Там он купил дешевый китайский диктофон, пару кассет и комплект батареек. Очередь у кассы автостанции была не слишком длинной, зато шумной и скандальной, потому как время от времени к окошку, расталкивая старух, протискивался какой-нибудь бессовестный гражданин. Клим включил диктофон и встал в конец очереди. Дойдя до окошка, Клим вышел из очереди и снова встал в ее конец. Так он сделал раз десять или даже пятнадцать и за это время придумал новых героев – Чемодана, Сумку и Свинью В Мешке. Похождения новых героев настолько завладели фантазией Клима, что он не заметил, как странно смотрят на него люди, как они перешептываются, показывая на него, и крутят пальцем у виска.

Глава 12

Чтобы переписать на бумагу две кассеты, Климу пришлось просидеть за столом до позднего вечера. Испачкав словами кучу бумаги, он почувствовал себя так, словно разгружал вагон с углем. Правая рука отсыхала. Пальцы не слушались. Зато были готовы два отрывка с целой галереей новых героев. Помимо Чемодана и Свиньи В Мешке, в романе стали фигурировать Гнилое Яблоко, Грудинка и Окорок. К Климу зашел Кабан и напомнил, что пора собираться в «Алик», но Клим отказался и отпустил телохранителя до утра. Сам устроился в кровати и стал смотреть телевизор. Прыгая с канала на канал, он случайно наткнулся на какую-то женскую программу, темой которой было «Как охмурить мужчину», и главным консультантом была известная писательница Элеонора Фу. Раньше Клим ни за какие деньги не стал бы смотреть подобное, но сейчас он вдруг почувствовал, как зарождается и трепещет в его душе неизведанное еще чувство ревности и зависти. Он сделал звук погромче и до конца передачи не отрывал взгляда от тучной фигуры именитой писательницы.

Элеонора Фу сидела на двух стульях сразу, накрывая их собой, словно наседка яйца, и все время, как белочка, поедала орешки, которые лежали перед ней в хрустальной розетке. У нее был необыкновенно тоненький для ее габаритов голосок; трещала она без умолку, не давая ведущей слова вставить, и всем подряд раздавала советы, как раз и навсегда приручить к себе мужчину. Литераторша объясняла наивным зрителям, что мужчины – это однотипные, примитивные существа, поступками которых руководят лишь элементарные животные инстинкты. Держалась Элеонора Фу очень уверенно, и если в зале подавал голос какой-нибудь оппонент, она с ходу затыкала ему рот своим авторитетным мнением.

Эта могучая женщина очень впечатлила Клима. Во-первых, она слегка напоминала ему милиционерскую жену, что вызывало у него томительные воспоминания. А во-вторых, она была писательницей, знаменитой писательницей, основательно и тяжело восседавшей на вершине той профессиональной иерархии, по которой Клим только-только начал взбираться. «Вот это да! – с завистью думал Клим. – Какая силища! Какая масса! Все ее слушают, все ее почитают! Какие, должно быть, строгие и умные фразы в ее книгах! Сколько философии и жизненного опыта аккумулировано в них! Как долго, должно быть, она училась этому великому искусству – писать романы!»

Клим изо всех сил принялся изгонять робость из своей души, отчаянно убеждая себя в том, что он тоже писатель и взрастает на том же поле, где когда-то выросла и поднялась над народами замечательная Элеонора Фу. Уснул он в тот момент, когда это убеждение начало прочно обосновываться в его голове, и приснилось ему, как звездная писательница ведет его за руку на высокую гору по узкому живому коридору и им рукоплещут Толстой, Чехов, Бунин, Гоголь, Тургенев, Достоевский и другие бородатые и бритые мужи, ни лиц, ни фамилий которых Клим не знал.

Проснулся Клим с гордым осознанием своей причастности к некоему могущественному обществу избранных. Сон не выходил из его головы. Ему казалось, что он до сих пор чувствует теплую и мягкую ладонь Элеоноры Фу, которая вела его по склону вверх. Именно этот склон более всего запал в душу Климу. «Это была моя жизнь, – думал он, сосредоточенно полируя щеткой зубы. – И я должен выбрать, куда идти. Вверх или вниз…» Клим настолько погрузился в размышления о направлении движения, что невольно стал двигать щетку вверх-вниз. Конечно, вверх, к сияющей вершине славы! Туда, где восседает маститая писательница, знающая ответ на любой, самый животрепещущий вопрос жизни.

Кабана в своем номере не было, дежурная по этажу сообщила, что он вообще не ночевал. «Буду штрафовать!» – решил Клим и, едва переступив порог гостиницы, налетел на поцелуй Тани.

– В областном издательстве вышла ваша книжка! – радостно сообщила она. – В редакцию привезли несколько экземпляров! Как я мечтаю, чтобы вы мне ее подписали! Михалыч говорит, что успех необыкновенный. Весь тираж уже разошелся!

Она едва поспевала за Климом, в необыкновенном возбуждении пересказывая ему в мельчайших деталях хронологию сегодняшнего замечательного утра. Клим тоже был взволнован, первая книга на шаг приближала его к сияющей вершине. Она стала пропуском на гору славы, мандатом писательской квалификации. Но он старался не выказывать своего восторга, ибо маститому писателю претит ликовать от такого рутинного пустяка, как выход в свет очередного литературного шедевра.

– Привет живому классику! – поздоровался Иван Михалыч, когда Клим в сопровождении Тани вошел в кабинет.

Редактор не стал по своему обыкновению выходить из-за стола с протянутой рукой. Вместо этого Иван Михалыч поднес к своему лицу маленький, изящный, никелированный фотоаппарат и предупредил:

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.