5

— Значит, вы ежедневно рискуете жизнью?

— Верно, дружище. Одна случайная ошибка — и конец!

Бармен, протирая стаканы неподалеку от единственной пары посетителей, находившихся в тот момент в его баре, невольно прислушивался к разговору. Он покачал головой и продолжил свое занятие. Здесь, в мрачноватом баре в городишке Астория, под величественной сенью не слишком далекого Манхэттена, бармен чувствовал себя за много миллионов миль от суеты большого города.

Уже в течение целых двадцати минут он слушал болтовню двоих человек, между которыми стояла всего одна кружка пива. Она предназначалась для Фарли — настоящего «героя» и завсегдатая бара.

Второй парень был не местный. Наверняка не местный, местный не стал бы болтать с Фарли так долго. Любой другой завсегдатай бара знал, что Фарли — зануда, способный без конца говорить о том, как опасна его работа. На самом же деле Фарли вовсе не морской пехотинец, а обыкновенный мойщик окон!

Бармен снова взглянул на незнакомца. Он бы решил, что парень глухой, раз так долго слушает болтовню Фарли, однако чужак буквально ловил каждое слово рассказчика. И при этом не пил ничего крепче воды.

Когда он попросил стакан воды — простой воды, даже не минеральной, — бармен начал по заведенной привычке выговаривать ему на тот счет, что это бар, а не общественный источник питьевой воды, но было что-то такое в поведении незнакомца, что мгновенно его остановило. И нельзя сказать, чтобы человек этот выглядел как-то особенно угрожающе. Если Фарли представлял собой предельно бесцветный человеческий тип с рыхлой фигурой и одутловатой физиономией, то беседовавший с ним незнакомец выглядел еще более тускло: седоватый, в тяжелых очках с толстыми линзами, с широким носом, неприятно пористой кожей, да к тому же еще и сутулый. Вот только если от Фарли исходила одна-единственная угроза — умереть от скуки, слушая его идиотски однообразные истории, в этом непритязательном посетителе было что-то такое, что сразу же отбило у бармена всякое желание связываться с ним.

— Эй, — услышал он голос незнакомца, — а как ты насчет гамбургера? — И тут же, демонстрируя недюжинную проницательность — ведь все знали Фарли как самого прижимистого парня во всей Астории, — незнакомец добавил: — Я плачу.

Провожая взглядом эту парочку, неспешно покидавшую его бар, бармен не стал тратить время на то, чтобы выяснить, не оставил ли Фарли ему какие-нибудь чаевые, но, к своему полнейшему изумлению, обнаружил пятидолларовую банкноту под пустым стаканом, из которого незнакомец пил воду.

«Черт, — подумал бармен, — надеюсь, он еще заглянет».

Он и не предполагал, что ему больше никогда не суждено увидеть никого из этих двоих.

Выйдя из бара, незнакомец сказал:

— Почему бы нам не воспользоваться моей машиной? Она стоит как раз за углом.

Фарли кивнул и последовал за ним.

— Эй, дружище, повтори-ка, как тебя зовут.

— А я тебе еще и не говорил.

Незнакомец остановился перед темно-зеленым джипом. Остановился и Фарли — на лице его читалась озадаченность.

— И то верно. И как же тебя зовут?

Незнакомец, казалось, не услышал вопроса, он вертел головой по сторонам, оглядывая пустынную улицу. Затем Фарли заметил, что он производит какие-то быстрые движения руками вокруг головы.

Происходящее еще больше озадачило Фарли.

Тут незнакомец повернулся и взглянул на Фарли. Вот только лицо, которое теперь смотрело на него, было совсем не похоже на то, с которым Фарли имел дело всего несколько мгновений назад. Седой парик, очки, нос — все исчезло.

— Тебе мое имя не понадобится.

Мгновенно рука незнакомца коснулась шеи Фарли. Прежде чем Фарли успел крикнуть, на месте прикосновения появилась тонкая струйка крови. Теперь он изо всех сил пытался издать хоть какой-нибудь звук, но у него ничего не получалось.

— Тебе вообще больше ничего не понадобится. — Незнакомец еще раз протянул руку, схватил обмякшее тело Фарли и бросил в машину. — То, что мне было нужно от тебя, я уже получил.

Он сел за руль. Вытер кровь с указательного пальца на правой руке о рубашку трупа, который усадил рядом с собой. Фарли возражать не станет, подумал он. Затем незнакомец извлек сотовый и, набирая номер, глянул на указательный палец в зеленоватом свете телефона. На первый взгляд палец казался вполне обычным указательным пальцем, но, присмотревшись повнимательнее, можно было заметить, что это протез, искусно вылепленный и окрашенный, чтобы не отличаться от настоящего. За исключением самого кончика — того места, где должен быть ноготь. Вместо ногтя палец заканчивался идеально заточенной бритвой.

На его звонок ответили единственным словом:

— Да.

Незнакомец говорил холодным, непроницаемым, лишенным интонаций голосом, принципиально отличавшимся от того живо-эмоционального тона, который он использовал в разговоре с Фарли:

— Готов выполнять дальнейшие указания. Он выпрямился в ожидании.

— Продолжай, — сказали ему. — И, Коготь, держись крепче.

Человек, известный под кличкой Коготь, выключил телефон, снова убедился, что на пальце, за который он и получил свое прозвище, не осталось следов крови. Затем сбросил тело Фарли на пол и отправился туда, где собирался отделаться от тела. Туда, где это тело никогда не будет найдено.

Коготь позволил себе мрачно улыбнуться. «Держись крепче…» Ему приходилось держаться изо всех сил, у него ведь не было другой альтернативы. А у сидевшего рядом с ним мистера Фарли не осталось вообще никаких альтернатив.

Царь и пленник-иудей смотрели друг другу прямо в глаза, и царь не без удивления отметил, что раб выдерживает его взгляд. Правда, рядом с ним не было стражей со смертоносными мечами и устрашающей внешностью, от вида которых этот человек, несомненно, пришел бы в трепет. Но разве недостаточно царского присутствия, величия и могущества Навуходоносора, чье имя внушало ужас князьям и царям соседних стран, чтобы вызвать благоговейный страх в еврейском рабе?

Тем не менее, человек этот производил впечатление абсолютного спокойствия и терпеливо ждал, пока царь соблаговолит заговорить. И в самом деле, весьма странно. Иудеи славятся умом. Незнакомец, похоже, до сих пор еще не понял, что его жизнь зависит от правильного ответа на вопрос царя. Ответа, который не смогли дать мудрейшие мужи.

Царь оценивающим взглядом рассматривал простую одежду из шерсти, свободную расслабленную позу — не наглую, но и не слишком покорную, — ничего не выражавший терпеливый взгляд и уже не раз задавался вопросом: неужели этот человек способен истолковать его сон? Впрочем, одно царь для себя решил определенно: если Даниилу не удастся сделать этого, он станет первым, кто ощутит на себе всю силу и весь ужас царского гнева. Водостоки Вавилона переполнятся кровью, прежде чем он утолит свою ярость.

Царь откинулся на спинку трона из кедрового дерева и заговорил:

— Ну что ж, Даниил. — Он произнес еврейское имя раба с насмешкой, словно намекая на какую-то позорную тайну. — Думаю, мне не нужно объяснять, почему ты здесь.

— Я здесь по твоему приказу, мой повелитель. — Навуходоносор еще раз пристально всмотрелся в него, ища каких-либо признаков непозволительной дерзости. Интонации Даниила были столь же раздражающе нейтральны, как и выражение его непроницаемого лица в отблесках факелов.

— Ну конечно, Даниил. И я уверен, что твоя мудрость уже подсказала тебе, почему я отдал этот приказ. И чего жду от тебя.

Даниил слегка наклонил голову.

— Тебя беспокоит сон, мой повелитель. Страшный сон, смутивший твою душу, при том, что никаких воспоминаний о нем не остается у тебя в памяти после пробуждения. Только пустое, ничего не значащее эхо, как звук слова на незнакомом языке.

Навуходоносор схватился за амулет Ану, висевший у него на шее. О боги, откуда этому человеку так хорошо известны все его тайные мысли?

— Да-да, верно. Не можешь ли ты рассказать мне мой сон, Даниил? Не можешь ли вернуть мне его?

В это мгновение царь с тревогой понял, что его голос утратил свою царственную мощь и привычные повелевающие интонации уступили место жалобной хнычущей мольбе ребенка.

Даниил закрыл глаза и медленно, глубоко вздохнул. Мгновение ожидания затянулось. Навуходоносор почувствовал, что нервы его напряглись до предела. Даниил открыл глаза — теперь в них пылали новая сила и новое знание — и заговорил:

— Тайны, раскрытия которых ты требуешь, не могут быть истолкованы гадателями, магами, астрологами и колдунами. Только сам Бог небесный в состоянии раскрыть тебе эти тайны.

Даниил умолк, в глубокой сосредоточенности.

— Да-да, не останавливайся, говори, продолжай! — крикнул Навуходоносор.

Даниила бесполезно было торопить. Наконец он поднял голову, спокойно взглянул на царя и заговорил медленно, но достаточно громко, чтобы смысл слов стал сразу же ясен:

— Бог небесный в этом сновидении открыл тебе, царь Навуходоносор, то, что должно случиться в последние дни.

7

Направляясь в лекционный зал «В», Майкл Мерфи производил впечатление немного странноватого университетского преподавателя. Казалось бы, обыкновенный, несколько рассеянный человек, более озабоченный интеллектуальными проблемами, нежели своей внешностью: кривовато повязанный галстук, мятая рубашка из грубой ткани, старая холщовая куртка, протертая на локтях, и пара бывалых кроссовок.

Если бы вы присмотрелись к Мерфи пристальнее, то по твердой спортивной походке, мозолистым рукам и уже затянувшимся шрамам, придающим оттенок мужественности правильным чертам привлекательного лица, вы бы поняли, что перед вами вовсе не обитатель башни из слоновой кости. Майкл Мерфи значительно более уверенно чувствовал себя в суровых полевых условиях, нежели в библиотечных залах, и особенно любил сложные задачи, которые требовали серьезных физических усилий.

На какое-то мгновение Мерфи действительно захотелось, чтобы кто-нибудь неожиданно призвал его для решения именно такой задачи. Любое дело, требующее физической работы, сейчас подошло бы. Хотя Мерфи и не относился к людям, мучающимся от недостатка уверенности в себе, в этот жаркий августовский день, поспешно проходя по кампусу Престонского университета, он внутренне готовился к неприятно холодному приему.

Предмет «Библейская археология и пророчества» лишь недавно ввели в учебный план. Регулярные лекции Мерфи привлекали восторженную, но весьма незначительную аудиторию. В университетах типа Престонского не найти большого числа студентов, готовых посвятить себя исследованию прошлого, не говоря уже о прошлом библейском. Однако в конце предыдущего семестра несколько богатых бывших выпускников университета оказали определенное давление на ректора, с тем, чтобы тот ввел дополнительные библейские курсы для студентов всех факультетов.

Да благословит их Бог, думал Мерфи, хотя чтение лекций в рамках этих курсов могло оказаться крайне сомнительным благословением. Самой неприятной перспективой в связи с ними была необходимость объясняться со спонсорами по поводу низкой посещаемости. Вторым негативным аспектом названных планов было то, что декан гуманитарного факультета Фоллуорт изо всех сил противился введению в учебный план еще одного курса по библейской археологии.

Мерфи старался не слишком гордиться своей растущей славой открывателя библейских артефактов. На данный момент он принял участие в трех телепередачах, посвященных его работе, и привлек группу спонсоров из среды бизнесменов, которые выделили определенную сумму на финансирование исследований, а также передал в университетский музей несколько экспонатов, каковые стали притягивать в университет капиталовложения от заинтересовавшихся состоятельных меценатов.

Все это внимание вызвало зависть и гнев со стороны декана Фоллуорта. Уже и раньше многие высказывания декана казались Мерфи завуалированными антирелигиозными выпадами, но теперь Фоллуорт не собирался ничего скрывать и смягчать — он напрямую заявил, что исследования Мерфи и все то, чему он учит студентов, не являются ни серьезной наукой, ни достоверной историей.

Слышать такое от человека, самая последняя научная публикация которого, как напомнил на прошлой неделе Мерфи Лоре, называлась «Материалы для производства пуговиц на плантациях Джорджии в XVIII веке»!

Позитивная же сторона возможности вести новый курс библейской археологии и пророчеств состояла в том, что Мерфи нравился сам процесс преподавания, а дополнительное финансирование позволяло ему по-настоящему развернуться с курсом, который он в рекламном проспекте охарактеризовал как «Изучение прошлого, отыскание доказательств истинности сказанного в Библии и толкование пророчеств».

Впервые у любого студента университета независимо от его основного предмета появилась возможность посещать лекции Мерфи. Его план заключался в том, чтобы ввести в учебный процесс ряд видеоматериалов, которые не удалось показать в упомянутых телепередачах, а также комментарии к некоторым последним находкам.

Тем не менее, Мерфи не без опасений задумывался о том, сколько студентов придет на первую лекцию. Конечно, ему хотелось рассчитывать на лучшее, но нудный внутренний голос без устали повторял, как он часто это делал, когда Мерфи позволял себе задуматься над значением исследований библейских древностей для современного мира: «Ты живешь в двадцать первом веке; кого сейчас заботят все эти твои хетты в мире, существующем в ритме хип-хоп?»

— Меня заботят, — неожиданно для самого себя произнес Мерфи вслух. — И я прочту великую лекцию, даже если на ней не будет никого, кроме меня самого и моих слайдов.

Услышав привычный гул студенческой аудитории, Мерфи сделал глубокий вдох и шагнул внутрь. К своему изумлению, он обнаружил, что все места заняты, студенты стояли, прислонившись к стене, а некоторые даже сидели на корточках на полу у самой кафедры.

Мерфи хлопком призвал присутствующих к тишине, и перешептывания сразу прекратились.

— Ну-с, народ, давайте начнем. Придется иметь дело с тысячелетней историей, а в нашем распоряжении всего каких-то сорок минут, так что не будем терять времени.

Он бросил взгляд на ряды лиц и подумал: чего же они, собственно, ждут? На что рассчитывают? Сможет ли он оправдать их надежды?

Тут Мерфи заметил взгляд ярких блестящих глаз Шэри Нельсон в первом ряду и ее радостную улыбку и сам улыбнулся ей в ответ. По крайней мере, один единомышленник у него в этой аудитории есть. Если ему попытаются устроить обструкцию, возможно, Шэри сумеет успокоить студентов.

— Мне очень приятно видеть здесь сегодня столь многолюдное собрание, поэтому я хотел бы, прежде всего, задать вам вопрос: знаете ли вы, чем мы собираемся заниматься? Наш предмет называется «Библейская археология и пророчества», и, как сказано в учебном плане, данный предмет посвящен изучению Ветхого и Нового Заветов. При этом главное внимание мы уделим археологическим подтверждениям исторической точности и профетической природы всей той информации, которая содержится в библейских книгах. Любой из присутствующих, кто оказался здесь по чистой случайности, направляясь на семинар «„Матрица“: фильм или пророчество о нашем будущем?», может сейчас тихонько покинуть аудиторию.

Несколько сдавленных смешков. Что ж, пока все идет неплохо.

— Итак, что же означает словосочетание «Библейская археология»? Позвольте мне задать вам несколько вопросов. На самом ли деле Ной построил ковчег и наполнил его пирами всех живых существ? На самом ли деле воды Красного моря расступились от взмаха Моисеева посоха? На самом ли деле человек по имени Иисус жил, дышал и бродил по Святой Земле две тысячи лет назад, исцеляя и творя чудеса? И как нам убедиться в этом?

Где-то в конце аудитории поднялась тонкая девичья рука. Она принадлежала белокурой студентке в больших круглых очках и с длинными прямыми волосами. Мерфи раз или два видел ее в университетской церкви.

— Так учит Библия, — ответила она спокойным, уверенным голосом.

— И так учит Голливуд, — прервал ее другой голос. Он принадлежал коренастому черноволосому студенту, сидевшему с самодовольной улыбкой, скрестив руки на футболке с символикой Престонского университета. — Если в это верит Чарлтон Хестон, значит, это должно быть правдой, да?

Реплика вызвала несколько смешков в аудитории, и даже всплеск жиденьких аплодисментов.

Мерфи улыбнулся и подождал, пока студенты успокоятся.

— Знаете, в вашем возрасте я тоже был скептиком. Возможно, я и сейчас остаюсь им. Считается, что христиане принимают на веру все то, что сказано в Библии. Но вера зачастую нуждается в поддержке. И вот тут-то в дело вступает библейская археология.

Он указал на все еще продолжающего ухмыляться парня, сидевшего в ряду как раз позади Шэри.

— Как мне доказать вам, что Ноев ковчег действительно существовал? Что сможет убедить вас?

Казалось, вопрос заставил студента на мгновение задуматься.

— Полагаю, для этого мне понадобилось бы надежное доказательство.

Мерфи сделал паузу, словно для того, чтобы обдумать это замечание.

— Надежное доказательство. Что ж, верно. Давайте посмотрим. Когда вы начинаете заниматься научными исследованиями, вам приходится двигаться в том направлении, куда вас ведет получаемая в ходе этих исследований информация. За последние сто пятьдесят лет было сделано более тридцати тысяч археологических открытий, подтверждающих ветхозаветную часть Библии. В течение многих столетий скептики осмеивали идею существования хеттской народности, о которой упоминается в Библии, — до тех пор, пока археологические свидетельства не предоставили неопровержимые доказательства существования хеттов. Точно так же одно упоминание города Ниневии вызывало смех и издевательства со стороны неверующих, пока этот город не был обнаружен неподалеку от реки Тигр великим археологом Лейардом. И в то же время до сих пор не сделано ни одной находки, которая ставила бы под сомнение истинность сказанного в Библии.

— Ого! Впечатляет! — выкрикнул кто-то из задних рядов. Однако студент, требовавший надежных доказательств, был явно неудовлетворен.

— Вы сможете убедить меня в реальности ковчега, только если покажете штурвал Ноя.

Мерфи улыбнулся:

— Должен признать, никому до сих пор еще не удалось найти штурвал Ноя. Но у меня есть кое-что, что может показаться вам интересным.

На большом экране за кафедрой появился первый слайд из подготовленных Мерфи. На нем был изображен ящик, покрытый тканью. На следующем слайде присутствующие увидели каменный сосуд с крышкой, также покрытый тканью. Он был примерно двадцати четырех дюймов в длину, пятнадцати дюймов в ширину и десяти дюймов в высоту, и на нем все еще сохранялись следы примитивных инструментов, с помощью которых его когда-то высекли из цельной глыбы известняка.

— Кто-нибудь знает, что это такое? — спросил Мерфи.

— Что-то вроде коробки для ленча Фреда Флинтстоунаnote 1, — послышался уже знакомый голос.

Шэри обернулась, окинула говорившего уничтожающим взглядом и вслед за этим предложила свой собственный вариант ответа:

— Саркофаг? Наверное, детский саркофаг?

— Разумная догадка, Шэри, — улыбнулся ей Мерфи. — Это действительно гробница, гробница для костных останков. То, что мы называем оссуарий. Тысячи лет назад распространенной практикой было выкапывать кости покойного, после того как плоть полностью разложилась, заворачивать их в муслин и помещать в подобный ящик.

— Ну и чей же ящик с костями мы сейчас видим? — послышался голос с задних рядов. — Не Рассела Кроу, случайно?

Мерфи не обратил внимания на смех.

— Давайте посмотрим.

На следующем слайде крупным планом была показана боковая панель ящика с наполовину стершимися, однако, все еще различимыми древними письменами.

— Здесь сказано: Иаков…

— Иаков, то есть, по-нашему, Джимми. Мы-то думали, куда делся Джимми Хоффа, а он, оказывается, вот гдеnote 2!

Погрузившись в собственные размышления, Мерфи будто не слышал ни предыдущую реплику, ни смешки, которые за ней последовали. Душой он находился в другом месте. И в другом времени. Он включил следующий слайд — сильно увеличенное изображение панели оссуария — и начал читать надпись:

— Иаков… сын Иосифа… — Внезапно в зале воцарилась тишина.

— …брат Иисуса.

Мерфи сделал многозначительную паузу, затем повернулся к аудитории.

— В маленьком ящике, который вы здесь видите (а я не просто его видел, но и касался собственными руками), лежали кости брата Иисуса. Как правило, на оссуарий записывалось только имя отца покойного, если у него не было какого-нибудь другого очень известного родственника. И не было никого, кто имел бы большую славу — добрую или дурную, это уже другой вопрос — в той части света и в ту эпоху, нежели Иисус. И что еще очень важно: представленный здесь оссуарий подтверждает не только историчность Иисуса — то есть то, что он действительно являлся реальной исторической личностью, — но и то, что Иисус обладал известностью, позволившей семейству Иакова запечатлеть на этом гробе связь между ним и его братом. Если удастся доказать аутентичность оссуария, будет доказано и то, что Иисус не только жил в тот период, но и был довольно известен. То есть подтвердится библейский рассказ о нем.

Всякий раз, глядя на изображение каменного ящика, Мерфи испытывал странное чувство, словно исчезали тысячелетия, отделявшие его от давно умершего человека, и он оказывался рядом с ним в мгновении, находящемся вне времени.

Из этого состояния его внезапно вывел голос, прозвучавший с места неподалеку от Шэри:

— Возможно, надпись на ящике действительно такова, но как мы узнаем, что это не подделка? Подобно всем тем святым мощам, что штамповались в средние века как дешевые сувениры. Как Туринская плащаница. Ведь считается, что она подделка, не так ли, профессор Мерфи?

Мерфи внимательно взглянул на студента, задавшего вопрос. Он тоже производил впечатление скептика, только значительно более серьезного, более вдумчивого и более информированного, чем тот заправский шутник, что до сих пор демонстрировал свое лихачество перед аудиторией. Мерфи заметил, что Шэри взглянула на парня холодным, однако не лишенным уважения взглядом.

— Что ж, ваше замечание вполне основательно…

— Меня зовут Пол, — подсказал студент и мгновенно залился краской, явно смущенный вниманием всех присутствующих.

— Хорошо, Пол. Некоторые эксперты пришли к выводу, что Туринская плащаница, возможно, является средневековой подделкой. Что касается меня, то я совсем в этом не убежден. Как же мы отличим подделки от аутентичных артефактов? Что дает мне право считать, что в этом оссуарии находились кости брата Иисуса Христа?

— Радиоуглеродный анализ? — прозвучал быстрый и уверенный ответ.

— Спасибо, Пол. Если тебе захочется выйти и прочесть здесь лекцию вместо меня, просто дай мне знать. Создается впечатление, что тебе уже известны ответы на все вопросы, — с улыбкой произнес Мерфи.

Пол вновь залился краской, и Мерфи почувствовал, что проявил излишнюю жесткость по отношению к молодому человеку. Парень вовсе не стремился «подставить» его. Он просто был немного эрудированнее «среднестатистического» студента.

— Да, радиоуглеродный анализ позволяет нам с точностью почти до одного года сказать, когда был изготовлен тот или иной артефакт или когда им пользовались, — продолжал объяснения Мерфи. — Углерод-14 — радиоактивный изотоп, присутствующий практически во всех органических объектах. Так как скорость его распада хорошо известна, количество сохраняющегося в объекте С-14 может с достаточной точностью свидетельствовать о возрасте.

От замечаний профессора Пол оробел. Он явно не получал удовольствия от всеобщего внимания, хотя не мог сдержать свои любопытство и сомнения.

— Гм, профессор Мерфи, но ведь радиоуглеродный анализ на самом деле указывает нам время возникновения камня, а вовсе не время изготовления ящика, оссуария, не так ли?

— Вы совершенно правы, Пол. Однако внутри ящика во множестве мелких щелей и углублений мы находим кусочки муслина и остатки пыльцы растений, а вот их происхождение радиоуглеродный анализ датирует примерно тем временем, когда жил Христос, — около 60-х годов нашей эры. И это не единственное свидетельство: надпись на оссуарии сделана на той разновидности арамейского языка, которая использовалась именно в то время. Впрочем, если вам недостаточно и этих доказательств, можно добавить и то, что с помощью микроскопических исследований патины, образовавшейся на надписи, удалось с абсолютной точностью установить: она была сделана именно в то время, а отнюдь не позже.

Мерфи выдержал паузу, заметив, насколько более внимательными стали лица присутствующих. На задних рядах никто уже больше не вел шепотом досужих разговоров. Никто не перебрасывался записочками. Никто не зевал, глядя в окно или в потолок. По крайней мере, ему удалось привлечь их внимание. Теперь настало время настоящей проверки.

— Это очень хорошо и занимательно, леди и джентльмены, но все, что я вам до сих пор рассказывал, — сущая ерунда. Ящик, который мы видим, — несомненная подделка.

Аудитория взорвалась возгласами разочарования и удивления. Хватит старой степенной археологии, подумал Мерфи.

— Итак, оссуарии — подделка. Именно таково мнение многих ученых. Тем не менее, лично на меня очень сильное впечатление произвели результаты радиоуглеродного анализа, которые мы рассмотрим на следующих занятиях, и надписи на той разновидности арамейского языка, что использовалась только в первом веке нашей эры. Находка относительно новая, поэтому в ближайшем будущем можно ожидать большого числа исследований и споров. Я же поднял этот вопрос и постарался вызвать вашу бурную реакцию в начале нашего длительного путешествия по курсу библейской археологии по вполне определенной причине. Мерфи сделал небольшую паузу, затем продолжил:

— Я ученый, и те люди, которые подвергли сомнению достоверность этого оссуария, тоже ученые. Но, кроме того, я с гордостью могу сказать о себе, что я серьезный, убежденный, преданный своей вере христианин. У меня есть вполне основательные подозрения, что ученые, которые на весь мир кричат, будто оссуарий — не более чем подделка, делают это из страха, что доказательство аутентичности подобных артефактов поколеблет их априорное нежелание принимать истины христианства. Вопрос: не затемняет ли религиозность мое научное мышление и не влияет ли атеизм на точку зрения этих ученых, искажая ее? Вот, друзья, всего лишь два из множества сложнейших дополнительных нюансов, возникающих в ходе поиска научных доказательств достоверности библейских фактов. И я с истинным удовольствием предвкушаю возможность совместного исследования всех этих проблем на наших занятиях в течение нескольких следующих недель.

Ну вот, как обычно, ему «повезло». Мерфи заметил, что в самом конце аудитории за задними рядами прохаживается декан Фоллуорт. Сколько времени он уже здесь? — подумал Мерфи.

— А теперь, дабы не оставлять вас в состоянии полного недоумения и разочарования, я должен заверить вас в том, что ответ на вопрос, был ли Иисус подлинной исторической фигурой, к счастью, не зависит от подтверждения подлинности только этого оссуария. И основания для утвердительного ответа на этот главнейший вопрос мы тоже обсудим на наших занятиях. Однако когда будет полностью доказана подлинность оссуария — а я полагаю, рано или поздно такое обязательно произойдет, — это станет еще одним важным доказательством для тех, кто верит в него, кто верит, что Иисус когда-то жил на этой земле.

Мерфи бросил взгляд на часы.

— Давайте пройдемся по списку литературы, предназначенной для изучения в рамках нашего курса.

— Постойте, Мерфи!

У выхода из аудитории за рюкзак Мерфи ухватилась костлявая рука.

— Декан Фоллуорт! Какой великолепный пример вы подали студентам, проверяя, таким образом, мои лекции.

— Неужели, профессор Мерфи? — Фоллуорт ростом не уступал Мерфи, но при этом отличался бледностью настоящего книжного червя, по сравнению с которой цвет лица некоторых мумий показался бы здоровым румянцем. — Вы называете это лекцией? Я называю такое позором. Единственное ваше отличие от бродячего проповедника это то, что в конце вы не передали в зал тарелочку для пожертвований.

— С благодарностью приму любое приношение, которое вы соблаговолите сделать, декан. Может быть, вам нужна программа моего курса?

— Не нуждаюсь, мистер Мерфи. У меня достаточно материала для представления в ученый совет университета с целью организации аккредитационных слушаний по поводу евангелического шоу, которое вы по какой-то непонятной причине именуете академическим курсом.