ФЕЛИКС ДЫМОВ
      НААВА
      Рассказ
      Я услышал шум на лестнице - в дверь позвонили.
      Пошел отворять. Двое в синих спецовках с усилием втащили в квартиру металлический ящик на колесиках.
      - Принимайте заказ. Автоматический секретарь с двойным объемом памяти и универсальным лннгвпстором. Не передумали? - спросил один, отряхивая руки.
      - Нет, нет, мне обязательно нужен информатор, - сказал я.
      И приналег плечом. Ящик мягко вкатился в кабинет.
      Трудно сказать, чем именно заинтересовала меня бывшая корабельная система, нынешний экспонат Архива Времен. Пожалуй, некоей меланхоличностью облика, если так позволительно выразиться о машине. В тесноватой рубке "Тополя" суженная книзу Наава наверняка смотрелась неплохо. Но, оторванная от корабля, от ш лотских кресел, навевала грусть, еще более ощутимую нз-за отдаленного сходства ее корпуса с человеческим лицом. Сходство подчеркивали и фасеточные глаза, я выступ перфоприемника, напоминающий нос, и полусферическая впадина колоратора, которую даже человек без воображения принял бы за рот. Прибавить к этому деревянные панели под колоратором (скорбные складки у рта?), необычно расположенную клавиатуру раздельно для правой и левой рук (усталые морщинки под глазами?) -и впечатление легко объяснится...
      Я подключил машину в сеть, подвинул ногой пуфик.
      Переделка Наавы была ничтожной: впаяли в схему дополнительные блоки . памяти да свели многочисленные жилы, змеившиеся когда-то к узлам корабля, в один кабель, напрямую связанный с Информаторием.
      Сначала ожил фасеточный глаз, будто Наава невесело подмигнула половиной лица. Осторожные точки забегали в многоцветий зрачков второй "фасетки". Полыхнул и погас колоратор - словно бы распахнулся на миг безмолвный рот. Глухим вздохом прошелестел сигнал проверки:
      - Раз. Два. Три. Раз... Раз... Кто вы?
      Конечно, голос у нее был женский. Живой, едва заметно картавящий. И проникновенный, как у кинозвезды. Интересно, а логика у нее тоже женская?
      - Простите, что-то мешает в левом боку... Молектроника? Это ново для меня, раньше такой не было.
      Суммирую. Ух, щекотно... Сейчас притерплюсь. Современная информация... Зачем? Я ведь так безнадежно устарела за сто десять лет!
      Я молчал, давая ей возможность высказаться. Наава перераспределила огоньки в зрачках-будто повела взглядом по стенам:
      - Вещи у вас немногословны. Это кабинет? Все уставлено древностями, книгами. И ничего для исследований. Вы - писатель?
      Что ж. Она была недалека от истины.
      - Историк. Специализируюсь на двадцатом-двадцать первом веках.
      - Специалист? - подхватила она с издевкой.- Значит, вы ничего об этих веках не знаете.
      - Остальные знают еще меньше.
      - Это вас кое-как оправдывает.
      --Надеюсь, с твоей... с вашей помощью...
      - Говорите "ты" - не обижусь.
      Я набрал полную грудь воздуха:
      - Раскрой людям тайну "Тополя"!
      - Никакой тайны, два несчастных человека... Но я этого не понимаю...Последние слова Наава прошелестела убывающим трагическим шепотом. И добавила вполне деловито: - Читайте отчет.
      - Читал, а толку-то? Пропуски, паузы, будто впоследствии подчищено. Скажи на милость, ну почему звездолет не смог разогнаться?
      - Цитирую: "Необратимый процесс. Катапультирован реактор. Сто лет инерционной орбиты! Будем держаться. И надеяться. Прощайте, люди. Прощай, Земля. Командир Эдель Синяев. Второй пилот Максим Радченко".
      - Кстати, Радченко ведь был стажером?
      - Командир считал. Мак выдержал экзамен.
      - И два пилота растерялись в простейшей ситуации? Нет, тут что-то не так. Убежден, ты знаешь чуточку больше, чем говоришь.
      - Больше, меньше - какая разница? Вы и сами отлично вызубрили отчет... Истина принадлежит м н е. Моей памяти.
      - Нет. Каждому человеку и всему человечеству.
      - Интересно, где человечество было век назад. Впрочем, вы, белковые, никогда не отличались быстродействием...
      - Однако, поверь, почти не страдали от этого. Ведь у нас есть вы, кристаллические!
      - Я ничего не понимаю в истории "Тополя". Цепь безрассудств и отсутствие логики.
      - Машинной.
      - У этих двоих и вашей человеческой не хватало... Они...- Наава сделала эффектную паузу.- Они даже дрались. Он его-р-раз! А тот рукой выпад-и ладонью по горлу!
      Цветовое пятно в экране колоратора собралось в пятачок и почти притухло - Наава скорбно поджала "губы". Хотелось бы мне знать, кто обучал ее провинциальной мелодраме. По-моему, предки излишнее значение придавали эмоциональной окраске информации. Без нее вычислительные машины почему-то считались обделенными.
      - Послушай, ты бы не могла объяснить, из-за чего...- я поискал слово,вся эта кутерьма?
      - Не могли разделить биостат. Он мог спасти только одного.
      - Неустойчивая психика? Странно. Оба прекрасно справились с тестами общей совместимости.
      - На Земле!
      - Какая разница? Для тренированного-то экипажа?
      - Космос - вот единственный и надежный тест человечеству! - с пафосом воскликнула моя, мягко выражаясь, не очень уравновешенная собеседница.
      Положительно, разговор не получался. Но я решил дожать:
      - А ты, прости, не ошибаешься?
      - Исключено. Оба вели дневники.
      - Которые хранятся в твоей мнемотеке?
      - В чьей же еще? Два электронных мозга на корабле - слишком большая роскошь.
      - Они не догадывались, что вели записи в одну тетрадь, чуть ли не на одну страницу?
      - Им было не до того. Каждый слушал только себя...
      Разговор опять иссяк. Задумавшись, я откинулся на пуфике, заложил руки за голову, прихватил сцепленными пальцами волосы на затылке и машинально подергивал их, словно пробуя прочность шевелюры. Гляжу, моя Наава изумленно "распахивает" свои трагические "фасетки" и ни с того ни с сего начинает светиться, рдеть, пылать румянцем (других слов не подберу!), улыбается полным спектром весенней зелени и, слегка заикаясь, лепечет:
      - Ладно, специалист. Слушайте. Может, и я наконец чего-нибудь пойму!
      Степь дышала легко и тревожно. Недавно окончился дождь. Заходящее солнце продавило линию горизонта, сплющилось и затанцевало в струйках марева, как кипящая водяная капля на раскаленной плите. Воздух томился ожиданием-казалось, из-за мезозойских холмиков, под которыми упрятан комплекс наземного обслуживания, вот-вот выползет гребень флегматичного бронтозавра...
      "А студент не торопится",- подумал командир, посмотрев на часы. За его спиной по-живому прислушивался к зову первобытной степи "Тополь". Сколько парсеков они уже истопали вместе! И вот последний полет.
      Пилоту предписан заслуженный отдых, корабль детишкам на потеху выставят где-нибудь в углу дворовой площадки. А ведь мог бы еще ходить: крепко их строили в наше время! В свой последний полет командир пришел, как всегда, за четыре часа до старта и успел облазать все хитрые закоулки корабля. Будь его воля, он бы и броню магнитопластика сдвинул, чтоб хорошенько прозондировать реактор. Не то чтобы он не доверял автоматам. Просто не мог улететь, самолично не опробовав работу всех механизмов. Теперешняя молодежь впархивает в кабину секунда в секунду, пристегивается к креслу и, отключившись от Земли, мгновенно сживается с пустотой и звездами. Иногда Эдель побаивался этих "звездных мальчиков", без отрешенности и фанатизма перешагивающих комингс корабля и холодно задраивающих за собой люк, который его, Эделя Синяева, прозванного журналистами гением Малой Вселенной, немедленно отрезает от мира и оставляет наедине с Космосом, а значит, с самим собой: для него Космос так и не стал привычкой.
      В звездоплаватели Эдель пришел уже прославленным на весь мир. "Человек-компьютер", "Живым сквозь пламя", "Руки, усмирившие взрыв", "Оседлавший ракету" - господи, чего только в свое время не прокричали о нем газеты. А все было гораздо проще.
      В семнадцать лет Эдель еще не помышлял о Космосе. Он отлично водил тяжелые грузовозы и в шестимесячную послешкольную практику попросился на полигон потому, что не хотел расставаться с машинами.
      Сначала ему дали "шаланду", потом перевели в наземную команду космического корабля. Теперь-то научились обезвреживать рабочее тело двигателя от радиоактивной золы. А тогда этого не умели, стартовали с Земли на четырех жидкостных стартовнках. Все бы ничего, но в случае отмены запуска заправленные стартовики нельзя было оставлять на пусковом столе, их отстыковывали и увозили на автопоездах в места слива топлива и окислителя. С такой вот игрушкой и катил однажды Эдель по серой струне бетона, свободно положив руки на баранку. Далеко впереди и сзади маячили выдвинутые влево тягачи сопровождения, пресекающие обгон, приостанавливающие встречное движение,- мера вовсе не излишняя: малейшая искра под брезент, не говоря уж о столкновении с автопоездом, привела бы к срабатыванию двигателя стартовика. Рядом с водителем, зажав полосатый флажок между коленями, дремал начальник маршрута лейтенантик Боря. Эдель замурлыкал себе под нос легкий мотивчик и прибавил газу. Вдруг в кузове хлопнуло, раздался нарастающий свист, брезент зачехления треснул и заполоскался по ветру. Машина вздрогнула. Эдель выжал сцепление.
      - Сработала, проклятая-а-а!-завопил лейтенант, судорожно хватая его за руку.
      - Тихо, суслик! - прохрипел Эдель, двинув локтем в бок. Он уже сообразил: произошло то, чего даже представить себе никто не пытался.
      Борис откачнулся в угол кабины, заикал неглубоко и часто. Но внезапно вскинулся, рванул дверцу почемуто на себя.
      - Сиди, ненормальный! Куда под струю?!
      Свист переходил в вой. Машина затряслась, заупрямилась, как норовистый конь. Еле заметным поворотом руля Эдель отклонил автопоезд вправо, тяжело перевалил пологий кювет и выполз на ровную солончаковую поверхность. Краешком глаза успел заметить в зеркале заднего обзора, как нагоняющий его тягач налетел на сорванное вместе с дугами зачехление, попал под струю газов и перевернулся. Широкая трещина вызмеплась поперек шоссе, кусок асфальтового полотна вздыбился, клубящееся облако пыли вырвалось из земли. Машина на миг присела на все четыре колеса - и понесла. Неутомимая яростная сила вдавила водителя в сиденье, а против нее - этой слепой и глупой ярости- была одна педаль, на которую он до боли, до хруста в колене давил ногой.
      Он успел проскочить мимо вышки высоковольтной передачи еще до того, как вибрация наполнила кабину, а руль стал неповоротливым и жестким. Теперь почти на двести километров потянулась гладкая, ничем не нарушаемая степь.
      Только б не подвело сцепление. И руки. Потому что малейшая кочка вывернет колесо, рулевую колонку и руки из плечевого сустава, и вся система "ракета - человек - автомобиль" опрокинется. Немножко ветра, пыли, грохота-и больше ничего. Взрыв! И повороттоже взрыв: на такой скорости машине просто не выдержать поворота. Только вперед! Только по прямой, мертво вцепившись в баранку! Представь, что ты на гоночном, на "Голубой стреле" или как ее там, один посреди высохшего соляного озера!
      Черт! Закрепил он походный хомут или нет? Маленький такой штифт с проволочным кольцом... Палец вспомнил усилие отжатия, но когда это было? Сегодня?
      Две недели назад? Ох, жарко будет, если срежет ложемент. Прямой реактивной струёй, под которую неизбежно попадет кабина, их с Борисом разнесет в клочья...
      В пылающие драные клочья... И какой-нибудь придурок с потугой на юмор выцарапает на постаменте: "Сгоревшим на работе"... Но об этом лучше не думать. Он не даст проклятой баранке вывернуться из ладоней. Не вильнет и не дрогнет. Прикипит саднящей кожей к оплетенному синей изолентой кольцу руля так, чтобы кисть заломило. Втиснет ногу в стремя... тьфу, в педаль... Выдержит тридцать секунд ЕЕ режима. Тик-так - полминуты. Полминуты полжизни... Трава, белый солнечный блеск, желтые глиняные проплешины расплылись в зыбкую, режущую глаза пелену. Уже не сознанием, а каким-то чудом Эдель угадывал, в какой миг качнуть руль. На миллиметр - и обратно! Крепче за баранку...
      Полминуты... Как-нибудь последние мили... Машина билась и трепетала, пытаясь взлететь вместе с ракетой,и степь расступалась, взрезанная реактивной струёй па две пыльные половинки...
      Эделя отыскали вертолетом на сто шестьдесят четвертом километре от шоссе. Он лежал грудью на баранке, уткнув лицо в сгиб локтя, и взахлеб, по-детски рыдал. Но об этом не сообщил читателям ни один репортер.
      Эдель усмехнулся воспоминаниям и еще раз взглянул на часы. До вылета оставалось двадцать минут.
      - А вот и я! - раздался негромкий голос - из-за ноги "Тополя", совсем не с той стороны, откуда ждал Эдель, показался стажер, высокий, худощавый, в модном обтягивающем костюме с продольными валиками у бортов и остро приподнятыми плечиками.- Решил пройтись пешком...
      "Пижон,- неприязненно подумал пилот.- И зачем такому Космос?"
      Какой-то интеллектуал придумал, что случайный подбор экипажа в дипломный полет дает будущему космонавту максимальную психологическую закалку.
      Дескать, раньше на экзамене студент тоже держал ответ по случайному билету. И ничего, не тушевался. Почему же сегодня мы должны комплектовать пару "экзаменатор-дипломник" в узком секторе взаимной приязни и выпускать в мир социально изнеженную личность?
      Командир и стажер проходят лишь общие тесты совместимости, а впервые встречаются на борту корабля непосредственно перед стартом.
      "Как невесту в старину! - ворчал Эдель, не одобрявший нововведения.Привели под фатой, расписался в получении, а там что бог пошлет!"
      - Мак Радченко, - представился юноша, первым протягивая руку.
      Это тоже не понравилось не привыкшему к фамильярности Эделю.
      - Вижу, что мак, цветик-семицветик! - пробурчал он.-Давно пора по местам.
      - Успеется,- беспечно ответил стажер, оглядывая из-под руки горизонт.Хорошая погода завтра ожидается.
      "Погода, положим, могла бы тебя и не волновать,позлорадствовал Эдель.-Завтра ты будешь во-он за той звездочкой!"
      Мак шагнул в лифт. Подождал, пока пилот сделает то же самое. Нажал кнопку подъема. Деловито ступил на борт. И не торопясь ушел в рубку. Медленно отъехала поддерживающая стрела.
      - Внимание, Центр. Я - "Тополь", к старту готов.
      - Старт разрешаю. Даю начало отсчета.
      - Понял, Центр. Отсчет на пульт. Ну, будь, Николай! Тихой вахты.
      - Чистого вакуума, Эдель. Мягкой посадки. Включать автоматику?
      "Да",- хотел сказать пилот, но, увидев поскучневшую физиономию Мака, неожиданно переключил дубльпост:
      - Возьми управление.
      - Есть! - тихо ответил стажер. И пульту: - Перехожу на автономный.
      - Принято. Освободить седьмой дополнительный "Тополю". Старт!
      Мак дал поддув в противоперегрузочные кресла, прогрел магнитные камеры двигателей, поревел предупредительной сиреной и завис над космодромом. Потом толчок, "Тополь" прорезал атмосферу, в конце активного участка красиво отсоединился от стартовой ступени ("Лихач!"-решил Эдель), развернулся и показал звездам четыре тонких огненных языка из дюз.
      "Чертова молодежь! - уныло восхитился Эдель.Для них уйти в Пространство все равно что для меня когда-то стронуть с места самосвал..." Он стиснул веки. Но и с закрытыми глазами чувствовал молчаливое одобрение Наавы. Она умела отличить хорошего пилота.
      - А мальчик был хорошим пилотом. С интуитивным чутьем пространства и корабля,- задумчиво отметила Наава.
      - Это его слова? - спросил я.
      - Это мои слова.- Наава слегка обиделась, но я сделал вид, что не заметил искры в фасеточных глазах.-Он всегда принимал решение чуточку раньше меня... Однажды, например, заложил вираж задолго до того, как я выдала скорость торможения, радиус поворота, но каждый нерв корабля кричал при маневре, что выбран самый безопасный и экономичный режим.
      - Случайное попадание.- Я поддразнивал ее, чтобы вызвать на еще большую откровенность, и она знала, что я ее поддразниваю,
      - Инстинкт пространства, новый признак космической расы! - продолжала философствовать Наава. - Вы вообще-то вдумайтесь: Мак был первым из таких, Смешно, разумеется, слышать неколичественные характеристики от электронной машины. Но мальчик всегда относился ко мне как к живой...
      Наава хохотнула - напористо, но совсем не весело.
      Естественно, не голосом, а одним колоратором - коротко и криво. Ох сколько несносных "человеческих" привычек накопила она за полтора века!
      - Тебя учили играть в шахматы? - спросил я.
      - Да.- Наава насторожилась.- Вы тоже догадались? Мак во всем умел перешагивать через расчеты.
      Как в шахматах.
      - Но не будешь же ты утверждать, что Эдель был плохим пилотом?
      - Не буду. Просто они были разные. Разные - и все тут. Будь у нее плечи, Наава наверняка пожала бы плечами...
      ...Они были разными пилотами. И разными людьми.
      Мак сразу это понял, едва ступил на корабль. Эдель показался ему каким-то таким... чересчур героическим, что ли? У него и внешность была под стать биографии: небольшой рост, отличные плечи и соломенные усы.
      А главное-синий татуированный орел с женщиной в когтях, декоративно распластавший крылья на обе половины мускулистой, поросшей рыжеватым волосом груди. Маку орел нравился, он не понимал, почему Эдель стыдливо прикрывается в умывалке полотенцем.
      Расспрашивать старого пилота о прошлом не хотелось.
      С Эделем связывали самую невероятную из историй, почти легенд, которые шепотом пересказывают друг другу стажеры на космодромах и которые, как правило, приписываются всем знаменитым людям... Будто однажды во время обслуживания ракета сошла с пускового стола. Всех, разумеется, в лепешку, лишь Эдель ухитрился вцепиться в какой-то бортовой лючок. А когда, за атмосферой, осмотрелся, то увидел, что пристегнут поясным ремнем к рулевой тяге, и как миленькую усадил ракету обратно. Начальству, по слухам, это так понравилось, что его пригласили в космонавты: в конце концов, править из пилотского кресла, безусловно, не сложнее, чем в вакууме, верхом на обшивке корабля.
      То-то удивился бы Эдель, узнав, как за долгие годы преобразилась в курсантском фольклоре история его подвига!
      Сначала Мак порадовался назначению на "Тополь": дипломный полет лучше проводить с асом,- аспиранты по молодости куда больше придираются! Но с первого взгляда понял, что предстоит не лучший год жизни.
      Особенно дурацким выдалось первое утро полета. Командир стремительно, как все, что он делал, ворвался в салон и остолбенел: Мак сидел в углу в позе кобры, выполняя капалахвати - не самую трудную из асан дыхательной гимнастики йогов. Указательный палец в центре лба, средний прикрывает левую ноздрю. Вдох - очень медленно, выдох - внезапно и быстро, с громким звуком.
      - Та-ак! Новости спорта - по странам и континентам! А я-то думаю, куда мой студент запропастился. Ты эти мамочкины упражненьица брось. Зарядкой по утрам будешь со мной заниматься. Детский сад, понимаешь! Слышишь? Стажер Радченко! Я к тебе обращаюсь, не к стенке! Прекрати же сопеть наконец!
      - Это совет?
      - Это приказ.
      - Непонятно. Земля давно перешла на асаны.
      - Стажер Радченко! Как полагается отвечать на замечания старшего по званию?
      - Есть, командир!
      - Дисциплина прежде всего! Малейшее нарушение - ложусь на обратный курс. Тогда, считай, Космос для тебя закрыт... Полет по программе свободного поиска. Дважды в сутки - часовая невесомость. Остальное время полтора "же". Журналы исследований - в рубке и каютах. Сопроводительные пояснения представлять ежемесячно. Вопросы есть?
      - Есть, командир. Первый разнос уже можно считать зарядкой?
      - Перестань острить, студент. Еще вопросы?
      - Надеюсь, в вашей практике это первый и последний неразумный приказ?
      - Что-о?!! Да ты... Трое суток без вахты!
      - Есть, командир!
      Эдель распушил усы и выскочил из салона. А Мак закончил серию трехминутной стойкой на голове и неторопливо отправился в каюту,
      "Чего разошелся? Прав не прав, а только можно и другим тоном. Сорок лет старик в коробочке, ничего хорошего, кроме вакуума, не видел. В промежутках - санаторий, обожание медперсонала, мечта! Может, и жениться было некогда. А тут вдруг последний полет перед списанием, хочется покуражиться. Ну его совсем! А то и вправду оставит без диплома..."
      Мак уселся у столика. Включил иллюминаторный экран. Пустота заворожила, бесследно смыла с души осадок от разговора. И сразу же в каюту ворвались звезды - все вместе, выпукло, ясно, сцепившись лучами, но все равно зябкие, сплюснутые пустотой...
      Из дневника Эделя Синяева:
      "Ну и студентик достался! Цветочное имя, растительный характер, один вид тоску нагоняет. Пилот, может, будет неплохой, а руками ничего не умеет. Сегодня смотрю-мнемотека распахнута, электронная память на полу, он ползает на коленях по рубке, расслаивает ячейки, прозванивает точечным тестером. А там миллион листочков тоньше папиросной бумаги. И на каждом-линии печатных плат.
      - В чем дело? - спрашиваю.
      - Где-то кольцевой сигнал замкнуло.
      - Этого не может быть в нормальных условиях. Выходы проверил?
      - А кто говорит, что в нормальных? Я в нее сотню шахматных программ вбухал.
      - За каким чертом?
      - Прикажешь целыми днями в пустые экраны пялиться?
      - Как ты разговариваешь с командиром?
      - Мы сейчас не на вахте. Да ладно. Отремонтирую до возвращения.
      - А она что, врет в расчетах?
      - Нет, но здесь блок прогнозов...
      - А-а, ерунда. Ты им хоть раз пользовался? Готовь перемычку. Не понимаешь? Ну, кусок провода потолще. Концы зачисть...
      - Ты хочешь закоротить весь логический узел?
      - Подумаешь, у нее еще два резервных. Не дрейфь!
      - Да, но они без блока прогнозов. Лучше дубльпост распотрошить. Там как раз все необходимое, я быстро перенастрою.
      - Снять дублирование стажерского пульта? Ну, знаешь, придет же такое в голову!
      - Будем управлять попеременно... Разреши?
      - Да ну тебя. Ты,.видать, с ума сошел.
      - Смотри, командир, тебе решать, только не пожалеть бы потом.
      - Не первый раз. И как видишь-живой!
      Заноза какая! Все с подковыркой, с усмешечкой.
      Да если б я всю жизнь дрожал над резервами моих кораблей, я б уже давно свихнулся. Конструктору-ему что? Ему лишь бы перестраховаться. Напихает защит, которым и сработать-то никогда не удастся. А я - я нет, я сторонник предельных возможностей. И людей. И механизмов..."
      На сто семьдесят третьи сутки полета Мак сидел в кресле у дубль-поста и лениво забавлялся колоратором. Наава клокотала молча, наконец не выдержала:
      - Оставь клавиатуру в покое.
      - Жалко тебе? Такую игрушку создали, а человеку скучно.
      - Поиграй в шахматы.
      - Мне до тридцатого хода все твои ответы известны. Ты бы хоть для разнообразия отступала от оптимального варианта.
      - Может, подиктуешь?
      - Дневник? Какой смысл? Скоро третий том заполню, а читателей нет. Сенсация - "Пустые заметки о пустоте"!
      - Тебе не угодишь.
      - Наоборот, ты беспрерывно угождаешь, ты прямотаки предвосхищаешь желания, как щедрый, но, прости меня, назойливый джинн. Иногда я чувствую себя не на корабле, а в заколдованном замке. Только привидений не хватает. Ты умеешь создавать привидения?
      - Посмотрел бы на Эделя. Человек всегда при деле.
      - Еще бы! Бездельники скорее прочих создают иллюзию занятости. Он перестелил пластик в помещениях, отхромировал трубопроводы. Теперь выжигает узорчики на переборках.
      - Остаются астрономические наблюдения...
      - Милая! Здесь прошли сто кораблей и двести практикантов. Каждой звездочке вымерен параллакс, поставлен спектрометр. Неужели что-нибудь неоткрытое на мою долю оставили?
      - Но мы идем новым маршрутом.
      - Который на целый гигаметр отстоит от старого? Да такое расстояние во Вселенной все равно что две соседние муравьиные стежки на Земле. Нет, лучше сотвори нам ужасненькое древнюсенькое привиденьице. В цепях и в саване. Сумеешь?
      - Уже! - скучно заметила Наава.- Ты такое хотел?
      Мак повернулся-и обмер. Левый экран неестественно и призрачно засветился, на нем проступили темные линии скелета, сидящего нога на ногу и этак небрежно покачивающего стопой. Ребра ритмично двигались - голый скелет отчетливо дышал.
      - Тонкая работа. Приодела бы его, а? Неудобно...
      В ответ колоратор Наавы запылал цветом опасности.
      - Экраны отключены... Острый фон лезет...
      У скелета отвисла челюсть.
      - Постой. Так это не ты нарисовала?
      Ну и ну! Значит, врезались в поток, пробило защиту, излучение сквозит через организм, и собственный ренчгеновский снимок Мака ударяется в слепой экран. Повторяя движение стажера, скелет крутнулся, наклонился к обрезу экрана:
      - Уровень радиации, быстро!
      - Не могу. Зашкалило приборы.
      - Что за бортом?
      - Жесткие гамма-кванты.
      - Фронт, направление, скорость-черт возьми, ты разучилась обращаться с цифрами?
      - Токи в проводах щиплются... Помехи...
      - Только этого не хватало! Сколько продержишься?
      - Час. Или секунду... Помехи...
      - Сними все сигналы. Законсервируй память. Оставь минимальное наблюдение.
      - Отключаюсь.
      Ой-ой-ой, и вправду смерть-лучшее лекарство от скуки. Рентгеновская звезда, как ее раньше не обнаружили! Радиация пронизывает корабль, грозит лучевой болезнью, а защита "Тополя" на рентгеновский диапазон не рассчитана. Что делать? Может, взять да и разогнать корабль? По касательной, под острым углом навстречу потоку, а? Единственный шанс-сложением скоростей поднять энергию соударения летящих от звезды частиц с усиленной лобовой защитой корабля. Это породит встречный ливень вторичного излучения, ослабит проникающую радиацию... Пожалуй, так. Но лучше посчитать...
      Мак тронул блок прогнозов и недобрым словом помянул перемычку. Один-единственный шанс-и то не обсчитать. Придвинул губы к микрофону трансляционной сети:
      - Эдель! Внимание, Эдель! Рентгеновское излучение прорвало защиту. Повторяю, излучение прорвало защиту. Пробую скачком преодолеть поток. Прими меры безопасности. Через двадцать секунд поднимаю перегрузку до шести "же". Эдель, прими меры...
      - Подожди, Мак! Не смей этого делать!-раздался громовой голос из динамика.-Я сейчас...
      Ах, ты, оказывается, в каюте!
      -Прими аварийные меры безопасности. Форсирую реактор.
      - Стой, Мак! Немедленно уберись от пульта!
      - Даю отсчет. Пять. Четыре. Три...
      - Стой же, соп... Я кому говор-рр-рррр...
      Перегрузка заткнула ему рот.
      На левом экране скелет человечка сгорбился, между ребрами часто-часто затрепыхалось сердце. Мак не знал, сколько прошло времени. Впадал в какое-то забытье, приходя в себя, смотрел в кроваво светящийся колоратор. Экранный двойник неуклюже повторял каждое движение, и Маку начинало казаться, что за ним следит призрак Эделя. Один раз очнулся от удивительной легкости. Подождал, пока рассеется перед глазами белая пелена. В пилотском кресле сидел Эдель в незашнурованном противоперегрузочном костюме. Локти и колени пилота были ободраны и в крови.
      - Зачем... ты?!!-спросил он, не открывая глаз. Дыхание вырывалось со свистом, и голос был не его.- Непроверенный режим... Без расчета...
      - А ты считал, когда тянул рулевую тягу?
      - Какую... тягу?..
      - "Оседлавший ракету"! Забыл?
      Это сорвалось случайно, но Мак не жалел. Хотелось уязвить командира, напомнить легенду его жизни, намекнуть, что нельзя жить прожитыми легендами, что и его, Мака, подвигу тоже пришло время. Эдель открыл глаза, посмотрел на стажера.
      - Дурак!-сказал он неожиданно окрепшим голосом.
      Мак участливо прикоснулся к клавиатуре Наавы:
      - Возрастает?
      - На ноль три десятых в час.
      Все правильно. Еще не пересекли ось потока.
      - Эдель! Убежден, что поступил правильно. Спасение в скорости. Скорость сама создает против излучения дополнительную броню...
      - Мне вбивали в голову - надо бежать, а не идти навстречу.
      - Но это особый случай, всего не предусмотришь, Эдель. У реактора есть аварийный запас мощности. Давай, а? Еще примерно четверть часа...
      - "Примерно"!-Эдель углом рта шумно втянул воздух, болезненно скривился, вытер ладонью кровь с прокушенной губы.-Меня за одно такое слово выгнали бы с корабля!
      - Но, командир, мне не на чем посчитать. Поверь человеку просто так. Без формул.
      - Дикий и опасный эксперимент. Никто никогда такого не ставил.
      Упрямец! Раз не встречалось ему, значит, не существует! Эх, блок прогнозов, блок прогнозов! Сейчас бы график на экран-графику бы командир поверил!
      Кривая для него важнее слова, цифра понятнее человеческого чутья. И ведь ничего не докажешь!
      - Мы же ничем не рискуем, Эдель. Подумай о жизни, о корабле...
      - Уж не знаю, не знаю, что было бы с кораблем, из перехвати я управление. Еще советовал распотрошить цепь дубль-поста!
      - Сиди теперь на цепи да набирайся рентген!
      Фраза опять вырвалась помимо воли Мака. Не владеешь собой, стажер, чувства меры не знаешь. Ох, быть буре! Но командир, как ни странно, не взорвался. Наоборот, торжественно выпрямился в кресле, снова сморщился, но сдержал стон.
      - Вот что, стажер. За время полета ты показал глубокие знания, практические навыки, хорошую психологическую подготовку.
      "Издевается",- подумал Мак.
      - Считаю, ты защитил диплом на "отлично", и присваиваю тебе звание пилота. Поздравляю, пилот Радченко!
      - Спасибо,-вяло отозвался Мак. Нашел старик время...
      - Ввиду сложившейся ситуации пилоту Радченко предписывается занять биостат. Там тебя лучевая болезнь не достанет.
      Удар оказался неожиданным. Мак бессильно пошевелил плечами, зачем-то пощупал пульс, расстегнул верхнюю пуговку комбинезона. На какое-то мгновение левый экран совместил два скелета: костлявая рука одного хватала за горло другого.
      - Ты шутишь, Эдель? Ты не можешь так поступить... Я перестану себя уважать. Уйти в такую минуту-больше, чем трусость. А имея спасительный шансвообще преступление. Пособник убийства-вот кем ты хочешь меня сделать, командир. И некому на Земле узнать правду.