43

Во второй раз за последние несколько недель Стефани Ковакс казалось, что боги СМИ одарили ее своей благосклонностью.

Она решила провести вечер в гостинице над собранными материалами, а на следующий день порыскать по Престону в поисках еще какой-нибудь информации о профессоре Майкле Мерфи.

И тут она услышала взрыв. Стефани уже лихорадочно набирала номер своего оператора, когда ей позвонил начальник общенационального бюро Би-эн-эн. А через час после взрыва Ковакс вышла в эфир с первыми сообщениями о происшествии. На место событий слетались стаи репортеров, но за Стефани им было не угнаться. Она опережала их во всем благодаря своему непревзойденному драйву и нескольким подсказкам из нью-йоркского бюро Би-эн-эн. И вот теперь, через день после случившегося, Стефани была готова к трансляции своего следующего эксклюзива.

— Стефани Ковакс, Би-эн-эн, передает с места чудовищного взрыва в церкви в Престоне, штат Северная Каролина. Уже в ходе отчаянного поиска жертв и первичной оценки масштабов разрушений, причиненных взрывом, начинают проясняться ужасные подробности случившегося.

Оказывается, мы имеем дело вовсе не с нападением террористов на ни в чем не повинных прихожан церкви, но с гораздо более неожиданным и жутким явлением, которое может стать кошмаром для всех граждан нашей страны. На данный момент мы располагаем доказательствами, что истина заключается в чем-то значительно более страшном и труднопостижимом.

Определенные источники сообщили сотрудникам канала Би-эн-эн: причиной взрыва на самом деле стала… фабрика по производству взрывчатых веществ, располагавшаяся в подвале самой церкви! Из тех же источников стало известно, что среди развалин престонской церкви обнаружены доказательства связи последнего взрыва здесь, в Северной Каролине, с другими недавними терактами.

Стефани драматически смолкла, словно для того, чтобы с возможно большим хладнокровием донести до публики самое страшное известие:

— Хотя власти и не сделали до сих пор никакого официального заявления, существуют весомые свидетельства, указывающие на то, что местная группировка церковных террористов связана с известным вам Фарли. Да-да, тем самым, который подозревается в совершении чудовищного надругательства над зданием ООН и который все еще находится на свободе.

Нам сообщили, что на месте последних событий в Престоне, в подвале церкви, буквально в десятке шагов от того места, где я сейчас нахожусь, найдены материалы, поразительно сходные с теми, которые были обнаружены в доме Фарли, откуда, как вы все хорошо помните, я вела репортаж всего несколько дней назад. Среди этих материалов различные публикации на религиозную тематику, брошюры евангелического содержания и доказательства того, что взрыв ООН мог стать страшной трагической реальностью. И еще может стать ею в любую минуту, если свершатся злодеяния членов террористической группировки, чьим замыслам помешала чистая случайность, имевшая место вчера вечером в Престоне.

Как будто нехотя Стефани перевела взгляд с камеры на стоящего поблизости высокого лысеющего мужчину в черной спортивной рубашке и коричневой куртке.

— Рядом со мной доктор Арчер Фоллуорт, декан отделения гуманитарных и естественных наук Престонского университета, многие студенты и преподаватели которого посещают эту церковь. — Стефани улыбнулась искренней, печальной улыбкой. — Разрешите выразить вам нашу сердечную признательность, декан Фоллуорт, за то, что вы смогли найти несколько свободных минут в это трагическое для всех жителей вашего города время.

Вид у декана был такой, словно ему хотелось произнести дежурное: «Я тоже очень рад». Однако Фоллуорт просто кивнул, поджав губы.

— Доктор Фоллуорт, мне кажется, все мы сейчас находимся в состоянии глубочайшего шока от того, что нам стало известно. Я имею в виду тот факт, что члены церковной общины изготавливали бомбы. И возможно, были связаны с теми, кто собирался совершить террористические нападения на крупнейшие города нашей страны. Не могли бы вы пролить свет на последние события?

Декан уставился в телеобъектив предельно серьезным и озабоченным взглядом.

— Я не уверен в том, что смогу объяснить трагедию, случившуюся сегодня у нас в Престоне, Стефани. Боюсь, этого не сможет сделать никто. Когда фанатики калечат и убивают ни в чем не повинных людей, я думаю, что мы все… я…

Он покачал головой, явно не в силах продолжать из-за переполнявших его чувств.

Стефани решила прийти декану на помощь:

— Когда вы говорите «фанатики», что вы имеете в виду, декан Фоллуорт? Что это за люди? Что у них на уме?

Фоллуорт откашлялся.

— В этом университете я проработал уже много лет и должен сказать, что за последнее время стал свидетелем крайне тревожных перемен.

Взгляд Стефани выразил особую озабоченность.

— Каких именно?

— В наших местах всегда было много евангелистов. В этом, конечно, нет ничего дурного. Однако, как мне кажется, постепенно власть в их кругах в свои руки берут все более экстремистские элементы — евангельские фундаменталисты. Скорее всего, именно эти элементы и стоят за жуткой трагедией, свидетелями которой мы стали вчера.

— Вам явно очень хорошо известна эта группировка. Каковы же их убеждения? И если то, что нам говорят, правда, почему их террористические действия нацелены против таких организаций, как ООН?

— Стефани, во что бы ни верили эти люди, будь то приближение конца света или наступление Второго пришествия, они в любом случае не желают признавать наше с вами право на иную точку зрения, на иные верования, даже на иные христианские верования.

— Итак, они просто-напросто пытаются с помощью взрывов вогнать нас в их представление об истине?

Фоллуорт глянул на журналистку с покровительственной улыбкой, столь хорошо знакомой его студентам.

— Очень удачное определение, Стефани. Да, именно так. «А я придумала заголовок для завтрашнего материала», — подумала Стефани.

— Благополучие наших студентов — мой главный приоритет. Мы должны иметь всю необходимую информацию о тех людях, которые пытаются воздействовать на них и чье влияние может быть потенциально негативным или опасным.

— Не считаете ли вы, что Пол Уоллах, который в настоящее время находится в коме, стал жертвой подобного воздействия?

Декан мрачно опустил голову.

— Как это ни трагично прозвучит, но мне кажется, что именно так и произошло.

— А не могли бы вы сказать нашим телезрителям, кого вы лично считаете ответственным за превращение столь одаренного студента в фанатика-убийцу?

Фоллуорт поморщился. Наверное, она все-таки перегибает палку. Но пути для отступления уже не было.

«Ну же, ну, — мысленно подгоняла декана Стефани, — ты ведь знаешь, что должен делать. Да ты и сам этого хочешь».

— Мне крайне неприятно произносить это вслух… Я полагаю, что один из сотрудников нашего факультета является главным вдохновителем всего обсуждаемого нами разрушительного движения.

Декан изобразил на лице особую гримасу, которая была призвана продемонстрировать, насколько неприятно ему говорить об этом.

Стефани поднесла микрофон еще ближе к Фоллуорту, словно погонщик кнут к морде быка.

— Профессор Майкл Мерфи.

Стефани продемонстрировала удивление, смешанное с ужасом.

— И какой же предмет преподает профессор Майкл Мерфи?

— Библейскую археологию, — ответил декан, и в его устах название дисциплины прозвучало как наименование какого-то опасного заболевания. — Он повернулся и взглянул прямо в объектив камеры. — В интересах студентов Престонского университета я бы порекомендовал совету нашего учебного заведения отстранить профессора Мерфи от преподавательской деятельности на время проведения тщательного расследования.

44

Мерфи сидел на корточках на полу в машине «скорой помощи» и держал Лору за руку; один из фельдшеров вводил иглу капельницы ей в вену, другой обкладывал Лору специальными термическими одеялами.

— Она потеряла сознание недавно?

Последние несколько часов казались Мерфи каким-то жутким путаным сном. Ему трудно было сосредоточиться.

— Да. Когда взорвалась бомба, она находилась в церкви. Но врачи сказали, что с ней все в порядке. Просто синяки, ничего серьезного.

Пока «скорая помощь» мчалась по шоссе номер 147, фельдшеры связались с ожидавшей их группой травматологов. К тому времени, когда они закончили разговор, машина с воющими сиренами уже свернула с шоссе и выехала на главную дорогу, ведущую от университетского кампуса к больнице. Мерфи приложил холодную руку к щеке жены.

— Держись, милая.

Машина резко затормозила, фельдшеры поставили носилки на асфальт и бегом покатили их по направлению к травматологическому центру, словно гонщики на бобслейных санях, набирающие скорость. Автоматические двери захлопнулись, будто пасть прожорливого чудовища, и санитары вместе с Мерфи оказались в приемном отделении, где ожидавшая их группа травматологов мгновенно окружила каталку.

Еще несколько игл вонзились в тело Лоры. Подключили монитор для отслеживания жизненно важных функций. Сестра начала вслух называть показания частоты пульса и кровяного давления. И все это в те несколько мгновений, пока каталка с Лорой двигалась к дверям с надписью: «ВХОД ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА ТРАВМАТОЛОГИЧЕСКОГО ЦEHTPA».

Мерфи внесло туда вместе со всей толпой. Он старался не выпускать лицо Лоры из поля зрения, пока группа травматологов суетилась, занятая своей работой. Затем каталка проехала в какие-то двери, и чья-то рука вежливо остановила Мерфи.

— Извините, вам придется подождать снаружи. Мы сообщим о состоянии вашей жены, как только получим дополнительную информацию.

Мерфи пробормотал слова благодарности, и сестра исчезла в том же направлении, в каком увезли Лору. Еще несколько мгновений он слышал шум обычной больничной суеты, затем двери захлопнулись, и профессор остался в полном одиночестве.

— Профессор Мерфи, что происходит? Что вы здесь делаете? — Это была Шэри, глаза ее покраснели от непрерывных слез.

— Лора. Она вдруг потеряла сознание. Они не знают, что с ней. Я…

Его голос сорвался.

Шэри рухнула в кресло и закрыла рот рукой.

— О нет, нет, только не Лора!

Мерфи подсел к девушке и обнял ее за плечи, не сводя глаз с двойной двери, за которой исчезли носилки с Лорой.

— Пол тоже там?

Она кивнула, тихо всхлипывая. Так они и сидели вдвоем. Шэри положила голову на плечо Мерфи. Они не знали, к какой еще помощи прибегнуть, кроме как к молчаливой молитве Богу. Шли минуты, и наступило мгновение, когда Мерфи утратил чувство времени и вот уже видел себя спорящим о чем-то с Лорой, и она смеялась, а его сердце забилось от радости, потому что он убедился, что с ней все хорошо, и тут же понял, что, наверное, задремал, и, вздрогнув, проснулся…

Рядом с ним стоял доктор Келлер. Он кивнул Шэри.

— В состоянии Пола пока никаких перемен. Но мы, собственно, и не ожидали их так скоро. — Он повернулся к Мерфи. — Состояние Лоры стабильно, хотя, боюсь, мы до сих пор не можем однозначно сказать, в чем причина того, что с ней произошло. Похоже, кто-то, обладавший огромной силой, пытался разорвать ей дыхательное горло. Мы делаем все, что можем. И будем продолжать бороться за ее жизнь. Но в данный момент я обязан предупредить вас, профессор Мерфи, что ваша жена находится в крайне тяжелом состоянии.

Шэри вскрикнула, и Мерфи инстинктивно прижал девушку к себе так, словно не он, а она нуждалась в утешении. Потом встал и протянул руку Келлеру.

— Спасибо, доктор. Я знаю, вы делаете все, что от вас зависит. И мы тоже будем делать все, что зависит от нас.

Келлер пожал ему руку и сдержанно кивнул, прежде чем скрыться за дверями в центр травматологии.

Мерфи заметил темные круги, появившиеся от усталости под глазами у Шэри.

— Пойдем, нужно выпить кофе или хотя бы просто воды. Нам предстоит много молиться, Шэри.

45

Несколько часов спустя Мерфи подошел к кровати Лоры, чтобы прикоснуться к ней, просто пожать ей руку. Несмотря на кислородную маску, капельницы и самую разную аппаратуру, которая со всех сторон окружала Лору, ему показалось, что она похожа на принцессу из сказки. Кожа Лоры приобрела фарфоровую белизну, губы были невероятно бледны. Ей дали очень сильное снотворное, и, тем не менее, Мерфи заметил, что веки жены слегка подрагивают. Это вселяло в него надежду: она все еще здесь, в этом мире, и пытается вырваться из своей тюрьмы.

Мерфи показалось, что он услышал что-то, кроме шипения кислорода, какой-то протестующий стон, словно она хотела сказать: «Пожалуйста, заберите меня отсюда». Однако теперь Мерфи уже сомневался в том, что может доверять своим органам чувств.

Он наклонился и нежно поцеловал Лору в лоб.

— Я здесь. Не бойся. Все будет хорошо.

Мерфи опустил глаза и с удивлением обнаружил, что сжимает в руке какой-то предмет. Наверное, его дал ему доктор Келлер. Это была маленькая косметичка с личными вещами Лоры. Тонкий золотой браслет, подарок в день их свадьбы, наручные часы, сережки с жемчугом, ключи. И маленький деревянный крестик на веревочке.

Мерфи представил, что вот сейчас выйдет из больницы, держа в руках эту косметичку, и слезы хлынули у него из глаз.

— Не оставляй меня, милая. Пожалуйста, не оставляй меня.

Мерфи услышал за спиной звук открывающейся двери, и ему стало стыдно своих слез. Но он тут же подумал: «Не глупи. Они к этому привыкли».

Однако это была не сестра.

На пороге стояла незнакомая рыжеволосая женщина в длинном черном пальто, которое явно было ей велико. Она смотрела мимо Мерфи на Лору с выражением бесконечной печали на лице.

— Мистер Мерфи? — произнесла женщина. Ее мелодичный голос показался Мерфи знакомым, но он никак не мог вспомнить, где он встречал ее раньше. — Я — Исида Макдоналд. — На мгновение их взгляды встретились, но через несколько секунд она уже вновь смотрела на Лору. — Мне очень, очень жаль.

Мерфи взирал на Исиду Макдоналд в полной растерянности, так, словно она была персонажем какого-то сна, и никак не мог понять, что она здесь делает. Призрак обернулся существом из плоти и крови, которое сейчас почему-то беседует с ним.

— Вы должны меня извинить. Не следовало врываться сюда таким образом. Поверьте, я не хотела вторгаться в вашу… не хотела мешать вам. Мы ведь даже не знакомы. Просто я…

Мерфи шумно выдохнул и попытался немного расслабиться.

— О, простите. Садитесь, пожалуйста. Вы ведь приехали издалека.

Исида села, крепко сжимая в руках старенький потрепанный саквояж. Она явно пребывала в полной растерянности, не зная, что говорить и делать дальше.

Неловкую паузу прервала сестра, вошедшая в палату с кофейником и чашкой. Сестра пристально рассмотрела Исиду, легким кивком поздоровалась с ней и с улыбкой сочувствия протянула чашку Мерфи.

— Я вообще-то совсем не хочу сейчас кофе, — сказал Мерфи, как только дверь за сестрой закрылась. — Вы не выпьете? Только вот, боюсь, без сливок и без сахара.

Исида взяла у него из рук чашку, в глубине души благодарная за возможность хоть как-то нарушить тяжелое молчание.

— Спасибо. Глоток кофе мне совсем не помешает.

Они снова замолчали, и казалось, молчание это длилось бесконечно долго. Оба просто смотрели на Лору и слушали тихое шипение, исходившее от кислородной маски.

— Я очень признателен вам за стремление разделить с нами нашу беду, — сказал, наконец, Мерфи. — Но вы ведь не знали Лору. Не хочу показаться невежливым, однако что привело вас сюда?

Исида поставила чашку кофе на подоконник и сложила руки на своем саквояже.

— Я вам кое-что привезла.

Она открыла замок и извлекла из сумки большой и толстый конверт светло-желтого цвета. Перевернула его, и на портфель выпал хвост Змия, отливающий тускловатым свечением.

— Не понимаю.

Исида подняла хвост и протянула его Мерфи.

— Я подумала, что он вам может помочь.

— Помочь? Каким образом? Исида отвела взгляд.

— Разве его предназначение не в том, чтобы… Разве вы не верите в его способность исцелять?

И тут Мерфи понял, зачем она приехала.

— Нет! Ни в малейшей степени! Это же не более чем кусок бронзы.

Казалось, его ответ озадачил Исиду.

— Не более чем кусок бронзы? Но вы ведь рисковали жизнью, чтобы добыть его! Я полагала, что именно он исцелил израильтян, когда их кусали ядовитые змеи в пустыне.

— Как раз в это-то я совершенно не верю. Израильтян исцелил Бог благодаря их вере в Него. Сила заключалась в их вере, а вовсе не в Змие. Когда же они начали поклоняться Змию, словно он на самом деле обладал магическим могуществом, Господь приказал Езекии уничтожить его.

Исида, тем не менее, протягивала Мерфи кусок Змия, убеждая его взять сокровище:

— Откуда вам знать? Почему вы так уверены, что он не обладает никакой магической силой? Почему уверены, что он не поможет Лоре?

Мерфи откашлялся и ответил:

— Потому что я знаю, что Бог — не колдун. Он не занимается магическими фокусами.

— А как же те, кто исцеляет с помощью веры? Чем их исцеления отличаются от магических фокусов?

— Вы ошибаетесь. Мы не ведаем, почему Господь порой исцеляет людей. Так же, как не ведаем, почему… почему время от времени Он насылает на них болезни. — Сказав это, Мерфи не смог не взглянуть на Лору. — Даже на хороших людей. На самых лучших. Самых достойных.

Исида встала, и Мерфи показалось, что она собирается, чуть ли не насильно сунуть ему в руки древний артефакт, как это делают торговцы на рынке.

— Почему бы не попробовать? Возможно, ничего не выйдет, но ведь никакого вреда не будет, не так ли? Разве не стоит попытаться?

Мерфи взял ее за тонкие изящные руки, словно умоляя понять его.

— С моей стороны это будет дурной поступок. Воспользовавшись им, я как будто скажу Богу: «Я больше доверяю этому куску металла, чем Тебе». А это уже грех.

— Какая разница? Вы совершите грех, ну и что? Ведь вы спасете Лору! Вы поступаете как самый настоящий эгоист, заботясь лишь о чистоте собственной души, в то время как ваша жена может в любую минуту умереть. — Исида залилась краской и закрыла рот рукой. — О, извините. Мне не следовало этого говорить.

Мерфи ничего не ответил. Он просто взял у нее хвост Змия, положил его в конверт, а затем обратно в саквояж. Закрыл сумку и протянул ее Исиде.

— Возвратите эту вещь в музей. Заприте ее в ящик. И потом, если вы захотите помолиться за Лору…

Исида взяла саквояж, не глядя на Мерфи.

— Да. Да, конечно. Мне очень жаль.

Она напомнила профессору маленькую девочку, которую застали за какой-то недостойной проделкой.

— Я вам кое-что еще хотела сказать. Я закончила перевод надписи. Я понимаю, конечно, что сейчас не самое удобное время… Надпись, в общем, довольно странная. Я подумала, что следует передать ее вам как можно скорее.

Мерфи взглянул на Исиду пустым, ничего не выражающим взглядом.

— Я вам позвоню. Когда все это… когда все это закончится. Она кивнула и вышла из палаты, крепко сжимая в руках саквояж.

Мерфи взял руку Лоры и прижался к ней щекой.

— Почему, почему ты не можешь заговорить со мной, дорогая? Ты же всегда знала, как нужно поступить в любой ситуации.

Усталость взяла, наконец, верх над Мерфи, и он впал в некое подобие беспокойного сна. Минут тридцать спустя профессор проснулся, разбуженный тревожным звуком, исходившим от аппаратуры искусственного дыхания.

Что-то изменилось в палате. Он поднял глаза, не понимая, что случилось, и тут до него дошло. Обычное спокойное попискивание монитора, отслеживавшего жизненно важные функции организма, сменилось тревожным сигналом. Мерфи вскочил со стула и бросился к двери, но тут она сама открылась, и в палату вбежал доктор Келлер. За ним следовали какой-то другой врач и сестра с каталкой.

Они склонились над Лорой. Сестра держала в руках электроды, ожидая указания доктора Келлера, но в это мгновение чьи-то сильные руки коснулись Мерфи, и он закрыл глаза.

46

Следственная группа, наконец, уехала. Сняли последний кусок скотча, которым полицейские заклеивали то, к чему нельзя было прикасаться, и престонская церковь вновь сделалась тем, чем была всегда, — местом богослужения.

Однако восстановление здания и устранение всех повреждений, причиненных взрывом, естественно, займет немало времени. Хотя строение укрепили с помощью стальных опор, установив их под сильно поврежденным полом и лесами у восточной стены, а большую часть разбитых окон заделали пластиком, обугленный, почерневший дверной проем напоминал о том, что всего за несколько дней до этого внутренняя часть церкви больше напоминала ад. Лишь церковный шпиль остался нетронутым взрывом и теперь был подобен персту первозданной чистоты, указующему на небеса. Когда же прихожане вновь, как и прежде, начали собираться под сводами храма, невозможно было не видеть в нем некий символ надежды и стойкости.

Вагонер стоял у входа так же, как в вечер взрыва, и приветствовал всех пришедших на службу. Притом, что одна рука пастора все еще находилась в гипсе, и он не мог по-дружески обнять многих из тех, кому в эти дни особенно была необходима теплота и поддержка окружающих, его рукопожатие было таким же твердым и уверенным, как и прежде. Один за другим члены престонской общины заполняли храм и усаживались на десяток сохранившихся после взрыва скамей, обратив взгляды на переносной амвон, установленный на месте разбитой кафедры.

Мерфи сел в первом ряду, рядом с ним села Шэри. Он сжимал ее руку в своей. Сквозь пустое восточное окно, лишившееся ярких разноцветных витражей, скупо пробивался солнечный свет. Лучи его коснулись края гроба, стоявшего у подножия алтаря, и сразу же цветы и венки, расставленные вокруг, вспыхнули ярким сиянием. Справа от Мерфи сидел отец Лоры. Его неподвижный взгляд был устремлен вдаль, словно он видел нечто недоступное остальным. Жена держала его за руку и тихо всхлипывала.

Глядя на лицо Лоры, лежавшей в открытом гробу, было трудно поверить, что она мертва. Казалось, платье цвета слоновой кости излучает какое-то сияние и придает бледным чертам лица неземной оттенок, подобный цветам вокруг гроба и маргариткам, вплетенным в волосы. В пустое окно врывалось радостное пение птиц, и Мерфи подумал: «Неужели их тоже обманула внешность Лоры, и они видят в ней просто спящую? Кто-то должен сказать им. Я должен поговорить с пастором Бобом».

Мерфи хотел, было встать, но Шэри удержала его. Он снова сел на скамью. Может, и правильно, пусть птицы поют. Они замолчат, когда ее будут опускать в землю.

Вагонер медленно поднялся на импровизированный амвон, не сводя глаз с Лоры, а затем обвел взглядом всех присутствующих.

— Для нас наступило очень тяжелое время, — начал он. — Порой мне кажется, что в последний раз мы собирались здесь целую вечность назад, а порой — что всего несколько мгновений. Некоторые из нас потеряли любимых и членов семей, все мы потеряли друзей. На всех нас остались шрамы того страшного дня. И я имею в виду вовсе не физические шрамы. Я говорю о боли утраты, которая останется с нами навеки. — Он закашлялся, и на какое-то мгновение возникло ощущение, что церковь снова наполнилась дымом. Но вот пастор продолжил сильным и громким голосом: — Что касается меня, то воспоминания о той ночи еще долго будут подернуты в памяти неким туманом… Однако я очень хорошо помню, о чем собирался говорить в тот вечер. Я собирался говорить о необходимости веры в Божий промысел. О важности сохранения веры этой даже в те минуты, когда кажется, что Он совершенно забыл о нас. — Пастор сделал паузу. — И я думаю, что именно сейчас наступило это время. Как вообще могло случиться такое чудовищное злодеяние? И ко всему прочему, в довершение несправедливости тех самых людей, которые в наибольшей степени пострадали от трагедии, обвиняют в жутких преступлениях. На телевидении и в газетах нас называются отъявленными убийцами и террористами. Как подобное возможно?

Прежде чем продолжить, он поправил руку в гипсе.

— По правде говоря, я не знаю ответа. Господь не открыл мне, что конкретно Он планирует для всех нас. В одном я полностью уверен: Он внимательно следит за тем, как мы справляемся с испытаниями и несчастьями. — Здоровой рукой пастор крепко сжал края маленькой временной кафедры. — И что же видит Господь, когда Он взирает на нас с высоты? Я скажу вам то, что вижу я. Я вижу людей, начинающих восстанавливать разрушенное. Я вижу людей, возвращающихся на место, оскверненное страшным актом насилия, и своими молитвами возрождающих его святость. Я вижу людей, сохранивших веру. Ибо когда-нибудь Божественный промысел обязательно будет нам открыт. Нам предстоит очень много и упорно работать, нам потребуются все наши умения и вся наша энергия, чтобы восстановить храм в его былой красоте. И нам потребуется вся наша вера в Божественную любовь и заботу, чтобы пережить тот хаос и тьму, в которых мы все ныне пребываем. Совместными усилиями и с Божьей помощью мы справимся.

Пастор глубоко вздохнул и вытер лоб платком. Он надеялся на то, что ему хоть немного удалось поднять дух общины. Для следующей части проповеди им понадобятся все их силы.

Взгляды теперь были устремлены на гроб Лоры. Солнце скрылось за облаком, и лицо покойной накрыла легкая тень. Несколько померкли и краски цветочных гирлянд и венков вокруг гроба.

Вагонер откашлялся и продолжил:

— Вам не нужно напоминать о том, каким прекрасным, прекрасным во всех отношениях человеком была Лора Мерфи. Любой, кто видел ее улыбку, слышал ее смех, помнит, как она умела успокоить окружающих… — он улыбнулся, — порой подшучивая над недостатками некоторых из нас — как, например, над вашим покорным слугой. Все мы знаем, какой жизнерадостной была эта женщина и как она умела дарить радость другим. Кроме того, она была удивительно одаренным археологом, ее ждала блистательная карьера… Вместо этого она решила посвятить свою жизнь помощи ближним. Она много делала для того, чтобы помочь студентам реализовать все лучшее, что заложено в каждом из них Богом. В нашем городе живут люди, которые обязаны Лоре тем, что она вывела их на верную дорогу или помогла не ступить на дурную, ведущую в пропасть. Я уверен, что здесь сейчас находятся многие из них. И если кто-то из вас в эту минуту задается вопросом, как такой чудесный человек мог пасть жертвой трагических обстоятельств в то время, когда она еще очень многим могла бы помочь, то я хочу вас попросить: подумайте, как много Лора успела дать всем нам. Многие ли принесли за всю свою жизнь столько добра окружающим, сколько сделала Лора?

До него донеслось несколько всхлипываний, кто-то высморкался. Пастор сделал паузу, позволив людям немного прийти в себя. Или все-таки эта пауза была больше нужна ему самому? Сколько раз проповеднику Вагонеру приходилось заниматься этим — приносить слова утешения родственникам умерших? И сколько же раз ему самому требовался кто-то, кто смог бы утешить его? Но таков его крест, данный ему от Бога, и, к счастью, пастор обладал необходимой силой, чтобы с честью нести его.

— Лора любила жизнь и любила Бога… и она любила своего мужа Майкла. — Он бросил взгляд на Мерфи, который смотрел на Лору с какой-то странной полуулыбкой, и Боб задался вопросом, а понимает ли несчастный, что она умерла. — Только те, кому приходилось терять своих любимых, способны понять, что переживает Майкл. И мы все стремимся поддержать его в эту невероятно трудную минуту. Мы молимся о том, чтобы Господь дал ему силы вынести страшную боль, которую он сейчас испытывает.

Пастор распрямился, расправив плечи. Перед ним на маленькой кафедре лежала раскрытая старинная Библия в кожаном переплете, но ему не нужно было в нее заглядывать.

— На заре христианской эры, когда умирали верные, живые не знали, что должно произойти с ними по возвращении Христа. Апостол Павел в «Первом послании Фессалоникийцам» писал, что когда Иисус придет во второй раз, при гласе Архангела умершие во Христе воскреснут первыми. Затем мы, живущие и оставшиеся до пришествия Господа «вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем».