Все в принципе соответствовало действительности, и я был абсолютно спокоен. «Жигуль» заехал в темный двор, огороженный бетонными стенами, пестрящими оскорбительными для милиции надписями. Сержант завел меня в тоскливое здание с запыленными стеклами и провел на второй этаж. Следователь, толстый молодой человек с рыхлым землистым лицом, заваривал чай. Он приветливо кивнул мне и указал на стул.

– Что? Второй раз на свет родились? Натерпелись страху? – спросил он, добавляя в заварник сушеные корки апельсина.

– Если бы это я выступал на сцене, то натерпелся бы, – ответил я, стараясь сразу определиться в том, кто есть кто.

– Как это понять? – жизнерадостно спросил следователь, тонкой струйкой наливая желтенькую водичку в стакан. – Вы же Вацура Кирилл Андреевич, я не ошибся?

Он сел за стол напротив меня, сдунул с него крошки и поставил посредине стакан.

– Не ошиблись, я – Кирилл Вацура. Но на сцене в «Балаклаве» выступал другой человек.

Тень недовольства и разочарования пробежала по нездоровому лицу следователя. Он взял стакан, с шумом отхлебнул и сморщился.

– Это не чай, потому не предлагаю, – сказал он. – Лечебные травки. У меня каждое лето страшнейшая аллергия – лицо опухает и дышать тяжело. Никак не пойму на что. Может, на приезжих?

Он усмехнулся и наконец поднял на меня усталые бесцветные глаза, похожие на бельма.

– Так кто выступал на сцене в «Балаклаве»?

– Не знаю. – Я пожал плечами. – Неизвестный мне человек.

– Неизвестный мне человек, – словно эхо повторил следователь, сделал еще глоток из стакана, несильно шлепнул по столу и встал. – Неизвестный мне человек…

Он открыл сейф, недолго искал в нем какую-то бумагу, положил ее передо мной.

– Вот список уголовных дел, которые переданы в суд следственными группами из отдела по борьбе с экономическими преступлениями, – пояснил он, шлепая мясистой ладонью по бумаге. – Двенадцать дел. И все обвиняемые говорили то же самое, что сейчас говорите вы: «Это не я торговал на пляже тухлой воблой, а кто-то другой, похитивший мой паспорт… Это не я организовал посредническую контору по сдаче жилья, а самозванец… Это не я, а мой заклятый враг зарегистрировал кафе на мое имя…»

– Но я действительно не выступал ни в Евпатории, ни в Севастополе.

– Понимаю, – кивнул следователь и снова отпил из стакана. На этот раз он проглатывал лечебное зелье мучительно долго, и я даже начал опасаться, как бы его не стошнило. – Понимаю… Никому не хочется платить налог с прибыли…

– Еще раз повторяю, – перебил я его. – Ни вчера, ни сегодня я не выступал перед публикой со сцены.

– А когда выступали?

Я решил, что следователь во всем осведомлен, и не стал лгать себе в ущерб. Как потом выяснилось, напрасно.

– Позавчера. В летнем театре дома отдыха «Изумруд». Но не за деньги. А просто так. Выручил приятеля.

– Вот видите, – вздохнул следователь. – Все-таки выступали… Неужели вас настолько душит жаба, что вы готовы лгать, изворачиваться, лишь бы не платить налог? Неужели те жалкие деньги, которые вы пытаетесь сэкономить, заменят вам покой и чистую совесть?

– Вы принуждаете меня клеветать на самого себя, – сказал я.

– Клеветать на самого себя… – повторил следователь, обошел меня и, упершись руками в стол, взглянул исподлобья. – Клеветать на самого себя… Своим упрямством, Кирилл, вы ставите препоны оперативно-следственной работе. Вы отказываетесь дать свидетельские показания, которые могут пролить свет на преступление. Вы невольно потакаете преступнику! В «Балаклаве» была предпринята попытка террористического акта. Это очень серьезно! Нам важна любая информация по этому делу.

– Я все понимаю, но в «Балаклаве» я не выступал.

Следователь побледнел. Его челюсть отвисла, словно его рот наполнился противным лечебным чаем.

– С каким удовольствием я размазал бы тебя по стенке, – процедил он с неожиданной ненавистью.

– Попробуй, – предложил я ему.

Он швырнул мне лист бумаги с мелким печатным текстом и ручку.

– Это подписка о невыезде! – объявил он. – Ты влип как минимум по двум статьям: уклонение от уплаты налогов и незаконное предпринимательство! Я постараюсь еще что-нибудь на тебя навесить!

Я подписался и встал. Моя информация о самозванце, которую я мысленно заготовил и тщательно отредактировал, оказалась невостребованной. Еще до встречи со мной следователь выстроил стройную схему расследования, в которой мое выступление в «Балаклаве» не подвергалось сомнению. Своим упрямством я ломал эту схему, чем очень злил следователя.

Но что поделаешь? С истиной тяжело работать. Она свободолюбива и никому не подчиняется.

Глава 7

Информация устарела

Я не стал расстраивать Ирину и не сказал ей о подписке. Но она заметила, что настроение у меня уже не то, хотя я изо всех сил старался скрыть это.

– Ты рассказал о том, что кто-то выступает под твоей фамилией? – спросила Ирина, внимательно глядя на меня.

– Да, конечно, – ответил я, выруливая с обочины на шоссе. – Следователь пообещал разобраться и доложить мне.

– Хорошо, если он сделает это быстро.

– Можешь не сомневаться…

Оставшуюся часть пути мы говорили о всякой отвлеченной чепухе, но наше общение оставалось напряженным, и неестественный смех Ирины, и ее тревожные взгляды, которые она кидала на меня, выдавали ее внутреннее беспокойство.

Я подвез ее к подъезду и не трогался с места до тех пор, пока в окне ее квартиры не вспыхнул свет.

Несколько часов до рассвета не содержали в себе ничего примечательного, разве что меня терзала бессонница и смутное чувство тревоги. В половине четвертого я проделал маршрут от кабинета, где безуспешно призывал царицу снов Мэб, до кухни. Заглянул в холодильник, открыл бутылку ледяного пива, сделал два глотка и поплелся обратно. В четверть шестого я повторил этот же маршрут, но на сей раз допил пиво до конца. Где-то около шести, когда под окнами зашуршали метлы дворников, я заснул.

Не знаю более эффективного способа для быстрого выхода из сонного оцепенения, чем бег трусцой. Погода выдалась прекрасной, ненастье ушло со всеми моими неприятностями, и жаркое солнце, поднимающееся над горами, оповестило меня о продолжении прерванного отпуска. За полчаса до встречи с Ириной я облачился в легкий тренировочный костюм и побежал к морю. По пути я купил местную газету «Приморский бульвар», просмотрел ее на бегу, но маленькая заметка, подверстанная под рекламный блок, заставила меня перейти на шаг, а потом остановиться.

В заметке вкратце сообщалось о вчерашнем происшествии в «Балаклаве», о том как «неизвестный выстрелил по сцене из автоматического оружия», после чего «в зале началась паника». Здесь не было для меня ничего нового, но вот второй абзац заметки содержал информацию, которая прибавила мне оптимизма: «По горячим следам милицией были задержаны двое подозреваемых, 35-летний торговец рынка и приезжий из Харькова, у которого была обнаружена автоматная гильза…» Это была исчерпывающая информация. Меня ничто больше не интересовало – ни мотивы, которые заставили подозреваемых палить из автомата по сцене, ни их криминальное прошлое, ни связи, ни источники финансирования. Главное, что в деле появились самые главные фигуры, значит, у следователя должен стремительно угаснуть интерес ко мне.