Полевой аэродром датировался годами Второй Мировой Войны, когда немецкие самолеты использовали это место, чтобы дозаправиться, прежде чем лететь в Северную Африку. А позже, когда дела для Роммеля стали идти неудачно, эскадрон бойцов был оставлен здесь, чтобы они могли нападать на союзные корабли в Средиземном Море.
      Но те дни прошли давным-давно, и теперь местность полностью принадлежала гражданской авиации, а также служила на случай аварийной посадки реактивных самолетов.
      На заходе солнца одинокая фигура стояла около маленького вокзала и смотрела на юг. Хотя и не друг 47ого в общепринятом понятии этого слова, Отец Витторио был его духовным наставником, а агент нуждался в таком человеке. Он верил, что направляется в ад, особенно учитывая его деяния.
      «Господь никогда не бросает, и я тоже не могу, — сам себе говорил священник. — Потому что в глубине души 47ого есть крупица доброты, даже если он не осознает это.»
      И факты подтверждали предположение священника. Однажды наемный убийца нашел убежище в храме Витторио, где он работал садовником, пытаясь забыть свою греховную жизнь. Но сложно пройти мимо людей со способностями как у 47ого, и вскоре прошлое настигло наемного убийцу, заставив его вновь взять оружие. Это были кровавые времена, в стране, которая уже была пропитана кровью насквозь, и произошло чудо, что Витторио и его бывший садовник были живы.
      Поднялся холодный ветер, будто призванный мрачными мыслями священника, и начал натягивал свою мантию на приближающийся с юга самолет. Его путевые боковые огни были включены, и С-27 постепенно терял высоту.
      Телефонный звонок прозвучал как гром среди ясного неба. Витторио сразу понял по голосу, что это был 47ой. Агент летел на самолете с сиротами в направлении Сицилии и ему нужен был кто-то, кто позаботился бы о них. Зачем он летел на север с детьми на борту? Ответа на этот вопрос у Витторио не нашлось.
      Да это и не имело значения. Сиротам нужна была помощь, и Отец Витторио сделает все, чтобы обеспечить детям ее. Это было непростое дело, учитывая здешнее законодательство, но местный таможенный агент был членом церковного прихода Витторио. Да и на Папский Престол тоже можно рассчитывать, а Всевышний позаботится об остальном.
      Раздался короткий скрип шин, самолет сел, двигатели заревели, и вскоре он свернул с полосы на дорогу напротив вокзала. Он остановился через пару минут, большие пропеллеры еще крутились некоторое время, пока полностью не остановились.
      Дверь открылась, трап опустился и появился 47ой. Он был одет как обычно в черный костюм и белую рубашку с красным шелковым галстуком.
      Витторио заметил, что кожа 47ого была темнее, чем прежде, как будто он провел много времени на солнце.
      — Рад тебя видеть, сын мой, — сказал священник, когда они обнялись.
      — Я тоже, падре, — ответил агент. — Спасибо, что взялись помочь.
      — Такова работа Всевышнего, — сказал Витторио. Детей уже высадили к этому времени. Тощие сироты производили печальное зрелище, и другой человек, вероятно пилот, повел их к вокзалу.
      — Что ты расскажешь мне о малышах? — поинтересовался Витторио. — Что случилось с их семьями?
      — Их родителей убили работорговцы. Их везли в бордель в Фесе, когда кое-что случилось с человеком, который купил их, — ответил 47ой.
      Витторио перекрестился. Он смог прекрасно представить себе это «кое-что».
      — Но они прибыли с пожертвованием — добавил 47ой, когда показал кейсы Аль Фулани.
      Священник открыл один, заглянул внутрь и закрыл крышку.
      — Это огромная сумма денег, сын мой.
      — Так и есть, — согласился 47ой. — И на них не налагается таможенный налог.
      Разговор был прерван, когда пилот с детьми подошел. Мужчина как раз собирался представиться, когда дети кинулись к Отцу Витторио и быстро окружили его.
      — Меня зовут Престон, — сказал пилот, и протянул руку. — Дети ходили в церковную школу, прежде чем священника убили, и все жители деревни вынуждены были спасаться бегством. Поэтому они знакомы с духовной жизнью.
      Второй пилот присоединился к группе. Он нес под мышкой кейс, и катил еще два чемодана. «Не знаю, что у вас там внутри, — пожаловался он 47ому, — но они чертовски тяжелы!
      — Так их сложнее украсть, — не задумываясь ответил 47ой, принимая кейс. Ситуация заставила его почувствовать себя неловко, и агент, казалось, не горел желанием задерживаться.
      Прежде чем 47ой смог ускользнуть, одна девочка отошла от остальных детей и встала прямо напротив него. Ее большие карие глаза смотрели прямо на агента, а голос звучал не по-детски холодно и ровно.
      — Спасибо вам, мистер Тейлор. Мы всегда будем помнить ваше имя.
      Вероятно, это была самая высшая степень уважения, которую могли оказать дети динка. Но когда Отец Витторио посмотрел на 47ого, он заметил неподдельный ужас на лице агента. Он подозревал, что у него никогда не было намерений спасать детей, и он не знал как ответить.
      Агент лишь неловко кивнул и с трудом пробормотал „Не стоит благодарности“ после чего он перекинул кейс через плечо и схватил оба чемодана.
      Стояла тишина, три мужчины и девочка смотрели, как 47ой уходил. Наконец, покачав головой, Отец Витторио проговорил — Пути Господни неисповедимы, друг мой…

      Ранним утром Агент 47 прибыл в Рим, сел на поезд и остановился в неплохом, но неброском отеле недалеко от Испанской Лестницы. Затем настало время принять душ, почистить зубы и поспать.
      Прежде чем отправиться в Рим, он снова попытался связаться с Дианой, и незнакомый голос ответил, что является ее заместителем. Это было довольно странно, и 47ой решил не говорить о последних событиях незнакомцу и немедленно прервал связь.
      На улице уже светало, но плотные шторы скрывали почти весь солнечный свет и уличный шум. Ковер был мягким, что являлось отличным подспорьем к крепкому сну.
      Странно было, — по крайней мере для 47ого — что на улице шел дождь, когда он проснулся.
      Темные тучи закрыли солнце, и капли барабанили по подоконнику. Учитывая, что сейчас была середина дня, неплохо было бы перекусить, но чего ждать от страны, где первый прием пищи состоял из кофе и булочки. Такая несущественная еда, что люди могли и вовсе не утруждать себя в приеме пищи.
      Агент решил поесть в ресторане, который бы не только удовлетворял требования его требованиям, но и мог бы похвастаться милыми сердцу любого американца яичницей, оладьями и беконом. 47ой промок насквозь, прежде чем нашел подходящий ресторан. Хорошей новостью было то, что там действительно имелись завтраки на манер американских.
      Плохой новостью было то, что сейчас подавали ланч вместо завтрака. Но как обычно, деньги сотворили чудо, и незаметно дав пятьдесят долларов официанту, 47ой вскоре уже ел завтрак, состоящий из вафель, бекона, сосисок и горячего кофе.
      Наевшись и приобретя все же себе зонт, агент отправился обратно в отель. В его комнате убрались, его багаж был на месте, поэтому пришло время взяться за работу.
      Первым делом нужно было снова связаться с Дианой, которая должна была уже вернуться к работе, как полагал он. Так как она не получила отчета вовремя, можно было рассчитывать на то, что она начнет отчитывать его, особенно после того как он прервал разговор с ее „заместителем“.
      Но активировав спутниковый телефон и набрав номер, 47ой обнаружил, что разговаривает всё с тем же самым незнакомцем. Не то чтобы неслыханно, но редкость, так как Диана в какой-то мере была трудоголиком, и столь долгое ее отсутствие не могло не вызывать подозрений.
      Необычным был и тот факт, что человек, ответивший на звонок, тут же соединил агента с мистером Нуо, которого он последний раз видел в Якиме.
      Когда руководитель появился на связи, он явно горел желанием принять звонок.
      — Агент 47? Это вы? Мы пытались связаться с вами несколько раз.
      — Я был занят, — отмахнулся киллер. — Где Диана?
      Руководитель знал, как агенты привыкают к своим операторам, и был готов ответить на любые вопросы.
      — Нам нужно поговорить, 47ой. С глазу на глаз. Где вы?
      — В Риме, — осторожно ответил наемный убийца.
      — Рим, хорошо, — сказал руководитель. — Я прибуду ближе к вечеру. Мы пообедаем, я отвезу вас к Диане, и вы сможете рассказать мне о том, что произошло в Африке. Кстати, как все прошло? Вы смогли поймать Аль Фулани?
      Вопрос повис, пока 47ой обдумывал, что ответить. Он мог, и, вероятно, обязан был сказать мистеру Нуо то, что узнал, но что-то было не так.
      Вместо того чтобы ответить на вопрос, агент предпочел закончить разговор.
      — Извините, — сказал он, — кто-то стучится в дверь. Давайте встретимся сегодня вечером. Место?
      Нуо почувствовал нерешительность агента, но подумал, что лучше оставить все как есть, учитывая, что вечером он и так всё узнает. Местом встречи был выбран любимый ресторан председателя.
      — Увидимся в девять, — сказал он и подождал, пока 47ой прервет связь.
      Он связался по другому каналу со специалистом на „Данжоу“ и вскоре убедился, благодаря датчику в телефоне 47ого, что агент действительно был в Риме. Не то чтобы он не доверял своему сотруднику, но все же…
      Диана была вне подозрения, до сегодняшнего дня, а теперь никому нельзя верить. Мнительность была как болезнь: подхватив однажды, трудно было избавиться.
      — Позвоните в аэропорт, — сказал Нуо. — Передайте нашему пилоту, пусть готовит самолет в Рим. Я прибуду через тридцать минут.
      Он не доверял 47ому. На самом деле, он уже никому не доверял.
      Все еще шел дождь. Агент уже час ждал в назначенном месте. Он не имел причин не доверять лично мистеру Нуо, но всегда лучше быть осторожным, поэтому когда из подъехавшего такси показался председатель, он подождал целых пять минут, чтобы убедиться — никто больше не появится. Он внимательно осмотрел ближайшие здания, но так и не нашел ничего подозрительного. Наконец, убедившись, что ресторан был полностью безопасным, он выступил под холодный мелкий дождь.
      Спустя пять минут он уже сидел за столом с льняной скатертью напротив своего начальника. Небольшая масленая лампа стояла в центре, освещая собеседников мягким светом.
      — Еда здесь просто великолепна, — сказал Нуо, указав на меню, — мне особенно нравится цыпленок с ризотто. Шеф-повар использует рис карнароли, отлично сохраняющий свою форму. Он намного лучше, чем мелкозернистый рис, очень хорошо впитывает бульон. Или вам могут понравиться соленые макароны, которые подаются с сыром, салями или ветчиной.
      В конце концов, 47ой заказал блюдо со спагетти, которое оказалось по праву великолепным. Нуо приступил к беседе.
      — Вы спрашивали о Диане, — мрачно сказал руководитель, — но я пока не буду говорить об этом. Она, скажем так, занята.
      Агент 47 открыл рот, чтобы возразить, но председатель поднял руку.
      — Вы оба долго работали вместе. Я это знаю. Но выслушайте меня. Ей мы больше не доверяем…
      47ой выслушал обвинения, которые Нуо вменял Диане.
      — Вот такие дела, — заключил он мрачно. — Кажется, Диана продала нас — правда, она утверждает, что плата была частью тщательно продуманного плана. Усилие, чтобы отвести нас от настоящего крота. Однако если у вас нет опровергающей информации…
      Агент 47 понял, что имел в виду мистер Нуо.
      — По словам Аль Фулани, человек, которого мы ищем — это Аристотель Торакис. Аль Фулани говорил, что у Торакиса есть — или были — серьезные финансовые проблемы. Настолько серьезные, что он принял заем от Puissance Treize, дабы поддержать свой бизнес. С тех пор они качают с него информацию.
      Нуо нахмурился. — Вы уверены? Мы знали, что у него были проблемы, но когда наши его бухгалтера, то детально проверили его финансы, он оказался чист. Все деньги, которые он занял, шли из законных источников.
      — Мне кажется, что эти „законные источники“ в действительности служат для отвода глаз.
      — В ваших словах есть логика, — признал Нуо. — Но даже если и так, у нас нет ни малейших доказательств. Мы, само собой, „переговорим“ с бухгалтером, но что если ваши догадки не подтвердятся?
      — Тогда, я лично соберу доказательства, — ответил 47ой. — Я думаю выследить Торакиса и узнать, правду ли говорил Аль Фулани. Но не сообщайте об этом Совету Директоров. Если Торакис пронюхает об этом, он предпримет соответствующие меры, чтобы скрыть свои следы.
      — Понятно, — сказал руководитель. — Но до тех пор, пока мы не убедимся в виновности Торакиса, Диана будет под замком. И, надо признать, ее, скорее всего, подвергнут наказанию.
      — Кто? — спросил 47ой. — Торакис?
      — Да, — подтвердил Ну. — Но и другие тоже. Они устали ждать. Им нужна кровь.
      — Понимаю. Но мне потребуется время, — сказал 47ой.
      — Сколько?
      — Две недели.
      — Хорошо, — неохотно согласился руководитель. — Это долго, но я все сделаю. Хотя это будет нелегко…
      — Да, — мрачно сказал Агент 47. — Это будет нелегко.
      Когда 47ой проснулся на следующее утро, он чувствовал, что началась гонка со временем. И даже не для него, а для Дианы. Он чувствовал свою ответственность за ее жизнь, хотя это было очень странно. Впрочем, как могло быть иначе? Учитывая, что большая часть их взаимоотношений состояла из пятиминутных телефонных звонков.
      За исключением крайне редких встреч с глазу на глаз, как с мистером Нуо, Диана была единственным связующим звеном 47ого с Агентством. И его единственная надежда, когда дела шли наперекосяк.
      Таковы были размышления агента, когда он шел после завтрака в свой номер. Нужно было найти информацию о Торакисе. То, что предоставляет ему Агентство, теперь было под сомнением.
      Первая и самая главная задача заключалась в том, чтобы выяснить, где искать финансового магната. Грек был хорошо известен, поэтому набрав имя „Аристотель Торакис“ в обычной поисковой системе, агент столкнулся с почти двумя миллионами статей. Большинство из них имели отношение к деловым сделкам магната. Но потом — просматривая некоторые сообщения по поводу улучшения дел семейной компании — 47ой натолкнулся на статью, ссылающуюся на одного из его конкурентов. Некий мексиканский бизнесмен Хосе Алварез, который только начинал присваивать себе дела магната, как вдруг он захлебнулся в собственном бассейне. Это был несчастный случай. Так, по крайней мере, говорится в статье.
      47ой знал об этом чуть больше, потому что это он был там той ночью. Вместо использования скубы, которая произвела бы пузыри, 47ой был снабжен военным ребризером и уже собирался достигнуть самого дна бассейна, когда Алварез нырнул. Утянуть предпринимателя вниз было относительно легко. Удержать его там — немного труднее.
      Продолжая поиск, 47ой смог найти десятки статей из журналов и газет о Торакисе, его семье и его жизни. После беглого просмотра этих статей, агент пришел к выводу, что когда Аристотель не посещал деловые встречи в Лондоне, Нью-Йорке, Гонконге и других центрах международной торговли, финансовый магнат проводил большую часть своего времени в семейном поместье близ Каламаты. В высоком доме, находящегося в совладении в Афинах, на борту супер-яхты „Персей“ или в довольно скромном особняке в Синтре.
      Как вскоре узнал агент из кратких обзоров, по слухам, был дом, где у бизнесмена была любовница-эфиопка. Об их отношениях — опять же по слухам — жена знала, но предпочитала не обращать внимания.
      Определив места частого пребывания Торакиса, следующим шагом киллера было сконцентрироваться на текущем местонахождении финансового магната. Казалось, это было безнадежно, пока агент не обнаружил недельной давности газеты, которые рассматривали аллею голливудских звезд, избалованных аристократов и — Да! — богатых бизнесменов, таких как Торакис. Особенно если они были ничтожествами, что, основываясь на самом последнем номере „La Dolce Vita“, как раз относилось к Аристотелю.
      Судя по захватывающей истории, которая сопровождалась огромным снимком финансового магната, сейчас Торакис залег в Синтре у своей любовницы. И, судя по шести чемоданам, которые были выгружены из лимузина, бизнесмен собирался надолго задержаться. Один звонок в мелкую газету был достаточным, чтобы убедиться в его присутствии в Синтре.
      Но вместо того, чтобы сломя голову отправиться туда и покончить с Торакисом, 47ой решил все детально спланировать, что, в общем то, было в его стиле. Это означало приготовление соответствующий маскировки, наведение справок о местности и подбора экипировки. Обычно об этом заботилась Диана, но теперь, вынужденный самостоятельно проводить сборы, агент почти сразу нашел подходящую роль для перевоплощения.
      Как член свободной, постоянно соперничающей и неэтичной группы фотографов, к которым часто обращались как „папарраци“, он мог околачиваться рядом с особняком Торакиса часами и днем, и ночью, носить с собой кучу камер и фотоаппаратов и открыто следовать за греком куда бы он не пошел. И это все — не привлекая внимания.
      Конечно, прежде чем стать назойливым фотографом, агенту необходимо изменится внешне. И не чуть-чуть, а полностью, потому как Торакис хорошо знал, как выглядит 47ой, и если он действительно был перебежчиком, Puissance Treize быстро увезет Аристотеля и найти его будет практически невозможно.
      Агент сделал пару звонков, записал адрес и поставил багаж на сигнализацию.
      47ой узнал много о гриме и театральных приспособлениях за время работы в Агентстве. Так много, что когда он вошел в „Портелло Делль Фасе“, он успешно смог выдать себя за британского актера, которого неожиданно попросили сыграть шекспировского Фалстаффа. Создалось много суеты, когда хозяйка, некогда бывшая актриса, пошла искать пристежной пенопластовый живот. Данное приспособление в комбинации с полукругом черных волос и вставными щеками, смогло превратить ее посетителя в бесстыдного, лживого жирдяя, каким и был Фалстафф.
      Хозяйка была хорошо снабжена костюмами, и невзирая на то, что 47ой был слишком высок, чтобы играть Фалстаффа, она сказала, что сможет предоставить ему соответствующую одежду.
      Однако 47ой отказался, настаивая, что у театральной группы будет для него костюм. Далее пришло время посетить салон мужской одежды, где агент настоял на самостоятельном выборе, и, в конечном счете, остановился на костюме, который кассир посчитал слишком большим для него.
      Довольный своим новым видом и зная, что теперь он может свободно передвигаться возле особняка, 47ой вернулся назад в отель. И здесь родился Тазио Скапарелли. Этот папарраци был свойским человеком, с лысой макушкой, окруженной черными взъерошенными волосами, пухлыми щеками, родинкой над верхней губой и огромным брюхом, который не только свисал поверх ремня, но и грозилась разорвать его дешевую спортивную футболку. Мешковатые штаны и тонкие ботинки довершали костюм.
      Он не собирался брать с собой сильверболлеры или вальтер. Свою обычную одежду он так же не брал, так как Скапарелли она не подошла. Агент взял самое необходимое, упаковал все в свой чемодан и вышел из отеля через запасной выход.
      Через десять минут он позвонил из телефона-автомата и дождался неизменного ответа. Он прервал оператора.
      — Это 47ой. Пожалуйста, отправьте кого-нибудь забрать мой багаж. Ах, да. Еще одна вещь: передайте тому, кого отправите, пусть не трогает замки. Иначе от него не останется и мокрого места.
      Оператор пытался что-то возразить, но 47ой положил трубку.

      Обстановка внутри тюрьмы Санте, четырнадцатого административного округа Парижа, являла собой подлинный ад. Грязные камеры, оглушительный шум, повсеместное использование наркотиков, постоянные инфекции и вполне будничное насилие; способ избежать всего этого был один — совершить самоубийство. К нему заключенные в основном и прибегали.
      Безусловно, Санте была очень опасным местом для простого человека, но только не для Луиса Легарда, который, будучи руководителя Puissance Treize, располагал всеми привилегиями о которых только могли мечтать его сокамерники — у него была личная охрана, специально приготовленная еда и множество других благ.
      Однако, вне зависимости от всех удобств, меньше всего Легард хотел быть именно в этой тюрьме. Ковыляя вслед за своим телохранителем на костылях, которыми он вынужден был пользоваться после покушения, Легард отнюдь не чувствовал себя счастливчиком. Несмотря на более чем два миллиона евро, потраченных на юристов, взятки и апелляции, он понимал, в насколько глубокую дыру его засунуло французское правительство. Не за убийства, неоднократно им совершенные, а за уклонение от уплаты налогов. Преступление одновременно прозаичное и нелепое.
      Тюремные заключенные и охранники, казалось, просто растаяли, когда глава Puissance Treize вместе со своими сопроводителями свернул в главный коридор и направился к контрольно-пропускному пункту, где его должны были обыскать, прежде чем он смог бы войти в комнату для визитов, находившуюся позади. Проверки не мог избежать даже Легард, хотя обычно высокомерные охранники были осторожны и пытались не разозлить преступника, зная что произойдет, если это случится.
      На самом деле, не прошло и года, как один из новичков охранной службы обратился к Легарду как „гадкий калека“. Его жена и дети были таинственно убиты через три дня. До сих пор никого не арестовали, но послание было ясным, и с тех пор с Легардом обращались весьма деликатно.
      Когда его проверили, он прошел через просторную комнату к ряду узких кабинок, в которых заключенные могли разговаривать с посетителями через тонкий мутноватый плексиглас. Охрана, за небольшую доплату, регулировала поток заключенных, стараясь посадить Легарда в кабинку между двумя пустующими; казалось бы столь незначительная привилегия позволяла защитить приватность разговора, а это было очень важно для калеки.
      Посещения Легарда всякий раз наводили ужас на Пьера Дуэя. Во-первых, обстановка была неприятной, а во-вторых, заместитель постоянно требовал побольше свежих фруктов, новых пересмотров дел и лучшего медицинского обслуживания. Когда Легард вошел в кабинку и положил костыли на пол, Дуэй опустил руку в карман пальто и включил шифровальное устройство, с виду напоминавшее обычный MP3-плеер.
      Заместитель Директора всегда был маленького роста, но сильно потеряв в весе после последнего покушения на свою жизнь, теперь был еще больше похож на подростка. У него были густые светлые волосы, вытянутое лицо и узенькие губы, казавшиеся пятном застывшей грязи. Хромированная металлическая решетка была установлена на плексигласовое стекло-перегородку, но, учитывая как шумно было вокруг, собеседники вынуждены были наклониться ближе, чтобы услышать друг друга, и чтобы никто больше не смог услышать их разговор.
      — Доброе утро, сэр, — вежливо начал Дуэй. — Как вы?
      — Черт, а ты как думаешь? — грубо ответил Легард. — Как в дерьме! Когда ты меня уже вытащишь из этой дыры?
      — Скоро, — успокаивающе обещал Дуэй. — Очень скоро.
      — То же самое ты говорил на последней встрече, — с досадой пожаловался старик. — Но я, черт тебя подери, все еще здесь!
      — Нужно время, — ответил Дуэй. — Бюрократия работает медленно. Юристы сказали, что через четыре месяца, максимум шесть, наши прошения о пересмотре дела будут приняты. Когда мы выясним, какой судья и прокурор будут назначены на рассмотрение, мы убедим изменить приговор. Пока мы просто не знаем, с кем именно мы будем работать.
      Все, что сказал Дуэй, было правдой, и Легард понимал это. Однако криминальный босс был слишком мнителен.
      — Это ты так говоришь, Пьер… Ты так говоришь. Но я не дурак! Чем дольше я заперт в тюрьме — тем дольше ты остаешься за главного в Puissance Treize.
      Дуэй уже много раз выслушивал похожие фразы и заранее был готов к ним.
      — Я отнюдь не руковожу там делами, сэр. Вы это делаете. Все, что делаю я — передаю ваши распоряжения остальным. У вас ведь есть другие источники информации помимо меня, вы прекрасно знаете, что я продолжаю верно служить вам.
      — Доходы хорошие, — недовольно заметил Легард. — Что там насчет „Плана Синон“?»
      Синон был греческим шпионом, который, согласно легенде, убедил троянцев открыть ворота и впустить деревянную лошадь в Трою.
      — Все идет отлично, — ответил Дуэй. — Мы перечисляем огромные суммы денег на счета самых верных Агентству людей, так мы сможем отвести подозрение от нашего человека. Он продолжает поставлять нам информацию. Часть её, правда, использовать не получится, иначе мы можем потерять источник.
      — Ясно. Что с 47ым? Вы уже добрались до него? — спросил Легард.
      Было это правдой или нет, но Легард верил, что это таинственный Агент 47 выпустил пулю, которая теперь сделала его калекой. Это была единственная причина, по которой была приготовлена ловушка для тайного агента на самой ранней стадии «Плана Синон».
      — Почти, сэр, — покорно ответил Дуэй. — Если представится удобный случай, мы убьем его.
      Некогда бледное лицо Легарда тут же налилось багровым цветом, глаза загорелись, а когда он заговорил, с его губ полетел слюна.
      — Так найди этот случай, черт тебя побери! Или я и тебя поставлю на костыли — или и того хуже! Посмотрим тогда, как тебе это понравится!
      На этот раз голос босса был таким громким, что все повернули головы, и Дуэй знал — все вокруг смотрели на него, пока он поднимал с пола корзину с фруктами.
      — Я принес немного яблок, сэр. Еще бананы и виноград. Я передам их охраннику, когда буду выходить.
      — Извини, — сокрушенно сказал Легард и, глядя в сторону, вздохнул. — Я старый человек и порой говорю глупости. Я знаю, вы делаете все возможное.
      — Здесь все сложнее, — с сочувствием проговорил Дуэй. — Я это понимаю — извините и меня.
      Встреча вскоре закончилась. Пьер отдал корзину охраннику, проследовал за девушкой и ребенком на улицу и остановился, чтобы успокоиться. Он глубоко вдохнул и поблагодарил Бога за все, что у него было и все, что он собирался приобрести.
      Ведь всё это мигом исчезнет, как только Легард выйдет из тюрьмы.

      Аэропорт «Портела» был открыт в октябре 1942 года в разгар Второй Мировой Войны. Так как он использовался и немцами и англичанами, летное поле стало местом всех типов шпионажа. И когда агент 47 вошел в большой вокзал, казалось, что история все еще пребывает здесь.
      Огромная группа туристов как раз прилетела из Лондона. Многие были раздражены, только что узнав, что их багаж отправили обратно в Хитроу, и прибудет только на следующий день. У папарацци Тазио Скапарелли не было таких проблем, и он спокойно получил свой дешевый виниловый чемодан, после чего вынес сумку к главному входу вокзала. Благодаря тому, что он путешествовал из одной страны Европейского Союза в другую, ему не нужно было показывать паспорт. Изменение к лучшему, особенно для таких нарушителей как он.
      Вместо того, чтобы разгуливать с новой камерой, которая может выдать его, 47ой позаботился и купил такую, по которой было видно: ей пользовались часто. Его Nikon был наготове, если вдруг ничего не подозревающая звездочка встретится с ним. Маленькая вещь, — это верно — но важная, особенно учитывая разбирающихся в этих вещах людей.
      Агент направился через вокзал, ощущая сотню глаз, разглядывающих его, включая полицейских, таких же актеров, как и он, шпионов, наркоторговцев, воров, торговцев оружием и других действующих лиц, сравнивающих его лицо с тем, которое они искали, после чего все эти люди отворачивались. Если кто из смотрящих и был нанят Puissance Treize, никто не обратил внимания на жирного папарацци.
      Вокзал уже не раз был реконструирован в этом году, и теперешняя отделка состояло из умеренно изогнутого стеклянного фасада, по бокам которого стояли две прямоугольные колонны. Ряд высоких, тонких вечнозеленых растений был расположен между главным зданием и парковочной площадкой. Там было много такси, и, остановив одно из них, 47ой договорился заплатить за проезд заранее. Он посчитал, что именно так должен поступать Скапарелли.
      Город Синтра был расположен в тридцати километрах к северо-западу от Лиссабона. Первая часть поездки состояла из необычных пригородов Лиссабона, но когда они проехали этот пригородный упадок, 47ой обнаружил, что теперь находится в одном из самых прекрасных районов Португалии, если не целого мира. Местность, известная своими прохладным летним воздухом и пышной растительностью; все было настолько прекрасно, что даже португальские короли и аристократы некогда отдыхали здесь.
      Позже, когда весть о красоте Синтры распространилась по всему миру, поток путешественников стал неиссякаемым. И они до сих пор прибывали. Агент 47 знал, что многие туристы используют Синтру, как отправной пункт исследования побережья, в то время как другие посещали такие достопримечательности, как Дворец Синтра, местный музей и Мавританский Замок.
      Но для таких людей, как Аристотель Торакис, кто мог позволить себе трехсотлетний дом, представляющий собой шестьдесят соток очень ценного недвижимого имущества, город был просто тихим убежищем. Место, где можно было избежать видео, фотосъемки и постоянного патрулирования в таких городах, как Лондон, Париж и Рим. Хотя теперь становилось все сложнее избежать зорких камер папарацци, таких как Тазио Скапарелли.