До того, как окончательно стемнело, я облазил весь остров и собрал все, что хотя бы теоретически могло гореть. Водоросли, щепки, пластиковые бутылочки и прочие дары моря давали не столько огня, сколько дыма, но мы с Анной, сидя рядом с нашим дикарским очагом, блаженствовали. Анна, как и подобает его хранительнице, попыталась облагородить наше жилише, развесила наши куртки по разным краям расщелины, и они не только быстро высыхали, но и в какой-то степени удерживали тепло.
      Еще недавно я мысленно посылал страшные ругательства в адрес туристов, которые оставляли на острове мусор, и, как фанат из «Гринпи-са», собирал бутылки, консервные банки, пакеты и прочую тару и отвозил в лодке на «большую землю». Теперь я проклинал себя, что так неразумно распоряжался полезными для робинзонады предметами. К счастью, в своем стремлении сохранить экологию острова я был не слишком усердным, и после недолгих поисков мне удалось найти две бутылки из-под шампанского и одну ржавую консервную банку.
      Бутылки я наполнил дождевой водой, скопившейся в круглой каменной ванне, а консервную банку вычистил песком и заварил в ней хвойного чая, использовав маленькие кусочки от ветки крымской сосны. Анна пила этот «чай» с нескрываемым выражением отвращения на лице, но все же осилила полную банку, а потом призналась, что согрелась настолько, что может даже искупаться в море.
      Относительно купания в море у меня сложилось стойкое неприятие: я даже думать не мог о воде, волнах, брызгах и соленом привкусе во рту, но тем не менее не видел никакого иного способа возвращения на берег, кроме как по воде. Было заметно, что шторм выдыхается, ветер слабеет, а на закате, пробив плотный слой туч, засветилась тонкая малиновая полоска. Если завтра погода наладится и море пригладит штиль, то мне придется добираться до берега вплавь. Шесть километров без ласт — работа адская, но я доплыву. Анне придется лишь дождаться, когда я выползу на берег, дойду до причала, возьму лодку или «Ямаху» напрокат и вернусь за ней.
      Я еще не думал о том, как встретит меня берег. Ясно было одно: для Гурули я представлял собой точно такую же бомбу, какую он подложил в трюм «Ассоли». Весть о трагедии с яхтой, которая якобы везла деньги вкладчиков, наверняка уже дошла до редакций газет и телевидения. Гурули, которого народ считал благодетелем, поменяет имидж и превратится в мученика, страдальца, ставшего жертвой террористического акта. Но не надолго. Пока я не воскресну из мертвых.
      Анна лежала в метре от костра и подкидывала в него щепки. Едкий дым разъедал глаза. Анна заливалась слезами, но все же не хотела пересаживаться куда-нибудь подальше от живительного тепла, Я сидел напротив нее, прислонившись спиной к стене, и пил маленькими глотками свою порцию «чая». Мы молчали, оттягивая ту минуту, когда кому-то из нас надо будет начинать разговор о главном. Это было неосознанное стремление сохранить эти блаженные минуты покоя, иллюзию благополучия и безмятежности. Я вздохнул и отставил банку в сторону. Анна поняла меня.
      — Кирилл, — сказала она, — ну почему нам с тобой так везет? Почему мы не живем как все нормальные люди?
      — Ты, — поправил я ее. — Ты не живешь как все нормальные люди, потому что связалась со мной.
      — Да, — согласилась она. — Это мой крест. Но я тебя не выбирала. Мне дала тебя судьба. Я не могла и не могу ничего изменить.
      — Не можешь или не хочешь?
      — Ты спрашиваешь об этом таким тоном, словно хирург у трусливого пациента, который никак не может решиться на операцию.
      — Разве ты считаешь себя трусливым пациентом?
      — Я считаю, что ты хирург и тебе не терпится взмахнуть скальпелем, чтобы сразу решить нашу проблему.
      — Я стараюсь одним махом решать любые проблемы, — ответил я. — Но ты, кажется, ушла от темы.
      Анна кивнула.
      — Да. Каждый из нас хочет говорить на ту тему, которая его в большей степени волнует. Это нормально. Так, собственно, и должно быть.
      В ее голосе было столько неподдельной грусти, столько нежности и любви, что я не выдержал, сел ближе к ней и обнял ее за плечи. Я понял: еще минута такого настроения — и она заплачет.
      — Говорить надо о том, что в данный момент важнее, — сказал я, гладя ее, как ребенка, по голове. — Когда мы очутимся в тени виноградника на моей даче, сядем за стол, выпьем по стаканчику «Сурожа», тогда и поговорим о проблемах наших отношений — если проблемы, конечно, стоят того. А пока мы пьем кипяток из консервной банки на необитаемом острове, лучше поговорить о том, как отсюда поскорее выбраться.
      Анна взяла мою ладонь, прижала к своим губам, затем повернула ее к свету костра и стала водить по ней пальцем.
      — Линия жизни короткая, раздвоенная… Холма Венеры нет вообще — утонул в мозолях… — Она опустила мою руку себе на колено. — Ты хороший мужик, Вацура. Только в самом деле ничего не понимаешь в женщинах. И это твой самый большой недостаток. Мне не нужны твоя дача под виноградником и твой стол вместе с «Сурожем». И пусть будет этот необитаемый остров, пусть в кружке кипяток…
      Она замолчала, сглотнула, покрутила головой, будто больно стало в горле.
      А через минуту уже спокойным и бесцветным голосом она рассказывала о том, что ей удалось увидеть и узнать в те дни, когда, казалось, между нами уже нет и никогда не будет ничего общего.

* * *

      Анна призналась: она сначала делает, потом думает и исправляет сделанное. Со мной подобное тоже иногда случается, потому я прекрасно ее понял и, естественно, не стал осуждать. Ревность стала искрой, воспламенившей в моей отчаянной подруге целое море горячих чувств. Особенно ее задело то, что я спокойно реагировал на откровенное ухаживание Леши.
      Правда, эмоции отвергнутой любовницы улеглись в ней сразу, как только меня на ее глазах увезли в милицию. Она разыскала Лешу, сообщила ему эту ужасную новость и помахала ему ручкой, несмотря на то, что Леша предложил Анне немедленно поехать в отделение и добиться свидания со мной. Чтобы он не догадался о ее планах, она устроила ему что-то вроде вялотекущей истерики, сказала, что нас обоих видеть не может, хлопнула калиткой и в этот же день уехала в Симферополь, где смогла взять авиабилет лишь на двадцать пятое, и три дня вынуждена была жить в гостинице аэропорта. Но это оказалось кстати — она побывала на похоронах Эльвиры.
      Анна, уверившись в том, что я загремел за решетку всерьез и надолго, не стала делать бессмысленных, на ее взгляд, попыток встретиться со мной, со следователем и, что точно соответствовало ее темпераменту и решительности, взялась за расследование самолично. В отличие от меня она в первую очередь ухватилась за фигуру, которую я вообще не принимал во внимание, — за Германа Милосердова, брата «покойной».
      Впервые Анна увидела его на похоронах, где мы с ней могли запросто встретиться. Брат великой гуманистки был низкорослым пухленьким мужчинкой» с пышными кудряшками над ушами, отчего его лицо казалось неправдоподобно широким. Очки с мощными линзами совершенно деформировали его невыразительные глазки, и казалось, что они постоянно наполнены слезами. Губки Германа были влажными, оттого блестели на солнце, словно были намазаны бесцветной помадой. Вокруг него крутились охранники, и рядом с ними Милосердов напоминал упитанного и балованного мальчика, которого для развлечения привели на кладбище посмотреть на плачущих дядей и теть.
      По удачному стечению обстоятельств Анна летела в Москву тем же рейсом, что и Милосердов. Некоторое время она наблюдала за ним, спрятавшись за шторкой, отделяющей салон от тамбура, где располагались туалеты. Герман с удовольствием пил шампанское, листал журналы, что-то подсчитывал на калькуляторе, а потом спал, положив голову на плечо услужливого охранника.
      Во Внукове, не задерживаясь у сектора выдачи багажа, Милосердов пошел к выходу. На площади его встречала группа мужчин, одетых в плащи — погода была прохладной, шел дождь. Со многими Милосердов целовался и обнимался. Он шутил, улыбался, растягивая толстые губы во всю ширину лица, и совсем не был похож на человека, вернувшегося с похорон сестры. Именно в тот момент Анна поняла, что находится на правильном пути. Кто-то из охранников раскрыл над Милосердовым зонтик. Черный лимузин сделал круг и притормозил рядом.
      Анне стало ясно, что сейчас может надолго потерять следы Германа, и, расталкивая людей, она кинулась к лимузину. Охранники, увидев бегущую к ним на каблуках-шпильках девушку, как по команде повернулись к ней, выставляя вперед замаскированные под пиджаками бронежилеты. «Герман Леонидович! — крикнула Анна, повиснув на руках охранников. — Я корреспондент газеты „Деловой мир“! Позвольте мне задать вам несколько вопросов!.. Да отпустите же вы меня!»
      Герман Леонидович, с некоторой опаской понаблюдав за Анной, не сразу дал команду охранникам пропустить ее к себе. «Кто вы, из какой газеты?» — уточнил он. Анна, поправляя сбившуюся прическу и юбку, повторила. «А какие вопросы?» — спросил Милосердов. «Я веду раздел криминальной хроники», — не совсем удачно соврала Анна. «Боюсь, что не смогу быть зам полезен, — прошлепал мясистыми губами Герман. Если вы имеете в виду трагический случай с моей сестрой, — тут он деланно нахмурился, попытался постареть лицом, но смог лишь слегка покраснеть, — то никакого криминала не было. Это была ее роковая неосторожность… Так в своей газете и напишите»
      Понимая, что она не знает чего-то важного, опаздывает за развитием событий и что надо срочно исправлять положение, Анна закричала: «Вы неправильно меня поняли, Герман Леонидович! Я вовсе не собираюсь писать о криминале, и о вашей сестре не собираюсь писать. Мне нужны материалы для очерка о благотворительной миссии акционерного общества, которое ваша сестра возглавляла».
      Милосердов недолго размышлял, достал из нагрудного кармана бумажник, оттуда — визитку. «Эта неделя у меня занята. Позвоните мне в офис не раньше первого сентября», сказал он и, повернувшись, сел в машину. Анна проводила взглядом лимузин и следующий за ним эскорт иномарок и посмотрела на визитку. На черном глянцевом картоне серебряными буквами с завитушками и вензелями было написано: «ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ОБЩЕСТВЕННОГО КОМИТЕТА ЗАЩИТЫ ПРАВ АКЦИОНЕРОВ МИЛОСЕРДОВ ГЕРМАН ЛЕОНИДОВИЧ». А ниже —колонка номеров телефонов и факсов.
      Тогда Анна еще не догадывалась и не могла догадываться, что сестра Германа не почивает в гробу, а продолжает жить и здравствовать, только под другой фамилией. Но интуиция подсказывала, что удача улыбнулась ей и она ухватила за хвост крупного зверя, косвенно или напрямую виновного в том, что меня несправедливо оклеветали и загребли в милицию.
      Подобные моменты уже не раз бывали в жизни Анны, когда она включала форсаж, не позаботившись о собственной безопасности и не подготовив на всякий случай пути отхода. История называет это явление головокружением от успехов. У Анны голова не просто закружилась. Во имя моего спасения ее понесло на такие подвиги, какие я совершил бы лишь по отношению к родным или очень любимым мной людям.

      Неделя в той ситуации — срок для Анны немыслимый. Ее хватило только на два дня ожидания. Одевшись так, как, по ее мнению, должна выглядеть корреспондент газеты, и прихватив с собой плейер вместо диктофона. Анна направилась в офис Милосердова на Садово-Кудринской.
      Маленькая, кругленькая, как колобок, секретарша, словно нарочно подобранная под параметры Милосердова, с трудом оторвала замаскированные тушью глаза от экрана монитора и односложно ответила: «Германа Леонидовича нет». — «А когда он будет?» — поинтересовалась Анна. Секретарша не могла снизойти до того, чтобы ответить сразу. Она поджала свои пухлые губки, засопела носиком и с раздражением пропела: «Ну, девушка, сколько вам можно повторять, что его нет и сегодня не будет! Не отвлекайте меня своими вопросами… Господи, работать спокойно не дадут!» — «Он мне сам назначил встречу», — сдерживая себя, ответила Анна и положила на стол перед секретаршей визитку Милосердова. Не опуская головы, колобок скосила глазки, мельком взглянув на визитку. «Так вы не вкладчица?» — едва потеплевшим голосом уточнила секретарша. «Я корреспондент газеты». — «Нет, я не могу, — голосом профессиональной скандалистки проворчала секретарша, открыла ящик стола и достала оттуда сигареты и пепельницу. — Назначает встречу, сам же о ней забывает, меня не предупредил, с ума сойти можно… У него сегодня свадьба, девушка. Я не понимаю, как он мог назначить вам встречу? Вы знаете, где Суворовский бульвар? Вы вообще москвичка?.. Тогда найдете. Центральный Дом журналиста, это на пересечении бывшего Калининского и Суворовского бульвара. Там его ищите, может быть, он с вами поговорит».
      Свадьба Милосердова? Два дня спустя после похорон сестры? Это было что-то из ряда вон выходящее. «Хотя… у богатых свои причуды», — думала Анна, отправляясь в Дом журналиста и скупая по дороге с прилавков всевозможные газеты.
      В вестибюль Дома журналиста она прошла свободно, объяснив вахтенным, что интересуется книгами, которые продавали здесь же, но в ресторан ее не пропустили вежливые качки. Она села на диван, откуда был хорошо виден вход в ресторан, раскрыла газету и, просматривая статьи, наблюдала за людьми.
      Так прошел час. За это время из банкетного зала лишь один раз вышла группа хорошо одетых мужчин и женщин. Они постояли тесным кругом в центре вестибюля, огражденные от внешнего мира живой оградой из охранников, покурили, посмеялись. Анна сразу узнала среди них Милосердова. В одной руке он держал бокал, а другой обнимал за плечи довольно симпатичную молодую женщину в ярко-красном костюме. Она мало походила на невесту, но тем не менее окружающие ее люди протягивали к ее бокалу свои и поздравляли с законным браком.
      Когда группа снова скрылась за дверями банкетного зала, Анна вернулась к чтению газет и неожиданно узнала новость, которая ее ошеломила. В небольшой заметке под рубрикой «Политика» говорилось о том, что «дело о скандальном убийстве в Крыму сестры известного борца за права обманутых вкладчиков и кандидата в депутаты Госдумы Германа Милосердова закрыто в связи с отсутствием состава преступления. Все подозреваемые отпущены из-под стражи. Следствие пришло к выводу, что Эльвира Милосердова погибла в результате несчастного случая».
      В первое мгновение Анна почувствовала, как гора свалилась с ее плеч. Какое счастье — я на свободе! Следом за этим — чувство досады. Зря, выходит, она торопилась уехать в Москву, зря выслеживала Милосердова и тратила на него время и нервы. Анна даже тихо рассмеялась над собой, быстро встала и вышла на улицу. Первое желание — немедленно вернуться ко мне в Судак — сменилось грустной усталостью и пустотой в душе. Хотела помочь мне — и то не получилось. «Зачем я ему там нужна? — думала Анна, идя по дорожке бульвара. — Он никак не отреагировал, даже когда я соврала ему, что выхожу за Лешу замуж».
      Для Анны не было ничего мучительнее, чем отсутствие цели. Еще полчаса назад она была полна энергии, перед ней стояла трудная, но замечательная цель. И вдруг все в одночасье рухнуло.
      Анна села на скамейку. Это было смешно, абсурдно, но она чуточку жалела, что дело Милосердовой прикрыли, а меня выпустили из-под стражи. Необузданное желание совершить иодвиг во имя любви ко мне заставило Анну думать и поступать, казалось бы, вопреки логике. «А этот колобок-губошлеп — подозрительная личность, — думала Анна, придираясь к образу малознакомого человека, как жандарм. — Надо же, в депутаты Госдумы метит! Председатель общественного комитета защиты прав акционеров. А сестра — генеральный директор акционерного общества. Одна обирает население, другой защищает их права. Мафия »
      Нет, тут что-то не то, продолжала она размышлять, но все еще никак не могла ухватиться за какое-нибудь явное несоответствие, за серьезную логическую ошибку. Что-то не то. С сестрой произошел несчастный случай, а этот говнюк даже не отменил свою свадьбу. И в аэропорту он был весел. Такое ощущение, что он не сестру хоронил, а невесть кого.
      Анна тогда еще не знала, что была совсем близка к истине, которую я откопал несколькими днями раньше.
      На следующий день она заехала к своей подруге Кристине, работающей в Бирюлевском районном загсе. «Послушай, Кристинка, — сказала Анна после того, как подруги обменялись последними новостями, — есть ли у тебя доступ к информации о браках в Москве?» — «Ты собираешься замуж?» — спросила Кристина. «Нет, замуж я пока не собираюсь. Меня интересует личность молодой жены одного моего старого знакомого». — «Ну, милочка, я от тебя тащусь! Странные у тебя интересы, — ответила Кристина, с прищуром глядя на Анну и глубоко затягиваясь сигаретой. — А что именно тебя интересует?» — «Все!» — уклончиво ответила Анна.
      Кристина недолго думала. «Услуга за, услугу, — сказала она. — Я поищу информацию, которая тебя интересует, а ты позвонишь моему козлу и скажешь, что с субботы на воскресенье я ночую у тебя». — «А нельзя выполнить какую-нибудь услугу, но только без вранья?» — задала наивный вопрос Анна.
      Кристина усмехнулась, плавным движением поднесла к ярко накрашенным губам сигарету, словно хотела поцеловать фильтр. «Без вранья? — переспросила она, дутой выгибая тонкие брови. — Тогда может быть, ты расскажешь сказку о своем старом знакомом кому-нибудь другому?»
      Анне очень хотелось послать подругу куда-нибудь далеко. Она хорошо знала мужа Кристины, и ей было неприятно звонить ему и говорить неправду. Но выхода не было.
      «Хорошо, — согласилась Анна. — Я позвоню Володе и скажу ему, что ты ночуешь у меня». — «Вот и лапочка!» — улыбнулась Кристина, вынула из стола связку ключей и кивнула Анне.
      Они подошли к двери соседнего кабинета, Кристина открыла ее ключом, приложила палец к губам, показывая, что надо соблюдать тишину, и зашла внутрь. Это была небольшая комната с компьютерами. «Ух, и влетит мне за это!» — сказала Кристина, подчеркивая высокую стоимость ее услуги, села перед монитором, включила тумблер и, дождавшись, когда компьютер загрузится, вошла в сеть.
      «Как фамилия твоего старого знакомого?» — с нескрываемой насмешкой спросила Кристина, не отрывая глаз от экрана. Анна ответила. Кристина набрала фамилию в строке запроса и нажала на ввод. «А в каком районе регистрировался брак?» — «Не знаю», — пожала плечами Анна. «Это сложнее, — вздохнула подруга, давая понять, что стоимость услуги стремительно растет. — Придется входить в центральный банк данных… Ох, намылят мне шею за это!»
      Анна видела, что Кристина нарочно входит в банк данных каким-то окольным путем, по нескольку раз проводя и отменяя одну и ту же операцию, но не показывала своего раздражения, терпеливо дожидаясь, когда компьютер выдаст информацию о регистрации брака Милосердова. Наконец экран вспыхнул салатовым цветом, и по нему побежали строки. «Милосердов Герман Леонидович, — вполголоса стала читать Кристина. — Тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения, город Москва, прописан но адресу: Усачева, дом двадцать один дробь семь, квартира семь. Русский… М-гм, надо же!.. Брак зарегистрирован Москворецким отделом загса двадцать седьмого августа сего года, о чем в книге регистрации актов… Так, это неинтересно… Вот! Брак зарегистрирован с гражданкой Васильевой Татьяной Игоревной, тысяча девятьсот семидесятого года рождения, место рождения — город Кемерово, прописана… Ну, это тоже неинтересно… » — «Вот это как раз очень интересно. — перебила ее Анна и сама дочитала до конца: — Прописана: город Кемерово, улица Чекистов, дом два, квартира шесть, комната тринадцать квадратных метров… — Должно быть, это комната в коммуналке, решила Анна. — После заключения брака присвоены фамилии: мужу — Милосердов, жене — Милосердова».
      «Послушай, — сказала Кристина, отодвигаясь от экрана. — С чего бы этот твой офигенно крутой знакомый женился на какой-то курице из Кукуевска? Я тащусь от твоих знакомых, милочка!» — «Она дочь крупного угольного магната», — солгала Анна, но не удержалась от улыбки. «Ага, — кивнула Кристина, выключая компьютер. — Дочь магната, а живет в коммуналке. Об этом расскажешь психиатру».
      Они распрощались. По словам Анны, у нее даже голова разболелась от полученной информации. «Конечно, конечно! — говорила она самой себе. — Это несоответствие видно невооруженным глазом. Так, к сожалению, не бывает, это только в сказке богатый принц женится на бедной провинциалке с добрым сердцем. Я выясню, кто такая эта таинственная Татьяна Игоревна Васильева, из-за которой настроение Милосердова не омрачила даже смерть родной сестры».
      Мы с Анной шли разными путями, но в итоге пришли к одному выводу. Анна сделала его в Кемерове.

* * *

      Отпускные деньги, предназначенные на траты в Судаке, оставались практически нетронутыми, и Анна, распрощавшись с Кристиной и выйдя из загса, в ближайшей железнодорожной кассе взяла билет на Кемерово. Утром следующего дня она выехала с Казанского вокзала, а двое суток спустя в четвертом часу по местному времени уже ехала по городу в такси на улицу Чекистов.
      Коммуналки выгодно отличаются от отдельных квартир только в том отношении, что у людей, проживающих там, всегда имеется неистощимая информация на своих соседей. Анна поднялась по прогнившей, почерневшей от поломоечных тряпок деревянной лестнице на второй этаж, где стоял невыветриваемый запах кошачьей мочи, плесени и канализации, остановилась перед дверью, по обе стороны которой, словно тараканы, притаились кнопки звонков. Фамилий под кнопками не было, лишь номера комнат. Анна нажала на первую сверху.
      Раньше Анне казалось, что в коммуналках живут только старушки или спившиеся мужики в рваных майках. Но ей открыл молодой мужчина с длинными волосами, перехваченными сзади шнурком, в жилетке поверх черной футболки и бежевых брюках. В мочке уха сверкали многочисленные кольца из белого металла, с шеи свисали разнокалиберные цепи. В левой руке он держал художественные кисти, похожие на горящие свечи. Мужчина вполоборота повернул голову, будто хотел рассмотреть лицо Анны с разных ракурсов, слегка наморщил высокий лоб и тихим голосом, с придыхом, что придавало ему оттенок некоей загадочности и интимности, спросил: «Вы ко мне, сударыня?»
      Анна растерялась. Она вдруг подумала, что ошиблась адресом, что невнимательно переписала его с экрана компьютера и пришла совсем не туда, куда хотела. «Простите, — ответила она, — я ищу свою подругу… Кажется, я ошиблась квартирой». — «Но почему же? — красиво улыб!гулся мужчина. — Может быть, вы попали именно туда, куда хотели. Как зовут вашу подругу?» — «Татьяна. Татьяна Васильева». — «Нет. Вы не ошиблись. Татьяна живет здесь. Точнее, жила. — Он сделал шаг назад, открыл дверь шире. — Прошу!»
      Анна вошла в темный и неимоверно узкий коридор, стараясь не задеть висящие на стенах велосипеды, санки, тазы, и тотчас едва не получила по лбу распахнувшейся дверью туалета, откуда вышла древняя старушка и, толкнув мосластым плечом Анну, прошаркала куда-то в темноту. Мужчина, понимая, что это зрелище может вызвать, небольшой шок, пояснил; «Да-да, не очень красиво. Но я здесь не живу. Здесь моя мастерская. Прошу!»
      Он провел Анну вперед, толкнул дверь и сделал жест рукой, приглашая войти. Анна зажмурилась от яркого света. Маленькая комната, где из мебели были лишь разложенный диван, небольшой круглый столик да членистоногий этюдник с холстом на подрамнике, была насыщена запахами масляных красок и дешевых цветочных духов. На диване поверх смятой красной скатерти сидела совершенно голая девушка. Ничуть не смутившись от появления Анны, она оценивающе оглядела ее с ног до головы и остановила взгляд на лейбле ее джинсов.
      «Простите, — сказал мужчина, внимательно рассматривая глаза Анны, словно угадывая се мысли, — я сейчас работаю, но могу уделить вам немного времени».
      «Мне одеваться, Жорик?» — растягивая слова, певуче произнесла натурщица. «Накинь халат и приготовь кофе, — ответил Жорик и снова повернулся к Анне: — Садитесь на диван… К сожалению, стульев нет, я их вынес и оставил лишь то, что нужно для работы… Выпьете чего-нибудь?»