники можно построить модели чего угодно: черепах, станков, межпланетных кораблей и даже модель человека. Гарри Удропп построил электронную модель нашего государства. И не только построил, но решил его усовершенствовать, предложить «гармоническую» структуру нашего общества. Интересно, что у него из этого получится?»
      Я подошел к машине справа, Сюзанна скрылась за стеклянной перегородкой в блоке «потребления».
      — Что я должен делать? — спросил я.
      — То, что и в жизни. Работать.
      — Это здорово! Я голоден, как гиена!
      — Прежде всего в сфере производства нужно получить работу.
      — Как?
      — Нажимай белую кнопку справа.
      — А что будет делать она? — я кивнул в сторону Сюзанны.
      — То, что делают предприниматели.
      Я застыл перед огромным металлическим шкафом. На передней стенке блестели шкалы приборов, в разных местах выступали разноцветные кнопки, рубильники и рычаги. Здесь с помощью электрической энергии создавались «модели» материальных ценностей, и эти ценности циркулировали по проводам между «сферой производства» и «сферой потребления».
      Я нажал белую кнопку.
      — Ваша специальность? — рявкнула машина. «Ого, совсем как в жизни! Машина даже интересуется моей специальностью!»
      — Художник…
      — Не требуется.
      Я в недоумении посмотрел на Удроппа.
      — Мне тоже нажать белую кнопку? — спросила Сюзанна.
      — Конечно.
      — И что будет?
      — Получите «прибавочную стоимость», запасенную в схеме.
      У Сюзанны щелкнуло реле. Я опять нажал белую кнопку.
      — Ваша специальность?
      — Зубной врач.
      — Не требуется.
      В это время Сюзанна нажала свою кнопку, и автомат выдал ей пакет. -
      — Специальность? — тупо спросила меня машина.
      — Механик.
      — Зайдите через месяц.
      Электронное «производство» работало отлично. Сколько раз до того, как я попал к Удроппу, я ходил в поисках работы и слышал такие же вопросы и такие же ответы.
      — Так дело не пойдет, босс, — Обратился я к Удроппу.
      — Отвернитесь, я надену новое платье! — крикнула Сюзанна.
      — Босс, я не могу ждать месяц!
      — Попробуйте еще. Я уменьшил отрицательное смещение на сетку генераторной лампы «спроса на рабочую силу».
      Сюзанна нажала кнопку, но автомат ей ничего не выдал.
      — В чем дело? — запротестовала она.
      — Когда он, — Гарри кивнул на меня, — создаст «прибавочную стоимость», ваш автомат снова включится. Сейчас наступила фаза «накопления капитала». Устраивайтесь поживее на работу!
      Я нажал белую кнопку.
      — Специальность?
      — Грузчик.
      — Берем!
      Из машины прямо мне в живот вылез рычаг.
      — Работайте! — крикнул Гарри из-за пульта.
      — Как?
      — Ворочайте рычагом вверх и вниз. Я нажал белую кнопку.
      — И сколько времени я должен это делать?
      — До получения зарплаты.
      — Как это?
      — В ящик под вашим носом вывалятся жетоны. На них вы сможете есть, пить и развлекаться.
      Я ворочал рычагом, пока рука не заныла. На секунду я остановился.
      — Что вы делаете? — заорал Гарри.
      — Хочу отдохнуть. — Вас уволят!
      Я схватился за рычаг и стал лихорадочно нагонять упущенное.
      Мысленно я представил себе электронный блок, который мог меня «уволить». Наверное, двигая рычагом, я создавал электрические заряды, которые при помощи реле удерживали его в рабочем состоянии. Стоило мне прекратить работу, как срабатывал механизм, который убирал рычаг внутрь шкафа.
      — Ага! Мой автомат заработал! — сказала Сюзанна.
      — Босс, когда же зарплата? Удропп возился с президентом. Не глядя на меня, он проворчал:
      — Я слежу за приборами. Прибыль должна быть максимальной.
      — Когда я получу свои жетоны? — повторил я.
      — Когда анодное напряжение, которое вы создаете на конденсаторе, отопрет тиратрон.
      — Есть хочется…
      — Плохо работаете. Каждый взмах всего полтора вольта. Быстрее качайте.
      Сюзанна снова включила свой автомат. Ей досталось второе платье.
      — Я не хочу больше платьев, — сказала она.
      — А что?
      — А то, что вы обещали. Нейлоновую шубу.
      — Сейчас я прибавлю еще отрицательное смещение на сетку и сниму часть напряжения с его конденсатора на ваш автомат.
      Так я и знал! В схеме Удроппа роль капитала выполняет электроэнергия. Она-то и перекачивается из моей «сферы производства» в «сферу потребления», в карманы «общества предпринимателей». Моделями карманов были конденсаторы и аккумуляторы.
      — Ну, это слишком! Какого черта все только для нее!
      Автомат щелкнул. В ящике перед моим потным носом затарахтели жетоны.
      — Берите свою «зарплату».
      Я достал пять медных жетонов.
      — Что я должен с ними делать?
      — Идите в «сферу потребления» и пользуйтесь автоматом.
      Я забежал за перегородку.
      — Пролетариат! — весело воскликнула Сюзанна. — Вам вон в тот автомат, рядом.
      Я получил миску супа, холодную котлету и кружку пива.
      И то слава богу!
      Мой первый рабочий день кончился. Сюзанна с ворохом тряпок пошла спать.
      Что-то будет завтра!
      Когда утром я прошел в «сферу производства», моего рычага не было. Сюзанна сидела в кресле рядом с «президентом» и пила пиво.
      — В чем дело? — удивился я.
      — Вас уволили, — сказала она и кивнула на стенные часы.
      Они показывали пять минут девятого.
      — За что меня уволили?
      — За опоздание. Попытайтесь снова получить работу.
      — Откуда у вас пиво?
      — Это за ваши жетоны. Они теперь мои. Никогда не видел подобной наглости!