12

Деревенский кузнец подождал, пока фермер проверит, как сделана работа, вежливо кивнув, принял плату за свой труд и долго смотрел вслед удаляющемуся с грохотом трактору. Он работал древними инструментами, но сам был еще древнее и скорее являлся машиной, чем человеком.

Серджи Чен-Чу за свою долгую и наполненную событиями жизнь играл много ролей — сына, брата, мужа, отца, дяди, друга, промышленника, политика, стратега, художника, а в последние пять десятилетий — деревенского кузнеца. Его биологическое тело умерло давным-давно, вот почему — за исключением мозга и части спинного мозга — все остальное у Чен-Чу было искусственным.

Он успел «поносить» несколько разных тел. Сразу после смерти ему пришлось стать голубоглазым страшилищем, но с тех пор бизнесмен всегда заказывал тела, которые походили на него прежнего — симпатичного, дородного человека. Русско-китайские родственники наверняка гордились бы своим потомком.

И дело не только в теле, которое он выбрал. Главное — решение вернуться домой, в деревню, расположенную неподалеку от монгольского города Хатга. Приехав сюда сразу после окончания второй хадатанской войны, здесь он жил и работал в приятном забвении.

Серджи Чен-Чу подождал, когда фермер завернет за угол в дальнем конце улицы, помахал ему на прощание рукой и скрылся в тени.

Двойные двери были сделаны из потемневшего старого дерева и со скрипом захлопнулись, как только он потянул за истрепанные веревки. Три солнечных луча пробились сквозь отверстия в потолке и разрисовали потемневшую от масла глину причудливыми бликами. Шустрые пылинки резвились, весело гоняясь друг за другом, а потом, устав, медленно опускались на пол.

Почти всю стену занимал длинный, прочный на вид верстак. Над ним висела полка с инструментами. Канистры с ацетиленом пристроились у противоположной стены, рядом со сварочным агрегатом, который Чен-Чу так и не нашел времени починить, и его последним произведением абстрактной скульптуры. Тут и там были расставлены другие его работы, весьма неплохие. Кузнечный горн, очень старый — Серджи Чен-Чу пользовался им редко, — стоял холодный и погасший.

Чен-Чу, будучи человеком активным, собирался многое сделать для родной деревни, но тут пришли новости о Майло. Зная, что он больше не может оставаться сторонним наблюдателем, однако твердо решив сдержать свои обязательства перед односельчанами, промышленник работал по двенадцать часов в день. Клиентов, как крупных, так и мелких, следует обслуживать.

Чен-Чу в последний раз огляделся по сторонам, повесил кожаный передник на гвоздь и вышел в заднюю дверь.

Сад был гордостью и радостью Нолы. Со всех сторон его огораживала высокая стена, и сюда допускались только избранные. Этот зеленый уголок являл собой чудесную картинку старого мира. В вытянутом в форме почки пруду резвились карпы. Чен-Чу прошел по мосту, миновал лунные ворота и поклонился родовому алтарю.

Деревянный дом представлял собой простое строение, не выше соседских жилищ. Судя по нему, никто не подумал бы, что его хозяин когда-то занимал высокий правительственный пост, вел за собой в сражение целый флот и владел несколькими пограничными мирами.

Нола услышала, как открылась дверь, и вышла навстречу мужу. Ее искусственному телу было около шестидесяти лет, но она по-прежнему оставалась необыкновенно красивой женщиной. С точки зрения Чен-Чу, ничто другое значения не имело. Они поцеловались.

— Я сложила твои вещи в маленькую сумку, тебе так будет удобнее.

— А кто сказал, что я куда-то уезжаю? — удивленно приподняв одну бровь, спросил Чен-Чу.

— Не глупи, — заявила Нола. — Мы женаты вот уже сто лет, я знаю, что ты намерен делать, еще прежде, чем ты сам это поймешь. Ты принял решение в тот момент, когда услышал, что они взяли Майло. Я видела по твоим глазам. Ты постараешься навести порядок. Именно так ты и стал Президентом, не забыл еще?

Промышленник поцеловал жену в лоб из искусственной кожи. Некоторым людям в любви везет.

Чен-Чу прошел через простые, почти спартанские комнаты, прикоснулся к кнопке, которая распознавала его отпечатки пальцев, и стал ждать, когда сдвинется в сторону часть пола.

Дом был построен на земле, унаследованной Чен-Чу от деда, но в нем имелись устройства, которые поразили бы предка. Среди прочего — громадный подвал и выход в подземную пещеру, ту самую, где отец прятал контрабанду.

Потребовалась масса времени, терпения и денег, чтобы втайне от соседей построить бомбоубежище, атомную электростанцию и суперсовременную систему связи. Однако деньги творят чудеса.

Чен-Чу спустился по лестнице и поспешил к роскошному рабочему столу, подаренному когда-то его прапрабабушкой своему сыну. Стол стоял на платформе, а перед ним, располагались экраны. Первый был подключен к Планетарной службе новостей (ПСН), независимой когда-то организации, — сейчас она являлась центральным звеном в пропагандистской машине губернатора Пардо. На втором работало «Радио Свободная Земля», которое не только сумело пережить многочисленные попытки его закрыть, но и, казалось, начало процветать благодаря своим трудностям. Чен-Чу как раз успел к сводке новостей, посвященной победе лоялистов в Джибути. Он сделал для себя несколько заметок, когда экран на секунду почернел.

Репортаж о том, как Мэтью Пардо нажал на курок, уже видели все, но запись продолжали показывать круглые сутки. Кенни использовал ее в качестве заставки между новыми сообщениями и вообще всякий раз, когда возникала пауза и появлялась подходящая возможность. Таким способом он выступал против Пардо и старался показать сопротивлению, с каким врагом они имеют дело.

Изображение заморгало и на мгновение исчезло — инженеры, работающие на правительство, пытались заблокировать передачу. Однако через три минуты оно вновь стало четким и ясным. Чен-Чу посмотрел на свой компьютер и улыбнулся. Кенни получал серьезную поддержку от таинственного Джи-Джи.

Третий экран, на котором вместо изображения мерцала мягкая снежная завеса, был подключен к коммуникационной сети компании — строго засекреченная система позволяла Чен-Чу связываться с офисами, разбросанными по всему миру. Несмотря на это, часть его персонала попала в тюрьмы, хотя многим удалось избежать ареста, и они снова приступили к работе. Каждые пятнадцать минут все данные, копировались и отсылались в надежное место. Да и вообще, деятельность «Предприятий Чен-Чу» была застрахована от, самых разных неприятностей. Они и раньше имели врагов, и время от времени становились жертвой серьезных атак конкурентов.

Поэтому, несмотря на то, что из-за мятежа Чен-Чу потерял определенную сумму денег, а корпорации «Ноам» удалось выведать кое-какие секреты, «Предприятия Чен-Чу» держались уверенно.

Кузнец сел за древний письменный стол и начал печатать. Вовсе не потому, что в этом была необходимость, просто ему нравилось работать руками.

В тысячах миль от его родной деревни, в подвале старой церкви на экране компьютера появилось сообщение. Кенни прочитал его и удовлетворенно улыбнулся. Таинственный Джи-Джи решил подбросить им солидную сумму денег. Здорово! Подросток вытер нос рукавом рубашки и принялся составлять ответ.

Верхний этаж здания был отведен для руководителей корпорации «Ноам». Здесь царила могильная тишина. Широкий, застеленный тяжелыми коврами, коридор вел к конференц-залу № 4.

Кван знал, что следует заставить подчиненных немного подождать, а опоздание в десять минут для человека его статуса — дело обычное, но не мог себя побороть. Он напустил на себя важный вид, строго нахмурился, ворвался в конференц-зал и выдал стандартную фразу:

— Прошу меня простить... Старик снова взял меня за задницу. — Чистой воды вранье, но упоминание Ноама и некоторая фамильярность не повредят.

Офицеры службы безопасности прекрасно понимали, что все это чепуха, тем не менее добродушно заулыбались и стали ждать начала совещания.

Бритоголовый, с серьезными глазами Тамбо имел степень по политологии. Наблюдательный человек непременно обратил бы внимание на костяшки пальцев его громадных рук, украшенных шрамами. Однако Кван смотрел на другого участника совещания. Пачек, ослепительная блондинка ростом пять футов пять дюймов, производила ошеломляющее впечатление. Гетеросексуальные мужчины, в число коих входил и Кван, не могли отвести от нее глаз, и она это прекрасно знала. Отлично сшитый красный костюм и подобранные со вкусом золотые украшения играли роль сахарной глазури на пироге, от которого у любого потекут слюнки.

— Итак, — сказал Кван, автоматически усаживаясь на стул во главе стола, — какие у нас новости? Она раскололась?

Пачек заметила, что начальник с огромным интересом изучает ее грудь. Проявление слабости... необходимо запомнить.

— Нет, сэр, не похоже, что мисс Чен-Чу собирается расколоться. Боюсь, как раз наоборот.

Кван совсем не то хотел услышать и нахмурился еще сильнее. Первая часть его плана прошла просто идеально, но затем возникли непредвиденные проблемы, о которых он не посчитал нужным сообщить старику.

Вначале «Предприятия Чен-Чу» просто швырялись деньгами — и все они оседали в сундуках корпорации «Ноам». Однако с тех пор поток стал иссякать, более того, превратился в тоненький ручеек. Частично причина может заключаться в проблемах, возникших в мировой торговле.

Куда уходят прибыли? Кван не сомневался, что Майло Чен-Чу знает ответы на интересующие его вопросы, но ему никак не удавалось склонить ее к сотрудничеству.

Сначала Кван изображал хорошего парня, не получилось, и он решил действовать иначе. Кван махнул рукой в сторону экрана:

— Покажите.

Тамбо нажал на кнопку пульта дистанционного управления, и экран ожил. Репортаж, снимавшийся на протяжении довольно длительного времени, сократили, сделав из него короткий документальный фильм.

Первым делом Кван увидел кадр, снятый с одного из транспортных самолетов, доставлявших пленных в Идеологическую карантинную зону — ИКЗ-14.

Когда-то здесь был самый обычный кратер с озером на дне, теперь же он превратился в примитивную тюрьму на открытом воздухе, где заключенные имели право свободно перемещаться и делать все, что им заблагорассудится, при условии, что они не будут пытаться бежать. Впрочем, особого выбора они не имели, поскольку выбраться наружу по крутым склонам, которые простреливались пулеметами, не представлялось возможным.

Благодаря мятежу появились тысячи так называемых политических преступников, или «неблагонадежных» — как называла их губернатор. Некоторые из них действительно являлись искренними лоялистами, но многие были самыми обычными прохожими, попавшими в заключение по чистой случайности.

Самолет сделал круг, и Кван смог рассмотреть карьер и три вертикальных сооружения, соединенных между собой. На каждой из башен имелся прожектор и лифт, в который помещалось не более пяти человек одновременно.

Наплыв, а вслед за ним панорама карьера, снятая из лифта. У Квана возникло ощущение, будто он находится внутри, а вокруг высятся неприступные стены. А тут что такое?.. Труп? Да, и пролежал он уже немалое время — судя по торчащим костям.

Лифт дернулся и остановился, кто-то подтолкнул оператора сзади, и изображение переместилось на землю. Кван посмотрел на Тамбо. Офицер службы безопасности молча пожал плечами:

— Мы послали киборга. Одну из самых дорогих моделей. Она очень похожа на человека. Заключенные подозрительны, поэтому мы одели ее как уличную девку.

Кван кивнул и снова повернулся к экрану. Агент быстро поднялась на ноги и начала снимать карьер. Кван увидел сотни женщин. Некоторые стояли группами, кое-кто держался сам по себе, иные бродили по карьеру кругами. В озере лицом вниз плавал труп.

Появилась одна из башен, сместилась вправо и снова заполнила собой весь экран. Кван сразу понял почему и чуть не расстался со своим завтраком.

В карьере не росло ни одного дерева, лишь словно голые кости возносились к небу стальные башни. С перекладин свисало три обнаженных, посиневших тела.

Пачек увидела, что директору не по себе, и испытала удивившее ее саму чувство превосходства. Она принимала участие в этом ужасе, потому что побоялась сказать «нет». Кван же преследовал собственные цели. Следовательно, она лучше, чем он. Верно?

Кван повернулся спиной к изображению:

— Что тут происходит? Я хотел получить доклад о том, как идут наши дела, а вы устроили мне экскурсию по какому-то мерзкому карьеру! Где она, черт побери?

Тамбо поджал губы. Вице-президенты приходят и уходят. Пусть только подонок лишится благорасположения начальства, вот тогда ему ничто не поможет.

— Слушаюсь, сэр. Посмотрите на женщин. Вы обратили внимание на кусочек синей и красной материи у каждой из них?

Кван не обратил на это внимания, но не собирался признаваться в своей оплошности.

— Разумеется. И в чем же тут дело?

— А в том, — терпеливо начала объяснять Пачек, — что в тюрьме образовались группировки, банды, если хотите. Красные и синие.

— Одни поддерживают нас, другие — лоялистов, — обрадовавшись своей догадливости, заявил Кван.

— Нет, — ответил Тамбо. — Боюсь, вы ошиблись. — Он не произнес вслух слова «болван», но оно все равно витало в воздухе.

— В таком случае кто они такие? — не скрывая раздражения, спросил Кван.

— Эквивалент уличных банд, — пояснила Пачек. — Их создали мы... во главе стоят наши люди. Идея заключалась в том, чтобы разделить пленных на группы и натравить их друг на друга.

— Блестяще! — с энтузиазмом вскричал Кван. — Отлично! Просто замечательно!

— Мы рады, что вы одобряете наши действия, — сухо вставил Тамбо. — А теперь смотрите, что происходит.

Изображение переместилось влево, потом вправо, и директор заметил на земле горы всяческого мусора — обрывки бумаги, старую рваную одежду, пустые банки от концентратов. Впереди появилась толпа, люди неохотно расступались, словно не желая допускать в свои ряды новичка. Киборг, снабженный камерой, медленно пробивался вперед. Кван заметил, что у женщин в волосы вплетены красные и синие обрывки ткани.

Вскоре возникло открытое пространство, в центре которого стояла женщина. Майло Чен-Чу умудрилась и здесь выглядеть хорошенькой и ухоженной. Она была в черном кожаном пиджаке, кофточке на бретельках и черных брюках.

Кван заметил, что собравшиеся не сводят с нее глаз. Ничего удивительного — если бы аудитория состояла из мужчин. Только здесь не было ни одного представителя сильного пола. В чем же секрет, который открыла природа людям вроде Майло Чен-Чу и утаила от Квана?

Включился звук.

— Итак, — продолжала Майло, — откуда появились банды? Уже были, когда вас сюда доставили, верно? Их представители тут же бросились заманивать вас к себе. А за что они сражаются? Что им нужно? Свобода? Правда? Справедливость? Кто-нибудь из вас знает?

Камера сместилась влево, потом вправо. Никто не поднял руку.

— Вот именно, — мрачно произнесла Майло. — Они ни за что не сражаются. Но кое-чего они все-таки хотят... верно?

Майло махнула рукой в сторону одной из женщин, стоящих в первом ряду.

— Как насчет вас, гражданка? Вы принадлежите к банде синих. Чего они от вас ждут?

Женщина молчала — долго, и Кван уже решил, что она так ничего и не скажет. Но она заговорила, причем достаточно громко, чтобы ее слышали все:

— Нам объяснили, что мы должны ненавидеть красных.

— Точно, — подтвердила Майло и обвела взглядом толпу. — И кто от этого выиграет? Я имею в виду, кроме главарей.

— Они-то точно выиграют. — Какая-то женщина показала на край карьера. — Ведь мы станем слабее!

Толпа взревела, соглашаясь с ней. Маленькие красные и синие тряпочки полетели на землю, взревел сигнал. В следующее мгновение пуля поразила женщину, которая согласилась с Майло. Толпа подалась назад.

Тамбо нажал на кнопку, и изображение исчезло.

Кван задумался над тем, что увидел. Агенты безопасности ответили на его вопрос. Вместо того чтобы сделать Майло Чен-Чу более сговорчивой, карьер укрепил ее бойцовские качества.

Он посмотрел на Тамбо, а потом на Пачек:

— Что вы предлагаете?

— Вытащить ее оттуда, — ответила женщина, — иначе она организует восстание.

Кван кивнул:

— Ваше мнение, офицер Тамбо? Вы согласны с предложением коллеги?

— Нет, — мрачно произнес Тамбо. — Не согласен. Я считаю, что вы должны прикончить гражданку Чен-Чу, пока это еще можно сделать. Она слишком опасна, чтобы оставлять ее в живых.

Несмотря на беспринципность и тот факт, что Кван, пусть и не впрямую, явился причиной многих смертей, он еще ни разу в жизни не отдавал такого приказа. Символическое убийство — да, например, когда он увольнял работников, чтобы снизить издержки. Но на самом деле — нет. От того, что он мог вот так, несколькими словами, решить судьбу живого человека, ему стало нехорошо.

Кван взглянул на Тамбо — казалось, громила в состоянии без проблем прикончить человека голыми руками. Лично, глядя в глаза своей жертве.

Тамбо, не мигая, смотрел на начальника, бросая ему вызов, словно желая сказать: «Я готов убивать по твоему приказу, а если будет нужно, разберусь и с тобой. А ты способен на это?»

Кван знал, что скорее всего не способен. Но еще он знал, что наделен властью сказать «нет» — в отличие от Тамбо.

— Спасибо, офицер Тамбо, мы не станем этого делать. Вовсе не потому, что я сомневаюсь в правильности ваших выводов... просто нам нужна информация, которой обладает Майло Чен-Чу. Заберите ее из ИКЗ-14 и поместите в одиночку.

Офицеры кивнули, подождали, пока Кван выйдет из комнаты, и последовали за ним.

Микробот был размером с крошечную точку в конце предложения. Но его ячейки памяти переполняла информация. Он быстро промчался по потолку, скользнул в щель и соединился со своей «няней» — очень маленьким устройством, обслуживающим шестнадцать «жучков».

Няня подзарядила микробота, запомнила собранные им данные и послала закодированный сигнал. Она не знала, кто получит информацию и как ею воспользуются. Она даже не знала, что не знает этого. Иногда неведение является благословением.

Было темно, очень темно, навигационные огни не светились. Только на короткое время загудел двигатель, когда самолет приблизился к побережью и помчался в глубь материка.

Пилот, человек по имени Падья, чувствовал себя ужасно. Он прекрасно понимал, что ему досталось очень неприятное задание.

К правому бедру Падьи была прикреплена небольшая дощечка, и он уже в десятый раз проверил распечатку. Приказ звучал вполне ясно и четко: приземлиться возле Хатги, взять пассажира и быстро убраться восвояси. Главное, проделать все так, чтобы мятежники ничего не заподозрили.

В этом, разумеется, ничего страшного нет. Хуже то, что, если приказ верен, а не является плодом воображения свихнувшегося компьютера, пассажира зовут гражданин Чен-Чу. Но ведь он исчез пятьдесят лет назад и должен быть мертв!

Навигационный компьютер тихонько звякнул, и на внутренней поверхности лобового стекла появилась проекция карты. Транспортный самолет находился в пяти милях от места встречи, и расстояние быстро сокращалось.

Падья выдал мысленный приказ через интерфейс, соединенный с его нервной системой, почувствовал, как скорость снизилась на пятьдесят процентов, и включил прожектор на носу самолета.

Белый шар коснулся земли и помчался вперед. Особенно смотреть было не на что: неприветливые скалы, пучки жухлой растительности и какие-то разбегавшиеся прочь животные. На горизонте сверкали огни — значит, там город.

Падья потянул на себя рукоять тормоза, взглянул на монитор и вдруг заметил внизу дорогу, которой, судя по многочисленным колеям, часто пользовались. Навкомп просигналил, и свет пролился на человека, державшего одной рукой велосипед. Другой, свободной, он помахал самолету.

Падья сделал большой круг, не увидел никаких признаков засады и совершил посадку. Потом заглушил все системы машины и поспешил в хвост.

Вообще-то в самолете данного класса имелся второй пилот и стрелок, но он оставил обоих на базе. В конце концов, зачем рисковать людьми, когда нет особой необходимости. Впрочем, спасибо они ему не сказали.

Падья нажал на кнопку, дверь раскрылась, и тут же начал опускаться трап.

Чен-Чу подождал, когда нижняя ступенька коснется земли, быстро поднялся наверх и показал на свой велосипед:

— Доброе утро... Местечко для него найдется?

Предполагалось, что Падья должен спросить у пассажира пароль, но он напрочь про него забыл. Если первый президент Конфедерации был известен в начале войны, к ее концу его слава удвоилась.

Пилот еще даже не родился, когда знаменитый промышленник перебрался в свое нынешнее тело, но он видел сотни снимков настоящего Чен-Чу и знал, что перед ним тот самый человек. Более того, он это чувствовал.

— Найдется, сэр! Добро пожаловать на борт.

Чен-Чу вежливо кивнул и проговорил:

— Спасибо. Хотите услышать пароль?

Падья поморщился от огорчения, что упустил такую важную деталь.

— Да, сэр. Прошу прощения, сэр.

— Монгол возвращается.

Пилот кивнул:

— Совершенно верно, сэр. А что это значит?

Чен-Чу улыбнулся:

— Я вернулся.

13

Голос вырвал Тиспин из глубокого освежающего сна. Она начала лихорадочно соображать, пытаясь одновременно найти глазами микрофон капитанского мостика и нащупать кнопку переговорного устройства. Что могло случиться? Атака, пожар?.. Цифры горели красным, все данные говорили о том, что ничего страшного не произошло.

— Да?

— Прошу простить за беспокойство, мэм, вы нужны на мостике.

Тиспин узнала голос лейтенанта Роулингс — той самой, что сумела сохранить ясную голову во время мятежа. Если Роулингс утверждает, что возникла какая-то проблема, значит, так оно и есть. Ноги Тиспин коснулись ледяного пола, и она поскорее схватила рубашку.

— Слушаю, лейтенант... Что там такое?

— Флагманский корабль захвачен командой, мэм.

— А про контр-адмирала что-нибудь известно?

— Нет, мэм. И вряд ли мы узнаем в ближайшее время. Мятежники сделали гиперпространственный прыжок. Думаю, они направляются в пограничный мир.

Разумно. В пограничных мирах с законом туговато, и у дезертиров появляется шанс избежать наказания. Не говоря уже о военном корабле с оружием, который можно продать или использовать одному богу известно для чего.

Тиспин охватили самые противоречивые чувства: гнев на мятежников, беспокойство по поводу военной ситуации и — пусть это звучит неподобающим образом — мрачное удовлетворение. Если уж кто из офицеров и заслужил того, чтобы его лишили командования, то в первую очередь Прэтт. Однако не таким образом. Тиспин стало его жаль.

— Я иду к вам... буду через пять минут.

Роулингс ждала появления Тиспин. Капитан взяла протянутую чашку кофе и сделала маленький пробный глоток. Горячий — как она любит. Именно тогда Тиспин заметила странное, немного даже хитроватое выражение лица Роулингс. Остальные казались слишком серьезными, словно пытались что-то от нее скрыть. Тиспин подула на кофе.

— Лейтенант, вы одобряете дезертиров? Роулингс изобразила потрясение:

— Ни в коем случае, мэм! Никогда!

Стрелок фыркнул. Тиспин внимательно оглядела лица своей команды.

— Правда? В таком случае будьте добры, объясните мне причину вашей веселости.

Роулингс пожала плечами:

— Победа в Африке привлекла много внимания. Капитаны кораблей, придерживающиеся лоялистских взглядов, провели голосование и решили назначить вас главнокомандующим.

Тиспин нахмурилась. Командиров отбирают, а не выбирают. По рекомендации вышестоящего начальства, благодаря успехам в военных операциях, чину, положению, старшинству...

— Потому что у меня самый большой чин?

— Нет, мэм, — покачав головой, ответила Роулингс. — По крайней мере у троих офицеров чин больше вашего.

— В таком случае почему? Улыбка Роулингс стала еще шире.

— Потому что, как сказал капитан Джон Хашимото, у вас самые большие яйца.

Команда расхохоталась, а капитан «Гладиатора» почувствовала, что краснеет. Земной флот был возрожден.

Раннее утро выдалось холодным и неприветливым. Когда Були вышел на традиционный утренний обход крепости, «новобранцы с подводной лодки», как он стал их называть, строились во дворе. Действовали они гораздо более организованно, чем следовало ожидать. Большинство оказались бывшими военными, жертвами бесчисленных понижений и в новенькой форме выглядели отлично.

Були некоторое время за ними наблюдал, а потом отправился дальше. Капитан Кара произвел на него поразительное впечатление. Чрезвычайно сдержанный и неразговорчивый офицер не только помог Ни и ее киборгам привести в порядок защитные сооружения Мосби, но и потратил немало усилий, чтобы восстановить Джибути — факт, не оставшийся не замеченным мэром и его подопечными. Хотя жителей городка не особенно радовали разрушения, причиненные их домам, они вели себя более доброжелательно, чем раньше.

Були остановился, оглядел в бинокль горизонт на востоке и зашагал дальше. Ему требовалось многое обдумать.

Где, черт побери, Конфедерация? Без политической инфраструктуры, которая укрепила бы сопротивление, движение может легко погибнуть. По-видимому, там наверху все свое время тратят на споры и не в силах принять никакого разумного решения.

Мысли Були прервал ставший таким знакомым голос сержанта Хо, которая обращалась к нему на его собственной волне. Ее никто не слышал, поэтому не требовалось соблюдать формальности, необходимые во время радиопередачи. Ушной микрофон работал превосходно, но Були все равно осторожно прикоснулся к нему рукой.

— К нам приближается один дружественный корабль и два вражеских. С северо-востока. Дружественный просит помощи.

Були знал, что ничего не увидит, однако поднес бинокль к глазам и посмотрел в небо. За последние несколько дней подобное случалось довольно часто. Примерно тридцать шесть раз. Около пятидесяти процентов транспортных самолетов, аэромобилей и один воздушный шар были перехвачены и сбиты. Из тех, кому все-таки удалось пересечь кордон, примерно три четверти падало в залив или разбивалось на побережье. Местные жители неплохо поживились на обломках — в некоторых домах стали появляться самые неожиданные предметы.

Легионер отлично представлял себе, каково находиться в небе над заливом. Ослепительно яркая вода, движение машины и безумный страх.

Хо, не уверенная в том, что ее услышали, громко откашлялась:

— Сэр? Что я должна ответить?

Були вспомнил коварство Харко и решил соблюдать осторожность.

— Усильте наблюдение за воздушным пространством. Расскажите мне о дружественном корабле — имеются какие-нибудь отличительные признаки?

— Да, сэр. Назван код — тот самый, что дал нам человек с подводной лодки.

Були знал, что Хо имеет в виду Марка Бентона, который, выгрузив на берег добровольцев, обещал, что еще свяжется с ними. Приближающийся самолет сообщил его коды, значит, на борту находится важный груз. Последний пришелся бы очень кстати... может, они получат что-нибудь полезное.

Були пожалел, что не успеет попросить о поддержке Тиспин. Зазвучал пронзительный сигнал — самолет миновал пятидесятимильную отметку и вошел в главную зону обороны крепости.

Новобранцы бегом покинули плац, ракетные установки развернулись на северо-восток, вся база пришла в состояние боевой готовности.

Були поднес бинокль к глазам.

— Ведите нашего гостя и прикажите артиллеристам оставить его в покое. Кораблям неприятеля сообщите, что мы начнем стрелять, как только они пересекут тридцатимильную отметку. И Хо...

— Слушаю, сэр?

— Передайте на дружественный корабль, что за мной пиво.

Мощный интеллект Солы был рассредоточен по всему ее огромному телу. Тот факт, что люди считали, будто их суть содержится в голове, казался ей необычайно странным. Тем не менее она могла фокусировать свое сознание на данных, получаемых от определенных сенсоров, и сейчас сосредоточилась на Аденском заливе.

Лишенная органов движения, сай’линт следовала за Игольным течением в сторону Индийского океана. Она находилась на половине пути, поскольку то, что люди назвали бы ее «задней частью», все еще плыло по водам Северной Австралии.

Зачем она туда направлялась, объяснить было совсем не просто. Сола поспешила в Африку, поскольку скорее чувствовала, а не понимала, что так нужно. Сейчас, простирая свое физическое и интеллектуальное присутствие во все стороны, сай’линт вдруг все сильнее и сильнее начала ощущать, что самые разнообразные формы жизни плавают, несутся по течению, ползают, ходят, летают и парят вокруг нее. Она «переживала» их эмоции, а в случаях наиболее развитых видов могла «думать» их мысли.

Здесь столько жизни, столько данных... Сола вдруг поняла, что ей трудно сосредоточиться. Она прибегла к помощи мыслительных фильтров, почувствовала, что большая часть «напряжения» спала, и вошла в контакт с чем-то необыкновенно странным. С этим существом инопланетянка впервые столкнулась, когда изучала память своих предков. Они высоко ценили этого человека и даже однажды сражались под его командованием.