Тело Гаррика продолжало спать на скамье в зале заседаний, но его сознание отделилось и покинуло здание. Он совершенно не контролировал свои движения и даже не задумывался об этом: юноша считал, что видит сон.
      Ноги привычно отмеряли широкий шаг, но двигался он гораздо быстрее обычного человека, перемещаясь не только в пространстве. Места казались знакомыми, но многие из них располагались не в Вэллисе, а в Барке… а то и вовсе за пределами обычного мира.
      Люди, которых встречал Гаррик, выглядели тенями, но тем не менее они обращались к нему, а он отвечал. Однако даже своих собственных слов не слышал.
      Впервые с того момента, как отец вручил ему коронационный медальон короля Каруса, Гаррик остался наедине с собой. В тот момент, когда старинный золотой диск оказался на груди Гаррика, они с Карусом оказались связаны теснее, чем близнецы или супруги, разделяя друг с другом каждый миг жизни. Но теперь…
      Юноша потянулся к медальону. Тот по-прежнему лежал на груди спящего. Тогда он расправил плечи и позволил сновидениям унести себя в неведомую даль.
      Он достиг моста и ступил на него. Позади остался Вэллис, вдали же… что? – Гаррик не мог с уверенностью определить. Временами юноша видел сияющие стены, в других видениях те же здания лежали в руинах. Поверхность под ногами была тверже камня, хотя Гаррику казалось, будто он идет по светящимся голубым линиям – волшебному бесплотному свечению.
      Гаррик добрался до дальнего конца моста. Там стоял день, хотя в Вэллисе, когда он покинул скамью, едва стемнело. Перед ним раскинулся город, который во времена своего расцвета, должно быть, поражал великолепием; он и сейчас производил впечатление. Гаррик направился туда.
      Пожалуй, современному Вэллису город уступал размерами, да и Каркоза в дни короля Каруса и Старого Королевства была намного величественнее. Но ни один город, известный Гаррику в настоящем или прошлом, не мог сравниться с этим местом по богатству декора.
      Он прошел по эспланаде, вымощенной плитами из красного гранита, каждая шириной в рост Гаррика и в два раза длиннее. Гаррик вздрогнул, представив себе, сколько труда потребовалось, чтобы вырезать и отполировать такой твердый камень.
      Местами плиты были вывернуты и разбиты: время и корни разросшихся деревьев не пощадили их. Идти по ним оказалось не легче, чем по морю, замерзшему вдруг в самый разгар шторма. Но в этой реальности сна неровности дороги не доставляли Гаррику особых неудобств.
      Дорогу окаймляли проходные арки. Часть их обвалилась, обнажая каменные перекрытия. В древней Каркозе подобные конструкции делались из бетона или бута.
      Дома по обе стороны были выстроены также из камня, с металлической кровлей. На некоторых сохранились остатки жести, превратившейся в ржавую труху. Она свисала в щели между потолочными балками. Другие, очевидно, были крыты медными и бронзовыми листами, о них напоминали сине-зеленые пятна патины. Гаррик нахмурился. О подобном городе рассказывалось в легендах о последних днях Старого Королевства. Ему припомнился фрагмент из рассуждений древнего философа Андрона, изложенных неизвестным автором в сборнике с названием «Одежда всех времен и народов». Гаррик не мог восстановить точной цитаты и названия места, но в памяти всплывали описания жителей в полосатых одеждах. Они отражались в разноцветных зеркальных стенах, мимо которых проходили.
      Сон? Легенда? Эти руины были твердой действительностью.
      Юноша прошел к массивному зданию в конце эспланады. Три этажа его фасада поддерживали колонны равной высоты, но средний ряд казался более изящным, чем массивные нижние колонны. Наверху же их сменяли хрупкие пары переплетенных травертиновых опор, поставленных больше для красоты, чем для надежности. Деревянные оконные переплеты и ставни на верхнем этаже рассыпались в пыль.
      Вход, расположенный в цоколе, провалился глубоко в стену, вместе со стрельчатой аркой, но сама дверь была такой маленькой и сделана так крепко, что уцелела. По бокам от входа когда-то били фонтаны. Дожди оставили пенистый осадок на стенках чаш, но бронзовые статуи, из которых некогда струилась вода, настолько деформировались, что не представлялось возможности восстановить прежние формы.
      В городе царила тишина, только ветер шелестел меж стен.
      Широкая винтовая лестница вела на крышу здания. Рядом стояла башня с колоннами, построенная в том же стиле, что и основное здание. Между собой они соединялись только наверху.
      Туда Гаррик и направился. Ступени лестницы оказались слишком узкими для его длинных и крепких ног. Они должны казаться неудобными, отстраненно подумал юноша. Это была только мысль: во сне у него отсутствовали мышцы, чтобы почувствовать неудобство. Гаррик задумался: а заметил ли Карус его отсутствие? И страдает ли от этого так, как страдает сам Гаррик?
      Поднявшись по лестнице, он окинул взором открывшуюся панораму города. Улицы расходились концентрическими кругами от здания, только разросшийся морской порт пролег аркой с одной стороны. Кораблей не осталось, но причалы и каменные швартовые тумбы сохранились. Гаррик не заметил наклонных спусков, по которым военные галеры обычно вытаскивали на сушу во избежание гниения обшивки.
      Вдалеке, на пределе видимости юноша разглядел стену мерцающего света – вроде того, который формировал мост. Хотя, возможно, сходство ему только привиделось – слишком слабым было свечение, чтобы сказать наверняка. Небо заливал дневной свет, хотя солнце отсутствовало.
      Гаррик ступил на крышу, крытую гранитом, как бульвары и эспланада. Правда, плиты здесь были не толще столов в трактире Рейзе.
      Крыша представляла собой просторную площадку, украшенную двумя десятками каменных цветочных кадок, похожих на пуговицы, которые стягивают наполнитель из конского волоса в обитых тканью сиденьях. Они заросли травой и бурьяном, а из одной кадки пробивалась яблонька, маленькая и кривая – далекий потомок дерева, посаженного здесь, когда дома были новыми. Корни разорвали стенки других кадок в далеком прошлом, дожди вымыли почву, оставив тонкую пленочку грязи. Только яблоня сумела вновь вырасти из своих семян.
      Когда-то крыша служила местом для приемов. Напротив лестницы располагался зал, отгороженный алебастровой, с отверстиями, ширмой от выступающей наружу стены фасада. Гаррик направился туда, ноги несли его следом за движением мысли.
      Просвечивающий алебастр был не толще пальца. Свет отражался и проникал сквозь молочно-белый камень, отчего воздух сиял, словно мыльный пузырь. Отверстия оказались не просто дырами или повторяющимся узором. Подойдя ближе, Гаррик разглядел силуэт картин – таких же неповторимых и неуловимых, как полет скворца в стае ранней осенью.
      Прорезанные фигурки обладали определенным значением, – в этом Гаррик не сомневался, однако не мог уловить их смысл. Возможно, Теноктрис сумела бы разобраться?
      Ширма позволяла гражданам слышать и видеть своего правителя на расстоянии вытянутой руки, но при этом не давала прикоснуться к нему – или к ней, подумал Гаррик. Она была вырезана из цельного куска алебастра и не имела дверей. Веточка с парой сухих листьев застряла в одном из отверстий.
      В древней Каркозе Король Островов обращался к людям, собравшимся на Поле Героев, с высокого балкона на задней стене дворца. С тех пор как Герцоги Орнифольские стали Королями Островов, они придерживались более строгой формы монархии. Народ видел Валенса Третьего на официальных шествиях и церемониях перед важнейшими храмами, но люди никогда не обращались к нему напрямую. Все, что король имел сказать своему народу, звучало из уст мелких чиновников.
      Это следовало изменить. Собственно, уже изменилось, в тот день, когда здравый смысл и страх заставили Валенса признать Гаррика своим сыном и наследником. Юноша подумал что балкон или возвышение все же подходили больше, но ширма показалась ему интересным решением.
      Три остальные стены в отгороженном ширмой зале выглядели вполне крепкими. Окна в боковых стенах были забраны золотыми филигранными решетками, в задней двери тоже имелось зарешеченное окошко.
      Комната выглядела совершенно пустой, если не считать пыли и закрытого травертинового гроба. Выцветшие отпечатки на полу показывали, где некогда лежали бронзовые предметы. Что…
      Гаррик прошел сквозь алебастр, словно там имелась дверь. Ощутил мгновенное изумление, но был слишком занят изменениями вокруг, чтобы удивляться нелогичностям.
      Теперь, когда Гаррик оказался внутри, он увидел грузного пожилого мужчину в тунике с лентами, лежащего на надгробье. Над ним извивался – то увеличиваясь, то уменьшаясь – змееподобный призрак. Явно не видимый, он отбрасывал блики, словно золотое покрывало.
      Глаза старика открылись. Он поднялся с дружелюбной улыбкой, потянув за собой хвост расшитого бархата, покрывавшего камень.
      – Добрый день, – произнес он, протягивая Гаррику руку для рукопожатия. – А вы кто будете?
      Не получив ответа, старик умолк. Его улыбка стала настороженной, превратившись в раздраженную гримасу.
      – Мы часом не встречались? Я вас знаю? Отвечайте!
      Тем временем стемнело. Небо за золотой решеткой стало зловеще красным. Толпы людей на улицах смотрели вверх. Корабли скопились у причалов, некоторые стояли на рейде, но ни один из них не готовился к отплытию.
      – Не думаю, чтоб мы встречались, сударь, – ответил Гаррик. Он шагнул вперед, протягивая руку старику, хотя тот резко убрал свою, охваченный сомнением. – Я – Гаррик ор-Рейзе с Хафта. – Он сглотнул. – Вот только сдается мне, что я грежу наяву.
      Улыбка вновь вернулась на лицо старика, как солнце на небо после летнего дождя. Они обменялись рукопожатием, касаясь локтями – так, что их предплечья встретились. Пожатие старика было крепким, а плоть – гибкой и теплой.
      – Грезите? – переспросил он Гаррика. – Чушь! Вы же здесь, разве нет? Как же вы можете грезить?
      Комната почти не изменилась по сравнению с тем, что видел Гаррик сквозь алебастровую загородку. Вот разве что стала более обитаемой. Мягкая ткань покрывала гроб, а вдоль трех стен стояли деревянные книжные шкафы: полки для фолиантов и маленькие ниши для свитков.
      Шкафы пустовали. Тут и там криво повисли запертые шкафчики, вывороченные со своих мест во время грубого обыска. Гаррик попятился. Старик, казалось, смутился.
      – Сэр, могу я узнать ваше имя? – вежливо осведомился Гаррик.
      – Что за вопрос? – проворчал старик. – Я Ансалем!
      Все это время он не отрывал глаз от мерцающего призрака, который то исчезал, то появлялся над надгробием. Он смахивал на змею с коротким толстым телом, и ее голова возникала то на одном конце тела, то на другом.
      Наконец Ансалем оторвался и пальцем указал на нишу в стене, достаточно большую, чтобы туда встала статуя в человеческий рост. Как и шкафы, она была пуста.
      – По крайней мере, мне так кажется, что я – Ансалем. Вот только не понимаю: если я и вправду Ансалем Мудрый…
      Он повернулся к Гаррику. На лице старика проявилось отчуждение.
      – Если это действительно я, то где же мои книги? И где все те амулеты, которые я собирал годами?
      Внезапно выражение лица Ансалема стало таким же холодным и непостижимым, как лед в пруду посредине зимы.
      – Это вы их взяли? – впился он глазами в юношу. – Верните немедленно! Это предметы Силы. Понимаете, никто другой не может сохранить их в целости. Я умею с ними обращаться, но кто-то другой… – тут он щелкнул короткими и толстыми пальцами, произведя при этом такой же пронзительный звук, как ударившая неподалеку молния, – разнесет этот мир в пыль! Я не шучу, молодой человек. Верните их сейчас же!
      – Сэр, – ответил Гаррик, – я не брал вашей собственности. Я только что сюда прибыл и даже не представляю, где нахожусь.
      Во рту у него пересохло. Ансалем казался таким же непредсказуемым, как летний день, когда солнце на небе сменяется штормом, прежде чем пастух успевает собрать свою отару.
      И, несмотря на то, что Ансалем был по природе добр, он представлял собой опасность почище любого шторма. Гаррик не слышал о нем раньше, но понял, что старик являлся магом. И если это он привел Гаррика сюда, значит, сила его была практически безгранична.
      – Где находитесь? – переспросил Ансалем. Его солнечное настроение снова вернулось. – Конечно же, в Клестисе, в моем дворце, а что? Разве вы не знаете?
      Он обвел комнату широким жестом. При этом взгляд его снова упал на пустые шкафы; брови старика опять нахмурились.
      – Где же может… – Ансалем замолк. Он пронзил Гаррика изучающим взглядом и взял за подбородок большим и указательным пальцем. Повернул голову Гаррика из стороны в сторону.
      Гаррик стерпел, хотя в нем поднялась волна гнева. Ему не нравилось, что с ним обращаются как с бараном, выставленным на продажу. Он сказал себе, что Ансалем стар и, очевидно, не в себе.
      Однако большой вопрос: к кому в большей степени относилось это утверждение – к Ансалему или самому Гаррику?
      – Вы уверены, что я вас не знаю? – снова повторил старик, не столь грубо, скорее с ноткой прорезавшегося интереса. – Наверняка мы встречались! Только вот где, хотелось бы знать?
      Он повернулся к книжному шкафу, очевидно, в поисках тома, которого там больше не было. Ансалем застыл, лицо его снова приняло холодное и упрямое выражение, уже знакомое Гаррику.
      – Где мои слуги? – вопросил он. – Вы не видели их, господин Гаррик? Пурлио должен знать, что здесь происходит.
      – Сударь, я ничего не знаю, – ответил Гаррик. – И никогда о вас не слышал. Единственный Клестис, известный мне, это рыбачья деревушка на южном побережье Кордина.
      – Говорите, рыбачья деревушка? – изумился Ансалем. Он сделал Гаррику знак подойти к окну, выходящему на порт. – Разве это похоже на рыбачью деревушку, сударь?
      – Нет, но…
      – Но что там внизу происходит? – взволнованно проговорил Ансалем. Похоже, он увидел совсем не то, что хотел показать Гаррику. – На улицах все стоят, уставившись вверх…
      Он обернулся к Гаррику. Его взрывной характер снова давал о себе знать.
      – Что вы сделали с моими слугами? Пурлио, да иди же наконец сюда!
      – Я… – попытался ответить Гаррик.
      Ансалем отступил назад к гробу, где он лежал до прихода Гаррика. Протянул руку в воздух, как будто гладя трепещущую змею.
      – Амфисбена здесь, – сказал он, – но где все остальное? Использовать некоторые из этих предметов слишком опасно, даже для меня! Вы разве не понимаете?
      Ансалем дотронулся до высокой ниши, потом ощупал другие альковы, пробежался пальцами по верху мраморного постамента, пустующего в конце комнаты. Доведенный до отчаяния ужасом, он двигался резко и отрывисто, напоминая скачущую жабу.
      – Вы должны их вернуть! – умолял старик. – Уверяю вас, они не принесут вам добра. В чужих руках они послужат только к разрушению!
      В комнате стало туманно, будто там перемешивались два разных мира.
      – Верните… – крикнул Ансалем голосом высоким, как у далеко летящей чайки. Слова затихали.
      Гаррик почувствовал, что его душа спешит назад, туда, откуда пришла. Она мерцала, подобно бегущему потоку.
      – Гаррик? – произнес голос. Не Ансалем, но… Гаррик открыл глаза. Он лежал на скамье в зале заседаний.
      Рядом стояла Лиэйн, держа в руке лампу; через открытую дверь был виден догорающий закат. Его друзья смотрели на него с настороженным участием: Кэшел и Шарина, Теноктрис и Илна, и Лиэйн, благодарение Госпоже; Лиэйн, и беспокойство в ее темных ясных глазах.
      – Мне снился сон, – сказал Гаррик, осторожно усаживаясь. – И как же я рад снова очутиться здесь, с вами.
      – Ты все спал и не просыпался, – рассказывала Шарина. – Сначала мы думали, что все нормально… но Теноктрис сказала: происходит что-то опасное.
      – И очень могущественное. Чего я никак не могу понять – добавила старая волшебница, криво улыбнувшись Гаррику. – А это уже, само по себе, означает опасность.
      Она немного успокоилась.
      – Мне необходимо выяснить, что это за источник Силы. Он уже вызывает разрушения в нашей части вселенной. Где-то здесь неподалеку, в Вэллисе, находится место величайшей Силы.
      – Я пойду с Теноктрис в качестве… ну, скажем, носильщика, – ухмыльнулся Кэшел. Очевидно, на уме у него было совсем другое – в руках парень держал ореховый посох, который он вырезал своими большими и умелыми руками. – Шарина и Илна тоже идут. Мы знаем, ты занят, но все равно решили спросить, не хочешь пойти с нами? Как в старые времена, помнишь?
      – Сегодня вечером у тебя запланирован деловой обед с канцлером Ройясом, – осторожно напомнила Лиэйн, встречаясь с Гарриком глазами. – Я имела в виду, что неплохо было бы перед этим расслабиться.
      – Знаешь, Гаррик, я не раз видел тебя после целого дня пахоты на солнцепеке, – сказал Кэшел. – И хотя тогда ты был весь покрыт грязью и потом, но никогда не выглядел так погано, как сейчас.
      Илна кивнула. Она стояла на расстоянии вытянутой руки позади остальных, не желая вылезать вперед, даже несмотря на свою давнюю дружбу с Гарриком.
      – Ты слишком измотан, – твердо произнесла она, – это видно. Яне совсем понимаю, отчего обед с канцлером так напрягает тебя, но тут важны твои ощущения. Только дурак пожертвует нормальным сном во имя делового обеда.
      – В конце концов, мне не обязательно идти с Теноктрис, – извиняющимся тоном добавила Шарина. – Почему бы тебе сегодня не отдохнуть нормально в постели? А я встречусь с лордом Ройясом, если это просто формальный ужин.
      Гаррик посмотрел на друзей.
      – К сожалению, это не просто формальный ужин, – вздохнул он. – Скорее часть самой большой проблемы, которая мучает меня в качестве… ну не важно, в любом качестве.
      – В качестве Короля Островов, парень, – сквозь века прошептал Карус. Он снова возник в сознании Гаррика – прямой, как древняя сосна, и незаменимый в качестве поддержки для юноши. – Вот кем ты сейчас являешься.
      – Я имел в виду часть самой большой проблемы, которая может возникнуть у меня как у Короля Островов, – грустно улыбаясь, поправился Гаррик. Здесь было не место для самоуничижения. – Конечно, я нуждаюсь во сне, но сейчас я подремал, и этого вполне достаточно. А вот что мне действительно необходимо, так это потолковать с друзьями о Королевстве.
      – Гаррик, я ничего не знаю о королевствах, – заявил Кэшел. – Может быть, Шарина?..
      Принц сделал шаг вперед и обнял друга. Здорово напоминает объятия с большим горячим камнем. Гаррик был выше его – совсем ненамного, но Кэшел обладал огромной силой, и в этом намного превосходил любого из них.
      – Мне нужно поговорить с кем-то, кому я доверяю, – ответил он. – Вы пятеро – единственные люди на земле, в которых я не сомневаюсь. Знаю: вы хотите того же, что и я, – мира для всех людей Островов.
      Он отступил назад и бросил быстрый взгляд на волшебницу:
      – Теноктрис, могут твои поиски немного подождать… пока мы поедим и поговорим?
      – Пожалуй, – ответила та, задумчиво нахмурившись. Как трудно объяснить то, что она видела – движущие силы вселенной во всем их многообразии – несведущим людям. – Это не вражеское вторжение и не происки Малкара или его приспешника.
      Малкар – Зло, сила абсолютно черного Зла, которая является отрицанием всего светлого и доброго. Слава Госпоже, не оно.
      – Но все же это что-то очень могущественное, – добавила волшебница, разведя руками.
      Гаррик кивнул.
      – Половина зданий в дворцовом комплексе до сих пор не отремонтирована, – сказал он. – Давайте найдем тихое место в одном из них, и я приготовлю ужин, как если бы мы сейчас присматривали ночью за отарой на Северном выгоне. Идет?
      – Приготовишь? – изумилась Лиэйн. Она в замешательстве хлопнула пальцами по губам, сдерживая готовый сорваться вопрос.
      – Именно, – оживилась Илна. – Уверена, слуги смогут обеспечить принца Гаррика мукой, сыром и луком. Иначе управляющий уволит их всех еще до утра.
      – И куском бекона. – Гаррик рассмеялся от облегчения, что не надо быть принцем Хафта хотя бы на сегодняшний вечер. – Поужинаем мясом, как богачи!
      Он повел плечами, чтобы расслабить мускулы. Надо бы тренироваться побольше… а то совсем он закис в последнее время.
      – А после того как поедим и поговорим, – заключил он, – мы найдем связующее звено, которое ищет Теноктрис. И если оно действительно составляет проблему, то мы вместе постараемся решить ее.
      – Как мы делали уже не раз, – пророкотал король Карус. Он стоял, заправив пальцы за перевязь меча и широко улыбаясь юноше, в чьем сознании жил. – И будем продолжать делать, пока на Островах не воцарится мир. Мир, который я не смог дать королевству в одиночку!

      Раньше на месте большой кухни располагались спальни для слуг – но это было еще в прошлом поколении, при Валенсе Втором. В те времена обслуга жила на территории дворца. Затем все переменилось, и место оказалось заброшенным. За последнюю неделю бригада садовников выкорчевала заросли жимолости вдоль длинного здания и уложила в высокие, больше человеческого роста, вязанки.
      Садовники сожгут побеги, как только те высохнут. Илна представила себе, как запылает пламя в клубах дыма. Жимолость горит жарко и неистово, словно гнев… По крайней мере, как ее гнев. Илна улыбнулась.
      Поварята поставили на кирпичный пол кухни корзину с едой и кувшин пива, – на Орнифоле жидкости хранили не в деревянных бочонках, а в запечатанной смолой глиняной посуде. Теперь они замерли в нерешительности, ожидая приказаний. Лиэйн кинула взгляд на Гаррика, но они с Шариной; так увлеклись изучением предложенного ассортимента, что не замечали слуг.
      – Ступайте, – махнула поварятам Илна. – Дальше мы обо всем позаботимся сами.
      Гаррик рассеянно поднял голову и кивнул, но мальчишек уже и след простыл. Все равно толку от них мало: будут слоняться тут с глупым видом. Илна сомневалась, что они вообще отличат морковь от пастернака.
      – Гаррик, я могу заняться готовкой, – сказала Шарина, распрямляясь над корзиной с припасами. Она взглянула на Илну и улыбнулась. – Или Илна…
      Тяжелые железные прутья жаровни сохранили свою прочность, хотя выглядели ужасно – облепленные ржавчиной и старым жиром. Илна подозревала, что даже в лучшие времена, когда ежедневно на кухне кипела работа, представления местных поваров о чистоте сильно отличались от того, к чему привыкла она – или дети Рейзе.
      – Знаю-знаю… к тому же сделаешь это лучше, – отозвался Гаррик. – Но и я не так уж плох. И мне хочется заняться этим…
      Шарина улыбнулась брату.
      – Тогда я приготовлю растопку для очага, – согласилась она. – Тут ведь нет недостатка в хворосте, правда?
      Дрова являлись ценным сырьем и относились к королевской собственности. При Валенсе дела находились в упадке, и древесина, вместо того чтобы пойти в дело, гнила на земле.
      На Шарине была тонкая туника и скромный черный плащ до колен. Обычный наряд, в котором вэллисские горожанки средней руки ходят за покупками.
      За то время, пока кухня не использовалась, металлическая посуда пришла в негодность, но сохранившейся керамики хватило бы, чтобы приготовить еду на целую роту, не то что на шестерых. Расстегнув эмалевую позолоченную пряжку, Шарина повесила плащ на колышек для кастрюли. На поясе обнажилось скрытое до того, отнюдь не женское оружие – пьюльский нож в ножнах из черной тюленьей кожи. Его тяжелое лезвие было прямым, длиной с предплечье Шарины, с утолщением, смещающим силу удара к острию. Пьюльский нож мог рубить дерево с легкостью топора и выпустить дух не хуже меча. Его прежнему владельцу – отшельнику Ноннусу не раз приходилось использовать нож в обеих целях. До той печальной ночи, когда он пал, защищая Шарину.
      С тех пор девушка не расставалась с пьюльским ножом. Илна полагала, что подруга носит его не столько в качестве оружия, сколько в память об отшельнике. Впрочем, это были лишь догадки, поскольку она не спрашивала, а Шарина не рассказывала о своих переживаниях. Совсем неплохо иметь под рукой подобную вещь. Например, чтобы настругать лучины, если за дверью не оказалось топорика, – такое иногда случалось даже в зажиточных домах Барки.
      Илна рассмеялась. Все оглянулись на нее, даже Кэшел, инспектировавший перевернутый котел, прежде чем принести в нем воды.
      – Дворец – неподходящее место для нормальной жизни, – пояснила Илна. – Ничего не найдешь под рукой, за всем нужно специально посылать…
      Гаррик тоже улыбнулся, но выглядел он неважно; усталость затаилась где-то глубоко – под мышцами и костями, в самом сердце. Илне так хотелось обнять его, приободрить. И она бы обязательно это сделала, если б… если б не была Илной ос-Кенсет. И винить тут совершенно некого, кроме нее самой.
      – Я уже не знаю, что считать нормой, – пожаловался Гаррик, – Но рад тому, что у меня есть друзья, умеющие довольствоваться малым. Эх, если бы в Вэллисе и во всем Королевстве было побольше таких людей …
      Тут он сам себя оборвал.
      – Впрочем, скорее всего, так и будет, когда у людей появится возможность жить дружно и в мире, – закончил он. – И мы сделаем все, чтобы она появилась, верно?
      Лиэйн посмотрела на Гаррика, обеспокоенная его интонациями. Она сжала его руку.
      – Я видела, в саду растет люфа, – сказала Илна и отвернулась. – Пойду нарву, чтобы почистить решетку.
      Она быстро шагала вдоль здания, пытаясь сморгнуть набежавшие слезы. Сад представлял собой печальное зрелище: пустой и заброшенный, как и сама кухня. Тем не менее некоторым растениям удалось выжить. Грядка спаржи буйно разрослась, да и тыквы исправно выбрасывали свои плети из семян. Илна присела на корточки и потянулась за ножиком, который носила на поясе.
      – Я помогу, – раздался голос Лиэйн.
      Илна в удивлении обернулась. Лиэйн опустилась рядом с ней на колени и достала из потайных ножен свой обоюдоострый кинжал. Лезвие было длиной всего лишь в палец, зато сталь – не чета той, что можно сыскать в Барке. Знатные дамы берут подобные вещицы в путешествие… так сказать, маленькая страховка на всякий случай, если сопровождающий эскорт не сумеет предотвратить неприятности.
      И пусть вас не вводят в заблуждение драгоценные камни на рукояти и золотая насечка на лезвии: этот ножик мог перерезать горло не хуже, чем тот, который носила Илна.
      Обе туники Лиэйн, и верхняя, и нижняя, при своем простом покрое, были сшиты из шелка. Сандалии червонной кожи расшиты золотой нитью; одна из них по щиколотку перепачкалась в мягкой земле, пока Лиэйн пробиралась через сад. Илна в помещении вообще не носила обуви, выходя же из дворца, надевала сабо.
      Впрочем, какое все это имело значение? Как вычурный кинжал Лиэйн, так и его рафинированная хозяйка вполне справлялись со своей работой.
      – Хорошо, – согласилась Илна, сгибая побег и перепиливая жесткие волокна, держащие плод. – Мне потребуется не меньше дюжины тыкв, чтобы отчистить такую грязную решетку.
      Лиэйн срезала люфу, копируя движения Илны.
      – Я бы помогла с чисткой, если б ты показала мне, как это делается, – сказала она, подтягивая к себе следующий побег.
      Илна проглотила и это.
      – Послушай… – произнесла она, не отрывая взгляда от работы. – Помнится, ты как-то читала стихи… Что-то о танцующих пчелах.
      – «Сердце мое греет кувшин старого вина, о Фила, и пчелы танцуют в кронах сада моего…» – охотно продекламировала Лиэйн. – Красиво, правда? Это Селондр.
      – Не могла бы ты несколько раз повторить, пока я тоже не запомню? – попросила Илна, бросая третий плод в подол верхней туники. Затем, откашлявшись, добавила: – Там было еще что-то вроде «знай свое место»…
      – Ну, видишь ли, Селондр ощущал себя аристократом, – сказала Лиэйн извиняющимся тоном. – Но, если тебе интересно, я могу припомнить этот кусок. Хоть сейчас…
      Если тебе нетрудно, – криво усмехнулась Илна.
      «Только к тому устремись, что тебе подобает, – начала было Лиэйн вполголоса. – Остерегайся того, что превыше тебя».
      Кто-то или что-то – намного искуснее, чем сама Илна, создавал тот узор, в котором ей отведена роль простой нити. Чем все закончится, она пока не ведала – возможно, и никогда не узнает. Но в существовании самого узора девушка ни секунды не сомневалась.
 

* * *

 
      Кэшел помешивал кашу ложкой, вырезанной из ивы, которую Шарина срезала для него пьюльским ножом. Он не стал даже предлагать свои услуги, поскольку знал, что девушка легко справится с молоденьким деревом. К тому же Кэшел не хотел просить у нее нож Ноннуса. Отшельник относился к Шарине как к родной дочери. Это он защищал девушку, когда Кэшел находился за тридевять земель. И он же отдал за нее жизнь. Конечно, Кэшел был безмерно благодарен Ноннусу за его жертву… но порой его угнетало сознание, что Шарина, возможно, постоянно сравнивает его с этим святым человеком. Кэшел боялся, что сравнение не в его пользу.
      – Меня тревожит… – начал Гаррик и умолк, чтобы перевернуть ломтик бекона своим мечом. Стальное лезвие блеснуло в свете фонаря, который Лиэйн повесила на вертящийся крюк над старым очагом. Не совсем обычная поварская вилка, но, кажется, Гаррик неплохо справлялся своим длинным клинком, – не столько сам кризис, – продолжил Гаррик, когда бекон зашипел. Его солоноватый аромат напомнил Кэшелу о доме. – Хотя, видит Пастырь, все здесь взаимосвязано. А теперь еще твое странное открытие, Теноктрис…
      Он улыбнулся, пытаясь смягчить горечь своих слов и показать, что не винит старую волшебницу за тревожные вести. Сейчас Гаррик выглядел лет на пять моложе, чем когда Кэшел с друзьями прервали его тяжелый сон.
      – Согласно последним донесениям, граф Блэйза и герцог Сандракканский намереваются провозгласить себя королями. Естественно, только на своих островах. Но и это принесет немало бед. Вы помните: Валенс Третий разбил тогдашнего герцога Сандракканского на Каменной Стене. Минуло уж двадцать лет, а Королевство так и не оправилось от их противостояния.
      – Этим слухам можно доверять? – Шарина обращалась к брату, но смотрела на Лизйн, в чью компетенцию входили конфиденциальные донесения.