Хунхузы: необъявленная война. Этнический бандитизм на Дальнем Востоке

Численность хунхузов в шайке могла колебаться от 3–5 до нескольких сотен человек. Мелкие шайки были хуже организованы и бедны, их возникновение носило случайный характер, а срок существования не превышал нескольких месяцев. Обычно в мелкие шайки объединялись начинающие бандиты либо хунхузы, по той или иной причине изгнанные из крупной банды. Большим объединениям хунхузов было легче разбойничать, однако уход от преследования и прокормление становились для таких отрядов проблемой. Поэтому оптимальная численность шайки составляла 30–50 человек. Бандиты-одиночки встречались крайне редко: им просто не удавалось выживать в тяжелых условиях кочевой разбойничьей жизни. Одиночка, если не становился жертвой конкурентов, почти наверняка оканчивал свои дни под мечом палача.

Во главе шайки стоял всесильный атаман, который мог быть как выборным лицом, так и самовластным деспотом, чья власть держалась исключительно на личном авторитете. Во втором случае атамана называли чжангуй («хозяин кассы») или даланьба («большой держащий»). В случае если атаман избирался общим решением хунхузской вольницы, его называли даньцзя ды («глава дома»). Иногда главарю подчинялись несколько разрозненных шаек, такой атаман именовался дацзя ды («глава большого дома») В 1903 г. в районе плоскогорья Чанбайшань на границе Китая и Кореи действовали несколько хунхузских отрядов общей численностью до 10 тысяч человек, подчинявшихся «авторитету» Ван Лаодао. При этом непосредственно в распоряжении последнего было «всего» около 600 хунхузов. Разные шайки могли объединяться под общим командованием для проведения какой-либо крупной операции, например для нападения на город.

История сохранила имена многих хунхузских вожаков. В конце 1870-х – начале 1880-х гг. на границе Маньчжурии и Уссурийского края получила известность шайка Суй Бинвана. На рубеже XIX–XX вв. по всей Маньчжурии гремели имена Ван Лаоху, Лю Ханьцзы, Тан Дэнъюна и особенно Ян Юлина, носившего эффектное прозвище Шисы Яньван – «14-й Владыка Ада».

Яркий портрет типичного хунхузского вожака дает уже упоминавшийся В.Н. Рудокопов: «Тунъян высокого роста, сухой, жилистый, немолодой уже, в его густой косе серебрились седые нити. Лицо смуглое, желтоватое, немного изрыто оспой, неправильное, некрасивое. Несколько воспаленные красные веки и большие черные глаза, грустные, задумчивые и глубокие. Каким-то покоем, огромным самообладанием и силой веяло от всей фигуры Тунъяна. Он резко выделялся и совершенно не был похож на его спутников. Что-то сильное, властное чувствовалось в нем. Чувствовалось, что это действительно вождь, за которым пойдут тысячи, чувствовалось, что это не жестокий, кровожадный головорез-разбойник, а сильный ум, сильная воля. Именно вождь, который силой своего духа может в железной дисциплине держать свое войско, оно за ним пойдет в огонь и в воду, а он, Тунъян, всегда будет во главе этого войска и не отступит ни перед чем, не дрогнет перед лицом смерти. Он за всех, все за него».

Следующую ступень в иерархии шайки занимали «офицеры». Ближайшим к атаману лицом был бань даньцзя ды (буквально – «половина главы дома»). Чаще всего именно он занимал пост главаря шайки в случае гибели или ареста патрона. Начальник передового отряда хунхузов носил «звание» паотоу («пушечный голова»), начальник арьергарда звался цуйцуй ды («подгоняющий»). Два «офицера» выполняли роль интендантской службы: лилянтай («внутренний интендант») распределял продовольствие между членами отряда и следил за хозяйством, а вайлянтай («внешний интендант») осуществлял заготовки на стороне. В случае если первые лица шайки не владели грамотой, в отряде мог появиться цзыцзяньу («мастер письма») – хунхуз-делопроизводитель.

Положение рядовых членов шайки зависело от возраста, опытности и «стажа» пребывания в банде. Как правило, новичок не мог рассчитывать на немедленное получение оружия и в течение определенного времени должен был выполнять второстепенные функции либо вообще заниматься хозяйственной работой. Все члены шайки были связаны узами побратимства и именовались сюнди («братья»). Практика подобных отношений среди китайцев была известна русским под названием кады (по-видимому, искаженное китайское гэ ди, что можно перевести как «отношения старшего и младшего братьев»)[3]. При братании членами шайки приносилась общая клятва, налагавшая на хунхузов обязательство всегда и во всем помогать друг другу. Атаман шайки, независимо от возраста, считался «отцом» своих подчиненных. Последние должны были употреблять в отношении главаря обращение дае или лао дае («почтенный господин» и «почтенный старый господин»).

В основе жизни хунхузов лежали простые, но строгие законы. Наиболее четко сформулированное «законодательство» в начале XX в. действовало в шайке атамана, известного под прозвищем Чжан Байма (Чжан Белый Конь). Последний какое-то время подвизался на службе знаменитой старательской Желтугинской республики и вынес оттуда кое-какие наблюдения за творчеством ее законодателей, среди которых встречались и весьма образованные люди. Законы Чжана состояли из 13 статей. В первых же статьях членам шайки четко разъяснялось, кто может служить объектом их нападения. Запрещалось грабить одиноких путников, женщин, стариков и детей. Вообще любая обида, причиненная женщине, каралась смертью. Чиновники, как честные, так и коррумпированные, безусловно, считались добычей в случае проникновения на территорию, контролируемую шайкой. При этом коррумпированный чиновник лишался всего имущества, а достойно зарекомендовавший себя – только половины. Иностранцев запрещалось трогать во избежание дипломатических эксцессов.

Следующий раздел «законодательства» Белого Коня касался пополнения шайки и поведения ее членов. Кандидат в хунхузы должен был предъявить поручительства минимум двадцати членов шайки. В случае благоприятного решения неофит проходил церемонию посвящения и принимал участие в экспедиции для проверки надежности «в деле» и наличия необходимых боевых качеств. Новоиспеченный хунхуз обязан был относиться к товарищам по справедливости и не завязывать ссор. Под страхом смерти его обязывали хранить секреты своей «семьи» и добросовестно выполнять свои обязанности. Небрежность и праздность карались смертью. Астрологи и предсказатели в ряды шайки не принимались, среди хунхузов приверженность гаданию и суевериям также не приветствовалась.

Последняя часть свода законов касалась дележа добычи. Все ценности, захваченные в ходе набега, делились на девять частей: первые две поступали в общую казну шайки, одна часть предназначалась людям, помогавшим в организации экспедиции, следующие четыре части делились поровну между всеми членами клана; одна предназначалась в награду хунхузам, особо отличившимся «в деле», и, наконец, последняя часть предназначалась в помощь раненым бойцам и родственникам погибших.

В других шайках дележ добычи происходил по долевой (паевой) системе. Каждому члену шайки, от атамана до рядового бойца, соответствовало строго определенное число долей добычи. «Глава дома» получал десять долей, его заместитель – пять долей, «мастер письма» – три доли, остальные «офицеры» – по две доли, а рядовые «братья» – по одной. Число людей в такой шайке всегда определялось числом «людских долей».

Для поддержания в подчиненных духа сплоченности и уважения к законам Белый Конь не останавливался перед самыми крутыми мерами. Так, для исполнения смертных приговоров в отношении нарушителей в его шайке часто привлекались друзья и даже родственники осужденных.

Как правило, в среде хунхузов смертью карались следующие проступки:

1. Разглашение секретов.

2. Неподчинение приказу атамана.

3. Бегство с поля боя.

4. Тайные переговоры с врагом.

5. Привод войск в лагерь шайки.

6. Присвоение общего имущества или денег.

К категории тяжких относились также такие проступки, как оскорбление товарища и привод в лагерь женщины. Последнее было чревато возникновением ссор между «братьями».

К числу отличий, нуждавшихся в поощрении, относились:

1. Проявление верности клану.

2. Успешное отражение атаки правительственных войск.

3. Участие в многочисленных сражениях.

4. Распространение власти и влияния шайки.

5. Успешная дезинформация противника.

6. Привлечение в шайку боеспособных и лояльных членов.

7. Храбрость «в деле».

8. Пренебрежение личными интересами ради блага товарищей.

Запрет на причинение обиды иностранцам вплоть до конца XIX столетия был в Маньчжурии обычным положением хунхузских правил. Помимо упомянутых выше «дипломатических эксцессов», стычка с хорошо вооруженными путешествующими иностранцами была чревата для шайки серьезными потерями.

Усиление экспансии России и западных держав в Маньчжурии в конце XIX–XX вв. привело к нарушению «нейтралитета» и сделало иностранцев объектом нападений хунхузов с целью грабежа, получения выкупа или «возмездия варварам». Судьба иностранцев, попавших в руки хунхузов, складывалась по-разному. Чаще всего похищение завершалось уплатой выкупа и освобождением жертвы. Иногда судьба пленника складывалась трагически. Осенью 1900 г. в ответ на действия русских войск хунхузами Цзяпигоу близ корейской границы были убиты двое русских подданных – агентов лесной концессии Е.В. Даниэля. Были случаи, когда похищение иностранного подданного хунхузами получало широкий резонанс. В июне 1907 г. в восточной части Гиринской провинции в руки хунхузов угодили два японских офицера, занимавшихся топографической съемкой местности. Дело в том, что после Русско-японской войны эти районы вошли в сферу японского влияния в соответствии с соглашением о разграничении русского и японского присутствия в Маньчжурии. Японское правительство потребовало от китайских властей немедленного освобождения пленников, угрожая в противном случае принять собственные меры. Цинским чиновникам пришлось подчиниться. В экспедицию против хунхузов послали войска, наиболее боеспособным подразделением которых был кавалерийский отряд под командованием генерала Чжана. Последний быстро убедился, что одолеть хунхузов в их таежном логове силой не удастся. Желая поскорее выполнить задание и отличиться, Чжан пошел на нетривиальный ход: через посредников вступил в переговоры с атаманом разбойников и предложил ему выкуп из собственных средств. После того как предложение было благосклонно принято, стороны разыграли целый спектакль с оглушительной перестрелкой и театральной конной «атакой». Под занавес представления связанных японцев нашли на лесной полянке и несколько дней спустя триумфально передали японскому консулу.

Изредка судьба пленника-иностранца складывалась необычным образом. Пожалуй, самые невероятные приключения выпали на долю японца Кохинаты Хакуро. Он приехал в Маньчжурию после Русско-японской войны в возрасте 17 лет. Жажда наживы и приключений завела юношу в маньчжурскую глубинку, где он довольно скоро попал в руки молодцев одной из шаек «краснобородых». Не имея родственников, способных уплатить выкуп, Кохината открыто рассказал об этом разбойникам и сам попросил прикончить его побыстрее. Такая откровенность в сочетании с абсолютным хладнокровием понравилась хунхузам, и молодому японцу предложили вступить в ряды «братства». Поскольку другого выхода все равно не было, Кохината без колебаний согласился и быстро вошел во вкус вольной бандитской жизни. Благодаря своим качествам бойца и лидера Кохината вскоре стал главой собственного «дома». Подчиненных восхищало его истинно японское презрение к смерти, а местным жителям импонировала справедливость главаря. Со временем японское имя атамана почти совершенно забылось, и бывший Кохината снискал славу как Шан Сюйдун – могущественнейший дацзя ды, державший в узде почти все хунхузские шайки Южной Маньчжурии. Местное население наградило его прозвищем Сяо Байлун (Маленький Белый Дракон). Совершенно окитаившийся Кохината тем не менее не порвал связей со своей родиной, регулярно оказывая услуги японской разведке. После японской оккупации Маньчжурии в 1931 г. Кохината Хакуро понял, что дни хунхузов под властью военной администрации сочтены, и обратился к японскому командованию с предложением амнистировать всех хунхузов, добровольно сложивших оружие. При этом он обещал за свой счет вывезти восвояси всех бывших «братьев» и их родственников. Поразмыслив, японцы приняли предложение атамана. Здесь, в частности, сыграла свою роль репутация Хакуро, чьи осмотрительные молодцы никогда не совершали нападений на подданных микадо и никогда не трогали японской собственности. Весной 1933 г. состоялось то, что вошло в историю под именем «Великого Исхода Бацзоку». Около 70 тысяч (!) человек покинули Маньчжурию и переселились на территорию современной провинции Хэбэй.

На территории российского Дальнего Востока хунхузы также гораздо охотнее нападали на своих соотечественников и представителей малых народов. Тем не менее русское население Приамурья и Приморья также не было застраховано от хунхузских набегов. Разбойники придерживались в отношении русских «патриотической» точки зрения, рассматривая последних не только как добычу, но и как оккупантов, захвативших «исконно китайские земли». Нужно отметить, что китайские приграничные власти всячески поощряли подобные взгляды.

Отдельную сферу хунхузского законодательства составляли нормы, определявшие отношения между различными «братствами». Основной их смысл сводился к взаимному уважению и неукоснительному соблюдению границ бянь тяо («охотничьих угодий»).

С течением времени хунхузские законы могли претерпевать незначительные изменения, однако их основная цель, заключавшаяся в создании сплоченного и боеспособного преступного сообщества, связанного узами побратимства и уважающего принципы собственной корпоративной этики, оставалась неизменной.

Хунхузы вполне могли занять на северо-востоке Китая ту нишу, которая на востоке и юге страны принадлежала тайным хуэйдан (обществам) – «Братству Южного Кулака», «Секте Белого Лотоса», «Союзу Большого Меча» и, конечно, знаменитым триадам. С тайными обществами хунхузские шайки роднит ряд признаков: ненависть к правительству и декларируемое стремление к «социальной справедливости», наличие обрядов при приеме членов и «братский» характер отношений между ними; строгая конспирация, включавшая выработку «секретного языка». Кроме того, в литературе можно найти прямые указания на связь «краснобородых» с тайными обществами. Так, известный советский военный деятель, советник в Китае в 1925–1926 гг. В.М. Примаков писал о хунхузах: «Очень часто они – члены тайных обществ и просто выполняют военные поручения общества».

Вооружение хунхузов представляло собой пеструю картину, вполне под стать разношерстному составу их шаек. Разнообразное холодное оружие традиционного китайского образца – мечи, пики, копья и топоры – широко использовалось бандитами вплоть до начала XX в. Архаичное, но весьма опасное в умелых руках, такое оружие, помимо всего прочего, выглядело весьма внушительно и производило устрашающее впечатление на жертв хунхузских налетов.

Качество огнестрельного оружия, использовавшегося хунхузами, непрерывно улучшалось на протяжении XIX–XX вв. Первоначально бандитские шайки Маньчжурии и Уссурийского края вынуждены были довольствоваться примитивными фитильными и крайне несовершенными кремневыми ружьями. Такое оружие, а также порох, изготовлялось непосредственно на территории Маньчжурии. Качество и того и другого оставляло желать много лучшего, однако при нападениях на мирных поселян и купцов вполне годилось: выстрелы в данном случае производились либо в воздух, либо в упор… Ружья и револьверы иностранного производства в течение долгого времени были дороги и малодоступны, так как попадали в Маньчжурию долгим путем из портов Восточного и Южного Китая через провинции Чжили и Шаньдун. Гораздо более редкими были случаи прямых продаж современного вооружения населению Маньчжурии и Уссурийского края иностранцами. Так, коммерсант Кайзер, проживавший во Владивостоке, но сохранявший иностранное подданство, в 1880 г. на собственном судне доставил из Сан-Франциско крупную партию винтовок, большая часть которой была продана хунхузам в районе залива Посьет. У разбойников, действовавших на территории Уссурийского края, можно было увидеть также старые русские армейские ружья, которые в 1870-х гг. раздавали крестьянам отдаленных селений для самозащиты.

Огнестрельное оружие чаще всего доставалось хунхузами путем покупки, кражи или в виде выкупа. В последнем случае оружие или боевые припасы служили платой за освобождение захваченного заложника. Покупка оружия и боеприпасов обходилась хунхузам столь недешево, что винтовочные патроны иностранного производства, к примеру, именовались на бандитском жаргоне даянами («серебряными долларами»). Стремясь разжиться качественным оружием, хунхузы зачастую пускались на дерзкие авантюры, вроде той, что имела место на посту Груша на 1071-й версте КВЖД в 1902 г. Утром 4 сентября, когда железнодорожные служащие и большинство чинов охранной стражи разошлись по делам, в постовой казарме остались только пять рядовых стражников и группа каменщиков-китайцев, незадолго до этого нанятых на работу. Когда солдаты расположились позавтракать во дворе казармы, несколько рабочих проникли в помещение стражи, захватили стоявшие в пирамиде винтовки и открыли огонь, убив четырех стражников и тяжело ранив пятого. Воспользовавшись поднявшейся суматохой, нападавшие благополучно скрылись вместе с захваченным оружием. Именно винтовки и были целью хунхузов, переодевшихся каменщиками и разыгравших спектакль с наймом на работу…

Уже после Японо-китайской войны 1894–1895 гг. в распоряжение разбойников попало большое количество современного огнестрельного оружия. Следующее крупное «перевооружение» хунхузов относится к периоду Русско-японской войны 1904–1905 гг., когда масса самого разнообразного оружия и снаряжения была подобрана на полях сражений, украдена с тыловых складов обеих враждующих армий и т. п. В Харбине ходили слухи, что некоторые шайки получили в свое распоряжение пулеметы и даже полевые орудия. Это, конечно, было из ряда вон выходящим случаем, однако наличие у крупных хунхузских шаек старых дульнозарядных пушек было, в общем, достаточно обычным делом. Кроме того, функцию «тяжелого вооружения» в хунхузских отрядах призваны были выполнять громадные пищали тайцян и так называемые «ручные пушки» шоупао, стрелявшие примитивными разрывными бомбами. Впрочем, эффективность этого оружия была чрезвычайно низкой.

Характер вооружения шайки зависел от характера ее деятельности. Так, хунхузы, оперировавшие на железной дороге, предпочитали легкое и компактное оружие – револьверы и кинжалы. Садясь в поезд под видом мирных жителей, «братья» легко прятали их в складках традиционной китайской одежды. Шайки, специализировавшиеся на набегах, напротив, особенно ценили современные винтовки армейского образца с большой прицельной дальностью стрельбы. Они были незаменимы как при обстреле объекта нападения, так и при отражении атак преследователей.

Сформированная и вооружившаяся шайка готова была приступить к делу. Каковы же направления деятельности «краснобородых»? Можно сказать, что сфера эта оказывалась тем шире, чем больше сил и средств находилось в распоряжении атамана. Главным занятием хунхузов был, разумеется, разбой. Основными объектами нападений шаек становились путешествующие купцы и чиновники, а также торговые караваны, пересекавшие Маньчжурию во всех направлениях. Крупная шайка численностью несколько сотен человек способна была организовать нападение на целый торговый город. Так, хунхузские шайки нападали на Нючжуан (1866), Нингуту (1874), Дагушань (1875), Хунь-чунь (1878), Бейтуанлинцзы (1885) и несколько раз – на Баянсусу. В самом начале XX столетия город Кайчи подвергся нападению отряда из 500 «краснобородых». Шайка разграбила запасы серебра, угнала всех имевшихся в городе лошадей и захватила в заложники три десятка богатейших местных купцов. 6 октября 1902 г. имел место и вовсе выдающийся случай. К воротам города Бодунэ (современный город Фуюй в провинции Цзилинь) подъехали двое верховых кавказцев, представившихся русскими подданными. Приезжие потребовали от китайской стражи впустить их. Въезд в город был ограничен, так как незадолго до описываемых событий власти получили сведения о шайке, планирующей налет на Бодунэ. Заявление приезжих об их русском подданстве успокоило солдат. Когда ворота были открыты, в Бодунэ немедленно ворвались хунхузы, укрывавшиеся в гаоляне неподалеку. Банда насчитывала в своих рядах ни много ни мало 700 человек! Высланной на подмогу сотне охраны КВЖД пришлось штурмовать злосчастный Бодунэ с помощью двух приданных орудий, а затем выдержать на улицах города настоящее сражение, окончившееся гибелью ПО и пленением 22 бандитов. Семеро пленных оказались кавказцами. Стоит сказать, что это был первый отмеченный случай «смычки» между хунхузами и иностранными уголовниками. Несмотря на жестокое поражение при Бодунэ, налеты «братьев» на города продолжались. Летом 1907 г. банда хунхузов напала на городок Санчакоу, а другая – на город Майхэкайди. 8 сентября 1907 г. крупная банда хунхузов, воспользовавшись временным ослаблением местного гарнизона, произвела нападение на город Омосо.

Примечания

1

Здесь и далее транскрипция китайских имен приводится в соответствии с источником. (Здесь и далее примеч. авт.)

2

Цит. по кн.: Северная Маньчжурия, под ред. П.Н. Меньшикова и др. Харбин, 1916.

3

В некоторых источниках можно найти указание на связь между названием обычая кады и словом кэтоу, обозначающим церемониальный земной поклон.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.