— Хватит со мной нянчиться! — рявкнула Антонина. — Говорю тебе: со мной все в порядке.
      Начальница шпионской сети покачала головой. Лицо Ирины побледнело и осунулось. Она уже много дней сидела в уединении в покоях Феодоры и узнала о попытке убийства подруги только на следующее утро. Ирина тут же приехала в дом Антонины в пригороде.
      Антонина отправилась к шкафу и начала вытаскивать чистую одежду. Одежду, которая была на ней, когда они с. Маврикием вернулись в дом прошлым вечером, уже уничтожили. Оказалось невозможно оттереть ее от крови и прочей грязи.
      — Надень теплый плащ, — сказала Ирина. — На улице прохладно. — Затем добавила мрачно: — Я не должна была соглашаться отпускать тебя одну.
      Антонина уперла руки в боки и уставилась на подругу.
      — В первую очередь решала не ты, а я, — указала она. — Я всегда раньше одна ходила на эти встречи. На этом настаивал Балбан.
      Ирина вытерла лицо дрожащей рукой.
      — Знаю. Тем не менее. Боже, тебя чуть не убили!
      Антонина пожала плечами. Затем надела тунику. Ее приглушенный голос донесся из-под простого одеяния, которое носили представители почти всех сословий.
      — Но ведь не убили же. И дело сделано. Поэтому хватит суетиться. Кроме того… — Ее лицо показалось в вороте, Антонина широко улыбалась. — Это было лучшей новостью — в некотором роде — за несколько месяцев. Ты ведь понимаешь, что означает эта попытка покушения?
      Ирина нахмурилась. Антонина рассмеялась.
      — Предполагается, что начальница шпионской сети у нас ты, Ирина. Поэтому начинай для разнообразия обрабатывать информацию и прекрати со мной нянчиться, словно я — твой маленький ребенок.
      Ирина все еще хмурилась.
      — Думай, женщина. Почему малва решили меня убить? Сейчас из всех случаев?
      Глаза Ирины округлились. Она прижала пальцы ко рту.
      — Велисарий!
      Антонина улыбнулась.
      — Вот именно. Балбан явно получил новые приказы из Индии. А это означает: мой дорогой муж сделал что-то, что привело малва в полную ярость. И это также означает, что он убежал от их когтей.
      — Конечно, — прошипела Ирина. Начальница шпионской сети начала медленно ходить из угла в угол — Если бы они до него добрались, то имели бы гораздо более сильное средство давления на тебя, чем то, которое они использовали до этого. Это означает, что раньше или позже Велисарий вернется в Константинополь. Когда, как ты думаешь?
      Антонина пожала плечами.
      — Откуда мне знать? Мы не представляем, каким путем он выбирается из Индии. Скорее всего, он вернется на корабле в Аксумское царство. Если так, то там его встретят Ашот и его люди.
      Антонина направилась к двери.
      — Ашот получил очень четкие указания, — добавила по пути. — Они поплывут по Красному морю, выйдут в Нил, по реке пройдут до Александрии. Там будет стоять корабль, который доставит их прямо в Константинополь.
      В коридоре Антонина широкими шагами быстро пошла к входной двери.
      — Он могут появиться почти в любую минуту. Или не появиться неделями.
      За ее спиной Ирина скорчила гримасу.
      — Хотелось бы, чтобы мы знали, когда. Это бы…
      Антонина отмахнулась от мысли.
      — Даже не думай об этом, Ирина! Мы не должны строить никаких планов, основываясь на возвращении моего мужа. Мы можем только рваться вперед. Кстати, а все ли гранаты прибыли?
      Они достигли прихожей. Там их ждал Маврикий. Как и Антонина, он переоделся. Но шлем и доспехи оставались теми же, которые были на нем во время столкновения. Он просто их почистил. Та кухня стала далеко не первым местом сражения у Маврикия. Новые пятна потерялись среди старых следов.
      Маврикий ответил на вопрос.
      — Да. И их уже отвезли в монастырь.
      — Тогда пошли, — сказала Антонина.
      Маврикий открыл дверь. Антонина вышла во двор, слегка задрожала от холода декабрьского утра. Затем, увидев во дворе и на прилегающих улицах катафрактов на лошадях, остановилась. Быстро их подсчитала. Развернулась.
      — Где остальные катафракты, Маврикий? — спросила она. — Здесь не больше сотни.
      Маврикий сжал челюсти.
      — Остальные в настоящий момент заняты. Но они вскоре к нам присоединятся. Они встретятся с нами в монастыре, когда закончат свои дела.
      Антонина подозрительно на него посмотрела.
      — Заняты? Делами? Какими?
      Лицо гектонтарха напоминало камень.
      — А ты как думаешь, девочка?
      — О, нет, — прошептала Антонина.
      Ирина зашипела.
      — Маврикий! Ты что? Это будет сигналом для малва. Они узнают…
      — Мне плевать на то, что знают малва! — рявкнул Маврикий. И гневно посмотрел на обеих женщин. — Я не шпион, — заявил он. — И не интриган. Я — командующий букеллариями полководца, и они, — он показал пальцем на сидящих на конях фракийцев, — катафракты моего начальника.
      Он широким шагом отправился к своему коню и взялся за удила.
      — Если какая-то вонючая свинья думает, что может пытаться тебя убить — без последствий, — то этот сукин сын сильно ошибается.
      Он запрыгнул в седло и сверху вниз гневно уставился на Антонину и Ирину. Как статуя. Неподвижная статуя.
      Антонина выдохнула воздух. Затем вздохнула и отправилась к своей лошади.
      Менее чем через минуту они с Ириной выехали сквозь ворота дома. На улице женщин окружила сотня катафрактов. Маленькая армия начала путь к внутренней части города.
      Через некоторое время Ирина пробормотала:
      — О, хорошо. Вероятно, Балбан не думает, что ты все еще работаешь на него.
      Антонина рассмеялась.
      — Считаешь, у него зародятся подозрения? Когда двести катафрактов разрывают его усадьбу на части вокруг него?
 
      Балбан налил чай в чашку Нарсеса. Евнух немедленно с признательностью отпил из нее.
      — Спасибо, — поблагодарил он. — Как раз то, что нужно холодным утром.
      — Но, надеюсь, небо ясное? — спросил Балбан.
      Нарсес кивнул:
      — О, да. — Он легко улыбнулся. — Если не считать холода, то это — идеальный день для мятежа и восстания. Ни облачка на небе.
      — Хорошо, — пробормотал Балбан. — Последнее, что нам нужно, — это плохая погода. Как тебе кажется обстановка в Большом Дворце?
      — Я сказал бы, что почти идеальная. Чем сильнее ухудшается положение Юстиниана, тем крепче он держится за Иоанна из Каппадокии и меня.
      Нарсес поставил чашку на стол.
      — Именно поэтому я пришел сюда. Юстиниан приказал мне оставить Большой Дворец и собрать войска. Поскольку у меня появилась возможность, я подумал, что стоит заглянуть для последнего совещания. — Он хрипло рассмеялся. — Войска. Юстиниан до сих пор не сознает, что у него нет войск, за исключением дворцовой стражи. Все остальные воинские подразделения в столице заперлись по своим казармам, пережидая бурю. Нам даже не потребуется Эгидий с армией Вифинии. Голубых и Зеленых должно быть достаточно.
      Балбан кивнул:
      — В таком случае нам и совещаться практически не о чем. Банды начнут собираться к полудню. Мои кшатрии захватят ипподром в течение часа. Все, что от нас требуется, — это появиться и надеяться, что Ипатий придет для провозглашения его новым императором, — Балбан нахмурился.
      Нарсес фыркнул:
      — Он появится. Или если он не придет, то появится Помпей. Конечно, нам придется обеспечить нового императора новыми штанами. Я уверен: оба племянника уже наложили в штаны. Но Ипатий будет там. Амбиции сильнее страха.
      Балбан рассмеялся. Затем более серьезно спросил:
      — А что там с Феодорой?
      Нарсес поморщился.
      — Это — единственная небольшая проблема. Она знает обо всем, Балбан, — я уверен в этом. Ее новая начальница шпионской сети — молодая женщина по имени Ирина Макремболитисса — дьявольски способна. Но Юстиниан жену совсем не слушает, — Нарсес пожал плечами. — А теперь время у него вышло.
      Балбан заворчал.
      — Тем не менее… — Нарсес колебался, затем снова пожал плечами. — Несомненно, ты прав. К ночи это в любом случае не будет играть роли. Ее труп присоединится к трупу Юстиниана, будут кормить рыб в Мраморном море.
      Нарсес сжал губы, борясь с негодованием. Он яростно напомнил себе о своих амбициях. Чтобы скрыть чувства, наклонился вперед и протянул руку к стоящей на столе чашке с чаем.
      Рука остановилась. Чашка дрожала.
      В небольшую комнатку ворвался Аджатасутра.
      — Уходим! — зашипел он. — Немедленно!
      Наемный убийца широкими шагами направился к двери в дальней стене. Резко отворил ее и стал поспешно оттаскивать в сторону тяжелый сундук, который стоял на полу в каморке за дверью.
      Балбан встал и злобно нахмурился.
      — Что ты себе позволяешь?..
      Аджатасутра, все еще двигающий тяжелый сундук, повернул голову. Его глаза напоминали горящие угли.
      — Если ты, Балбан, хочешь прожить дольше двух минут, помоги мне отодвинуть чертов сундук от потайного хода.
      Балбан остался стоять на месте, все еще хмурясь Нарсес мгновенно встал из-за стола и отправился на помощь Аджатасутре. Несмотря на возраст и небольшой рост, евнух не был слабаком. С его помощью Аджатасутра выдвинул сундук из каморки.
      — Ставь к стене, — проворчал наемный убийца.
      Мгновение спустя сундук стоял там, где нужно. Аджатасутра запрыгнул в каморку и отвернул дорогой ковер. Затем мгновение возился с половицей, которая казалась неотличимой от всех других на деревянном полу, и открыл дверь потайного хода.
      — Лезь, — приказал Нарсесу.
      Старый евнух не колебался ни секунды и стал спускаться вниз по лестнице.
      На полпути вниз лестница начала дрожать. Нарсес остановился, наполовину высунувшись из проема, и уставился на Балбана. Начальник шпионской сети теперь стоял у ведущей в каморку двери.
      Он все еще хмурился — но теперь больше от удивления, чем от злости. Балбан посмотрел вниз, на свои ноги.
      — Почему дрожит пол? — спросил он.
      Нарсес бросил быстрый взгляд на Аджатасутру. Наемный убийца с трудом сдерживал ярость.
      — Матерь Божия, — пробормотал Нарсес. И обратился к Балбану: — Что ты сделал, ты, чертов идиот?
      Балбан гневно уставился на него.
      — Это тебя не касается, Нарсес! — рявкнул он.
      Затем, продолжая хмуриться и глядеть в пол, он снова спросил:
      — Почему дрожит пол?
      Нарсес фыркнул.
      — Как я понимаю, ты никогда не сталкивался с атакой катафрактов в полном вооружении? — спросил он. — Вот что ты чувствуешь, дурак. Несколько сотен тонн приближающейся смерти и разрушения.
      Балбан выпучил на него глаза.
      — Что ты несешь? Мы в центре Константинополя!
      Нарсес вздохнул и посмотрел на Аджатасутру.
      — Он приказал убить Антонину, — процедил наемный убийца сквозь стиснутые зубы.
      — Прекрасно, — пробормотал Нарсес. — Просто прекрасно.
      Евнух опять стал спускаться по лестнице. Очень быстро. Его голос донесся снизу:
      — Теперь, Балбан, ты не в Константинополе. Ты во Фракии.
      Снаружи донесся грохот удара, потом жуткий треск. Секунду спустя Балбан понял, что это рухнули ворота.
      С грохотом и треском.
      Крик. Оборвался. Еще. Еще. Еще. Все крики обрывались, но Балбан узнал голоса. Стражники малва. Умирали.
      Умерли.
      Аджатасутра прыгнул к двери в комнату и уставился вдоль по коридору, ведущему к главному входу в дом. Мгновение спустя оттуда донеслись грохот и треск.
      Он запрыгнул назад в комнату и захлопнул дверь.
      — Это было копье, которое прошло сквозь входную дверь, — сообщил он.
      Балбан больше не колебался. Полез вниз по лестнице за Нарсесом. До того как его голова скрылась внизу, он услышал серию громоподобных звуков. Двери и окна разбивали. К тому времени, как Балбан добрался до небольшого прохода в пятнадцати футах внизу, он уже слышал крики, эхом разносящиеся по всему дому. Резали всех остальных малва, проживавших в доме.
      Аджатасутра закрыл дверь каморки, перед тем как сам стал спускаться по лестнице. По мере возможности он попытался натянуть ковер на место, чтобы тот закрыл крышку потайного хода после того, как он ее запрет изнутри.
      Когда Аджатасутра добрался до прохода внизу, то нашел двух других. Балбан и Нарсес дожидались его. Балбан зажег небольшой фонарь, который специально держали внизу лестницы.
      — Я не знаю дороги, — прошептал начальник шпионской сети. — Я никогда раньше не спускался сюда.
      Аджатасутра взял фонарь из его руки.
      — Следуйте за мной, — приказал он. — И смотрите, куда ступаете. Мы не стали выравнивать пол. На самом деле я не думал, что нам когда-нибудь придется воспользоваться этим ходом.
      После того как трое мужчин преодолели по узкому туннелю примерно сто футов, Нарсес спросил:
      — Еще долго, Аджатасутра? Моя обувь не предназначена для таких переходов. И, черт побери, она шелковая! Дорогая.
      Аджатасутра мрачно усмехнулся.
      — Забудь об обуви, Нарсес. Нам идти еще футов двести. До того как мы доберемся до сливной трубы.
      — Великолепно, — пробормотал Нарсес. — Просто великолепно Еще через пятьдесят футов он спросил:
      — А какие еще гениальные идеи тебя сегодня посетили, Балбан? Ты случайно не прыгал в. Босфор, чтобы проверить, мокро ли там? Не глотал раскаленный уголек, чтобы проверить, не сожжет ли он тебе горло? Ты…
      — Заткнись! — рявкнул начальник шпионской сети. — Я получил приказ. От самого Нанды Лала.
      После этого Нарсес замолчал до тех пор, пока они не добрались до сливной трубы, а потом пробирались по вонючей жиже по меньшей мере еще двести футов. Он стал все сильнее и сильнее отставать. Наконец Аджатасутра вручил фонарь Балбану и отправился назад помогать старому евнуху.
      — С тобой все в порядке? — спросил он.
      — Мог бы воспользоваться твоим плечом, — проворчал Нарсес. — Чертова труба такая низкая, что мне приходится нагибаться. Спина болит.
      Аджатасутра подставил правое плечо под левую руку Нарсеса и стал ему помогать. Евнух повернул голову так, чтобы его губы оказались в нескольких дюймах от уха Аджатасутры.
      — Ты понимаешь, что означает этот приказ от Нанды Лала, да? — прошептал старый евнух.
      Аджатасутра кивнул, очень легко.
      — Да, — ответил он так же шепотом. Затем поднял голову. Фигура Балбана смутно просматривалась впереди футах в тридцати, освещаемая фонарем, который он нес. — Это означает, что ты был прав насчет Велисария, — прошептал наемный убийца. — Значит, он убежал из Индии.
      Они прошли еще пятьдесят футов. К этому времени вонючая жидкость промочила их до середины бедра.
      Нарсес снова поднес губы к уху Аджатасутры.
      — Нас ждет корабль. В Неорионовой гавани бухты Золотой Рог. Ты знаешь, где это?
      — Да, — прошептал Аджатасутра. — Почему я?
      — Ты — лучший из жалкой кучки. А если мне придется бежать в Индию, мне нужен кто-то, кто бы меня должным образом представил.
      Аджатасутра слегка улыбнулся.
      — Ты не кажешься полностью уверенным в успехе нашего плана.
      Нарсес фыркнул.
      — В этом мире нельзя быть ни в чем уверенным, Аджатасутра. Кроме этого, лучше выпустить дьявола из ада, чем упустить Велисария. В особенности после убийства его жены.
      — Ее не убили, — пробормотал Аджатасутра.
      Увидев, как евнух нахмурился, наемный убийца рассмеялся.
      — Я последовал за ней. Конечно, на расстоянии. И ни во что не вмешивался. Судя по доносившимся из того магазинчика звукам, устроила она там нечто, даже до того, как прибыл катафракт. Я ждал, пока он ее не выведет. Антонина оказалась покрыта кровью с головы до ног, но там не было ни капли ее крови.
      Нарсес вздохнул.
      — Ну, это уже что-то. Велисарий просто покажет невероятную компетентность в смертоносности. Проявит свои идеальные способности — как и обычно. Вместо того чтобы стать самим дьявольским воплощением мести.
      Они тащились дальше и дальше. Наконец далеко впереди увидели, как Балбан распрямился и встал прямо. Он наконец добрался до выхода из сливной трубы.
      — Быстрее! — услышали они шипение начальника шпионской сети. — Времени мало!
      Как раз перед тем, как они добрались до зоны слышимости. Балбана, Аджатасутра прошептал:
      — Как выглядит корабль?
      — Словно он хочет очень быстро покинуть Константинополь, — только ответил евнух.
 
      Маврикий подождал, пока катафракты не объедут монастырь кругом, перед тем как позволить Антонине и Ирине спешиться. Фракийские катафракты пребывали в мрачном, очень мрачном настроении. Небольшая толпа любопытных, которая начала собираться из ближайших домов, быстро отошла назад под этими взглядами.
      — Прекрасно, — пробормотала Антонина. — Просто прекрасно.
      Она гневно посмотрела на Маврикия. Гектонтарх спокойно встретился с ее гневным взглядом.
      — Вот что получилось из сохранения в тайне местонахождения Когорты Феодоры, — проворчала она.
      Маврикий пожал плечами. Показал на юго-запад.
      — Посмотри. Время секретов прошло.
      Антонина и Ирина развернулись в седле. Они были недалеко от колонны Марциана. Монастырь и прилегающий к нему собор располагались прямо внутри старых стен столицы — стен Константина. От сердца Константинополя, уголка города, в котором находились Большой Дворец и ипподром, их отделяло не более двух миль.
      Поблизости от ипподрома две женщины увидели дым, поднимающийся от костров, которые развели собирающиеся Голубые и Зеленые, чтобы погреть своих хулиганов. Они слышали слабый рев толпы, даже на таком расстоянии.
      — Как ситуация в Большом Дворце? — спросила Антонина у Ирины.
      — Напряженная. Очень напряженная. Юстиниан на сегодня на полдень назначил заседание высшего совета. Однако он все еще слушает Иоанна из Каппадокии, который заверяет его, что большая часть армейских подразделений будет защищать трон. Поэтому он живет в раю для дураков. Он не понимает, что единственная сила, которая у него есть, — это отряд дворцовой стражи — пятьсот человек — и войска, которые приведем мы.
      Ирина повернула голову и посмотрела на юг.
      — Ситтас с Гермогеном должны быть в гавани Хормиздаса. Мне лучше сейчас уехать и сказать им, где стоят твои силы.
      Антонина кивнула. Маврикий приказал взводу катафрактов сопроводить начальницу шпионской сети.
      Внимание Антонины привлек шум.
      Толпа гренадеров и их жен высыпала из дверей монастыря и направилась к ней. Все они смотрели на нее, на лицах было написано беспокойство.
      — Ты сказал им, — Антонина взглянула на Маврикия.
      Маврикий усмехнулся.
      — Сказал им? Я отправил сюда утром десять катафрактов, чтобы порадовать их рассказом. Полным рассказом! До последней мрачной, мерзкой, отвратной детали.
      Антонина вздохнула от раздражения, Маврикий поставил своего коня рядом с ней. Склонился к ней — весь юмор испарился — и хрипло прошептал:
      — Послушай меня, девочка, и хорошо послушай. Теперь ты ввязалась в войну, и ты — командир. Женщина-командир — первая в римской истории, если не считать древние легенды. Тебе нужна вся уверенность, которую ты можешь получить от своих солдат. А им она требуется еще больше, чем тебе.
      Антонина уставилась в его серые глаза. Она раньше никогда не замечала, насколько холодными могут быть эти глаза.
      — Неужели ты думаешь, что я не воспользуюсь такой возможностью? — спросил он. Затем добавил с хриплым смешком: — Боже, теперь, после того как все закончилось, я почти готов поблагодарить Балбана! Какой подарок он нам сделал!
      Маврикий снова прямо сел в седле.
      — Антонина, самые суровые из моих катафрактов испытывают благоговение перед тобой. Попав в такую засаду — без оружия, только с одним маленьким кинжалом, — выжил бы, может, один из десяти. И они это знают. Как, ты думаешь, себя чувствуют эти сирийские крестьяне? Теперь? Что они думают о своем командире — маленькой женщине?
      Было очевидно, что чувствуют крестьяне. Гренадеры и их жены окружали Антонину, молча глядя на нее снизу вверх. Выражения их лиц читались без труда. Смесь чувств — облегчение от очевидного благополучия Антонины, яростное удовлетворение от ее победы, гордость своим командиром и гордость, что она командует ими.
      В большей мере — и это почти пугало Антонину — они испытывали чувство квазирелигиозного восхищения. Простые сирийцы смотрели на нее так, как они могли бы смотреть на живого святого.
      Она благословлена милостью Божьей.
      Как и предсказывал пророк Михаил.
      На мгновение Антонина почувствовала, что сжимается от этой давящей на нее ответственности.
      Затем, собрав в кулак огромную силу воли, которая всегда оставалась ее частью, с детства на улицах Александрии, Антонина отбросила все колебания в сторону.
      — Со мной все в порядке, — громко заверила она гренадеров.
      Она стала спешиваться, но тут же почувствовала, как ей помогает дюжина рук. Те же руки затем понесли ее к собору. Тут же возникли монахи и священники и открыли огромные ворота. Среди них Антонина увидела полную фигуру епископа Антония Александрийского.
      Когда ее проносили сквозь двери, она встретилась взглядом с Антонием. Он ответил ей улыбкой, но в глазах читалось беспокойство.
      Ее отнесли к алтарю и поставили на ноги. Она повернулась и увидела, как гренадеры и их жены быстро заходят в собор. В течение двух минут огромный собор заполнился. Там стояли все сирийцы. Они молча смотрели на нее.
      За много лет до этого мать Антонины немного обучала ее актерскому мастерству Антонина не пошла по стопам матери, выбрав другую дорогу, хотя такую же неуважаемую, но приносящую гораздо больший доход. Но она все еще помнила уроки. Не скромные таланты матери как трагической актрисы, а ее умение проецировать звук голоса.
      Все гренадеры в помещении — как и катафракты, которые к ним присоединились — чуть не подпрыгнули. Такая маленькая женщина и такой сильный, мощный голос!
      — Я не буду долго говорить, солдаты. Друзья. И не нужно много говорить. Наши враги собираются. Вы видите их костры. Вы слышите их грубые победные крики. Не бойтесь их. Они — ничто. Ничто. Наемные убийцы. Уличные бандиты. Головорезы. Насильники. Воры. Сутенеры. Мошенники. Ничто. Ничто!
      Она сделала паузу, подождала. Гренадеры — вначале один или два — подхватили клич. Вначале тихо. Затем громче и громче.
      — Ничто. Ничто!
      — Мы превратим их в ничто. Мы отгоним их назад в их сливные трубы.
      — Ничто! Ничто!
      — Мы загоним их в их норы. Мы последуем за ними в их крысиные норы. Мы будем гнать их, пока они не попросят пощады.
      — НИЧТО! НИЧТО!
      — Пощады не будет. Для ничтожеств — ничто!
      Теперь от криков содрогался сам собор. Антонина показала пальцем на катафрактов. Крики смолкли. Гренадеры слушали ее с полным вниманием.
      — У нас простой план. Предатели собирают силы на ипподроме. Мы пойдем туда. Катафракты поведут нас, но мы станем молотом Божьим. Удары нашего молота превратят ничтожество в ничто.
      Антонина пошла вперед, по центральному проходу. Гренадеры расступались перед нею, а затем мгновенно смыкали ряды. Она двигалась сквозь небольшое людское море, как корабль под всеми парусами.
      Когда она достигла двери, вперед шагнул Антоний Александрийский. На мгновение она обняла старого друга.
      — Пусть мне поможет Бог, — прошептала Антонина.
      — О, я считаю, Он поможет, — мягко ответил епископ. — Поверь мне в этом, Антонина. — На лице мелькнула улыбка: — Ты знаешь, я ведь довольно известный теолог.
      Она ответила на улыбку, поцеловала в щеку и пошла дальше.
      К этому времени на улице собралась большая толпа зрителей. Даже гневные взгляды катафрактов не могли отогнать любопытных. Но затем, услышав звук множества приближающихся лошадей — тяжелых, в броне, — толпа отошла назад, прижимаясь к стенам домов и заборам, которое стояли вдоль улицы.
      По улице рысью приближались две сотни катафрактов. Оставшиеся фракийские букелларии возвращались после собственного триумфа.
      Всадники достигли собора и остановились. Катафракты из первых рядов бросили результат своей мести к ногам Антонины.
      Толпа зрителей стала хватать ртом воздух и шипеть, сильнее прижалась к стенам. Некоторые, у кого страх пересилил любопытство, быстро скрылись в домах и дворах. Двадцать или около того отрубленных голов могут заставить похолодеть самого любопытного.
      Увидев мрачные трофеи, гренадеры с другой стороны разразились дикими довольными криками.
      — НИЧТО! НИЧТО! НИЧТО!
      Антонина двинулась к лошади. Маврикий и двое его катафрактов встретили ее на полпути.
      — Надень вот это, — приказал Маврикий. — Я специально заказывал их для тебя.
      Сопровождавшие его катафракты протянули ей кирасу и шлем.