Удар судьбы (Велисарий - 4)

      Наконец - наконец! - все в комнате поняли. Послы смотрели на нее, открыв рты, подобно рыбам-собакам. Ирина не могла видеть лицо Дададжи. Пешва опустил голову, словно в раздумьях. Или, возможно, в молитве.
      Ирина снова повернулась к Шакунтале. Императрица, хотя и не раскрыла рот, казалось, пребывала в состоянии чистого шока. Она больше не сидела на троне, как статуя или богиня, а просто как маленький ребенок. Школьница, парализованная вопросом, который, как она считала, никто никогда не задаст.
      Римская учительница улыбнулась.
      - Помни, Шакунтала. Только душа играет роль в конце. Все остальное шелуха. И это касается и империи, не только человека.
      Затем тихо, но быстро Ирина заняла свое место. Во время последовавшего долгого молчания, пока послы хватали ртами воздух и пешва склонял голову - и школьница пыталась найти ответ, который уже знала, но не могла вспомнить, Ирина просто ждала. Она сложила руки на коленях, легко дышала и просто ждала.
      Естественно на поверхность поднимутся предрассудки. Вскоре комната наполнится негодованием и возражениями. Ее это не волновало. Ни в коей мере.
      Она сделала свою работу. Достаточно хорошо, как она думала. Держа щипцы в твердых руках, Ирина установила клинок, чтобы он был должным образом выкован. Конечно, предрассудки станут шипеть, точно так же, как шипит горячее железо. Но молот, удерживаемый в варварских сильных руках, ударит уверенно. И задавит протест о чистоте в большей чистоте закаленного металла.
      Кунгас не стал ждать, когда протест вырвется на поверхность. Кушаны были степными людьми и людьми быстрых лошадей.
      - Наконец-то!
      Он стоял в центре комнаты до того, как кто-то заметил, как он поднимается.
      - Наконец-то.
      Он позволил слову устояться, позвенеть, как звенит слово. Затем скрестил толстые от мускулов руки на бочкообразной груди и повернул голову к императрице.
      - Сделай, как она говорит, девочка. Это очевидно. Очевидно. - Толпа господ благородного происхождения заворчала. Кунгас резко повернул голову к ним, подобно повороту пушки.
      - Помолчите.
      Приказ, хотя и произнесенный тихо, привел к мгновенному повиновению. Теперь маска стала безжалостной. Такой безжалостной и суровой, как степная зима.
      - Я не хочу слушать вас. - Маска исказилась, совсем чуть-чуть. Но сам Сатана затрепетал бы от этой усмешки. - Вы? Вы посмеете мне возразить? Последовавшее фырканье соответствовало усмешке. Чистое презрение, без каких-либо примесей. Кунгас повернул голову назад, к Шакунтале. - Я скажу тебе кое-что, девочка. Послушай меня и слушай хорошо. Однажды я взял тебя в плен, до того, как стал твоим охранником. Я знал тогда правду, точно так же, как я знаю ее сейчас. С той же уверенностью. Дело очевидно - очевидно - для всех, кроме дураков, ослепленных традициями.
      И он снова фыркнул. Презрение осталось, усиленное холодным юмором.
      - Все те месяцы во дворце Подлого, пока я держал тебя в плену. Ты помнишь? Ты помнишь, как осторожно я выставлял стражу? Как сурово я поддерживал дисциплину? У тебя были глаза, чтобы видеть, и разум, тренированный для схватки. Ты видела?
      Кунгас уставился на императрицу. Через мгновение Шакунтала кивнула. Кивнула не как императрица, а как школьница, когда начинает понимать урок.
      Кунгас резко повернул голову на господ благородного происхождения.
      - Против кого я устанавливал железную стражу, девочка? Против них?
      Он хрипло усмехнулся, так дико, что это почти пугало.
      - Против них? Этих чистокровных домашних животных? - Он снова засмеялся, звук напоминал лай.
      - Я не боялся их, девочка. Я не следил так внимательно, потому что волновался о Чоле. Или Тамрапарни, или Керале, или...
      Он замолчал и махнул мощной рукой.
      - Тогда я был твоим врагом, Шакунтала. И таким же хорошим врагом, каким я впоследствии стал другом. Я знал правду. Я всегда знал. Я знал, кто придет за тобой. Я знал, и боялся этого.
      На мгновение его глаза переместились на Дададжи. Лицо пешвы все еще оставалось спрятанным. Кунгас слегка кивнул в сторону склоненной головы, словно признавая поражение в старом споре.
      - Моя душа знала, что он там. Я мог чувствовать его душу, прячущуюся в лесах у дворца. Я ни разу не заметил его, ни одного раза, но я знал. Именно поэтому я установил стражу, и поддерживал дисциплину, и каждую секунду оставался настороже. Я никогда ничего не боялся, кроме прихода Пантеры. Только один человек, знал я, может угрожать моей цели. Ветер Великой Страны - это, и только это, могло вырвать тебя из рук малва.
      Его взгляд вернулся на императрицу. Ясные, яркие миндалевидные глаза на бронзовом лице.
      - И этот Ветер, один, девочка, может удержать тебя вне лап асуров. Кунгас распрямил руки и опустил их по бокам.
      - Сделай, как тебе говорит римская женщина, Шакунтала. Сделай так и никак больше. Ее совет - это совет империи, которая на протяжении тысячи лет никогда не выпускала правду из вида. В то время как эти...
      И снова напряженные, презрительные пальцы.
      - Эти - только послы давно заблудившихся в иллюзии. - Теперь Кунгас занял свое место. И снова воцарилась тишина.
      Послы даже не шептались. Комнатные собачки присмирели и сжались.
      Ирина задержала дыхание. Оставалось услышать только один голос. Один голос в этой комнате, который все еще может склонить императрицу к ошибке. Ирина боялась этого голоса и обнаружила, что молится. Она страстно желала, чтобы человек, которого она полюбила, правильно понял душу другого человека. Возможно, в первый раз в жизни Ирина молилась, чтобы она сама ошиблась.
      Лицо Шакунталы оставалось неподвижным, как у статуи. Но внешняя напряженность не могла скрыть - ни от Ирины, ни от кого-то в комнате смятение, которое кипело внутри.
      Ирина испытывала жалость. Разум девочки - а теперь императрица была девочкой - оказался крепко заперт. Полностью парализован. Самое сильное, глубоко спрятанное желание Шакунталы боролось с железным чувством долга - а теперь иностранка повернула долг против желания. Да, освободила одно другим. Но для девочки, которая никогда не видела между ними связи, получилась лишь запутанная паутина сомнения и смятения.
      Тогда Шакунтала сделала только то, что могла сделать. Она повернулась к человеку, на которого полагалась, чтобы найти нити, которые направляли ее жизнь.
      - Дададжи? - спросила она тихо, просяще. - Дададжи? Ты должен сказать, что мне делать?
      Челюсти Ирины сжались. Губы были плотно сомкнуты. Этот вопрос не задавался советнику императрицей. Этот вопрос дочь задавала отцу. Любящая дочь обращалась к отцу, которому доверяла, и искала не совет, а указание.
      Теперь решение было за Холкаром. Ирина точно знала это. В своем нынешнем состоянии, парализованная и в смятении, Шакунтала покорится пешве так уверенно, как дочь покорится отцу.
      Ирина увидела, как поднялись и опустились плечи Дададжи, когда он сделал глубокий вдох. Он поднял голову. Впервые с тех пор, как Ирина заметила понимание на лице Дададжи, она увидела его лицо.
      Облегчение оказалось почти взрывным. Ей пришлось бороться, чтобы выдохнуть бесшумно.
      До того, как Холкар произнес первое слово, Ирина знала ответ. Это было лицо отца, а не пешвы. Любящего отца, который, как и миллионы до него, мог упрекать, и обучать, и дисциплинировать дочь. Но который не мог, когда час наконец пробил, отказать ей в том, чего она хотела на самом деле. Дададжи Холкар начал говорить. Слушая, Ирина знала, что Кунгас правильно понял душу этого человека, а она сама - нет. Если отбросить парадный мундир и знания, Дададжи Холкар оставался тем, кем всегда был. Простым, скромным, добрым человеком из маленького городка в Махараштре, который пытался содержать семью так, как мог. Малва разрушили его дом и вырвали у него его дочерей. Он не станет, не сможет лишить счастья девочку, которую взял на их место.
      Лицо Холкара принесло облегчение. Такое большое облегчение, что Ирина едва слышала его первые слова. Но через несколько секунд стала слушать. А затем, менее чем через минуту, стала бороться со смехом.
      Душа Дададжи Холкара была душой отца, да. Но разум все еще принадлежал императорскому советнику. И снова низкорожденный пешва великой Сатаваханы смог перехитрить брахманов.
      - Я понимаю, что тебе трудно, императрица, - Дададжи поднял руку, как будто защищая свою монархиню от уничтожения. - Твоя собственная чистота... Он замолчал, вздохнул и продолжил: - Но ты должна в первую голову ставить нужды своего народа. Каким бы трудным ни был выбор для тебя, с такой священной родословной. - Пешва повернулся вбок на подушке, в сторону Ирины, и поклонился.
      - Я внимательно слушал, что сказала посол из Рима. Так внимательно, как только мог, хотя все мое существо сопротивлялось смыслу ее речей. Но мой разум не мог отказать словам. И это правда - то, что она говорит. - И снова Холкар вздохнул, как человек, который отдает предпочтение долгу. - Если ты поставишь долг перед своим народом над всем остальным, отбросив в сторону свои личные заботы, то ты на самом деле должна сделать, как говорит римлянка. Если ты хочешь выйти замуж за силу, императрица, то ты должна выйти замуж за человека из Великой Страны.
      От сидящих поблизости послов стали подниматься слабые возражения. Варварский кушан пугал их своими дикими насмешками. Ученому пешве брахману, как они сами, или по крайней мере они так думали - можно привести доводы разума.
      Дададжи вытянул вперед руку, ладонью вниз. Жест в своем роде был таким же презрительным, как усмешка Кунгаса. Ученый старец, пресекающий глупую болтовню деревенских дурачков.
      - Помолчите, - Холкар зафиксировал холодный взгляд на собравшихся послах. - Что вы знаете о силе?
      Пешва был человеком средних лет, но все еще оставался активным. Дададжи поднялся с подушки с юношеской легкостью. Мгновение смотрел сверху вниз на послов, перед тем как начать ходить взад и вперед. Он сжал руки за спиной, склонил голову вперед - учитель, наставляющий школьников.
      - Вы ничего не знаете! Истинные пути силы так же таинственны для вас, как движение планет.
      Шагал и шагал, взад и вперед.
      - Ни одна страна в Индии - даже все мы, вместе взятые, - не сможем собрать армию, способную разбить малва на поле брани. Это задача римлян, возглавляемых Велисарием. Но он тоже не может сделать это один. Велисарий в состоянии проткнуть копьем асура, но только если демон будет покалечен. А это мы можем сделать. Но это будет трудно, и прольется много крови, и придется заплатить высокую цену. Это, кроме всего прочего, потребует смелости и крепости.
      Он остановился, глядя вниз на посла Чолы.
      - Когда отец Шакунталы много лет назад попросил вашей помощи против малва, что вы сделали?
      Холкар ждал ответа. Ответа не последовало, кроме повернутой в сторону головы. Дададжи посмотрел на Ганапати.
      - Что сделала Керала? - спросил он. Ганапати тоже отвернулся.
      Горький взгляд Холкара обвел послов. Большинство отвернулись, некоторые склонили головы и несколько - из дальней Юго-Восточной Азии - просто пожали плечами. Их помощи отец Шакунталы не просил.
      Но Холкар не позволил им так легко уйти от ответа; через некоторое время они тоже отвернулись. Они, как и он, знали правду. Если бы Андхра попросила, ответ был бы тот же. Нет.
      У него раздулись ноздри.
      - Сила! - Он фыркнул. - Вы, дипломаты, знаете, как манипулировать властью. Вы не представляете, как создавать силу. Сегодня я скажу вам. Или скорее... - И снова он поклонился Ирине. - Я просто повторю ее слова. Сила приходит снизу, благородные господа Индии. С этого скромного места и никакого другого. Империя, неважно какая великая, неважно какие у нее огромные армии или как хорошо она снабжена оружием, имеет не больше силы, чем люди, на которых она опирается, дают, ее ей. Потому что это они - не вы - должны быть готовы и хотеть шагнуть вперед и умереть, когда пробьет час. И этим низкорожденным людям - не вам - хватает смелости взобраться на горб демону и перерезать ему сухожилия.
      Он повернулся к ним спиной. Презрительно бросил через плечо:
      - В то время как вы консультируетесь с предсказателями и магами и пытаетесь умилостивить зверя в надежде, что он будет обедать в другом месте.
      Его руки все еще были сжаты за спиной. На мгновение они напряглись, как и спина Холкара.
      - Не забывайте, благородные господа Индии, что я тоже из маратхи. Я знаю мой народ, а вы - нет. Вы пренебрежительно относитесь к ним, из-за их оскверненной натуры и свободных нравов. Но вы - слепцы, несмотря на все ваше образование. Как и говорит кушан, вы потерялись в иллюзии.
      Дададжи сделал глубокий вдох и продолжил.
      - Сегодня Махараштра дрожит на грани победы и поражения. Маратхи симпатизируют Шакунтале и многие из их лучших сынов пришли под ее знамена. Но большинство маратхи все еще ждут. Они станут контрабандой поставлять еду, возможно, шпионить или спрячут беженца. Но не больше. Пока нет. Каблук малва стоит у них на шее. Палачи Подлого покрыли их города телами мятежников.
      Еще один глубокий вдох, почти великий вздох.
      - Однако если вы затянете им в сердца, то поймете: их сдерживает не страх, а просто сомнение. Да, они помнят Андхру и преданы этой памяти. Но Андхра один раз предала их. Кто может сказать, не повторится ли это снова?
      Он повернул голову на юго-восток, внимательно глядя на стены комнаты, словно мог видеть за ними Великую Страну.
      - Им нужен залог, - сказал он тихо. - Залог, что династия, которую они поддерживают, никогда не оставит их. И какой залог может быть больше, чем превращение императрицей Андхры династии в их собственную? Никто из маратхи никогда не сидел на троне. Через год ребенок величайшего представителя Махараштры продолжит династию.
      Его собственное лицо - мягкое, спокойное, ученое - теперь стало такой же жесткой и твердой маской, как лицо кушана.
      - Это будет сделано, - объявил Дададжи Холкар. - Императрица, я уверен, найдет путь к своему долгу. Как и Рао. - Затем он повернулся и снова уставился на послов. - Но это будет сделано правильно.
      Появилась улыбка, но она получилась такой же дикой, как у Кунгаса.
      - Императрица выйдет замуж за Рао в Деогхаре, не здесь. Она станцует свой брачный танец перед лицом Подлого, в центре осады. Бросит вызов малва за нас всех. И вы, благородные господа Индии, вы, из Чолы, Кералы и Тамрапарни, будете присутствовать на бракосочетании. И обеспечите войска, чтобы провести императрицу через линии Подлого.
      Послы взорвались в возражениях. Они задыхались от ярости и негодования.
      Холкар их спокойно игнорировал. Он повернулся назад к императрице. Шакунтала неотрывно смотрела на него - для всех ее лицо ничего не выражало. Но Холкар чувствовал ослабление самоконтроля.
      Ирина со своего места отправила ему настоятельную мысль.
      "Заканчивай, Дададжи. Дай ей место и время до того, как она сломается. Все остальное можно обсудить завтра".
      Очевидно, телепатия сработала. Или, возможно, два человека думали одинаково.
      - Выходи замуж за Рао, императрица, - постановил Дададжи Холкар. Затем добавил таким тихим голосом, что только она одна могла его слышать: - Это просто твой долг, девочка, и ничего больше. Твоя дхарма. Пусть твое сознание будет спокойно.
      Эти слова отца сняли все сомнения. Шакунтала теперь отчаянно боролась, чтобы поддержать свой императорский имидж. Под тонкой, как яичная скорлупа, королевской оболочкой начинала появляться девушка, нет, женщина.
      Дададжи повернулся, но Кунгас уже поднялся на ноги, хлопая в ладоши.
      - Достаточно! Достаточно! - выкрикнул кушан. - Уже поздно. Императрица очень устала. Освободите помещение!
      Ни один посол, независимо от того, был он возмущен или нет, не хотел спорить с этим голосом. Они сразу же бросились к двери. Не прошло и минуты, как в комнате остались лишь Ирина, Кунгас и Дададжи. И императрица, которая все еще сидела на троне, но уже начала сворачиваться в клубок. Как только тяжелая дверь закрылась, она плотно прижала колени к груди.
      Годы дисциплины и печали взорвались, как вулкан. Шакунтала плакала, и плакала, и плакала и все время смеялась. Смех не выражал веселья или даже счастья. Это были глубокие, освобождающие, вздымающие грудь смешки девушки, которая наконец может - после всех лет, когда она вкушала долг, ни разу не пожаловавшись на его горький вкус, - наслаждаться простыми радостями и желаниями обычной женщины.
      Кунгас подошел к ней и обнял ее. Мгновение спустя, извиваясь как угорь, Шакунтала заставила его сесть на трон и устроилась у него на коленях. И там она и оставалась, на руках у человека, который охранял ее - раньше и снова в этот день - от всех ужасов мира. С того дня, как умер ее отец, и малва сделали ее сиротой, Кунгас ни разу не подвел ее. Ребенок находил успокоение у него на коленях, девушка - у него в объятиях, императрица - у него в сознании. Но женщина, наконец выпущенная из клетки, - только в его душе. А в ответ она давилась словами любви и благодарности, которые шептала между рыданиями. И даже Кунгас, когда гладил ее по волосам, не мог держать маску. Его лицо сейчас тоже было только лицом отца.
      Дададжи начал двигаться к императрице, готовый разделить эти объятия. Но Ирина остановила его рукой.
      - Не сейчас, Дададжи. Не сегодня.
      Холкар обернулся, удивленный.
      - Она захочет... я ей нужен...
      Ирина покачала головой и улыбнулась.
      - Ее желания и нужды могут подождать, Дададжи. Они достаточно хорошо удовлетворены, и на сегодня есть Кунгас. Он будет охранять ее в радости, точно так же как охранял в отчаянии. А сегодняшнюю ночь, Дададжи, ты должен посвятить себе.
      Он нахмурился, поставленный в тупик. Ирина начала тянуть его к двери.
      - Есть кое-кто, кого ты должен увидеть. Человек, которого ты искал с того дня, как потерял. Она уже должна ждать в твоих покоях.
      К тому времени, как Ирина открыла дверь, Дададжи понял. К тому времени, как Ирина закрыла дверь, он уже ушел. Ирина только слышала его шаги, стучащие по коридору. На самом деле это было странно. Они звучали, как шаги молодого человека, бегущего как ветер.
      Когда Ирина вернулась в свои покои, лампы уже зажгли. Ее слуги, знающие ее странные вкусы после месяцев работы на нее, приготовили стул, на котором она читала. Был готов и чай, в медном чайнике. К этому времени он подостыл, но Ирина любила как раз такой.
      Как и всегда, ее слуги достали несколько книг из сундука и положили на стол рядом с лампой. Книги выбирались наугад женщинами, которые не могли прочитать названия. Ирина предпочитала, чтобы делалось именно так. Всегда было приятно посмотреть, что ей выбрали на вечер. Ирина любила сюрпризы.
      Она села и сделала глоток чаю. Затем несколько минут взвешивала Платона против Гомера, Горация против Лукреция.
      Никто из них не соответствовал ее настроению. Ее взгляд устремился на дверь в спальню. Прилив страсти обжег ее. Но она и от этого отмахнулась. Кунгас не придет этой ночью. И еще много ночей.
      В этом знании присутствовало сожаление и расстройство, но никакой злобы или беспокойства. Ирина теперь знала своего мужчину. Она его не понимала, по крайней мере, не полностью. Возможно, не поймет никогда. Но она все-таки знала его и могла принять то, что не понимала. Та же самая упрямая целеустремленность, которая удерживала безграмотного у книг, неделя за неделей, какое-то время будет удерживать его от постели Ирины. До тех пор, пока императрица не выйдет замуж за своего героя и Кунгас не отдаст свою девочку мужчине, которого она выбрала. До тех пор Кунгас не будет считать, что выполнил свой долг.
      Вот такой это человек. И таким он будет всегда. Ирина, сравнивая его в другими мужчинами, которых знала, была удовлетворена своим выбором.
      Она встала и подошла к окну. Она ощутила бриз, насладилась звуком прибоя. Она поняла, что счастлива. Так счастлива, как никогда раньше. Это понимание принесло с собой понимание ее настроения. И новое огорчение.
      Она рассмеялась.
      - О, черт побери! Где ты, Антонина? Я хочу напиться до потери сознания!
      Глава 26
      Аравийский берег.
      Осень 532 года н.э.
      - Как я могла быть такой глупой? - спрашивала Антонина, гневно глядя через палубное ограждение кормы флагманского корабля. Она яростно терла лицо, словно могла выжать расстройство голой силой. - Я должна была знать, что они последуют за нами. Жадные ублюдки! Нас должны были заметить, после того как мы окажемся в пределах видимости с земли. Есть только одна очевидная причина, почему военно-морской флот Аксумского царства пойдет вдоль южного берега Аравии - мы собираемся где-то ограбить малва. Проклятые поедатели падали!
      Вахси, который стоял рядом с ней, смотрел таким же гневным взглядом. Даже на лице Усанаса, с другой ее стороны, полностью отсутствовал юмор.
      - Никто из нас об этом не подумал, Антонина. - Усанас повернул голову, словно искал отсутствующего человека на палубе военного корабля аксумитов. Что в некотором роде он и делал. - Жаль, здесь нет Гармата, - проворчал он. - Если кто-то и знает, как думает бандит, то это он. - Усанас показал на арабские суденышки, которые следовали за флотом Антонины. - Он мог бы придумать, как уговорить их убраться прочь.
      - Сомневаюсь, - устало сказала Антонина. Она перестала тереть лицо и уставилась на небольшую армаду. Суденышки напоминали ей канюков*, которые следуют за стаей волков. - Проблема в том, Усанас, что они на самом деле не являются пиратами. Просто бедные рыбаки и бедуины, почувствовавшие шанс поживиться трофеями.
      ______________
      * Канюки - род хищных птиц семейства ястребиных. Истребляют грызунов.
      - Они нарушат все наши планы! - рявкнул Вахси. - Нам никак не сохранить наше путешествие в тайне, если за нами следует такой косяк гусей. При условии, что они просто не продадут информацию малва.
      Антонина снова стала тереть лицо. На этот раз только одной рукой, медленно проводя по челюсти. Не осознавая, она частично имитировала любимый жест мужа, когда он находился в глубоких размышлениях.
      - Может, и нет, - задумчиво сказала она. - Может... - Антонина посмотрела вверх, определяя время дня.
      - Вскоре солнце сядет. - Она показала на небольшой залив по левому борту. - А мы сегодня ночью можем там спрятать флот? - спросила у Вахси.
      Командующий сарвом Дакуэн быстро осмотрел залив.
      - Конечно. Но зачем? Ты сказала, чтобы мы оставались вне пределов видимости с суши, после того как пройдем полпути от Хадрамаута*. Мы прошли. Мы должны уходить дальше в море. Следить, что остаемся за горизонтом в дневное время, пока не достигнем Ормузского пролива.
      ______________
      * Хадрамаут - государство, известное с 3 тыс. до н.э., как место добычи ароматической смолы (ладана). На протяжении истории было и самостоятельным, и входило в состав Аксумского царства, Химьярийского царства и Персии.
      Антонина пожала плечами.
      - Я хотела этого в целях секретности. А когда они следуют за нами... она показала на флот суденышек. - Нет смысла. Мы также должны и их держать вне пределов видимости. Это невозможно сделать, не поговорив с ними. Поэтому я и хочу бросить якорь в заливе. Суденышки последуют за нами, и, думаю, я смогу провести с ними переговоры.
      - Переговоры? - подавился Вахси. Антонина улыбнулась.
      - Почему нет?
      Вахси теперь гневно смотрел на нее.
      - Ты сошла с ума? Неужели ты думаешь, что сможешь найти разумные доводы с этими... этими...
      Его оборвал смех Усанаса. Смех и последовавшая за ним улыбка.
      - Конечно, она это не думает, Вахси!
      Высокий охотник улыбался маленькой римлянке, глядя на нее сверху вниз.
      - Она не собирается взывать к их "разумности", парень. Просто к их жадности.
      - Хорошо сказано, - пробормотала Антонина. И скромно улыбнулась Вахси. - Помнишь, я же - гений?
      Конечно, переговоры с небольшой ордой арабских вождей и их помощников отняли много часов. У каждого маленького суденышка имелся своей независимый капитан, и у каждого из них было свое мнение. А часто - четыре или пять мнений.
      - Мы не можем взобраться на борт этих огромных судов малва, - рявкнул один из бывших деревенских старейшин, который превратился в пиратского капитана. Он говорил медленно и делал множество ударений, чтобы Антонина все понимала. Она все еще не очень хорошо говорила на арабском. - Один раз, когда мы попытались... - он вскинул руки вверх. - Убили! Разбили! Вернулись только два корабля.
      - Убили! Разбили! - послышался шум толпы.
      Шатер, который Антонина приказала поставить на берегу, был заполнен арабскими вождями. Все они присоединились к возгласам, как греческий хор.
      Антонина ответила улыбкой, достойной бандита.
      - Предполагаю, это был корабль моего мужа.
      Заявление вызвало мгновенную тишину. Семнадцать пар глаз-бусинок осматривали ее, подобно хорькам, изучающим курицу. За исключением того, что эта курица мгновение назад объявила о своем браке с птицей Рух*. Антонина кивнула на Усанаса. Охотник сидел на корточках в стороне, в углу шатра. Он находился там с тех пор, как начали заходить арабы. После одного беглого взгляда никто из них не обращал на него внимания. Очевидно, раб римской женщины был недостоин их внимания.
      ______________
      * Птица Рух - огромная легендарная птица из арабской мифологии, которая относит слонов и других крупных животных к себе в гнездо и пожирает их там. О ней рассказывается в "Тысяче и одной ночи".
      Усанас улыбнулся и лениво поднялся. Высокий охотник отвел руку назад и взял свое огромное копье. Затем, легко его подняв, стал быстро произносить предложения на беглом арабском. Антонина понимала только часть, но суть уловить было несложно.
      На самом деле он говорил простые вещи.
      - Да, это так, вы, шелудивые псы. Я тоже там был.
      (Здесь двое из военачальников зашипели и попытались скрыться в гуще толпы. Никакого перевода не требовалось - они совершенно ясно понимали Усанаса.)
      - Это было почти смешно - то, как вы, жалкие пираты-любители, разлетались во все стороны - те немногие из вас, кто все еще мог после того, как мы вспарывали вам животы, обезглавливали, лишали конечностей, и калечили, и резали, и рубили...
      И так далее, и тому подобное. К счастью, Усанас закончил на радостной ноте.
      - Поэтому давайте пропустим всю чушь о том, что можно и что нельзя сделать. Вы определенно не могли это сделать. Но никто вас и не просит. Мы выполним серьезную работу. А все, что от вас требуется, - это забрать трофеи.
      Рыбаки-бандиты не оскорбились, выслушав мрачные насмешки Усанаса. Но их глубоко оскорбило его последнее заявление.
      И снова у Антонины не возникло сложностей с интерпретацией сути их горячих замечаний.
      - Что? Мы выглядим дураками? Почему вы станете делать всю опасную работу и позволите нам взять трофеи? - фырканье, фырканье. - Вы принимаете нас за идиотов?
      Антонина решила вставить слово голосом женского разума.
      - Никто не сказал, что вы получите все трофеи, вы, глупые болваны. Мы что, сами выглядим дураками?
      Она повелительно показала на флот аксумских военных кораблей, которые стояли на якоре в заливе. Корабли хорошо просматривались в лунном свете, поскольку полы шатра были раздвинуты, чтобы мог залетать прохладный ветерок.
      - Вот это, вы, необразованные болваны, то, что называется военными кораблями. Они также отличаются от ваших жалких каноэ, как лев от овцы. Вы знаете, что такое овца? Вам следует. Вы слишком часто их трахали, поскольку вы слишком уродливы, чтобы совратить женщину, и слишком неуклюжи, чтобы поймать ее.
      Арабы громко расхохотались. Затем уселись поудобнее на пятках и приготовились к серьезному торгу. Ясно, что с римлянкой можно иметь дело. Она великолепно владеет оскорблениями, даже если и не очень хорошо знает язык, и говорит о деле. Но следует сделать скидки. В конце концов арабский все-таки - не ее язык.
      Антонина хлопнула в ладоши, как школьная учительница, привлекающая внимание глупых и трудноуправляемых учеников. Арабы улыбнулись.
      - Аксумские военные корабли вполне способны захватить суда малва. Проблема в том, что это - военные корабли. Недостаточно места со всеми солдатами, чтобы унести все трофеи. - Следующие слова Антонина произнесла медленно, чтобы тупицы смогли следить за ее простыми доводами. Мы-возьмем-все-что-можем. Вы-возьмете-остальное. Вы-меня-поняли?
      Подозрение вернулось, с полной силой.
      - Почему ты предлагаешь нам благотворительность? Мы что, дураки? Капкан! Ловушка!
      Один из них начал предупреждать товарищей, что предатели - римляне и аксумиты пытаются украсть их лодки, но его заставили замолчать хмурые лица. Это было оскорбительно для их ума. Арабы прекрасно знали, что аксумиты также заинтересованы в их латанных-перелатанных лодках, как в верблюжьем дерьме. Тем не менее...
      - Почему?
      - Мы воюем с малва, - последовал ответ Антонины. - Мы ударим по их охране и сопровождению, но мы не ищем трофеи как таковые. После того, как мы закончим, мы поплывем на восток, чтобы штурмовать крепость в Бароде. Сжечь ее дотла. Во время войны нужно перемещаться быстро. У нас не будет времени заниматься всей флотилией и проверять, что они полностью разбиты. Мы просто калечим их, берем, что можем, и быстро отправляемся в путь. Быстро. Вы с ними покончите.
      Она откинулась назад, спокойно на них глядя. Как школьная учительница, удовлетворенная, что наконец донесла до учеников простой урок.
      - С вашей помощью мы нанесем самый тяжелый удар по малва. С нашей помощью вы получаете много трофеев. Это сделка.
      Потребовалось еще два часа. Но на самом деле это было нетрудно. Большая часть этого времени прошла в спорах по мелким деталям.
      Арабы останутся вне пределов видимости земли, как и аксумиты. Они будут подчиняться приказам командующего флотилией. (Тут Антонина показала на Усанаса, а охотник начал точить копье.) Они не станут отклоняться, если увидят одинокий торговый корабль. И так далее, и тому подобное.