ПЕРСИДСКИЙ ЗАЛИВ
      Лето 533 года н.э.
      — Так сколько, Дриопий? — спросила Антонина. Она устало вытерла лицо куском материи, который уже промок от пота. — Точно.
      Ее секретарь колебался. Кроме того, что Дриопий сам по себе являлся честным человеком, он был типичным чиновником, занимающим высокий пост в огромной и сложной иерархии Римской империи. Несмотря на относительную молодость (ему еще не исполнилось сорока) и очевидно хорошую физическую форму, он олицетворял собой термин «бюрократ». Его естественным ответом на любой прямой вопрос было: во-первых, прикрой свою задницу; во-вторых, перестрахуйся; в-третьих, снова прикрой свою задницу.
      Но Антонине даже не потребовалось гневно смотреть на Дриопия. К этому времени, через много месяцев после прибытия в Персию и принятия новых обязанностей, он выучил, что «прикрывать задницу» в случае с Антониной означало давать ей прямые и четкие ответы. Он стал четвертым человеком, занимавшим этот пост, и первым, кого не отправили назад, в Константинополь, в течение недели.
      — Точно я сказать не могу. По крайней мере, девяносто судов. Вероятно, ближе к ста после того, как уляжется вся пыль.
      Увидев, как Антонина начинает хмуриться, Дриопий быстро добавил:
      — Учтите: я считаю только по-настоящему пригодные для морского путешествия корабли. Будет еще много речных барж, которые тоже можно иногда использовать.
      Антонина поднялась из-за письменного стола и, качая головой, подошла к окну.
      — От речных барж не будет никакого толку, Дриопий, — сказала она. — Только не после того, как армии прошла мимо портов персидского залива. Баржи пойдут ко дну, едва только выйдут в море. По крайней мере непосредственно в сезон муссонов. К концу сезона мы, вероятно, сможем их использовать, но кто знает, где к тому времени окажется Велисарий?
      Она положила руки на широкий подоконник и наклонилась вперед, так, чтобы лицо тронул прохладный бриз. Окно в доме, служившем Антонине штабом, выходило на юг и смотрело на огромную гавань Харка. Легкий ветер, дующий с моря, помогал пережить изнурительную летнюю жару Южной Месопотамии.
      Но отдых был коротким. Не прошло и нескольких секунд, как она повернулась назад к Дриопию.
      — Кто больше всех мутит воду из тех торговцев, что отказываются возить продовольствие для армии? — спросила она.
      — Те два брата, которые владеют «Киркой» , — на этот раз ответ Дриопия последовал без каких-либо колебаний. — Ако и Нумений.
      Антонина, вернувшись назад за свой стол, сильно нахмурилась.
      — Они египтяне, да? Обычно торгуют в Хормосе?
      — Да. Это один из пунктов, по поводу которых они вопят. Утверждают, что не могут взять на борт военные припасы, пока не разгрузятся в Хормосе, иначе они обанкротятся. — Дриопий нахмурился. — Они говорят, что везут нечто особенное, на что в Египте особый спрос. Не могут продать свой товар здесь, в Месопотамии.
      — Какая чушь! — Антонина плюхнулась на стул и чуть ли не шлепнула по столу обеими ладонями. — Они везут товар из Бхаруча, так? — Затем добавила злобно: — Это означает — косметика и специи. По большей части перец. Товар, который в Персии продается так же хорошо, как и в других местах.
      Дриопий сидел на стуле напротив нее. На этих словах он согласно кивнул и развел руками.
      — Они просто придумывают уловки, как избежать привлечения на службу. Не хотят возить грузы для арии. Судя по разговорам, эти двое — одни из худших денников в своем деле, что кое о чем говорит, особенно учитывая нравы купцов, занимающихся морской торговлей. Их даже обвиняли, что они несколько лет назад сожгли одно из своих судов, чтобы получить страховку за груз.
      Он пожал плечами.
      — Я действительно не понимаю, почему они так сопротивляются. Да, от военных поставок они получат несколько меньшую прибыль. Но, с другой стороны, им гарантируется постоянная работа по крайней мере на год — а они определенно не ведут постоянной торговли с Индией! — и риск минимален. Он даже меньше, чем во время нормальной торговли. На самом деле — по крайней мере, по словам самих Ако и Нумения — они объясняют свое упорство тем, что их на месяц задержали в гавани чиновники-малва, пытаясь их хорошенько потрясти.
      Антонина кивнула. Традицией того времени было продолжение торговли между воюющими сторонами. Конечно, римским торговым судам не разрешалось напрямую заплывать в гавань Бхаруча — точно так же, как персы не разрешали судам малва заходить в свои порты. По идее, самим торговцам ничего особенно не грозило, им просто приходилось платить лишние деньги за выгрузку товаров на лихтеры .
      Тем не менее… Это было достаточно опасное занятие. Несмотря ни на что, был замечен не один случай, когда жадные чиновники и военные занимались вымогательством, если им попадалось торговое судно вражеской нации. А иногда они откровенно грабили. Малва особо прославились этим.
      — Чушь, — повторила Антонина. — Наше предложение гораздо безопаснее. Гораздо. Они все время будут под защитой аксумских боевых кораблей. А аксумитов никто никогда не обвинял в нелегальном присвоении чужого груза. — На ее лице появилась унылая улыбка. — Конечно, аксумитам этого и не требуется. Они автоматически получают свой процент со всего, что провозится по Красному морю.
      Она распрямилась.
      — Достаточно! Мне нужно решить этот вопрос, чтобы мы могли увеличить количество судов. Если мы хорошо поработаем с Ако и Нумением и сломаем их, то эта новость тут же дойдет до других. Я хочу, чтобы к вечеру команда проверяющих ползала по всей «Кирке», Дриопий. Они должны обследовать груз и принести мне отчет. Если там нет ничего, кроме обычных товаров, то завтра мы разгрузим этот корабль, если потребуется — насильно, и начнем заполнять его тем, что нужно нам. — Дриопий что-то быстро записал и кивнул.
      — Будет сделано.
      — Что еще?
      И снова Дриопий колебался. Но на этот раз это не было сомнение чиновника. На протяжении месяцев совместной работы он стал, в некотором роде, другом Антонины, ее верным помощником. Следующий пункт…
      Антонина вздохнула.
      — Иоанн?
      Дриопий кивнул.
      — Да. Мы должны обеспечить транспортировку его… того, что осталось от тела, в Константинополь.
      По лицу Антонины пробежала тень боли, но грустила она недолго. Велисарий принес новость больше недели назад, и женщина уже почти смирилась с гибелью верного друга.
      — Какие есть варианты? — спросила она.
      — Ну… мы можем отправить одно из маленьких грузовых судов…
      — Нет. На первом месте война. — Дриопий пожал плечами.
      — В таком случае я предлагаю нанять один из арабских караванов. Конечно, мы можем использовать и баржу на Евфрате, но арабы жалуются, что не получают справедливую долю в военной торговле.
      Антонина кивнула.
      — Да. Они воспримут это как великую честь. И проверь, чтобы наняли арабов из рода Хашим. Они уже на протяжении нескольких веков являются союзниками Рима. Они оскорбятся, если эту работу поручат кому-то другому, в особенности Лахмидам.
      Дриопий сделал пометку.
      — Будет исполнено.
      — Что дальше?
      — Вопрос поставки скота. В частности, верблюдов
      — Опять? — застонала Антонина. Она вытерла лицо. Конечно, в этой жаре платок уже успел промокнуть. И все же…
      Она нахмурилась и уставилась на кусок материи.
      — Мне нужно заняться торговлей, — сказала женщина мрачно. — Продавать соль. — Она помахала куском материи. — Здесь достаточно… — Затем, увидев выражение лица Дриопия, она подавилась словами. — Что? — спросила она, чуть не плача. — У нас заканчивается соль? Опять?!

      Даже в лучших условиях совершающие переход огромные армии поднимают тучи пыли. А тут условия были не ахти какие.
      Велисарий вел сто двадцать тысяч человек вместе с таким же количеством лошадей, верблюдов и мулов в Индию для ведения военных действий против малва. Его армия теперь оставила заливные луга Хузистана и вышла на узкую полосу низменностей, граничащих с Персидским заливом.
      Они маршировали через провинцию Фарс, историческую родину Сасанидов и древней династии Ахеменидов. Но это была не та провинция Фарс, с древними городами Персеполь и Шираз и орошаемыми местностями вокруг них, какой представляло ее большинство людей.
      Велисарий выбрал южную дорогу потому, чтобы наносить обрабатываемым землям как можно меньший вред, неизбежно причиняемый проходящей армией, хотя бы в ней и поддерживается жесткая дисциплина. Но по большей части на это пришлось пойти из-за вопросов снабжения войска. Не было способа обеспечить армию такого размера всем необходимым, пользуясь только услугами местных крестьян. Пока они не доберутся до долины реки Инд, армия Велисария будет зависеть от морских поставок поэтому, независимо от проблем, которые возникнут на этой дороге, они будут вынуждены придерживаться побережья Персидского залива и Аравийского моря.
      Побережья, которое, грустно сказать, являлось одним из самых суровых в мире. Такое же бесплодное и сухое, как пустыня, с очень малым количеством растительности, за исключением попадающихся время от времени пальмовых рощиц.
 
      К Велисарию подъехал Куруш. Римский полководец сидел на лошади, стоявшей на небольшом возвышении, с которого он наблюдал за проходящей мимо армией. Рядом с ним находился Ситтас, а в нескольких ярдах позади — телохранители, Исаак и Приский.
      — Я упоминал розы и соловьев Шираза? — спросил Куруш. — И великолепные виноградники?
      Ситтас нахмурился. Велисарий просто улыбнулся.
      — Несколько раз, — ответил он. — Не реже одного раза в день.
      Персидский полководец скорчил гримасу.
      — Боюсь, ничем не могу помочь. — Он поднял руку и, размазывая пот, стер пыль с лица, оставив на нем несколько грязных полос. Затем нахмурился. — Было бы полегче, если бы мы шли не летом. — Велисарий пожал плечами.
      — У нас нет выбора, Куруш. Если бы муссоны в это время не дули на восток, вся экспедиция оказалась бы невозможной.
      Это заявление было таким же пустым сотрясением воздуха, как и замечание Куруша о розах и соловьях. Персидский полководец не хуже Велисария знал о проблемах обеспечения армии.
      — Я слышал, как ты говорил это, — мрачно пробормотал Куруш. — На самом деле, не один раз — чуть ли не ежедневно на протяжении этого перехода.
      Велисарий слегка улыбнулся, но ничего не ответил. Он был занят, изучая, в каком порядке идут войска и пытаясь определить, нельзя ли что-то улучшить.
      — Забудь об этом, — сказал Ситтас, словно прочие мысли Велисария. Он махнул большой рукой с толстыми пальцами. — Конечно, можно было бы выстроить их поаккуратнее — теоретически. Но это займет у тебя три дня, а армия все это время будет стоять на месте. А затем еще через три дня все вернется на круги своя.
      Велисарий вздохнул. Он и сам пришел к такому же выводу. Марширующее мимо него войско было гораздо больше, чем какая-либо армия, которой он командовал в прошлом. И, если быть совсем честным, больше, чем любая армия, какой когда-либо командовал римский полководец за все время существования империи. Велисарию не потребовалось много времени, чтобы понять: определенное количество в качество уже не переходит. В данном случае был невозможен тот порядок, который ему всегда раньше удавалось поддерживать в армии.
      — По крайней мере, когда мы должны уложиться в такие жесткие временные рамки, — пробормотал он.
      Это было не ново, так что Куруш с Ситтасом ничего не сказали. Они вместе со всеми старшими командирами союзной армии несколько месяцев планировали экспедицию. И не хуже Велисария знали, что должны попасть в долину реки Инд до окончания сезона муссонов в ноябре. Или армия умрет от жажды и голода.
      Она в любом случае может умереть, даже если они успеют вовремя. Да, долина Инда плодородна, но Велисарий практически не сомневался, что Линк приказал сжечь все посевы после того, как римляне и персы прибудут в Бароду и начнут движение вверх по течению реки к самому сердцу малва.
      Уж он-то точно поступил бы именно так. У малва нет никакого реального шанса удержать Бароду после того, как Велисарий доберется до дельты Инда. Неожиданное поражение огромной армии в Месопотамии в прошлом году заставило малва сконцентрироваться на усилении обороны собственной земли и отложить — по крайней мере, на время — дальнейшие завоевания.
      Укрепления, достаточно серьезные, чтобы выдержать нападение армии Велисария, просто невозможно построить быстро, даже используя все доступные малва человеческие ресурсы. Поэтому, судя по отчетам римских шпионов, Линк сделал то, что сделал бы сам Велисарий: укрепил верхнюю часть долины Инда, региона, называемого Пенджаб. Пока малва контролируют Пенджаб, они контролируют вход на Гангскую равнину. Потеря нижней части долины болезненна, но не фатальна.
      Немалую роль сыграла и география региона. «Долина» реки Инд на самом деле представляла собой две долины, которые — с военной точки зрения — имели форму песочных часов. Нижняя долина, Синд, была широкой у побережья и в дельте Инда, но сужалась по мере продвижения на север по направлению к городу Суккур и узкому проходу за ним. За проходом верхняя долина расширялась. Само называние Пенджаб означало «земля пяти рек». Верхняя долина имела форму веера, а река Инд и ее основные притоки формировали его «складки».
      Если Велисарий сможет прорваться в Пенджаб, где у него появится место для маневров…
      Это прижмет малва к стене. Поэтому, точно так же, как сделал бы Велисарий, Линк укрепит Пенджаб и узкий проход у Суккура — но не станет особо напрягаться из-за Синда. Конечно, он поставит там солдат. Но их основной задачей будет не предотвратить захват Велисарием нижней долины, а задержать римско-персидские войска, чтобы позволить Линку превратить Пенджаб и Суккур в неприступные земли. Малва будут медленно уходить на север, разрушая в долине все по мере своего отступления. Так называемая тактика выжженной земли.
      Понятно, что если малва смогут отобрать у римлян и аксумитов контроль над морем, то Синд превратится в смертельную ловушку. Малва сделают с огромной армией Велисария то же самое, что он сделал с ними в Харке.
      Велисарий знал, что если он не сможет нарушить планы Линка до того, как они начнут приносить плоды, то ему предстоят годы жестокой, кровопролитной войны против сильного противника, исход которой в большей мере будут определять осады, а не сражения на открытой местности. Не маневры, а война на истощение, во время которой Риму придется заплатить кровью и богатствами непозволительную цену. Велисарий сильно потрепал малва на протяжении последних двух лет, а восстание на Деканском плоскогорье маратхи, которым он изрядно помогал, еще больше обескровило империю. Но факт оставался фактом: малва все еще могли пользоваться большими ресурсами, чем Рим, Персия и Аксумское царство, вместе взятые. Долгая изнурительная война будет на руку скорее малва, нежели Велисарию.
      Линк определенно сделает все возможное, чтобы военные действия развивались именно так. Киберорганизм знал человеческую историю так же хорошо, как и Эйд. Империя малва, безусловно, защищается, но используя тактику голландцев, воевавших против Испании.
      «И эта тактика работала почти столетие, — пришел ментальный импульс от Эйда. — До тех пор, пока испанцы наконец не сдались».
      Велисарий ментально пожал плечами.
      «Да, — ответил он. — Но испанцы так и не смогли обойти укрепления противника с фланга, потому что спины голландцев защищало море. А спины малва ничего не защищает. Я знаю планы Линка. И я верю, что смогу их нарушить, когда придет время. Не спрашивай меня, как, потому что я сам еще не знаю. Но война — это хаос, а не порядок, и я думаю, что мое понимание войны гораздо лучше, чем у Линка. Пусть будет проклят его „сверхчеловеческий разум“! Война — это не игра шахматы. Это в большей мере движения души, чем разума. А у этой сущности нет души. Она попытается управлять хаосом, в то время как я буду наслаждаться и упиваться им.»
      Велисарий чувствовал сомнения Эйда. Но единственная мысль, которая наконец пришла, была донельзя простой.
      «Я доверяю твоему мнению».
      Велисарий усмехнулся. Услышав тихий звук, Ситтас вопросительно склонил голову и посмотрел на него.
      — Эйд только что выразил уверенность в моих суждениях, — сообщил Велисарий. — Хотелось бы мне чувствовать то же самое.
      Он рассчитывал, что Ситтас произнесет одну из своих обычных саркастических реплик в адрес Велисария, но его большой друг просто усмехнулся.
      — Ты знаешь, я согласен с этим маленьким умненьким существом. Я думаю, что твоя стратегия в этой кампании, черт побери, почти блестящая. Черт побери, если вдуматься, и не «почти».
      Велисарий нахмурился.
      — Она слишком сложная. Слишком запутанная. Слишком много этапов. Первый шаг, второй, третий. Маврикий не переставал ворчать на меня по этому поводу на протяжении целого дня. И я не могу с ним не согласиться. Достаточно скоро вся моя «стратегия» станет расползаться по швам, и я вернусь к тому, чтобы принимать стратегические решения в седле. — Он перестал хмуриться, вместо этого у него на губах появилась легкая хитрая улыбка. — К чему, как я признаю, у меня есть определенная склонность. Больше чем у Линка, готов поспорить. И спорю.
      Ситтас приподнял свое огромное тело в стременах и мгновение осматривал гигантскую армию.
      — Кстати, а где сам старый ворчун?
      Он опустился назад в седло. Задача найти отдельного человека в огромной толпе солдат и нагруженных вьючных животных, даже офицера из высшего командования со свитой и знаменами, была практически безнадежной.
      — Конечно, он ворчит, — проворчал сам Ситтас. — Какой была бы жизнь без вечно недовольного старого ублюдка? Но ничего не могу поделать — на этот раз он просто не прав.
      Ситтас почти что злобно показал на бесплодный пейзаж впереди.
      — Дальше все будет в точности таким же, Велисарий. Я даже не уверен, что малва возьмут на себя труд бороться за дельту, когда мы наконец прибудем в Бароду, просто бросят ее и дадут нам удобно устроиться. А затем, когда изменится направление муссонов, станут наблюдать, как мы умираем от голода под стенами их укреплений. К тому времени, как мы туда доберемся, они оставят нам только воду и голые камни.
      — Легче сказать, чем сделать.
      Ситтас пожал плечами.
      — Да, конечно, я знаю. — Его короткий смешок прозвучал, как лай. — Легко историкам говорить: «Они опустошили местность». Ты можешь представить кого-то из этих лентяев, пытающихся уничтожить посевы? Мне еще никогда не удавалось поймать ни одного за этим занятием. И вообще, это тяжелая работа. И я точно никогда бы не пожелал такого крестьянину.
      Велисарий улыбнулся. Он сомневался, что Ситтас на самом деле читал кого-то из историков, которых только что поносил. Зато Велисарий знал, что Ситтас на императорском пиру один раз ввязался в громкий спор с тремя историками. В конце концов Феодора отправила свою личную стражу успокаивать разбушевавшегося полководца.
      С другой стороны, Велисарий-то как раз многих историков читал. И хоть он не плевался от ярости, как Ситтас, из-за глупостей слишком образованных интеллектуалов, ведущих размеренную безбедную жизнь, он очень хорошо понимал своего друга. Все эти бумагомараки страдали манией превращать прозаическую и сложную реальность в череду метафор, отчего хроника военных кампаний начинала напоминать изящную поэзию, которая, как они блаженно предполагали, и является зеркалом жизни.
      «Опустошить местность. Разграбить землю».
      Велисарий сам не раз отдавал подобные приказы, в особенности в первые годы своей военной карьеры, когда дрался против варваров на Дунае и против персов на граничащих с Месопотамией территориях. Но и он, и его подчиненные между строк видели прозу жизни и то, что на самом деле значили все эти простые, понятные глаголы и существительные.
      «Как можно лучше — за отведенное время. Как можно больше — и тем количеством людей, которые есть. Все, что можете сделать — с военной техникой вместо элементарных сельскохозяйственных орудий и мулами вместо волов».
      Он помнил, как яростно ругались его подчиненные, занимаясь бесконечной и изматывающей работой, пытаясь извести цепкую виноградную лозу и вырубить рощи оливы и фруктовых деревьев. Или тяжелую работу по уборке зерновых, когда их сваливали в кучи, которые можно поджечь. И это не считая того, что приходилось отыскивать тайные погреба с запасами, укрытия, сделанные крестьянами, гораздо более опытными в подобного рода вещах, чем солдаты. Крестьянами, для кого результат был гораздо важнее, чем людям, которые вскоре уйдут из этих мест.
      Это никогда нельзя сделать до конца. Раз за разом, во все времена, показанные ему Эйдом, Велисарий узнавал одну и ту же картину. Армия идет через регион, «опустошая земли», а затем — не более года спустя — все становится как прежде. По крайней мере, половина уж точно. «Природа Мать», в особенности когда ей помогают бедные и трудолюбивые крестьяне, гораздо крепче и выносливее, чем любая армия.
      По правде говоря, самым успешным методом был самый безжалостный. Метод, которым монголы в будущем воспользуются в Центральной Азии. Не просто разрушить инфраструктуру, но уничтожить и людей, которые живут на этой земле. Убрать рабочую силу, которая может заново все отстроить.
      Этим методом Велисарий никогда не воспользуется. Мало кто в истории так поступал. Хотя он не сомневался, что малва в дельте реки Инд будут придерживаться именно этого варианта. Последний приказ, который отдаст Линк, после того, как его солдаты разрушат все, что можно разрушить, будет убить всех крестьян. Множество бедных, простых людей, мозолистые руки которых гораздо лучше приспособлены к работе, чем мускулистые лапы солдат приспособлены к разрушению. А затем Линк прикажет сложить трупы в кучи поверх опустошенной земли, чтобы их гниение стало последним, завершающим штрихом.
      Своих крестьян-малва. Им не будет оказана единственная милость, которую бедняки во все времена могут ожидать от своих господ, независимо от нрава последних: быть оставленными в живых, чтобы их и дальше эксплуатировали в своих целях.
      Он обнаружил, что тоже ищет глазами Маврикия. Сам Маврикий был низкого происхождения. Он родился в семье фракийского крестьянина и, несмотря на теперешний высокий ранг, не был амбициозен. Эта мысль наполнила Велисария странным, мрачным удовлетворением. Первым из многих ударов, которые он намеревался обрушить на малва, будет послать этого человека спасать вражеский народ.
      Он думал, что, получив этот приказ, Маврикий будет ворчать. Не из-за содержания, а из-за запутанности и хитрости используемых маневров. Но для разнообразия старый ветеран не жаловался. Даже не стал повторять первый закон битвы.
      — Имеет смысл, — нахмурился он. — Они нам потребуются в качестве рабочей силы. — Улыбка, последовавшая за этими словами, была почти ангельской. — В любом случае война — глупое, дурное дело. Так почему бы не перевернуть все с ног на голову?