– Иди домой, – говорил я ей, но разве существо, которое допустили к себе и накормили, может так просто уйти?

– Дожидаться рассвета не будем, – сказал Луис, стоя на корме и глядя в ночь. – Отправимся сразу же, как загрузитесь. Ночью фарватер свободнее.

– Все, девочка, прощай! – сказал Дик, хватаясь за последний ящик с бутылками. – Жди нашего возвращения, ладно? У меня на душе спокойнее будет от мысли, что меня кто-то ждет на берегу.

– Возьмите меня с собой, – шепнула мне Ника и дернула за рукав майки.

– Уходи, – ответил я ей. – Тебе еще жить и жить. Иди к подругам!

Я даже не заметил, как она растаяла в темноте.

Дик отвязал от причального кнехта швартовы и закинул их на палубу. Капитан запустил оба мотора, и вода между кормой яхты и причалом забулькала, задымилась, словно вскипела. «Фарис» медленно отчалил, мягко проскользнул между другими яхтами и вышел на ровную и гладкую поверхность бухты. На грот-мачте вспыхнули зеленая и красная лампочки. Нос яхты медленно поворачивался в сторону, устремляясь в узкий канал, соединяющий бухту с рекой Гуаяс. Подул прохладный ветер. Дорога к острову Комайо началась.

Капитан медленно вращал штурвал и, чувствуя наши с Диком взгляды, вовсю старался казаться этаким морским волком, который в море провел большую часть своей жизни.

– Если будем делать в сутки по сто шестьдесят узлов, – громко сказал он, – то через пять дней подойдем к острову… Правда, «Фарис» иногда любит шалить и дает большой крен, к тому же он неважно уравновешен… Я предупреждаю, чтобы вы знали: при сильных порывах ветра яхту трудно удерживать на курсе, и, чтобы ее вернуть, нам всем придется упираться в кокпит и ногами нажимать на румпель…

– Чего? – переспросил Дик.

Когда-то у меня была яхта, доставшаяся мне после развала феодосийского яхт-клуба. Маленькое суденышко с косым парусом и стакселем вынудило меня засесть за морские науки. Потому, в отличие от Дика, я понял, что сказал Луис, но тоже сделал вид, что знаю в яхте только мачту, зад и перед. Знание – сила, а силу до поры до времени лучше не демонстрировать.

– Понятно, – скривился в ухмылке Луис, бросив взгляд на наши недоуменные физиономии. – Первый раз выходите на яхте в море?

– Да! – кивнул я. – Первый!

– Это заметно… В общем, ничего руками не трогать, если что нужно – спрашивать меня.

– Где тут сортир? – тотчас воспользовался советом Дик.

– Иди вниз и по коридору в самый конец, – ответил Луис и перевел взгляд на меня. – А тебе что непонятно?

– Какую каюту ты нам дашь?

– Выбирайте любую, какая понравится. Но только спать будете оба в одной.

– Договорились, – согласился я. – Только мне непонятна еще одна вещь: ты собираешься крутить штурвал все пять суток? Или все-таки доверишь вахту нам?

– Как-нибудь без вас обойдусь, – после небольшой паузы ответил Луис.

На палубу поднялся Дик. По выражению на его лице я понял, что с ним произошел какой-то конфуз.

– Дверь никак не открывается, – произнес он и развел руками.

Луис вздохнул и покачал головой.

– На ручке есть кнопочка, – стал терпеливо объяснять он. – Сначала нажимаешь на ручку, а потом большим пальцем давишь на кнопочку. Понятно, ковбой? Не описался еще?

Вакуэро передернуло от такой фамильярности. Он вежливо постучал капитана по плечу и многообещающим тоном произнес:

– Так нехорошо говорить. Больше так не делай.

И снова спустился вниз. Я пошел следом за ним.

– Все я нажимал, – бормотал Дик, переходя через темную кают-компанию, в углах которой, словно спящие животные, стояли дутые кожаные диваны. – А если он собирается пять дней так с нами разговаривать, то все пять дней я буду бить его по физиономии.

На этот раз дверь в гальюн открылась. Прежде чем зайти, вакуэро заглянул внутрь, скользнул взглядом по унитазу, рукомойнику.

– Жить можно, – резюмировал он и закрылся.

Я остановился посреди коридора, между двух дверей, раздумывая, какую каюту выбрать. Как раз в этот момент яхта слегка накренилась влево, и я оперся рукой о левую дверь.

Судьба подсказывает, подумал я, заходя внутрь. Крохотный иллюминатор, через который едва пролезет голова, встроенный шкаф с полками, двухъярусная кровать со шторками, съемный пластиковый столик-откидушка, кресло и пара складных стульчиков – вот вся обстановка.

Я прикрыл за собой дверь, зажег над кроватью маленький светильник, кинул под ноги сумку и опустился в кресло, чувствуя себя если не дома, то, во всяком случае, в уютном месте, вдалеке от амбициозного Влада, вдалеке от загадочной Анны, где целых пять суток можно бить баклуши, отсыпаться и не отравлять свое сознание тяжелыми мыслями.

В этом кресле я и заснул. Дик перетащил меня на кровать, снял с меня кроссовки и задернул шторку, но я этого не видел и не слышал.

Глава 33

Скрип канатов, всплеск волн, бьющихся о борт яхты, хлопки парусов, с которыми играл мягкий ветер, и плавное покачивание действовали не просто убаюкивающе. Все это должно было придавать сну коньячную крепость, но я уже находился на пороге между сном и бодрствованием и быстро выходил из райской ауры. Я уже отчетливо слышал все звуки и чувствовал солнечный свет, падающий мне на лицо. Что-то меня разбудило. Не шум, не голоса, а почти незаметное изменение ритма, которое почти не поддается объяснению.

Я открыл глаза, приподнял голову с подушки и отдернул шторку. По полу и стенам каюты скользили солнечные блики, отраженные от воды. Опустив ноги на пол, я встал и, почесывая грудь, подошел к иллюминатору. Голубая вода, пенясь и брызгаясь, тонким гребнем проносилась под иллюминатором, омывая его, словно ветровое стекло автомобиля в автомойке. Яхта поднялась на волну, и я увидел ровную полосу горизонта, ограничивающую пустынное пространство океана.

Я зевнул и хотел было вернуться на кровать, чтобы подремать до тех пор, пока Дик не встанет и не приготовит кофе, как вдруг застыл, превратившись в слух.

Сверху, с палубы, доносился тихий ритмичный звон. Так звенеть могли только раксы – дюралевые кольца, связывающие кромку паруса с мачтой. Значит, Луис убирал паруса. Прошла минута, и я услышал резкое шипение. Прислонившись к стеклу иллюминатора лбом, я увидел, как в небо взвилась сигнальная ракета, оставляя за собой дымный шлейф, затем вспыхнула зеленым огнем, сделала дугу и погасла.

Скорость резко упала. Слегка накренившись, яхта медленно пошла по окружности. Прошла еще минута-вторая, и в иллюминатор вплыл залитый солнцем белый силуэт небольшого моторного катера. Не веря своим глазам, я увидел стоящую на скошенной крыше каюты Элизу Дориа. Она махала руками, подавая сигналы Луису.

Я отшатнулся от иллюминатора, машинально похлопал себя по бокам в поисках револьвера и, согнувшись, словно находился под обстрелом, метнулся к кровати.

– Дик! – шепотом позвал я. – Проснись!

Вакуэро невнятно забормотал, чмокнул губами и приоткрыл один глаз.

– Револьвер где? – шепнул я. – Где мой револьвер?

– Под матрацем, – пробормотал Дик. – И ради этого надо было будить?

Я хлопнул его ладонью по спине.

– Быстро вставай! Кажется, мы уже приплыли.

– Как приплыли? – возмутился Дик и вскочил так резво, что ударился головой о потолок. Раздался глухой удар. И словно в ответ до нас долетел голос Луиса:

– Доброе утро, синьора! Ваш товар доставлен в целости и сохранности! Кидайте швартовы, только не упадите в воду, здесь полно акул!

Дик сунул руку под матрац и один за другим вытащил оттуда два револьвера, спрыгнул с кровати, осторожно приблизился к иллюминатору, встал перед ним на колени и прошептал:

– Видит бог, мое терпение лопнет… Надо же, как она в тебя вцепилась!

– Я жалею, что еще в порту не посадил Луиса под замок, – произнес я, откидывая барабан и проверяя патроны. – Интуиции всегда надо доверять, этот шакал мне сразу не понравился.

Моторная лодка медленно приближалась к яхте. Элиза, держась рукой за леер, кинула моток швартовочной веревки, но та упала в воду. Луис по этому поводу пробормотал что-то насчет своего ранчо, где Элизе стоило бы потренироваться на необъезженных мустангах.

Я подошел к двери, прижал палец к губам и шепнул Дику:

– Я попробую обойтись без оружия и связать его. Если с катера начнут стрелять, тогда прикроешь.

– Хорошо, – кивнул Дик. – Не беспокойся.

Я взялся за ручку и потянул на себя. Дверь не открылась.

– Проклятие! – крикнул я и ударил по двери кулаком. – Это надо было предвидеть! Он нас запер!

– Есть! Отлично! – донесся сверху голос Луиса. Он поймал швартовы; было видно, как веревка повисла между катером и яхтой, прогнувшись до поверхности воды.

– Тяните швартовы на себя! – донесся мужской голос с катера.

– Секундочку! – отозвался Луис. – Сначала я хотел бы получить причитающееся мне вознаграждение.

– Вы хотите, чтобы мы кинули вам деньги?

– Вы правы!

– А чем вы докажете, что русский у вас на борту?

– Спуститесь в каюту и увидите… Не волнуйтесь, я все равно никуда не денусь со своим парусом от ваших пятидесяти узлов.

Я разбежался, насколько позволяла площадь каюты, и бросил свой вес на дверь. Она мягко спружинила и даже не треснула. Я кинулся на нее еще раз. Пластиковая дверь стояла словно стальная.

– Слышите? – крикнул Луис. – Это мои пассажиры буянят… Хорошенько заверните в полиэтилен, чтобы не промокли, если упадут в воду. Кидайте, я готов!

– Интересно, – произнес Дик. – За сколько эта сволочь нас продала?

Я ходил по каюте, как лев по клетке, и в моих движениях было столько сконцентрированной энергии, что Дик на всякий случай прижался к перегородке, чтобы не угодить мне под ноги.

– Эй!! – крикнул я и постучал кулаком по потолку. – Шакал!! Не забудь предупредить своих покупателей, что в нагрузку с нами они получат по барабану пуль калибра сорок пять долей дюйма. Надеюсь, ты хорошо представляешь себе размер такой дыры в черепе?

Луис некоторое время переваривал звуки, долетевшие до него из-под палубы, и нехотя отозвался:

– Кто это подал голос из могилы?

– Я тебе пальцами глаза выдавлю, говнюк!! – крикнул Дик, с трудом совладав со своими нервами. – Покажи свою поганую харю в нашем иллюминаторе!

Катер и яхта медленно сближались. Швартовочный канат натянулся тугой струной. Мужчина на катере замахнулся и кинул на яхту сверток.

– Пересчитывать не буду! – крикнул Луис. – Верю!

Я выстрелил в потолок. Грохот ударил по ушам. Пуля проделала в пластике дырку и увязла в многослойной обшивке.

– Поторопитесь, господа! – озабоченным голосом крикнул Луис. – Не то они мне яхту испортят.

Мне понравилось, и я выпустил еще несколько пуль в дверной замок. Они раскрошили начинку двери, но та все равно не открылась. Похоже, Луис соорудил снаружи запор.

– Не беспокойся! – ответил мужчина с катера и поднял над головой красный баллон, похожий на огнетушитель. – Сейчас мы уложим их спать с помощью газа.

– Лопнет мое терпение, лопнет! – бормотал Дик, почесывая стволом револьвера затылок.

Я снова принялся ходить из угла в угол, испытывая уже не столько злость, сколько досаду и стыд оттого, что мы попались в такую элементарную ловушку. «Расслабился! – мысленно ругал я себя. – Словно забыл, что это не Крым и не моя яхта. Теперь нас усыпят газом, как бешеных собак, перенесут на катер или сразу утопят. Я не должен был отпускать Элизу – вот в чем заключается моя главная ошибка».

Белоснежный борт катера надвигался на нас, и полоска воды между двумя судами становилась все у?же.

– Держи! – крикнул мужчина и кинул баллон.

Борта катера и яхты ходили ходуном, как ножи какого-то исполинского резака. Улучив момент, когда катер по волне пошел вверх, а яхта провалилась, словно в яму, мужчина прыгнул к нам на борт, и над головой раздался гулкий удар его ног.

Я схватил полотенце и посмотрел по сторонам, отыскивая, чем его можно смочить, чтобы использовать как респиратор.

– В общем, так, – сказал я Дику, недвусмысленно глядя на иллюминатор. – Придется выбить стекло. Через дыру хлынет вода, и яхту станет заливать. В этом случае они либо откроют дверь, чтобы задраить дыру и спасти яхту, либо отправят ее вместе с нами ко дну.

– Понятно, – ответил Дик. – Что-то похожее у нас с тобой уже было.

– Жизнь идет по спирали, – не к месту стал философствовать я, наматывая полотенце на кулак. – Все повторяется, но уже как фарс.

– Видит бог… – бормотал Дик. Это уже было похоже на молитву.

Я, словно пробуя удар, несильно стукнул его обмотанным кулаком в плечо.

– Ну! Выше нос!

От моего пионерского оптимизма мне самому стало плохо. Я расставил пошире ноги, поднес кулак к лицу, готовясь выстрелить им в стекло и пробить дыру.

В это мгновение за дверью раздался негромкий скрип. Мы с Диком не успели даже отскочить в сторону и вскинуть стволы, как дверь медленно открылась и в образовавшемся проеме показалось испуганное лицо Ники!

В той ситуации, в которой мы с Диком находились, даже инопланетяне не вызвали бы удивления или шока. Все вопросы, касающиеся появления здесь девушки с оцарапанными коленками, казались ничтожными, пустяковыми в сравнении с решением главной проблемы: мы получили свободу и вместе с ней шанс.

Я схватил Нику за руку, втянул ее в каюту, толкнул на кровать и зашипел, делая страшные глаза:

– Закройся здесь и никому не открывай!

Дик, дрожа от жажды мести, выскользнул в коридор. Он был слишком нетерпелив и мог наломать дров. Я схватил его за плечо и толкнул в соседнюю каюту. Едва мы зашли туда и прикрыли за собой дверь, как в коридоре раздались шаги. У Дика, похоже, чесались руки, ноги и туловище. Он не мог спокойно стоять и все время пытался оттолкнуть меня, выскочить в коридор и начать крушить челюсти.

Пришлось показать кулак и выразительно заглянуть ему в глаза. Шаги приближались. Мы замерли. С колокольным звоном о перегородку ударился баллон. Затаив дыхание, я посмотрел в щель. Хозяин катера, стоя к нам спиной, прилаживал к замочной скважине резиновую трубку.

Бесшумно открыв дверь, я схватил незнакомца за плечо, развернул к себе и сильным ударом в лицо послал в противоположный конец коридора. Тот грохнулся на спину, выронив баллон, и попытался что-то извлечь из-за пояса, но я прыгнул ему на грудь, опустился на колено и добавил тыльной стороной ладони ему по лбу. Голова незнакомца с глухим стуком ударилась о пол.

– Что ты там гремишь? – донесся до нас равнодушный голос Луиса.

Я поднялся с обмякшего тела незнакомца и с сомнением посмотрел на Дика, который, прижимаясь к полированным перилам, медленно поднимался по лестнице на палубу, держа револьвер на уровне лица. Подчеркнутое спокойствие в голосе Луиса показалось мне подозрительным, и я бы на месте Дика сначала высунул из люка какой-нибудь платок на палке, а потом свою голову. Не успел я подумать об этом, как прогремел выстрел, и резко пригнувшийся Дик не удержался и кубарем покатился по лестнице вниз.

Я кинулся вперед, готовясь стрелять с локтя, поднялся на несколько ступенек вверх и, как только голова Луиса показалась в голубом квадрате люка, разрядил в нее половину барабана.

Дик вскочил на ноги и, бормоча про бога, который что-то видит, оттолкнул меня и первым выскочил на палубу. В этот момент я услышал рев мотора; Дик что-то крикнул и исчез из поля моего зрения.

Я слишком много внимания сосредоточил на том, что происходило на палубе, и лишь какая-то нечеловеческая интуиция заставила меня обернуться. Незнакомец, который, казалось, будет валяться в отключке не меньше получаса, стоял совсем близко от меня, на расстоянии протянутой руки, и давил на спусковой крючок пистолета. Сам не пойму, как я успел опередить его и выстрелить первым. Удар пули в грудь снова швырнул его на пол. Не интересуясь результатами стрельбы, я кинулся наверх, наступил на руку лежащего у самого люка Луиса и увидел, как катер, сделав крутой вираж и вспенив волну, задрал нос и помчался куда-то в океан, а вместе с ним волочится, скачет по волнам Дик, каким-то чудом ухватившийся обеими руками за борт.

Прошло всего несколько секунд, и катер уменьшился в размерах настолько, что я уже потерял из виду вакуэро. Досадуя, чувствуя страшное неудовлетворение от этого скомканного боя, я издал какой-то звериный рев и погрозил удаляющемуся судну кулаком.

Гул взрыва заставил меня вздрогнуть. Над морем, в том месте, где был катер, вдруг вспыхнул красный огненный шар. Быстро чернея, он развалился, превратившись в столб дыма, и я увидел, как среди падающих на воду обломков корпуса быстро погружается в пучину острый передок катера, похожий на хвост чайки, нырнувшей за рыбой. Прошла минута, и над водой остались лишь рваные клочья черного дыма.

Я завыл раненым зверем, схватился за волосы и ткнулся головой в мачту. Вакуэро! Несчастный вакуэро!

Все произошло так быстро, что я не мог поверить в свое одиночество. Если бы не два трупа, лежащих неподалеку от меня, то короткую перестрелку и разорвавшийся катер можно было бы воспринять как плод богатого воображения.

Опустошенный, словно я был ранен в душу и из нее вылились все эмоции и чувства, я сидел на борту, свесив ноги вниз, и медленно качался на волнах вместе с яхтой. Черт возьми, думал я, отчаянно сопротивляясь слезам, стоящим в глазах, ведь каких-нибудь полчаса назад так же скрипели снасти, так же ударялись волны в борта, отбрасывая солнечные блики, и Дик рвался в драку… Жаль вакуэро, очень жаль!

Я сидел без движения, без мыслей и желаний долго и лишь усилием воли вырвался из оцепенения, заставив себя спуститься в кают-компанию и поднять наверх тело хозяина катера. Оба трупа, за неимением другой возможности, я похоронил по морскому обычаю, скинув их в воду и выпустив оставшиеся в барабане пули в воздух.

– Что ж ты мне на голову эту гадость кидаешь? – вдруг услышал я где-то совсем рядом голос Дика и, не сдержавшись, заорал во всю глотку.

Дик был ранен в плечо. Рана уже не кровоточила; промытая соленой водой, она побелела и казалась неопасной. Вакуэро, вяло разгребая воду здоровой рукой, плескался у самого борта яхты, пытаясь ухватиться рукой за леер.

Я опустился на колени и, упираясь грудью в леер, схватил Дика под мышки и вытащил из воды.

– Живой! Черт подери, Дик, я уже тебя мысленно похоронил, уже слезы на глаза нагнал! – громко говорил я, искренне радуясь, что все обошлось более-менее благополучно.

Дику было приятно мое внимание к нему. Он удовлетворил свое тщеславие и получил от меня высшую оценку.

– Я взорвал бензобак, – обыденным голосом рассказывал он, в то время как я выволок на палубу чемодан с медикаментами и стал вынимать из него бутылочки с йодом, перекисью водорода и упаковки бинта. – Эта мадам заперлась в рулевом отсеке, и я испугался, что она увезет меня слишком далеко от тебя. Пришлось прострелить бензобак. Меня выкинуло взрывной волной, и в полете я задел плечом кусок обшивки… Ты знаешь, я больше всего боялся, чтобы акулы не оттяпали мне то, что у меня между ног. Зачем я такой был бы нужен Марии, правда?.. Ты лучше не йод на меня лей, а принеси стаканчик рома. Что-то в глотке пересохло.

– Да какой стаканчик, дружище! – рисовал я радужные перспективы, туго стягивая предплечье Дика бинтом. – Я тебе сейчас ящик вынесу! Пей на здоровье, только не лезь под дурные пули…

Я замолк, увидев, как из люка медленно высунулась голова Ники. Она испуганно посмотрела на нас и с облегчением выдохнула воздух.

– Как вы меня напугали!

Я сплюнул и хлопнул себя по лбу.

– Совсем забыл про это чудо!

– Ну-ка, ты! – грозным голосом произнес Дик и нахмурил брови. – Откуда здесь взялась? Почему без разрешения? На кого работаешь? Отвечать быстро!

Я сложил медикаменты в чемодан, закрыл его и поманил Нику пальцем.

– Ну-ка, матрос в юбке, иди сюда!

Она осторожно, как одичалая кошка, приблизилась ко мне, готовая в любой момент отпрыгнуть в сторону.

– Где ты нашла этого Луиса, черт тебя подери? Ты нарочно навела на нас этого шакала?

Никогда я еще не видел, чтобы из человека можно было так быстро вышибить слезу. Глаза Ники стремительно наполнились влагой.

– Что? – ослабевшим голосом спросила она, моргнула, и тяжелая слеза скатилась по щеке. – Ничего я нарочно не делала! Я хотела как лучше! Я для вас старалась!

– Плохо старалась, – смягчился я. – Говорила, что у тебя много знакомых матросов, а свела меня с самой последней сволочью.

– Я его не знала, – покачала головой девчонка, прикладывая худые руки к груди. – Он стоял в стороне и слушал, как я уговаривала своих знакомых плыть на Комайо. Потом отвел меня в сторону и сказал, чтобы я привела к нему клиента… Я хотела помочь!

Дик не выдержал первым, встал, подошел к ней и опустил руку ей на плечо.

– Хватит добавлять в океан соли! Пойди умой лицо и приготовь нам что-нибудь поесть. А мы подумаем, что с тобой делать.

Ника послушно кивнула и пошла в кают-компанию.

Мы с Диком переглянулись. Вакуэро своим взглядом дал мне понять, что отдает мне все бразды правления, признает во мне капитана яхты и ждет указаний. Я так и застыл с открытым ртом, не успев задать вопрос: «Что будем делать, дружище?»

Яхта тихо покачивалась на волнах и медленно дрейфовала в сторону собственной тени. Вокруг нас простиралась океанская пустыня. Горизонт, слегка смазанный легкой дымкой, был ровным, словно его прочертили синим карандашом по линейке. Большими кругами над мачтой кружилась пара чаек. Птицы склоняли головы набок, высматривая на палубе что-нибудь съестное. Говорят, что чайки – верный признак близости земли. Но близость эта была относительна. За ночь яхта успела выйти из устья Гуаяса и с попутным ветром пробороздила не меньше восьмидесяти миль по океану.

Я с досадой покачал головой и сплюнул за борт. Эта Ника теперь – как заноза в теле. Возвращаться из-за нее на берег значило потерять еще сутки. К тому же мы здорово рисковали нарваться на береговую охрану, которой пришлось бы объяснять причину отсутствия на яхте хозяина, что повлекло бы весьма неприятные последствия. Но тащить Нику с собой на Комайо было просто безумием.

– Плывем назад, – сказал я и, демонстрируя покорность перед этим неразумным решением, лег на палубу и натянул на лицо шкаторину паруса, сложенного под мачтой гармошкой.

– Между прочим, – произнес Дик, – мы обязаны Нике жизнью.

– И что прикажешь теперь делать? – пробурчал я из-под паруса.

– Определить, где мы находимся, – ответил Дик, закуривая сигару. – Затем проложить курс на Комайо и поднять паруса.

Знал бы он, какая гора свалилась с моих плеч!

Глава 34

Мне пришлось искать в завалах своей памяти знания по кораблевождению, разбираться в предназначении такелажа и системе управления парусами, в который раз убеждаясь в том, что в жизни надо знать понемногу обо всем. Больше всего меня пугало ориентирование, так как секстантом я никогда не пользовался и не знал, как к нему подступиться. К счастью, необходимость в этом отпала. Когда я зашел в кокпит, то увидел, что яхта была оснащена новейшим радиооборудованием, в том числе армейским прибором глобальной системы ориентации GSP, которым я научился пользоваться еще во время службы в спецназе. С его помощью можно было определить свое местонахождение с точностью до пятидесяти метров, что я и сделал в считанные минуты.

Хуже обстояло дело с навигацией. Я знал точные координаты Комайо, но проложить к нему курс с учетом поправок на ветер, течения и волнения не умел – вдоль крымских берегов, где я плавал на своей яхте, необходимости в детальной навигации не было. После нескольких попыток что-то изобразить на морской карте я закинул в угол линейку и карандаш и решил огород не городить, а плыть по компасу, два-три раза в сутки определяя свое местонахождение и делая поправки.

Зато с парусами у меня проблем не было, и я поднял все вооружение. Яхта, слегка накренившись, резво заскользила по воде, разрезая носом волны. Я скорректировал курс по компасу и закрепил румпель веревкой. С этой минуты расстояние между нами и островом Комайо стало сокращаться.

Очень скоро как-то сама по себе сложилась наша команда. Непутевое существо или неразумное дитя, как я мысленно называл Нику, занималось стряпней, хотя привередливому Дику страшно не нравилось, как она готовит. Зато он нашел чем убивать время и подолгу объяснял девушке, как надо готовить спагетти, чтобы они не слипались, или перечислял ингредиенты для чесночного соуса, которым следовало поливать баночные сосиски. В перерывах между уроками кулинарии он дотошно выяснял у Ники, где она родилась, кто ее родители и какому великому делу она намерена посвятить свою жизнь.

В этом воспитательном процессе я участия не принимал, решив, что одного опекуна для Ники вполне достаточно, но в часы вынужденного безделья с интересом слушал ответы Ники, сидя в шезлонге в тени парусов.

Девушка спала во второй каюте, и самым забавным было то, что Дик, уподобляясь строгому отцу пуританских нравов, каждый вечер, ровно в девять часов, провожал Нику до двери каюты и, помахивая пальцем, предупреждал:

– Чтоб через минуту уже спала! И никаких ночных прогулок по палубе!

После чего он прихватывал с собой бутылку, поднимался наверх и, устроившись на носу у самого бушприта, долго и безотрывно смотрел в ночное море.

С того момента, как мы с Владом вылетели из Внукова в Кито и началась вся дальнейшая свистопляска, не было прекраснее дней, проведенных на яхте. Измотанные нервы получили тайм-аут. У меня появились время и возможность отоспаться, остыть и на свежую голову осмыслить все то, что со мной случилось. Величественные океан и одиночество способствовали тому, что голова наполнялась философскими мыслями о жизни и смерти, добре и зле. Мне казалось, что нечто подобное испытывают и мои спутники. Дик вдруг стал интересоваться религией и часто задавал мне вопросы о боге, хотя я вовсе не был крупным специалистом в области теологии. А Нику океан вообще преобразил. Куда девалась ее неуклюжесть, которая делала ее похожей на подростка? В ее движениях появилась какая-то очаровательная грациозность и плавность, а в глазах – тайна и лукавство, и я иной раз ловил себя на том, что, вопреки своей воле, любуюсь ею.

С погодой нам везло. Только на третий день плавания на горизонте появились перистые облака и усилился ветер, который не позволял яхте идти самостоятельно, и мы с Диком, сменяя друг друга, ни на минуту не выпускали румпель из рук. Правда, к полудню небо опять расчистилось и ветер угомонился.

Мы не были озабочены проблемами, и мне порой казалось, что Дик соскучился по ним, создавая их искусственно.

– Сколько можно повторять, – ворчал он за обедом, из-под насупленных бровей глядя на Нику. – Капитану положено подавать тарелку первому! Придется после обеда заняться с тобой изучением морского этикета.

И в самом деле занялся. Где он понахватался этого – я затруднялся ответить. Из вечно растрепанного и взбалмошного вакуэро мой друг превратился в терпеливого учителя и не меньше двух часов растолковывал Нике, как надо сервировать стол, где должны лежать вилки, ножи, бокалы и салфетки.

Или вдруг ему взбрело в голову заняться генеральной уборкой яхты.

– Сегодня будем драить палубу, – объявил он Нике. – Неси ведро, швабру и мыло.

Девушка принесла ведро и швабру, но мыла не нашла, и Дик вместе с ней несколько часов кряду обыскивал яхту, начиная с трюма и заканчивая кокпитом.

Яхта, к слову, сверкала девственной чистотой и вовсе не нуждалась в том, чтобы ее намыливали, но я не вмешивался в причуды Дика, догадываясь, что в душе этого человека живет неосознанное желание воспитывать своего ребенка.

Мы пребывали в полной гармонии с океаном, и затишье было хоть и обманчивым и недолговременным, все же оно дало возможность мне и Дику перевести дух и подготовиться к встрече с островом.

На пятый день, как мы и планировали, на горизонте показался темно-синий контур земли. Мы убрали паруса, кинули за борт плавучий якорь и, встав на носу, долго всматривались в призрачный силуэт.

– К берегу пристанем ночью, – сказал я и вполголоса добавил: – Хотя не думаю, что это нам поможет.

В поведении Ники появилась какая-то странная нетерпеливость. Она расстроилась, что высадка на остров откладывается до ночи. Казалось, она приехала к себе домой – вот он, совсем рядом, в десяти километрах, но приходится ждать еще несколько утомительных часов.

– Ты торопишься на берег? – спросил я ее, когда Ника, затаив дыхание, смотрела на остров в бинокль.

– Нет, – не совсем искренне ответила она, отрывая окуляры от глаз. – Зачем мне туда торопиться?.. Просто интересно.

– А не страшно?

– Немного страшно.

– Зачем тогда забралась на яхту? – назидательным голосом вставил Дик. – Бродила бы сейчас по берегу с подругами или с китобойцами гонялась бы за дичью.

Быстро стемнело. Я погасил сигнальные огни. В сумерках не хотелось говорить громко, и мы, сидя на палубе, невольно перешли на шепот, а потом и вовсе замолчали. Все вокруг нас погрузилось в непроглядную темноту. Остров растворился в ночи и ничем не выдавал себя.

– Что-то сегодня не горят глаза белых червей, – зевнув, сказал Дик.

– Рано, – едва слышно отозвалась Ника.

– Ну да! – согласился Дик. – Черви живут строго по часам.

Я поднялся с шезлонга и ухватился за снасть. Яхта, распустив паруса, медленно и бесшумно двинулась к острову. Я определял направление движения по компасу. Золотистая стрелка с подсветкой покачивалась напротив буквы N. Вода тихо журчала вдоль бортов. Паруса лениво трепыхались на слабом ветру. Дик, стоя на носу, чиркнул зажигалкой, поднес пламя к сигаре, но вдруг ухватился за штаг и свесил туловище за борт.

– Стой! – крикнул он. – Долой паруса! Человек за бортом!

Глава 35

Пока я убирал стаксель и грот, яхта успела проплыть еще с десяток метров, и Дик с пробковым кругом в руках пробежал по палубе от носа до кормы, крикнул: «Держи!» – и швырнул круг в воду.

В океане даже ночью не бывает абсолютной темноты, и все же я не сразу разглядел человека за бортом, удивляясь необыкновенной остроте зрения вакуэро. Дик стащил с себя майку, прыгнул в воду, сделал несколько шумных гребков, и только тогда я увидел совершенно лысую голову человека, запрокинутую лицом вверх. Мне показалось, что это всплывший на поверхность утопленник, потому как он не пытался приблизиться к кругу, плавающему рядом. Но едва Дик подплыл к нему, как «утопленник» ожил и схватился за его шею.