АНАТОЛИЙ ДНЕПРОВ
      (из неопубликованного)
      200% СВОБОДЫ
      - Мама, расскажи мне еще раз, как это было.
      - Я тебе об этом говорила много раз, мой мальчик. Мне, признаться, эта история надоела. Да и не очень-то приятно...
      - Но ведь об этом нужно говорить!
      На слове "нужно" Леонор сделал сильное ударение.
      - Почему нужно, мой милый?
      - Потому что этого никто не понимает! Пока человек что-нибудь не поймет, ему нужно рассказывать одно и то же без конца.
      Мать горько улыбнулась. Она поднялась с дивана и подошла к письменному столу, на котором стояла фотография, заведенная в траурную рамку.
      - Ну ты знаешь начало, - начала она, стирая рукой с фотографии пыль. - Я и Фридрих совершали свадебное путешествие. Фридрих всегда любил Восток.
      - Фридрих - мой отец?
      Мать подняла удивленные глаза на Леонора.
      - Ну конечно! Я не понимаю, почему ты спрашиваешь. Портрет отца всегда стоит перед твоими глазами.
      Леонор кивнул головой, бросив мимолетный взгляд на фотографию человека в траурной рамке.
      - Итак, вы совершали свадебное путешествие. Сколько тебе было тогда лет?
      Мать посмотрела на сына с укоризной.
      - Неужели ты не соображаешь?
      - Соображаю. Но говорят, что женщины часто скрывают свои годы.
      Мать подошла к Леонору и нежно обняла его за плечи. Затем, наклонившись к самому уху, она шепотом сказала:
      - Мне было, Леонор, всего двадцать лет...
      Сын порывисто поднялся с дивана.
      - Итак, - сказал он, - вы приехали в Нагасаки девятого августа 1945 года.
      - Да.
      - Что было дальше?
      Мать несколько раз прошлась по комнате, обхватив голову руками. Ей не очень хотелось вспоминать прошлое. Но, взглянув на пытливые глаза Леонора, она остановилась прямо перед ним и произнесла как можно спокойнее:
      - Мы приехали в Нагасаки очень рано. Если бы не характер Фридриха, который все делал порывисто и необдуманно, мы бы задержались в Иокогаме. Но ему не терпелось в Нагасаки. Он мечтал посмотреть там, в музее, какой-то камень с древними иероглифами. И еще он хотел показать мне аллею вишневых деревьев, которые, конечно, в августе не цветут... Ах, почему я согласилась!
      - Почему? - настойчиво спросил Леонор.
      - Не знаю... После Иокогамы у меня было такое чувство, будто я обязательно буду иметь сына.
      - Так. Что было дальше?
      - Я стала вдруг какая-то безвольная и подчинялась Фридриху во всем.
      - Почему?
      Мать подошла к сыну и села рядом с ним. На ее глазах блестели слезы, хотя она и пыталась улыбнуться.
      - Когда ты будешь большой, мой мальчик, и у тебя будет жена, тогда ты все поймешь. Почему ты постоянно терзаешь меня этими расспросами?
      - Потому что мне многое непонятно. Я, например, не понимаю, почему погиб мой отец.
      - Стечение обстоятельств, Леонор. Судьба.
      Мальчик пристально посмотрел на свою мать. Его лицо было бледным и равнодушным.
      - Че-пу-ха, - сказал он по слогам. - Глупость!
      Мать испуганно попятилась к столу, на котором стояла фотография мужа. Она схватила портрет и прижала к груди.
      - Леонор, перестань! Ты не имеешь права так говорить. Судьба есть судьба. Ты никогда не можешь сказать, что будет в будущем, что будет даже через пять минут... Ты...
      Леонор как-то странно присел на корточки, развел руки и искусственно засмеялся. Смеялся он одними губами, как бы подражая какому-то артисту-комику.
      - Я могу тебе сказать, что будет через пять минут, через полчаса, через час, через сутки, через десять дней, через год. А вы, вы не могли предвидеть, что будет через день! После Хиросимы вы не могли сообразить, что следующая бомба упадет на Нагасаки! Ха! Вот уж действительно людская проницательность!
      - Леонор! Не смей так говорить! - воскликнула женщина и схватила сына за руки.
      Леонор сжал губы. Прошло несколько минут молчания. Затем он тихо, но настойчиво спросил:
      - Итак. Что же было дальше?
      - Мы остановились в небольшой уютной гостинице на окраине города. Мы немного устали с дороги и прилегли отдохнуть. Шторы в номере были задернуты, и сквозь них пробивался утренний свет, окрашивая комнату в мягкие оранжевые тона. Было очень тихо, и на мгновение мне показалось, что никакой войны в мире нет. Ты себе не представляешь, как мне было приятно. Фридрих, твой отец, вытянулся на диване и сладко дремал. Я чувствовала, как ему приятно после утомительного путешествия из Иокогамы. И тогда что-то сверхъестественное толкнуло меня, тронуло, подняло с постели, и я помимо своей воли подошла к твоему отцу. Я очень его любила, Леонор, очень... Помню, он открыл глаза и посмотрел на меня с удивлением. "В чем дело, Анна?" - "Я хочу тебе что-то сказать. А ты не испугаешься?" - "Раз я не испугался Гитлера..." - "О, забудь Гитлера. Я хочу тебе сказать, что у нас будет сын". После все произошло так, будто изверглись все японские вулканы. Отец вскочил на ноги и вихрем вылетел из комнаты. Я знала, куда он побежал. Я приоткрыла штору и посмотрела вниз на улицу. Он бежал как сумасшедший, не оглядываясь, к центру города. Я знала, что через несколько минут в нашей комнате будет королевский пир. Я улеглась и, закрыв глаза, стала ждать. Как было сладко ждать, Леонор! После я услышала слабый вой сирены. Ну, конечно, это очередной налет разведывательных самолетов. Не так уж и страшно. Я просто повернулась на другой бок и стала смотреть на кремовую штору, закрывающую окно. Она колыхалась от слабого ветра. Затем стало очень тихо. Сирена умолкла. И вдруг...
      - Да. И вдруг? - спросил Леонор.
      - И вдруг раздался оглушительный взрыв. Нет, не взрыв. Это был какой-то рев, вопль, как будто сама Земля закричала от невыносимой боли. И вспышка света. О, ты себе не представляешь, что это была за вспышка. Миллион молний одновременно, сто солнц, миллиард лун. Комната, где я находилась, вдруг показалась слишком крохотной, чтобы вместить в себя столько света. Как в кошмарном сне, на моих глазах кремовая шелковая штора превратилась в коричневую, затем в черную и рассыпалась на кроваво-красные тлеющие куски... Комната наполнилась гарью, запахом жженого тряпья, а после этого...
      - Что было после этого? - с тем же безжалостным любопытством допытывался Леонор.
      - После этого тугая масса горячего воздуха прижала меня к стене. Окна были сорваны с петель и унесены вихрем куда-то на улицу, все здание гостиницы закачалось, присело, потолок рухнул... Я не помню, что было дальше. Только много времени спустя человек в белом халате, кажется японский врач, по-английски расспрашивал меня, кто я и откуда. Это было, по-моему, в открытом поле. На горизонте синели горы, и еще я помню, как кто-то рядом стонал. "Что случилось?" - спросила я. "Американцы сбросили вторую атомную бомбу". До этого я в атомные бомбы почему-то не верила. Тогда я спросила, где Фридрих. "Кто это?" - спросил японец. "Мой муж. Он ушел в город за покупками..." Восточные люди странно улыбаются. Мы, европейцы, скорее чувствуем, чем видим их улыбку... Так было и тогда с этим японским доктором. Он улыбнулся. Наверное, чтобы подбодрить меня. "Смотрите, какая сила. До чего доходит человеческий разум. Вы из Германии?" Он приподнял меня, и я увидела, что нахожусь на вершине зеленого холма, а внизу зияет черная обгоревшая яма. В ней возвышались уродливые стены, закопченные изгороди, виднелись составы искалеченных железнодорожных вагонов. Почему-то мне запомнилась огромная площадь, на которой торчало множество черных дымящихся столбов. "Это был городской парк, как бы догадавшись, пояснил японец. - Правда, могучая сила - атом?" - "Что все это значит?" - спросила я. "Это? Недавно там, внизу, был город. Назывался он Нагасаки. И вот..."
      Анна еще несколько секунд шевелила губами, но ее голоса уже не было слышно. Леонор подошел к окну и задумчиво произнес:
      - Любопытно, черт возьми. Очень любопытно.
      - Леонор, что ты говоришь! - в ужасе воскликнула мать. - Там погиб твой отец!
      - Это понятно. В этом нет ничего удивительного. Мне не понятно, почему он покинул гостиницу, когда было совершенно очевидно, что бомбу сбросят именно на Нагасаки.
      - Ты с ума сошел, Леонор. Ты говоришь об этом таким равнодушным голосом. Тебе никогда этого не понять!
      Мальчик пожал плечами.
      - Я не понимаю, почему ты злишься. Конечно, отец поступил неразумно, оставив тебя одну. Отпраздновать торжество вы могли бы и после взрыва, в безопасности. В Нагасаки вам вообще не нужно было бы ехать. Скажу тебе прямо, мама, странные вы люди. И отец был странным...
      - Что значит - странным? - в ужасе прошептала Анна.
      - Как тебе сказать... Можно было легко вычислить вероятность того, что вторую атомную бомбу сбросят именно на Нагасаки. Ведь не даром бомбу сбросили именно на него. Как можно было не предусмотреть это событие? Вы, люди, не понимаете одного: если что-то происходит, то так и должно быть. Почему вы никогда не пытаетесь рассчитать свое будущее? Или, может быть, вы не можете?
      Мать поднялась во весь рост и подошла к сыну.
      - Милый, что ты говоришь? И как ты говоришь?
      - Что?
      - Ты сказал; "Вы, люди... "
      - Да, я так сказал.
      - Но ведь...
      - А, понимаю. Я имел в виду людей, которые бессильны анализировать события, от которых зависит их жизнь... Если бы отец и ты перед отъездом из Иокогамы подумали хоть капельку, ничего такого не случилось бы. Вы бы никогда не поехали в Нагасаки, потому что этот город был обречен так же, как и Хиросима.
      - Но мы ничего не знали!
      - О, но это так было легко сообразить. Достаточно было взять карту Японии и карту расположения американских авиационных баз, напечатанную во всех газетах. Судьба Нагасаки вычислялась просто, как по таблице умножения. Я уверен, что большинство людей терпят несчастье из-за своей интеллектуальной недостаточности.
      - Леонор! Не смей так говорить!
      Леонор посмотрел на мать удивленно.
      - А разве я что-нибудь плохое сказал?
      - Ты, ты... Разве можно говорить, что у твоего отца...
      - Интеллектуальная недостаточность? Неспособность к строгому анализу? А что здесь такого?
      - Замолчи! Ты бездушное, холодное существо. Всякий раз, когда я рассказываю тебе о тех страшных днях, ты начинаешь меня мучить. Зачем? Почему?
      Анна упала на диван и спрятала лицо в подушку. Леонор некоторое время с интересом смотрел на свою мать, после, вздохнув, произнес про себя:
      - Этого я не понимаю. Просто не понимаю.
      II
      Через неделю Леонора принимал директор гимназии господин Штиммер. Мальчик стал перед письменным столом и смотрел на директора своими голубыми пытливыми глазами. Генрих Штиммер провел рукой по совершенно седой голове и ласково улыбнулся, по-видимому ожидая ответной улыбки.
      - Удивительный случай, Леонор. Такого в нашей гимназии никогда не было, начал директор.
      - И никогда не будет, - прервал его юноша.
      - Что?
      - Того, о чем вы собираетесь мне сообщить.
      Штиммер зябко поежился в своем кресле. Он всегда чувствовал себя неловко в обществе этого странного гимназиста. Ему всегда казалось, что тот наделен удивительной, дьявольской проницательностью.
      - Тебя кто-нибудь предупредил?
      - Нет. На эту беседу я рассчитывал давным-давно. Фактически по данному поводу вы должны были вызвать меня по крайней мере месяц назад.
      Штиммер вскочил на ноги.
      - Ты подслушивал? Подсматривал в щелку?
      Леонор слабо улыбнулся.
      - Нет. В этом не было никакой необходимости. Во-первых, делать мне в гимназии нечего. Вы, так же как и я, хорошо знаете, что курс наук по программе я изучил еще два года назад и сейчас делаю на уроках все, что мне заблагорассудится. По существу, за эти годы я разделался с университетским курсом математики и физики. Во-вторых, мое присутствие в вашем учебном заведении очень усложняет положение преподавателей. И в-третьих, этот американец, Стенли Коллар, атакует вас уже полгода, чтобы вы отдали меня ему. Кстати, он подходил со своими предложениями несколько раз и ко мне. Я знаю, что, если я соглашусь работать у них, вы выдадите мне аттестат без сдачи экзаменов.
      По мере того как Леонор говорил, директор гимназии все глубже и глубже забивался в угол кресла. Его взгляд беспокойно бегал по сторонам. Мальчишка точь-в-точь повторял его собственные мысли. Он был не в состоянии ему ничего возразить. Он только спросил:
      - Ты согласен, Леонор?
      - У меня нет другого выбора.
      - То есть?
      - Зачем вы спрашиваете? Вы ведь знаете, что мы с матерью одиноки.
      - Но это связано с поездкой в другую страну.
      - Я знаю. Если я им нужен, они повезут меня за свой счет.
      - Да, конечно, - оживился Штиммер. - Условия труда прекрасные. Оплата очень высока. Работа чрезвычайно интересная.
      Лицо юноши не выражало ровным счетом ничего. Он, казалось, весь ушел в себя, думая свои собственные думы.
      - ... И я понимаю, Леонор, как тяжело привыкать к новой обстановке и особенно к чужим людям! - патетически воскликнул директор.
      - Что вы сказали? - как бы проснувшись, спросил Леонор.
      - Я говорю, на первых порах тебе будет трудно привыкнуть к другой обстановке и к другим людям. Человек вдали от родины...
      - У человека родина - Земля, - сказал Леонор.
      - Ну а друзья, товарищи?
      - Эти дурачки из нашего класса?
      Штиммер вскочил на ноги.
      - Вы забываетесь, господин Гейнтц! Не воображайте, что вы необыкновенная личность! Я-то знаю, что ваша гениальность напускная! У вас нет никакой скромности!
      Леонор пожал плечами и повернулся к директору спиной.
      - Стойте! Вы не смеете так уходить!
      - Мне больше здесь делать нечего.
      - То есть...
      Глаза старика Штиммера выкатывались из орбит. Повернувшись, Леонор насмешливо заметил:
      - Странный вы человек, господин Штиммер. Вы меня вызвали для того, чтобы уговорить принять предложение американца. Теперь, когда мы поняли друг друга, вы почему-то злитесь. Где здесь логика?
      - Какая логика! Как вы смеете со мной так разговаривать! Вы, вы...
      Леонор посмотрел на директора гимназии, как на диковинный экспонат в музее.
      Затем он сделал несколько шагов к двери и произнес:
      - Скажите господину Коллару, что я согласен ехать куда угодно и когда угодно.
      Во дворе его окружили одноклассники.
      - Ну как, гений, зачем он тебя вызывал?
      - Я уезжаю в Америку,- нисколько не смутившись своего прозвища, ответил Леонор.
      - Да ты и впрямь представляешь какую-то ценность для этих янки. Говорят, они никогда деньги зря не тратят.
      - Конечно. Я постараюсь продаться как можно выгоднее, - заметил Леонор без тени смущения.
      - Не очень-то хорошо звучит - "продаться", а?
      - В вашем мире вообще ничто хорошо не звучит. Но уж если он так глупо устроен, то ничего не поделаешь.
      - Почему ты говоришь "в вашем мире", Леонор? Он такой же наш, как и твой.
      Юноша на секунду задумался, внимательно осматривая собравшихся вокруг него товарищей.
      - И все же этот мир ваш, а не мой. Все вы миритесь с его невероятно дикими и глупыми порядками. А я нет. Но я ничего один не могу поделать.
      - А как бы ты преобразовал этот мир, Леонор?
      Тот пожал плечами и ничего не ответил. Отойдя от толпы ребят несколько шагов, он вдруг повернулся и крикнул:
      - Никогда не читайте газет. Не верьте ни одному слову наших политических деятелей. Они глупы и тщеславны. Старайтесь глубже понимать законы природы и законы человеческого общества. В самом захудалом учебнике по математической экономике больше смысла и пользы, чем в сотнях томов, написанных словоохотливыми дураками, которые проектируют земной рай, построенный из бестелесных идей и остроумных изречений. Помните закон сохранения материи. Если, ничего не создав, вы что-то для себя получили, значит, вы украли. Не забывайте и закон сохранения энергии. Если вам что-то досталось без затраты труда, значит, где-то на вас работает раб. Никогда не забывайте подводить строгий баланс человеческого счастья и несчастья. Научитесь его измерять, и тогда все станет понятным.
      Леонор прекрасно осознавал, что говорил он все это впустую. Его считали заучившимся чудаком, помешанным на строгих формулировках и заумных задачах. Но он иначе не мог. Его душа, если только она у него и была, не допускала никаких компромиссов между истиной и ложью, между глупостью и разумом. Всюду, в живой и мертвой природе, он видел только строгие законы, а люди, к его удивлению, только тем и занимались, что изо дня в день пытались идти наперекор этим законам, при этом совершенно не осознавая свою обреченность. Для того чтобы оправдать неприспособленность жить в сложном мире причинных связей и количественных соотношений, люди придумали мир эмоций, который, попросту говоря, представлялся ему отвратительным, почему-то ненаказуемым кликушеством. Он откровенно мечтал удрать из своего города, уйти от своих тупых однокашников, зажить другой жизнью среди людей, которые, если судить по их именам и опубликованным научным работам, думали и действовали в полном сообразии с логикой и разумом. Леонор жаждал поехать в Америку и работать в одном из крупнейших теоретических центров страны. Гарри Кембелл, Эдвард Геллер, Джон Стробери и другие ученые с мировым именем должны наконец сменить компанию умничающих бюргеров, которые после восхваления гения Ньютона и Вейерштрасса уходили в ближайший бар и травили свой мозг шнапсом.
      "Уродство! Какое умопомрачительное уродство!" - думал про себя Леонор.
      Он уж хотел было выйти из ворот школьного двора, как вдруг его кто-то окликнул по имени. Он остановился и осмотрелся по сторонам. Справа и слева от ворот росли высокие кустарники. Затейливая металлическая решетка отгораживала двор от Гейнештрассе.
      - Леонор, Л-у...
      Это был голос девушки.
      - Кто меня зовет? Если я кому-нибудь нужен, зачем прятаться?
      В нескольких шагах от него кусты зашевелились, и в них появилась фигура девушки. Несколько секунд она оправляла платье, а затем виновато посмотрела на Леонора.
      - Это вы меня звали? - спросил он.
      Она кивнула головой.
      - Зачем я вам нужен? Кто вы такая?
      Она сделала несколько нерешительных шагов к нему.
      - Я... Мы учимся в одном классе...
      - Вот как. А я вас что-то не помню.
      - Мой стол слева от вашего. Меня звать Эльза. Эльза Кегль.
      Леонор сделал вид, что смутился.
      - Право, не помню.
      Высокая стройная девушка, с красивыми, разбросанными во все стороны золотистыми волосами решительно подошла к нему и стала напротив.
      - Значит, вы меня не помните? - спросила она.
      - Нет, не помню.
      - И не читали моих записок?
      - Что?
      - Я вам посылала записки. Каждый день, иногда в день два раза.
      - Один раз я что-то прочитал, очень глупое. После не читал.
      Лицо Эльзы внезапно залилось краской, и она побежала вперед.
      Он посмотрел ей вслед и удивился, когда увидел, что она остановилась шагах в десяти от него.
      Он подошел к девушке.
      - Что с вами, Эльза?
      Она вскинула на него заплаканные глаза.
      - Вы человек, Леонор, или кто?
      Он смущенно пожал плечами. После не очень уверенно сказал:
      - Наверное. Во всяком случае, так все считают.
      - Ну а вы что думаете?
      - Мой опыт говорит мне, что мнение ценно только тогда, когда оно многочисленно. Это закон статистики. Мнение одного человека ничего не значит.
      Ничего не поняв, Эльза приблизилась к нему на несколько шагов, затем остановилась, посмотрела в его глаза и бросилась ему на грудь.
      Она была немного ниже Леонора, а когда она спрятала свое лицо у него на груди, то показалась совсем маленькой девочкой. Леонор растерянно смотрел на нее сверху вниз и тихонько гладил по плечу. Он как-то в кино видел, что в подобных случаях поступают именно так.
      Не поднимая головы, Эльза пробормотала:
      - А я вас люблю, Леонор...
      - Любите? За что?
      Она посмотрела на него красными заплаканными глазами.
      - За то, что вы не такой, как все. За то, что вы умный...
      Леонор немного отстранил девушку от себя.
      - Странно, - прошептал он. - Очень странно. До сих пор такое мне говорила только мать. Значит, по-вашему, и чужие люди могут любить друг друга?
      - О, это совсем иначе, чем мать... Леонор! Я так буду ждать того момента, когда увижу вас вновь. Вы ведь уезжаете в Америку?
      - Да. А вы откуда знаете?
      - Мне говорил отец. Мой отец и господин Гудмейер - совладельцы фирмы, в которой вы будете работать.
      - Вот как!
      - Если хотите знать, то в вашей поездке в некоторой степени виновата я. Мой отец и капитан Коллар как-то разговаривали о том, что им нужны очень умные ученые. Тогда я и назвала вас...
      - Благодарю вас, Эльза.
      - Но вы еще ничего мне не ответили...
      - Что я должен ответить?
      - О боже мой! Неужели вы...
      Девушка вдруг отбежала от Леонора и с отчаянием крикнула:
      - Нет, вы не человек. Прав господин Штиммер, правы все ребята, права ваша мать! Прощайте! Нет, до свидания! Я приеду в Америку, и тогда, может быть, вы уже будете знать, как нужно отвечать девушке, когда она говорит, что любит вас.
      Леонор несколько секунд следил, как по дорожке, вдоль кустов, странно размахивая руками, бежала от него Эльза.
      III
      Никогда еще у Леонора не было такого спокойного и одухотворенного лица, как в этот момент. Он стал воплощением разума, и все клетки его мозга, все связи, все контуры и блоки нервной системы, казалось, были настроены на этот миг. Сейчас ему предстоит встретиться с Эдвардом Геллером, человеком, которого знает весь мир как выдающегося инженера-физика.
      Когда высокая узкая дубовая дверь отворилась и в ней появился небольшого роста человек с морщинистым, болезненным лицом, передвигающийся вперед мелкими шагами, Леонор понял, что это и есть Геллер. Он не встал со своего кресла, не вскочил на ноги, как вскакивали другие при виде этого человека. Он был уверен, что Геллер точно такой же, как и он, человек большого ума, принявший на себя тяжкую миссию сделать все, что в его силах, чтобы спасти и преобразовать многомиллиардный коллектив живых существ, именующих себя "венцом природы".
      Геллер подошел к Леонору и, не подавая руки, произнес:
      - Здравствуйте.
      - Добрый день, - ответил юноша, и на мгновение ему показалось, что он находится рядом со своим двойником.
      Геллер прошел к креслу у книжного шкафа и сел. Несколько минут он и Леонор молчали, рассматривая друг друга, как, наверное, будут рассматривать друг друга разумные существа с разных планет.
      - Итак, вы будете работать у меня?
      Не отвечая, Леонор кивнул головой и, улыбнувшись, поджал нижнюю губу. Он всегда так делал, когда был очень доволен.
      - Говорят, вы хорошо знаете современную математику.
      Нисколько не стесняясь, Леонор снова поджал нижнюю губу. Что-то необычное сейчас скажет Геллер, а им не нужно много разговаривать, чтобы понять друг друга!
      - Можно проверить? - спросил Геллер.
      Леонор улыбнулся. Момент высшего человеческого взаимопонимания приближался. Он слегка качнулся в кресле и кивнул в знак согласия.
      Геллер, не сводя бесцветных глаз с юноши, расстегнул ворот клетчатой рубахи, затем вытащил из письменного стола несколько листов чистой бумаги.
      - Карандаш есть? - спросил Геллер.
      - Есть.
      Несколько секунд Геллер что-то молча писал. Затем, пробежав по написанному глазами, он протянул лист Леонору.
      - Вот. Условие задачи такое. Государство в состоянии воспроизводить свой экономический потенциал каждые три года. В военном отношении государство очень сильное. Во всяком случае, если будет война, мы должны рассчитывать на ответные термоядерные удары. Вот список промышленных районов этого государства в порядке уменьшения их экономической мощности. Нужно определить порядок их разрушения.
      Леонор вскинул на Геллера удивленные глаза. Несколько минут они молча рассматривали друг друга. Геллер улыбнулся, обнажив ряд золотых зубов. Он ничего не говорил, но выражение его лица показало, что он уверен в неспособности мальчишки решить задачу.
      - Вы понимаете смысл задачи, мальчик? - спросил он снисходительно.
      В этот момент про себя он подумал: "Этот Коллар - болван. Наговорил сто коробов про мальчишку..."
      - Да, я понимаю смысл задачи.
      - Тогда решайте, - сказал Геллер и собрался уходить.
      - Я уже ее решил, - услышал он в ответ.
      Геллер остановился, слегка улыбнулся и покровительственно произнес:
      - Не торопитесь, дорогой...
      - Я уже ее решил, - твердым голосом повторил Леонор.
      Геллер посмотрел на него недоверчиво.
      - Ну... Напишите ответ.
      - Зачем его писать. Все и так ясно.
      Геллер сел. Он внимательно посмотрел на неподвижное лицо юноши, на его внимательные, немигающие голубые глаза и, положив руку на листы бумаги с содержанием задачи, спросил:
      - Так какой же ответ?
      - Я не буду касаться того, насколько, нелепо составлены условия задачи и как неполны ее данные, - проговорил Леонор, - но в той формулировке, которую вы мне дали, задача решается однозначно и немедленно.
      Геллер удивленно вскинул брови. Так ему никто никогда не отвечал.
      - Решение такое. Нужно в течение трех лет последовательно уничтожать экономические центры противника в порядке убывания их мощности.
      Геллер вначале задумался, а после его лицо расплылось в улыбке. Он подошел к Леонору и положил ему руку на плечо.
      - Браво, мой мальчик! Совершенно верно!
      Леонор молчал. Внутренне он почувствовал какое-то неудовлетворение, как будто сейчас происходит совсем не то, на что он рассчитывал.
      - Чудесно, - продолжал Геллер. - А вот еще задача. Имеется десять овчарен, которые находятся под охраной пяти собак. На овчарни систематически нападают пятнадцать волков. Как нужно распределить охрану между овчарнями, чтобы...
      Леонор встал из кресла. Он сощурил глаза и подошел к письменному столу.
      - Погодите задавать вопрос. Это тоже военная задача. Но вы еще не сообщили мне, каков радиус разворота каждой собаки и каждого волка. Без этих данных задача не имеет решения.
      Геллер застыл с открытым ртом. Затем он обхватил лицо руками и захохотал мелким старческим смехом.
      - А ведь действительно вы правы, Леонор. Все, что о вас рассказывал капитан Коллар, - сущая истина.
      - Ваши волки - это бомбардировщики противника. Овчарни - военные объекты. Собаки - ваши истребители.
      - Совершенно верно, точно, мой мальчик. Разреши тебя обнять. Ведь за всю свою долгую жизнь я впервые вижу такое существо, как ты! Даже не верится, что в Европе могло такое родиться...
      - Не в Европе, господин Геллер, а в Японии.
      - Где??? - переспросил Геллер.
      - В Японии. Точнее, в Нагасаки. Помните, вы сбросили там атомную бомбу. В этот момент я был в утробе своей матери.
      Геллер подошел к небольшому шкафу, открыл стеклянную дверцу и извлек из нижнего отделения бутылку коньяка. Он поставил одну рюмку перед Леонором, вторую перед собой и налил.
      - Пейте, - сказал он, проглатывая свою порцию.
      - Спасибо. Я не пью, - ответил Леонор.
      - Не пьете?
      - Нет.
      - Почему?
      - А почему вы пьете? Вы ведь знаете, что это вредно. Особенно для вашего мозга. Он работает правильно тогда, когда не отравлен.
      Геллер поморщился. Затем налил еще одну рюмку. Леонор не спускал с него глаз. После четвертой рюмки ученый подошел к юноше и сказал:
      - Я вас беру. Беру к себе. Вы дьявольски умная бестия... Черт знает! Откуда только такие, как вы, появляются...
      - Вы пьяны, - холодно заметил Леонор.
      - Совершенно верно, мой мальчик. Точно. Я пьян. Я хочу быть пьяным, потому что я устал...
      - И вам доверяют решать важные научные проблемы? - удивленно спросил Леонор.
      - То есть как это - доверяют? - переспросил Геллер.
      - Если человек отравляет свой мозг алкоголем, а вы это делаете, господин Эдвард Геллер, он не в состоянии правильно решать серьезные проблемы. А если ему поручать решать задачи, от которых зависят судьбы народов, то это преступление со стороны тех, кто ему дает такое поручение, и преступление с вашей стороны.
      - Но-но-но! - произнес Геллер и погрозил Леонору пальцем. - Не умничайте. Я старше вас в два с половиной раза.
      - Тем хуже. Значит, вдобавок у вас еще и склеротический мозг. Я просто не понимаю, как можно расчеты политических и военных акций поручать пьющим склеротикам!
      - Замолчите, вы, - зашипел Геллер и, налив подряд еще две рюмки, выпил их залпом.
      IV
      Вдоль реки над головой то и дело проносились электровозы, обдавая прохожих горячим зловонием. Внизу и вверху сигналили автомобили. Был влажный бесцветный осенний день.
      - Тебе нравится у нас? - спросил Эрнест Холл.
      - У вас, как и у нас, - невозмутимо ответил Леонор.
      - Я никогда не был в Европе, но мне рассказывали, что там очень красиво. Во всяком случае там еще не научились загаживать города, как у нас.
      Леонор поднял воротник плаща.
      - Ты, Эрнест, говоришь так, будто Европа тебя и впрямь интересует.
      - А тебя?
      Снова над головой пронесся поезд. Леонор на мгновенье остановился и посмотрел ему вслед.
      - Двигатель дрянь, - сказал он.
      - Это всем известно, - перебил его Эрнест. - Так как же насчет Европы?
      - А какая разница! Я вспоминаю наш маленький городок, директора Штиммера и нашу гимназию. Смешно, право!..
      - Смешно? Послушай, почему ты корчишь из себя этакую бесстрастную скотину? Ведь это довольно противно.
      Леонор остановился и пристально посмотрел на своего спутника.
      - Холл, если ты действительно хочешь, чтобы мы дружили, давай не будем болтать о чепухе. В конечном счете, если судить по вашим стандартам, я веду себя отлично.
      Они спустились с моста и пошли по набережной. Теперь было хорошо видно, какой грязной была вода в реке.
      - В Америке был такой ученый, Ленгмьюр. Он первый доказал, что пленки масла на воде - это мономолекулярные пленки.