— Если она придет завтра, когда мы не на дежурстве, — глумливо произнес один из солдат, — я готов заплатить хорошую цену за то, что она предложит.
      Другой солдат и офицер покатились со смеху. Выражение лица Илны не изменилось, она лишь крепче зажала в руке петлю.
      — Посмотрите на меня! — потребовала она.
      — Что такое? — удивился офицер, вновь поворачиваясь к Илне. Она вытянула руку, замахнулась.
      — Упс! — только и успел сказать он, после чего затих.
      — Отведите меня к барону Робиларду, — велела Илна. Офицер кивнул, повернулся и двинулся к воротам. Они стояли открытыми.
      — Эй! — окликнул один из солдат. — Что такое случилось с капитаном?
      Он потянулся к алебарде, стоявшей прислоненной к фонтану. Оружие с грохотом упало.
      — Ничего такого, что могло бы навредить ему, — отвечала Илна. — Но если будете валять дурака и становиться у меня на пути, с вами я так не поступлю. Понятно вам?
      Солдат уставился на то, как Илна ощупывает рукоять алебарды. Второй солдат схватил его за плечо и оттащил в сторону. Оба молчали, предпочитая не вмешиваться, пока Илна следовала за командиром во дворец.
      При входе было пусто, лишь еще один офицер сидел спиной ко входу, обозревая зал для аудиенций, довольно претенциозное помещение с высоким сводчатым потолком. Колонны по обе стороны от входа были украшены сценами из истории острова.
      Илна поняла, что перед ней — исторические сцены, поскольку не увидела ни одного изображения божества. Резьба была выполнена мастерски, и это заставило Илну относиться к Робиларду с большим уважением. Она понимала, что глупо благоговеть перед древностью чьего-то рода, лишь благодаря умелому творчеству ремесленников, но ничего не смогла с собой поделать.
      Лучи рассветного солнца просачивались между несущими колоннами и отражались на восточной стороне зала, но масляные светильники на стенах продолжали гореть. Народу в зале собралось не так уж много, чтобы заполнить его целиком, но шевеление и шепот разносились повсюду, словно звон цикад летней ночью.
      Барон Робилард сидел на троне из резного мрамора. Трон выглядел неудобным, зато старинным, а Илна одобряла верность традициям. В это утро на Робиларде были камзол и штаны из бархата, мастерского покроя. Несмотря на исказивший его черты гнев, он выглядел куда более привлекательно, чем когда представлял собой золоченую статую во время церемонии.
      В левой руке Робилард держал маленький кожаный мешочек и смотрел на темноволосую женщину, стоявшую на коленях между двоих солдат перед троном. Тамана, вне всякого сомнения. Она всхлипывала, и из ее сбивчивой речи едва ли можно было что-нибудь понять.
      Слева от барона сидела его жена, Котолина. Во время процессии ее везли за колесницей Робиларда в кресле с лазурными подлокотниками и спинкой. Волосы ее были очень светлыми, а прекрасные черты оставались сосредоточенными: она делала вид, что наблюдает за близнецами, игравшими с няней.
      Леди Реговара, грудастая брюнетка того же типа, что и Тамана, только пятью годами моложе, стояла, положив руку на подлокотник трона — с видом собственницы.
      Она разглядывала Таману с глумливым удовольствием. Это доказывало, что нынешняя пассия барона столь же глупа, как и предыдущая. Будь у нее мозги, она бы увидела собственное будущее в рыдающей Тамане. Немногие женщины обладают разумом, а мужчины — еще в меньшей степени, решила Илна, если учитывать их вкусы в отношении женщин.
      Среди собравшихся в зале были солдаты, слуги и придворные. Они переглядывались в нервном ожидании. Державшие леди Таману солдаты, по крайней мере, выглядели смущенными. Бедная женщина едва на ногах стояла.
      Те же, что привели Халфемоса, относились к своему делу с меньшим почтением. Руки юноши были связаны за спиной, он был избит: синяк под глазом и свежая ссадина на скуле.
      Капитан стражей протолкался сквозь ряды зрителей, расчищая дорогу Илне. Халфемос оглянулся и увидел подошедших.
      — Илна! — слабым голосом позвал он. — Тебе нельзя было появляться здесь!
      Один из стражей ударил юношу в живот. Халфемос согнулся пополам, хватая ртом воздух. Он бы упал, не поддерживай его солдаты под руки.
      — Пощади! — умоляла Тамана. — Я не желала навредить тебе, просто хотела, чтобы ты любил меня, как прежде. И я ни за что не рассталась со своей жемчужиной, это он забрал ее. Я никогда не отдала бы подаренных тобой украшений, если бы не колдовские заклинания!
      — Поднимите чародею голову! — скомандовал Робилард, в голосе его звучал холодный гнев. Один из стражей схватил юношу за волосы, но тому уже удалось выпрямиться, несмотря на боль в желудке. Он встретил гневный взгляд барона с достоинством, и это несколько подняло его в глазах Илны.
      Робилард уронил амулет на пол и приготовился раздавить его каблуком.
      — Ты запачкал мой двор своим колдовством, — проворчал он. — Я кину тебя туда, где рыбы помогут уничтожить все следы этой грязи!
      Он жестом указал на одного из своих придворных, пожилого человека, единственного, кто имел нагрудную пластину и меч.
      — Запри его в железную клетку, Хостен, и брось в море. Там, где начинается залив.
      Придворный поклонился в знак согласия. Шепот среди толпы перерос в громкий рев.
      Илна выступила вперед, повышая голос, чтобы ее услышали.
      — Барон Робилард, я понимаю и разделяю ваш гнев, но нам обоим известно, что мастер Халфемос ни в чем не виноват, разве что в собственной глупости. Если отпустите его со мной, я покажу вам, что в его деятельности нет никакого волшебства — а взамен окажу вам ценную услугу. Куда более ценную, чем покормить рыб!
      — Кто это? — вскричал барон. — И что она здесь делает?
      — Это Илна ос-Кенсет, — проговорил капитан стражи безжизненным голосом. — Она пришла увидеть вас.
      Илна туманно улыбнулась. Капитан стражи зашатался, нервно озираясь вокруг. У него было весьма нехорошее чувство, как будто он оказался посреди зала, полного людей, совершенно голым, если не считать шнурка на шее.
      — За неделю я могу выткать для вас занавес, который заставит каждого, кто стоит перед вами, говорить только правду, — сказала Илна.
      Так оно и было, правда, она не стала уточнять, что такой занавес будет обладать злыми чарами, ибо не сомневалась: Робилард уничтожит его через несколько дней. Лишь те, кто не очень представлял себе, что это такое, хотели всегда знать правду а также те, кто был готов отвечать за последствия.
      — А может быть, я сотку другой занавес — который принесет благополучие вам и всем вокруг вас, — добавила Илна. — Я понимаю, Халфемос глупо распорядился своей силой, но вы можете отнестись к этому как к предостережению и не повторять его ошибок.
      Предлагая две столь разные вещи, Илна понимала: Робиларду придется выбирать между тем, чего хочется, и что он должен делать. Ей бы больше хотелось изготовить для барона занавес доброй удачи, подобный тому, какие она делала в Эрдине до отъезда. Секс, богатство и месть всегда ценились людьми выше, чем скромное благополучие и доброе здоровье, но не Илной.
      По крайней мере, с недавних пор.
      — Ты волшебница, — проговорил Робилард, отчетливо выговаривая каждый звук.
      — Я — ткачиха, — возразила Илна. — Простая женщина из Барка Хамлет, что на Хафте, и я сделаю то, что мне скажут.
      Шум в зале стих, хотя люди продолжали оглядываться на вновь прибывшую. Капитан стражи метался, желая спрятаться где-нибудь. Другие солдаты выглядели сконфуженными.
      — Еще одна волшебница, — бросил Робилард, и голос его стал нормальным. Котолина посмотрела на Илну со спокойным восхищением. Леди же Реговара прохаживалась возле трона, держа в руках свой собственный амулет. — Ты, должно быть, сумасшедшая, раз явилась сюда. Значит, ты заслуживаешь того же наказания. Что ж, Хостен…
      — Нет! — выпалил Халфемос. — Она тут ни при чем!
      Халфемос попытался вырваться от державших его людей. Но они не пускали его.
      — Тише, Халфемос, — успокоила его Илна. — Я позабочусь обо всем. Ты уже достаточно накликал беды на себя и остальных.
      — Она совершенно невиновна! — не унимался Халфемос. — Если причините ей вред, я…
      Лишь Боги знали, что хотел сказать юноша. Пустые угрозы, думала Илна, а ситуация от этого лучше не становится.
      Она сделала шаг к Халфемосу:
      — Стой тихо и молчи, пока я не освобожу тебя! — прошипела Илна.
      Она была в ярости, зла на себя самое и на весь мир в придачу. У парня недюжинный талант — и именно используя его, он устроил им всем неприятности. Разве справедливо, что вот этакий Халфемос может причинить людям столько вреда?!
      Солдаты встали у нее за спиной. Илна резко обернулась и метнула веревку в направлении барона.
      — Барон, я пришла за справедливостью, не за милосердием. Освободите Халфемоса под мою ответственность, и я заплачу разумную цену.
      Илне пришло на ум, что у них с Робилардом могут быть разные представления относительно «разумности» цены. Но ничего, они сумеют договориться.
      Робилард опустил руки. Он дрожал от гнева — потому что боялся, а девушка-маг видела его страх.
      — Будь по-твоему, ткачиха! — воскликнул он. — Ты можешь отплатить мне за освобождение твоего дружка. Нынче вечером я праздную годовщину своего правления в качестве Барона Третьей Атары. Отправляйся к моему предку, Старшему Роми, и попроси его удостоить нас чести и явиться на праздничный ужин. Если он придет…
      Робилард жестом указал на Халфемоса, который замер в руках стражей.
      — …Тогда я освобожу этого идиота, пытавшегося испробовать на мне свои чары. В противном случае ты присоединишься к своему дружку.
      — Идет, — согласилась Илна. Она была в ярости: на Робиларда, на Халфемоса и на себя самое. Смерти она не боялась, но знала, что приказ барона приблизит ее к силам зла и тьмы, которых она стремилась избежать. — Мне будет нужен проводник.
      Хостен, старший из солдат, с тревогой посмотрел на барона.
      — Милорд, вы это серьезно, относительно…
      Робилард ответил ему пристальным взглядом.
      — Приступай, Хостен. Или ты боишься?
      Илна улыбнулась юношеской браваде барона. Ее собственный страх прошел. Может, она и неправильно поступает, но отступать нельзя.
      Губы Хостена сжались. Он повернулся к своим подчиненным и проговорил:
      — Вы четверо пойдете со мной. — Он подошел к Илне и поклонился. — Госпожа Илна ос-Кенсет? Мы проводим вас к Гробнице Старшего Роми.
      — Хорошо, — отозвалась Илна. Она дотронулась до лба Халфемоса и проговорила. — Теперь можешь проснуться, Алос. И не накликай новой беды. Я вернусь.
      Она прошла еще пару шагов к двери и обернулась.
      — Даю слово, я вернусь.
 
      Кэшел ступил на дорожку, огибающую дворец. Захаг остался в своей комнате стенать и жаловаться на судьбу. Там, где приготовление пищи зависело от слуг, лучше не вставать с постели до полудня.
      Кэшел не стал заставлять Захага подниматься. Примат на Пандахе не был уверен в собственной безопасности, если только Кэшел или Ария не находились рядом и не брали его под свою защиту. Может, он и прав, но Кэшел не собирался изменять свое расписание из-за одной-единственной ленивой обезьяны.
      Силья сидела, скрестив ноги, на перилах лестницы, прислонившись к виноградной лозе. Волшебница надела легкую хлопковую тунику вместо парадного богато украшенного платья, которое было на ней, когда Кэшел снова очутился на королевском дворе.
      Он остановился.
      — Я же говорил, что не хочу больше с тобой встречаться.
      Силья развела руками:
      — Я все понимаю, мастер Кэшел. Но ты ведь не хочешь общаться с моим горячо любимым братом. Я могу дать тебе парочку советов по этому поводу. Это не задержит тебя надолго, ведь корабль отплывает днем. Разумеется, если ты боишься…
      Она снова развела руками. Сколько бы лет ни было волшебнице, она казалась на удивление ловкой: сидеть на перилах и не свалиться, балансируя на узкой перекладине…
      Кэшел усмехнулся. Ему представилось, как Силья превращается в сороку. Шумная, сварливая птица, только и делает, что галдит да пакостит всем прочим птицам, разбивая их яйца.
      Но Кэшел не яйцо и Сильи не боялся, как, впрочем, и остальных людей на Земле.
      — Что ты хочешь показать мне?
      — Пойдем в мои покои, — сказала Силья. — И не волнуйся. Ты доказал, что легко можешь уйти, так что я просто завесила вход.
      — Я и не волнуюсь.
      Кэшел поднялся по лестнице, ощущая себя этаким увальнем по сравнению с по-птичьи ловкой волшебницей.
      Повара во дворце уже были за работой, накрывая столы. Всюду сновали слуги, разнося фрукты, овощи и рыбу в корзинах.
      С момента прибытия на Пандах Кэшел ни разу не ел мяса. Мяса попросту не подавали.
      Он проследовал за Сильей в подвал. Она не приносила фонаря, но свет поступал из комнат в дальнем углу. Этого света хватало, чтобы наткнуться на колонны. Порой Кэшел ступал в лужу, но его этого не смущало. Грязи он точно не боится.
      — Эй! — раздался вдруг голос Захага. — Подожди-ка меня!
      На том месте, где Кэшел лежал до этого, находился поднос с разноцветным песком. С каждой из четырех колонн свисали необычного вида светильники. В том месте, где Кэшел пробил стену и вышел наружу, Силья положила травяной мат, чтобы скрыть пролом. Она подвинула его плотнее к стене.
      — Или, если хочешь, могу отодвинуть его…
      — Не нужно, — отозвался Кэшел. Он знал: Силья считает, что он боится.
      — Очень хорошо, — проговорила волшебница. Она сбросила тунику и достала костяную трещотку. — Я произнесу заклинания, которые написаны здесь.
      И жестом указала на белый песок, на котором действительно присутствовали некие значки. Кэшел не мог прочитать их, ибо с трудом читал и писал собственное имя. Гаррик рассказывал ему о разнице между Старой Вязью и нынешним, квадратным письмом, но и то и другое было для Кэшела настоящей китайской грамотой.
      — Время от времени я буду останавливаться и спрашивать тебя, что ты видишь. Ты ответишь — и я продолжу.
      — Зачем мне это делать? — удивился Кэшел. — И зачем тебе это надо?
      — Это защитит тебя от колдовства моего брата, — произнесла Силья. — Он попытается подчинить тебя своей воле.
      Кэшел скривился.
      Силья поспешно добавила:
      — Ты можешь уйти в любой момент, когда захочешь. И тебе не понадобится моя помощь. Я не уверена насчет будущего, но не понимаю, как ты можешь знать, что делать, когда будешь в Вэллисе.
      — Начинай, — велел Кэшел. — А я немного осмотрюсь.
      Силья тряхнула трещоткой. Сухие горошины в ней загремели.
      —  Барух ино анох, —начала она. — Уоэа еантоукойа…
      Воздух в комнате нагрелся. Казалось бы, это не должно было беспокоить юношу, выросшего в деревне на свежем воздухе, но, странное дело, он ощутил легкое головокружение. Наверное, сказывались прежние усталость и напряжение.
      —  Артаеммием,— говорила Силья. — Она медленно обошла вокруг длинного стола, не глядя на Кэшела. — Тхар барух маритха.
      Песок в центре подноса подпрыгнул, словно подхваченный вихрем, и закружился. Посреди вихря показалось лицо, потом изображение стало четче и резче, словно перед ними стоял реальный человек.
      — Гаррик! — воскликнул Кэшел.
      — Кэшел ор-Кенсет, — обратилась к нему Силья напряженным голосом. — Стоящий перед тобой — твой друг?
      — Да, — отвечал Кэшел. — Где он сейчас?
      Песчаный вихрь исчез, песок улегся ровной гладью на подносе. Колдунья возобновила хождение и пение.
      —  Уоэа эантоукойа, артхаэммием…
      Кэшелу стало совсем жарко, хотя он почему-то не потел. Он потер большим пальцем рукоятку посоха, напоминая себе таким образом о реальности и прошлой жизни в Барка Хамлет.
      Песок снова поднялся, на сей раз явив изображение Теноктрис. При свете хрустальных песчинок глаза старой леди сверкали точно так же, как и в былые времена, когда она смотрела на Кэшела.
      — Кэшел ор-Кенсет, доверяешь ли ты своим глазам, реальна ли стоящая перед тобой фигура? — снова обратилась к нему Силья.
      — Да, — отозвался юноша. — И я бы дорого заплатил, чтобы она была сейчас рядом со мной.
      И снова взвился песок. Поверхность стола пришла в движение. Письмена сами собой начали двигаться, мелькая все быстрее. А колдунья читала заклинания, дотрагиваясь до букв трещоткой:
      —  Тхар барух маритха…
      На поверхности мата за спиной Кэшела блеснули огоньки. Он не обернулся. Он слышал заклинания Сильи, но слова как будто произносились не ее голосом. Трещотка из собачьего черепа так и подскакивала в тишине.
      Новое изображение начало складываться на песке. Светлые волосы, смеющиеся голубые глаза и губы, произносящие самые чудесные звуки на свете…
      Кэшел прошептал имя Шарины.
      — Кэшел ор-Кенсет, готов ли ты пожертвовать жизнью за эту…
      Захаг внезапно прыгнул на стол. Песок полетел во все стороны.
      Силья заверещала и замахнулась на примата трещоткой. Однако тот ловко уклонился и отскочил назад, задев при этом лампу.
      Стол покрывал шелковый платок. Песок рассыпался по ткани, но Кэшел заметил, что в последний момент песчинки сложились в портрет Сильи.
      — Подчинись этой женщине! — отчаянно взывала Силья. — Подчинись мне, Кэшел!
      — Я тебя предупреждал! — закричал Кэшел. Он ткнул посохом не в саму колдунью, но в ее песчаное изображение.
      Железный наконечник мгновенно раскалился, и ткань охватило пламя.
      Кэшел прыгнул вперед вместе с посохом. Покои казались недостаточно большими для приличного разбега, но все же можно было попытаться начать настоящий боевой танец.
      — Тут ничего не было, старший! — заверещал Захаг. — Тебя надули, ты ничего не видел!
      Силья визжала. Вокруг нее образовалось черное облако, словно бы сам космос пожаловал к ней в комнату.
      Из тьмы возникли тысячи красных огоньков. Они смыкались вокруг Сильи, словно гигантские щупальца. В тех местах, где они касались тела колдуньи, плоть ее чернела и обугливалась.
      — Скажи, что ты подчиняешься… — голос звучал издалека, а потом пропал и звук. Теперь комнату освещали дрожащие огни ламп. Огонь уничтожил шелковую ткань, не осталось даже пепла. Захаг отодвинул в сторону мат, освобождая проход.
      — Пойдем отсюда, — пробормотал Кэшел. — Может быть, корабль будет готов раньше…
      — Что с ней случилось, старший? — в недоумении пробормотал примат, озираясь вокруг. — Это твоих рук дело?
      — Не думаю, — отвечал Кэшел.
      Он подошел к двери и пожал руку лохматому приятелю:
      — Спасибо тебе, Захаг.
      Солнечный свет показался Кэшелу самым замечательным зрелищем на свете.
 
      Тело Шарины наполняло тепло, помогая ей пробудиться от ледяной летаргии. Она повернулась. Справа открывалось окошко в некий мир.
      Она стояла в зале из белого мрамора. Перед ней была игровая доска с фигурками из разноцветного турмалина на ней. Даже теперь, пробудившись от грез, Шарина не могла назвать их количества.
      Королева стояла по другую сторону доски напротив Шарины. Улыбка ее была прекрасна — и холодна, как лед.
      — Добрый вечер, Шарина, — голос королевы был точно таким же, каким девушка его помнила: богатое контральто, словно бархат, покрывающий стены камеры пыток. — Настало время помочь мне. С физическими противниками я справлюсь легко…
      И королева провела пальцем вокруг себя. Стены, пол и потолок, отполированные до зеркального блеска, стали прозрачными, как грани алмаза.
      Шарина и ее захватчица смотрели вниз, туда где под прозрачным полом плескались ультрамариновые морские воды. Почти все пространство покрывала масса спутанных веток, напоминавших водоросли, что дрейфуют в южных морях вокруг Островов.
      Лианы и спутанные ветви связывали бревна вместе, и вся картина напоминала поле, залитое водой. На плотах сидели Волосатые люди в невообразимом количестве. Они сгрудились вместе и знай себе покрикивали друг на дружку.
      Королева хранила молчание. Шарина даже в уме отказывалась называть эти существа Мартышками. Пусть это и достаточно невинное прозвище в устах охотников.
      Волосатые питались фруктами, орехами и кореньями, которые, видимо, захватили с собой. То и дело им удавалось схватить тот или иной плод, свисавший с ветки, мимо которой они проплывали.
      — А пьют они что? — спросила Шарина. К собственном удивлению, она забыла, с кем разговаривает.
      — Они захватили с собой древесные стволы, в которых запасли воду, — ответила королева. — Я собиралась устроить эту миграцию осенью, когда они могут сосать собственную шерсть, на которой собирается вода, но так тоже неплохо.
      От ее улыбки замерз бы даже огонь в камине.
      — К тому времени, когда они доберутся до Вэллиса, жажда заставит их искать свежей крови, — произнесла она. — А это как раз то, что мне нужно.
      Время от времени Волосатые люди и чайки, парящие над волнами, испуганно кричали друг на друга. Шарина и королева оставались невидимыми для тех, кто сидел на плотах, хотя сами они видели все на много миль вокруг.
      Шарина представила себе обитателей плотов, причаливающих к берегу в Орнифоле. Видела, с какой свирепостью они бросаются на людей. Слишком свежи были воспоминания об останках друга Ханно, которые ей пришлось захоронить.
      Картина эта встала перед взором Шарины столь живо, что рука сама невольно потянулась к горлу королевы. Но тело ее мгновенно застыло, словно каменное. Она вернулась сознанием в мраморный зал, где королева, холодно улыбаясь, указывала на турмалиновую фигуру на доске.
      — Как видишь, — заговорила королева учтивым голосом, — я неплохо подготовилась, дабы одолеть своих врагов физически. Но есть, однако, другая проблема. Королевский маг искал себе слугу, а получил хозяина. А с хозяином не так-то легко тягаться.
      Она подняла вверх палец. Шарина снова смогла двигаться. Она потерла ладони. Руки свело, словно судорогой, по коже побежали мурашки.
      Улыбка королевы стала шире, словно у кошки, объевшейся сметаны.
      — Ты ведь поможешь мне, Шарина. Ты приведешь меня к трону Малкара, который твой предок запрятал в надежном месте, и отыскать это место может лишь его потомок по крови.
      — Да я скорее умру, чем стану помогать тебе, — тихо произнесла Шарина, изо всех сил стиснув кулаки.
      Тут произошло нечто. Сквозь черты королевы, на миг ставшие прозрачными, проступили другие, жуткие, мало похожие на человеческие.
      Образ быстро исчез. Все было, как прежде. Вот только Шарина продолжала помнить об этом моменте.
      — Я могу сделать так, что ты будешь умолять меня о смерти, Шарина, — проговорила королева медоточивым голосом. — Но я поступлю иначе. Вот только тебе придется подчиниться.
      Шарина ощутила, как холод сковал ее тело. Она снова была в ледяном кубе, и все шесть окон были видны, как и прежде.
      Игровая доска оставалась за шестым окном, но комната внезапно опустела. Лишь жуткая улыбка королевы осталась в сознании Шарины.
 
      — Я слышал, как люди говорили, будто между обычными воинами и Кровавыми Орлами есть одна-единственная разница, — с отвращением заявил Аттапер Гаррику, когда они ехали к Военно-морскому Арсеналу на встречу с адмиралом Ниткером. — И разница, якобы, в том, что у нас офицеры лучше.
      Сотня солдат действующей армии Орнифола расположились вокруг вместе со своим командиром, Пиором бор-Пириалом. Все корабли, держащиеся на плаву, были спущены на воду, и Ниткер устроил блокаду Вэллиса со своей базы на острове Эшколе недалеко от берега.
      Аттапер сплюнул рядом со своим надраенным ботинком.
      — Фигня все это, — заявил он. — Но вообще-то, хороший офицер — уже половина дела.
      Ухмыляющийся король на задворках сознания Гаррика пробормотал:
      — Офицеры и учения отнимают больше времени и денег, чем набор рекрутов, сынок. Но лучше всего набирать рекрутов на Хафте или в северных областях Орнифола.
      Гаррик и восемь Кровавых Орлов, сопровождающих его, были верхом, но и сам юноша, и королевские телохранители лучше чувствовали себя пешими. Основную боевую силу на Орнифоле составляла тяжелая пехота.
      Река Белтис здесь достигала своей максимальной ширины: соседний берег едва угадывался за туманом. Боевой корабль адмирала представлял собой трирему с двумя сотнями весел и тремя рядами гребцов. Несколько дюжин человек били в огромный бронзовый гонг.
      Лодка с семерыми гребцами на борту отошла от триремы. С борта судна свисала веревочная лестница, по которой матросы спустились в шлюпку. Офицеры в красных плащах и дежурные гребцы вели наблюдение.
      — Вот они, — пробормотал Гаррик. Он вцепился в луку седла и перекинул правую ногу, наконец-то спускаясь на землю. Двое Кровавых Орлов держали лошадей, пока Гаррик и остальные шестеро выходили навстречу шлюпке.
      Гаррик использовал Пиора, все еще соблюдавшего нейтралитет в Арсенале вместе со своими регулярными войсками, чтобы организовать эту встречу с представителями адмирала. Пиору нравилось считать, что он помогает сохранять баланс — пожалуй, нравилось больше, чем быть помощником короля.
      Да и немного от него было толку. Прав Аттапер, регулярные войска еще спасибо, что не мешали Гаррику. Валдрон едва замечал их и мог справиться с ними одной левой.
      Шестеро моряков, сопровождавших представителей Аттапера, производили куда как более внушительное впечатление. На них были бронзовые шлемы и бригантины из укрепленной металлом жесткой льняной ткани, способные выдержать не только удар меча, но и стрелу, посланную издалека. Двое из них держали в руках длинные пики, гораздо длиннее боевых копий.
      Кровавые Орлы изучили свой боевой потенциал еще до того, как лодка достигла берега, а король Карус сделал то же самое.
      — Я всегда использовал таких людей на службе, сынок, — прошептал он. — Эти никогда не упустят шанса…
      — Это точно, — согласился Гаррик.
      — Что это было, господин? — удивился Аттапер.
      Гаррик осознал, что говорил вслух.
      — Погодите-ка минутку, — вместо ответа распорядился он. Сделал два шага вперед, отдельно от своего эскорта, и подождал, пока люди Ниткера не взберутся по каменным ступеням на набережную.
      Старший был лысым человеком средних лет, выглядевшим так, словно придворные одежды из шелка и бархата ему куда привычнее доспехов. Тот факт, что сейчас он был в боевом облачении, насторожил Гаррика. Аттапер тоже заметил это:
      — Господин, будьте внимательны!
      Гаррик взмахнул мечом в воздухе. Солнечные блики затанцевали на закаленной стали. Гаррик посмотрел вверх, подождал минуту и взмахнул рукой. Лезвие плашмя ударилось о ладонь и задрожало. Потом остановилось.
      Гаррик одним движением загнал меч в ножны и усмехнулся морякам.
      — Даже и не думайте об этом, — проговорил он, обращаясь к их командиру. Его доблестный предок тихонько посмеивался.
      Трюк принадлежал, собственно, Карусу, правда, и Гаррик и Кэшел многократно тренировались, пока пасли овец в деревне. Меч был короче и легче, нежели посох, но тоже мог здорово навредить тому, кто сунется прервать этот безумный боевой танец оружия.
      Гаррик не случайно продемонстрировал этот трюк — необычайно эффектный и как нельзя лучше помогающий убедить соперников стараться сохранить мир.
      Подняв руки и демонстрируя, что они пусты, Гаррик проговорил:
      — Я жду Матуса бор-Миллимана. Вы — лорд Матус?
      Старший прохрипел что-то низким голосом своему эскорту. Моряки расступились, чтобы Гаррик и представитель Ниткера могли видеть друг друга.
      — Я — Канцлер Матус, — представился он. — Герцог Ниткер послал меня договориться с вами о союзничестве, э, принц Гаррик.
      Один из Кровавых Орлов пробормотал что-то в адрес Ниткера. Губы Гаррика изогнулись в улыбке. Да, похоже, адмирал считает его слишком скромной персоной, чтобы претендовать на трон Островов.
      — Адмирал Ниткер думал, что в Вэллисе он окажется в вакууме, — проговорил Гаррик, скрестив руки на груди. — Он действовал, как патриот, и ни я, ни король, усыновивший меня, не станут обвинять адмирала. Но, во имя Островов, Матус, адмирал Ниткер должен немедленно объявить о своей лояльности по отношению к правительству короля Валенса. В противном случае он будет считаться изменником.
      Ройяс полагал, что он сам или, может быть, Валдрон должны представлять новое правительство, ведь Ниткер прислал вместо себя своих представителей. Принц Гаррик же — лицо слишком влиятельное по сравнению с подданными адмирала.
      Но самого Гаррика статус не интересовал. Он, единственный из всего правительства, реально понимал опасность, грозящую Орнифолу и Островам в целом, поэтому он решил самому разобраться.
      А что касается до подозрений Матуса и самого Ниткера о его, Гарика, слабости, — так Гаррик и Карус вдвоем смеялись над такими подозрениями. Сейчас адмирал и его подчиненные поймут: они имеют дело не с неграмотным пастухом из деревни.
      Матус пробирался мимо моряков с пиками, оттолкнув их в сторону. Старшина отряда нахмурился, но отступил.
      Матус остановился напротив Гаррика и с отсутствующим выражением лица начал расстегивать кирасу. Доспехи были призваны защитить его в случае, если бы он отдал своим людям приказ схватить Гаррика. Но тогда итоги переговоров были бы неутешительными.
      Матус был далеко не глуп. Вместо того, чтобы претендовать на какие-либо звания, которых он не был достоин, вельможа проговорил:
      — Знаете, принц Гаррик, Эшкол хорошо укреплен, и никакой флот не может сравниться с Королевским Флотом…
      Гаррик улыбнулся. Вельможа понял, что допустил ошибку, упомянув прежнее обозначение для флота.
      — Так вот, что касается флота, может, вы и сомневаетесь, что герцог Ниткер может представлять угрозу для Орнифола, но уж вам-то точно не удастся овладеть Эшколом. Король Валенс мудро поступил, усыновив вас… Он, пожалуй…
      Матус вытянул руку, разглядывая свой маникюр. Гаррик заметил: краем глаза посол следит за его реакцией.
      — …Мог бы усыновить другого принца и сделать его своим преемником…
      — И овца может научиться летать, лорд Матус, — учтивым голосом изрек Гаррик. — Но не при жизни адмирала Ниткера или меня самого.
      Один из моряков подавил смешок. Канцлер в ярости обернулся: все стояли с постными лицами, как ни в чем ни бывало.