– Но ведь ты сам пел о ней в своей песне!

– Я верю вам. И очень счастлив, что моя истина – не выдумка.

– Почему же ты не хочешь лететь с нами?

– А если она все-таки окажется выдумкой?

– Буф-ф, ничего не понимаю! – чуть не расплакалась девочка. – То ты веришь, то не веришь! Зачем же ты поешь о ней, раз не веришь в нее?

– Я верю, верю в нее, – поспешил успокоить ее Короторо. – Но если это окажется выдумкой, значит, я обманывал людей. А если нет, то это уже будет не моя истина. А сейчас она только моя, понимаешь?

– Не понимаю, – беспомощно проговорила девочка и обратилась за советом к Ники.

Успокоенный присутствием Мало, Николай уже снова обрел способность шутить.

– За свою долгую и нелегкую жизнь, – начал он голосом своего прадеда, – я, кажется, не встречал подобного певца. Он…

– Ники, – всхлипнула девочка. – Ты опять хочешь сказать что-то нехорошее.

– Наоборот, я…

Но Короторо прервал их настойчивым воркованием, наверное, почувствовав, что они ссорятся из-за него.

– Я пою лишь о тех истинах, которые принадлежат только мне, понимаешь? – решил объяснить свое поведение Короторо. – Я не могу петь о других истинах. Если я потом расскажу, что побывал на других звездах, никто мне не поверит. Сейчас беззвездные знают, что это мои песни. Они их любят и верят мне. И все больше людей будет мне верить. Даже некоторые звездные поверили мне и отказались от своих звезд, начав работать, как простые беззвездные.

– Он продолжает философствовать? – Ники почувствовал раздражение. По его мнению, они только зря теряли время.

– Не хочет. Говорит, никто потом ему не поверит. А сейчас ему верят. Опять эта странная логика! Погоди, я посоветуюсь со своим мозгом. – Она прислушалась к себе и тут же сказала: – Похоже, люди здесь больше верят в истину, о которой поется в песнях, чем в действительную. Странно, правда?

– Напомни ему, что его убьют!

Певец грустно покачал головой.

– Да, меня убьют. Но тогда еще больше людей мне поверят. И будут петь мои песни. А когда поверят все, мне поставят памятник. А в памятники верят больше всего.

– Что он сказал? – спросил Ники. – Прошу тебя, побыстрей! Сейчас не до трепа…

– Что означает «треп»?

– Диспут, обсуждение, обмен мнениями… – затараторил Ники, напрягая всю свою волю, чтобы девочка не прочла в его мыслях подлинный смысл этого слова.

– Ага, – недоверчиво протянула Нуми и передала ему слова певца.

– Действительно странно, но, может быть, он прав. – Ники задумался, а потом как можно серьезнее сказал голосом своего прадеда:

– За свою долгую и нелегкую жизнь, Нуми, я не раз замечал, что люди больше верят в камни, чем в истины.

– Я люблю его! – вздохнула девочка.

– Так уж сразу и полюбила! – в душе у Ники шевельнулась ревность.

– Что ж, подумай тогда о времени. Знаешь, что может произойти? Когда мы вернем его обратно, здесь уже не будет ни звездных, ни беззвездных. Кому он тогда станет петь свои истины? Будущим людям они будут известны. Над ним станут смеяться! Он этого не вынесет. Это значит, убить его самым жестоким способом. Человек должен бороться за правду в свое время. Истины чужих цивилизаций – чужие истины.

Нуми удивленно посмотрела на него.

– Ники, оказывается, ты умеешь говорить также умно, как и мой искусственный мозг! Он сказал мне то же самое.

Мальчик не знал, обижаться ему, или чувствовать себя польщенным. Он сказал, смущенно улыбаясь: – Ладно, ладно! Не будем уповать на искусственный мозг! В путь!

И, чтобы ускорить прощание, подошел к стоящему на коленях певцу, поднял его и обнял.

– До свидания, Короторо! Держись! Не отступай перед дураками, для которых звезды служат лишь украшением собственных животов.

Он говорил, зная, что певец вряд ли поймет его, но тот как будто бы все понял и храбро распрямил плечи.

Нуми тоже обняла нового друга, всхлипнув на его плече.

– До свиданья, милый Короторо! Твои песни очень, очень хорошие! Я понесу их с собой в другие миры, чтобы и там их пели! – сказала она ему на его языке, и певец снова упал на колени перед своими спасителями.

Земной мальчик строго прикрикнул на певца, он не выносил, по его выражению, подобных телячьих нежностей и потому поставил Короторо на ноги. Даже вздернул кверху его толстый подбородок, чтобы тот поднял голову. И это было их последнее вмешательство в дела чужой цивилизации.

Расстояние до Мало оба проделали пятясь, махая Короторо руками на прощанье, покамест не исчезли в мягкой, податливой плоти загадочного существа. А Короторо продолжал стоять так, как бы он, наверное, стоял на постаменте собственного памятника.

Мало снова раскалился до солнечно-желтого цвета, взлетел вверх и стрелой вонзился в предрассветное небо.

На поляне остался Короторо и пирамидка из зеленого дерна. Он еще постоит так немного, а потом зашагает своей дорогой, всюду распевая свои песни, пока ему не отрубят голову. И тогда лишь пирамидка останется единственным свидетелем того, что здесь когда-то побывали люди из других миров.

А здешние жители будут недоуменно прищелкивать языком при виде ее, как мы на Земле перед некоторыми подобными древними загадками. Одни будут верить, что они сотворены руками инопланетян, другие нет. Потому что люди всюду одинаковы.

Мало был сейчас для ребят и матерью, и отцом, и родиной. Во всяком случае такое чувство испытали они, как только вошли в него. Они не знали, рад ли он им, потому что не понимали его чувств, но стоило им сбросить шлемы, чтобы те не давили на них лишним грузом, и принять горизонтальное положение, чтобы легче было перенести ощущение невесомости при взлете, как оба, не сговариваясь, снова подумали о Мало с благодарностью и любовью. И им хотелось верить, что он, всемогущий и всезнающий, примет эти их чувства.

Первым пришел в себя Ники. Как всякий земной мальчик, немного стеснявшийся всяких, как он говорил, телячьих нежностей, он предложил:

– Выключи этот твой мозг, а? Он ведь тебе уже не нужен.

– Небось, хочешь подумать обо мне что-то плохое, – сказала Нуми.

– Пожалуйста, я его выключаю.

При свете фонарика Ники заметил, как рука ее сделала знакомый ему жест. Сейчас этот жест показался ему милым и кокетливым. Он искренне удивился:

– Почему я должен думать о тебе плохо? Ты мне ничего такого не сделала.

– А там, в темнице?

Он рассмеялся, потому что, конечно же, давно ее простил.

– Верно, ты несколько раз выводила меня из себя, но ведь вы, девчонки, все такие, независимо от того, сколько шариков у вас в голове…

– Это какие же такие?

– Такие… – смутился мальчик. – Досадные!

– Вы, мальчишки, тоже иногда бываете досадными.

– Возможно. Ну ладно, хватит нам друг другу досаждать! Я голоден, как волчица.

– Что значит «как волчица»? – тут же задала она один из досадных вопросов.

– Есть у нас такое выражение. Когда кто-то очень голоден, он говорит: я голоден, как волк. А я говорю: как волчица. Зачем придираться только к волкам? Я – за равноправие.

– Ну, тогда я голодна, как волк, – сказала Нуми. – Пошли есть!

– Буф-ф! – воскликнул он. – Одной кашей такой голод не утолишь, придется глотнуть хотя бы одну таблетку.

– Что ж, съешь одну. Здесь мы ими так и не воспользовались. Знаешь, у тебя здорово получается это наше «буф-ф»!

Николай сконфузился, подумав, что она подтрунивает над ним, и сказал:

– Вот оно, вредное влияние чужих цивилизаций!

И поспешил проглотить таблетку. Потом прислушался к своему желудку и почувствовал, как все его существо охватывает сладостное чувство насыщения.

Нуми приподнялась на локте и вгляделась в его лицо.

– О чем ты сейчас думаешь? Мне очень хочется знать, а ты не позволяешь мне включить искусственный мозг.

– Думаю продиктовать об этой цивилизации записывающему устройству. Я так и не понял, как она называется, в какую сторону вертится? Вправо, влево? Во всяком случае, в каком-то ошибочном направлении.

Девочка весело рассмеялась.

– Мне очень нравится, что ты умеешь шутить. Хоть иногда шутишь с серьезными вещами. Я так не могу. Мне мешает искусственный мозг. Если что-то покажется мне смешным, он сразу же начинает это объяснять, и смешное перестает быть смешным.

Ники немного отстранился: ему стало неловко – и от ее признания, и от близости ее лица.

– Да, это так, с искусственными мозгами не посмеешься. Они ужасно серьезны.

– Но у меня есть и настоящий.

– Я думаю, что вот его-то ты и должна больше слушаться. Искусственный сообщает чужую информацию.

– Но тогда – плакал наш эксперимент, – повторила она его выражение.

– Пусть, – твердо сказал Ники. – Человек не может быть экспериментом, это обидно. Человек – наивысшее существо во Вселенной.

– А Мало?

– Мало… Мы ничего про него не знаем. Может быть, и он создан человеком. Ведь именно так говорится в вашей легенде.

– А что ты думаешь об этой цивилизации? Они ведь тоже люди.

Да, люди, но уж очень трудно назвать наивысшими существами звездных сморчков, которые выменивали и продавали звезды как стеклянные шарики для игры. Чтобы выйти из затруднительного положения, Ники уклончиво ответил:

– Жаль мне того симпатичного пузана.

Девочка с Пирры обрадовалась:

– Вот видишь, не такие уж мы и разные. Я тоже постоянно о кем думаю. И знаешь, что я придумала? Мы попросим Мало когда-нибудь снова доставить нас туда. Тогда там пройдет уже много лет и все будет совсем другим. И мы увидим, постигла ли эта цивилизация истины Короторо, поняла ли она, каким чудесным человеком он был.

– И возложим к его памятнику звездный венок, – добавил Ники.

Она посмотрела на него глазами, которые светились, как звездочки.

– Ты чудесный мальчик, Николай Петров Иванов Стоянов Петков…

– Не нужно перечислять все имена! – прервал он ее.

– Не понимаю, почему тебя прозвали Буяном, но я…

– Я ведь тебе уже говорил, что это сокращенный вариант моей фамилии – Буяновский.

– Ты – чудесный мальчик, Ники!

– Ладно, ты уже это говорила, – смутился он, и, не сумев придумать более удачной шутки, добавил: – К тому же мне это давно известно.

– Не прерывай меня, пожалуйста, – продолжала она таким тоном, будто высказывалась на пионерском сборе. На земном пионерском сборе, разумеется, потому что Ники не знал, есть ли на Пирре такая организация. – Ты не можешь читать мои мысли, Ники, поэтому я должна тебе их высказать. Ты вел себя как настоящий мужчина. Если бы не ты, мы бы пропали. И Короторо тоже бы погиб.

Она еще больше приблизилась к нему и Ники чуть ли не в панике пробормотал ей в лицо:

– Подумаешь! Каждый может…

– И знаешь, что я еще подумала? Я подумала, что…

– Но я не желаю знать твоих мыслей! – прервал он ее, словно ему грозила какая-то опасность.

– …Я подумала, что должна тебя поцеловать.

– Неужели и у вас принято целоваться? – глухо спросил Ники, потому что не знал, что ей ответить, и попытался встать.

Но она схватила его за уши и ткнулась ему носом в щеку. Мальчик стал вырываться и ему удалось, правда довольно грубо, освободиться из ее рук. Его уши так покраснели, что на той планете, которую они недавно покинули, вероятно, за них заплатили бы как за самые дорогие красные звезды.

– Я тебя прощаю, ты ведь экспериментальная, – сказал Ники. Но в его словах не было обиды. Они даже могли сойти за шутку. Герою в конце всегда полагается поцелуй, а ведь он чувствовал себя немножко героем этого приключения.

Нуми молча направилась куда-то. Он забеспокоился:

– Эй, эксперимент! Ты куда?

– Если ты еще раз назовешь меня так, я буду звать тебя Буяном!

– Ты, кажется, рассердилась?

– Нет! Но я не понимаю, почему ты такой.

– Чужая цивилизация, что поделаешь!

– Да, верно! Ты происходишь от обезьяны, – сказала девочка, показывая тем самым, что, вопреки искусственному мозгу, и она умеет иронизировать. А, может, оттого, что он был отключен. – Извини, но я включу свой искусственный мозг. Мне очень хочется понять, почему иногда ты ведешь себя, как настоящий мужчина, а иногда – как дитя.

– Не надо! Во всем виноват, наверное, переходный возраст.

– А что это такое?

Ники, смущаясь, рассказал ей про этот довольно неприятный период в жизни человека, когда ты еще не взрослый, но уже и не ребенок. Ты легко раздражаешься и без причины плачешь, после буйной радости тебя охватывает страшная безысходная скорбь.

– Потому у меня и голос такой хриплый, – добавил он.

Нуми глядела на него, как бы пытаясь увериться, что он действительно таков: ни ребенок, ни мужчина. Стало быть, у человека бывает третье состояние? Вдруг она с испуганным криком подбежала к нему.

– Что это?

Нуми схватила его за все еще красные уши и повернула к свету.

– У тебя вся щека в каких-то… – она не могла подобрать слова. – Тебе не больно?

– Нет, а в чем дело? – встревожился Николай, почувствовав зуд на щеке.

Да, щека его адски зудела, как бы выразился он на Земле. Его пальцы нащупали какие-то волдыри и прыщики.

– Может быть… Может быть, потому что… Я сейчас спрошу свой мозг, – сказала экспериментальная девочка и нажала кнопку за ухом. Немного послушала и сказала: – Это несовместимость. Наверное, от моего поцелуя. Несовместимость организмов.

– Пройдет, – храбро успокоил ее Ники. – Наши доктора называют это аллергией. Ребенком я был очень аллергичен. К самым вкусным вещам не мог притронуться! К клубнике, к меду и шоколаду…

Он сконфузился, подумав, что его слова насчет аллергии к самым вкусным вещам могли быть отнесены и к ее поцелую.

Находясь в космосе впервые, Ники, естественно, не знал, что в данном случае это совсем иная аллергия. Я уверен, что каждый из вас, кто целовал существо с другой планеты, имел возможность убедиться, что щека его при этом немедленно покрывается прыщиками.

Нуми была неутешна.

– Но ведь это ужасно, – сказала она. – Представители двух различных цивилизаций не могут поцеловаться!

– Ну и не нужно им целоваться! Не так уж это важно! – вздохнул Николай, которому хотелось содрать кожу со щеки.

– Глотни из трубочки в шлеме немного лекарства. Может, поможет.

Ники решил последовать ее совету, скрыв лицо за шлемом. Наверное, с этими прыщиками он выглядит ужасно.

Капелька лекарства из трубочки сразу же подействовала. Язык и небо словно закололи тысячи иголок. Он даже перестал чувствовать зуд. Вдруг ему стало страшно: а что если это лекарство из чужой цивилизации подействует на него, как яд. Ведь ему стало плохо только от одного поцелуя! И он поспешил стащить шлем.

– Еще не прошло, – сказала Нуми. – Пошли, намажем ее питательным раствором Мало. Может быть, он поможет.

И она виновато протянула ему руку. Ники уже хорошо знал дорогу к котлу с чудодейственной кашей, но руку принял, потому что нарочно не взял фонарик. Если вы не забыли, детям предстояло раздеться перед тем, как залезть в котел.

Когда они пробирались ползком в непроглядной тьме, Ники забеспокоился.

– Как ты думаешь, Нуми, куда сейчас летит Мало?

– Не знаю.

– Как ты не знаешь? А если он нас занесет опять бог знает куда?

– Пусть заносит, куда хочет! – дрожащим эхом отозвался голос девочки.

Голос звучал как-то странно, и Ники осторожно спросил:

– Нуми, ты плачешь?

– Плачу! – всхлипнула перед ним темнота.

– Но почему? Ты не виновата.

– Наверное, на Пирре у меня уже нет ни мамы, ни папы, никого. И с тобою мы несовместимы.

Николай остановился. Ему показалось, что стены коридора вдруг сжали его с двух сторон с ужасной силой. Ведь вполне возможно, что и у него уже никого не осталось.

– Нуми! Ты где? – почти в ужасе крикнул он, представив, что он потерял ее в этом непроглядном мраке и что ему самому никогда не выбраться отсюда.

– Я здесь, – отозвалась она где-то рядом.

– Дай мне руку.

– Вот она, – сказала девочка.

Ники встал на колени и зашарил руками перед собой. Наконец они коснулись, а потом схватили хрупкий кулачок. Он дрожал в его ладонях, как воробышек.

– У меня уже все прошло, – заверил он ее. – Я уверен, что прошло, потому что ничего не чувствую. Не плачь, Нуми! Мы что-нибудь придумаем. Какую-нибудь интересную игру! Знаешь, какие неукротимые, шальные мысли приходят иногда мне в голову! Видно, меня зовут Буяном не только из-за фамилии…

– Осторожно, ты сломаешь мне пальцы!

Он отпустил ее руку, но тут же снова ухватился за нее.

– Хочешь, я передам знания моего искусственного мозга тебе, чтобы ты ими пользовался, а ты сделаешь так, чтобы шальные мысли приходили и мне в голову?

Не такую игру представлял себе Ники Буян. Да и как сделаешь, чтобы ей в голову приходили шальные мысли, когда там прочно обосновался этот трезвый искусственный мозг? Но главное, что она уже не плакала, и чтобы развеселить ее, он сказал голосом своего мудрого прадеда:

– За свою долгую и нелегкую жизнь, Нуми, я еще не встречал такой чудесной девочки, как ты!

– Правда? – тихо спросила она.

– Честное слово.

Теперь она стиснула его пальцы. Это был знак благодарности.

– Скажу потом Мало, чтобы он нашел для нас планету, населенную страшными зверьми, – замахнулся на будущее Ники. – Такими зверьми, которых нигде нет!

– Откуда же он их возьмет, раз их нигде нет? – немедленно отозвался логичный мозг экспериментальной девочки. – А мне хочется попасть на планету, полную прекрасных цветов.

– Ну, как хочешь! – уступил Николай, хотя вряд ли человеку могут прийти в голову шальные мысли, если он живет на планете, полной прекрасных цветов.

– Нет, – неожиданно сказала Нуми. – Будет так, как ты хочешь.

Теперь заупрямился Ники:

– Э, нет! Как хочешь ты!

– Но я хочу, чтобы было так, как желаешь ты.

– Хорошо. Ты хочешь, чтобы было так, как сказал я. Но так как я хочу, чтобы было, как хочешь ты, значит, должно быть так, как того хочется тебе.

– Мы действительно несовместимы! – опять чуть не расплакалась девочка.

– Трень-брень, – сказал он. – Очень даже совместимы!

– Что это «трень-брень»?

Снова приходилось объяснять то, что не поддавалось объяснению!

– А вот что! Когда встретятся два мозга, то один начинает бренчать одни глупости, а другой – другие. Двигайся поживее, а то мне надоело приседать в этой теснотище!

– Но у нас есть третий мозг! – попыталась возразить девочка, как всегда, не поняв его шутки.

Ники слегка подтолкнул ее, чтобы она продвигалась быстрее.

– Верно! Двое с тремя мозгами быстрее найдут общий язык. Вперед!..

Они продолжали двигаться в сторону, противоположную той, куда их мчал фантастический Пегас.

Куда же он их нес? Это было известно только ему, но мы уверены, что если отправиться на поиски этих двух детей рода человеческого – Нуми с Пирры и Ники с Земли, то они отыщутся где-то среди звезд. Потому что Спасающий жизнь, или, как его называли на пирранском языке, Малогалоталотим вряд ли позволит им погибнуть.

А пока что они мокли, погруженные по шею в питательном растворе его теплой материнской утробы, и продолжали спорить о совместимости. А когда девочка и мальчик принимаются спорить, то спор этот обыкновенно длится очень долго. Особенно, если они представители различных цивилизаций. В их оправдание заметим, что вопрос этот действительно важен. Как не взволноваться, размышляя: совместимы ли мы с самым близким человеком? Ведь только ему можно поведать о своей грусти по утраченному! Только он может помочь, чтобы ты не сошел с ума от отчаяния и одиночества. И только с его помощью ты можешь поверить, что все будет хорошо.

Даже с прыщами на щеке Ники ощущал девочку о Пирры ближе родной сестры. И это было естественно. Так бывает всегда, когда встретятся две цивилизации. Они могут ссориться, даже надавать друг другу тумаков, но друг без друга они больше не могут жить. Это неопровержимый закон природы. Вот почему мы не должны над ними смеяться, просто мы можем их не слушать. Пусть поспорят вдоволь, а мы для разнообразия взглянем на мир оком Мало!

Он уже набрал свою самую высокую скорость и летел в радужном звездном туннеле. А тот из вас, кто летел в таком туннеле, знает: там так красиво, что дух захватывает. И уже не думаешь, куда он тебя выведет, – к добру или злу, к зверю или человеку. Потому что, в какой бы конец Вселенной он тебя ни привел, все там будет, как в настоящей сказке.

Всего хорошего, Нуми! Будь здоров, Ники! Не покидай нас и ты, чудесный звездный конь, который так самозабвенно мчит смелых детей человечества сквозь времена и пространства!