Тогда мы не знали, как нам повезло. Остановить на шоссе машину в Аргентине очень трудно, иногда можно простоять несколько часов. "Тормозятся" почему-то в основном водители итальянского происхождения.
      Мы помчались на восток по прекрасному шоссе. Горы вскоре кончились, и потянулась ярко-золотая степь. По временам через дорогу, словно заводные игрушки, перебегали волосатые и карликовые броненосцы (Chaetophractes и Zaedyus). У нашего шофера Тони денег почему-то тоже не оказалось. Но он смело подруливал к бензоколонкам, показывал мою Индульгенцию, говорил, что везет важную делегацию, и заправлялся в долг. По мере удаления от Анд ветер все усиливался, и я с радостью подумал, что наконец-то добрался до места, где мокрые шмотки будут быстро сохнуть. В большинстве районов континента это проблема.
      В одном месте мы остановились, чтобы посмотреть Пещеру Рук (Cueva de los Manos).
      Много тысяч лет назад местные жители украсили ее своды самым древним в Новом Свете рисунком. Они набирали в рот охру, прикладывали к стене руку и выдыхали краску, как из пульверизатора. Получились белые отпечатки рук на красном фоне. У входа в пещеру осталась огромная свалка из костей гигантских обитателей Патагонии: мегатериев (слоновых ленивцев) и глиптодонтов (броненосцев размером с танк). Все они, к сожалению, были истреблены еще до Конкисты.
      Через каждые 50 километров у шоссе стоял стенд с контуром Фолклендских островов и лозунгом "Malvinas son Argentinas" (Мальвинские острова аргентинские!).
      Здесь очень болезненно переживают неудачу попытки отбить острова и почему-то упорно продолжают считать их своими. В выпусках новостей непременно сообщают погоду на архипелаге. Кстати, во время последней войны Аргентина ненадолго захватила не только Фолкленды, но и большой остров Южная Георгия, к которому вообще не имеет никакого отношения.
      Городок, куда мы приехали вечером, оказался центром обширного нефтяного поля, сплошь утыканного вышками и качалками. Ветер здесь дул уже настолько сильно, что идти против него удавалось с большим трудом. На восток от поселка тянулся длинный шлейф намотанных на ветки кустов пластиковых пакетов и прочего мусора, но улицы были чистыми и аккуратными.
      Мы переночевали у Тони, съев бадью пирожков с кремом, поучив его детей английскому и подискутировав о политике, а наутро добрались до Атлантики.
      Тяжелые серые волны в космах пены от встречного ветра злобно грызли холмистый берег. На маленьких озерцах кормилось столько черношейных лебедей, гусей, уток, чаек и северных мигрантов - куликов, что воды не было видно. Если мы подходили к ним с подветренной стороны, то они подпускали нас вплотную, потому что не могли лететь против ветра. Даже куртинки травы тут имеют обтекаемую форму кисточек.
      Луни и каракары, не имея возможности парить над степью, бродили пешком, высматривая морских свинок Galea. Большие грозовые тучи ползали по ясному небу, оставляя на холмах белые полосы града.
      Поймать попутку нам удалось только под вечер. Грузовики и быстроходные спортивные автомобили ленились тормозить, а дешевые развалюхи принадлежали местным фермерам и были забиты их многочисленными детьми. Почему-то здесь принято считать, что стране не хватает населения, и усиленно размножаться. Как выразился наш шофер, пожилой украинец, "люды aqui добри, тiльки туповати i дюже ихасты" (исп. aqui - здесь, ijo - ребенок, сын.)
      Мы проехали несколько сот километров, переночевали в гараже заправочной станции и опять покатили на юг. Несколько лет назад правительство специальным законом приравняло местную денежную единицу к доллару, и теперь Аргентина - одна из самых дорогих стран мира. Из-за этого пользование автобусами, отелями и ресторанами для меня было практически исключено. Но, как и в Европе, здесь можно быстро перемещаться автостопом, если договариваться с шоферами на бензоколонках.
      Море золотой травы простиралось вокруг, кое-где перемежаясь пятнами совершенно черных кочек. На озерах розовыми точками маячили фламинго. В степи паслись огромные стада магеллановых гусей (Chloephaga picta) - белые самцы в парах с рыжими самками. По ночам дорогу перебегали белые опоссумы (Listrodelphis halli)
      и серые лисички (Dusicyon griseus). Каждый вечер мы любовались великолепными закатами: рваные темно-синие тучи, освещенные снизу багровыми лучами солнца.
      Мы добрались до развилки, на которой стоял пост ГАИ. Такие посты большая удача, потому что полицейские считают своим долгом подсаживать туристов на попутки. Вокруг КПП паслись непуганые гуанако (Lama guanaque). Они настолько не боялись людей, что один гуаненок то и дело подбегал к прохожим и затевал с ними "турнир" - вставал на задние ноги и толкал грудью и коленями, как это принято у гуанако.
      Нам остановили машину с начальником местных дорожников. Он был выходцем из Шотландии, и мы неплохо поболтали по-английски. Идеально ровный асфальт убегал на запад, лишь раз в десять-пятнадцать километров машина чуть вздрагивала на трещинках и выемках. Кое-где по обочинам виднелись белые пятна - груды мертвых овец.
      - Вы не смотрите, что дорога в таком ужасном состоянии, - виновато произнес водитель. Видете дохлых овец? Зима в этом году очень суровая выдалась: морозы под тридцать, снега полметра. Вот асфальт и не выдержал. Ну ничего, недели через две починим. Тут всего-то миль двести.
      Действительно, на шоссе уже трудились бригады дорожников. Между тем вдали показались Анды, приплюснутые белой шапкой Южного Ледяного Поля. За перевалом перед нами открылось озеро Argentino, в заливах которого маневрировали под натиском ветра флотилии голубых айсбергов. За ним торчали причудливые скальные башни горы Фитцрой.
      Аргентинский Озерный Край начинается на севере примерно там же, где и Чилийский, но на юг тянется почти до Магелланова пролива. По берегам его озер, которые заполняют долины Анд и выходят далеко на равнину, расположено несколько национальных парков. Природа их не так разнообразна, как в соседних чилийских, и не так хорошо сохранилась, а цены выше в несколько раз. Тем не менее туристов в них намного больше - то ли лучше реклама, то ли проще добираться.
      Городок Calafate, куда мы добрались на закате, был забит туристами, несмотря на межсезонье. Банки брали безумные проценты за любые обменные операции, и нам пришлось купить по сувенирной футболке в супермаркете, чтобы получить сдачу в аргентинских песо. Ветер здесь был потише, и мы переночевали на берегу Lago de Birdwatchero (Озера Любителей Птиц). На небольшом водоеме собралось множество мини-лебедей Cygnus coscoroba, гусей, лысух, поганок и 14 видов уток - от грузных "летающих пароходов" Tachyeres patagonicus до крошечных савок Oxyura vittata. Последние оказались очень любопытными: достаточно подойти к воде, как они парами выплывают навстречу, словно игрушечный флот, причем самцы держат хвостики поднятыми вверх, а самки - опущенными.
      На западе озеро Аргентино разделяется на несколько фьордов, в которые стекают с гор ледники. Самый красивый из них - Perito Moreno. Он спускается с Южного Ледяного Поля широким потоком, постепенно покрываясь трещинами. У края ледникового языка трещин так много, что вся его толща разбита на тонкие причудливые башни из синего льда высотой метров пятьдесят. Передний край ледника постоянно разрушается, и обломки в виде айсбергов расходятся в разные стороны по озеру. В этом месте удивительная акустика - даже падение маленького кусочка разносится серебряным звоном по всему фьорду. Грохот рвущих толщу глетчера трещин, зловещее шипение рассыпающихся и ворочающихся айсбергов, гул подвижек в глубинных слоях все эти грозные звуки могучей ледяной реки подолгу висят над спокойной гладью озера, отражаясь от покрытого лесом склона горы напротив. На этом склоне мы просидели несколько часов, пока не дождались, когда рухнет одна из башен - звук был такой, будто столкнулись два поезда со стеклотарой. На маленьких куличков Pluvianellus, бегавших по берегам озера, весь спектакль не произвел ни малейшего впечатления - сразу после обвала они устремились к воде, чтобы собрать выплеснутую волнами на скалы живность.
      В лесу мы ничего интересного не обнаружили. Стада зайцев-русаков уничтожили всю траву и кустарник, и единственными, кроме них, обитателями склонов были чилийские орлы Geranoaetus melanoleuca.
      Вечером Паоло уехал на автобусе в Буэнос-Айрес - в понедельник ему надо было выходить на работу, а до Сан-Паулу отсюда пять дней пути. Я вернулся на Панамериканское шоссе, где полицейский посадил меня в грузовик на Пунта-Аренас, столицу чилийской провинции с романтическим названием Ultima Esperanza (Последняя Надежда). Водитель-серб очень спешил, но до границы мы добрались, когда КПП уже закрылся. Пришлось мне ночевать на диване в здании таможни, где самые южные в мире летучие мыши - кожанчики Histiotis - ловили мух прямо в зале.
      Утром я оказался на чилийской территории, а там проблем с автостопом нет. Меняя попутки, я быстро двигался на запад, радуясь возможности болтать с шоферами на нормальном испанском, а не аргентинском. Аргентинцы говорят очень торопливо и при этом часть согласных глотают, а часть произносят не так: например, слово carabineros (ГАИ) звучит как "каинежос". Степи с пасущимися стайками страусов - малых нанду (Rhea darwini) сменились лесом низкорослых буков. Голые ветви были покрыты изумрудным лишайником и сладкими золотыми шариками, похожими издали на ягоды облепихи - паразитическим грибом Cittaria darwini. Кое-где деревья сохранили свои игрушечные листочки в осенней раскраске - ярко-желтые у Notofagus betuloides и алые у N. pumilio.
      Чем дальше, тем выше становились горы, но ветер не стихал, а усиливался. Анды здесь разбиты на отдельные массивы и не защищают от западных ветров - наоборот, проходы между кряжами превращаются в "аэродинамические трубы". Как и повсюду в Патагонии, земля была поделена низкими проволочными изгородями на частные владения, но на многих из них за десятки километров пути можно было увидеть одну-две маленькие отары. Чаще встречались груды дохлых овец, на которых кормились кондоры. Они не обращали внимания на машины, но если я шел по дороге пешком, то птицы замечали меня за милю и, взлетев, уносились по ветру за горизонт.
      Под вечер меня высадили на последней развилке в 25 километрах от национального парка Torres del Paine. Ловить попутку дальше было уже поздно, и я пошел пешком.
      Ветер здесь был такой, что не только узкие морские заливы, а даже мелкие озерца и лужи покрылись белой пеной. Над скалистыми вершинами гор висели "блинчики" - чечевицеобразные штормовые облака. За все время, проведенное мной в парке, они не изменили ни формы, ни расположения. Более фантастическое зрелище, чем эти стаи "летающих тарелок", освещенные закатным солнцем, и нарочно не придумаешь.
      Из-за ветра я держал руки в карманах, а фонарь включал только тогда, когда видел или слышал что-нибудь подозрительное. Один раз в ночи мне повстречалась золотистая в черный горошек кошка Felis geoffroy, а около полуночи луч света вдруг отразился в целой россыпи больших светящихся глаз, но это были всего лишь овцы. Я добрел до избушки туристского приюта, расстелил на полу спальник и успел неплохо выспаться. Вокруг лежали в мешках какие-то люди, но утром я ушел на рассвете и ничего про них не знаю.
      Пейзаж, который осветили лучи утреннего солнца, можно увидеть на рекламных картинках почти так же часто, как альпийский пик Маттерхорн или Долину Монументов в США. Передо мной вздымался над буковым лесом могучий горный массив, увенчанный острыми скальными "клыками" тысяче-метровой высоты - "Рогами Пайне".
      Я подошел к их подножию и в глубоком овраге встретил парочку небольших серых пум - они прятались от ветра, попутно обследуя каменные россыпи в надежде поймать шныряющих повсюду патагонских вискач (Lagidium wolffsohni). Изящные кошечки были так увлечены охотой, что даже "мыльницей" мне удалось снять их крупным планом.
      Восточнее горы было сравнительно тихо и тепло, даже распустились первые цветы - "башмачки", которые часто растут у нас в горшках (желтая Calceolaria uniflora и красная C. biflora). Но когда я поднялся на небольшой хребтик, обогнул синее ледниковое озерцо и вышел на перевал, начались "приключения". Тут я ощутил по-настоящему, что такое Великие Западные Ветра, которые дуют круглый год в Субантарктике, захватывая Патагонию весной. Идти против ветра удавалось с огромным трудом и только галсами. Кое-где на склонах встречались места, где не было даже травы словно "комариные плеши" в "Пикнике на обочине" Стругацких.
      Достаточно было ступить на такую "лысину" - и ветер мгновенно сбивал с ног.
      Иногда налетал шквал - туча песка и камней - и приходилось падать ничком на землю, чтобы не улететь и не остаться без глаз. Но гуанако здесь встречались целыми стадами, видимо, чувствуя себя в безопасности: пумы, наверное, не выносят такого ветра. При моем приближении они и не пытались бежать - сразу бы опрокинуло - а уходили мягким крадущимся шагом, старательно следуя впадинам рельефа.
      Я вышел к большому, совершенно белому от пены озеру. По берегу вилась дорога, а на обочине был установлен щит "Гуанако" с описанием их биологии. Оказывается, иерархию в стаде можно легко определить по тому, как животные держат голову.
      Доминирующий гуанако - "альфа" ходит с поднятым носом и прижатыми ушами, а самый забитый "омега", наоборот, ниже всех опускает голову и поднимает уши торчком.
      Двигаясь со скоростью не больше километра в час, я буквально выполз на западную сторону горного массива и увидел "Башни Пайне" - горы идеально правильной формы с параболическими склонами и плоскими макушками. Над ними висел "суперблин", точнее, целая стопка блинов, похожая на атомный гриб. Тут было чуть потише - на солнышке грелись ящерки, по берегам луж гуляли кулики-сороки (Haematopus leucopodus). Мне до смерти надоело бороться с ветром за каждый метр, поэтому, когда из-за поворота появился микроавтобус, я поднял руку и через минуту катил дальше на юг.
      Мы уже выехали из парка и проезжали мимо ободранного оползнями, голого склона горы, когда стекла вдруг заныли от особенно сильного шквала. Не прошло и секунды, как туча песка и камней взмыла с горы и накрыла нас, так что мы оказались в полной темноте. Среди грохота камней и шипения песка в бок машины неожиданно полетели овцы - дохлые и отчаянно блеющие полуживые. Все окна с правой стороны оказались выбиты, и ветер ворвался внутрь, мгновенно заполнив все песком. Автобус протащило поперек дороги и опрокинуло. К счастью, он упал боком на насыпь, так что мы легко поставили его обратно на колеса, когда все кончилось. Если бы дорога в этом месте не шла по выемке, все могло бы быть несколько хуже. На Панамериканском шоссе в это время года ветер иногда опрокидывает даже тяжелые грузовики.
      Вскоре перед нами открылась синяя гладь Магелланова пролива. Португалец Фернан Магальеш, величайший мореплаватель в истории, сумел когда-то провести парусник по этому извилистому лабиринту с его туманами, мелями, приливными течениями и шквалами. Но это требовало такого искусства, что после него проливом почти никто не пользовался - разве что "Бигль" капитана Фитцроя. Остальные предпочитали огибать мыс Горн, встречая в проливе Дрейка западный ветер во всей его мощи.
      Иногда приходилось больше месяца дожидаться спокойной погоды, чтобы проскочить в Тихий Океан. Лишь с появлением пароходов, более маневренных, чем парусники, путь по проливу стал сравнительно простым.
      Я заглянул в знаменитую Пещеру Милодона, где когда-то был найден скелет гигантского зверя, обрывки шкуры и каменные загончики, в которых древние индейцы держали последних милодонов про запас. Потом дошел до городка Puerto Natales и наутро сел на катер, который возит туристов к леднику Balmacedo.
      Сам ледник не так красив, как Перито Морено, но дорога к нему очень интересная.
      Огромные компании черношейных лебедей встречаются в воздухе с великолепными альбатросами, бесчисленными стаями прилетевших из Антарктики на зимовку черно-белых буревестников - капских голубков (Daptyon capensis) и длинными вереницами летящих на рыбалку бакланов. На берегу можно увидеть южную выдру (Lutra provocax) - она раньше водилась на реках и озерах, но заселила побережье после того, как здесь истребили исконно морскую кошачью выдру (L. felina).
      Дельфинов, котиков и мелких китов в море тоже полно. Иногда из воды начинают целыми стадами выпрыгивать пингвины. Кроме обычных магеллановых, сюда заплывают пингвины открытого моря - смешные хохлатые (Eudyptes) и очень красивые королевские (Aptenodytes patagonicus).
      Из Пуэрто Наталеса я уехал в Пунто Аренас, самый южный город на Земле (по чилийской версии. По аргентинской - Ушуайя). Тут я угробил полдня, циркулируя по разным организациям в поисках транспорта в Антарктиду или на интереснейшие острова Субантарктики - Южную Георгию, Южные Шетландские или хотя бы Фолклендские. Ничего не получилось. Во-первых, не сезон - туда летают и плавают в основном в январе-марте; во-вторых, многочисленные туристы уже приучили местных чиновников к мысли, что за это можно и нужно брать очень большие деньги.
      Одно из этих препятствий я бы еще сумел преодолеть, но оба - увы.
      Пришлось ограничиться вылазкой на Скалу Альбатросов - самую южную точку материка (мыс Горн, точнее Horn, "рог", находится на маленьком островке). Это высокий скальный мыс в тридцати километрах от Пунто-Аренаса. Западный ветер, переваливая через мыс, закручивается в вертикальной плоскости с противоположной стороны, и в этот гигантский вихрь собираются альбатросы. Десятки птиц часами катаются на восходящем потоке, легко справляясь с ветром - их длинные узкие крылья рассчитаны и не на такую нагрузку. В основном собираются роскошные дымчатые альбатросы (Phoebetria palpebrata) и белые чернобровые (Diomedea melanophrys), но при удаче можно увидеть и странствующего (D. exulans) с размахом крыльев в три метра. Иногда к ним присоединяются хищники - гигантские буревестники (Macronectes giganteus), но они чувствуют себя в вихре не так уверенно и долго не задерживаются.
      На следующее утро я сел на паром до Порвенира - хорватского городка на Огненной Земле (Terra del Fuego на всех языках, кроме русского), самом большом и предпоследнем острове Лабиринта (к востоку лежит еще очень интересный, но необитаемый Государственный Остров - Isla de los Estados, он же Staten Island).
      Оказалось, что это первый рейс нового парома, поэтому в Порвенире нас ждала торжественная встреча и банкет. На праздник прибыла делегация с восточной, аргентинской части острова, и с ними я уехал вечером на восток.
      На крайнем юге Америки граница между Чили и Аргентиной словно нарочно проведена самым неудобным образом. В Южное Чили можно попасть только через Аргентину, а на аргентинскую часть Огненной Земли - только через Чили. К счастью, обе визы у меня были многоразовые, но въездные и выездные штампы заняли в паспорте несколько страниц, а для путешественника это серьезная неприятность.
      Восток острова - степная равнина, где пасутся многотысячные стада магеллановых гусей, а запад - край гор, ледников, озер и лесов, в основном из южного бука Notophagus antarcticus. Интереснее всего район между городом Ushuaya и горой Дарвина - заповедник Терра дель Фуэго на южном берегу острова. Дальше на юг, за проливом Бигль, лежат несколько небольших гористых островов, мыс Горн, островки Диего Рамирес, пролив Дрейка и Антарктида.
      Я так подробно описываю географию этих мест, потому что для жителей нашей страны это настоящая terra incognita. Вот уже много дней я путешествовал по красивейшим и очень интересным местам, которые из десятков миллионов моих соотечественников почти наверняка не видел ни один. Поэтому даже в самых "туристских" районах, таких, как Ушуайя, я чувствовал себя немножко первооткрывателем.
      Ландшафт заповедника и вообще горной части острова напоминает Скандинавию. Не случайно здесь хорошо прижились европейские и канадские виды: бобр, ондатра, заяц-русак, кролик, норка, семга и ручьевая форель. С одним из ввезенных видов, серой лисой, случилась довольно странная история. В Патагонии, которая по природным условиям практически не отличается от Огненной Земли, мирно сосуществуют два вида лис: Dusicyon griseus и более крупная D. culpeo. На острове раньше водилась только вторая, причем местный подвид чуть-чуть отличался от материкового. Но когда сюда завезли D. griseus, она неожиданно чрезвычайно размножилась и практически вытеснила аборигенный вид, с которым прекрасно уживалась на другом берегу Магелланова пролива.
      Дорога через заповедник вывела меня к берегу фьорда со множеством гранитных островков, напоминающих балтийские шхеры. Грунтовка постепенно превратилась в колею, а та - в широкую тропу, которая уперлась в небольшой обелиск с надписью:
      "Здесь кончается Панамериканское шоссе. До Буэнос-Айреса 3000 км, до Аляски 17500".
      Пока я бродил по берегу, начался прилив, и вскоре от островков остались только макушки, на каждой из которых стояло по паре келповых гусей (Chloephaga hybrida)
      - бело-черный самец и черная самочка. В этих местах водятся сразу четыре вида Chloephaga, и было очень интересно наблюдать их взаимоотношения. На птиц других видов каждая пара не обращала внимания, но на своих кидалась сразу же, как только замечала на своей территории. При этом самец нападал на самца другой пары, а самка - на самку. Другими интересными обитателями побережья были утки-пароходы (Tachyeres pteneres). Они большие, грузные и не могут летать на своих коротких крылышках, но при опасности гребут ими, напоминая колесный пароход.
      В глубине суши лес перемежался с озерами, на берегах которых почти все деревья были свалены или обгрызены бобрами, и сфагновыми болотами. На болотах росли росянки с ловчими листьями величиной с пятак - видимо, ближе к лету появляются комары или другие насекомые, служащие им добычей. Среди мха ползали наземные дождевые черви, которых высматривали с веток крошечные сычики Glaucidium nanum.
      Я собирался переночевать в лесу, но пошел дождь, и я малодушно поймал попутку в Ушуайю. Не успели мы подъехать к городу, как дождь кончился, и над проливом повисли радуги. В городе я позволил себе банкет на 5 долларов по случаю начала обратного пути на север и последних суток в Андах, а потом переночевал на стройке. В четыре утра меня разбудил сторож, который устроил скандал и пошел за полицией, которой я, естественно, дожидаться не стал.
      Прежде, чем уехать с острова, я сделал еще вылазку на юго-восток, чтобы посмотреть открытый берег. В других местах Лабиринта выбраться к океану сложно - там нет поселков и редко ходят корабли из-за сурового климата. Я ожидал увидеть мощный прибой, но волны не доходили до берега - их гасила широкая полоса келповых лесов, зарослей гигантской бурой водоросли Macrocystis, которая вырастает до 200 метров в длину.
      С детства не люблю холодную воду, и вечно мне приходится в нее лазить. Не мог же я не посмотреть изнутри на заросли самых длинных живых организмов Земли! День был солнечный, но в воде я выдержал минуты две, успев за это время познакомиться с окрашенными под цвет водорослей рыбками, осьминожками, крабиками и прочей мелочью. На память о проливе Дрейка осталась здоровенная раковина Voluta antarctica.
      Итак, до Буэнос-Айреса - 3000 километров. За исключением грунтовых приграничных участков, весь путь - прекрасное шоссе, и на хорошей машине можно преодолеть его за сутки. У меня машины не было, а на попутках я добрался к вечеру только до парома через Магелланов пролив. Зато во время одной из "пересадок" я вынужден был ждать около трех часов, прошел за это время большой участок дороги и сделал ценную находку. На обочине лежал опрокинутый (видимо, ветром) грузовик, а вокруг - рассыпанный груз, пачки печенья с шоколадным кремом. Я набил ими рюкзак и тем отчасти решил проблему питания на ближайшие дни. Ведь, путешествуя автостопом, я был бы вынужден часто обедать в шоферских ресторанах при бензоколонках, а они очень дорогие.
      Стайка чисто-белых куликов Chionis alba приветствовала меня на материковой стороне пролива. Поначалу с попутками не очень везло, но к полудню попался "ягуар" с молодой парой, ехавшей до городка San Julian километрах в семистах к северу. Когда я влез в машину, то едва мог говорить от холода после двух часов на ураганном ветру. "А ну-ка, песню нам пропой, веселый ветер" - это точно про Патагонию.
      - Осточертела нам эта дорога, - сказал парень, - садись-ка за руль.
      - Но у меня нет прав!
      - Ерунда. Дорога прямая, до 150 можешь разгоняться, только смотри, объезжай скунсов.
      - А полиция?
      - Полиция будет через 300 км и еще через 300. Как увидишь знак "полиция, 50 км", так разбудишь.
      И я повел машину дальше. Время от времени мы въезжали в полосу резкой вони, заполнявшей салон, несмотря на закрытые окна. Это были места, где в течение последнего месяца-двух машина сбила скунса. Очаровательные пушистые черно-белые зверьки, пятачковые скунсики (Conepatus), совершенно не пугаются, если видят на дороге транспорт. Они поворачиваются задом, поднимают хвост, и горе тому шоферу, который не сумеет их объехать! В течение нескольких недель не сможет он пользоваться машиной. Объезжать скунсов на скорости больше 100 км/ч - довольно интересный спорт.
      В Сан Хулиане я переночевал на берегу бухты в комфортабельном сарае, а утром вышел к океану. Парень, который меня подвозил, рассказал, что возле городка постоянно держатся orcas - косатки. Косаток я не увидел, но зато наблюдал групповые прыжки одного из самых красивых дельфинов черно-белого Cephalorhynchus commersoni.
      На бензоколонке поймал тяжелый грузовик и ехал на нем весь день, преодолев больше тысячи километров. Водитель и на этот раз усадил меня за руль. Я попробовал было пискнуть, что запутаюсь в скоростях (их там 12), но он заявил:
      - Я его разгоню, а ты так и поедешь. Если придется тормозить, буди.
      Я так и поехал. Постепенно потеплело, ветер начал стихать, а степь из золотой на глазах становилась зеленой. Через дорогу ползли вышедшие из спячки тарантулы (Phrixotrichus), а на обочинах, бесстрашно разглядывая автомашины, стояли смешные птицы - хохлатые тинаму (Eudromia). По мере потепления новые виды птиц появлялись в среднем каждые 50 километров каракары, печники и прочие. Особенно мне понравилась крошечная Muscivora, словно состоявшая из одного длинного раздвоенного хвоста.
      У меня было много причин торопиться на север. Улетая из Москвы, я взял с собой минимум теплых вещей, чтобы не таскать лишний вес в тропиках. Хотя Юлька, уезжая, оставила мне свою куртку и спальник, этого все равно было недостаточно.
      С самого Ману я отчаянно мерз, хотя постепенно привык к холоду и не обращал внимания. Но на Огненной Земле я заметил, что не могу согреться даже в помещении - а это верный признак, что система терморегуляции работает на пределе и вот-вот сорвется. Кроме того, ветра Патагонии не давали мне возможности поставить палатку; верхняя одежда из-за езды на грязных грузовиках пришла в такой вид, что я все меньше соответствовал Индульгенции. А ведь при автостопе внешность - самое главное.
      Но не заглянуть на полуостров Вальдес я, конечно, не мог, поэтому сошел с грузовика на развилке в десяти километрах от города Puerto Madryn в населенной выходцами из Уэльса провинции Чубут. Ветер тут еще не вполне утихомирился, но степь вовсю цвела, и даже ночью было довольно тепло. В траве копошились броненосцы, морские свинки и крошечные белые хомячки. В город я пришел к пяти утра.
      Пуэрто Мадрин существует в основном благодаря туризму на соседний Вальдес с его южными китами, магеллановыми пингвинами, косатками и прочей фауной. Не удивительно, что магазины забиты футболками, посудой и другими сувенирами с изображением морской живности. Но рисуют на сувенирах почему-то чаще синих китов, кашалотов и королевских пингвинов, которых здесь и в помине нет.
      Размахивая Индульгенцией, я просочился бесплатно в туристский автобус на полуостров. Он находится в частном владении, но хозяева довольствуются доходами от туризма, а степь оставляют птицам, гуанако, нанду и марам (Dolichotis patagonium) - большим грызунам, которые похожи на помесь зайца с антилопой, но живут в норах. Очень интересно смотреть, как играют перед норами маленькие длинноухие марята.
      Вальдес имеет форму буквы "Т". В бухтах по обе стороны перешейка, соединяющего его с материком, каждую осень собираются южные киты (Eubalaena glacialis). Их тут около двух тысяч, то есть две трети мировой популяции. Это толстые, флегматичные создания, к которым легко подойти на лодке. В компании фотографов из местной газеты я полдня провел среди китов, иногда ныряя к ним. Когда плаваешь рядом с самкой, кормящей молоком детеныша, и встречаешься с ними взглядом, то любопытный китенок тут же бросает сосок и подплывает вплотную, чтобы рассмотреть незнакомое существо. Гладкий кит - единственный, на котором можно покататься в море, а не в дельфинарии. Иногда они выпрыгивают из воды, взмахнув круглыми ладошками плавников, а один раз мы видели спаривание, которое проходит в положении вниз головой и всегда под наблюдением любопытных молодых самцов.
      На внешней стороне полуострова много пингвиньих колоний и лежбищ морских львов - там сняты знаменитые кадры "спортивной охоты" косаток на львов в прибое. Но львы и пингвины приходят сюда в конце ноября, а октябрь - сезон морских слонов.
      Южный морской слон (Mirounga leonina) - серая туша размером с "Волгу", с коротким толстым хоботом на носу. Самки, которых каждый самец собирает в гарем, несколько меньше и без хобота, но тоже очень внушительны. У каждого слона свои черты "лица", всегда удивительно смешные. Эти великаны не умеют ходить по суше, а только ползают. Глядя на утонувшие в песке "мешки с жиром", трудно поверить, что это быстрые и сильные звери. Один раз я имел неосторожность подойти к спаривающемуся самцу (они делают это на боку, чтобы не раздавить самку чудовищным весом). Гигант немедленно оторвался от возлюбленной, с которой перед тем нежно обнимался, и с громовым ревом кинулся на меня тяжелыми прыжками, словно инопланетный суперчервь из фильма ужасов. Под водой же, как выяснилось, морские слоны не менее подвижны и маневренны, чем другие тюлени.
      Напоследок мы заглянули на высокий мыс на южном конце Вальдеса, чтобы посмотреть колонию пингвинов. Она была пуста, только первые одинокие птицы сиротливо маячили на пляже, изрытом норами. Но зато мы увидели кое-что другое.