Церковь стояла почти тут – до нее было совсем мало, около пятидесяти шагов. Но вновь ее от улиц отделял забор, и довольно высокий. Фриману надоело искать обходные пути – это оказывалось, мягко говоря, опасно для здоровья. Поэтому нужно было что-то решать. Подумав минуту, Гордон принял решение перепрыгнуть через забор. Нет, конечно он не был мировым чемпионом по прыжкам в высоту, но все было немного проще. Гордон заметил довольно удобный путь. Прямо перед собой он видел большое здание, похожее на завод. По его стене поднимались ступеньки лестницы, которая вела на небольшой балкон. Балкон этот находился почти вплотную к забору – и с него можно было попробовать перепрыгнуть на ту сторону. Прыгать с высоты третьего этажа было очень даже невесело, но другого выхода Гордон не видел. Может, там, на балконе, он увидит путь получше…
      Пройдя по намеченному пути на удивление без происшествий, Фриман ступил на балкон. Подошел к его краю. Посмотрел на забор. Нет. Это нереально – до забора было почти пять метров. Плюс высота. Не получится – здесь он точно шею свернет. Фриман досадливо сплюнул вниз, но даже не успел подумать над другим путем – его окликнул знакомый голос:
      – А, вот и ты, брат!
      Фриман пригляделся – за забором, почти не видный в тени дерева, стоял Григорий, мягко улыбаясь. Гордон почему-то недоверчиво усмехнулся – неужели священник и сейчас его бросит?
      – Самому не верится, но вы правы, – сказал Фриман, опираясь на перила балкона.
      – Ну наконец-то, – облегченно вздохнул Григорий, опуская ружье, – Я сейчас пошлю тебе вагончик. Он будет через минуту!
      И священник быстрым шагом направился вглубь двора, к какому-то большому мотору. Фриман тут же проследил взглядом за тросом, который шел от вала мотора. Трос шел почти к нему, а именно к столбу, который стоял в метре от края крыши. На столбе трос перекидывался через блок и возвращался назад. Фриман, услышав гул мотора, увидел, как со стороны Отца Григория к нему на тросе едет небольшая… тележка, или даже платформа. Усмехнувшись предусмотрительности священника, Гордон приготовился к посадке на эту платформу. Было видно, что мотор у этого механизма был слабенький, от автомобиля, или даже мотоцикла, но платформа ехала довольно быстро. И вот она уже у столба. Сгруппировавшись, Фриман прыгнул. Уцепившись за столб, Гордон уже осторожно перебрался в платформу. Отыскав на столбе какую-то кнопку, Гордон запустил обратный ход. Платформа пошла назад, но уже не так, как раньше. Мотор с громким ревом надрывался, и Гордон ехал очень медленно. Фриман, уже мысленно готовившийся к встрече, вдруг краем уха услышал какой-то стук. Он не обратил на это внимания – и зря. Через секунду откуда-то сверху прямо на борт платформы прыгнул "быстрый" зомби. Гордон закричал, отпрянув назад и при этом чуть не сорвавшись вниз. Зомби яростно зарычал и начал подтягиваться на краю платформы. Фриман вскинул ружье и выстрелил, но перерожденец, вовремя почуяв опасность, нырнул за борт платформы, и пуля Гордона влетела в доски бортика. Молниеносно вынырнув из-за борта, перерожденец одним мощным прыжком влез в едущую платформу с яростным желанием добить добычу, которую он упустил тогда на крыше. Фриман, сжавшись от ужаса, быстро выпустил почти вупор три заряда – и ружье смолкло. Зомби, уже вставший над Фриманом, неловко дернулся и замертво свалился на пол. Фриман с облегчением осел на пол вместе с ним, пнув иссохшие кости трупа. Но покой длился всего секунду – тут же с яростным рыком на борт платформы откуда-то спрыгнул еще один перерожденец. Фриман, дернувшись, вскинул ствол, но ружье снова щелкнуло пустым затвором. Перерожденец, уже ожидавший выстрела и увидев, что жертва все же беззащитна, встал на задние ноги и сделал шаг к Фриману. Гордон вскрикнул и, подавив отвращение, сорвал с пояса монтировку. Он ударил по зомби монтировкой, но тот с нечеловеческим проворством увернулся. Зарычав еще яростнее, он занес когти для удара. Фриман уже мысленно попрощался с жизнью. И вдруг хлесткий выстрел сорвал зомби с платформы, и перерожденец, брызнув кровью, улетел в темную улицу. Фриман ошеломленно повернул голову – Отец Григорий вновь поднял ружье и, похоже, даже прошептал: "Позволь отдать тебя Светлейшему Свету".
      Фриман как можно быстрее выпрыгнул из платформы, когда та была в двух метрах от земли. Ему ох как не хотелось дожидаться конца этой "поездки", хотя он и был уже за высоким забором, обвитом колючей проволокой. Встав на ноги, Фриман повернул голову и уже рядом увидел Отца Григория. Наконец-то рядом. И их не разделяла улица, или костер с горящими на нем телами. Фриман приветственно кивнул ему и подошел ближе. Здесь светил одинокий фонарь, и Гордон впервые смог рассмотреть лицо священника получше. Черная короткая борода и усы, почти как у самого Фримана, орлиный нос, добрые, но горящие каким-то странным блеском глаза. Крест, висящий на груди. Грязная, оборванная одежда. И вечное ружье в руках.
      – Приветствую тебя, брат! – немного торжественно произнес Григорий, гостеприимно поводя рукой, – Наконец мы встретились.
      Фриман уже немного привык к этой манере речи Отца Григория, и поэтому тоже сказал:
      – Здравствуйте и вы! Да, ну и пришлось мне за вами побегать… А ведь здесь пять минут – как пять часов…
      – Ты это верно подметил, – ухмыльнулся священник, – Ты меня впечатлил, брат!
      – Чем же? – несколько с опаской поинтересовался Гордон, вспоминая сложность этого человека.
      – Ты прошел там, где еще никому не удавалось пройти, – медленно проговорил Григорий, словно уносясь в свои воспоминания, – Немногие пытались. Это место стало проклятым. Теперь сюда не ходят…
      Фриман помолчал, понимая, что Григорий прав. Ведь Гордон как-то прошел по этому городу, испытав дикий страх и жуткую боль, но прошел. А ведь могли и другие. И не в одиночку, а вместе. Очистить это место, возродить… Но никто не решился. Да оно и понятно. Гордон, если бы знал, что его ждет здесь, тоже бы не решился…
      – Я предупреждал тебя, чтобы ты сам не попался в мои ловушки… – как-то туманно произнес Отец Григорий.
      – Да, я заметил несколько, – сказал Фриман, и прибавил с уважением, – Вы здорово потрудились над ними.
      Григорий вздохнул. Фриман показалось, что в глазах священника впервые нет этого безумного огонька. Просто обычная тоска и воспоминания…
      – Мои ловушки, – усмехнулся Григорий, – Дело рук человека, у которого раньше было сколь угодно времени, которое теперь он тратит лишь на то, чтобы остаться на этом свете…
      Фриман посмотрел на его измученное лицо. Сколько всего он здесь видел, сколько пережил? И при этом не потерял веру, не потерял желания жить…
      – Ну да ладно, – вдруг сказал Григорий, – Что это мы все болтаем? Ты, наверное, голоден, брат?
      – Да, немного, – Гордон вдруг ощутил, что его желудок совсем и очень давно пуст.
      – Ну, тогда прошу к столу, – улыбнулся Григорий, жестом приглашая Гордона на веранду какого-то церковного здания.
      Фриман принял приглашения, хотя и много чувств боролись внутри него. С одной стороны, очень хотелось есть. С другой – для трапез, мягко говоря, было не самое подходящее время. И к тому же, Гордон все время поглядывал на Григория. Сейчас он казался вполне нормальным. Измученным, много повидавшим священником, но все же он казался человеком в здравом рассудке. Но Гордон видел его. Там, на улицах. И этого не забыть. Он видел его странные ловушки, он слышал этот смех, это дикое яростное веселье при виде очередного перерожденца… Но все же чувство голода перебороло все остальные. Они поднялись на освещенную одинокой лампочкой веранду. Там уже стоял стол и три стула. На столе стояла какая-то засаленная бутылка, по-видимому, пустая. Рядом лежала потрепанная Библия. Фриман неловко остановился. Григорий, положив на стул ружье, взглядом показал на второй стул.
      – Садись, брат! Я сейчас, – и он вошел в дом, оставив Гордона у стола.
      Фриман скинул с плеча автомат и гравипушку и положил их на пол, рядом с собой. Туда же отправилось и его ружье. Фриман опустился на стул, вдруг почувствовав дикую усталость. Немного расслабившись, насколько это позволяли голоса зомби из города, Гордон глянул на обиталище священника. Дверь за ним уже медленно закрывалась, и все же Фриман успел увидеть часть комнаты. Он увидел большое распятие на стене, стопку потрепанных и старых книг на полу, какие-то коробочки (похоже, от патронов) и грязный матрас, прикрытый рваным одеялом. Кровати не было.
      Через минуту на веранде снова появился Григорий. В руках он уже нес дымящийся котелок и две миски. Это все стразу перекочевало на стол. Священник убрал со стола бутылку с какой-то русской надписью, и поставил на ее место такую же, только полную. Вскоре на столе появился горячий чайник и две погнутые жестяные кружки. Григорий быстро разлил по мискам содержимое котелка и, наконец, присел за стол.
      – Ну что, брат, не заскучал без меня? – поинтересовался священник, беря ложку.
      – Немного, – признался Гордон, – Здесь… здесь чувствуешь себя одиноким, как нигде больше.
      – Зря ты так, – вдруг сказал Григорий, прихлебывая суп, в котором плавали кусочки мяса, – Я здесь не один. Со мной есть моя паства, метущиеся души, нуждающиеся в спасении.
      Гордон неловко застыл, не ожидая таких слов. Похоже, его опасения были не напрасны.
      – Нет, я хотел сказать… – Фриман захотел переменить тему, но не получилось.
      – Здесь много работы для меня, – сказал Григорий, вупор глядя на Гордона, – Ведь им никто не поможет, кроме меня. Они так и будут мучаться, пока я не упокою их.
      Фриман сглотнул суп, который оказался довольно неплохим. Это было не нормально, неправильно, но он понимал этого человека. Ведь у него были точь-в-точь такие же мысли там, на этих черных улицах, носящих на себе этих несчастных, страдающих и после смерти.
      – Я здесь занят тем, для чего и стал священником, и рад этому, – довольно весело сказал Григорий, но Гордону все же показалось, что в этих словах мелькнула боль, – Вот и ты, брат, нуждался в помощи. Я постарался помочь.
      – Я вам очень благодарен, – сказал Гордон и вдруг понял, что от этой темы все равно не уйти.
 
И поэтому спросил:
 
      – Отец Григорий, а почему вы делаете все это?
      – Что – это? – нахмурился Григорий, снова пробуя суп.
      – Ну, все это. Я видел в городе страшные веши, – Гордон даже на миг забыл про ароматную еду в миске, – Но видел и еще кое-что. Еще страшнее. И это сделали вы. Зачем? Скажите, зачем все эти трупы… все эти тела, подвешенные за головы? Разделанные зомби… Труп на электрощите, костер с телами людей…
      Гордон остановился, вдруг поняв, что сказал слишком много. Если этот человек и вправду настолько безумен, то он сейчас может прийти в бешенство. Но Григорий спокойно хлебнул супа и снисходительно посмотрел на Фримана.
      – Я понял тебя, брат, – спокойно сказал он, – Я знал, что ты не поймешь этого. Но я и не навязывал это тебе. Но разве ты не понимаешь, что мои братья, которых забрал Дьявол, могут убить меня, сами того не желая? Они могут прийти каждую секунду и сделать меня подобным им.
      – Я понимаю, – горячо заверил Гордон, которому вдруг стало стыдно, – Но… трупы…
      – А что – трупы? – спросил Григорий, – Это ведь тела. Тела душ, которые ушли в лучший мир, в царство Господа нашего. Остались тела, но тела – лишь тлен. Душа бессмертна в вечности, а тело рассыплется прахом через год-два. И те, кто уже покинул это место, оставляют тела здесь, чтобы дать мне этим свою последнюю помощь…
      Григорий жестом попросил Гордона доедать суп, а сам, сделав паузу, привстал и откупорил бутылку. И, разливая ее прозрачное содержимое по кружкам, продолжил:
      – Трупы – это то единственное, чем Дьявол приманивает перерожденных людей. И я использую это. Ведь эти ловушки срабатывают. И за что же меня ты судишь, брат? За то, что спасаю себе жизнь? За то, что пользуюсь тем, чем могу? За то, что освобождаю моих братьев от адских мук?
      Фриман молчал, не зная, что ответить. Он чувствовал, что это неправильно, но все же этот священник прав. Он все делал правильно. Но…
      – Но скажите тогда мне еще одну вещь, – Гордон придвинул к себе подозрительно пахнущую кружку, – Я был в каком-то здании, скорее всего, в бывшей столовой. Я видел там… на столах… Да вы и сами знаете.
      – Знаю, – легко согласился Григорий, – Я понимаю, это смутило тебя. Но смятение – опасно, ибо оно порождает мать греха – сомнение. Я не смогу объяснить тебе этого… Скажем так, я пытался вырвать души своих братьев из рук Дьявола. У меня не получилось.
      Они помолчали. Фриман молчал, обдумывая услышанное. И решительно ничего не понимал. Григорий вдруг взял свою кружку и посмотрел на мрачный город.
      – За спасение ваших душ, братья, – сказал он и одним махом осушил кружку, шумно выдохнув.
      Фриман, поняв, что сейчас не может обособляться, тоже хлебнул из кружки… И тут же поперхнулся, подавив огонь в горле. Неужели это…
      – Это что, водка? – тупо спросил Гордон, отдышавшись.
      – А что же еще? – с насмешкой посмотрел на него Григорий, – Пей давай. Согреешься.
      Гордон покачал головой и отодвинул от себя кружку, в которой плескались остатки напитка.
      – Я не могу сейчас, – довольно неловко произнес он, – В другой раз – обязательно, но… Поймите…
      – Ха! – Григорий закрыл бутылку и отставил кружку, – А зря. Алкоголь они не переносят, – и он кивнул в сторону города, – Даже запах.
      Фриман удивленно поднял брови, но все же не сдался. И с двойным энтузиазмом набросился на суп, быстро доев его до конца. С наслаждением съев кусочки мяса, он вдруг заинтересовано глянул на Отца Григория.
      – А из чего этот суп? Ведь продуктов, как я понимаю, здесь не продают?
 
Григорий встал, и в его глазах снова мелькнул веселый огонек.
 
      – Из хэдкрабов, из чего же еще? – спокойно ответил он, убирая котел.
      Гордон резко закашлялся, его глаза расширились от неожиданности и отвращения. Застонав, он поморщился и злобно глянул на священника.
      – Это вы что, так шутите? – спросил он сдавленным голосом, чувствуя, что суп просится наружу.
      – Нет, брат. Я сказал правду. Что тебя так напугало? Тебе ведь понравился вкус? Этих существ вполне можно есть, если проварить пять часов на медленном огне, давая воде с ядом выкипеть. А попробовал бы ты из них жаркое!
      – Нет, спасибо, – проворчал Гордон, резко вставая.
      – Я уже долго питаюсь лишь этим, и, как видишь, жив пока, – обнадеживающе сказал Григорий, подхватывая со стула ружье.
      Фриман, стараясь не думать о том, что он только что ел, оглядел церковный двор. Григорий словно прочел его мысли:
      – Мне думается, что тебе не хочется больше оставаться в Рэвенхольме, – сказал Отец Григорий.
      – Вы правы, – усмехнулся Гордон, – Я это почувствовал сразу, как оказался в этом городе.
      – Ну, а по сему, – Григорий кивнул на тропинку за церковью, – Пойдем, я покажу тебе выход через старые шахты.
      – Ну что ж, пойдемте, – и Гордон снова взял все свое вооружение.
      – Следуй за мной, брат. Но ступай осторожнее, – Григорий понизил голос, – Ибо это – священная земля.
      И он тут же быстрым шагом направился по тропинке, Фриману пришлось догонять его. Нагнав его, Гордон с надеждой спросил:
      – Но вы-то пойдете со мной?
      Григорий долго молчал, прежде чем ответить. Фриману вдруг стало его жалко. Он сейчас боролся, боролся с самим собой.
      – Нет, – медленно сказал Отец Григорий, – Я не уйду.
      – Но почему? – Гордон не поверил ушам.
 
Но Григорий даже приостановился и мягко поглядел на Фримана.
 
      – Я остаюсь. Пастух всегда должен оставаться со своим стадом, – Григорий усмехнулся, – Особенно, если оно стало непослушным.
      И он снова пошел быстрее. Дорога вела через какие-то поросшие мхом и травой скалы и валуны, скатившиеся с холмов. Все было спокойно. Они шли, и Гордон заметил, что небо начало светлеть. Неужели эта вечная ночь скоро кончится?
      Ответом на это немой вопрос были тихий рев и ритмичный стук ног по земле. Фриман вдруг заметил мелькнувшую сверху, на скалах тень. Вторую, треть… Вскинув ружье, Фриман выстрелил в бегущего сверху зомби. Дробь оторвала на бегу перерожденцу ногу, и он, с жутким воем покатился вниз. На землю он упал уже бесформенным сучком гнили, и тут раздался второй выстрел – стрелял Григорий.
      – Покойся с миром, дитя! – крикнул Григорий, уже целясь в следующего перерожденца, – Брат! Держись ближе ко мне!..
 
…
…Хедкрабы уже давно заметили это место. Настоящее сокровище – оно выдавало себя по чудесному и манящему запаху, исходящему из-под крестов и плит. Это место захоронений было очень старым – но в последнее время здесь похоронили много свежих тел. Многие из хедкрабов потянулись сюда еще с первых дней, как они оказались здесь. Это место манило всех – еще бы, здесь всем хватит добычи. Уже неделю назад первые хедкрабы пришли сюда, к холмикам и крестам над ними. Но появилась проблема – тела людей, пахнущие так соблазнительно, находились под землей. Что ж, пришлось копать, благо ноги у этих существ хорошо приспособлены к рытью нор. И вот, сегодня почти все добрались до желанной цели. Процесс освоени я тел продолжался совсем недолго, когда хедкрабы услышали совсем близкие выстрелы. Похоже, пора.

Тела задвигались в гробах, выросшие мышцы натянулись, ломая отсыревшие крышки гробов. Никто не видел этого, но в черноте ночи на многих могилах зашевелилась земля, и из них вылезали когтистые, изуродованные руки…
…
…Фриман быстро побежал к Григорию, но вдруг прямо сверху спрыгнул зомби, преградив Фриману дорогу. Вскрикнув, Гордон поспешно выстрели, но промахнулся. Зомби со страшным ревом кинулся на Гордона. Фриман, судорожно передергивающий затвор уже видел его совсем близко, как вдруг, когда ходячий мертвец был уже в метре от него, его хребет переломила порция дроби. Гордон ощутил, как отдельные дробинки, пролетев через голые ребра перерожденца, прыснули по его скафандру, но броня сдержала их. Зомби упал, и Гордон благодарно кивнул Григорию. Отдышавшись, он подбежал к священнику, который зорко оглядывал холмы – но никого не было. Сохраняя то самое выражение лица, которое не раз пугало Гордона, Григорий пошел дальше по тропинке. Фриман, поежившись, тоже пошел за ним, опасливо оглядываясь. За время ужина у священника он уже совсем позабыл настоящее лицо смерти…
И оно явило себя. Фриман и Отец Григорий подходили к небольшой равнине, зажатой между довольно высоких скал. Фриман еще издали различил в сумерках очертания крестов, но думал, что ему лишь показалось. Но это на самом деле было кладбище. Старое и величественно-ужасное. За мощной чугунной оградой стояли покосившиеся мраморные кресты и гранитные плиты. Зловеще высились над ними столбы двойных могил и обветшалые, но грозные памятники склепов. В сумерках, в тени голых, черных и скрюченных деревьев поднимались старые, местами осыпавшиеся кресты со тершимися надписями, из которых можно было различить лишь глубокое R.I.P. Последнее пристанище мертвых уходило далеко на холм, наверх, где покосившиеся кресты нависали над могилами. Здесь всегда стояла зловещая и гнетущая тишина, нарушаемая иногда лишь хлопаньем крыльев вороны, перелетающей с креста на плиту.
Гордон содрогнулся, входя в эти ворота. Он первым почувствовал неладное. В густых сумерках казалось, что какие-то черные тени, перемещаются в глубине кладбища, между крестами. Словно родственники умерших, пришедшие поплакать на могилы и вспомнить своих близких, гниющих теперь в земле. Словно покойники, восставшие из-под земли, чтобы забрать с собой на тот свет то, что им причитается… Фриман думал, что это ему кажется, но вот послышались и нестройные шаги. Григорий остановился, вглядываясь в черноту кладбища. В звенящей и тяжелой тишине нестройные шаги звучали, как предсмертный гимн. Тени подходили все ближе. Фриман покрылся потом. Не раз в детстве он пугался, слушая страшные истории про мертвецов, восставших из могил. Сейчас эти страхи вновь пришли и прочно засели в сознании. Нет, не может быть…
Из глубины кладбища выходили жуткие создания. Ноги переставляются неуверенно, руки напряженно дрожали. На телах – изорванная, прогнившая одежда, вся в комьях земли. Синюшная, иссохшая кожа, на которой уже вздулись первые язвы. Разошедшиеся, словно треснувшие животы… Белые черви, извивающиеся между костями ног. И хедкрабы на головах.
Фриман замер. Никогда в жизни он не испытывал такого ужаса. Не может быть… Нет!!! Они не могли… Как хедкрабы пробрались в могилы?! Как сумели поднять этих давно ушедших людей?! Гордон почувствовал, что дрожит всем телом. Что в его голове происходит что-то невообразимое. Что рассудок уплывает, вытекает из его головы, оставляя лишь черную зияющую рану… Гордон отказывался верить в это, но они шли. Они шли, и подходили все ближе, хрипя через прогнившие связки. Каково этим мертвым сейчас? Если бы Фриман задумался бы об этом, он бы тоже стал безумен.
 
      – Целься в голову! – зловеще прошептал Григорий, вскидывая винтовку.
      Гордон стоял и смотрел, как поднявшиеся из земли мертвецы шли, шли к нему… Такое зрелище было выше его рассудка. Они шли, и влажная земля с их тел комьями сыпалась вниз, обнажая гниющее мясо, заполненное червями и слизью…
      Первый выстрел разнес прогнившему мертвецу грудную клетку. О его упавшее тело споткнулись еще двое мертвых и, повалившись на землю, уже не встали. Григорий стрелял и стрелял, потихоньку отходя в сторону, к проходу между могилами. Мертвецы падали, пули отрывали сгнившие руки и ноги, но они все шли и шли… Гордон, очнувшись от ступора, но не от страха, вскинул ружье и тоже выстрелил. Кажется, промахнулся. Священник стрелял, отходя все глубже.
      – Сюда, брат! Быстрее!
      Фриман кинулся к нему, подальше от этих… Подбегая к Григорию, он надеялся, что зомби отстали, но священник снова выстрелил.
      – Освободи душу, дитя! – прошептал Григорий, упокоив еще одного мертвеца.
      Фриман встал вместе с ним и они, отстреливаясь, медленно отступали вглубь кладбища, в лабиринт крестов. Гордон в паническом ужасе вдруг заметил, что сгорбленные и неуверенные фигуры потянулись к ним уде и из другой стороны. Они шли, неуверенно, но шли. Некоторые из них, те, что сгнили окончательно, разваливались прямо на ходу, но, даже переломившись пополам, продолжали ползти на руках к двум живым на этом пиршестве смерти. Фриман сделал пару выстрелов по ним, но остановить такое количество мертвецов он не мог.
      – Да прибудет с тобой Светлейший Свет! – Григорий упокоил еще одну душу.
      Фриман медленно отступал вслед за ним. Григорий, вдруг прекратив огонь, взобрался на постамент давно развалившегося памятника. Фриман подбежал к нему и тоже залез тужа же. Григорий, словно не замечая Гордона, вдруг рассмеялся в яростном веселье. И выстрелил по подступающим мертвецам. Гордон содрогнулся от этого смеха, но еще больший ужас ощутил, когда посмотрел по сторонам.
      Мертвые шли отовсюду. Они ковыляли со всех сторон, натыкаясь на кресты и друг на друга, они все шли к постаменту. Фриман вдруг дрогнул – он увидел, как слева от него могильная земля зашевелилась, словно ее кто-то поднимал изнутри. И из вздувающегося холмика показались полусгнившие руки… Фриман отчаянно выстрелил по шевелящейся могиле, и тут же заметил, как в другой стороны тяжелая, двухтонная могильная плита отодвигается – мертвец уже ворочался внутри, пытаясь найти выход. Не выдержав такого зрелища, Гордон вскрикнул, и встретил лишь азартный взгляд Григория.
      – Позволь мне оборвать мучения! – пробормотал Григорий, снося череп подошедшему близко мертвецу.
      Фриман дрожащими руками еле успевал наводить ружье – мертвые подобрались уде совсем близко. Гордон застонал и зажмурился, словно в кошмарном сне, надеясь, что он проснется. Но мерзкий хруст и чавканье со всех сторон не исчезли. И Гордон, открыв глаза, отчаянно открыл огонь по мертвым.
      Вдруг Григорий сорвался с места и кинулся к небольшому склепу, чернеющему в глубине кладбища. Фриман, спотыкаясь о мертвых, кинулся за ним, бешено оглядываясь – их зажали в тесное кольцо. Словно все мертвецы мира пришли за ними, чтобы не дать им увидеть солнце еще хотя бы раз… Отец Григорий подбежал к мрачному домику склепа и встал на могильную плиту. Пока Фриман в нечеловеческом страхе отстреливался от восставших из могил людей, Григорий нагнулся к какому-то невесть откуда тут взявшемуся механизму. Потянув за рычаг, он включил маленький двигатель, на шум которого уже совсем потерявший голову Фриман чуть не ответил выстрелом. Но, увидев это, Гордон даже на миг отвернулся от подступающей армии зомби. Трос, тянувшийся от механизма и перекинутый через метку дерева над забором, натянулся, и часть забора вместе с торосом поднялась.
      – Скорее, пока я держу ворота! – крик Григория ударил по ушам Гордона.
      Фриман, выстрелив в толку гниющих тел, метнулся к "воротам" и полез под ним. И тут же они опустились. Гордон оказался за оградой кладбища. Но он этого почти не заметил. Прижавшись к решетке, он снова начал стрелять по мертвецам, пробирающимся к Григорию между крестами и плитами. Под прикрытием огня Фриман Григорий, пригнувшись, подбежал к забору. Распрямился и, улыбнувшись, развел руками.
      – Ну что ж, – сказал он, с доброй улыбкой глядя а Фримана, – Прощай, брат!
      Фриман замер, осознав, что патроны кончились. Он посмотрел на священника, за спиной которого шагали мертвые. Он смотрел в это лицо, словно видел его в первый раз. Он глядел в эти глаза и видел, что пережил этот человек. Он видел его душу, его сердце, которое, несмотря ни на что, было добрым. Да, этот человек был безумцем, но Фриман искренне пожелал бы всем такого безумия. Отец Григорий сумел увидеть добро и Свет даже в этих беспощадных и несчастных существах, сумел понять их страдания и отдавал свою жизнь ради них. Он жил, чтобы обрели покой эти мученики. Этот священник сохранил веру в Свет и Бога даже в земном Аду, и продолжал свято верить в это. Фриман бы преклонил колени перед ним, если бы не…
      – Боюсь, – снова заговорил Григорий, – Что я отправляю тебя в куда более Темное место, чем это. Так пусть Светлейший Свет указывает тебе там дорогу, брат!
      Гордон посмотрел в эти глаза. Он не видел ничего – ни тьмы, ни мертвых, подошедших совсем близко, ни крестов, и смерти. Но видел лишь этого поистине Великого Человека.
      – Отец Григорий, – выдавил он, – Пойдем… Пойдем со мной!
 
Григорий улыбнулся и покачал головой. Поднял ружье.
 
      – Иди. И да спасется твоя душа!
      И священник отвернулся. С яростным смехом он, увернувшись от удара зомби, отбежал назад, к склепу и встал там. Фриман успел заметить, как его окружила толпа перерожденцев, стонущая и зловонная. Раздались выстрелы и смех. И снова – выстрелы. Фриман, отвернувшись, с дрогнувшим сердцем пошел в черный туннель шахты. И сзади еще долго слышались выстрелы и смех священника. А потом пропали все звуки – шахта ушла глубоко под землю…
 
…
Фриман шел по темному коридору, погруженный в невеселые мысли. Уныло, опустив ружье, он шел по туннелю, который уже начал подниматься. Если бы Фриман еще мог плакать, он бы сейчас заплакал. И стены туннеля эхом повторили бы этот стон тысячей голосов, которые бы никто никогда не услышал…
Гордон шел, растворившись в этой темноте. И вдруг он слабо поднял взгляд. Впереди ярким маревом брезжил свет…
 
 
Глава 7
Дорога 17
Фриман все еще не мог поверить этому, но он оказался под голубым утренним небом. Неудачливый ученый вышел из шахты, морщась от света, кажущегося теперь таким резким и ярким. Гордон чувствовал, будто он, после долгой жизни в темноте, вдруг увидел ослепительный свет. Фриман, зажмурившись, сделал несколько шагов вперед и, опершись на скалу шахты, сполз вниз. Солнце, которое он уже не надеялся никогда увидеть, ослепило, хотя оно и было закрыто слоем серых испарений, висящих над городом. Но сейчас этот воздух казался нектаром после трупного смрада Рэвенхольма. Этот воздух резко ударил в нос, и у Гордона закружилась голова. Но, несмотря на это, он почувствовал какую-то застенчивую, робкую радость. Неужели все закончилось? Неужели он все-таки дожил до этого утра? Гордон слабо повернул голову и еще раз глубоко вдохнул этот воздух. Почувствовал утренний ветерок, перебирающий его волосы. Ощутил легкое тепло солнечного света. И слабо улыбнулся.
Несмотря на то, что ему хотелось так и сидеть целую вечность, наслаждаясь почти свежим воздухом и солнцем, Гордон все же понимал, что этот мнимый конец – это еще далеко не конец. Ведь он – неизвестно где, может быть, очень далеко от Сити 17. И, как всегда, один, наедине с открытым сезоном охоты на Свободного Человека. И, хотя это чувство было уже привычным, а ощущение вечного риска стало почти частью его души, Фриман понимал, что пренебрегать им не стоит. Цитадель все еще стоит. Альянс все еще существует. Война, жесточайшая в истории, все еще идет. Гордон, пересилив себя, открыл глаза, чтобы они привыкли к свету. И уже через минуту он смог рассмотреть, где находится.
Первое, что он понял – он, оказывается, очень недалеко от города. Более того, в его индустриальной зоне. Фриман снова, как и в первые минуты своего пребывания в Сити 17, оказался на железной дороге. Прямо перед ним, в пяти шагах, на рельсах стояли ржавые цистерны и пара грузовых вагонов, уходящие в туннель. Сзади – дупло шахты. Слева – темный железнодорожный туннель, справа – рельсы, уходящие под мост-арку. Фриман, уже привыкнув к свету тусклого солнца, увидел за стеной складских помещений пару высотных жилых домов. Хотя эти здания сейчас скорее всего были заброшены, но было видно, что когда-то они были элитными пятнадцатиэтажками европейского типа.
Гордон поднялся на ноги, еще раз ощутив ветерок. Вздрогнул, услышав резкий шорох за спиной – оттуда, из сухих кустов вылетела ободранная ворона. Гордон покачал головой. Конечно, "Черная Месса" не прошла для него даром, и он это место будет помнить по своего последнего часа. Но и Рэвенхольм подбросил в этот черный костер своих дров. Фриман усмехнулся, наблюдая за улетающей птицей. Так и по какой-нибудь сердечной болезни недалеко.