Мама разрешила Алисе передохнуть в комнате, а Джек развалился в гостиной. Элли пыталась вздремнуть наверху, пока малышка не проснулась снова. Поэтому, не теряя времени, я поведал маме о своих опасениях. Она опять раскачивалась в кресле, но я и слова не мог вымолвить, пока кресло не остановилось. Мама внимательно выслушала все о моих страхах и подозрениях насчет ребенка. Но ее лицо при этом оставалось совершенно спокойным, и я понятия не имел, о чем она думает. Не успел я произнести последнее слово, как мама поднялась на ноги.

– Подожди-ка, – сказала она. – Надо выяснить все раз и навсегда.

Она вышла из кухни и поднялась наверх. Когда мама вернулась, у нее на руках был ребенок, завернутый в шаль Элли.

– Возьми свечу, – сказала она, направившись к двери.

Мы вышли во двор. Мама шла очень быстро, как будто точно знала, что нужно делать. Мы остановились за помойной кучей, на краю пруда, в котором хватало воды для коров даже в самое жаркое лето.

– Держи свечу повыше, чтобы все было видно, – сказала мама. – Ошибиться нельзя.

А потом, к моему ужасу, она вытянула руки и подняла ребенка над темной стоячей водой.

– Если она поплывет, то в ней живет ведьма. А если потонет, то она невинна. Давай посмотрим…

– Нет!!! – закричал я. Рот сам собой открылся, и слова вылетели прежде, чем я даже успел подумать. – Пожалуйста, не надо! Это же ребенок Элли.

Сначала я думал, что мама все равно бросит младенца в воду, но потом она улыбнулась, прижала девочку к себе и поцеловала в лобик.

– Ну, конечно, это малышка Элли, сынок! Только посмотри на нее! Все равно эта проверка с «плаванием» годится для дураков и никогда не срабатывает. Они обычно привязывают женщине руки к ногам и бросают ее в глубокую стоячую воду. Но выплывет она или нет, зависит от удачи и от силы женщины. К колдовству это не имеет никакого отношения.

– А как же то, как девочка смотрела на Алису? – спросил я.

Мама улыбнулась и покачала головой.

– Младенец не может правильно сфокусировать взгляд, – объяснила она. – Скорее всего, ее внимание привлек огонь свечи. Помнишь, Алиса сидела возле него? А потом, когда Алиса проходила мимо, глаза ребенка просто реагировали на изменение света. Ничего странного. Не о чем беспокоиться.

– А вдруг ребенком Элли все равно овладела ведьма? – спросил я. – Может, в нем живет то, чего мы не видим?

– Знаешь, сынок, я принесла в этот мир и зло, и добро и могу узнать зло, когда увижу его. Это доброе дитя, и нам не о чем беспокоиться. Все нормально.

– А разве не странно то, что ребенок Элли родился примерно в то же время, когда умерла Мамаша Малкин?

– Такое бывает, – ответила мама. – Иногда, если что-то плохое покидает мир, в нем рождается добро. Я видела такое и раньше.

Тогда я понял, что мама вовсе не собиралась бросать ребенка. Она просто хотела встряхнуть меня и привести в чувство. Но пока мы шли назад через двор, у меня еще подкашивались колени при мысли о том, что могло произойти. И только у кухонной двери я кое-что вспомнил.

– Мистер Грегори дал мне одну маленькую книжку об о держании, – сказал я. – Он посоветовал мне ее внимательно прочесть. Но она написана на латыни, а у меня было только три урока.

– Не люблю этот язык, – ответила мама, остановившись у двери. – Посмотрим, что я смогу сделать, но придется тебе подождать до моего возвращения. Меня могут вызвать сегодня. А пока – попроси Алису тебе помочь! Она наверняка сумеет.

Маму и правда вызвали вечером. Сразу после полуночи за ней приехала повозка, лошади были в мыле. Кажется, жена какого-то фермера не могла разродиться уже больше суток. Нужно было ехать довольно далеко, за двадцать миль отсюда на юг. Значит, мамы не будет дня два или больше.

Вообще-то мне не очень хотелось просить Алису о помощи. Вряд ли Ведьмак бы это одобрил. Все-таки это книга из его библиотеки, и он наверняка не хотел бы, чтоб Алиса даже брала ее в руки. Но у меня просто не оставалось выбора. С самого возвращения домой я постоянно думал о Мамаше Малкин и не мог выкинуть ее из головы. Какое-то чутье, интуиция подсказывали мне, что она где-то рядом, скрывается во тьме и с каждой ночью подбирается все ближе и ближе.

Так что, как только настала ночь и Джек с Элли отправились спать, я тихо постучался в комнату Алисы. Днем я не мог даже подойти к девочке, потому что она была все время занята. Да и если бы Джек с Элли нас услышали, им бы это не понравилось. Особенно учитывая отношение Джека к ремеслу ведьмака.

Мне пришлось постучать дважды, прежде чем Алиса открыла дверь. Сначала я думал, что она уже спит, но оказалось, что Алиса даже не разделась. Я не мог не обратить внимание на ее остроносые туфли. На ночном столике рядом с зеркалом стояла свеча. Она уже погасла, но от нее еще шел слабый дымок.

– Можно войти? – спросил я, подняв свою свечу так высоко, что она освещала лицо девочки сверху. – У меня к тебе есть одна просьба.

Алиса кивнула, впустила меня в комнату и заперла дверь.

– Мне нужно прочитать одну книгу, но она написана на латыни. Мама сказала, ты сможешь помочь.

– Где книга? – спросила Алиса.

– У меня в кармане. Это очень маленькая книжка. Тот, кто знает латинский, прочитает ее очень быстро.

Алиса глубоко и устало вздохнула.

– У меня и без того дел по горло, – жалостно протянула она. – О чем книга?

– Об одержании. Мистер Грегори считает, что Мамаша Малкин может вернуться за мной и воспользуется для этого одержанием.

– Ну, давай посмотрим, – сказала Алиса, протянув руку.

Я поставил свою свечу рядом с ее свечой и достал книжку из кармана штанов. Девочка быстро пролистала страницы, не произнеся ни слова.

– Можешь ее прочесть? – спросил я.

– Почему бы и нет. Лиззи учила меня многому, а латынь она знает назубок.

– Так, значит, ты мне поможешь?

Алиса не ответила. Вместо этого поднесла книгу к лицу и понюхала.

– Ты уверен, что ее нужно читать? Она написана священником, а они обычно мало что знают.

– Мистер Грегори сказал, что эта книга – «основополагающий труд», – ответил я. – То есть лучше и полнее книги об одержании нет.

Алиса посмотрела на меня поверх книги и вдруг разозлилась.

– Я знаю, что такое «основополагающий», – огрызнулась она. – Думаешь, я совсем глупая? В отличие от тебя, новичка, я училась много лет. У Лиззи было очень много книг, но их сожгли. Они все сгорели в огне.

Я пробормотал неуверенное «извини», и она улыбнулась.

– Загвоздка в том, – добавила Алиса, вдруг подобрев, – что на чтение понадобится время, а я сейчас слишком устала, чтобы начать. Завтра твоя мама еще не вернется, и я буду занята по горло. Твоя невестка обещала мне помочь, но она все время с ребенком. Так что весь день я буду готовить и убираться. Но вот если бы ты мне подсобил по дому…

Я не знал, что ответить. Ведь у меня самого есть работа: надо помочь Джеку, поэтому вряд ли найдется свободная минутка. Да и мужчины никогда не убираются и не готовят на кухне. Так принято на нашей ферме и во всем Графстве. Мужчины работают на ферме, в поле, а дома их ждет горячий обед. На кухне мы помогали только в Рождество: мыли посуду, чтобы сделать приятное маме.

Алиса как будто прочитала мои мысли, потому что на ее лице вдруг появилась широкая улыбка.

– Это так трудно? – спросила она. – Женщины ведь кормят цыплят и помогают убирать урожай, так почему же мужчины не могут потрудиться на кухне? Просто помоги мне помыть посуду, вот и все. А с утра надо будет почистить кастрюли.

Мне ничего не оставалось, как согласиться. Что я мог поделать? Лишь бы Джек меня не поймал за девчачьей работой. Он не поймет.

Я встал гораздо раньше обычного и успел вычистить кастрюли до того, как спустился Джек. Потом решил потянуть с завтраком и ел очень медленно, что было на меня совсем не похоже. Этим мне удалось привлечь не один подозрительный взгляд брата. После того как он ушел в поле, я быстренько вымыл горшки и начал их вытирать. Вообще-то я мог бы и догадаться, что Джек не станет меня дожидаться.

Он вернулся во двор, проклиная весь свет, и увидел меня в окно. Его даже перекосило. Потом он сплюнул и со скрипом отворил дверь в кухню.

– Когда закончишь, – язвительно сказал он, – для тебя найдется мужская работа. Можешь начать с загона для свиней. Его надо проверить и подправить. Завтра придет Рыло. Пятерых нужно заколоть, а я не собираюсь потом весь день гоняться за сбежавшей скотиной.

«Рыло» – это прозвище мясника. Джек был прав. Иногда свиньи начинали беситься, когда приходил Рыло, и если ограда была непрочная, то многие сбегали.

Джек развернулся, чтобы уйти, но вдруг громко выругался. Я подошел к двери, не понимая, в чем дело. Брат случайно раздавил большую жирную жабу. Это плохая примета – убить лягушку или жабу. Джек опять выругался и так нахмурился, что его густые брови встретились на переносице. Он пнул мертвую жабу под водосточную трубу и ушел, качая головой. Не понимаю, что на него нашло. Раньше Джек никогда не был таким злобным.

Я остался вытирать последние горшки. Раз уж он поймал меня, надо было все же закончить работу. К тому же я не сильно рвался к вонючим свиньям.

– Не забудь про книгу, – напомнил я Алисе перед уходом, но она лишь загадочно улыбнулась в ответ.

Мне не удалось поговорить с Алисой наедине до самой ночи, когда Джек и Элли легли спать. Я хотел снова сходить к ней в комнату, но Алиса сама спустилась в кухню с книгой и села в мамино кресло-качалку поближе к янтарным язычкам огня.

– Молодец, справился с кастрюлями. Похоже, тебе и правда не терпится узнать, что в книге, – сказала Алиса, постучав пальцем по корешку.

– Если Мамаша Малкин вернется, я должен быть готов. Мне надо знать, что делать. Ведьмак сказал, что она, скорее всего, нечисть. Ты знаешь, что это такое?

Алиса вытаращила глаза и кивнула.

– Надо быть готовым. Если книга поможет…

– Этот священник не похож на других, – произнесла Алиса, протянув мне книгу. – Знает свое дело. Он бы понравился Лиззи больше лепешек.

Я засунул книгу обратно в карман, подвинул стул к очагу и начал задавать Алисе вопросы. Сначала она отвечала с неохотой, а то, что мне удалось из нее вытянуть, не очень-то успокаивало.

Во-первых, меня интересовало название книги: «Окаянные, неуклюжие и отчаянные». Что это означает? Почему книга так называется?

– Первое слово используют священники, – объяснила Алиса, недовольно опустив уголки рта. – Так называют людей, которые делают все иначе. Вроде твоей мамы. Они не ходят в церковь, не молятся. Они не похожи на других. Левши, например, – добавила она, многозначительно улыбнувшись.

– Второе слово более распространено, – продолжила Алиса. – Тело одержимого не может хорошо удерживать равновесие. Оно постоянно спотыкается. Необходимо время, чтобы приспособиться к новому телу. Это как новая пара обуви. А еще человек становится злобным. Спокойный и мирный может ни с того ни с сего взорваться. Еще один признак одержания.

Что же до третьего слова, то тут все просто. Ведьма, у которой некогда было здоровое человеческое тело, отчаянно пытается найти новое. А когда ей это удается, она изо всех сил держится за него. И ни за что не отдаст без боя. Она готова на все. Абсолютно. Поэтому те, кем овладели, очень опасны.

– Если Мамаша Малкин придет, то кто это будет? – спросил я. – Если бы она была нечистью, то кем бы овладела? Мной? Может, так ей будет легче меня погубить?

– Да, если бы только она могла, – ответила Алиса. – Это не так уж легко, учитывая то, кто ты. Со мной то же самое, но я не дамся. Нет, она нападет на слабейшего. Кого проще всего побороть.

– Ребенок Элли?

– Да нет, это бесполезно. Придется ждать, пока ребенок вырастет. У Мамаши Малкин не хватит терпения, а от сидения в яме старины Грегори она стала еще хуже. Придя за тобой, она захватит сильное тело.

– Значит, Элли? Она выберет Элли!

– Да разве ты не знаешь? – Алиса, не веря, покачала головой. – Элли сильна. Ее трудно победить. С мужчинами совладать легче. Особенно с теми, кто прислушивается к зову сердца. Теми, кто может вспылить без причины.

– Джек?

– Скорее всего. Представь только, что Джек стал бы охотиться за тобой. Каково, а? Но в книге верно сказано: с тем, чьим телом овладели, справиться нетрудно. Он отчаянный, но и неуклюжий.

Я достал свою книгу и записал все, что показалось мне важным. Алиса говорила не так быстро, как Ведьмак, но потом разошлась, и уже скоро у меня заболело запястье. Наконец, она дошла до главного: как справиться с одержимым человеком. Оказалось, есть много способов узнать, живет ли еще в теле настоящая душа. Ведь причинив зло телу, причинишь боль и душе. Следовательно, просто убить человека – не выход.

Меня разочаровало то, что в этой части книги было мало написано о том, как же поступить. Сам автор был священником, поэтому считал, что лучше всего попробовать изгнание духов с помощью свечи и святой воды. Так можно освободить жертву. Но он признавал, что не все священники делают это правильно. Кажется, лучше получалось у тех, кто был седьмым сыном седьмого сына.

Рассказав обо всем, Алиса пожаловалась, что очень устала, и пошла спать. Меня тоже клонило ко сну. Я и забыл, как тяжела работа на ферме, и сейчас все тело ломило. Я поднялся в свою комнату и свалился на кровать, предвкушая сладкий сон. Но собаки во дворе вдруг подняли лай.

Решив, что их что-то напугало, я открыл окно и посмотрел в сторону Холма Палача. Как хорошо вдохнуть ночного воздуха, который легко прочистит голову! Собаки постепенно успокаивались, а потом вдруг разом и вовсе умолкли.

Я собирался закрыть окно, когда на небо из-за облака выглянула луна. Алиса как-то сказала, что лунный свет показывает истинную суть вещей. Так моя большая тень показала Костлявой Лиззи, что я не такой, как все.

Эта луна даже не была полной – просто убывающая, которая уменьшалась до полумесяца. Но она показала мне нечто новое, то, чего бы я без нее не увидел. Я заметил слабый серебристый след, который спускался с Холма Палача. Он скользил под ограду, через северное пастбище, пересекал восточное поле и исчезал из виду где-то под амбаром. Я сразу вспомнил о Мамаше Малкин. Я видел такой же серебристый след, когда столкнул ее в реку. Теперь появился еще один, и он вел ко мне.

Сердце забарабанило в груди. Я на цыпочках спустился вниз и прошмыгнул в заднюю дверь, осторожно закрыв ее за собой. Луна скрылась за облаками, и, когда я обошел амбар, серебристый след исчез, но все равно было заметно, что кто-то спустился с холма к нашему дому. Трава была примята, как будто по ней проползла гигантская улитка.

Я подождал, пока снова появится луна, и еще раз осмотрел вымощенную плитами площадку у амбара. Когда облака рассеялись, я увидел то, что меня действительно напугало. Серебристый свет замерцал в темноте, и не осталось сомнений, куда он вел. Он обходил стороной загон для свиней, змейкой вился вокруг амбара, а потом ко двору, дому – и заканчивался прямо под окном Алисы, где ступеньки, ведущие в погреб, закрывала деревянная крышка люка.

Несколько поколений назад наши предки-фермеры занимались пивоварением и отвозили пиво на соседние фермы и постоялые дворы. Поэтому местные звали нашу землю «Фермой Пивовара», хотя для нас это был просто дом. А ступеньки здесь были затем, чтобы заносить и выносить бочки, не заходя в здание.

Крышка по-прежнему закрывала люк, и две ее половинки скреплял большой ржавый висячий замок. Но между створками все равно оставалась щель, не шире моего пальца. И серебристый след исчезал как раз там. Естественно, что бы ни пробралось сюда, через это крошечное отверстие оно могло легко просочиться. Мамаша Малкин вернулась, и она была нечистью, а ее тело стало таким мягким и податливым, что могло протиснуться в любые щели.

Она уже в погребе.

Мы больше не пользовались им, но я хорошо его помнил. Там земляной пол, и в основном погреб завален старыми бочками. Двери у дома толстые, но полые – значит, уже скоро ведьма проберется по стенам в любой уголок дома.

Я поднял глаза и увидел огонек свечи в окне Алисы. Она еще не спала. Я вошел в дом и скоро уже стоял у двери в ее спальню. Надо было постучать, но не очень громко: чтобы Алиса знала, что я здесь, а другие не проснулись. Я едва коснулся двери костяшками пальцев, как услышал изнутри нечто неожиданное.

Это был голос Алисы. Она с кем-то разговаривала.

Мне не понравилось то, что уловил мой слух, но я все равно постучал. Прошло какое-то время, но Алиса не открыла, и я приложил ухо к двери. С кем она разговаривала? Элли и Джек давно спят, и я слышал только голос Алисы. Хотя… он звучал как-то иначе. Где-то я такое уже слышал. Вспомнив, я отпрянул от двери, как будто она загорелась.

Из-за двери доносилось монотонное бормотание. Мне сразу вспомнилось, как Костлявая Лиззи с белыми костями в кулаках шептала заклятие над моей ямой.

Еще не поняв, что делаю, я дернул за дверную ручку и распахнул дверь.

Алиса стояла у зеркала и читала заклинание. Она сидела на краю стула с прямой спинкой и смотрела в зеркало поверх пламени свечи. Я глубоко вздохнул и подкрался ближе, чтобы взглянуть получше.

Ночью становилось холодно, но, даже несмотря на это, по лицу Алисы катились капельки пота. При мне две слились на лбу и стекли в глаз, а потом из него – как слеза по щеке. Алиса, не отрываясь, смотрела в зеркало, вытаращив глаза, а когда я позвал, даже не моргнула.

Я подошел сзади и поймал отражение латунного подсвечника в зеркале. Но, к моему ужасу, лицо над пламенем принадлежало не Алисе.

Это было старое лицо, изможденное и морщинистое. Жесткие седые патлы, будто вуаль, спадали на осунувшиеся скулы. Это было лицо того, кто провел много лет в сырой земле.

И тут глаза шевельнулись, зыркнули влево и поймали мой взгляд. Они были словно два красных уголька. И хотя лицо тронула улыбка, в глазах горели злость и ненависть.

Ошибки быть не могло. Передо мной – лицо Мамаши Малкин.

Что же это такое? Неужели Алиса одержима? Или она с помощью зеркала пыталась говорить с Мамашей Малкин?

Не задумываясь, я схватил подсвечник и с силой ударил им по зеркалу. Оно с треском и звоном разбилось, бросив в меня сверкающий дождь осколков. Алиса пронзительно закричала.

Представить себе не смогу крика страшнее. Он был полон муки, и я вспомнил вой свиней, когда их закалывают. Но мне было совсем не жаль Алису, хотя она заплакала и начала рвать на себе волосы.

Дом быстро наполнился шумом. Сначала завопил ребенок Элли, потом я услышал ругательства и топот ног по лестнице.

Джек в ярости ворвался в комнату. Он бросил взгляд на зеркало, потом подошел ко мне и замахнулся. Наверное, он с ходу решил, что это я во всем виноват, потому что Алиса до сих пор кричала. Я держал подсвечник, а на пальцах у меня блестели кусочки стекла.

Как раз вовремя в комнату вбежала Элли. Она держала на руках ребенка, и он надрывался от крика, но свободной рукой Элли схватила Джека за локоть и не дала меня ударить.

– Не надо, Джек! – взмолилась она. – Не бери грех на душу!

– Поверить не могу, что ты это сделал, – зарычал Джек, свирепо глядя на меня. – Ты знаешь, сколько лет этому зеркалу? Что теперь скажет отец, когда узнает?

Джек не на шутку разозлился. Мало того что я разбудил весь дом, так ведь и ночной столик принадлежал еще моей бабушке. После того как отец отдал мне трутницу, это была последняя семейная реликвия, оставшаяся в доме.

Джек шагнул ко мне. Свеча не погасла, когда я разбил зеркало, но от крика моего брата огонек задрожал.

– Зачем ты это сделал? Да что на тебя нашло? – зарычал Джек.

Что мне было ответить? Я просто пожал плечами и уставился на сапоги.

– Что ты вообще здесь делаешь? – продолжал кричать Джек.

Я молчал. Что ни скажешь, станет только хуже.

– Теперь будешь сидеть у себя, – прокричал Джек. – Я мог бы давно уже выгнать вас отсюда!

Я глянул на Алису, которая все еще сидела на стуле, уронив голову на руки. Она перестала плакать, но ее всю трясло.

Когда я оглянулся на брата, злость Джека сменилась тревогой. Он смотрел на Элли, которая вдруг побледнела и закачалась. Не успел брат двинуться, как она потеряла равновесие и упала на стену. Джек тут же забыл о злосчастном зеркале и засуетился возле жены.

– Не знаю, что это со мной, – простонала Элли взволнованно. – У меня вдруг закружилась голова. Ах, Джек! Джек! Я чуть не уронила малышку!

– Но все ведь в порядке. Не беспокойся. Дай-ка мне ее…

Взяв дочку на руки, Джек успокоился.

– А теперь, – сказал он мне, – убери здесь. Поговорим утром.

Элли подошла к кровати и положила руку Алисе на плечо.

– Алиса, пойдем вниз, пока Том убирается. Я согрею что-нибудь попить.

Они все ушли в кухню, а я остался собирать стекло. Через десять минут я сам спустился за веником и совком. Они молча сидели за кухонным столом, попивая травяной чай. Ребенок спал на руках у Элли. Никто даже не взглянул на меня.

Я вернулся наверх и быстро убрал осколки, а потом ушел в свою комнату. Там я сел на кровать и начал смотреть в окно, мучаясь от страха и одиночества. Вдруг Алиса уже одержима? Все-таки из зеркала на меня смотрело лицо Мамаши Малкин. Если это она, то тогда малышка и все остальные в. опасности.

Пока она ничего не сделала, но Алиса относительно мала по сравнению с Джеком. Поэтому Мамаше Малкин придется пойти на хитрость. Она подождет, пока все лягут спать. И я стану главной мишенью. Или ребенок. Кровь младенца придаст ей сил.

А может, я разбил зеркало как раз вовремя? И разрушил заклинание в тот самый момент, когда Мамаша Малкин собиралась вселиться в тело Алисы? Или Алиса могла просто разговаривать с ведьмой через зеркало. Но даже если и так, легче не становилось. Теперь у меня два врага.

Надо было что-то делать. Но что? У меня голова разрывалась от мыслей. Вдруг кто-то постучал в дверь. Я подумал, что это Алиса, и не встал. Но из-за двери послышался голос Элли. Я открыл дверь.

– Мы можем поговорить? – спросила она. – Дай мне войти, не хочу разбудить малютку. Я только-только ее утихомирила.

Я отступил назад, Элли вошла и тихо прикрыла дверь.

– С тобой все в порядке? – спросила она озабоченно.

Я кивнул с несчастным видом, но не смог посмотреть ей в глаза.

– Хочешь поговорить об этом? Ты ведь разумный парень, у тебя должны были быть серьезные причины для такого поступка. Если ты со мной поделишься, тебе станет легче.

Как я мог сказать ей правду? Ей ведь надо было заботиться о ребенке. Что будет, если Элли узнает о ведьме, которая жаждет детской крови? А потом я понял, что ради невинного дитя должен был все рассказать. Элли нужно знать обо всем, какой бы горькой правда ни была. Тогда она сможет спастись.

– Есть кое-что, Элли… Не знаю, как сказать об этом…

Элли улыбнулась:

– Лучше всего начни сначала…

– За мной что-то пришло, – произнес я, глядя прямо Элли в глаза. – Зло, которое хочет моей смерти. Поэтому я и разбил зеркало. Алиса разговаривала с ним, и…

В глазах Элли вдруг зажегся недобрый огонек.

– Только скажи Джеку, и точно узнаешь, какой у него кулак! То есть ты принес с собой зло, когда в доме ребенок? Да как ты мог? Как ты мог так поступить?

– Я не знал, что так получится, – возразил я. – Узнал лишь сегодня. Поэтому говорю тебе только сейчас. Тебе нужно уйти отсюда вместе с ребенком, ради вашей же безопасности. Уходи, пока не поздно.

– Что? Прямо сейчас? Среди ночи?

Я кивнул. Элли твердо мотнула головой.

– Джек бы не ушел. Его бы не выжили из собственного дома посреди ночи. Ни за что. Нет, я подожду. Я останусь здесь и буду молиться. Так меня учила мама. Она говорила, что если истово молиться, то никакое зло тебя не коснется. И я верю ей. Ты ведь можешь ошибаться, Том, – добавила она. – Ты еще юн и лишь недавно начал осваивать свое ремесло. Все не так страшно, как тебе кажется. И твоя мама вот-вот вернется. Не сегодня, так завтра. Она что-нибудь придумает. А пока – держись подальше от комнаты Алисы. С ней что-то не так.

Я открыл было рот, чтобы попытаться уговорить ее снова, но на лице Элли вдруг промелькнуло тревожное выражение. Она пошатнулась и оперлась рукой о стену, чтобы удержаться на ногах.

– Смотри, что ты наделал. Мне становится плохо при одной мысли о том, что тут творится.

Она села на кровать и опустила голову на руки. Я сокрушенно смотрел на нее, не зная, что делать или говорить.

Спустя пару минут Элли снова поднялась на ноги.

– Надо будет поговорить с твоей мамой, как только она вернется. Не забывай: лучше тебе держаться подальше от Алисы. Обещаешь?

Я пообещал, и Элли с улыбкой отправилась в свою комнату.

Тут меня поразила одна догадка…

Элли уже второй раз споткнулась и сказала, что у нее кружится голова. Один раз – еще случайность. Просто усталость. Но дважды! Она была неуклюжей. Элли была неуклюжей, и это первый признак одержания!

Я начал бродить взад-вперед по комнате. Да нет, разумеется, это ошибка. Не может этого быть! Только не Элли. Может, она всего лишь устала. Все-таки из-за ребенка почти не спит.

Но Элли – сильная и здоровая женщина. Она сама выросла на ферме, и мало что ей не давалось. А эти разговоры о молитвах?.. Однако она ведь могла нарочно сказать это, чтобы я не заподозрил ее.

Но разве Алиса не говорила, что Элли трудно овладеть? Еще она сказала, что скорее всего жертвой будет Джек. Но он-то не показывал никаких признаков слабости. Хотя нельзя отрицать, что он становится все более злобным. Если бы Элли не вмешалась, он бы снес мне голову с плеч!

В то же время, если Алиса заодно с Мамашей Малкин, ей нельзя верить ни в чем. Она могла специально направить меня по ложному следу. Я даже не мог ручаться, что она не солгала мне по поводу книги Ведьмака! Я же не читаю по-латыни и не могу проверить. Алиса могла обо всем солгать!

И тут я понял, что моим врагом мог быть любой из них. Опасность придет с любой стороны, в любой момент, и я ничего не узнаю!

К счастью, мама должна вернуться к рассвету. Она-то придумает, что делать. Но до рассвета еще ой как далеко. Сон – непозволительная роскошь для меня. Придется быть начеку всю ночь. Если Джек или Элли одержимы, то сделать я ничего не могу. Мне нельзя заходить в их комнату. Остается приглядывать за Алисой.

Я вышел из комнаты и сел на ступеньки между спальней Джека с Элли и моей. Отсюда мне была видна комната Алисы. Если она выйдет, то, по крайней мере, я об этом узнаю.

Я решил, что если мама не вернется, то на рассвете уйду. Кроме нее, помочь может только один человек…

Ночь оказалась очень долгой. Поначалу я вскакивал при малейшем шорохе – скрипе половиц, ступенек. Но постепенно успокоился: все-таки дом старый, к этим звукам привыкаешь. И все равно с приближением рассвета тревога ко мне вернулась.

Я начал слышать странный скрежет в стенах. Словно чьи-то когти царапали камень и не всегда в одном и том же месте. Иногда слева у лестницы; потом внизу, возле комнаты Алисы. Такой слабый скрежет, что я даже не мог точно понять, на самом ли деле я его слышу или мне просто чудится. Но меня охватил холод, настоящий, и это значило, что рядом опасность.

А потом начали лаять собаки, за ними разбушевались другие животные. Волосатые свиньи фыркали так громко, что можно было подумать: мясник уже пришел. В довершение всего, и ребенок заплакал.

Теперь мне было так холодно, что все тело тряслось от дрожи. Надо что-то делать.

Тогда, на берегу реки, мои руки знали, как поступить. На этот раз помогли ноги, которые действовали быстрее моей мысли. Я встал и бросился бежать. Сердце молотом стучало в груди. В ужасе я почти кубарем сбежал с лестницы, добавив шума ко всей какофонии. Мне надо было выбраться оттуда, бежать от ведьмы. На все остальное – плевать. От храбрости не осталось и следа.