Глава 3

— Эви! — Дрю метнулась к двери, забарабанила кулаками. — Эви… Эви!

Нет ответа.

Дрю помчалась в ванную. Но Луиза словно растворилась. Смежная дверь тоже не поддавалась.

Заперли! Как самку перед случкой!

Ярость душила девушку, не давая дышать. Сообразительности хватило лишь на то, чтобы сорвать с кровати покрывало и закутаться. Руки тряслись так, что узел удалось завязать с третьей попытки. Она не предстанет перед ним голой. Не дождется!

Так просто она не сдастся!

О, если бы на месте Корта был Жерар!

Девушка рывком распахнула дверцы шкафа.

Пусто!

Но чего было ожидать? Это его слуги и ничем ей не обязаны. И разумеется, будут подчиняться его приказам, не ее. Очевидно, он потребовал оставить ее без одежды.

«Хозяйка Уайлдвуда», — горько думала девушка, туже стягивая покрывало.

Только по имени. В действительности она всего лишь его рабыня. Всегда к услугам господина, только свистни!

Как отец посмел допустить такое? А Жерар?

Но хуже всего теперешнее ожидание. Сколько еще он намерен ее выдерживать? А когда придет… что потом?

Он получил права… за кругленькую сумму в сто тысяч. Целая жизнь в неволе, во имя дочерней любви и преданности…

Племенная кобыла…

Она вдруг замерла у окна и приподняла атласную гардину. За стеклом — целый мир, исполненный безмятежности и красоты. Лучи яркого полуденного солнца терялись в тени дубов, окаймлявших аллею. Зеленый, аккуратно подстриженный газон тянулся до самой дороги. Вдали поблескивала лента реки.

И ни единой души кругом. В таком доме, как Уайлдвуд, вся работа делается незаметно, как бы за кулисами, так что постороннему человеку представляются лишь мирные пасторальные сцены.

Но сейчас Дрю было не до спокойствия. Через минуту или через час, но Корт все равно распахнет эту дверь и потребует исполнения супружеских обязанностей.

Невообразимо! Она так привыкла к благородным манерам Жерара! Как почтительно он ухаживал за ней! Истинный джентльмен! Нежные ласки… легкие сладостные поцелуи…

Она уже поняла, что Корт — человек неукротимых страстей, вспыльчивый и неуправляемый. Не выносивший дураков и не отличавшийся терпеливостью. Тот, кто всегда добивается всего, чего хочет. На этот раз он возжелал ее тела. Он ни за что не согласился бы на сделку, если бы по каким-то одному ему понятным причинам не добивался ее. Дрю Каледон.

Нет, не правда, его целью была плантация, а сама она пошла в придачу к лакомому кусочку. Подумаешь, какие-то жалкие расходы на свадьбу! Правда, шлюха из Французского квартала обошлась бы дешевле, но все же…

О Боже…

Мужчина, подобный Корту, не любит ждать. Скоро появится… она в этом уверена.

Дрю отпустила край гардины и оглядела комнату, изумительную, роскошную комнату, которая должна бы стать будуаром невесты, местом перехода из тихого озера невинности в бурное море плотских наслаждений. Но эти стены давили на нее, как тюремные решетки.

Что он потребует от нее? И каким образом?

Удостоит ли хотя бы поцелуя?

Или просто швырнет на пышную перину и прикажет раздвинуть ноги?

Он не пойдет на такую жестокость. Не столь Корт бесчеловечен…

Но ведь при этом и не ведает, что она любит другого и уже познала удовольствие ласк и поцелуев в объятиях возлюбленного…

О, Жерар…

Дрю застонала. Измена почти убила ее. Она, не задумываясь, отдалась бы Жерару, а вместо этого покорно ждет своего мрачного господина, который волен распоряжаться ею, как любой невольницей.

Девушка упрямо тряхнула головой. Нет, нужно отбросить опасные мысли, которые могут привести к несчастью. Она и без того почти ненавидит мужа.

И боится…

Одна ночь, Дрю, всего одна ночь, и ты потеряешь девственность. Он придет и вонзится в тебя, а после этого все будет легче.

Легче для него.

Но для женщины эти ночи превратятся в пытку.

Она никогда не видела голого мужчины. Даже Жерара. А сама сразу же после ванны спешила одеться. Горничная обливала ее водой, закутывала в полотенце и спешила принести халат.

А сейчас ее словно выставили на всеобщее обозрение. Дрю чувствовала себя неуклюжей, неловкой, глупой и до смерти напуганной.

Жерар никогда бы так со мной не поступил.

Девушка вздрогнула. Бесполезно думать о том, что могло бы быть…

А что делает отец? Сейчас, в ночь, когда принес свою невинную дочь в жертву богу роскоши и богатства?

Прекрати! Хватит!

Она ведет себя, как робкий ребенок, жертва, когда должна держаться настоящей королевой. В конце концов, отныне она хозяйка Уайлдвуда!

Что бы это ни означало…

«…Дрю Каледон, со своей стороны, должна стать хозяйкой Уайлдвуда, включая выполнение супружеского долга по отношению к мужу, а также всех домашних дел, как то: управление домом, садом, надзор за слугами, ведение счетных книг, выдача припасов, устройство обедов, во время которых необходимо развлекать гостей, и других функций, входящих в круг супружеских обязанностей…»

Обычный контракт. Заверенный адвокатами. Корт знает, как получить свое. Она — всего лишь один из пунктов в длинном списке. Пункт, за выполнением которого он присмотрит, как только появится время.

И Дрю добровольно подписала контракт, отдав себя в рабство, побуждаемая покаянными обещаниями отца исправиться и его же мечтами о жизни, полной роскоши и богатства. Для них обоих.

Но разве у женщины когда-либо есть выбор? Хотя бы у ее матери?

Тишина в доме тревожила все больше.

«Обитель тайн», — в отчаянии думала девушка. За этими стенами она спрятана надежнее, чем в монастыре.

И узнает все секреты женщины и мужчины еще до того, как закончится день.

Кольцо оттягивало палец, сжимало, напоминая о том, что это НАВСЕГДА.

Как единственный шаг может навсегда изменить жизнь человека…

Должно быть, он давно женился бы, если бы не стремление заполучить Оук-Блаффс…

И Дрю.

Он медленно, шаг за шагом поднимался наверх. Как легко… слишком легко отдаться на волю плотских инстинктов. Жаль, что он не может жить одними чувствами, как проклятый Ленуар. В этом случае он, не задумываясь, хватал бы что хотел, и черт с ними, с последствиями!

Ленуар пребывал в полной уверенности, что получит Оук-Блаффс. И Дрю.

Но теперь все кончено. Виктора обуздали. Пока. Хотя особых иллюзий относительно тестя Корт не питал. Ленуар остался с носом и убрался: Корт постарался его удалить еще до того, как новобрачные покинули церковный двор. Остался лишь момент истины… наедине с Дрю.

Он сам — автор этой пьесы, но не известно, как будет развиваться действие. Дрю, вне всякого сомнения, все еще неравнодушна к Ленуару, что еще больше затрудняет его обладание девушкой.

Его надменность и заносчивость либо напугали, либо обозлили Дрю. И Корт почти предвкушал, как она набросится на него. Он предпочитал такую Дрю. Полную жизни и огня.

Для него.

Ему не нужна кукла, которая будет послушно покоряться любому окрику и приказу. Такую можно купить на любой улице Нового Орлеана.

Но леди купить невозможно.

Голая Дрю. В его постели.

Кровь бросилась ему в голову.

Он купил Дрю.

Корт тряхнул головой и, сбросив фрак, швырнул на консоль.

Он не рыцарь в серебряных доспехах и готов первым это признать. Его мотивы так же низки, как у любого мужчины, которому приспичило взять женщину, если не считать того, что эта женщина — единственная, которая ему нужна.

Но неразборчивость не в его характере.

За фраком последовал галстук, повисший на фарфоровой статуэтке. Штиблеты разлетелись по коридору.

Похоть с каждой минутой разгоралась все сильнее.

Интересно, как часто мужчине приходится самому готовить декорации для сцены обольщения?

При мысли о Дрю, обнаженной, дрожащей, ожидавшей за дверью, ожидавшей его, у Корта помутилось в голове.

И пусть она не хочет его…

Он был уверен, что она услышала позвякивание ключа в замочной скважине, но когда Корт ступил в комнату, даже не обернулась.

Корт сам не знал, чего ожидал. Но уж, конечно, не увидеть Дрю, спеленатую, как мумию, и сидящую у окна. Какой невероятно худенькой и хрупкой она казалась в эту минуту!

Корт запер дверь неспешно, тщательно, стараясь выиграть время. Взбешенная Дрю бросила на него косой настороженный взгляд.

Он сложил руки на груди и прислонился к косяку.

Черт побери, будь все проклято, она думает о Ленуаре. Бережет себя как может для этого прохвоста.

Только через его труп. Прежде он убьет выродка! Ничего, он уничтожит всякую память о нем, даже если придется для этого прикончить и Дрю.

Молчание тянулось, становясь все более неловким. Она была уверена, что он с порога начнет предъявлять свои права, требовать, что позволит ей, в свою очередь, сопротивляться с чистой совестью, бороться до конца, причинить ему столько боли, чтобы он и не подумал прикоснуться к ней.

Но Корт ничего не сказал… нет, не правда… за него говорили глаза. Жадные. Горящие. И даже Дрю в своей невинности ясно понимала значение этого взгляда. Он пришел за своей наградой.

И она — эта награда.

— Мне нужна моя одежда, — сухо обронила Дрю.

— Нет! — прорычал он.

Сердце девушки упало.

Значит, милосердия и пощады ждать не приходится.

А что она воображала? Что он явится с подарками, цветами, стихами и мольбами?

Он груб, жесток и привык брать, не спрашивая.

Так тому и быть.

Девушка с трудом взобралась на постель, потащив за собой покрывало.

— Я готова.

Щека Корта раздраженно дернулась. Готова! Это она-то, с ее мученической физиономией и покрывалом, обтягивающим тело надежнее, чем пояс целомудрия!

Она нуждается в сильной, твердой руке. Дрю не глупа. Не наивна. Но чего он ожидал? Лань пуглива и готова в любую минуту сорваться с места и сбежать от хищника. А его задача — выманить ее из укрытия и заставить забыть о девических страхах, пока она не начнет молить о пощаде.

— А я нет, — коротко буркнул он. — И так дело не пойдет.

— Ну а я только и мечтаю о том, чтобы поскорее с этим покончить! — отрезала Дрю, садясь.

Это уже лучше: лань показывает зубки.

Корт не изменил позы. Пусть выговорится. Все равно игру ведет не она, пусть пока и отказывается это признать. Ей еще предстоит узнать, кто здесь имеет право предъявлять претензии, а кому следует робко склонить голову. Но ничего, всему свое время. И он получит ее. Покажет, кто здесь хозяин.

— Возможно, — не повышая голоса, признал он, — но прежде, маленькая лань, два условия, и всякая торговля неуместна. И возражения бесполезны.

Глаза девушки яростно сверкнули.

— Ты уже определил все границы, Корт! Все, что выходит за их пределы, для меня неприемлемо.

— Два условия, — спокойно повторил он, не обращая внимания на выпад. — Первое: ты никогда, слышишь, никогда не будешь прятать от меня свое обнаженное тело…

Дрю рассерженно вскинулась.

— …и второе: ты не смеешь отказать мне ни в чем… здесь, в нашей спальне.

Девушка задохнулась. Руки сами собой сжались в кулаки. О, с каким бы наслаждением она вцепилась ему в горло! Мало того что он купил ее, так еще и отобрал все, до последней нитки!

Тело и душа… все принадлежит ему. У нее не осталось ничего своего. И если она воображала отпугнуть его словами или жалким куском ситца, то явно недооценила его решимости воспользоваться своим новым приобретением. Невольница, покорная его капризам, его власти, его похоти.

На всю оставшуюся жизнь…

Дрю зажмурилась, только сейчас осознав все значение этой фразы. Быть связанной с этим человеком, никогда не узнать настоящей любви, другой жизни…

— Ты меня слышала? — прошептал Корт обманчиво-тихим, вкрадчивым голосом.

— Я… слышала… д-да… — заикаясь, пролепетала девушка.

— Да ну? Неужели слышала? Ты понимаешь, чего я хочу, и еще не покорилась? Именно это хочешь мне сказать? Что мои желания не важны для тебя? И с моими, пусть и незначительными, требованиями можно не считаться?

— Я…

Судорога стиснула ее горло. Хозяин отдает приказания: холодный тон, ледяные глаза, бесстрастное лицо. Он желает показать свою власть, заставить ее усвоить, что он может делать с ней все, что захочет, потому что сполна заплатил за это право.

Прямо с невольничьих торгов и в его кровать. Да какая, в конце концов, разница?

— Я жажду видеть тебя голой… прямо сейчас! — приказал он. Резко. Непререкаемо.

И все же Дрю не могла заставить себя обнажиться перед ним. Ее охватило одиночество. Предательство… самые родные люди ее предали…

Прости меня, Жерар… любовь моя…

— Привыкай, маленькая лань.

Корт направился к ней медленно, подчеркивая каждый шаг мягкими, зловещими, похотливыми командами.

— Отныне ты всегда будешь встречать меня без одежды. В этой комнате больше не останется ни клочка ткани, ни одного предмета одежды, которыми ты могла бы прикрыться.

Он был уже совсем близко, и она перекатилась на другой край кровати.

— Я буду диктовать, что тебе носить и носить ли вообще, и стану сам тебя одевать… если когда-нибудь позволю одеться.

Она сжималась все больше, но Корт неумолимо преследовал ее.

— Я купил твое обнаженное тело, маленькая лань, и оно мое, и я намереваюсь владеть им в любое время и в любом месте, и ты не сможешь мне помешать.

Он надвинулся на нее, и девушка скорчилась у закрытой двери. Корт присел на корточки рядом с ней.

— А если не отдашься добровольно, значит, возьму силой. Будешь сидеть в этой комнате, голая, пока не научишься быть покорной.

Черный дьявол… животное… как он смеет обращаться со мной подобным образом?

Собрав последние силы, она поднялась и вызывающе прошипела:

— Ты никогда меня не получишь! Корт смерил ее взглядом.

— Еще как получу, маленькая лань! И это будет самым трудным уроком, который тебе придется усвоить. Господин всегда добивается исполнения своих желаний!

Корт одним грациозным прыжком вскочил на ноги.

— Я хочу видеть твое тело, — повторил он. — Все еще пытаешься сопротивляться, Дрю?

— Кто-то должен быть первым, — пробормотала она, кутаясь в покрывало.

— Даже та неблагодарная тварь, жизнь и репутацию отца которой я спас?! Тебе следовало бы давно лежать на спине, широко раздвинув ноги и умоляя меня насладиться тобой! Любая другая женщина на твоем месте целовала бы мне ноги в признательность за то, что я для нее сделал!

Он подступил совсем близко.

— Но не ты. О нет, только не принцесса Оук-Блаффс! Столько денег потрачено… и я даже не смею посмотреть, что за товар мне достался!

Расстояние между ними совсем сократилось. Разгоряченный, со вздыбленной от похоти плотью, он был ужасен.

— Воображала, что преподнесешь свою чистоту в дар этому фату Ленуару? Не так ли, маленькая лань? Думала, что я задеру тебе юбки, лягу сверху, сделаю несколько необходимых движений, и на этом все будет кончено, и ты останешься верной ему? Но ты немного ошиблась.

Он вцепился в край ткани, обтянувшей ее плечи.

— Это мой дом. Мое покрывало. Мои деньги. Моя голая жена. Немедленно избавься от этой штуки!

Но Дрю сопротивлялась. И ничего не могла с собой поделать. Добровольно она не сдастся. Ни ему, ни ярости в его глазах, ни бешенству в голосе. Ни силе рук, безжалостно сдиравших с нее покрывало.

Наконец он вырвал покрывало и отступил. Дрю прижала к груди бесполезный клочок ткани, оставшийся в пальцах, словно последнюю надежду на спасение.

Корт легко отобрал у нее лоскут, бросил на пол, и она осталась беззащитной под его холодным оценивающим хозяйским взглядом, изучавшим каждый дюйм ее тела, от раскрасневшегося лица и тугих грудей до тех потаенных местечек, о которых было страшно подумать.

Он неспешно обошел кругом застывшую от стыда девушку.

— Ну и ну! Лакомый кусочек! Горячая же ты штучка, маленькая лань! Кто бы мог предположить, что под ярдами девственно-белых кружев скрывается такое!

И все это принадлежит ему… только он имеет право учить ее, наказывать и делать все, что захочет. Она будет принадлежать только ему!

Он жадно пожирал прищуренными глазами ее совершенную грудь.

— По зрелом размышлении, думаю, что не так уж много и заплатил, — вынес наконец Корт свой вердикт. — Не шевелись, Дрю. Я еще не насытился созерцанием.

Она сама не понимала, как выносит все это: сомнительные комплименты, исполинское вздутие между его ног, ощущение полнейшей беззащитности перед лицом кого-то примитивно-дикого и куда более сильного, чем она. Он способен переломить ее, как соломинку. И сделает это способами, о которых она даже не подозревает.

— Только поскорее! — вырвалось у нее.

— Нет… ни за что, — покачал головой Корт, снова обходя ее кругом. — Тобой нужно наслаждаться медленно, моя лань. Эти округлые высокие груди, твердые острые соски, бедра, упругая попка… я не желаю торопиться. Много дней подряд буду лишь разглядывать тебя.

— Корт, пожалуйста…

— Нет. Ты будешь жить в этом доме в одежде Евы, в чем мать родила и исполнять все мои желания. Будешь, Дрю, обещаю. У тебя не останется ни минуты на раздумья о ком-то еще. Или о чем-то. А теперь повернись и иди в глубь комнаты. Хочу посмотреть, как колышутся твои ягодицы при каждом шаге.

— Прошу, не надо…

— Что именно? Трогать тебя? Я этого и не делал, хотя так и подмывает. Не нужно насиловать тебя? И этого не было. И не будет. Довольно и того, что ты в моих руках и моей власти. А теперь — вперед!

О да, в его власти. Точно. Определенно. И все эти намеки на Жерара… у нее просто кровь холодеет.

Он знает.

Господи, откуда?

Но если это так, у нее нет иного выхода, кроме как покориться ему. Все, что угодно. Лишь бы защитить Жерара и скрыть свою любовь.

Тело словно налилось свинцом. Дрю не представляла, как сможет сделать хотя бы шаг, позволить Корту коснуться ее.

Она прикусила губу, повернулась, так что ему удалось заметить изгиб груди и розовый сосок, и сделала первый шаг.

Корт наблюдал за ней сквозь полуопущенные ресницы. Само совершенство. Без единого изъяна! Мягкие округлые ягодицы, чуть заметно покачивающиеся бедра, которые так приятно сжать и приподнять, когда мужчина готовится овладеть этим соблазнительным телом.

О, как ему хотелось схватить ее прямо сейчас, врезаться в тугие глубины! Сотни фантазий мелькнули в мозгу всего за одну секунду.

Девушка остановилась у стены, ожидая дальнейших распоряжений.

О, этого он примерно и ожидал. Небольшой бунт, который он подавит.

— Повернись и иди ко мне! — скомандовал Корт, и девушка беспрекословно подчинилась.

Груди чуть колыхались, соски так и молили о ласках.

Такого желания он до этой минуты не ведал. И не мог ничего поделать со своей окаменевшей плотью. Да и не хотел. Он жаждал сделать то, о чем она его просила: бросить ее на кровать и вонзиться до самого основания. Жаждал ощутить, как она вдавливается в его бедра своими. Как щекочут ее груди его торс.

Он хотел все это… и большего… большего… большего…

Но она так близко и так далеко, и смертельно его боится. Он не может рисковать испортить все, хотя пальцы так и чесались скользнуть между ее бедрами и исторгнуть стон наслаждения.

Дрю, сама того не сознавая, нервно обводила языком влажно блестевшие губы. Он едва удержи вался от того, чтобы впиться в них. И представил, как она лижет его… всего, с головы до ног, а потом высасывает досуха его истомленную плоть.

Но вместо этого она стояла перед ним голая, смущенная, трепещущая, чистая… соблазнительная.

Он не мог позволить себе ни сочувствия, ни участия. Она хотела поскорее «покончить с этим». Приберечь свою бессмертную душу для Ленуара. Он видит это по ее глазам. Тем легче отдать следующий приказ:

— На постель!

О Господи, да, да, все, чтобы избавиться…

Дрю закрыла глаза и облегченно вздохнула. Наконец настал подходящий момент. Но тут она едва не поддалась внезапно нахлынувшей панике.

Каким же образом девственница может совратить развратника, если она не способна даже вынести взгляд его понимающих голодных глаз и вид восставшей могучей плоти? От него не уйти. И не нарушить добровольно подписанного контракта. Не настолько она нечестна.

Но и не думала, что с ним будет так трудно. Что он окажется таким жестким, несгибаемым, безжалостным.

Пусть он воткнет в меня эту штуку и изольется… остальное дастся легче.

Она двинулась к кровати, чувствуя на себе его самодовольный взгляд. И услышала негромкое восклицание, когда села на кровать, подобрав под себя ноги.

Просто невероятно, как подействовала на него ее поза. Какую соблазнительную картину она собой представляла! И ему всего лишь достаточно оседлать ее и вонзить свой пульсирующий жезл в тугой горячий грот.

Но для этого слишком рано. Она готова покориться, лишь бы он быстрее убрался из комнаты. Вообразила, что ее нагота укротит его.

Как этого выскочку Ленуара.

Он готов побиться об заклад, что она обвела ублюдка вокруг пальца, заставила плясать под свою дудку. Возможно, привыкла к тому, что стоит взмахнуть ресницами, состроить глазки, и мужчины бросаются к ее ногам!

Но он ей не комнатная собачка!

И это всего лишь один урок из многих, которые предстоит узнать маленькой лани. Он человек терпеливый, несмотря на то что умирает от желания овладеть ею. О да, влечение было почти неодолимым, и плоть ныла от желания поближе познакомиться с ее прелестями.

Что же, тем лучше. Потому что скоро, очень скоро он научит ее желать его.

— На спину, моя лань. Прекрасно. Теперь подними свои груди и расставь ноги.

Дрю застонала, протестующе дернулась, и Корта вновь захлестнула волна бурлящего вожделения.

— Поторопись, Дрю. Я хочу видеть все, что у тебя между ног.

Дрю повернулась на бок.

Ни за что. Будь проклят, ублюдок…

Ему придется коснуться ее гораздо раньше, чем он намеревался, но необходимо сломить сопротивление Дрю. Немедленно.

Она почувствовала, как горячая огромная рука легла на бедро, бесцеремонно перекатила ее на спину.

— Не перечить хозяину! — прорычал он. — Раздвинь ноги, или я их раздвину!

— Ни за что…

С нее довольно! И он даже не разделся… а она никак не может сообразить, что ему нужно и что он собирается делать… но все равно не поддастся ему… не унизится до такого…

Но вскоре стало ясно, что он непоколебим.

Корт сбросил сорочку и оторвал рукава, вне себя от злобы, вожделения и безумного желания погрузиться в нее.

Ей не уйти. Он сильнее, крепче и легко ее одолеет. Поставит на колени. Она еще будет молить его о милости. Ей не удастся лягнуть его слишком больно или откатиться достаточно далеко, чтобы избежать хватки цепких рук.

Невзирая на сопротивление, он обвил рукавами ее щиколотки и привязал свободные концы к кроватным столбикам.

— Подонок! — прошипела она. — Что же ты медлишь? Возьми меня!

— О нет, моя обнаженная лань. Не выйдет! Это было бы слишком легко.

Он взял стоявший у окна маленький стул и сел так, чтобы лучше видеть ее.

— Как ты можешь вытворять такое?

— А что такого я вытворяю, маленькая лань? Всего лишь услаждаю взор соблазнительной наготой жены.

Она бессильно упала на перину, беспомощная, униженная, испытывая в этот момент лишь одно желание — умереть. Но тело не повиновалось. Не хотело оставаться спокойным и упрямо натягивало путы, удерживавшие ее ноги, словно бессознательно пытаясь ослабить узел и освободиться. Но вместо этого напряжение и злоба с каждой минутой все больше усиливались.

Дрю неестественно изогнулась и, откинув голову, монотонно повторяла:

— Будь ты проклят, будь проклят, будь проклят…

Никто и никогда так с ней не обращался. Жерар ни за что бы…

Он боролся с собой из последних сил, жадно вбирая взглядом покачивания бедер. Воображал, что лежит между этих ног, вонзаясь в это горячую плоть глубоко и мощно, утопая в ее любовных соках, взрываясь в долгожданной разрядке…

Корт не мог насытиться видом этого девственного тела, неожиданно обнаружившего собственный эротический ритм, именно такой, какой он видел в своих фантазиях.

Это его владения, и он здесь хозяин. Достаточно лишь снять брюки, оставшись обнаженным, погрузиться в ее извивающееся, мечущееся тело и унестись к сладостному забытью.

Но предвкушение лишь усиливает грядущее наслаждение. Это хорошо ему известно.

Корт медленно поднялся и шагнул к кровати.

— Ненавижу тебя!

— Что ж, вот твой первый урок, маленькая лань: я ненавижу, когда мне отказывают в том, чего мне хочется.

— Возьми все, — прошептала она, — только убирайся поскорее.

— Нет, жена, ты так и не поняла. Ты должна по доброй воле дать мне все, что хочу, когда бы и где бы я это ни потребовал. Итак, когда я впредь велю тебе раздвинуть ноги, ты ляжешь на кровать и разведешь свои бедра на всю ширину перины. Ясно?

— Я никогда…

Он поспешно закрыл ей рот ладонью.

— Вижу, тебе все еще нужно втолковывать, кто кому здесь обязан. Ты заметила, что я по доброте душевной предпочел закрыть глаза на тот факт, что ты не приподняла груди, как было сказано. Что же, оленей нужно приручать постепенно. У нас впереди много времени, Дрю. Не думал, что, заплатив столько денег за тебя, мне придется приложить еще немало трудов. Считал, что твоя благодарность уступит лишь всеобъемлющему желанию угодить мне. Но даю слово, Дрю, это время придет. Ты покоришься мне. И тогда будешь молить о каждой милости, каждой ласке.

— Никогда! — воскликнула она, пытаясь вырваться. — Никогда, никогда, никогда…

Корт безжалостно усмехнулся.

— Через час-другой Эви освободит тебя, — объявил он. — А пока привыкай лежать в такой позе.

— Ненавижу! — упрямо повторила Дрю.

— А вот это значения не имеет, маленькая лань. Главное, чтобы ты никогда не прятала от меня свое обнаженное тело.

Он почти выбежал из комнаты, и как раз вовремя: жгучая потребность наконец победила, и напряженная плоть взорвалась в приступе головокружительного вожделения с такой силой, что он судорожно согнулся, схватившись за низ живота.

Скоро. Скоро. Лань начнет есть с руки. И гораздо раньше, чем думает, она будет готова удовлетворить то темное желание, которое поглотит и утопит их обоих.

Глава 4

Устав от бесплодной борьбы, Дрю лежала неподвижно. Только дыхание со свистом вырывалось из груди. Она так измучилась, что не могла шевельнуться. Да и не хотела. Господи, пошли ей забытье!

Корт словно обезумел.

Что ему нужно от нее, если не того, чего каждый мужчина желает от женщины?!

Какая мерзость… почему он унижает ее? К чему эта гнусная игра?

И все же… все же… выражение его глаз, когда она осталась обнаженной… да, он хочет ее… безумно, страстно. Даже такая невинность, как она, это понимает. Недаром его спящий гигант проснулся и восстал, безумно напугав ее. Непередаваемо огромный, толстый, твердый, как сталь… он выдавал своего владельца с головой. Корт хочет ее, как бы ни отрицал этого.

Дрю приподнялась на локтях, чтобы взглянуть на себя его глазами. Густая поросль жестких волос… розовые складки между бедер… длинные ноги… плоский живот… высокие упругие груди с горошинками сосков.

Девушка нерешительно дотронулась до своего заросшего темными завитками венерина холма. Какая обильная растительность… словно у дикарки! Иногда при ходьбе волосы покалывали ее. А тугие соски всегда терлись о ткань сорочки, словно грозя ее проткнуть.

Дрю снова легла на подушки, сжала груди и принялась потирать большими пальцами соски. Тело словно молнией прошило. Кажется, ее возбудила собственная нагота… расставленные ноги… бесстыдные прикосновения…

Его жестокость.

Если она отдастся ему, ее жизнь, ее чувственность никогда больше не будут ей принадлежать. И она станет вечно скорбеть о Жераре, своей потерянной любви.

Единственный выход — соблазнить Корта и вступить с ним в вечную борьбу полов. Навсегда. Или до конца. В зависимости от того, что настанет раньше.

Позже пришла Эви с подносом.

— Хозяин велел вам поесть.

— Я не могу встать.

— Хозяин велел выбрать веревки покрасивее. Служанка показала черные атласные ленты.