— …Не несчастный случай… — пробормотал Николас. — …Я не просто прогуливался… Он закрыл глаза, и все переглянулись.

— Я его не слышал, — сказал отец Элизабет.

— Не могу поверить, — произнес Питер. — Он топал и чем-то бряцал по всему коридору.

— Я слышала, — проговорила Минна.

— И я, — подтвердила Элизабет. Виктор кивнул.

— Становится все интереснее. Очевидно, сегодня был уже второй случай. Николас находится здесь уже… неделю? И не поднимал такого шума.

— Значит, раньше он просто не шлялся ночью по дому, — ответил отец Элизабет, и она согласно кивнула. И она знала почему. Но объяснения тому, что случилось сегодня, не было.

— Он промахнулся мимо ступеньки, — уверенно сказал Питер.

— Но я слышала звуки борьбы, — возразила Минна.

— Ты слышала, как человек пытался не свалиться с лестницы, — сказал отец Элизабет.

— Мы так о нем говорим, будто он умер, — раздраженно проговорила Элизабет. — Будьте уверены, он слышит каждое наше слово.

— …не упал… — прошептал Николас в подтверждение ее слов.

— Думаю, свои теории мы должны держать при себе, — сказал Питер. — Доктор нам все расскажет.

Однако до приезда доктора прошло еще полчаса.

— Здесь вам не поминки, — резко сказал Николас и выпроводил всех в коридор.

— Он настоящий бык, — проговорил отец Элизабет. — У него останется пара синяков, может быть, сломано ребро или два, но он выживет. А я отправляюсь спать.

— Я тоже, — подала голос Минна.

— Мой отец напился, — пробормотала Элизабет.

— Он беспокоится о своих инвестициях и деньгах, — сказал Питер, касаясь ее руки. — И ты знаешь, что ему всегда будет нужно еще больше. Поэтому…

— Сейчас не лучшее время для таких разговоров. Ты имеешь в виду, если Николаса признают недееспособным, тогда…

— Нет. Мы просто хотим, чтобы у него не было легального права на получение титула. Но сейчас действительно не время продолжать разговор. А вот и добрый доктор.

Доктор Пембл отличался резким характером и деловитостью.

— Кто здесь главный?

Виктор и Питер взглянули на Элизабет, которая немедленно почувствовала себя мошенницей.

— Что нужно делать для выздоровления больного? — спросила она, проглотив вопрос, который на самом деле намеревалась задать.

— Отдых. Питье. В течение нескольких дней. У него есть серьезные ушибы. Потери крови не было, за исключением нескольких порезов; сломанные ребра я зафиксировал. Он получил сильный удар по голове. А также заново травмировал свою поврежденную ногу. Есть возможность потери сознания, но тот факт, что он все воспринимает четко и ясно, уменьшает такую вероятность. Его нельзя беспокоить. Мне он сказал, что не считает происшедшее с ним несчастным случаем. Хотя не похоже. Я дал ему болеутоляющее. Ваша работа будет заключаться в наблюдении за его состоянием. Если что-либо изменится, посылайте за мной.

— Вот так, — удовлетворенно проговорил Питер, когда Джайлс ушел проводить врача. — Даже доктор считает, что Николас придумал чепуху с нападением.

— Думаю, на сегодня достаточно, — жестко сказал Виктор. — Я иду в постель.

— Да, давно пора; уже очень поздно. — Питер дождался, пока Виктор закроет дверь своей спальни. — Что ж, Элизабет, тебе придется присмотреть за Николасом. Тебе и Минне, я имею в виду. Думаю, все, что произошло, нам только на руку. Чем больше он будет находиться в твоем обществе, тем сильнее он будет тебя желать. Таким образом, у тебя будет возможность оказаться рядом с его вещами, когда… он не успеет принять необходимые меры предосторожности. Используй свой шанс. Полагаю, ты останешься с ним на ночь?

— Я могла бы попросить экономку, но не покажется ли это дурным тоном, как ты думаешь? — саркастически заметила Элизабет. — Посмотрим, как он себя будет чувствовать утром.

— Ему дали лекарство, дорогая. До конца ночи все будет очень тихо. — Он поцеловал ее в щеку. — Заботься о нем. Твоя забота будет нашей лучшей местью.

Два нападения… возможно, три, если считать ту ночь, когда по коридору гуляло «привидение». Или то была репетиция сегодняшней ночи?

Он пытался выбраться из окутывающего его тумана, стремясь уцепиться за что-то реальное. Он лежал в кровати; в комнате было темно, но не совсем — в дальнем углу горела лампа.

Он не чувствовал чьего-либо присутствия, но не могли же они оставить его одного.

Или все-таки оставили?

Беспомощный, раненый, одинокий, чтобы враг мог добить его раз и навсегда.

Нет, стоп — какое-то движение в углу…

Женщина…

Нет, не Минна…

Его самый вероятный противник…

Он почувствовал, как проваливается… Как она и хотела, вниз, вниз, вниз…

Нет, нет!

Он выкрикнул это вслух. Он не сдастся, только не им… не своему врагу, не рукам, нежно ласкающим его… только не голосу, соблазнительному, как сам грех…

— …Нет!.. — Он пытался ухватиться за ускользающее сознание, волей отвергать то, чего желало тело… — Нет!

— Шшшш…

— Нет!

Он почувствовал, как всплывает из пучины беспамятства при помощи одной только своей решимости. Почувствовал свое тело… Не просто падение…

…Он слышал топающие шаги… Звон цепей…

…Нужно проверить, в чем дело, посмотреть, кому настолько не терпится с ним разобраться, что он решил применить детскую шутку…

Выключился свет! Крадущийся в темноте враг…

Нападение… сбил его с ног, бьет его, бьет, нужно уползти, не получается подняться на ноги…

Наконец-то получилось… рядом с лестницей — и вдруг полетел вниз…

…Пропали к черту все инстинкты…

Господи, болит каждая косточка…

— …Не упал, — сиплый шепот. — Черт, не просто упал…

И он снова потерял сознание.

Экономка миссис Гейтс принесла бульон.

Минна порхала вокруг кровати, то и дело поправляя покрывало и взбивая подушки. А Элизабет пыталась заставить Николаса поесть.

— Ну, давай, Николас. Прошло уже два дня, и тебе надо набираться сил. Врач сказал, что все прекрасно заживает, кроме твоего настроения. Если ты не поешь бульона, я не позволю тебе читать газету, за которой специально для тебя сходил Питер.

— Сначала ты его попробуй.

— Ты уже вконец свихнулся на почве покушений. — Она поднесла ложку ко рту, подула на нее и отхлебнула. Затем выждала три или четыре минуты. — Видишь, я не умерла. Теперь ешь.

— Я не упал.

— Да, ты говорил уже несколько десятков раз, и мы все тебе верим. Ну, давай. Возьми ложку.

— Черт. — Он взял ложку, потому что впервые за два дня почувствовал голод. Бульон оказался вкусным. Слишком вкусным. А Элизабет слишком хорошо выглядела.

…Его самый вероятный враг… Он с жадностью выпил бульон.

— Все. Я встаю.

— Николас! Тебе нельзя. Врач сказал…

— Врачу не обязательно беспокоиться о… — В последний момент он удержался. Он не мог себе позволить делать такие заявления. Он был один против всех, и, если он будет продолжать лежать, с ним смогут сделать все, что захотят. А отец Элизабет был особенно нетерпелив, чтобы что-нибудь предпринять… — Беспокоиться об управлении Шенстоуном, — договорил Николас. — У меня есть дела. Нужно проведать фермерские хозяйства. У меня была целая неделя на акклиматизацию, и теперь пора брать дела в свои руки.

— Да. Конечно, — еле слышно проговорила она. — Пора брать в свои руки.

— Я хочу взглянуть на счета Уильяма.

— Конечно.

На те бумаги, снова засунутые в коробки, которые все еще стояли у Элизабет под кроватью?

— Замечательно, — сказала она и подумала: хорошо, что ей удалось просмотреть их незаметно от него. — Я попрошу Джайлса принести их тебе. Позже. Сюда, в постель. Ты сможешь просматривать их, не вставая с кровати. Уверена, там не будет ничего такого, что сможет расстроить твое пищеварение.

— Я встаю.

— Ну, хорошо. Но ты можешь просмотреть их и позже, когда ляжешь.

— Сейчас.

— Я попрошу Джайлса.

— Спасибо.

— Ты уверен, что ты справишься?

Он почувствовал ноющую боль в пояснице и безжалостно задавил ее.

— Да, Элизабет, ты можешь спокойно идти отдыхать.

— Ну, и что мы имеем? — спросил Элизабет ее отец, когда она часом позже вошла в столовую.

— Послушай, Фредерик, неужели ты не можешь помолчать хотя бы в течение пяти минут? — попросил Питер. — Ты испортишь нам весь ленч.

— Он сейчас спустится на ленч, — сказала Элизабет. — Чтобы показать нам, что он почти здоров и что даже наша великолепная пятерка не в силах его остановить.

— Он считает, что здесь сейчас есть его враги, — проговорил Виктор.

— Так ты ему веришь? — спросил Питер.

— Я верю в то, что кто-то ходил ночью по коридору, что он сильный мужчина, что отчего-то погасли все огни и что мы не знаем, что именно произошло.

— Но Николас знает.

— Главное — его ощущения, — заявил отец Элизабет. — Я лично ничего не слышал. А когда я проснулся, то обнаружил всех вас в темном коридоре и упавшего с лестницы человека.

Питер поклонился ему, как будто представлял Фредерика суду присяжных.

— У нас есть один надежный свидетель. Дело закрыто.

— Значит, свидетельства очевидца теперь не являются доказательством? — входя в столовую и хромая, спросил Николас больным голосом.

— Мы уже слышали твою версию, — сказал отец Элизабет. — И больше не хотим слышать ни слова.

— Осужден и повешен без предъявления доказательств, — проговорил Николас.

— Ты сделал с нами то же самое, — возразил отец Элизабет. — Повесил на всех нас ужасное обвинение.

— Среди вас нет ни одного, кто не желал бы моего ухода.

— Совершенно верно. Уходи. Прочь, — ожесточенно сказал отец Элизабет. — Позволь нам вернуться к той жизни, которой мы жили до тебя.

— А какой жизнью вы жили? Твоя рука всегда была в кармане у Элизабет? Виктор, сколько денег она пожертвовала на твои цели? Мадам Минна жила за счет щедрости Элизабет. А Питер… ну, конечно, у тебя было все, что нужно.

— Кроме Элизабет, — сухо сказал тот.

— Так возьми ее. Она больше не обременена заботами по управлению большим имением. Год ее траура прошел. Что тебя теперь останавливает?

— Более благопристойно носить траур в течение двух лет, — ответил Питер. — До тех пор мне совесть не позволяет что-либо предпринимать.

Николас взглянул на Элизабет, которая была пунцовая от смущения и ярости.

— Когда решите пожениться, приглашаю вас провести церемонию в Шенстоуне. Элизабет будет очень хорошо смотреться на центральной лестнице с орнаментом… Но я отвлекся. Ленч уже подан. Джентльмены, леди.

Ленч состоял из бульона, на выбор — запеченной рыбы или куриных крокетов, маринованных огурцов, бобов под майонезом и хлебного пудинга.

Элизабет с трудом впихивала в себя еду. Она могла бы собственноручно убить его прямо здесь.

Он отдавал ее Питеру! Поставил его в неудобное положение! Обвинил всех в намерении избавиться от него, а затем пригласил всех на обед!

Либо у него лихорадка, либо он сошел с ума, и ее отец прав: в любом случае он был неспособен управлять Шенстоуном по состоянию здоровья. Они все слышали слова Николаса, и дело было только за доктором Пемблом, подпись которого могла бы навсегда убрать Николаса с дороги.

Питер покачал головой, предупреждая Элизабет ничего не говорить и не продолжать дискуссию. Он будто говорил: они все знают, как теперь надо действовать. Никто, будучи в здравом уме, не стал бы бросать им в лицо такие обвинения.

Верно. Совершенно верно. Но, глядя на израненное лицо Николаса, она чувствовала некоторую симпатию к нему. Он еще не оправился от травм. Он был бледен и угрюм, и с ним совсем не хотелось бороться.

Идиллия закончилась, неожиданно для себя подумала она. Наступил момент, который, она надеялась, никогда не наступит. Раньше она была абсолютно уверена, что сможет каким-то образом опровергнуть его право на наследование. Уверена, что Шенстоун снова перейдет к ней.

Питер…

Вдруг не Николас был сумасшедшим, а все они, еще пытающиеся что-то предпринять из-за свалившегося на их голову несчастья, хотя все уже было решено? Им следовало смириться с мыслью о том, что лучшим выходом для них будет очистить Николасу дорогу.

Бумаги находились в полном беспорядке. Торопясь просмотреть все как можно быстрее, Элизабет побросала их обратно в коробки без какой-либо системы. Утешало только то, что она не смешивала содержимое разных коробок.

Что ж, Николасу придется разбираться самому. До его полного выздоровления еще оставалось много времени: было видно, с каким трудом он передвигался после ленча. Вероятно, у него был жар. Он с трудом смог подняться по лестнице в свою комнату.

И то только с помощью Питера и Виктора.

Убийственный ленч. После слов Николаса еда по вкусу напоминала опилки. Может, у него началась лихорадка? Его слова были слишком злобными и отвратительными.

Им всем лучше просто уйти.

Какой ей теперь прок от их сделки? Напрашивалось единственное решение: отдать все, что у нее было, ее отцу, после чего они могут уходить.

Элизабет закончила складывать бумаги в первую коробку, где в основном хранились документы, касающиеся дел имения. Теперь по крайней мере не бросалось в глаза, что кто-то в спешке рылся в коробке. Однако бумаги все равно лежали не по порядку, что позже могло вызвать вопросы.

Но он наверняка не заметит.

Она вышла в коридор, чтобы внести коробку через основную, а не смежную дверь.

Николас полулежал на кровати, а вокруг снова порхала Минна.

— Как ты себя чувствуешь?

— Отвратительно.

— Ты и сам отвратителен, мерзавец: ты неблагодарный, злобный, сварливый подлец.

— Почему же, черт побери? Потому что я подумал, что Питеру самое время предложить тебе выйти за него?

— Чтоб ты сдох! — Она швырнула коробку на кровать, напугав Минну.

— Ты могла поранить его, — вскрикнула та.

— Смотри, Минна защищает меня, несмотря на то, что я подлец.

— Ты бредил, Николас. Зачем еще тебе надо было говорить такие ужасные вещи?

Николас покачал головой:

— Клянусь, вы тут живете в своем собственном мирке. Минна, я отдавал себе отчет в том, что говорил.

— Я так и думала, — успокаивающим тоном проговорила Минна. — Но у тебя лоб горячий, как чайник, поэтому все, что ты говорил, не может быть правдой. Тебя оставить с ним на минутку, Элизабет?

Элизабет неуверенно осмотрела его.

— Не думаю. По-моему, он свихнулся, и я не желаю даже находиться рядом с ним.

— Уже что-то новенькое, — пробормотал Николас.

— О чем ты говоришь, Николас?

— О твоей новой выдумке.

— Ты взял и отдал меня Питеру.

— Такова была первоначальная цель, не так ли?

— Только не моя цель.

— Разве ты не желала все довести до логического завершения? — Николас вдруг осознал, что Минна жадно вслушивалась в их разговор. — Иногда мужчине нужно говорить все в лицо.

— Мне бы хотелось чем-нибудь кинуть в твое лицо, — процедила Элизабет. — Из-за тебя мне придется ждать еще целый год.

Ждать, ждать, ждать… Ничто уже не будет таким, как раньше… Не будет — она похоронила данное когда-то ей обещание глубоко внутри себя. Черт бы его побрал.

— Черт бы побрал все, и тебя тоже… Вот тебе. — Она схватила коробку и высыпала все ее содержимое на его ноги. — Здесь все счета. Я не могу гарантировать, в каком они состоянии. Но мне наплевать.

Она вылетела из комнаты под успокаивающие звуки голоса Минны, которая пыталась унять бушующую ярость Николаса.

Под вечер Питер созвал всех, чтобы, как он сказал, решить, какие шаги стоит предпринять. Конечно, принимая во внимание непредсказуемое поведение Николаса.

Все собрались в библиотеке. Джайлс принес чай, немного пудинга и пирога. Элизабет почему-то почувствовала себя очень уютно. Наверное, потому, что все казалось по-прежнему.

— Итак, вот с чем мы имеем дело, — начал Питер. — Появляется незнакомец, не имеющий ни малейшего отношения к Шенстоуну, и захватывает бразды правления. Затем небольшой пожар, несчастный случай в необычном месте. Таинственные шаги в коридоре. А теперь случайное падение с лестницы. Согласен, незначительные события, не имеющие разумного объяснения. Однако… Николас нас всех обвинил в попытках убить его. Любой бы решил, что как минимум произошло недоразумение, как максимум — непростительное оскорбление. Думаю, его слова и обвинения — бред, но для блага Шенстоуна и Элизабет мы не должны поддаваться первому побуждению и оставить его наедине со своим недомоганием.

— Слушайте, слушайте, — проговорил отец Элизабет.

— Виктор? — спросил Питер.

— Враг уже у ворот; мы должны противостоять ему всеми средствами, которые есть в нашем распоряжении, — сказал Виктор.

При таких словах у Питера приподнялась бровь.

— Разглагольствования Виктора всегда кажутся очень осмысленными. Но затем встает вопрос, что же они означают. Минна?

— Бедняга с трудом осознает свои слова и поступки. Я, естественно, остаюсь.

— Элизабет?

— Он может отправляться к черту, — ответила она.

— Элизабет! Ты в любом случае в меньшинстве. И, насколько я знаю, у тебя есть веские причины, чтобы остаться.

— Я их пересматриваю, — возразила она, стиснув зубы.

— Не нужно, — предупредил Питер. — Мы на правильном пути. Кем бы мы оказались, если бы оставили Николаса одного в таком отчаянном положении?

— Людьми, к которым вернулся разум? — предположила Элизабет.

— Может статься, что он не отвечает за свои действия, — вмешался отец Элизабет, — тогда что будет с Шенстоуном? Он, я убежден, окажется в чужих руках, и никто тогда не подумает об Элизабет. Нет. Наиболее разумным представляется остаться здесь, дождаться выздоровления Николаса, а затем принять решение согласно сложившейся ситуации.

— Ну, просто добрые самаритяне, — сказал Виктор. — Для меня звучит вполне осмысленно.

— Отлично, — проговорил Питер. — Мы пришли к следующему решению — на данной стадии болезни Николас не ведает, что творит и говорит, поэтому мы просто забудем о сегодняшнем происшествии и будем делать вид, что ничего не случилось.

Теперь все, чего лишился его отец, было в его руках.

История была стара, как Библия: престарелый муж, привлекательный младший брат и молодая жена, не получающая достаточно любви и внимания. Любому ясно, что интрига была неизбежна, равно как и бурная развязка.

Конечно, Ричарду пришлось уйти. По мнению Николаса, его отец переезжал с места на место и уже не мог остановиться. Только такой причиной можно объяснить его появление в Москве.

Там он и остался, пока Уильям разыгрывал из себя продолжателя славного рода, история которого насчитывала несколько веков на английской земле.

Шенстоун должен был перейти к отцу Николаса. Если бы Уильям умер немного раньше, Ричард смог бы вернуться на родную землю.

Всю свою жизнь он мечтал о родной земле.

Но когда Ричард умер, Николаса даже не было рядом с ним. Он находился в бегах, и ему было не до того…

Хватит плохих воспоминаний. От них надо избавляться. Нужно разобраться с бумагами.

Уильям прекрасно зарекомендовал себя в качестве управляющего собственным имуществом. Николасу даже не нужно было ничего делать, так что его попытка разобраться в делах имения была направлена всего лишь на получение большего контроля над ситуацией.

Черт.

Ему не удалось шокировать Питера, оскорбить Минну или лишить равновесия отца Элизабет.

Он отбросил бумаги и спустил ноги с кровати.

Голова кружилась. Дьявол. У него все еще осталось ощущение падения с лестницы.

Совсем не годится ни для него, ни для его обязанностей, ни для его миссии, ни для Элизабет…

Элизабет…

Черт. Он практически сказал ей, что она может отдаться Питеру.

А тот оказался лицемерным сукиным сыном, который ухлестывал за ней в течение многих лет, дал надежду, а теперь разочаровывает ее.

Ему просто нужен Шенстоун. Всем им.

А Элизабет нужен?..

Еще вчера был нужен он, Николас.

Благодаря любезности Джайлса Николасу подали завтрак в постель. Минна зашла проведать его и обнадеживающе похлопала по плечу.

— Сегодня ты выглядишь намного лучше. — Она коснулась его лба. — Жар спал. Теперь я уверена, что ты скоро поправишься.

Кто же Минна такая?

В дверь просунулась голова Питера.

— Ты будешь рад узнать, что тебе не удастся так просто от нас избавиться.

— А если не так просто? — ворчливо спросил Николас.

Затем заглянул отец Элизабет:

— Слышал, ты сегодня намного лучше себя чувствуешь. Кстати, мы простили тебя за твои вчерашние высказывания.

— Зато я вас не простил.

Господи, что здесь происходит? Напоминает библейское общество, разносящее благую весть. Обещают каждому надежду и прощение, скрывая в своих рядах убийцу.

Виктор, как всегда, изрек:

— Нас окружают враги, Николас. Я уверен в этом.

— Теперь я могу спать спокойно. — Николас был вне себя от злости. — А где, черт побери, Элизабет?

— Я выполняю свои обязанности, — сухо сказала она. — И за тебя, и за моего отца.

— О Господи Боже, только не говори, что он снова требует от тебя деньги.

— Не твое дело, Николас, что я решу сделать со своей долей. За все остальное я заплатила с лихвой. Теперь тебе не нужно беспокоиться, раз уж ты отдал меня Питеру.

— Разве не этого ты хотела? В тебе нет ни грамма прощения.

— Ты отдавал себе отчет в своих словах, Николас. Я не могу тебя простить.

Значит, вот оно как.

В течение дня бывали моменты, когда он сам начинал думать, что он все придумал. Что его план поимки врага был всего лишь результатом долгих лет, проведенных в бегах. Что его умозаключения не имели связи с реальностью. И что каждое происшествие было простой случайностью.

Боже, он слишком долго пролежал в постели.

Кто-то на самом деле пытался его убить.

И он ничего не выдумал.