Первая кровь пущена, ребята сбросят пар и начнут думать: а чего же мы, собственно, натворили? Но Хунта им разобраться не даст, потому что бросит клич: на Штаб, едрёныть! Только охотники — не однородная масса. И, конечно, «Трешка», как самая задумчивая и озабоченная инстинктом самосохранения, выступит против. Мэкс резонно заметит, что за Саймона им ничего не будет, а вот дальше идти не след. Хунта влепит ему пулю между глаз, «Третья» спустит псов и ощетинится стволами. На нее навалится «Вторая» и рядовые из «Первой», которым в спины будет, в свою очередь, стрелять «Четвертая». Правда, «Четверке» придется сначала задавить свое руководство, а это ветераны, их убить трудно. И в тихом углу заляжет Батя с верхушкой «Первой». Будет ловить момент, ждать, чья возьмет, чтобы потом шлепнуть победителя и захватить власть в Школе. Но их из этого угла выкурят и тоже заставят стрелять. В этой драке — мама, мне подумать страшно! — «Третью» и «Четвертую» перебьют целиком, но и из прочих охотников уцелеет, дай бог, половина. Наверняка погибнут все собаки, кроме запертых на псарне. Да и тех прикончат. Рабочую кавказку, оставшуюся без проводника, убить дешевле, чем заново приручить».
      Мастер выжал сцепление и включил задний ход, собираясь отъехать от тротуара. Машины шли мимо сплошным потоком, и в каждом стекле Мастер видел оскаленные черепа будущих тварей. Но раньше будет другое. Мастера передернуло — он почти физически ощутил, каково это будет: два десятка израненных полусумасшедших охотников шатаются по заваленному трупами двору, охрипшими голосами призывая своих собак, уже мертвых. Пороховая гарь во рту, озноб по спине, красный снег под ногами, чье-то тело свисает из окна будки КПП, ты совершенно не представляешь, что теперь делать, — и тут ворота таранным ударом раскрываются настежь, на тебя несется тупое рыло бронетранспортера, и стволы двух пулеметов смотрят прямо тебе в лоб…
      «Их всех убьют!» Мастер до боли сжал челюсти и рывком бросил машину потоку навстречу, подставляя корму шикарной иномарке. Та пискнула неожиданно тонким голоском и начала яростно вытормаживаться, но Мастер уже улетел далеко вперед. «Хорошо ты машину сделал, Горец. Но и тебя убьют. Сам кинешься под пулю. В машинах ты понимаешь отлично, а в людях разбираться так и не научился. Вечно ты их пытаешься разнять во время драки. Нельзя тебе, брат, неумело ты это делаешь. Только мне удается раскидать дерущихся собак, ни разу не попавшись на зуб. То ли они меня не видят в этот момент, то ли считают высшей силой, на которой нельзя срывать злобу. Я, наверное, действительно Мастер собак. Наместник собачьего бога на Земле. А люди… Почему бы и им, собственно, меня не слушаться?»
      Мастер остановился на красный. Слева пристроилась давешняя иномарка, не новый, но ухоженный «БМВ». «Ну, что ж, как говорит Батя, — «общнемся с людями». Два стекла одновременно пошли вниз на электрической тяге.
      — Ты чё, урод, с ума сошел?! - заорала из «БМВ», распаляя себя, раскормленная харя. На заднем сиденье хищно оскалились еще две, третья что-то рычала неразборчиво из-за руля.
      Мастер согласно кивнул.
      — Ты чё мне киваешь, сучара?! - возмутилась харя, брызжа слюной.
      — Я сошел с ума, — объяснил Мастер, опуская голос до хрипа.
      Харя присмотрелась к Мастеру повнимательнее и, видимо, решила не связываться.
      — Убить бы тебя на хер! Бля, попадись мне еще!
      — Убить — нет проблем, — сказал Мастер, доставая из наплечной кобуры пистолет и демонстрируя его харе. Та от неожиданности уронила челюсть. Двое на заднем сиденье дружно упали, водитель благоразумно откинулся назад, скрываясь за пассажиром. Из соседних машин в Мастера тыкали пальцами. Деваться им было некуда, оставалось глазеть.
      Харя подобрала челюсть и прищурилась на пистолет.
      — Тэтэшка, — оценила она. — Китайский. Х…ня. Первый выстрел прицельный, остальные в молоко.
      Мастер помотал головой и убрал пистолет на место.
      — Обижаешь, — сказал он. — Ствол родной. Табельное оружие.
      — Ну да, табельное! — рассмеялась харя. — Слушай, псих! Будет время — заходи в «Конец света». Спросишь Толика, побазарим. Ха! Во народ! — Харя высунулась из окна и посмотрела назад. — Нам же зеленый, а хоть бы кто погудел, шакалы! У всех очко на ноль. Поехали! Шакалы вы, бля! — крикнула водителям харя, чуть не выпадая из резво стартовавшей машины. — Бывай, псих!
      — Пока, — сказал Мастер, уходя под «стрелку» на бульвар. — Я псих. Я сошел с ума. Я самый опасный в мире псих. Да! Еще у меня есть кавказская овчарка… — Он притормозил у обочины и долго изучал, как подрагивают руки, лежащие на руле. «Мне нельзя срываться, иначе все пропало. Я должен беречь себя. Но я больше не могу. Не могу. Это был не спектакль. Я действительно хотел достать оружие — и я его достал. Плохо дело. Так нельзя. Скорее в Школу. Увидеть Карму. И все будет хорошо».
      — Бум! — скомандовал Китаец Джону, и тот легко вспрыгнул на наклонную доску. По буму школьные псы всегда ходили с охотой. Еще они неплохо ползали на брюхе, не боялись лестниц и резво носились по «лабиринту» из старых покрышек. А вот барьеры они терпеть не могли. Хотя легенда гласила, что Джареф однажды, преследуя вкусного пуделя, вскарабкался на двухметровый забор. Но мало ли в Школе легенд.
      На полпути Джону бум надоел, и пес спрыгнул вниз. Китаец вздохнул. В такие моменты он часто ловил себя на желании завести к старости немецкую овчарку. «Чтобы пахала, как робот, и радовалась, что приказывают».
      Оставив позади тренировочную площадку, Китаец углубился в зону выгула. Здесь росли чахлые деревца и облезлые кустики. Вдалеке пара молодых из «Трешки» орудовала лопатами, закапывая в снег отходы собачьей жизнедеятельности. Джон задрал лапу на перекошенную желтую березу. «Бредовая затея, — подумал Китаец. — Но чем черт не шутит». Он остановился в центре зоны.
      — Джонни! — позвал Китаец. И подал команду: — Ищи!
      Джон огляделся вокруг и поднял на Китайца глаза, полные насмешливого презрения: ты тронулся, папа? Что здесь искать? Я-то знаю, что здесь никогда не было ничего толкового. Кошки сюда не ходят, ворон мы разогнали. Мышей съели. Пусто здесь. Даже огрызка вонючего не прикопано.
      — Где, Джонни? — спросил Китаец, изображая на лице волнение. — Где? Ищи!
      Джон склонил голову набок, подумал и снова огляделся. Потом для порядка обнюхал снег у ног Китайца. Потом чуть правее, левее… Поднял голову и посмотрел на хозяина, словно вынося окончательный диагноз: кретин.
      — У-у!!! - сказал Китаец, воздевая к небу сжатые кулаки. — Где, Джонни? Где? Куда пропало? Ищи, Джонни, где? Ищи, где? Где, ищи! А? — бормоча эту шаманскую скороговорку, он постепенно смещался назад, вынуждая Джона двигаться за собой. Наконец пса разобрало любопытство. Или он решил, что с него все равно не слезут, раз уж настолько серьезно взялись. Так или иначе, Джон ткнулся носом в снег и принялся его обследовать со свинячьим похрюкиванием. Китаец шел за собакой. Движение пса внешне казалось совершенно броуновским: вот он увлекся одним следом, прошел по нему, бросил, взял другой, потом битую минуту фыркал над чьей-то меткой. Но зоркий узкий глаз Китайца отмечал главное: если все шараханья собаки наложить на карту и вывести некую среднюю линию, получится расширяющаяся спираль. Кавказская овчарка, собака-акула, тупая машина убийства, работала нижним чутьем не хуже иного спаниеля.
      Мастер заехал в Офис, пробыл там около часа, нежно распрощался с персоналом и вышел на улицу. Недельный снегопад кончился, подмораживало, на вечернем небе проступали звезды. Мастер добрел до машины, открыл незапертую дверь и растолкал сонного Ветра.
      — Я тебя сто раз просил запираться изнутри, — сказал он неприязненно.
      — Виноват, запамятовал, — промычал Ветер, протирая глаза. — Сморило меня. Роскошный тут отопитель.
      — От него можно и угореть, между прочим!
      — Он немецкий, — отмахнулся Ветер. — От него не угоришь. Это тебе не в самоходке…
      — Ты-то откуда знаешь, что в самоходке?
      — Ну… Лебедь рассказывал.
      — Ох, горе луковое… Ладно. Я так понимаю, доложить нечего?
      — Все чисто, — покачал головой Ветер. — Я вел тебя, Лебедь сел на твоего приятеля. Никому вы на хрен не нужны.
      — Fuck! — Мастер трахнул кулаком по баранке. — Не может быть такого!
      Ветер снова покачал головой.
      — Делаем все возможное, — улыбнулся он.
      — Да знаю я! — скривился Мастер. — После того фокуса с техничкой в декабре я просто не знаю, где у вас пределы этого возможного. Я другого понять не могу — как именно за нами следят. Должны ведь!
      — Ты это твердишь уже полгода. И ничего пока не откопал. Маяков нет? Нет. Пеленговать, значит, нечего. Сенс за тобой следить не может, у тебя справка. Может, свыкнешься с мыслью, что ты не такая уж важная персона?
      — Хотелось бы, — сказал Мастер горько. — Но мы будем продолжать.
      — Не возражаю. Давай, поехали.
      — Ты здорово торопишься?
      — Мне работать завтра! Имею я право сегодня интимной жизнью пожить?
      — Нет проблем. — Мастер завел двигатель. — Почему они даже за Таней «хвоста» не пустили, а?
      — Чем занимается муравей, с точки зрения слона? Подумай, Мастер.
      — Некорректное сравнение. — Мастер аккуратно протиснул машину сквозь узкую арку.
      — Как раз корректное. Только не обижайся, ладно? Ты себя чересчур накручиваешь. Это уже смахивает на манию преследования. Пока еще в легкой форме.
      — Тебя бы в мою шкуру…
      — Разве такая большая разница? — спросил Ветер. — У тебя, конечно, другая ответственность. Ты голова, я руки. Но ты меня еще и заставляешь быть филиалом головы. И всех, кто в деле, тоже дергаешь. Так нельзя. Должен быть мозговой центр и исполнители. А у тебя получается Змей Горыныч — на десять голов четыре лапы. Мне, например, тяжело работать, когда башка загружена. Я все время ощущаю, какая опасность нам грозит. И всем нам, и мне конкретно. Это, знаешь ли, производительности труда не способствует…
      — Возможно, я не прав, — согласился Мастер, выруливая на Садовое кольцо. — Но иначе не могу. Если я втравил тебя в авантюру, ты должен с самого начала представлять степень опасности.
      — Хреновый ты старший, — заключил Ветер. — На пиратском корабле ты бы мигом схлопотал «черную метку».
      — На пиратском корабле я бы всех развесил по реям, — мечтательно произнес Мастер. — Ты в курсе, что у них трупаки болтались на такелаже, пока веревка не сгниет?
      — Или пока шея не оторвется. И это правильно. В казни должен быть элемент пролонгации. Когда мертвое тело маячит перед глазами, народ безмолвствует. Так и надо. А то что за дела — повесили и тут же закопали! Может, тогда и вешать смысла нет… Давай, уходи в правый ряд. У следующего перекрестка меня высадишь. Ага, вот здесь. Спасибо. Ну что, начальник, увидимся? Э! Ты чего?
      Мастер разминал пальцами веки, и лицо его страдальчески кривилось. Потом он открыл глаза и заглянул Ветру прямо в душу.
      — Еще два месяца, — попросил Мастер. — Только два месяца. В апреле приступим. Только два месяца. Продержаться. Очень тебя прошу.
      — Да справимся, — пробормотал Ветер смущенно. — Рады стараться, ваше превосходительство. А почему именно в апреле?
      — Раньше не успеем, — вздохнул Мастер. — И нет никакого Змея Горыныча, понял? Никто не обладает даже четвертью от полной информации. Каждый решает узкую задачу. Кому бумажку украсть, кому человечка убить. А мозговой центр — вот, — он приложил ладонь к виску. — И он чертовски устал. И Школа устала. Даже если к весне не все линии сойдутся в один узел, нам все равно придется действовать. Иначе Школа станет неуправляемой и примется стрелять без приказа. Так что суши порох. Опыта штурмовых операций у тебя достаточно. Будешь взводным. Ну, счастливо.
      — Счастливо, — сказал Ветер, пожимая Мастеру руку. — Значит, Штаб?
      — Ну, зачем же Штаб? — улыбнулся Мастер. — Штаб ни в чем не виноват. Это просто группа менеджеров, ничего больше. Нас ждет дичь гораздо крупнее. Пойдем брать интервью у динозавра.
      — Так ты с журфака! — рассмеялся Ветер.
      — Не думал, что это выражение такое знаменитое! — в свою очередь, усмехнулся Мастер. — Ладно, побереги лапшу. То, что я с журфака, ты вычислил, когда увидел нас с Таней рядом. А «интервью у динозавра» — это да… Я в нем участвовал, еще не достигнув окончательной половой зрелости.
      — Но я действительно знаю это выражение! — сказал Ветер. — У меня девчонка знакомая была, она рассказывала… Я-то уверен был, что ты психолог.
      — Да какой я, на фиг, психолог… Я неудачник, — сказал Мастер жестко. — Считай, что у меня комплекс на этой почве. Я вылечусь, когда взорву Техцентр. Кто бы мог подумать, что это дело моей жизни…
      — Техцентр… — прошептал Ветер.
      — Он самый, — кивнул Мастер. — Тебе пора, отец. Я тоже хочу сегодня пожить интимной жизнью.
      — Техцентр! — прошипел Ветер хищно.
 

***

 
      — Ну их к черту!
      Гаршин швырнул в угол пакет со злополучными фотографиями.
      — Не пиши! — сказал он. И стукнул кулаком по столу, будто ставя печать на свой приказ. — Правду мы опубликовать не сможем, потому что просто не знаем, в чем она. Но лепить какую-то чернуху про охоту за привидениями… А вот хрен им!
      Таня молчала. «По городу едет машина с большой красивой собакой. Собака уселась сзади, посередине, внимательно глядя в лобовое стекло. При торможении она каждый раз ныряет вперед, ударяясь грудью о плечо хозяина и тепло дыша ему в ухо. Потом ворочается, отползая на прежнее место. И через минуту снова теряет равновесие. Ее развлекает эта игра. Хозяин смеется и говорит ей, что она очень хорошая. Собака улыбается ему. Они едут в Школу. Неужели это все правда? Неужели я вышла из этой машины четверть часа назад? Он поцеловал меня нежно-нежно. А Карма лизнула в нос. Она меня приняла, как будто с детства со мной знакома. И я уже люблю ее…»
      — Это какой-то подкоп под газету, — бормотал себе под нос Гаршин, не замечая, что его не слушают. — Главный тоже так считает. Он там будет выяснять по своим каналам, в верхах, а я попробую по своим. Это политика, ты понимаешь? Вот дрянь какая!
      «…Машина проезжает ворота, закатывается во двор, сворачивает и останавливается, такая маленькая рядом с огромными черными джипами. Он выходит, откидывает волосы со лба, открывает заднюю дверцу и выпускает Карму. Та деловито осматривается и тут же начинает исследовать свежую желтую метку на сугробе. А он захлопывает дверь и, привычно сунув руки в карманы, идет не спеша ко входу в здание. И, конечно же, кто-то уже торопится ему навстречу, издали громогласно жалуясь или требуя совета. Милый, они такие все смешные ребята у тебя — и все очень на тебя похожи. Такие же напрочь сумасшедшие и очень молодые парни. Ты останавливаешься, тебя догоняет Карма, ты машинально кладешь руку ей на плечо — тебе не нужна опора, ты придерживаешь собаку, чтобы помнила, кто хозяин, и вела себя хорошо…»
      — Ты извини, что мы неделю думали, — говорил Гаршин. — Но, с другой стороны, нужно было принять довольно сложное решение. Ничего, Танечка, забудь это все. Давай сделаем вид, что ничего и не было, ладно?
      «…Вы проходите в вестибюль и шагаете почти в ногу к пульту. Интересно, кто сейчас за ним — может быть, тот узкоглазый парень с потрясающей улыбкой, вдруг иногда озаряющей совершенно бесстрастное лицо. А вот что происходит дальше, я, к сожалению, представить не могу. Но мне так хочется знать… Теперь я понимаю, что хочется. И я верю тебе, милый. Как жаль, что я ничем не могу тебе помочь! Ведь человека, которого ты ищешь, действительно не существует. Но зато я могу любить тебя и быть с тобой и хотя бы немного тебя обогреть. Пусть так. Хотя бы так — а дальше посмотрим. Вдруг что-то вернется? У нас появился шанс. И я счастлива».
      — Все в порядке, начальник, — сказала Таня. — Все получилось очень хорошо.
      Гаршин подался вперед и заглянул ей в глаза.
      — Вижу! — согласился он.
      Мастер приехал в Школу к полудню.
      — Помаду сотри со щеки, — посоветовал Абрам, выбираясь из необъятного багажника «Рэйнджа» с замасленным ведром и невообразимо грязной тряпкой в руках. — Герой-любовник…
      — И еще у меня есть кавказская овчарка, — выдал одну из своих любимых присказок Мастер, проводя ладонью по щеке и открывая заднюю дверь, чтобы выпустить на волю Карму. — Пусть будет помада, пусть ружейное масло, пусть даже синяк. Да, Кармашка? Лишь бы не дырка от пули.
      Карма обнюхала брюки Абрама, встала передними лапами на порог багажного отсека «Рэйнджа», со свистом втянула в себя воздух и начала медленно подтягиваться, собираясь нырнуть внутрь. Из-за машины возник Шериф и тут же сунулся носом ей под хвост. Карма интерес к своей особе проигнорировала, ввинчиваясь в багажник. Свист в ее ноздрях уже перешел в характерное деловитое хрюканье кавказки, взявшей след.
      — Что там у тебя? — поинтересовался Мастер. — Вкусные кошечки?
      — Банку варенья кокнул, — сокрушенно вздохнул Абрам, бросая тряпку на снег. Шериф тут же отстал от Кармы и потянулся к тряпке. — Такая была малина, блин! Мама просто убьет меня, если узнает.
      — Наза-а-д!!! - рявкнул Мастер. Команда сработала мгновенно. Карма задним ходом вывалилась из багажника. Шериф встал как вкопанный и вытаращил глаза на коварную тряпку, оказавшуюся вдруг опасной. Абрам сморщился и поковырял в ухе пальцем. Собаки озадаченно уставились на Мастера.
      — Ко мне! — приказ, хлесткий, как пощечина, сорвал Карму с места и бросил к ноге Мастера.
      — Почему командный голос всегда такой противный? — задумался Абрам, подбирая тряпку и опуская ее в ведро.
      — Чтобы слышно было, — сказал Мастер. — Она же у меня просто больная до сладкого, — объяснил он, кладя руку Карме на плечо и слегка вороша пышную рыжую гриву. — Спокойно могла слизать то, что у тебя там осталось, вместе со всем бензином, маслом и порохом.
      — Ну, не такая уж она и дура, — усомнился Абрам. — Зря ты ее дернул.
      — Конечно, не дура! На хруст обертки от конфет кидается с полусотни метров. Мало ли чего ей в голову взбредет. Не хочу случайностей.
      Абрам вздохнул. «Тяжко Мастеру. Может, личная жизнь у него на какое-то время и наладилась, ну и что? Все равно он по уши в проблемах Школы. И до того напряжен, что уже срывает злобу на собаке. Гадость какая… От кого угодно я этого ждал, только не от Мастера. Значит, он все еще не нашел выход из тупика, в который мы уперлись».
      Мастер сунул в зубы сигарету, наклонил голову, прикуривая, выпустил дым и вдруг хитро глянул на Абрама из-под челки серым глазом.
      — Думаешь, срываюсь? — спросил он ехидно.
      Абрам поежился.
      — Догадался, сволочь! — процитировал он Булгакова. — Всегда был смышлен…
      — Когда мне было шестнадцать лет, — сказал Мастер, выпрямляясь и роняя зажигалку в карман, — я баловался литературным творчеством. Возомнил себя писателем и вовсю портил бумагу. Но вряд ли это что-то значило. Тот, кто выдумал мою кличку, просто знал, что у меня безумный роман с девочкой по имени Рита. Маргарита. Вот так-то, господин Авраменко. Не балуйтесь при мне цитатами, ладно? Тем более неточными.
      Абрам взвесил в руке ведро.
      — Дать бы тебе по башке этой штукой… — пробормотал он задумчиво, — да только Карму жалко. Она все мечтает, что ты ее когда-нибудь трахнешь…
      Карма с интересом посмотрела на Абрама.
      — О тебе, о тебе говорим, — кивнул ей Абрам. — Сексуальная ты наша…
      — Не надо меня бить, — попросил Мастер. — Убитый помойным ведром — это просто крайняя степень падения. Я до такого еще не опустился. Я еще не безнадежен.
      — Надеюсь, — сказал Абрам. — Но иногда ты меня пугаешь. Слушай, перестань в себе копаться. Ну, какая разница, что мы — Дети? Тоже мне, Откровение Иоанна Богослова! Я всегда знал, что я не такой, как все. Ты всегда знал, что ты не такой, как все. А Китаец, например, себя как раньше считал обычным человеком, так и сейчас…
      — Он просто упорствует в своих заблуждениях. Ему так легче.
      — И правильно. Ничего не может измениться в нас от того, что мы узнали. И глупо себя по-новому настраивать. Мы — это мы. Называй нас как угодно: белыми воронами, уродами, да хоть выродками — я на все согласен, потому что я всегда такой был. И буду. Неужели так сложно примириться с этим? Или ты собой недоволен, а теперь виноватого нашел? Хочешь свою дурость списать на козни КГБ? Глупо, дружище. Ей-богу, глупо.
      — Хороший ты мужик, Абрам, — сказал Мастер мрачно. — И именно поэтому никогда тебе меня не понять.
      — Это почему же? — обиделся Абрам.
      — Потому что ты — хороший, — вздохнул Мастер и, устало сутулясь, двинулся мимо Абрама к зданию Школы. Карма оттерла плечом жмущегося к ней Шерифа и пристроилась хозяину в кильватер. — Ой-ой-ой! — вскричал Абрам вслед Мастеру. — Вы только посмотрите, кто пошел! Сволочь, гад и негодяй! Гвардии подлец России! Бука и бяка! Да ты в зеркало посмотрись! Тебя даже собаки не боятся! Ты таракана в жизни не обидел!
      Мастер остановился и полуобернулся назад, стрельнув в Абрама одним глазом, отчего тот мгновенно сник.
      — Видишь… — мягко улыбнулся Мастер. — А говоришь — таракана…
      — Да иди ты! — надулся Абрам. Он резко отвернулся, уронил ведро и с такой силой захлопнул кормовую дверь машины, что двухтонный «Рэйндж Ровер» сотрясся от удара. — Не собираюсь я с тобой возиться… Живи как хочешь.
      — Слушай, чего тебе от меня надо, а?
      — Мне надо, чтобы ты был в порядке, когда придет время.
      — Я буду в порядке, — сказал Мастер хрипло. — Обещаю.
      С псарни донесся протестующий лай. Кто-то там очень не хотел в клетку.
      Комната управления «группы Два» была заперта на кодовый замок. Мастер набрал шифр и потянул скобу, но замок не реагировал. Тогда Мастер сильно пнул дверь башмаком и рявкнул:
      — Сова, открывай! Медведь пришел!
      За дверью раздались шаги. Створка, щелкнув, приоткрылась, и в грудь Мастеру уперся ствол пульсатора.
      — Не так близко, — посоветовал Мастер. — Я могу повернуться быстрее, чем ты нажмешь. Показать?
      — На что спорнем? — спросил Китаец, опуская лучемет. — Победитель оплатит похороны?
      — Мне — похороны, тебе — вставной глаз. Ну, как вы тут?
      — Заходи уж, раз пришел.
      — Спасибо. — Мастер, оглянувшись, шагнул внутрь. Замок щелкнул снова.
      Обычно в комнатах управления людно, шумно, тесно и дымно. Это одновременно штаб и кают-компания. Здесь составляют планы расчисток, определяют роли двоек и вообще решают самые разные вопросы функционирования группы. В то же время здесь по углам давят водку, жрут из банок консервы, болтают по телефону с Офисом и все это делают, не выпуская из рук дымящейся сигареты.
      В принципе рядовому охотнику в комнате управления делать нечего. С ним все, что нужно, обговорят в тактическом классе сразу после заступления группы на дежурство. И еще раз каждую мелочь обсудят перед выходом на расчистку. Все получают необходимую информацию в полном объеме. Это вопрос безопасности (еще одно любимое выражение Мастера).
      Но охотник — существо крайне независимое и с очень высокой самооценкой, как любая нормальная кавказская овчарка. Поэтому он прется в комнату управления и начинает там старшему и аналитику всячески мешать, будучи при этом уверен, что помогает. Когда его вежливо просят отвалить, он сначала обижается, но потом обнаруживает в углу еще одного такого же и начинает с ним задушевно общаться. Постепенно их набирается человек десять, они хохочут, бурно жестикулируют и непрерывно курят. Старший звереет, встает на уши и испускает душераздирающий вопль. Обычно после этого охотники смущенно убираются к чертовой матери, то есть выпускают с псарни собак и отправляются с ними валять дурака в зону выгула. Но на пути к ней лежит тренировочная площадка, по которой в это время носится, высунув языки и вылупив глаза, штук сорок взмыленных особей, двуногих и четвероногих.
      Оставить это зрелище без комментариев дежурная группа, разумеется, не может. Но просто стоять, критикуя охотника, недостойно. Поэтому шатающиеся в ожидании темноты оболтусы (их уже все пятнадцать во главе с заместителем старшего группы) начинают опять-таки помогать. Возражения тренирующихся их не останавливают. Кончается все обычно собачьей дракой, то есть отдавленными лапами, рваными штанами, отбитыми руками и сносом наименее крепких строений штурмового городка. Но это еще не конец спектакля. Антракт.
      Кое-как растащив собак и обменявшись проклятьями, группы начинают сообща заглаживать учиненные на площадке разрушения. Под яростный стук молотков заново возводятся лестницы, барьеры и тоннели. Наспех латается непонятно кем обрушенный потолок «лабиринта». Несколько самых отпетых энтузиастов ломами долбят землю, чтобы поглубже вогнать опоры бума. Три года стоял и каши не просил, а теперь отчего-то покосился. Вгрызаясь в промерзший грунт, бойцы подбадривают себя рассуждениями о том, что своротить такую монолитную штуку, как бум, под силу только настоящим охотникам.
      На часы никто не смотрит, а тем временем сумерки все гуще. С крыши Школы семафорит прожектор, требуя от дежурной группы занять места согласно штатному расписанию. Кульминационный момент пьесы: дежурная группа хором роняет инструмент и стремглав несется к зданию Школы, крутя хвостами и сверкая пятками. Так случается почти каждый раз, но всегда момент «срыва» дежурной группы настолько внезапен, что остающиеся к нему просто не готовы. Несколько секунд на тренировочной площадке, где, разумеется, ни одна деревяшка еще как следует не прибита, а все сшито на живую нитку, продолжается немая сцена. Потом кого-то разбирает истерический хохот. Дружный мат в двадцать глоток. Занавес. Аплодисменты.
      Ввалившись в Школу, дежурная группа поднимается в тактический класс. Но тут кто-то высказывает здравую мысль: а вдруг старший еще у себя? Что это мы будем сидеть и его ждать? Пошли, за ним зайдем. Группа дружно сворачивает в злосчастную комнату управления. Остановить ее на этом пути может только внезапное появление старшего или Мастера. Если ни тот ни другой не перейдут группе дорогу, то выковыривать ее из комнаты придется еще добрую четверть часа.
      Остается только радоваться, что группы не водят по Школе собак — непременных участников любого затеваемого охотниками безобразия. Но это, к счастью, просто физически невозможно. Как бы ни были притерты друг к другу собаки охотников, затащить их всех в небольшое помещение — значит спровоцировать жуткую грызню. На псарне у каждого зверя свое место, а возьми их с собой, например, в тактический класс — тут же начнут делить территорию. Поэтому по Школе с собаками ходят только двойки, ошейник и поводок обязательны. Исключение сделано лишь для Мастера и Кармы, которые вместе почти всегда. Точнее говоря, они сами постановили, что им так можно. Еще не погиб Будда, и Мастер был всего лишь старшим «группы Два», а Карма уже лазала по всей Школе и повсюду совала нос. И никто не возражал. Как-никак единственная женщина в большом мужском коллективе… Девушка. Блондинка.
      Сейчас девушка отдыхала на псарне и развлекалась, гоняя по клетке любимую игрушку — большую клизму. А в комнате управления «группы Два» стояла гробовая тишина. Мебель была приперта к стенам, а Крюгер и Хунта ползали на животах по расстеленной на полу склейке аэрофотосъемки. Мастер остановился у ее края. Хунта воткнул в карту палец, встал на четвереньки, повернул голову к Мастеру и вместо приветствия сказал:
      — Здесь.
      — НПО «Приборотехника», — пробормотал устало Крюгер, переваливаясь на бок и двигая к себе пепельницу. — Площадь… до хрена тысяч квадратных метров. Периметр — тоже… до хрена. До хрена бетонного забора с колючей проволокой. Два КПП, бронированные двери, ворота сдвижные. Лебедь говорит, ворота серьезные. Навешены на рельс, как все нормальные ворота, но у них еще и внизу есть паз, по которому они ходят. Вот, наверное, вратарям зимой геморрой его чистить…
      — Гранатомет, — предложил Китаец.
      — Бессмысленно, — отмахнулся Хунта, с трудом вставая на колени и потирая спину. — У гранатомета кумулятивный заряд. Он прожжет в этих воротах дырку. А нужно их снести. Можно, конечно, долбануть по верхнему рельсу… Но вряд ли в Школе найдется снайпер, который попадет в него из «мухи» хотя бы со ста шагов. Кстати, скрытно подобраться вплотную будет непросто. Окраина, место открытое, метров двести до ближайшего приличного угла. Вот, где гаражи, видишь?
      — Зато есть солидная прямая, — заметил Китаец. — Километр, а?
      — Девятьсот двадцать от поворота до ворот, — сказал Крюгер.
      — Ну и отличненько. Грузовик угоним. Загрузим балластом…
      — А кто таранить будет? — поинтересовался Мастер.
      — Интересно, кто у нас больше всех похож на камикадзе? — задумался вслух Крюгер.
      — Я не японец, — надулся Китаец. — Я бурят. Идите на хер!
      — Таранить будет автопилот, — предложил Хунта. — Баранку заблокируем, на педаль — кирпич… Нет, все равно дурацкая идея. Передачи как переключать? Ну, выведу я его на вторую. Ну, спрыгну… Мало. Не разгонится.
      — Мы вскроем эту штуку, отцы, — сказал Мастер так спокойно, будто речь шла о консервной банке. Три головы одновременно повернулись в его сторону.
      — Мы вскроем ее, — повторил Мастер. — Я вам обещаю.
      — Ты уже знаешь как? — спросил Китаец с надеждой в голосе.
      — Да, — кивнул Мастер. — Я уже знаю как.
 

***

 
      — Отпечатков, конечно, никаких, — резюмировал Батя, разглядывая крашенный зеленым фанерный ящичек.
      — Если и были, то сплыли, — вздохнул Лебедь. — Эта штука лежала в глубоком снегу пять дней минимум.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.