К гробу, усыпанному подснежниками и первыми лесными цветами, подходит комиссар Дикан.
      - Товарищи! Сегодня мы хороним нашего боевого друга, коммуниста, любимца партизан и населения, - голос Игната Максимовича дрогнул. - Он вел нас верной дорогой, с ним мы побеждали. Отомстим же за его смерть проклятым фашистам!
      Один за другим подходят к гробу командиры и комиссары отрядов, партизаны. Боль утраты сжимает горло, сковывает губы.
      Сотни партизанских винтовок, карабинов и автоматов дали троекратный прощальный салют...
      ВМЕСТО ЭПИЛОГА
      1
      Наш путь лежит от бывшей партизанской деревушки Хвощ до Озерщины крупного населенного пункта в Речицком районе, известного своим народным хором. Вот уже пятый день мы в дороге. Мы - это Карп Михайлович Драчев, Филипп Карпович Антонов, ученики Кормянской школы-интерната и я, их директор. Автобусы то пылят проселком, то ныряют в лесную прохладу.
      Недалеко за Хвощом (теперь это поселок Партизанский), у дороги, что ведет к бывшему партизанскому лагерю, стоит обелиск. Возле него делаем остановку. Красивое место. На солнечной полянке россыпи земляники. К дороге подступает черничник.
      Лесные лакомства сегодня не манят моих воспитанников. Они столпились возле Карпа Михайловича и Филиппа Карповича у самого обелиска. На камне высечено золотом: "Здесь, в этом лесу, в период Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. дислоцировались 10-я Журавичская партизанская бригада и Журавичский подпольный райком КП(б)Б".
      У многих походные дневники. Время от времени дети делают пометки в них, некоторые срисовывают обелиск. Все внимательно слушают Карпа Михайловича. А он не может спокойно рассказывать. То гневно дрожит его голос, то на глаза навертывается слеза. Ребята делают записи в своих дневниках. Записывают итоги боевой деятельности партизан 10-й Журавичской:
      "Спущено под откос немецких эшелонов - 190.
      Подорвано паровозов - 198.
      Уничтожено вагонов, платформ, цистерн - 2104.
      На платформах взорванных эшелонов уничтожено танков и бронемашин - 133.
      Разгромлено фашистских гарнизонов и управ - 96.
      Уничтожено телеграфно-телефонной связи - 273 километра.
      Подорвано мостов - 276.
      Во время "рельсовой войны" перебито железнодорожных рельсов - 2896.
      Партизаны диверсионных групп сожгли 2653 тонны бензина, 2300 тонн сена...
      Отнято у оккупантов и роздано населению 4017 тонн зерна.
      Бригада провела 93 открытых боя.
      В боях и засадах убито 9078 гитлеровских солдат и офицеров".
      За каждой цифрой - тяжелый и опасный труд партизан, подпольщиков, связных. За каждой цифрой - бесстрашие и мужество пяти тысяч двухсот пяти народных мстителей. И тех, кто никогда не носил винтовку, никогда не стрелял в гитлеровцев.
      Вот одна из них. Она тихонько подходит к нам, боясь помешать рассказу бывшего командира отряда, а затем комиссара бригады Карпа Михайловича Драчева. Старенькая кошелка, почти полная ягод, в ее руке. Какое знакомое лицо! Ничего, что оно постарело. Морщинам не скрыть сердечной доброты и приветливого взгляда этой женщины. Такую же кошелку держала тогда, в сорок третьем. И были ягоды в ней, а под ними - хлеб, огурцы, кусочек сала.
      - Да это же Мария Нестеренко! - Карп Михайлович на полуслове обрывает рассказ, и мы торопимся навстречу старой женщине.
      Она узнала нас. Не скрывая радости, старушка смеется и плачет одновременно, ласково прижимая нас к груди, словно родных детей. А мы целуем ее руки, которые подавали нам хлеб, испеченный специально для партизан, подавали криничную воду, перевязывали раны. Многое делали они, женские руки, в те суровые дни.
      Дети обступили нас. Раздается один несмелый вопрос, второй - и потекла непринужденная беседа у обелиска. Вспомнила Мария Степановна Ивана Герасимова, Игоря Савицкого, Семена Скобелева, Матвея Шаройко, Ивана Кудрицкого, Григория Бычинского, Николая Петроченко. Их нет в живых, они погибли в этих лесах.
      Минута молчания, и снова вопросы, теперь уже к Карпу Михайловичу, ко мне, к Филиппу Карповичу. Мы рассказываем, что Журавичский подпольный райком партии к осени 1943 года объединял 201 коммуниста, а райком комсомола - 602 комсомольцев. Из нашей бригады выделилось три отряда - имени Чкалова, имени Кутузова, имени Котовского. Они объединились в 1-ю Буда-Кошелевскую бригаду и расширили свое влияние на соседние районы.
      Тщательно записывают ребята эти факты в свои дневники. И вот уже горнист трубит сбор. Еще не затихло лесное эхо, а длинная цепочка выстроилась у обелиска на Линейку памяти. Бережно ложатся цветы на гранитную плиту. Детские руки застывают в пионерском салюте.
      Рядом с нами - Мария Степановна Нестеренко. Свежий ветер шевелит ее седые волосы. Светлые две слезы вдруг появляются в уголках ее глаз, но тут же прячутся в густой сетке морщин. О ком-то вспомнила она сейчас...
      И вот снова мы у автобусов. Прощаемся.
      2
      Некоторое время ребята едут молча. Увиденное и услышанное овладело сердцем каждого. Дорога тянется через кустарник, затем выходит к широкому разливу пшеницы. Когда-то здесь был болотистый луг, и мы, выпачканные в грязи, ползли и ползли вон к тому мосту. Спички отсырели, никак не поджечь бикфордов шнур. Выручил Максим Автушков. У него всегда был с собой кремень, кресало и трут.
      Но вот наши машины выскакивают на добротную асфальтированную дорогу Довск - Рогачев. С двух сторон над шоссе нависают ветви белоствольных берез, и автобусы катят под зеленым шатром. Жара сменяется приятной прохладой.
      Прошипели шины по длинному мосту. Тому самому, что уничтожали в сорок третьем. Только теперь он из бетона, а не деревянный.
      Снова автобусы ныряют под зеленый березовый навес. Раздается чей-то голос:
      - А куда мы сейчас едем?
      - В деревню Святое, - отвечаю, сам еще занятый далеким прошлым.
      - А кого вы там знаете?
      - Женю Езепова...
      В 1941 году после девяти классов он окончил в Журавичах курсы киномехаников. Началась война, и Женя вместе с военнообязанными пошел на призывной пункт. Военком, уставший от бессонницы и постоянных просьб принять в ряды Красной Армии, сурово сказал:
      - Молод еще. Придешь через полгода...
      Но он добился-таки, чтобы зачислили бойцом истребительного батальона. Рыл вместе со всеми окопы, строил блиндажи, а ночью дежурил на перекрестке дорог, у важных объектов. Однажды Езепов заметил, что незнакомый лейтенант в милицейской форме почему-то часто появляется у хлебопекарни. Задержанный оказался фашистским диверсантом.
      Накануне дня оккупации района отец сказал Жене:
      - Собирайся, сын. Пойдем на восток - со всеми не пропадем.
      Евгений Езепов прошел курсы подрывников, и летом 1942 года вместе с двумя товарищами его отправили во вражеский тыл. Часто выходили на операции. То машину подорвут на шоссе, то повредят телефонную связь. Бывало, по целым дням сидели в засадах, подсчитывали автомашины, идущие к фронту, записывали их номера и знаки.
      В конце 1942 года Женя стал командиром диверсионной группы. Веселого, неустрашимого, его любили партизаны. 17 эшелонов с живой силой и техникой врага спустил он под откос. За очередным долго охотилась группа Езепова. Гитлеровцы усилили охрану дороги Жлобин - Гомель, у насыпи через каждый километр соорудили дзоты с круговым обстрелом. Да и в придорожной полосе сновали дозоры, сидели в засаде фашисты.
      А все-таки партизаны подобрались к полотну, заложили взрывчатку. Через час и 18-й эшелон полетел под откос.
      Диверсионная группа благополучно миновала придорожную полосу, но возле деревни Святое, теперь Кирово, наскочила на фашистскую засаду.
      Командир приказал отходить в лес, а сам схватил у товарища ручной пулемет и залег невдалеке от опушки. Гитлеровцев оказалось много, но патроны через полчаса кончились. Женя разобрал пулемет, разбросал его части. А когда фашистская цепь во весь рост пошла на смельчака, швырнул гранату.
      Езепов сорвал с головы фуражку, сунул в нее последнюю "лимонку", зажал рычаг, выдернул чеку. И только тогда поднялся во весь рост. Оглянулся, вторая цепь фашистов заходила с тыла. В лесу уже не стреляли, значит, ушли товарищи.
      - Не стрелять! - крикнул немецкий офицер. - Взять живым!
      Гитлеровцы уже не бегут, а шагают, настороженно, медленно. Немец в серебристых погонах - чуть впереди цепи.
      Женя рванулся к офицеру.
      - Партизан не сдается живым! - крикнул он.
      В следующий миг сильный взрыв потряс воздух.
      Двенадцать гитлеровцев свалилось на землю. Это было 26 июня 1943 года.
      Обелиск на могиле Евгения Игнатовича Езепова стоит в деревне Кирово Жлобинского района. Имя партизана высечено на мраморной плите памятника в Гомеле на улице Карповича.
      3
      На исходе вторая неделя с тех пор, как я с детьми отправился по местам боевой славы 10-й Журавичской партизанской бригады. Через какой бы лесок ни проезжали, в какую бы деревню ни заглянули - везде остались следы войны.
      В Рисковской лесной даче стоит пятиметровый обелиск. На нем написано: "В этом лесу в период Великой Отечественной войны 27 апреля 1943 года партизаны 265-го партизанского отряда имени Ворошилова 10-й Журавичской бригады провели 14-часовой бой с превосходящими силами фашистских оккупантов. Врагу нанесены большие потери. Партизаны вышли победителями. Партизанам и партизанкам слава!"
      Песчаная дорога ведет наши автобусы через Дедлово, Курганье к центральной усадьбе совхоза "1 Мая". В огромном доме - контора, сельская библиотека, отделение связи, клуб. Напротив административного центра тенистый сквер, его опоясывает крашеный забор. Посреди сквера братская могила с обелиском. Букеты свежих полевых цветов, гвоздики и бессмертника лежат на плите. Мои ребята приносят два венка. Девочки раскладывают лесные и луговые цветы. В этой братской могиле покоится прах нашего комбрига Степана Митрофановича Белых. Его помнят здесь и теперь, о нем рассказывают, как о живом.
      Вместе с комбригом похоронены партизаны Петр Мишин, Федор Сидоренко, Никита Коротаев, Михаил Хромин, Леонид Падунов, Николай Полешков, Антон Толкачев, Павел Шкапаев, Андрей Тульский. Память о них навсегда останется в людских сердцах.
      Волынцы - деревня возле Кормы.
      Командование поручило мне и Евгению Аниськову, помощнику комиссара отряда по комсомолу, сделать "рейд" по северу Кормянского, Журавичского и Пропойского (ныне Славгородского) районов. Эти места вот-вот должны были стать прифронтовой зоной, и требовалось дать инструкции местным комсомольско-молодежным подпольным группам об организации работы в особо сложных условиях. Более двух недель занял опасный путь. Прошли все предполагаемые сроки нашего возвращения в бригаду, а мы не появлялись. Нас уже считали погибшими.
      Но вот в Волынцах мы встретились с Игнатом Максимовичем Диканом. Он сердечно обнял нас. Потом сказал мне:
      - Зайди в шесть вечера в штаб бригады.
      Оказалось, что на это время было назначено заседание бюро Журавичского подпольного райкома комсомола. Поднялся Игнат Максимович:
      - Подпольный райком партии рекомендует Дмитриева на должность второго секретаря подпольного райкома комсомола.
      Я сидел не шевелясь, гордый таким высоким доверием коммунистов.
      Утром связные донесли, что гитлеровцы собираются угнать в Германию молодежь и подростков Журавичского района. Надо было предупредить их через подпольные организации, одновременно разъяснить людям, чтобы прятали хлеб, скрывались от оккупантов, уводили в леса оставшийся скот. Кому же идти на это задание, если не нам с Аниськовым? На данном этапе это было главной задачей райкома комсомола.
      А спустя неделю поздравляли мы Игната Максимовича Дикана с награждением орденом Ленина и присвоением звания генерал-майора.
      Тогда же в штабе бригады я встретил уполномоченного ЦК КП(б)Б, представителя Белорусского штаба партизанского движения Андрея Фомича Ждановича, седого, худощавого человека с умными серыми глазами. Он уже несколько недель координировал действия партизанских сил в северо-восточной части Гомельской области. Вместе с собравшимися в штабном домике командирами, комиссарами послушал его выступление. Андрей Фомич говорил о том, что ЦК нашей партии требует усилить диверсионно-подрывную деятельность, чтобы помочь наступающей Красной Армии, а для этого надо принять в партизанские отряды всех с оружием. Одна из задач - сформировать партийно-советские и хозяйственные аппараты, чтобы с первого же дня освобождения начать восстановление разрушенного гитлеровцами народного хозяйства. Умный и тактичный, приветливый и обаятельный, Андрей Фомич покорил нас своей сердечностью, сделал ясной и четкой перспективу нашей борьбы на заключительном этапе.
      На совещании было объявлено, что Дикан отзывается в Москву. Эта весть омрачила мое настроение. Как же мы будем без Игната Максимовича? Немного отлегло на сердце, когда услышал, что комиссаром 10-й Журавичской бригады назначается опытный, боевой командир Карп Михайлович Драчев.
      Перед тем как закрыть совещание, велели некоторым товарищам, в том числе и мне, задержаться. Я терялся в догадках: для чего?
      А предстояло необычное. Как только части Красной Армии начнут подходить к Сожу, перебраться глубже в тыл к немцам и отыскать часть партизанского отряда имени Чапаева во главе с его командиром М.П.Журавлевым и начальником штаба В.М.Аникиевичем. В этом отряде на меня возлагались обязанности заместителя комиссара по комсомолу и начальника особого отдела. Затем собрать боевые группы, выполнявшие задания, подчинить их 261-му отряду и влиться в 1-ю Буда-Кошелевскую партизанскую бригаду. Этому крупному соединению предстояло в междуречье Сожа и Днепра выполнять задачи, поставленные ЦК КП(б)В и Белорусским штабом партизанского движения, соединиться с Красной Армией только с освобождением Журавичского района.
      Стало быть, остаемся в тылу врага. А все мои товарищи будут ждать прихода Красной Армии на месте.
      4
      Потрескивает небольшой костер на поляне. Дым светлым столбом ползет в вечернее небо. Я сижу чуть в стороне от ребят. Моя истрепанная записная книжка лежит на коленях, Я не пишу. Мысли далеко от этих мест: они в Озерщине, под Речицей. Туда мы только приедем послезавтра. Вспоминаются последние партизанские дни. Были они особенно трудными. Гитлеровцы отступали, и мы дни и ночи лежали в засадах, навязывали бои, делали тридцатикилометровые марш-броски, чтобы уйти от преследования фронтовых частей.
      Вспоминается Илья Павлович Кожар. Невысокого роста, плотный, сдержанный в движениях, серьезный и медлительный в разговоре, он поразил меня железной логикой суждений. Но зато когда улыбался Илья Павлович, он был неотразим в своей красоте. Хотя и одет просто, как все мы: короткий цигейковый полушубок коричневого цвета, гимнастерка под ремнем, растоптанные сапоги, о которых говорят, что "просят каши".
      Врезался в памяти и последний мой партизанский день - 23 ноября 1943 года - день соединения с частями Красной Армии. Крепкие объятия, троекратный, по-русски, поцелуй с казахами, таджиками, сибиряками, москвичами. Тут же, у деревни Озерщина, мы заняли позиции рядом с красноармейцами.
      Вскоре меня вызвали в штаб, и командир соединения партизанских отрядов уполномоченный ЦК КП(б)Б Герой Советского Союза генерал-майор И.П.Кожар выдал мне удостоверение с круглой печатью и за своей подписью. В нем говорилось, что я следую в распоряжение Гомельского обкома партии.
      В те, еще военные дни, я всей душой сошелся с малышами - оборванными, бледными, голодными, однако жадными к знаниям. И я снова стал педагогом.