Постель была из стеклянных волокон, которые мягко пружинили под весом Кашела. Она дарила комфорт, как никакая перьевая перина. Юноша на мгновение расслабился, окунулся в эту роскошь, хотя внутренний голос понукал его, заставляя проснуться.
      Наконец Кашел открыл глаза. Солнце огромным красным куполом высилось над западным горизонтом. На летнем небе теснились облака, испещренные разноцветными полосками — багровыми, лиловыми и, на самом верху, золотыми. А там, где над лесом поднимались хрустальные городские башни, они расцвечивались всеми цветами радуги.
      Кашел сел на своем ложе и потянулся. Все тело у него ныло — добрая усталость от хорошо сделанной работы. Мелли прохаживалась по широкому крытому балкону, где стояла его постель. Увидев, что юноша проснулся, она направилась к нему с чашей. Она была такой прозрачной, что, казалось, зеленый напиток пенится прямо в воздухе.
      — Я долго спал? — спросил Кашел. Он осторожно поднялся — вроде ноги не тряслись. Вообще, все мышцы были в порядке, без видимых повреждений, просто какие-то расслабленные. Их буквально приходилось заставлять работать.
      — Достаточно долго, — весело сообщила фея. Она снова оказалась нормального роста, что уже не удивило парня — не столь высокая, как Шарина, зато куда более фигуристая. — Вот, выпей, почувствуешь себя лучше.
      — Я и так в порядке, — проворчал Кашел, впрочем без особой уверенности. Если уж быть точным: он чувствовал себя вполне прилично, но максимум работы, на который соглашалось его тело, — это самостоятельно пересечь комнату.
      Он неспешно принялся пить жидкость — мелкими глотками, держа чашу у губ. Пузырьки ударили ему в нос. Напиток, будучи сам по себе прохладным, принес приятное тепло, распространившись по телу.
      Кашел бросил взгляд себе на грудь. Порезы, оставленные когтями Дерга, наполовину затянулись. Осталось лишь несколько заметных царапин.
      — И сколько же я спал? — настаивал он. — Мелли, тебе следовало меня разбудить!
      Высоко в небе кружились птички, исполняя сложный танец. Солнце почти уже скрылось за горизонтом, его последние лучи время от времени поблескивали на крыльях маленьких танцоров.
      Издав тихий смешок, Мелли положила руки ему на грудь. Ее мышцы были такими же сильными и гладкими, как его собственные.
      — Тебе требовалось поспать, Кашел, — возразила фея. — Я говорила тебе: Дерг очень силен.
      Минувшая схватка вспоминалась ему фрагментами. Знаете, как бывает: кусочек оттуда, кусочек отсюда. Скорее, набор разрозненных картинок, чем единое целостное полотно. Щелкающие клыки в миллиметре от его горла, массивное красное тело, плюхающее по воде после ударов, которые вышибли бы дух из любого другого.
      — Так оно и было, — признал юноша. — Надеюсь, никого сильнее я уже не встречу.
      Он прикоснулся ко лбу. Следы от собачьих клыков (когда он долбанул Дерга по морде) еще остались, но тоже на глазах затягивались.
      — Давай посмотрим восход лун, — предложила Мелли. Она взяла из его рук пустую чашу и поставила на столик с тоненькими сапфировыми ножками. Молодые люди рука об руку вышли на стеклянный мост, начинавшийся прямо от их балкона.
      Воздух, казалось, вибрировал от невидимых флюидов. До них долетали ароматы леса, раскинувшегося под мостом: благоухание цветов, запах наливающихся фруктов — торжествующая зеленая сила жизни. Лес не был застывшим. Что-то там двигалось, перемещалось — возможно, птицы, устраивающиеся на ночь в гнезде. А может, ночные животные, вышедшие с наступлением тьмы на тропу к водопою.
      Мост был шести футов в ширину и имел ограждение — едва заметные глазу перила, будто притороченные лучи света. При ходьбе подъем моста почти не ощущался, но тем не менее в своей верхней точке конструкция почти закрывала башню, что высилась в полумиле на противоположном конце. Поверхность была приятно-упругой под ногами: как густой влажный луг на рассвете.
      Кашел восстановил контроль над своим телом, хоть и не в полной мере. Он закинул руки над головой, согнул их, разогнул и засмеялся, переполненный радостью жизни.
      Мелли обняла его за плечи.
      — Да, — ответила она на невысказанный вопрос, — теперь ты вдвое сильнее любого другого мужчины, Кашел!
      Юноша подхватил смеющуюся девушку и посадил на привычное место на плече. Она показалась ему легкой, как пушинка. Кашел шел по мосту и нес свою подругу, а под их ногами лес перекликался и посвистывал голосами своих обитателей.
      Они достигли середины моста, стали видны огни в башне за темным лесом.
      На небе и впрямь появились луны: сверху та, что поменьше, а под ней, совсем рядом, вторая — гораздо большего размера. Обе они были полными, изливающими серебряный свет сквозь золотистый туман.
      Кашел обеими руками прижал к себе фею… И в этот момент проснулся.
      — Ого! — воскликнул юноша. Он лежал все на той же полянке в джунглях, где происходила его схватка с демоном. Голова его покоилась на куче зеленых веток. Первое, что он увидел, была фея. На ее лице застыло озабоченное выражение. С другой стороны сидел на корточках Дерг. Такая диспозиция мгновенно заставила Кашела вскочить с ложа — он не доверял демону.
      Но тот, вместо того чтобы нападать, преклонил колени и коснулся лбом земли.
      — Господин, — пророкотал он.
      — Вот, Кашел, — подала голос Мелли, при этом она бросила Дергу орех размером с кулак. — Выпей, это укрепит твои силы.
      Своими длинными челюстями демон надкусил верхушку ореха, после чего протянул открытый орех юноше.
      — Со мной все в порядке, — упрямо проговорил Кашел. На самом деле он не помнил, когда у него все так болело. Он прихлебнул из скорлупы, ожидая найти нечто вроде кокосового молока. Но вместо него в орехе оказалась зеленая шипучая жидкость. Подобно парилке, она оказала благотворное действие на юношу: согрела, расслабила все ноющие мускулы.
      Теперь Кашел был в состоянии разбираться с демоном. Он бросил на него внимательный взгляд.
      — Мы с тобой вроде договорились? — спросил он. У них в деревне было принято прекращать драку после того, как один из сражавшихся сдался. Но Кашел помнил случаи, когда проигравший не желал оставить все как есть.
      Дерг снова поклонился.
      — Ты — мой хозяин, человек. До тех пор, пока я не выполню твое желание, — сообщил он и ухмыльнулся (при такой длине челюстей ухмылка получилась зловещей). — А впредь я буду выбирать себе врагов послабее.
      Кашел засмеялся и пожал руку недавнему противнику.
      — Думаю, то же касается и меня.
      Юноша встал, расправил плечи, посмотрел на свою грудь .Кто-то — Мелли или Дерг — смазал кровавые отметины коричневым соком с резким, терпким запахом. То же самое обнаружилось и на лбу, пострадавшем во время столкновения с челюстями Дерга.
      — Мне снился такой странный сон, Мелли, — сообщил он. — В этом сне я был совсем другим.
      Демон сорвал фиолетовый цветок, свисающий с лианы над головой Кашела.
      — Испарения этих цветов порождают сновидения, — пояснил он. Юноша понемногу начинал привыкать к рокочущему голосу Дерга, так же как и к его устрашающей морде.
      Хотя никакого особого запаха от цветка Кашел не ощущал, он без колебаний поверил демону. Обладая тонким слухом, юноша мог узнать овцу по голосу на таком расстоянии, когда никто из его односельчан, вообще, ничего не слышал. Но вот нос у Дерга был куда длиннее, чем у него, следовательно, мог улавливать более тонкие запахи.
      — И что ты думаешь о своем сне, Кашел? — спросила фея. Будь на ее месте кто-нибудь другой, парень поклялся бы, что услышал в ее голосе напряжение.
      Он пожал плечами.
      — Там было здорово, — признался он. — Это так забавно — представлять себя кем-то другим…
      — А этот человек во сне, — вкрадчиво произнесла Мелли, — он не мог быть тобой, Кашел?
      — О нет, — поторопился юноша и рассмеялся, хотя самому ему этот смех показался неуместным. — Нет, это был кто-то совершенно другой.
      Фея сделала быстрое сальто назад и снова приземлилась на ноги. Это был первый акробатический трюк, который она себе позволила с тех пор, как очутилась в зеленых джунглях.
      — Что ж, давайте поговорим об исполнении Дергом твоего желания, — сменила тему фея. — Начнем прямо сейчас?
      — А? — не сразу сориентировался Кашел. — Ну да, конечно. Только давайте идти потихоньку, пока я не очухаюсь.
      — Ну тогда пошли, — решительно произнесла Мелли и шагнула меж двух толстенных стеблей папоротника. Кашелу показалось: по щеке феи скатилась слеза… Должно быть, свет так упал.

      — Нет, — заявил Ноннус начальнику маленького эскорта из четырех всадников. Они сопровождали экипаж, который Азера прислала за своими спутниками, — я поеду снаружи, на ступеньке.
      Офицер нахмурился. Свет фонаря поблескивал на его стальных латах и шлеме. К поясу слева у него был привешен длинный кривой меч, который побрякивал при ходьбе.
      — Ну, тогда смотри, не поскользнись, — сказал он. — А если уж упадешь, молись, чтоб под колесами оказалась сразу голова, а не живот. Это все, что я могу тебе посоветовать, дружище.
      Экипаж в этот момент разворачивался во дворе гостиницы. Он представлял собой деревянный каркас, обтянутый водонепроницаемым полотном, — достаточно компактный и легкий, чтоб с ним справлялась одна парная упряжка. Гостиничные слуги выжидали, чтоб перенести пожитки путешественников из сельской повозки, на которой те приехали, в этот облегченный городской экипаж.
      — Спасибо, начальник, — откликнулся отшельник, — буду помнить.
      — Сарко! — Хозяин гостиницы оглядывался в поисках конюших, которым полагалось ему помогать. Сейчас он собственноручно нес коврик, в который Шарина завернула свои постельные принадлежности. — Бранн! Да где же вы?
      Карета тем временем развернулась и стояла в ожидании пассажиров. Две служанки во главе с хозяином переносили к ней багаж, а кучер водружал его на крышу кареты.
      — Сарко! — снова крикнул хозяин.
      Шарина попыталась припомнить лица убитых конюхов, но они всплывали перед ней в виде неясных движущихся пятен. А ведь любой человек — пусть даже самый дурной — достоин чего-то большего, чем поспешное забвение.
      — Давайте залезайте. Поехали! — махнул рукой командир. Сам он развернул свою лошадь и потрусил с постоялого двора, на ходу выкрикивая приказы своим людям.
      С легкой улыбкой Ноннус внимательно посмотрел на Шарину и помог ей залезть в экипаж. За ней последовал Медер, он уселся на скамейке напротив девушки. Карета сразу же тронулась с места.
      Стоя на подножке, отшельник просунул руку в открытое окно чтобы держаться за раму. Ступенька была узкая, шириной в полступни, рассчитанная лишь на то, чтоб на нее мимоходом наступали пассажиры. Несмотря на это, Шарине и в голову не приходило всерьез беспокоиться за Ноннуса.
      Ее страх — безотчетный и гнетущий — носил совсем другой характер. Возможно, ей не давали покоя призраки убитых конюших с постоялого двора…
      Внутри карета была обтянута темным плюшем. Девушка предположила, что она принадлежала бор-Дахлиманам, хотя геральдические украшения или другие отличительные знаки на ней отсутствовали. По одежде слуг тоже ничего нельзя было сказать.
      Лицо Медера маячило напротив в неверном освещении. Лишь иногда, когда в окошко падал свет фонаря, девушка ловила его пристальные взгляды.
      — Вы не отдаете себе отчета, госпожа, насколько во мне нуждаетесь, — заговорил он какое-то время спустя. Громыхание колес по мостовой сливалось с его голосом и превращало его в металлический шепот. — Однако настанет день, и вы оцените меня. Когда-нибудь, когда только я смогу спасти вас…
      Шарина молча отвернулась. Коснулась руки отшельника, посмотрела на его профиль. Губы Ноннуса улыбались, но он не смотрел на девушку. Лицо его казалось вырезанным из полированной кости.
      Так они продолжали ехать, неизвестно сколько. Экипаж не сбавлял ходу, несмотря на то, что время от времени впереди случались какие-то неприятности. Периодически девушка слышала крики конвоя, разок громыхало железо.
      От монотонного шума и покачивания Шарину клонило в сон, но каждый раз ее будило воспоминание об убийстве в аллее. Ее преследовали картинки: нет, не лица жертв, а выражение ужаса, которое она прочла в их глазах перед смертью. Усилием воли Шарина стряхивала с себя сон, мотала отяжелелой головой. Любой человек— даже самый дурной…
      Карета остановилась так внезапно, что девушка чуть не упала со скамейки. Должно быть, возница слишком резко натянул поводья. Ноннус соскочил с подножки и свободной рукой распахнул дверцу. Из другой он не выпускал дротик.
      Шарина вышла наружу, посмотрела по сторонам. Они стояли перед входом в особняк. Навес, поддерживаемый с одной стороны колоннами, призван был защищать гостей от дождя. Воздух, насыщенный влагой и запахом соли, свидетельствовал о том, что они неподалеку от порта или, возможно, канала, ведущего к заливу. Данное предположение выглядело весьма вероятным, так как эта часть города была отдана как раз под роскошные особняки, а не складские помещения и съемные квартиры для моряков.
      Фонари не горели, но было достаточно светло из-за полнолуния. В дверном проеме стояла высокая женщина в чем-то сером. Свет свечи, падавший сзади, отбрасывал ломаные тени на ее лицо.
      — Заходите скорее, — сказала она, — пока никто не видит.
      Первым вошел Медер, за ним Шарина, ощущая молчаливое присутствие Ноннуса за спиной. Пол под их ногами бы выложен мраморными плитами с геометрическим рисунком, потолок делился на четыре сектора-фрески — что-то из мифологических сюжетов. В слабом свете свечи девушка не могла разглядеть детали, запомнились только мужчины на драконах из одной сцены. Женщина закрыла двери и провела их в главный зал. Высокие окна отбрасывали треугольники холодного лунного света. Их дожидалась Азера, с ней мужчина-слуга, как две капли воды похожий на серую женщину.
      У обоих были бледные лица, волосы облепляли череп, наподобие льняной кудели.
      Шарина услышала звук удаляющейся кареты — дальше по улице, не в направлении конюшен на задворках. Девушка огляделась. Зал был облицован цветным мрамором, в стенных нишах покоились скульптуры, балясинами для балюстрады на втором этаже тоже служили миниатюрные статуи.
      Большинство дверей из этого зала — черного дерева, украшенные резьбой, с золочеными петлями, — оказались запертыми. Помимо дверей, через которые они вошли в боковую прихожую, существовал парадный вход, к которому вела широкая Двойная лестница. Между двумя крыльями этой лестницы существовал узкий коридор, упиравшийся в бронзовую решетку, похожую на те, что опускаются в замках. За ней Шарина разглядела мраморный причал, слабо блестевший в лунном свете. Дом имел прямой выход на один из городских каналов.
      Особняк бор-Дахлиманов поражал своей роскошью и пустотой.
      Даже в этом неверном освещении девушка разглядела легкий туман, клубившийся в неиспользуемых помещениях. Застоявшийся воздух был наполнен пылью… Но где же армия слуг, предназначенная для борьбы с этими признаками запустения? Должно быть, эта призрачная пара являлась единственными обитателями особняка.
      — А где владелец? — резко спросила Шарина. — И кто эти люди?
      Азеру ее требовательный тон заставил поморщиться.
      — Реджин бор-Дахлиман в отъезде, — сообщила она. — Его слуги позаботятся о нас. А утром мы отправимся дальше.
      Девушке показалось, что она услышала какое-то движение на лестнице. Ноннус тоже насторожился. Он не изменил позы — хотя в его поведении с тех пор, как они прибыли сюда, и так сквозило напряжение мангуста в змеиной норе, но Шарина заметила, как глаза отшельника исследуют обстановку.
      Парадная дверь была надежно заперта. Она могла противостоять натиску толпы, вооруженной тараном, к тому же потребовалось бы несколько минут, чтоб справиться с запорами изнутри. Окна на втором этаже были зарешечены. Надо думать, комнаты за черными дверьми тоже защищались не хуже. Решетка на канал поднималась вручную — длительный процесс, при условии, что они нашли бы для этого лебедку.
      Единственным выходом, которым можно было бы спешно воспользоваться, служила дверь, через которую они вошли. Все это здорово смахивало на ловушку…
      Служанка поклонилась Шарине:
      — Госпожа, следуйте за мной. В западном крыле для вас приготовлены покои…
      — Западное крыло? — удивилась Азера. — Но вы же говорили, что все комнаты были…
      — Пошли, — тихо скомандовал Ноннус. Девушка заметила пьюльский нож, поблескивавший теперь в его левой руке.
      Они направились к прихожей. В одной руке Шарина несла свои вещи, другой потянулась к щеколде. В этот момент решетка, закрывавшая выход на канал, со скрипом поползла наверх.
      — Куда вы направляетесь? — закричала прокуратор. — Вы что, спятили?
      — Госпожа, — послышался голос одного из слуг. Они были неразличимы — блеклые, пустые голоса — такие же, как их глаза. Шарина приоткрыла дверь.
      За нею стояла облепленная водорослями толпа личей. Потрясая своим мокрым оружием, они напирали, валили в коридор.
      Опережая остолбеневшую девушку, Ноннус с силой захлопнул дверь.
      — Сюда! — толкнул он Шарину к одной из закрытых дверей на противоположной стороне зала.
      Азера кричала в страхе и ярости. Наверху за балюстрадой тоже маячили личи, они начали спускаться по лестнице. Еще больше тварей появлялось со стороны канала.
      Женщина-служанка бросилась к Шарине и с неожиданной силой обхватила ее руками. Девушка растерялась — ощущение было такое, будто попался в щупальца спрута. К тому же она не ожидала нападения с этой стороны. Все ее внимание было поглощено прибывавшими личами.
      Теперь она очень кстати вспомнила о солдатском ноже — своем трофее. Приличное оружие с заточенным острием и хорошей режущей кромкой. Со всего размаха Шарина всадила нож под ребра женщине, если она на самом деле была женщиной… Та продолжала сжимать ее в своих объятиях. В отчаянии девушка повернула лезвие, которое заскрежетало об кости существа, и упала вместе со своей жертвой. Упала не очень удачно: хлопнулась со всего размаха головой о мраморный пол.
      Внезапно женщина обмякла. Голова ее откатилась в сторону, а из перерезанной глотки хлынула струя — не крови — густой коричневатой жидкости.
      Схватив девушку за шиворот, Ноннус рывком поставил ее на ноги. Шарина попыталась сфокусировать зрение. Это удалось ей не вполне: все предметы двоились и расплывались у нее в глазах. Мужчина-слуга валялся тут же на боку, дротик Ноннуса вошел ему в грудь и торчал из спины.
      Медеру удалось открыть одну из дверей. Лунный свет, падавший через расположенные под потолком окна, освещал черный трон, стоявший внутри. С криком колдун бросился к нему. Ноннус затащил Шарину в комнату, не забыв впихнуть и прокуратора.
      Девушка снова сделала попытку сориентироваться. Коричневая гадость уже начала разъедать лезвие ее ножа.
      Во всей огромной комнате был только этот разукрашенный трон да стол из эбенового дерева у противоположной стены. На столе стола пара подсвечников, позеленевших от времени. Окна казались слишком узкими, чтоб туда мог протиснуться человек.
      А единственная дверь вела в зал, битком набитый личами. Ноннус бросил взгляд на задвижку — сложное приспособление, устанавливающее два засова в пазы дверного косяка. И дверь, и засовы выглядели надежными, но два десятка оживших монстров могли снести их в несколько минут.
      — Запритесь! — бросил отшельник и выскочил обратно в коридор, захлопнув за собой дверь.
      — Ноннус! — закричала Шарина, пытаясь подняться на ноги. Азера поспешно накинула засовы. — Ноннус, нет!
      Раздался звон стали. Что-то ударилось с той стороны в дверь и отскочило.
      — Молись за тех, кого я убью сегодня, дитя мое, — послышался оттуда голос отшельника.
      Потому что ему за них молиться не придется.
      — Нет! — повторяла Шарина, хватаясь за поворотный механизм, чтоб открыть дверь. В этот момент прокуратор обрушила на ее затылок серебряный подсвечник.
      Ноги у девушки подкосились, она безвольно рухнула на пол, все еще сохраняя способность видеть и слышать то, что происходило. Кинжал, выпав из ее рук, звякнул на мраморном полу.
      Медер благоговейно опустился на колени перед черным троном. Он начал произносить заклинания, в то время как снаружи продолжалась схватка. Раздавалось лязганье металла, но никто из сражавшихся не произносил ни слова.
      Увы, Ноннус мог выиграть только время, но не безопасность для девушки, которую поклялся защищать. И он боролся за это время, покупал его ценой пьюльского ножа и своей жизни.

      — Большим камнем легче править лезвие, — поучал король Карус (вернее, дух короля в теле Гаррика), проводя крест-накрест оселком по острию меча. Он заканчивал работу, натачивая нижнюю часть клинка. Еще через несколько минут Карус наотмашь ударил мечом по стальному шлему. Удар разрезал металл, как нож масло. Критически оглядев царапину, оставшуюся в результате на клинке, король констатировал:
      — Годится.
      Он ухмыльнулся в сторону Гаррика:
      — Смотри, не оттяпай себе палец, парень! Это не шутка… Я сам видел подобные вещи.
      Гаррик во сне кивнул:
      — Уставший человек способен ошибаться. Я, во всяком случае, способен.
      — Это к каждому относится, — согласился Карус, переходя теперь к другой части лезвия. Будь оселок покрупнее, можно было бы просто водить лезвием вдоль него, но тот, что король достал из мешочка на поясе, оказался мелковат. — И именно после битвы ты устаешь, как никогда. Но это не снимает с тебя обязанностипозаботиться об оружии.
      Он рассмеялся смехом жизнерадостного человека, который умеет извлекать смешное из всего — не только из собственных ошибок.
      — Нет ничего хуже, чем проснуться ночью от внезапного нападения врага и вспомнить, что твой меч не заточен должным образом. А все из-за того, что вчера перед сном ты чувствовал себя слишком усталым!
      Карус поднял меч к свету и сдул пылинку с его лезвия.
      — Помни о клинке, парень! И затачивай только режущую кромку. В бою тебе не нужен сточившийся меч, который треснет или сломается, наткнувшись на что-нибудь твердое, — а это обязательно произойдет!
      — Мне случалось затачивать ножи, — сообщил Гаррик, — а также топоры. Конечно, кость тверже корней старого пекана, но не намного.
      Карус снова рассмеялся.
      — А как насчет лат, парень? Твои пеканы часто носят их? — спросил он. — Но я тебя понял.
      Он вздохнул:
      — Король должен так много всего знать. Кое-что из этого мне так и не открылось… может, и не могло открыться. Я верю, ты будешь лучше меня!
      Они сидели на разных концах изогнутой мраморной скамьи. Вокруг благоухал сад: розы увивали длинную решетку на противоположной стороне площадки. Над головой по ласковому небу проплывали легкие облачка.
      Карус ветошью смахнул каменную крошку с лезвия, улыбнулся мечу и одним движением отправил его в ножны.
      — Доброе оружие, — сказал он. — Никогда меня не подводило.
      — Его изготовил для вас волшебник? — поинтересовался юноша. Он знал, что если сейчас поднимется и заглянет за розовую изгородь, то там не будет ничего — клубящаяся серая пустота материал, из которого его воображение ткет свои сны. Гаррику не хотелось получать подтверждение, и он остался сидеть.
      Король хохотнул:
      — Во всяком случае, он дал его мне… не думаю, чтоб собственноручно выковал. Волшебники, знаешь ли, много знают, но мало что могут делать руками. А вот кузнец, выковавший этот меч…
      Он вложил точильный камешек обратно в мешочек.
      — …был, наверное, столь же искусен, как и твоя подруга Илна. Я никогда не видел большого проку в волшебниках, но вот людей, способных работать руками, уважал.
      С этими словами король вернул меч Гаррику. Тот поднялся и прицепил его на пояс. Король остался сидеть с задумчивым выражением лица.
      — По правде говоря, я ненавидел колдунов, — признался он. — Наверное, оттого что не понимал их действий. Это неправильно.
      Карус смотрел вверх, черты лица заострились и стали твердыми, как на штампе, с которого печатают монеты.
      — Не повторяй моих ошибок, парень. Насчет волшебников и вообще…
      Лицо его снова расплылось в знакомой широкой ухмылке.
      — Но также не иди по пути герцога Йольского: никогда не доверяй человеку на том лишь основании, что он знает о чем-то больше твоего.
      Король Карус поднялся. Теперь глаза его были на одном уровне с гарриковыми. Откуда-то издалека слышался голос, он произносил слова мощи, слова заклинания. И с каждым словом этого речитатива мир сна Гаррика становился все светлее, словно выцветал под летним солнцем.
      — Тебе пора идти, — произнес Карус. Он любовно похлопал эфес меча. — Береги его, парень. Пройдет не так уж много времени, и он снова мне понадобится.
      Сад начал распадаться, растворяться в жемчужном свете. Инстинктивно Гаррик раскинул руки, чтоб смягчить падение. Но обнаружил, что лежит на холодном алебастровом полу какой-то комнаты; в окно льется холодный лунный свет. Рядом сидела Теноктрис и выводила слова на Старом Языке. Увидев, что юноша проснулся и пытается сесть, она улыбнулась, но занятия своего не прервала.
      Они находились в разгромленной илниной комнате. Вокруг валялись разбросанные тела личей: некоторые из них превратились в скелеты — гнилостная плоть облезла и растеклась в зловонные лужицы.
      Неистовый удар булавы разбил в щепы ее антикварный ореховый сундук. Неожиданно гибель этого произведения искусства расстроила и огорчила юношу гораздо больше, чем даже смерть человека — труп одного из желтоглазых слуг Илны так и валялся на пороге комнаты. Гаррик нахмурился: не очень приятно получать подобную информацию о своей системе ценностей.
      Илна исчезла.
      — Илна была здесь, — подал голос Гаррик. — Ты не видала ее?
      Он помнил, как нечто омерзительное овладело Илной, вросло в ее плоть. Удар, который он нанес тому змееподобному дереву, был его собственный — не живущего в его теле короля Каруса. Но, может, это ему просто приснилось? Возможно, еще один ночной кошмар?
      Теноктрис покачала головой.
      — Ты был единственный живой человек в этом доме, — сказала она. — Сможешь подняться?
      И она протянула ему руку. Юноша уперся в пол, стараясь не попасть рукой в желеобразные потеки. В несколько приемов ему удалось встать на ноги. Ситуация, когда ему понадобилась помощь старухи — физическая помощь, — вызвала у него невольную улыбку. В психической силе колдуньи он не сомневался: тот факт, что ему удалось-такиподняться, стал возможен не только за счет его личной стойкости, но и благодаря силам, которые Теноктрис призвала ему на помощь.
      — Если судить по тому, что Илна оставила, — сказала колдунья, как бы отвечая на его вопрос, — то она сейчас находится далеко не в самом лучшем месте. Боюсь даже, что в очень скверном месте. Но то же самое можно сказать и о Лиане. И если мы не спасем ее до полуночи…
      Она бросила красноречивый взгляд на луну, которая почти Уже выползла на середину неба.
      — …то потом будет поздно.
      Гаррик невольно огляделся, пытаясь обнаружить «то, что Илна оставила». Он ничего не увидел, ничего существенного, по крайней мере… Да и какое это имело значение? Они не могут делать две вещи одновременно.
      — Давай отыщем сначала Лиану, — решил юноша. — Она ведь в их старом особняке?
      — Она в каморке служителя, которая является частью семейного склепа, — поправила Теноктрис. — И я не могу идти туда одна. Только не против Бенлоу.
      — Ты не одна, — твердо сказал Гаррик. Он осторожно переступил через труп слуги и направился к выходу.
      Но тут его пронзила внезапная мысль. Юноша остановился и вытянул из ножен меч, поднес его клинок поближе к свече, все еще горевшей в коридоре.
      Конечно, пока он был в беспамятстве, старая колдунья могла нацепить на него пояс. Но вряд ли она смогла бы наточить его лезвие и оставить маленькую зарубку у самого острия.

      Пока тело Шарины безвольно лежало на полу в тронном зале, ее дух парил за дверью — в зале, заполненном личами. Внутренним зрением девушка увидела, как Ноннус стоит, прижавшись спиной к двери, очевидно, собираясь с силами. Затем ныряет в самую гущу серых тел, прежде чем те смогли сообразить, что происходит.
      Пьюльский нож то и дело сверкал в лунном свете.
      Раз — и лич упал с рассеченным позвоночником.
      Раз — еще один лич упал: его череп раскрошен вдребезги рукояткой ножа.
      Раз — и еще один — со свернутой шеей — присоединился к куче на полу. Шарина видела, как жесткие пальцы отшельника нырнули в глазницы монстра и резким движением, каким обычно утихомиривают зайца в силках, прекратили дерготню тела.
      Ноннус снова отпрянул назад. Оживленные силой магии создания не знали ни страха, ни колебаний. Они тупо шли, карабкались прямо по телам своих павших товарищей. Те, что сбоку, двигались беспрепятственно, с застывшими серыми лицами, судорожно зажав оружие в костлявых руках.
      Ноннус тяжело дышал. Теперь в одной руке у него был пьюльский нож, а в другой — обломок деревянной пики длиной в тридцать дюймов. Зловеще ухмыльнувшись, отшельник сделал выпад левой рукой прямо в гущу серых тел. Как результат: оттуда взлетела в воздух голова, по пути теряя ошметки желеобразной плоти. Это существо умерло сотни лет назад, сегодня оно упокоилось навсегда.
      Ноннус все отступал, но вскоре уперся спиной в дверь — пространства для маневров не осталось. С обеих сторон на него навалились два лича, затем к ним добавился третий. За ними стояла толпа таких же бесстрастных созданий с бряцающим оружием. Слишком много для одного живого человека. Пока живого пока сопротивляющегося…
      Когда движение в этой куче затихло, дух Шарины на волне черной безнадежной пустоты снова вернулся в ее тело, распростертое на полу в тронном зале.
      —  Фазоузоуэл эйстокама ноукаэл!— выкрикивал Медер. Он вместе с Азерой стоял внутри круга, нацарапанного на каменном полу с помощью шарининого кинжала. Мраморные прожилки плавились и пузырились, соприкасаясь с коричневой сукровицей, застывшей на лезвии ножа.