– Это не кажется убедительным, мистер Скотт, поскольку у Клингонов нет слезных каналов, – пока главный инженер собирался ответить, Спок повернулся к Валерис. – На наше сообщение, посланное в штаб Звездного Флота, ответа не получено, лейтенант?
      – Так точно, получено.
      В голосе Валерис Спок уловил нотки неуверенности. Он пристально посмотрел на девушку.
      – И…
      Под проницательным взглядом Спока Валерис сжалась в комок, а лицо ее не выражало совершенно никаких эмоций.
      – Капитан третьего ранга Ухура испытывает технические трудности, сэр.
      – Довольно любопытно, – негромко заметил Спок.
      Вулканец готов был взять на себя всю ответственность за действия "Энтерпрайза" и освободить команду от обязательств исполнять его приказы, но теперь он понял, что экипаж будет настоятельно оказывать ему помощь и поддержку и разделит вину вместе с ним. Слова Валерис подсказывали Споку, что Ухура нашла способ, с помощью которого они могли избежать трибунала.
      – Очень хорошо, – сказал он Валерис. – На двадцать четыре часа мы договоримся, что этого разговора не было.
      – Ложь? – слово не покоробило ее, и в голосе не прозвучало осуждение.
      – Упущение, – поправил ее Спок. – После этого.
      Скотт слушал их разговор с растущим беспокойством и уже не в силах был сдерживаться.
      – Через двадцать четыре часа мы потеряем след капитана!
      – Мне точно известно, где он будет находиться, – спокойно ответил вулканец.
      У Скотта от удивления отвисла челюсть.
      – Где?
 

***

 
      "Кронос-1" полным ходом шел домой – судить Кирка. Азетбур в каюте Горкона, куда перебралась по настоянию Чанга, готовилась к предстоящей мирной конференции, тщательно анализируя записки отца. Каюта канцлера была лучше оборудована охранной аппаратурой и более удобна для работы телохранителей. Азетбур боялась, что нахлынувшие воспоминания снова вызовут у нее боль, но, напротив, среди отцовских вещей ей стало намного уютнее. Она сидела, насупившись, в кресле Горкона, в котором он обычно читал и в котором вел их последний разговор, и потирала появившуюся складку между бровей. Судя по дисплею, записки Горкона были неполными.
      Очевидно, основную часть мыслей по стратегии переговоров он хранил у себя в памяти. Азетбур вспомнила все, что они вместе обсуждали, как наедине, так и в присутствии других советников, но все-таки многое Горкон так и не высказал.
      Канцлер не доверял своему Высшему Совету. "И я, – подумала Азетбур, последую его примеру." Раньше верила Керле и все еще любила его, но слова Чанга посеяли в ее душе сомнение. Она никому не могла открыться, даже Чангу, взявшемуся за организацию ее безопасности. В эти дни настроение Азетбур колебалось между двумя полюсами: иногда ей безумно хотелось жить и продолжить дело Горкона; а порой у нее вообще пропадало желание что-либо делать, поскольку все попытки казались бессмысленными. Она сомневалась, что доживет до подписания мирного договора с Федерацией, но надеялась, что сможет стать свидетелем суда над Кирком. Этого ей вполне хватило бы.
      В отличие от своего отца Азетбур не имела преемников. Она закрыла воспаленные глаза и вновь открыла, услышав сигнал на мониторе, нажала кнопку, и на экране появилось изображение охранника Катриса, стоявшего у входа в каюту.
      – Госпожа канцлер, – обратился Катрис басом, соответствующим его грузной фигуре. – Бригадный генерал Керла желает поговорить с вами наедине.
      Азетбур насторожилась и незаметно вздохнула.
      – Впустите, – разрешила она.
      Катрис кивнул. Экран погас и вновь вспыхнул, показывая то, что и охранники видели снаружи: другого оружия, кроме отданного фазера, Керла не имел.
      Азетбур не испугалась бы, если б он и был вооружен. Со дня убийства отца она и сама мечтала умереть. К тому же их разговор записывался на пленку в трех разных местах.
      Керла вошел в каюту, но Азетбур ему навстречу не поднялась. Она знала, с какой целью он пришел, выждав время после гибели Горкона. Азетбур решила, что для них обоих лучше, если она будет жесткой и прямой.
      Как только закрылись двери, от официальных манер Керлы не осталось и следа. Быстрыми шагами он подошел к Азетбур и взял ее за руку. Она не сопротивлялась, но когда он поднес ее ладонь к своему лицу, сдалась, не отвечая, однако, взаимностью. Рука ее безвольно повисла, и огромными усилиями девушка заставила себя посмотреть на Керлу безразличным взглядом, не выражающим теплых чувств. Сделать это было совсем не просто – от генерала веяло силой и страстью. Ей хотелось погладить Керлу по длинным смоляным волосам, утопить в них свое лицо, как несколько дней назад.
      Керла, казалось, не замечал прохладного к себе отношения.
      – Зета, давай сегодня дадим с тобой клятву. Теперь нас ничто не сможет остановить.
      "Ничто, – подумала Азетбур, – теперь, когда нет моего отца."
      Керла хотел притянуть ее к себе, но она не позволила ему этого, откинувшись в кресле. Он посмотрел на Азетбур, не понимая в чем дело.
      – Что происходит, Зета? Разве я дал тебе мало времени? Если нет, то прошу меня простить.
      Азетбур по-прежнему оставалась холодной.
      – Наши отношения изменились, генерал Керла.
      Он медленно отпустил ее руку. В его глазах бушевала ярость, девушка видела, как он борется, чтобы не выплеснуть свои чувства.
      – Не понимаю.
      – Ты был предан моему отцу? – неожиданно спросила она, и вопрос удивил их обоих. Азетбур хотела покончить с их отношениями без каких-либо объяснений. "Дурак, – сказала она про себя, – если подозрения Чанга оправданны, то ты сам подписал приговор себе."
      На этот раз задетый за живое Керла чувств скрывать не стал. Азетбур смотрела на него, абсолютно не реагируя, словно он был актером и в совершенстве знал свою роль.
      – На что ты намекаешь, канцлер? Что я предал Горкона? Что я виноват в его смерти? – Керла вскочил на ноги. – Да, я не всегда с ним соглашался и не делал из этого секрета, но я дал ему клятву преданности! Мне не нужно повторять ее еще раз, чтобы придать ей больше веса!
      – Но ты не клялся в верности мне.
      Слова Азетбур немного остудили его гнев. Керла взглянул ей прямо в глаза.
      – Я с большим удовольствием дам эту клятву, канцлер Я предан вам и думал, вы знаете об этом.
      – В самом деле? – негромко спросила она. Азетбур думала, что вопрос вновь взбесит генерала, но вместо этого он облокотился о кресло Горкона и пристально посмотрел на нее, словно хотел увидеть ее душу.
      – Твой гнев вызван смертью твоего отца, – сказал наконец Керла с обезоруживающей нежностью. – В твоих словах я не слышу обвинения. Сейчас ты о многом думаешь, но только не об этом. Мы вернемся к нашему разговору после мирной конференции, когда ты придешь в себя, – Керла хотел дотронуться до ее руки, но Азетбур отдернула ее – Нет, больше об этом мы говорить не будем, даже если я останусь в живых. Мы не станем к этому возвращаться. И в каюту ко мне ты войдешь только по делам.
      – Азетбур…
      Она дала знак охраннику. Керла вскочил на ноги и сказал с горечью в голосе:
      – Ты не веришь мне. Придет время, и ты пожалеешь, что прогнала меня.
      Азетбур вернулась к прерванному чтению, запретив себе даже поворачиваться в его сторону.
 

***

 
      В центре помещения для суда стояли Кирк и Маккой Доктор был напуган, но не обращением с ним Клингонов – их отношение к заключенным под стражу было гораздо лучше, чем он предполагал. Его с Кирком посадили в довольно комфортабельную камеру с мягкими кроватями и давали приличную, по клингоновским понятиям, еду.
      Маккой предположил, что Азетбур продолжила гуманную политику своего отца. Доктора передернуло, когда он вник во все толкования слова "гуманный". Это гуманное отношение почему-то не предусматривало возможности побриться и принять душ.
      Маккоя прошиб холодный пот. Клингоны слишком уж хорошо обходились с пленниками, а это могло означать, что их к чему-то готовят. Возможно, к тому, что им предстояло увидеть сейчас.
      Зал судебного заседания сочетал в себе признаки собора и цирка: он был похож на пещеру, внутри которой размещалась арена с вырубленными в скале местами для зрителей.
      В самом низу, на площадке, где стояла скамья подсудимых с круглым ограждением, доходящим Маккою до пояса, она была ярко освещена, а остальная часть пещеры находилась в полумраке. Доктор сожмурился, но смог увидеть лишь камеры, свисающие с высоких каменных стен. Маккой занервничал еще больше, когда до него вдруг дошло, что за процессом будет следить вся Галактика, но мысль, что Спок и экипаж "Энтерпрайза" тоже получат возможность смотреть на них, успокоила его. Он окинул взглядом расположенные ярусами ряды для зрителей как раз в тот момент, когда канцлер Азетбур, великолепная и ослепительно красивая, вошла в зал в окружении свиты. С той ночи, когда умер ее отец, Маккой не видел Азетбур и не разговаривал с ней. Ее вид вселил в него надежду. Как и отец, он поступала разумно, имела чувство сострадания и была очень умна Не могло быть, чтобы она верила в то, что капитан совершил это преступление…
      Зрители начали скандировать, сначала негромко, но постепенно перешли на громоподобный рев, от которого стал сотрясаться воздух.
      – Кирк! Кирк! Кирк! Кирк!
      Доктор судорожно схватился за ограждение, боясь, что дрожащие, не слушающиеся ноги подведут его Джим на происходящее не реагировал и соблюдал молчание и холодное спокойствие. Маккой знал, что смерть канцлера была для него тяжелым ударом, он глубоко опечалился, – вместе с Горконом пропала последняя надежда достичь мира в Галактике У самого доктора тоже не было большого желания говорить. Он восхищался и уважал Горкона, как и многие другие, с кем тот встречался, но канцлер умер только потому, что Маккою, врачу Звездного Флота, не требовалось изучать анатомию Клингонов. Он мог бы и сам этим заняться, но были и другие важные дела, а, кроме того, теоретически предполагалось, что звездолеты Федерации не должны встречаться с Клингонами.
      Теоретически.
      "Может, исходная посылка настолько ужасна, что мы не можем сами себе в этом признаться? – подумал Маккой. – Жизнь Клингона не стоит того, чтобы ее спасать.
      Рев стал таким оглушительным, что мешал доктору думать На площадку огромной арены вышел темнокожий, широкоплечий, крепко сложенный адвокат подсудимых Во время их первой и очень короткой встречи Маккоя одолевали другие мысли, и он не запомнил его имени. В памяти осталось лишь, как сильно он удивился тому, что приятный молодой Клингон, на первый взгляд, был искренне заинтересован помочь своим клиентам, хотя и не мог гарантировать благоприятного вердикта.
      Защитник протянул Маккою и Кирку два странных прибора и, увидев замешательство доктора, показал, как ими пользоваться Кирк разобрался сам и, наклонившись к доктору, прокричал ему на ухо:
      – Это прибор для перевода.
      Маккой понимающе кивнул и поднес его к уху. Тут из полумрака появился генерал Чанг. Публика в ожидании замерла.
      "Подсудимые, обвинение, защита, – подумал Маккой – А где же судья и присяжные?"
      С самодовольным видом генерал Чанг начал говорить, и Маккой был убежден, что Клингон давно ожидал этого момента. Доктор поправил прибор для перевода и стал внимательно слушать – Как государственный обвинитель, – сказал Чанг, – я заявляю, что "Энтерпрайз" открыл без каких-либо оснований огонь по "Кроносу-1", в то время как канцлер Горкон и его советники полагали, что после официального обеда на борту звездолета Федерации по приглашению капитана Кирка в девятнадцать часов тридцать минут того же вечера им ничего не могло угрожать, – Чанг повернулся к Кирку и с легкой усмешкой спросил:
      – Вы это отрицаете?
      – Кирк! Кирк! – улюлюкали зрители. Маккой услышал скрежет металла по камню и оглянулся на звук, успев заметить невероятно бледное лицо судьи.
      Толпа затихла.
      – Пусть подсудимый ответит, – сказал судья. На его руке была надета перчатка с выступающими на ней гвоздями, с прикрепленной матовой металлической сферой, служившей, как понял Маккой, судейским молоточком.
      У Кирка на лице заходили желваки.
      – Я не отрицаю того, что пригласил их на обед.
      – Вы были пьяны во время обеда? – вкрадчиво спросил Чанг.
      – Что?! – негодующе воскликнул Кирк.
      – А разве не является неоспоримым тот факт, – продолжал генерал, что на обеде подавался ромуланский эль, напиток, запрещенный в Федерации из-за своей крепости?
      – Да, подавался, – признался Джим Кирк. Маккой посмотрел себе под ноги и покачал головой. "Почему наш защитник не выражает протест? Это не суд, а самое настоящее судилище.
 

***

 
      – Это не суд, а самое настоящее судилище, – возбужденно сказал контр-адмирал Смилли президенту Ра-горатрею.
      Он прекрасно знал Джима Кирка и Леонарда Маккоя – двух ценнейших офицеров Звездного Флота. Оба хорошо послужили Федерации и должны были уходить в запас. Офицеры заслуживали лучшей участи, чем суда.
      Если бы только он мог убедить президента попытаться предпринять что-нибудь для их спасения… После освобождения Кирка и Маккоя в дело вступили бы дипломаты и все уладили бы. Смилли был абсолютно уверен, что Клингоны находились в слишком безвыходном положении и не могли позволить себе вступить в войну. Адмирал невольно посмотрел на Сарека, который, по его мнению, настроил президента против активных действий.
      Сарек не обращал на Смилли внимания, президент даже не взглянул в его сторону, увлекшись происходящим на экране. Смилли вздохнул и стал вместе с другими следить за разворачивающимися событиями.
 

***

 
      Маккой наблюдал, как самодовольный Чанг расхаживал взад-вперед перед скамьей подсудимых.
      – Значит, вы по-прежнему утверждаете, что ваш корабль не вел огонь по "Кроносу-1". А вы знали бы, если б он действительно стрелял? Полноте, капитан. Приборы не зарегистрировали в секторе других кораблей.
      – В данном секторе их в самом деле не было, – подтвердил Кирк.
      "Черт тебя побери, Джим, – захотелось крикнуть Маккою, – ты что, хочешь добиться высшей меры наказания для нас?"
      – У вас не было в тот вечер возможности проверить банк данных вашего корабля?
      – Да, была, и я проверил его, – невозмутимо ответил Джим Кирк.
      – И о чем они вам сказали? Капитан заколебался.
      – О том, что мы выпустили две фотонные торпеды, но…
      Вторая часть ответа потонула в визге толпы. Чанг презрительно ухмыльнулся.
      – У меня вопросов к свидетелю нет. Чанг удалился под удары молоточка судьи, призывающего к порядку. Страх Маккоя перерос в настоящую злость, когда вышел следующий свидетель – один из охранников канцлера Горкона.
      Доктор узнал его, но только теперь он был без правой руки. Маккой до предела возмутился: руку пострадавшего можно было найти и реклонировать, если она сильно повредилась, или, в крайнем случае, поставить протез.
      Однако обвинение предпочло выставить жертву нападения в таком виде, в каком он предстал перед всеми, чтобы сыграть на чувствах толпы. Могло, впрочем, быть и так, что охранник, как и Чанг, отказался от медицинского вмешательства, дабы похваляться ранением как доказательством своей храбрости. К свидетелю подошел защитник.
      – Расскажите нам, что вы видели в ту ночь, когда был зверски убит канцлер Горкон.
      – В ту ночь в нас стрелял "Энтерпрайз"…
      – Попрошу данное утверждение не включать в протокол, – адвокат повернулся в сторону судьи и поднял руку. – Свидетель говорит, что по "Кроно-су-1" стрелял "Энтерпрайз", но не может доказать этого.
      – Отклоняется, – вмешался судья. Защитник вздохнул и вновь обратился к свидетелю.
      – Продолжайте, – сказал он.
      – После первого попадания, – заявил охранник, – мы потеряли гравитационное поле, и я стал парить в невесомости, не в состоянии что-либо сделать. Затем к нам подошли два человека, которые были представителями Звездного Флота.
      – Может, это были люди, использовавшие их форму… – перебил его адвокат.
      Из полуосвещенного пространства раздался голос Чанга.
      – Считаю данное заявление чисто спекулятивным.
      – Принимается, – поддержал Чанга судья, полковник Уорф, суд заинтересован в фактах, а не в предположениях.
      Полковник Уорф (странное имя для клингона, и. теперь Маккою стало ясно, почему он его не запомнил) скрыл свое разочарование и продолжал задавать вопросы свидетелю.
      – Вы видели их лица? Смогли бы опознать их? Охранник в нерешительности замялся.
      – Нет, но я уверен, что это были земляне. Уорф недоверчиво вскинул голову и спросил скептически:
      – Если вы не видели их лиц, то откуда вам известно, что это были земляне?
      "Господи помилуй, – с благодарностью подумал Маккой об Уорфе, – ты стараешься, ты действительно хочешь помочь нам."
      – Я не мог… Я не… Я не очень хорошо их разглядел, хочу сказать, но это были земляне.
      – Гм, – Уорф в задумчивости отвернулся от свидетеля, затем резким движением вновь повернулся к нему и неожиданно задал следующий вопрос, заставив клингона вздрогнуть.
      – Если гравитационное поле было нарушено, то как эти люди могли ходить?
      – Похоже, у них были гравитационные ботинки, – ответил охранник.
      По сцене прошел гул голосов. Полковник Уорф выглядел так, что казалось, сожалел о заданном вопросе.
      – У защиты больше нет вопросов. Чанг вышел на освещенную площадку и взял инициативу в свои руки.
      – Они стреляли в вас? – спросил он охранника. Клингон в подтверждение кивнул.
      – Из фазеров, стоящих на вооружении Звездного Флота. Они ворвались в каюту канцлера, и там тоже была стрельба. Потом они ушли тем же путем, каким и явились.
      – В направлении отсека пространственного перемещения?
      – Да, сэр.
      – Благодарю вас, – угодливо сказал Чанг. – У меня больше вопросов нет.
      Охранник ушел. Чанг посмотрел, сверкая единственным глазом, на Маккоя.
      – Доктор Маккой, какой у вас в настоящий момент медицинский статус?
      Маккою стало немного страшно, когда прозвучало его собственное имя, но он смело встретил взгляд Чанга и сделал вид, что не понял вопроса, совсем не собираясь облегчать ему задачу.
      – Если не брать во внимание легкую форму артрита, – ответил весело Маккой, – то я бы сказал, неплохой.
      Джим Кирк чуть не рассмеялся.
      Чанга ответ не позабавил, он продолжал молча смотреть на доктора.
      Маккой сдался первым.
      – В течение двадцати семи лет я выполняю обязанности хирурга, а в последние годы являюсь также начальником медицинской части "Энтерпрайза".
      Через три месяца я покидаю это место.
      Чанг в замешательстве сдвинул брови, не поняв использованной Маккоем идиомы.
      – Покидаю это место?
      – Ухожу в отставку, – пояснил доктор.
      – Ясно, – сказал Чанг и по-прежнему вкрадчиво продолжил:
      – Полагаю, вы также употребляли ромуланское вино в офицерской кают-компании в тот вечер, доктор?
      – Я протестую! – закричал Уорф с такой силой, что Маккой аж вздрогнул.
      – Вопрос снимается, – сказал судья, к удивлению всех.
      – Мы все выпивали, – разгорячился Маккой, – но это не означает…
      Доктора прервал судья.
      – Генерал Чанг, прошу задавать вопросы по существу.
      Чанг принял замечание судьи вежливым кивком и самоуверенно оглядел Маккоя с ног до головы.
      – Когда вы осматривали канцлера Горкона, он был еще жив?
      – В нем едва теплилась жизнь, – глухо произнес землянин, вспомнив ситуацию.
      – Вам приходилось спасать жизнь пациентов, находившихся в таком состоянии, как он?
      На какое-то мгновение Маккой потерял дар речи. Его охватило смешанное чувство злости, вины и боли.
      – Я не… – Маккой запнулся, обуреваемый стыдом от воспоминаний. Мне не хватило знаний анатомии Клингонов.
      Аудитория затихла, и слова доктора эхом разнеслись по залу суда.
      – Вы говорите, что скоро выходите в отставку, – нажимал Чанг. – Можно мне задать вопрос: у вас трясутся руки?
      – Я протестую! – выкрикнул Уорф. Маккой гордо поднял голову и с нескрываемой ненавистью посмотрел на Чанга, даже не заметив, как Джим Кирк положил ему на плечо руку, желая успокоить. В голове доктора вертелось полдюжины оскорблений, которые он готов был выплеснуть на генерала, но которые ни в коей мере не предназначались для Азетбур и ее покойного отца.
      Доктор сдержался.
      – Протест отклоняется, – громоподобным голосом сказал судья.
      – Я нервничал, – с жаром ответил Маккой.
      – Вы проявили некомпетентность! – бросил в лицо доктору Чанг, перевесившись через ограждение. – Джим Кирк угрожающе направился к генералу – Суд определит, произошло это преднамеренно или ваш возраст и спиртное повлияли на профессиональные качества.
      – Я пытался спасти его! – сорвался Маккой – Я отчаянно боролся за его жизнь! Он был последней надеждой на установление реального мира во Вселенной!
      Маккой посмотрел в полумрак, туда, где сидела Азетбур, и надеялся, что она поняла его.
      – Канцлер сама утверждает, что руки подзащитного тряслись.
      Маккой стыдливо опустил голову.
      Чанг отступил и театральным жестом указал на Кирка.
      – А теперь вернемся к архитектору этого трагического события, капитану Джеймсу Тибериусу Кирку. Я вменяю вам в вину, капитан, что вы хотели отомстить за смерть вашего сына.
      Даже при ярком свете было заметно, как побледнел Кирк.
      – Это неправда!
      Чанг безжалостно продолжал.
      – Являясь инструментом проводимой Федерацией политики либо действуя по своей инициативе спьяну, вы и ваши друзья-заговорщики вывели из строя "Кронос-1" и хладнокровно убили канцлера Высшего Совета. После этого вы и доктор Маккой вернулись на корабль убедиться в том, что дело сделано.
      – Я протестую! – вновь возразил полковник Уорф – Никто не видел, что убивал именно Кирк.
      Судья был не прочь закончить слушание и делал вид, что процедура ему уже порядком надоела.
      – Возражение поддерживается.
      – Прошу занести в протокол выдержки из личного дневника капитана, Чанг подал знак рукой кому-то в дальнем конце зала.
      Голос Кирка, записанный на пленку, наполнил помещение" "Я никогда не доверял Клингонам… Я никогда не смогу простить им смерть своего сына".
      Суд загудел роем голосов; судья дважды ударил перчаткой-молоточком, восстанавливая спокойствие. Маккой устремил взгляд, выражавший полное неверие, на Кирка, а тот стоял словно каменный. "Это неправда, неправда, твердил про себя Маккой – Пленку, должно быть, сфабриковали." Доктор заглянул в глаза Кирку, чтобы найти в них подтверждение, но капитан опустил голову.
      – Это ваши слова? – требовательно спросил Чанг.
      – Да, – еле слышно ответил Кирк. Маккой онемел от ужаса.
      – Это вы их произносите?
      – Да.
      – Громче, пожалуйста, – потребовал Чанг, – а то мы не слышим.
      Джим Кирк расправил плечи и отчетливо произнес:
      – Эти слова были сказаны мной.
      Маккой закрыл глаза, он потерял всякую надежду.
 

***

 
      Капитан Зулу следил за процессом с мостика "Эксельсиора". Вплоть до начала суда Зулу абсолютно ничего не знал об обстоятельствах убийства канцлера Горкона, однако, что Кирк в этом не виновен, он не сомневался. На сей счет не могло быть никаких вопросов – во всяком случае, так считал Зулу – даже после прослушивания записи Кирка. Он был уверен, что руководство Федерации, весь Звездный Флот и сами Клингоны прекрасно осознавали этот факт.
      По мере развития событий Зулу начинал сердиться все больше и больше.
      С экипажем "Энтерпрайза" он не встречался уже несколько лет и теперь, когда увидел капитана Кирка и доктора Маккоя в качестве подсудимых, ему это причинило особую боль, хотя Зулу не мог не улыбнуться, услышав ответ Маккоя на вопрос, касающийся его медицинского статуса. Вскоре капитану Зулу стало абсолютно ясно, что клингоны и не собирались вершить справедливый суд, а руководство Федерации и Звездного Флота не думало вмешиваться в это дело. Кирк и Маккой должны были стать козлами отпущения ради того, чтобы своей грудью защитить дело мира, в то время как настоящие преступники оставались безнаказанными.
      Зулу не жаждал войны, но знал, что ее хотели убийцы Горкона. И даже если бы принесенные в жертву Кирк и Маккой не повлияли на заключение мира, убийцы канцлера все равно разрушили бы этот мир. Зулу принял решение, которое могло стоить ему карьеры. Не впервой приходилось ему идти на такой риск ради конкретного капитана и конкретного корабля.
      – Радиорубка, – позвал он, разворачивая кресло.
      – Сэр? – повернулась к нему Рэнд в ожидании указаний.
      Капитан Зулу понизил голос, всем видом показывая, что дело конфиденциальное.
      – Сообщи командиру "Энтерпрайза": "Готовы оказать помощь. Капитан Зулу. "Эксельсиор". Дай им наши координаты. Передавай все это по кодированному каналу.
      Рэнд удивленно подняла светло-золотистые брови и с сомнением спросила:
      – Разумно ли это, сэр? Я хочу сказать, что учитывая их ситуацию…
      Взгляд Зулу оборвал ее на полуслове. У него не было необходимости объясняться, учитывая, что раньше Рэнд служила на "Энтерпрайзе" под началом Кирка.
      – Есть, сэр, – сказала Рэнд. Зулу с самыми грустными мыслями стал смотреть на экран.
 

***

 
      На борту "Энтерпрайза" Ухура с неохотой оторвала взгляд от экрана, по которому наблюдала за процессом, и приняла сообщение, поступившее от капитана "Эксельсиора" Зулу. Ухура обрадовалась и поспешила проинформировать Спока.
      – Зулу передает свои координаты и сообщает, что в любой момент готов оказать помощь. Вулканец по-прежнему смотрел на экран.
      – Он ставит себя в щекотливое положение, – пробормотал Спок.
      "Не в худшее, – подумала Ухура, вновь повернувшись к экрану, – чем в котором Спок окажется сам." А она достаточно хорошо его знала, чтобы утверждать это.
 

***

 
      Кирк устало прислонился к ограждению скамьи подсудимых, полковник Уорф в это время поднял руки, привлекая внимание судьи.
      – Я протестую, ваша честь! Политические взгляды моих клиентов не имеют ничего общего с предъявленным им обвинением.
      Джим Кирк слушал отрешенно, нахлынувшие на него после вопросов Чанга переживания истощили его. Смерть Горкона несказанно мучила его и не давала покоя. Для Кирка суд и приговор, каким бы он ни был, не имел никакого значения. Его беспокоили две вещи: осуждение настоящих преступников и продолжение мирного процесса. Капитан был совершенно беспомощен что-либо изменить, но подозревал, что Спок найдет способ решить эти задачи.
      Воспроизведение записи его слов о Дэвиде ошеломило его. Без помощи сообщника на "Энтерпрайзе" Клингоны не добрались бы до его дневника, и этот сообщник мог по-прежнему быть на борту. Кирку оставалось надеяться, что Спок уже пришел к такому же выводу.
      Маккой сидел рядом подавленный, закрыв лицо руками. Кирк почувствовал к нему жалость. Неужели доктор думал, что у них есть хоть один мало-мальский шанс на то, что их оправдают? Маккой выглядел опустошенным и шокированным честными, не в их пользу, ответами Кирка. Можно было и лгать, что тоже не повлияло бы на ход дела, судьи все равно признали бы их виноватыми. Капитан понял это в тот миг, когда прозвучали выдержки из дневника.
      Чанг подошел ближе к скамье подсудимых, как коршун, кружащий над намеченной целью.
      – Нет, почему же, – возразил генерал, с каждым новым словом повышая голос, – взгляды и мотивы капитана имеют прямое отношение к делу.
      Послужной список этого человека говорит о том, что это своевольный, не подчиняющийся приказам, беспринципный офицер, действующий по своему усмотрению в обход начальства. Капитан Кирк был в свое время адмиралом, но понижен в звании за то, что брал инициативу в свои руки, наплевав на все инструкции и законы.
      Чанг развернулся на каблуках и бросился на Кирка, вцепившись в поручень ограждения.
      – Вы ведь не станете этого отрицать, капитан?
      Кирк поправил наушник, делая вид, что не понял перевода. Чанг чуть ли не касался лицом Кирка и закричал так, что на шее у него вздулись вены.
      – Не надо ждать перевода! Отвечайте немедленно!
      – Не отвечайте! – крикнул Уорф, перевесившись через ограду.
      Он резко повернулся к судьям и выбросил вверх руку.
      – Я протестую!
      Еще до того, как судья успел открыть рот, Кирк знал, каким будет его ответ, и оказался прав.
      – Протест отклоняется. Подсудимый ответит на этот вопрос, – сказал судья.
      – Этого я не отрицаю, – ответил Кирк. Чанг скривил губы в торжествующей усмешке.. – Вас понизили в звании?
      – Да.
      Маккой издал еле слышный стон.
      – За невыполнение приказов, – не унимался генерал.
      Кирк высокомерно пожал плечами.
      – Бывали случаи, когда я их не выполнял.
      – А в ту ночь, когда вы организовали убийство канцлера, подчинялись приказу или, напротив, нарушали его?
      – Я про… – хотел возмутиться адвокат.
      – Я не знал об убийстве Горкона, пока не оказался на борту "Кроноса", – выкрикнул Кирк.
      Генерал Чанг театрально округлил в притворном Удивлении единственный глаз.
      – Вы отрицаете, что "Энтерпрайз" стрелял по "Кроносу"?
      – Дело в том, что я…
      – Вы отрицаете, – Чанг повысил голос, – что ваши люди по лучу переправились на "Кронос-1" и застрелили канцлера?
      У капитана Кирка все похолодело внутри, когда он понял, куда ведет логика вопросов генерала. Чанг знал свое дело, а смысла сопротивляться и спорить не было, поскольку исход дела был предрешен заранее.
      – Я не могу подтверждать или отрицать действия, свидетелем которых не был, – ответил Кирк.
      – Капитан Кирк, а вам известно, что по законам Федерации капитан звездолета несет ответственность за действия экипажа?
      Кирк почувствовал, как Маккой затаил дыхание и, не глядя на доктора, ответил:
      – Да, известно.
      – Значит, если будет доказано, что члены вашего экипажа совершили убийство…