Человек сплюнул — должно быть, это был такой ритуал — и пошел прямо на нас. Через несколько секунд его ноги в коричневых туфлях «инспектор» мелькнули перед нашими перекошенными лицами, и каблуки застучали по днищу лодки. Нам на головы посыпался песок. Еще два удара, затем металлическая опора, на которой стояла лодка, закачалась, тихо заскрипела, и все затихло.
Анна повернула ко мне лицо. К счастью, в темноте я не видел, какое у нее было выражение.
— Ушел? — одними губами спросила она.
Я беззвучно, по-пластунски вылез из-под лодки, посмотрел наверх, по сторонам. По набережной, удаляясь, плыли красные огоньки автомобильных габаритных фар.
— Ну что? — спросил я. — Уже согрелась? Больше не хочешь водки?
— Хочу, — прошептала Анна. — Зачем… зачем он выстрелил в него?
— Молчи, не спрашивай… Выть хочется… Вставай, надо уходить отсюда. Кнышу позвоним с «Горки». Там есть телефон. У убийцы много примет: ботинки, брюки, автомобиль. Его высчитают в полчаса…
Я не верил в то, что говорил.
Мы шли по темному пляжу молча. Анну шатало от усталости и водки. У нее не было сил даже плакать, и она время от времени лишь негромко всхлипывала. Я не мог разжать кулаки. Судорога скрутила их, превратив в булыжники. У меня перед глазами стояло лицо убитого спасателя с застывшим на нем выражением недоумения, будто он хотел спросить: ребята, за что?
— Я достану его… — бормотал я. — Я достану этого Лешика вместе с его Эльвиркой. Я раздавлю этих клопов. Я отрежу Малыгину уши и затолкаю их в рот Милосердовой. А потом отрежу ей голову и пришью к плечу Лешика. И этого сиамского близнеца мы похороним на том же симферопольском кладбище, под той же могильной плитой…
Да простит меня Господь за такие слова и мысли!
* * *
— Читай вслух! — попросил я, удобнее устраиваясь в автобусном кресле.
— А ты разве не спишь? — удивилась Анна.
— Нет, только делаю вид.
Ночь мы провели у Аркадия Демчука. Раскладушки он постелил нам в саду, среди безмолвных Венер и девушек с веслами, под широкой ветвью абрикосового дерева, сквозь которую просвечивали крупные звезды, похожие на спелые виноградины. Его сторожевой пес Билл слишком добросовестно нес службу и лаял до самого утра, почти не переставая, в связи с чем крепкого и глубокого сна у нас с Анной не получилось. В перерывах между метаниями в Билла очередного комка земли я впадал в дремоту, и меня терзали разноцветные кошмарики, по сюжету связанные с дорогим моему сердцу морем. Рано утром мы сели на автобус, следующий рейсом из Феодосии в Ялту, предварительно купив в станционном киоске свежие газеты. Анна принялась просматривать заголовки, но уже буквально через полминуты ахнула:
— Послушай, тут только про тебя и пишут! Я полулежал в кресле с закрытыми глазами, Анна читала вслух заметки с пометками «Срочно в номер!», «Сенсация недели», «По слухам и авторитетно», а я никак не мог поверить, что речь в самом деле идет обо мне.
— «Кому это выгодно?» Автор — какой-то Фисменович, — читала Анна. — «Вывод экспертной комиссии о том, что взрыв на яхте „Ассоль“ произошел в результате воспламенения электропроводки в непосредственной близости от баков с бензином, можно было поставить под безусловное сомнение только потому, что этой версии отчаянно придерживается официальный Симферополь. Я же склонен принять эту версию лишь по той причине, что комиссию создал и возглавил Виктор Гурули — человек, который в наибольшей степени был заинтересован в целостности и сохранности денег, предназначенных для выплат вкладчикам»… Вот гад, а? Врет и не краснеет!.. Ты еще не спишь? Слушай дальше…
— Это неинтересно, — перебил я. — Поищи что-нибудь про меня.
— Про тебя, про тебя, — забормотала Анна, перебирая газеты. — Вот про твоего друга. Обращение генерального директора АО «Милосердие» Виктора Гурули ко всем вкладчикам. «Дорогие акционеры! Счет жертвам нашего акционерного общества растет. Кому-то очень хочется, чтобы вы и в первую очередь свободолюбивый и гордый народ Крыма по-прежнему стоял у разбитого корыта. Кому-то очень выгодно, чтобы ваши кошельки были пусты, чтобы вы мечтали досыта наесться хлеба и чтобы свыклись с мыслью, что вы — быдло. Не надо напрягаться, чтобы отгадать эту нехитрую задачку. Это выгодно тем, кто сегодня стоит у власти. Они прекрасно знают: бедными зависимыми людьми управлять гораздо проще, нежели богатыми и свободными… » Сволочь! Вор!
— Что, там так и написано?
— Нет, это я от себя добавила. Дальше читать?
— Я же просил поискать что-нибудь про меня.
— А он и про тебя вспоминает. Вот: «Погиб мой друг — капитан яхты „Ассоль“ Кирилл Андреевич Вацура».
Я хмыкнул и покрутил головой.
— В самом деле сволочь. Валяй дальше!
— «Эта смерть останется на совести убийц, взорвавших яхту. Но лишь на очень короткое время. Считаю необходимым открыто объявить о том, что, не будучи уверенным в порядочности наших органов правопорядка и объективности следствия, которое, насколько мне известно, вряд ли будет начато, я своими силами создал специальную следственную группу из числа высококвалифицированных профессионалов и частных детективов. Эта группа уже работает… » Да-а, мы с тобой вчера на острове близко познакомились с этой группой. «Каждый час я получаю информацию о ходе следствия. Могу сообщить, что на след преступников мы уже вышли. И ведут эти следы в высокие государственные инстанции… » Послушай, Кирилл, за этот поклеп его же милиция со свету сживет!
— Кто конкретно? Честный и светлый, как солнышко, Володя Кныш?
— Нет, конечно. У Кныша силенок не хватит. Кто-нибудь повыше.
— А те, кто повыше, с Гурули за одним столом сидят и, прости, одних девок пользуют… Ну, чем этот соловей закончил?
— «Призываю всех акционеров „Милосердия“ теснее сплотить свои ряды. Не дадим себя ограбить! Не дадим себя обмануть! Построим свой дом, свою судьбу, свое счастье своими руками!» И факсимильная подпись.
— Послушай, Анюта, — сказал я, повернув голову, — в какой стране мы живем?
— Ты о России или Украине?
— Я о нашей бывшей советской стране.
— Тогда ответь мне: ты за коммунистов или Демократов?
— Анюта, разве можно делить людей по такой узкой классификации? Разве нельзя быть просто честным человеком? Ты посмотри, что происходит вокруг! Это же вся страна — Дикий Остров! Кучка подонков держит нас всех за баранов. Мы для них — стадо, тупое, покорное стадо. И вот один подонок вещает со страниц этой поганенькой газетенки про милосердие, про необходимость сплотить ряды, а бараны в своем большинстве верят ему, покорно идут под ножницы. С них стригут шерсть, а они благодарно блеют… А может быть, мы заслуживаем этого? Раз нет мозгов, то будем баранами…
— Я так понимаю, что вы тоже вкладчик? — отозвался какой-то словоохотливый гражданин в белой кепке с заднего сиденья. — Значит, наш человек? Правильно говорите? Всех их, гадов, утопить в море надо!
— Вы о ком, дяденька? — спросил я, повернув голову.
— Как о ком? О демократах, конечно!
— А я о вас. К сожалению…
Анна, пряча улыбку, отвернулась к окну. Ненавижу политиков. Ненавижу дураков. От них все беды на земле.
* * *
Она доставала из кармана джинсов и разглаживала на ладони долларовые купюры.
— Двести десять, двести тридцать, двести восемьдесят… Какая хорошая бумага! Сутки мокли в кармане, и ничего! Прогладить бы их утюжком.
— Тогда мы точно их не обменяем… Это, насколько я понял, все, что осталось от твоего алмазного колечка?
— Увы, — вздохнула Анна.
На многолюдном алуштинском автовокзале мы чувствовали себя вполне безопасно. Как выяснилось, на Барсучью поляну рейсовые автобусы не ходили, а частники отказывали нам по той причине, что въезд в дачную зону для посторонних был закрыт.
Анна все заглядывала мне в глаза.
— Кирилл, может быть, не поедем туда? Я отрицательно покачал головой.
— Пришло время возвращать долги. Я не успокоюсь, пока не разворошу тот муравейник.
— Тебя мало травили собаками?
— К черту собак! У меня не выходит из головы тот парень.
Анна поняла, что я имел в виду спасателя. В его смерти мы косвенно, а вернее сказать, напрямую были виноваты. Я мог смириться с жестокостью игры, в которую мы с Анной включились. Мое порочное сознание уже нормально воспринимало и попытку Лепетихи убить меня, и его труп на лестничной площадке, и агрессивный блеф «компьютерной компании» с Барсучьей поляны, и охоту вооруженной банды на Диком острове — все это выглядело вполне допустимыми ходами, соответствующими масштабу, динамике и высоким ставкам игры. Но вчерашнее убийство спасателя мой мозг не мог воспринять. По своей наивности я все еще верил в некий «кодекс чести», которому неукоснительно должен следовать даже самый опытный, с большим «стажем» киллер, и главный пункт этого кодекса гласил: не убивай всуе, а точнее, если можешь — не убивай. Подонок в новеньких туфлях «инспектор» убил спасателя просто так, от злости, что упустил нас с Анной; он стрелял в собственную ошибку, задевшую его самолюбие.
Анна понимала меня, но сейчас смотрела на вещи более реально.
— Хорошо, доберешься ты до Барсучьей поляны. — Она старалась говорить со мной терпеливо и спокойно. — А что потом?
— Я сожгу их двухэтажный сарай!
— Не успеешь. Тебя сожрут собаки. А сунешься в офис — нарвешься на пулю охранника. Частная собственность. Кроме эмоций, у тебя нет ничего — ни прав, ни оружия, ни цели… К тому же я не уверена, что Леша живет на той лесной даче. Скорее он крутится где-то рядом с Гурули или Милосердовым.
Она придерживала меня за руку, а я все вырывался, все норовил куда-то идти. Если бы ее не было, я бы уже натворил столько ошибок!
Наконец я выругался, сел на скамейку и покрыл голову носовым платком.
— Хочешь пепси-колы? — спросила Анна.
— Мне стыдно, — ответил я. — Никогда я еще не чувствовал себя таким беспомощным.
— Стыдно должно быть тем, кто по долгу службы обязан бороться с организованной преступностью.
Некоторое время мы с Анной молчали. Я смотрел себе под ноги, где валялось неисчислимое множество окурков, и думал о том, как же удавалось Шерлоку Холмсу выходить на след преступника, изучая подобный мусор. Анна, почувствовав, что я слишком увлекся самоуничижением, стала потихоньку выводить мой полет из пике.
— Ты рассказывал, что они выдают себя за производителей компьютерных программ?
— Ну? — буркнул я, не поднимая головы.
— Может быть, мне самой зайти к ним в офис, показать документы представителя московской торговой фирмы…
— Конечно, конечно! — перебил я Анну. — И еще черный парик надень! У тебя шпионофилия, милая! Если там все же окажется Леша и ты случайно попадешься ему на глаза, то тебя похоронят на Барсучьей поляне без гроба и могильной плиты.
Покусывая губы, Анна посмотрела на меня.
— Послушай, а зачем ты накрыл голову этим дурацким платком?
— Другого моя голова не заслуживает… Ба-а, какая встреча! — Не делая резких движений, я обнял Анну за плечи, прижал ее к себе, исподлобья глядя на дорожный перекресток.
— Что ты там увидел?
— Не крути головой! — ответил я. — Серебристый «БМВ». М— Да, у дурного ловца и зверь глупеет… Разворачивается…
— Ты мне можешь объяснить…
— Крокодил Альгис собственной персоной!
— Тот самый, кто вас отвозил на дачу?
— Тот самый… Интересно бы знать, это случайность, что он оказался здесь в это время, или нам закинули приманку?
Машина на малом ходу проехала мимо автовокзала. Альгис не крутил головой, смотрел только вперед, притормозил перед пешеходной «зеброй», пропуская людей, затем вырулил на улочку, ведущую на набережную, и «БМВ» вскоре исчез из виду.
— Может, за покупками. Или встретить кого-нибудь. Мало ли, — сказала Анна.
— Должно быть, так оно и есть, — произнес я, глядя в ту сторону, куда уехала машина. — За покупками. Молочко, творог, фрукты — программистам полезно. Они у компьютеров подолгу просиживают… Идем!
Анна шла за мной, не задавая вопросов. На ее смуглом от загара лице проступили тени — будто она наскоро и неумело наложила под глазами макияж. Раньше я этого не замечал.
На попутке мы добрались до Ялтинского шоссе. Дальше — по серпантину, ведущему в сторону Барсучьей поляны, пошли пешком. Анна скоро отстала. Она плелась посреди дороги, останавливаясь и отдыхая каждую минуту. Тот резерв, из которого она черпала силы на подвиги, иссяк. Я не торопил ее. Спешить, собственно, было некуда. Мы поднялись настолько, что одним взглядом могли окинуть пространство, разделяющее северный склон Аю— Дага и Алушту. Ялтинское шоссе серой нитью протянулось под нами. Каждая машина была хорошо видна, и даже слышен звук моторов. Отсюда мы могли заметить «БМВ» Крокодила, когда он будет еще в самом начале подъема.
Анна не просто села передохнуть — она упала в тень кипариса, в пружинистую желтую траву, лицом вниз, и в этом жесте не было ни демонстрации, ни стремления вызвать жалость. Я не стал ждать, когда она снова встанет, повернулся и побрел к ней.
Солнце прицепилось к верхушке кипариса. Я попытался его стряхнуть, но сверху посыпались лишь высохшие хвойные крестики. Они попали мне за ворот, прицепились к майке на груди и запутались в волосах Анны.
50
— Кирилл, а это затягивает, да?
— Ты о чем?
— О том, чем мы с тобой занимаемся.
— Нет, не затягивает. Просто хочется довести дело до конца. Правда, конца не видно.
— Ни конца, ни моря, ни гор… А может, плюнем на все и пойдем вниз?
— Рано, — ответил я, хотя солнце уже давно скрылось за волнистой каймой Роман-Коша, и черное небо во многих местах прогрызли маленькие звезды. Когда придет время пойти вниз, я не уточнил.
За весь день вверх по серпантину не поднялось ни одной машины. Мы бы умерли в своей засаде под кипарисом, если бы Анна не нашла неподалеку родник. Но после захода солнца мы стали умирать от голода.
— Твой Крокодил решил заночевать в городе, — сказала Анна. Она лежала на спине и смотрела на звезды. — А может быть, вообще уехал навеки… Что интересно — мы можем с тобой только строить предположения относительно этой «барсучьей» команды. Ничего конкретного мы о них не знаем… Ой, звезда упала!
— Надо было загадать желание.
— А я загадала.
— Сбудется, — уверенно ответил я.
— Правда?
— Сто процентов.
— Тогда я согласна еще часик поскучать здесь, раз мое счастливое будущее уже предопределено…
— Тихо! — перебил я ее и вышел на середину дороги, откуда хорошо просматривались освещенное фонарями шоссе и огни Алушты. За весь день я несколько раз делал подобные жесты, но всякий раз тревога оказывалась ложной, Анна уже привыкла к этому. Она продолжала лежать, мечтательно глядя на звезды, а я смотрел на два желтых светящихся пятнышка, прыгающих по серпантину. Наверх шла машина.
— Эй, кукушка! — крикнул я ей. — Бегом ко мне!
Анна не верила, что это едет серебристый «БМВ». Жалуясь на ноющие ножки, она медленно подошла ко мне.
— Занимай исходную позицию! — сказал я ей. — Только не надо стоять в такой позе, словно ты отработала смену на шпалопропиточном заводе.
— Лучше бы я отработала смену и пошла домой, — вздохнула Анна.
— Заправь майку в джинсы! — командовал я. — У тебя должен быть сексуальный вид.
— Для того чтобы у меня был сексуальный вид, мне как минимум надо раздеться. Но тогда он точно не остановится.
Я спустился с обочины в глубокий кювет и залег, чтобы меня не было видно с дороги.
По верхушке кипариса скользнул луч, и вслед за этим словно из-под земли на Анну выскочил «БМВ», разбрызгивая впереди себя свет, как поливомоечная машина воду. Мне показалось, что скорость у машины слишком велика, водитель не успеет затормозить и собьет Анну, если она не сойдет в сторону, но раздался пронзительный визг тормозов и вслед за этим — словесная тирада на естественном шоферском жаргоне:
— Какого черта ты стоишь посреди дороги? Если надоела жизнь, то иди лучше утопись!
— Прости, — ответила Анна. Она стояла в нескольких шагах от машины в свете фар, словно на сцене, потом сунула руки в карманы джинсов и достаточно вульгарной походкой пошла к Крокодилу. Я уже встал во весь рост и следил за ними из-за кипариса. Крокодил стоял ко мне боком, и я пока не мог незаметно подойти к машине.
— Откуда ты здесь взялась, кошка? — более ласковым голосом спросил Альгис. Он облокотился о крышу машины, вытащил из заднего кармана сигареты.
— Меня бросили, — растягивая слова, ответила Анна. — Угости сигареткой!
Она подошла к Крокодилу, двумя пальчиками взяла из его руки пачку.
— Кто ж это такую красотку бросил? — спросил Альгис, на всякий случай посмотрел вокруг и поднес к лицу Анны зажигалку.
— Мой дружок, — ответила Анна, раскуривая сигарету. — Мы с ним поцапались, и он прямо здесь высадил меня. И я не знаю, куда мне идти. Умираю — хочу чего-нибудь выпить… Послушай, у тебя случайно нет выпить?
Анна стряхнула пепел, вытянув руку с сигаретой в сторону, и совершенно непристойным движением застегнула верхнюю пуговицу рубашки на груди Альгиса. Меня даже передернуло. Где это она научилась таким манерам?
Альгис начал таять. Выпуская дым, как заводская труба, вверх, он с интересом рассматривал Анну, медленно ощупывая ее взглядом с ног до головы.
— А ведь ты не из робких, кошка? — спросил он. — Я прав? — И протянул руку к ее лицу.
Анна не успела ответить — Крокодил рухнул на капот «БМВ» от моего удара кулаком в голову. Я бил с хорошего положения и сделал довольно сильный замах, но Крокодил успел расставить руки в стороны и схватиться за дверцу, чем смягчил падение; я попытался вцепиться в его шею руками, но Альгис откинул меня ногами, спрыгнул с капота, молниеносно вытащил из-за спины пистолет и направил его в меня. Он оказался более ловким, чем я предполагал, и если бы сразу выстрелил, то все бы закончилось очень плачевно для нас с Анной. Но моя подруга, не ведающая страха, вовремя пришла на помощь. Она прыгнула на Альгиса, обхватила его руку с пистолетом, как мангуста — кобру, и рука Альгиса дугой пошла вниз. Прогремел выстрел, пуля взбила фонтанчик пыли у самых моих ног. Не дожидаясь, когда Крокодил прострелит почти новые кроссовки, одолженные мне Демчуком, я прыгнул на него и на этот раз достал до его шеи. Голова Альгиса гулко ударилась о крышку капота, по-моему, даже оставила там вмятину. Не позволяя Альгису оторвать затылок от крышки, я несколько раз впечатал кулак в его лицо.
Анна подобрала с асфальта пистолет. Она была возбуждена и желала продолжения расправы над врагом.
— Отойди! — крикнула она мне, нацеливая пистолет в голову Крокодила. — Сейчас он мне все расскажет!
Безграничной властью особенно неумело распоряжаются женщины.
Я рывком поднял Альгиса на ноги, выкрутил ему руку и снова опустил на крышку капота—на этот раз лицом вниз.
— Убери пистолет, — сказал я Анне, вытирая свободной рукой пот со лба, — И посмотри, не едет ли кто сюда.
— Считай, что ты уже покойник, — произнес Альгис, сплевывая красную слюну.
— Я уже давно так считаю, все не дождусь.
— Дождешься, — заверил Альгис.
Он знал меня и наглел: я побывал в его руках и потому не внушал страха. Мнение, которое сложилось у Альгиса обо мне, надо было менять радикально.
— Сейчас поедем в офис, — сказал я спокойно, но готовый добиваться выполнения своего приказа любой ценой. Крокодил этой интонации не заметил.
— Ничего у тебя не выйдет, — развязно ответил он. — Офис охраняется надежнее, чем зона. Обломаешь зубы. Это во-первых, а во-вторых, если я опоздаю на дачу хотя бы на три минуты, сюда нагрянут мои ребята. И они сделают тебе и твоей бабе больно.
Да простит меня Господь, я не сдержался. Развернул Крокодила физиономией к себе, схватил его, как свинью перед забоем, за уши и опустил несколько раз его лицо на свое колено.
Анна отвернулась, потом крикнула:
— Хватит, я не могу это видеть!
Я оттолкнул от себя слабеющее тело. Альгис повалился в пыль, прижал ладонь к расквашенному носу и губам.
— Это тебе за твое гостеприимство! — сказал я, сплевывая. — Но я даю тебе шанс исправиться. Сейчас поедем в офис.
— Я не должен был сегодня заезжать на поляну, — невнятно и ненамного вежливее ответил Альгис. — Я выезжал за продуктами, пойми ты это своими мозгами!
Он отнял ладонь от лица, рассматривая кровь. Я не узнавал себя. Раньше я был намного терпимее к таким людям и такой манере разговора. Я взял Альгиса за грудки, кинул его на машину.
Он ударился головой о лобовое стекло, но не разбил его, лишь вымазал в крови. Еще несколько раз я ударил его головой по крышке капота.
— А это тебе за собак!
Анна схватила меня сзади за воротник и принялась оттаскивать от Альгиса.
— Прекрати, ты убьешь его!
Но я уже иссяк, злость улеглась. Оставив Альгиса лежать на капоте, я открыл заднюю дверцу машины и стал выкидывать картонные коробки и ящики с сиденья. Там в самом деле были продукты — копченые колбасы в золотистой упаковке, головки сыра, овощи, яйца, пучки зелени, «шайбы» с селедкой. Я добрался до последней коробки и стащил ее на асфальт. Под ноги вывалились цветные мелкие коробки всевозможных размеров. На продукты это не было похоже. Анна наклонилась, рассматривая упаковки.
— Дискеты, картриджи… А это тонер для ксерокса… Вот еще дискетки — раз, два, три, четыре коробки по сто штук! Они их на зиму солят, что ли?
— Собери все эти компьютерные причиндалы и поставь коробку в машину, — сказал я Анне, затем перевел взгляд на Альгиса: — Садись за руль!
На этот раз он подчинился молча и сразу, лишь кинул взгляд на продукты, лежащие на асфальте.
Анна села на заднее сиденье рядом с коробкой. Чтобы Крокодил не слишком пялился на нее в зеркало, я разбил его булыжником. Так нам будет спокойнее и водитель будет послушнее. Я развернулся лицом к нему, оперся спиной о дверцу, ноги поставил рядом с рычагом передач.
— Погнали пчел в Одессу, мафиози! — сказал я.
Анна нежно постучала стволом пистолета по затылку Альгиса.
— Дядя, я тут, — напомнила она о себе и об оружии.
Кажется, до Крокодила дошло, что на свете есть много всяких разнополюсных сил и противодействий, помимо той, которая обитает на лесной даче Татьяны Сысоевой. И этот элементарный закон физики, судя по всему, стал для него открытием.
51
Этот поселок отличался от прочих дачных поселков тем, что здесь не было слышно лая собак. Казалось, что божественная тишина исходит от отвесных, скупо освещенных холодным лунным светом скал. Под ними, словно скальные гребни, возвышались пирамидальные крыши белокаменных домов, похожих на миниатюрные средневековые замки. Многие из них были мрачны и темны, в некоторых багровыми тонами светились узкие окошки, застекленные витражами, закованные в литые черные решетки.
Альгис сбавил газ и медленно покатил по центральной улочке, вымощенной булыжником. Он правил одной рукой, а второй прижимал платок к разбитому лицу. Анна, чувствуя себя неуютно среди скал и домов, подчеркивающих ничтожность и беззащитность человека, на всякий случай приставила ствол пистолета к затылку Альгиса. Мне же показалось, что девчонка, даже вооруженная «Макаровым», не вызовет у нашего водилы достаточно сдерживающих рефлексов, и я взял пистолет у Анны и, ни слова не говоря, сильно ткнул стволом под ребро Крокодилу. Угрозы и предупреждения в этой ситуации мало что значили. Надо было поддерживать имидж жестокого, готового на все человека — это всегда больше впечатляет.
Офис заметно отличался от соседствующих каменных замков. Это была маленькая копия лесной дачи — двухэтажный домик с белыми, выкрашенными известью стенами, деревянной лестницей, ведущей на крыльцо с козырьком, украшенным резными карнизами, с окошками, наглухо закрытыми ставнями. Совершенно нелепым элементом этой архитектурной конструкции начала века была белая тарелка спутниковой «Кросны», висящая над красной черепичной крышей словно НЛО.
Альгис остановил машину в нескольких шагах от лестницы, хотел отключить свет фар, но я перехватил его руку, продолжая рассматривать дом. Ни высокого забора, ни колючей проволоки, ни вооруженных до зубов охранников. Крокодил словно прочитал мои мысли:
— Охрана внутри.
— Сколько человек?
— М-м-м… Один.
Я с недоверием взглянул на Альгиса.
— Что ж так негусто?
— Тут дело не в количестве охранников. Перед тем как открыть нам двери, он обязательно позвонит на лесную дачу. Это сразу вызовет подозрение.
Не думаю, что Альгис в эти минуты говорил неправду.
— Разве ты не имеешь права войти сюда? — спросил я.
— В такое позднее время я сюда никогда раньше не приезжал.
— Выгрузить товар — разве это не естественная причина?
— Товар я завожу сюда с началом работы…
Если сейчас зайду в дом, это вызовет подозрение, — повторил он.
Я отключил фары. Несколько секунд мы неподвижно сидели, привыкая к темноте.
— В принципе мы можем мирно расстаться с тобой, — сказал я, — если ты будешь хорошо себя вести и ответишь на все мои вопросы.
— Я попробую, — ответил Альгис и пожал плечами.
— Где Малыгин?
— Не знаю. Я не видел его с тех пор, как вы уехали с ментами. Скорее всего он в Москве, при Милосердовой.
— Какую роль вы отвели ему? Он кто, любовник Эльвиры или киллер? А может быть, то и другое?
Альгис усмехнулся — распухшие губы шевельнулись, и это напомнило гримасу боли.
— Не знаю, любовник он или козел… Мне кажется, Милосердова использует его для самой дурной работы. А он соглашается на все. То, что он пас тебя, — это так, мелочь.
— Милосердова в последние дни не появлялась здесь?
— Нет, она в Москве.
— Естественно, вместе с деньгами?
— Насчет денег меня не информируют.
— Где Гурули?
— Не знаю. Может быть, в Ялте, может, в Симферополе. Он здесь давно не появлялся.
— За мной охотятся. Чьи это люди? Сысоевой?
— Вряд ли. Сысоева этим не занимается. Тебя рано или поздно убьют люди Гурули.
Он сказал «убьют» настолько уверенным тоном, что мне стало не по себе.
— Но Лепетихе звонила и заказывала убить меня Сысоева?
— Это был заказ Гурули. Она его просто озвучила.
— И она же потом убила Лепетиху?
— Возможно. Она больше Гурули заинтересована, чтобы на офис не упала тень.
— А чем еще занимается твоя хозяйка?
— Компьютерами… Я не вникал подробно. Тонкая материя.
— Жаль. Если бы вник, то, может быть, не было бы необходимости заходить в офис… Ну что ж, выходим!
Я отщелкнул из рукоятки пистолета магазин, убедился, что в нем достаточно патронов, и вогнал его на прежнее место. Альгис в нерешительности топтался у задней дверцы, а когда Анна вышла из машины, потянулся за коробкой, но я остановил его.
— Коробку возьмет она, — и кивнул на Анну.
Анна обратила на меня недоуменный взгляд.
— Давай, давай, милая, — ответил я. — Ты понесешь коробку, я — пистолет, а Альгис — свои грехи. У каждого свой крест.
Почувствовав, как спину гладит ствол «Макарова», Альгис опустил руки, затолкал платок в карман брюк и стал медленно подниматься по лестнице. Мы с Анной — следом за ним.
— Как зайдешь, — тихо сказал я ей, — вырони коробку у ног охранника.
Она кивнула. Мы поднялись на крыльцо к обитой железом двустворчатой двери с глазком, над которой тускло светила лампочка. На последних ступенях Альгис едва передвигал ноги и, возможно, не дошел бы до двери вообще, если бы я не двинул его кулаком по пояснице, чтобы приободрить.
— Смелей! — ласково сказал я ему. Альгис вытянул руку вверх, нащупал кнопку спрятанного за облицовочной доской звонка и надавил на нее. Из-за двери донеслось приглушенное бульканье мелодии. Звонить пришлось несколько раз, пока наконец не лязгнул замок. Но металлическая дверь не открылась — по-видимому, она была двойной. Глазок загорелся маленькой лампочкой.
— Альгис, ты? — раздался изнутри сонный мужской голос.
— Да, я, — ответил Альгис не своим голосом и покосился на меня. Он вел себя как нашпигованный шпаргалками двоечник на экзамене. Анна переступила с ноги на ногу. Она устала держать коробку.
— А чего это тебя в такое время принесло? — спросил охранник, не торопясь открыть дверь.
— Дискеты надо выгрузить, — ответил Альгис и очень неестественно кашлянул.
Заскрежетал засов, дверь приоткрылась. Немолодой охранник с помятым от сна или пьянства лицом глянул на нас.
— Кто это с тобой? — спросил он, на всякий случай закрывая собой проход.
— Приятели, — ответил Альгис. — Помогают…
«Нет, — подумал я, — он не хочет, чтобы мы с ним расстались мирно. Он не старается, он отвратительно врет, а ведь наверняка может делать это лучше».
— Я позвоню хозяйке, — ответил охранник, подозрительно глянув на нас. — Разрешит — впущу.
В одно мгновение я понял, что произойдет дальше. Охранник снова закроет дверь, позвонит на лесную дачу, скажет, что ни с того ни с сего приперся Альгис с незнакомыми мужиком и бабой. Сысоева, если не полная идиотка, сразу догадается, кто такие «мужик с бабой». О последствиях не хотелось думать.
Мне оставалось лишь кинуться на дверь с отчаянной решимостью, пробить ее своей головой, но положение спасла Анна. Не дожидаясь, когда охранник закроет дверь, она выпустила из рук коробку. Та упала у самого порога, упаковки с дискетами вывалились к ногам охранника. Закрыть дверь, не раздавив коробки, уже было невозможно.
Анна ойкнула, присела на корточки и стала торопливо подбирать товар с пола.
— Раззява! — выругался я, хотя было бы логичнее сделать это Альгису. — Руки у тебя не к тому месту пришиты!
Охранник вдруг пожалел Анну:
— Ну что вы девчонку обижаете!.. Бывает! — И наклонился, чтобы помочь.
От удара рукояткой пистолета по затылку он на секунду застыл, будто прислушивался к своим ощущениям, медленно оперся руками о пол, словно, уподобляясь гигантской жабе, хотел запрыгать, и уткнулся лицом в пол. Анна, перешагивая через него и рассыпанные коробки, первой прошла в дверь. Я подтолкнул Альгиса, который, кажется, уже плохо ориентировался в пространстве и не знал, куда ему идти.
