Ана (повторяет слова Спиридона).«Наш друг опять разводится».
      Петринский (возмущенно).«Опять разводится!» Что, я так уж много разводился?
      Ана. А сколько?
      Петринский. Я не сумасшедший, чтобы, как он, мучиться всю жизнь со сварливой женой! (Сердито ходит по холлу.)
      Велизар (Ане). Харалампий прав, милая! В рамках нашей социалистической этики мужчина имеет право устраивать свою личную и семейную жизнь так, как считает нужным.
      Петринский (одобряет, доволен).Именно так! Совершенно справедливо!
      Велизар. А разве у женщины нет такого права?
      Петринский (с гримасой досады).Ты говоришь, будто выступаешь перед своими читательницами.
      Велизар. Мои читательницы гораздо разумнее тебя! Опасность измены появляется тогда, когда мы начинаем считать женщин аморальными и глупыми, а не тогда, когда проявляем к ним доверие.
      Петринский (скептически).Ты уверен?
      Велизар. Вполне! Мы с Глафирой поженились тогда же, когда и ты женился на Марии. Каждый из нас поступил по-своему. Я предоставил Глафире полную свободу, а ты лишил Марию даже самых элементарных прав! Прошло четыре года! Давай-ка подведем итоги!
      Петринский. Не спеши с итогами!
      Велизар. Что?
      Петринский. Я говорю, итоги – дело опасное. Никто их не любит!
      Велизар (подчеркнуто).Итоги таковы: ты, измучившись безобразными подозрениями, разводишься со своей женой, а мы с Глафирой верны друг другу и живем счастливо!
      Петринский. Ну и продолжайте себе жить счастливо!
      Велизар (строго).Что ты хочешь сказать?
      Петринский. Я говорю, что можно и так!
      Вели за р. Послушай, дорогой! Ты намекаешь на то, что Глафира – испорченная женщина. Может, ты даже уверен, что она мне изменяет?
      Петринский. Когда это я утверждал, что Глафира тебе изменяет? Я только запрещал Марии дружить с ней!
      Велизар (устало, с досадой).Это-то и обидно!
      Петринский. Почему обидно? Вот! (Указывает на Глафиру.)Она ведь молчит!
       Глафира нервно вздыхает, словно от сдерживаемого негодования, но считает недостойным отвечать Петринскому. Затем вынимает носовой платок и обмахивает лицо.
      А на. Харалампий! Ты сегодня корчишь из себя идиота, и это нас всех обижает.
      Глафира. Он кое к чему и правда относится как идиот.
      Петринский (Глафире).Осторожно, милая! Рассчитываешь на то, что я идиот? Как бы тебе не ошибиться.
      Велизар. Глафира! Мне надоели намеки этого человека! Обезоружь его раз и навсегда – скажи всем, что ты была его любовницей!
      Глафира (глухо).Да, была.
      Теодосий (ошеломлен).Вот как!
      Петринский (с успокаивающим жестом).Ничего! Ничего! Это было давно.
      Ана (сухо).Этой детали я не знала.
      Мария (из кабинета).Жизнь состоит из деталей, Ана! Но мы поздно это замечаем!
      Велизар. А что плохого в этой детали? Она обидна не для Глафиры, а для него! (Указывает на Петринского.)Целых пять лет он поддерживал у бедной девушки надежду, что женится на ней.
      Теодосий (потрясен).Пять лет!
      Петринский. Да, представь себе! И она не могла меня раскусить.
      Глафира (вскакивает, гневно).Профессор Петринский! Оставьте меня в покое! (Остальным.)Я ухожу! (Направляется, к двери.)
      Велизар (бросается за ней и хватает ее за руку).
      Стой, милая! Мы должны убедить этого человека в твоей порядочности… И остановить его безрассудство, если можно!
      Петринский (Велизару и Глафире).Ну, давайте! Убеждайте!
      Beлизар (взволнованно). Харалампий! Ничто на свете тебе не поможет, если у тебя нет доверия к человеку! Ты будешь упиваться своим остроумием, но таки не узнаешь, зачем живешь!
      Петринский. Как это я не узнаю, зачем живу? Я живу, чтобы быть хирургом! А чтобы работать хирургом, мне необходимо спокойствие в семье.
      Велизар. У тебя не будет спокойствия, если ты не веришь своей жене.
      Петринский. Вполне с тобой согласен! И так как я больше не верю своей жене, я решил с пей развестись! (Смотрит на всех самодовольно.)Вот и все.
      Мария (гневно встает).А что я такого сделала, господин Петринский, что ты потерял ко мне доверие?
      Петринский (внезапно встревожившись).Молчи! Ведь мы решили ничего не говорить!
      Мария (снова садится).Я так больше не могу! Я просто сойду с ума!
       Пауза. Велизар, Ана и Теодосий смотрят то на Петринского, то на Марию.
      Ана (озабоченно, Теодосию).Хм! Выходит, пока ты отсутствовал, произошли серьезные семейные неприятности.
      Петринский. Да, милая! Семейные неприятности обычно происходят в наше отсутствие! Но иногда и у нас под самым носом.
      Мария (снова вспыхивает).Я тебе запрещаю продолжать эту мистификацию за счет моего достоинства. Скажи правду!
      Теодосий (быстро встает).Нет, скажу я, Мария. Я должен был сделать это давно во имя чести, достоинства, дружбы, которая пас всех связывала! Но мне было трудно и стыдно начать! Личная жизнь человека внешне может протекать мирно и гладко, хотя в глубинах ее бурлят водовороты. (Взволнованно.)И вот… случайность… открывает эти водовороты. Может, вы скажете, что, не будь этой случайности, жизнь прошла бы спокойно и счастливо… (Сильно взволнован.)Неправда! Вот тут-то мы и прибегаем к сознательному самообману, тут-то наше лицемерие и перерастает в подлость! Нет! Прятаться и жить так – недостойно! (Спокойно и примиренно.)А теперь – обо мне! Из слов Харалампия я понял, что он узнал о моей тайне, которую я не должен был скрывать. (Ане.)Ана!
      Ана (тревожно).Что, Теодосий?
      Теодосий (глухо, после паузы).Я нарушил чистоту нашего брака! Я изменил тебе! Я полюбил другую женщину.
       Пауза. По лицам Аны и Велизара проходит нервная конвульсия. Петринский делает жест, выражающий гнев и сожаление. Глафира вытирает лоб платком. Мария опускает голову.
      Ана (потрясена).Ты?
      Теодосий. Да, Ана!
      Ана (быстро).Когда?
      Теодосий. Дай мне все объяснить! (После долгой паузы.)Ана! Мы встретились с тобой, когда были молодыми и красивыми, когда жили пафосом борьбы и пламенной мечтой о будущем обществе! Но, может быть, то, что нас связывало тогда, было не любовью, а лишь единством мыслей, лишь верностью и товариществом, которые были необходимы для борьбы! Может быть, эти тридцать лет мы шли вместе одним путем, не подозревая, не сознавая, что, в сущности, так и не встретили любви.
      Ана (с глухим негодованием).Не подозревая и не сознавая?
      Теодосий. Да, Ана! Мы жили как слепцы, примирившиеся со своим недугом.
      Ана (гневно и быстро).Но разве не любовь помогала нам переносить трудности?
      Теодосий. Да, Ана! Это не было любовью! Мы обманывали себя.
      Ана (горько).Я не обманывала себя, Теодосий, ты себя обманывал!
      Теодосий. Да, прости меня! Я не имею права оскорблять твои чувства и должен говорить только о себе! Но то, что я связал свою жизнь с твоей, было ошибкой! Ошибкой, в которой были виноваты не ты, не я, а сама жизнь! Ошибкой нашей молодости, наших неискушенных чувств! Ошибкой, которая приняла форму брака и давала нам иллюзию любви!
      Ана (скорбно и глухо).А разве не тогда мы сильнее всего любили друг друга, Теодосий? И когда я была больна а ты потерял работу… и нам нечего было есть… и ты спешил принести мне каждый случайно заработанный лев… И это было иллюзией?
      Теодосий. Да! И это тоже было иллюзией! Может, я поступал так из чувства долга, но не из-за любви!
      Beлизар (взволнованно). Теодосий! Я тебя не узнаю, брат!
      Петринский. Ты не в своем уме! Как можно? Тридцать лет был верен женщине и утверждаешь, что не любил ее!
      Теодосий (спокойно, Петринскому).Да! У тебя было несколько жен! И неужели о каждой из них ты не мог бы сказать то же? Что ты, в сущности, не любил их?
      Петринский. Будь они, как Ана, я бы с ними не разводился.
      Теодосий. И все же ты разводился, потому что они не давали тебе того, о чем ты мечтал! Почему же тебе такая ошибка в жизни позволена, а мне нет?
      Велизар. Я ни за что не поверю, что ты ее не любил!
      Ана (печально).Может, просто мужчины так устроены, Велизар! Сначала любят одну женщину. Потом другую… потом третью… И так, пока не состарятся!
      Глафира. Да, но может быть, и женщины устроены так же? Зачем же возмущаться?
      Велизар (удивленно, Глафире).Но ведь люди не животные, милая!
      Теодосий. И тем более не автоматы, лишенные права на любовь и подчиняющиеся догматическим канонам верности! Идеал, за который мы боролись, – это свобода… полное осуществление возможностей человека! А любовь – это самый нежный, благоуханный цветок души! Найдите мне, укажите мне хотя бы на одно мгновение в жизни человека без любви или воспоминания о любви! Даже дряхлый старик с разумом, затуманенным склерозом, вспоминая о своем прошлом, видит все в ореоле чувств, которые в нем когда-то пробуждала любовь! Зачем же подавлять в себе это великое чувство? Зачем превращать его в подлость и преступление, если после брака приходит любовь к другому человеку!
       Пауза. Все подавленно молчат.
      Ана (Теодосию).Значит… между нами все кончено!.. Так?
      Теодосий. Да, Ана!
      Ана. А кто же эта женщина?
      Теодосий (громко, после паузы).Глафира.
       Ана вздрагивает, будто пораженная электрическим током. Велизар болезненно морщится. Мария опускает голову и закрывает лицо руками. Глафира и Теодосий гордо выпрямляются. Только Петринский невозмутимо вертит на пальце брелок с ключами.
      Ана (тихо, с болью).Глафира!..
      Велизар (поражен).Глафира! (После долгой паузы он приходит в себя и говорит хрипло Глафире.)Значит… Ты меня обманывала?…
      Петринский. Ну и что тут странного?
      Велизар (гневным шепотом и с глубоким презрением, Глафире).Обманщица!
      Глафира (гордо и насмешливо).А где же твои принципы свободы?
      Велизар (громко и гневно).Разве ты достойна свободы?
      Глафира. Ты сердишься, потому что ты не прав!
      Велизар. Меня возмущает твоя подлость! Как ты все скрывала! Теперь я понимаю, почему я так часто заставал Теодосия в твоей мастерской! И как ты не пего смотрела… и твой смех… и твои шутки… и это твое безобразное кокетство с ним! (Горько.)Ах… теперь мневсе ясно!
      Глафира. Напрасно я думала, что у меня разумный муж!
      Велизар. Напрасно и я думал, что поднял до высот свободы униженное существо, привыкшее продавать свое тело! (Петринскому.)Ты прав, человече! Некоторым женщинам еще необходим суровый, железный кулак! (Глафире, печально.)Я тебе дал все: и свободу… и доверие… и обеспеченную жизнь… и верность… я верен всем, кто унижен прошлым! Тебе этого было мало? Зачем твоей продажной душе понадобился этот пятидесятилетний мужчина? (Указывает на Теодосия.)
      Теодосий (громко и гневно).Прекрати оскорбления!
      Велизар (резко поворачивается к Теодосию.)А ты? Как ты посмел? Чего прячешься? Подойди ко мне!
      Теодосий (быстро подходит к нему).Ну, что?
      Велизар (громко и взволнованно).Так! Теперь посмотри мне в глаза! Ты помнишь один июльский вечер пятнадцать лет назад? Мы прятались в каком-то винограднике, где у нас была явка! Пришел и ты, но агенты полиции тебя выследили и окружили нас. Началась перестрелка, тебя ранили в ногу. Ты убеждал меня уйти до того, как нагрянет полиция. Я отказался. Наступила ночь… время шло… была дорога каждая минута. Мне удалось вытащить тебя из кольца. Ты это помнишь?
      Теодосий (глухо).Да, помню! Мы были едва знакомы. Но уже тогда чувство долга в тебе было очень сильно.
      Велизар. О, не своди все к долгу. Я рисковал ради тебя жизнью не только из-за партийного долга. Я тебя уважал… я любил тебя! (После короткой паузы.)А помнишь, как пас арестовали и устроили очную ставку? Меня ввели в подвал, а ты лежал там, привязанный ремнями к тяжелой скамье. Тебя спросили, знаешь ли ты меня. Ты ответил, что в первый раз видишь. Тогда палач принялся тебя избивать. Ты только стонал, стиснув зубы, и снова и снова отвечал, что не знаешь меня! И так много раз. Палачи ничего не смогли от тебя добиться.
      Теодосий (с трудом скрывает волнение).Я хотел сохранить свою жизнь, Велизар! Если бы я признался, что знаю тебя, меня бы уже не было на свете.
      Велизар (горько).О-о-о! Только что выступал с апологией любви, а теперь все остальные чувства сводишь к нулю!
      Теодосий. Да, любовь – такое чувство, которое стоит над многими другими.
      Велизар (возмущенно).Даже над чувством, которое требует от нас солидарности и верности в борьбе? (Почти кричит.)Так?
      Теодосий (гневно).Мы были солидарны и верпы в борьбе! Чего тебе еще? Борьба была не самоцелью, а средством для достижения человеческого счастья!
      Велизар. Борьба продолжается!
      Теодосий. А те, кто ее ведет, не имеют права на счастье? (С гневным криком.)Да?
      Велизар. Они должны выполнить своп долг! Довести борьбу до конца и уже йотом думать о своем счастье!
      Теодосий. Вот как? Значит, мы должны превратиться в отшельников и аскетов… в лицемеров, которые не видят красоты нового мира!
      Велизар. Нет! Что бы ты ни говорил, ты никогда не сможешь оправдать свой поступок! Ты выдержал истязания в подвале, но не нашел в себе сил не посягнуть на жену друга. Этого не оправдать никакой моралью. Это унижает тебя самого.
      Теодосий (глухо и печально, после долгой паузы).Да! Это единственное, в чем ты можешь меня обвинить! По я не знал любви! В детстве я помню только лишения, а молодость моя прошла в борьбе. Я должен был сам заботиться и о хлебе, и об образовании. (Петринскому.)Когда вы шли танцевать с девочками, я либо перекидывал уголь с улицы в подвал, либо бежал разносить листовки. Вы ведь ничего не знали обо мне, кроме того, что я из села. Ваши отцы были министры, торговцы, адвокаты… а мой – бедный, неграмотный крестьянин. Когда ты под влиянием странной нашей дружбы приглашал меня на гимназическую вечеринку в ваш богатый дом, я шел, несмотря на упреки комсомольцев гимназии. Для меня было удовольствием провести несколько часов, забившись в угол… созерцать картины… слушать музыку… любоваться нежной, светлой, целомудренной красотой девочек, которых вы приглашали. Я не испытывал зависти или ненависти, а только горькое чувство несправедливости! Твоя честная, на равных, дружба меня обезоруживала! А может быть, в душе бедного неотесанного деревенского парня было больше чувства красоты, чем у многих других на этих вечеринках.
      Петринский (взволнованно).Да, да! Конечно. Ты запоминал и мог просвистать любую мелодию, которую хоть раз услышал на пианино! Это удивляло и мою мать!
      Теодосий. Может быть, не помню! Но всегда, когда я приходил к вам, я давал себе клятву бороться не на жизнь, а на смерть за то, чтобы красота стала доступной всем. Потом я весь ушел в борьбу и ради нее забыл все. Борьба стала моей самой высокой, единственной целью. Потом, правда, я встретил Ану! Она прекрасный товарищ и человек! Но была ли это любовь или только солидарность двоих, думающих одинаково и борющихся за одну и ту же идею? Кому удалось объяснить, что такое любовь? Кто сказал что-нибудь о том таинственном облике красоты духовной и физической, – которая позволяет людям выбирать друг друга, образовывать семьи и продолжать жизнь? Нет, я не узнал, не пережил любви, когда сблизился с Аной! Но я имею право вкусить радостей любви. Я отдал все жертвовал своей жизнью в борьбе за счастье людей. Кто может оспорить мое право? Неужели вы меня осуждаете? (После паузы, Велизару, указывая на Глафиру.)Ты знал, что она была любовницей другого! Почему же ты предпочел ее стольким красивым девушкам, которые преклонялись перед тобой, героем и поэтом? Потому что ты считал, что имеешь право на любовь и свободный выбор, ведь так? Тогда почему же ты упрекаешь меня?
      Велизар (гневно).Потому что ты покусился не мою жену!
      Теодосий. Что это? Предъявляешь право собственности?
      Велизар. Право требовать от тебя верности мне.
      Теодосий (после паузы, мрачно и тихо).Я уже сказал! Это ошибка, за которую я прошу меня простить! Месяцы… больше года… я противился этому чувству. Старался задушить его, подавить взаимное влечение, которое росло с каждым днем! Неужели ты, поэт, не можешь этого понять? Посмотри на эту женщину! (Указывает на Глафиру.)Посмотри на ее лицо! Вслушайся в ее голос! Вспомни, как она остроумна в минуты радости и счастья!
      Петринский. Еще бы! Красивая женщина как универсальный магазин: в ней можно найти все!
      Теодосий. Ничего странного, что тебе приходит в голову такое сравнение. Ты привык покупать женщин.
      Петринский. Тем хуже для женщин!
      Мария (гневно, Петринскому).Не распространяй свой опыт на всех женщин!
      Глафира (взволнованно, Марии).Почему тебя удивляет его одинаковое отношение ко всем женщинам? Ведь ты плакала каждый день от его бездушного отношения.
      Мари я. И ты использовала это, чтобы сделать меня соучастницей своих подлых поступков.
      Велизар (Марии).Как?
      Мария. Я передавала ей письма от Теодосия. (Опускает голову и прячет лицо в ладонях.)
      Велизар (горько).Письма?
      Петринский. Да! Да! Неопытные любовники увековечивают свою глупость в письмах!
      Теодосий. Мария! Неужели любовь, которой ты сочувствовала, теперь кажется тебе подлостью?
      Мария. Выходит, любовь – главное ее занятие в жизни.
      Глафира (гордо).Да! Центр моей жизни – любовь! Настоящим мужчинам нравится моя любовь, а пресыщенным донжуанам – твое целомудрие!
      Мария. Дело вкуса! Позволь мне самой судить о моем муже!
      Глафира (язвительно).У меня тоже есть основания о нем судить.
      Петринский (Глафире).Разумеется! У тебя больше опыта!
      Теодосий (громко и гневно).Перестаньте! Почему вы все так беспощадно набрасываетесь на беззащитную женщину? Чего вы хотите от нее? Побить каменьями в эпоху социализма?
      Петринский. Такие женщины, как она, были необходимы во все эпохи.
      Глафира (гордо и очень взволнованно).Да! Такие женщины, как я, открывали человечеству жестокую истину униженной любви! Мы были единственным наслаждением рабов! Паше остроумие ценили философы! О нас писали стихи поэты! (Петpuнскому.)Смейся сколько угодно, ничто не может затронуть мое человеческое достоинство… Хотя я и была для тебя и для других лишь несчастной… содержанкой! (После паузы, тихо, Велизару.)А ты женился на мне, даже после того как я тебе обо всем рассказала! Нет, не улыбайся так горько! Ты не стал из-за этого смешон, напротив – вырос! Поверь, я искренне тебя любила. Но во мне, наверное, есть что-то испорченное, сломанное жизнью… Я думала, что всю жизнь буду тебе благодарна, а вместо этого вовсе потеряла над собой контроль… не заботилась о доме, пускала на ветер твои деньги! Клялась быть верной тебе, а дрожала от волнения, когда к нам приходил Теодосий! Прости меня! Такая я! Может быть, после первого падения в женщине поселяется какой-то червь, который разъедает ее волю и делает ее недостойной свободы! (Задыхается от рыданий.)
       Пауза. Все сидят неподвижно. Только Петринский вертит на пальце брелок с ключами и время от времени бросает на Глафиру враждебные и подозрительные взгляды.
      Теодосий (Ане).Ана! Мне выпало большое испытание! Мой поступок затрагивает принципы, в которые мы верили… за которые боролись! А ты молчишь!
      Ана (строго).Чего ты от меня хочешь?
      Теодосий. Я не могу… не имею права не интересоваться тем, что ты думаешь!
      Ана (саркастически).Странная озабоченность! Ты хочешь, чтобы я тебя оправдала? Хорошо! Что касается твоего принципа свободы чувств, я тебя оправдываю! Никто в нашем новом обществе не имеет права обязать мужчину или женщину оставаться с тем, кого они не любят! Если другая женщина нравится тебе больше, иди к ней. Но я не могу простить тебе того, как ты поступил с женой, которая тридцать лет была тебе верным другом… как подло ты поступил с товарищем, с которым не раз встречал смерть! (Взволнованно.)Ты, Теодосий Миронов! Ты превратился в ничтожество, перестал существовать в моих глазах как нравственная личность… как человек! Вот что меня больше всего потрясло! Вот что не позволяет мне сочувствовать драме твоей жизни! Вот что заставляет меня спрашивать себя, тот ли ты мужчина… единственный мужчина… которого я любила всю жизнь! Ты, может быть, ждал, я буду великодушной, прощу тебя, соглашусь на развод! Я бы согласилась, если бы была уверена, что твой поступок – следствие настоящей любви! Но разве настоящую любовь можно построить на подлости и лжи? (Громко и решительно, поднимаясь.)Нет! Я не допущу, чтобы ты совершил преступление перед обществом и своей собственной совестью! (Гневно.)Какой морали ты служишь? Чего стоит твоя прихоть в сравнении с общественным долгом, с обязанностью быть честным по отношению к жене и товарищам! Оставайся с Глафирой, если совесть позволяет тебе забыть Велизара! Подай заявление о разводе, если тебе не стыдно перед женой, с которой ты делил до сих пор все испытания! Я откажу тебе в разводе!
      Теодосий (глубоко взволнованный, встает).Ана! (Хватается за голову.)

Занавес

Третье действие