Глава 10

На следующий день Санди вышел на работу.

Я не стал говорить с ним о случившемся накануне. Это было во всех информационных выпусках новостей. И, как обычно, журналисты постарались все представить в самом грязном свете.

Журналисты даже не упомянули золотистого. Они не стали ничего расследовать.

Репортеры все время кружили вокруг ангара. Им так хотелось написать о том, что корабль украден. Вот тогда бы получилась сенсация.

К моему удивлению, Санди отнесся к происходящему совершенно спокойно.

— Это был корабль Ратлита, — пробормотал он, нанося смазку на ходовое части двигателя. — Я отдал ему этот корабль.

— Зачем вы отдали мальчишке корабль? Может быть, вы дали его лишь взаймы?.. Или вы хотели отомстить ему, сделать так, чтобы он погиб ужасной смертью, отправившись через межгалактические просторы?..

— Он попросил. Я отдал корабль. Остальное можете узнать у моего босса. Он — свидетель нашей сделки. — С этими словами Санди повернулся назад, к механизмам.

— Но послушайте, пусть так, но это же не повод помогать ему скрыться. Тем более что на самом-то деле вы обрекли его на долгую и мучительную смерть.

— Он мне не нравился... И я дал ему корабль, — просто ответил Санди...

— Спасибо, — поблагодарил я Санди, когда репортеры ушли. Не уверен, что и в самом деле был благодарен ему, но держался он и впрямь молодцом. — Ты отлично себя вел, я твой должник.

А через неделю Санди явился и объявил:

— Я хочу получить свой долг.

И сказал он это как-то надрывно.

Я прищурился.

— Значит, ты в конце концов решил бросить работу? Дотянешь хоть до конца недели?

Санди выглядел смущенным, стоял, спрятав руки в карманы.

— Да, конечно. Я ухожу. Но не прямо сейчас, босс. Иначе мне будет не выбраться отсюда.

— Тебе поможет то, чему ты научился здесь, — сказал я ему. — Ты ведь много узнал от меня, многому научился. Ты стал похож на меня. Я стараюсь все время чему-то учиться и таким образом расту. Ты тоже можешь расти дальше.

Санди печально покачал головой.

— Не уверен, что мне это нужно. — Тут его рука выскользнула из кармана, он протянул мне что-то. — Посмотрите, это — билет. — Он сжимал грязными пальцами кусочек фольги со сложным узором. — Через четыре недели я улечу с этой Станции. Только я не хочу вот так уезжать, босс. Я хочу, чтобы вы отдали мне долг.

Тут я удивился по-настоящему.

— Значит, ты все же решил вернуться в свою семью? — сказал я. — Думаешь, получится?

Санди пожал плечами.

— Не знаю... Стану работать... Есть ведь и другие семьи... Может, мне удастся немного подрасти...

Он спрятал билет назад в карман, а потом какое-то время стоял, незаметно покачиваясь с пяток на носки и обратно.

— Так как насчет долга, босс?

— Я тебя что-то не понимаю.

— Вим, тут есть один мальчишка. Он такой неотесанный...

«Вим»! Первый и единственный раз на моей памяти он назвал меня по имени, хотя я давно просил его обращаться ко мне именно так.

— Он мог бы заменить меня.

Смех судорогой сдавил мне горло. Но я не смог рассмеяться, потому что видел перед собой уродливое лицо Санди, его печальные глаза и знал: мой смех оскорбил бы его. Он казался таким уязвимым и напряженным. Уязвимым? Но ведь у Санди был билет. Он собирался улетать. Какое ему дело до того, что я думаю!

— Отошли этого парня к госпоже Полоски, — предложил я. — Может, ей нужен мальчик на место Ратлита... А теперь не мешай мне работать.

— Может, вы все-таки возьмете его? — скороговоркой выпалил Санди. — Это в оплату вашего долга, босс.

— Санди, я ужасно занят...

Было в его голосе что-то, отчего мне пришлось снова взглянуть на него. Но он молчал и заговорил только тогда, когда я снова повернулся к столу.

— Босс, послушайте! Помните, вы спрашивали меня, проходил ли я тест, когда был ребенком?

Только тогда я начал что-то понимать.

— Ты имеешь в виду эколограмму?

— Да, — глупо усмехнулся Санди. — Этот мальчик — один из них. Он — золотистый. Ждет тут, за дверью. Ожидает вашего решения.

— Он хочет занять твое место?

Санди кивнул.

Я подошел к двери ангара, пытаясь представить себе мальчика, который в нетерпении замер за дверью.

Снаружи и в самом деле оказался мальчик. Он сидел на заправочном гидранте. В свое время я посадил там несколько карликовых деревьев, и «дневной» свет осветительных фонарей, падая сквозь листву, разузорил тротуар и землю под деревьями.

Мальчишке было лет четырнадцать — кожа цвета меди и курчавые черные волосы. Он сидел на гидранте, вытянув ноги, а пояс его стягивал широкий чешуйчатый желтый пояс. Паренек и впрямь был золотистым. Играя, он рассматривал какую-то странную штуковину — полупрозрачную драгоценность в медной оправе. Она висела на цепочке у него на шее.

— Эй! — позвал я его.

Он поднял голову, черные, как смоль, волосы заискрились.

— Тебе нужна работа?

Мальчик кивнул.

— Меня зовут Вим. А тебя?

— Ты можешь звать меня Ан.

Голос его оказался ровным, спокойным. В нем звучали интонации, присущие всем золотистым.

Я нахмурился.

— Это сокращение?

Он кивнул.

— А как твое полное имя?

— Андроклес.

— Ого!

Мой старший сын давно погиб. Я точно знал это, потому что получил все официальные бумаги. Но иногда с подобными вещами трудно мириться. И иногда, когда я видел мальчишку — неважно, черные, белые или рыжие у него волосы, — мне казалось...

— Хорошо... — протянул я. — Давай посмотрим, можно ли приспособить тебя к какому-нибудь делу. Пойдем.

Ан встал. Его взгляд застыл на мне. В нем сквозило любопытство.

— Что за штука у тебя на шее?

Его взгляд на мгновение метнулся вниз, а потом он снова встретился со мной взглядом.

— Это родственник.

— Как? — Мне пришлось немного напрячься, чтобы вспомнить значение этого слова на жаргоне золотистых. Родственниками они обычно называли те вещи, без которых не могли обойтись. — Конечно. Пусть родственник. Брат, если пожелаешь. Только мне все равно непонятно, что это за вещица.

— Брат, — следом за мной повторил Ан. Его лицо скривилось в улыбке, печальной и полной разочарования. Он побежал за мной вприпрыжку, когда я направился в сторону конторы Полоски. — Это... — он судорожно сжимал в руке камешек, — наглядная модель, маленький живой мир. Хотите посмотреть?

Говорил он запинаясь, но выговаривал слова правильно и произносил каждое слово отдельно, делая между ними крошечные паузы. При этом лицо его выглядело напряженным, словно каждое слово давалось ему с трудом.

— Малюсенький какой... Микромир?

Ан кивнул:

— Точно. Хотите посмотреть?

Длинные курчавые волосы помешали ему стянуть цепочку, и тогда он, придвинувшись ко мне, протянул камень.

Я внимательно наблюдал за его движениями.

Мне показалось, что внутри драгоценности синяя жидкость, невероятно большой пузырек воздуха и шарик-пятнышко темного желе — зрачок. Драгоценность находилась в оправе из двух скрепленных между собою колец. Сам камешек вращался между кольцами во все стороны. На внешней стороне одного кольца находился изогнутый кусочек металла с крошечной линзой. Она явно предназначалась для того, чтобы рассматривать происходящее внутри сферы.

— Она наполовину наполнена, — объяснил Ан. — Единственное, чего она боится, так это прямого света. Любой яркий свет, кроме синей части спектра. Этого мой родственник не боится.

Я взглянул через лупу в глазок камня.

Могу поклясться, внутри находились сотни различных жизненных форм. И каждой было от пяти до пятидесяти экземпляров: споры, палочки, семена, яйца, растущие и развивающиеся личинки, куколки, жуки. И жизненный цикл каждого из существ занимал не более двух минут.

Массы спор, словно россыпи красных «лотосов», облепили шар желе в центре драгоценного камня. Каждые несколько секунд один из «лотосов» выбрасывал черные споры, словно облако бумажного пепла. И тут же на них набрасывались крошечные мотыльки. Я едва мог рассмотреть их даже с помощью лупы. То, что раньше было черным, становилось серебристым и устремлялось назад каплями какой-то жидкости, попадало на поверхность желейного шара и пузырящейся пеной ложилось на его поверхность, постепенно втягиваясь вглубь. Втягиваясь, пузырьки краснели, растекались, пока не превращались в красные подобия цветков лотоса.

Но эти «лотосы» не громоздились друг на друге, потому что каждые восемь или десять секунд поток зеленых существ касался поверхности желейного шара и уничтожал большую часть цветков. Я так и не смог разглядеть, что это за зеленые существа. Никогда не видел ничего подобного. Мне даже показалось, что эти странные создания не пожирали друг друга, а каким-то таинственным образом перерождались одно в другого.

Вот маленькая черная спора потонула в пузыре желе и тут же выскользнула на поверхность белым червячком. Выполняя программу, заложенную в него природой, червячок отложил пару яиц, отдохнул, уверившись, что они растут и нормально развиваются, а потом поплыл к пузырькам, где среди красных «лотосов» отложил еще множество яиц. К тому времени его плавники стали больше, отрос хвост, появились оранжевые пятнышки, и удивительный червячок нырнул в глубь пузыря. Видно, мотыльки, которые превращали черные выбросы красных «лотосов» в серебристые пузырьки, тоже участвовали в процессе превращения, потому что стоило только червячку начать погружаться, они разом метнулись следом за ним. А червячок становился все тоньше и тоньше и наконец исчез. Яйца, которые отложил червячок, стали погружаться в глубь шарика желе, постепенно превращаясь в черные споры...

Одно огромное существо, такое большое, что его можно было разглядеть без увеличительного стекла, устроилось на стене, кормясь желе, крепко смыкая щелочки-глазки, в то время как его омывали невидимые волны...

Все это происходило среди калейдоскопа хрупких, то и дело распускающихся и вянущих цветов, всевозможных разноцветных паутинок, вьющихся лоз и червей, бородавок и слизистых образований, всевозможных симбиотов, радужных зарослей морских водорослей, колеблющихся и сверкающих так, словно их осыпали конфетти из фольги.

Я моргнул, так как мне показалось, что какое-то из существ этого цветастого великолепия вот-вот попадет мне в глаз.

— Сложная штуковина. — Я вернул драгоценность мальчику.

— Не очень. Как-то я решил переписать всех существ, что есть в этой штуке. На это у меня ушло недели две. Ты видел там такую большую тварь?

— Которая жмурилась?

— Да. Ее цикл воспроизведения занимает около двух часов, но если вы решите серьезно понаблюдать за тем, что происходит внутри этого камня, время пролетит незаметно.

Тяжело разглядеть подругу этого создания, которая выглядит словно паутина с цехинами. А на самом деле это то же самое существо, только другого пола. Интересно смотреть, как происходит совокупление, а паутина падает в...

— Значит, этих тварей всего две, — пробормотал я. — Совсем одна... — Ан согласно кивнул.

— И у них рождается одно существо мужского, одно женского пола. После этого родители умирают.

Неожиданно улыбка исчезла с его лица, словно набежала тень. Он с серьезным видом потупил взгляд.

— Даже после того, как я увидел подругу этого «великана», у меня еще целая неделя ушла на то, чтобы убедиться, что он и впрямь один.

— Но если гигант и паучиха... — начал было я, но так и не договорил.

— Вы видели таких существ раньше?

Я покачал головой.

— Никогда не встречал ничего похожего. Хотя однажды столкнулся с существом вроде этого, только размером около шести футов.

Серьезность Ана переросла в страх. Мне даже показалось, что он вздрогнул. Эмоции золотистых сменяют друг друга совершенно неожиданно. Я понял, что, разговаривая с этим мальчиком, нужно держать ухо востро.

— Эй, расслабься. Расслабься! — сказал я.

Он так и сделал.

— На самом деле тут все не так уж и сложно. — Мне вспомнился один из моих детей и то, что случилось с ним много лет назад. Я рассказал золотистому о террариуме...

— Ox, — только и вымолвил мальчишка, когда я закончил. А потом его лицо снова стало равнодушным. — Там же были не микроорганизмы. Все было проще. Да... — Потупив взгляд, он уставился на тротуар. — Там все было очень просто...

Когда он снова поднял голову, его лицо приобрело совершенно иное выражение. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что с ним такое.

— Я не понимаю, зачем это все.

Удивительная уверенность была в голосе и движениях мальчика. Этим он напоминал огромного кота. Одним из свойств золотистых — мгновенно перевоплощаться.

— Замечательная штука. С помощью ее можно демонстрировать детям, что такое биологическое развитие видов.

Ан подергал цепочку.

— Наверное, поэтому мне и подарили эту штуку. А тот террариум, о котором вы рассказали, — очень примитивная вещица. Она не дает полной картины.

— Зря ты так, — сказал я ему. — Когда я был ребенком, у меня была всего лишь колония муравьев — свой муравейник. Я наблюдал, как несколько сотен крошечных муравьишек снуют между двумя стеклами. Теперь думаю, лучше было бы держать пару голодных крыс. Или огромный аквариум с какой-нибудь разновидностью акул. Дать им возможность гоняться друг за другом в борьбе за существование...

— Тогда в вашем террариуме экология не была бы сбалансирована, — сказала ан. — Ваши питомцы не стали бы развиваться... Вам понадобились бы растения для восстановления кислорода в воде. И необходимо было бы подобрать растения так, чтобы ваши рыбки ими не питались. (Ах, эти дети и их неординарное мышление!) Если вам это удастся, то все в порядке.

— А что не правильного было в террариуме, о котором я рассказывал?

Лицо мальчишки мгновенно нахмурилось.

— Ящерицы, сегментные черви, растения, пушистики... И полный цикл развития... Они рождались, вырастали, размножались, возможно, заботились о своем потомстве, потом умирали. Их единственной функцией было воспроизведение. Ужасная картина.

И тут лицо его показалось мне невероятно глупым.

Странный ребенок, он был золотистым и выглядел моложе Алегры, но старше Ратлита.

— А тут, — Ан щелкнул по своей драгоценности розовым ногтем, — есть все стадии, задействованы все наиболее важные функции организма. После того как они родятся и вырастут, они проходят множество метаморфоз. Например, эти маленькие зеленые черви — стерильны. Они — последняя стадия развития синих пушистых летунов. Но они, погибая, превращаются в фосфорные удобрения, которые питают водоросли. Все остальные существа питаются водорослями... кроме шипастых шаров. Они-то и съедают червей, когда те умирают. Эти фагоциты очищают среду. (И снова мне показалось, что Ан возбуждается.) Все люди ведь тоже принадлежат определенному классу!

Если бы мы могли изучать людей так, как я изучаю обитателей этого шара, мы подготовили бы все записи процесса воспроизводства, чтобы определить, является ли он главной функцией жизни или важнее примитивные функции людей, создавших собственную цивилизацию. (Что-то белое запенилось в уголках его рта.) Я думаю, созревание — это когда дети уходят от родителей. А родители беспокоятся... Мы хотим, чтобы нас оставили в покое! Вот что я скажу! Вот что я объявлю им!..

Мальчик остановился. Его язык блестел от пены. Крошечные капельки блестели на губах. Он словно хотел убедить меня в своей правоте. Похоже, с головой у него было не все в порядке.

— Думаю, этот камень просто игрушка... — спокойно объяснил ему я. — Если ты останешься один, то всегда можешь посмотреть в глубь камня, и одиночество как рукой снимет. — Мне даже показалось, что он прямо сейчас последует моему совету. Вот он был в ярости, а теперь лицо его неожиданно приобрело глупое выражение, словно у двухгодовалого малыша. Боже, как в этот миг он походил на Энтони!

— Я говорил не об этом.

Он скрестил руку на груди. Казалось, он о чем-то сосредоточенно думает.

— Ан... ты неглупый мальчик. Ты слишком самоуверен, но мне кажется, ты понимаешь, что я имею в виду. Ты ведь золотистый...

Все мои обиды на Ратлита испарились. Да и на Алегру. До сих пор не могу выразить словами то, что творилось тогда в моей душе, Ан смотрел на меня, переваривая мои слова. Он выглядел несчастным, брошенным ребенком.

— Сколько ты провел времени в одиночестве?

Он посмотрел на меня. Руки оставались сложены на груди.

— То, что я золотистый, выяснилось, когда мне исполнилось семь лет.

— Так давно?

— Да. — Он повернулся, и мы пошли дальше. — Я очень рано созрел в половом смысле.

— О! — Я кивнул. — Тогда ты был вдвое моложе. Каково это, маленький брат, быть золотистым?

Ан опустил руки, пожал плечами.

— Меня разлучили с семьей. Специальные классы. Программы тренинга. В этом плане я — псих.

— Удивительно. Глядя на тебя, не скажешь...

А как же тогда Ратлит? Как же Алегра?

— Я знаю, как выгляжу со стороны. Мы знали, что мы — психи, и это помогло нам пройти через психологический прессинг, когда корабль потерпел аварию на расстоянии двадцати тысяч световых лет от нашей планеты. Все так и было.

Поэтому последние несколько лет в нас, золотистых, искусственно развивали психологическую нестабильность. Она у нас глубоко в подсознании, так, чтобы мы не отличались от обычных людей в повседневной жизни. Люди правительства подвергали точно такой же обработке тех, чья гормональная система была близка к системе золотистых. Так они пытались создать побольше золотистых.

Я засмеялся, и тут мне в голову пришла поразительная мысль.

— Но объясни, почему ты ищешь работу именно здесь? Ты ведь мог бы договориться с каким-нибудь золотистым и отправиться в иные галактики или поискать работу на одной из межгалактических трасс.

— Я побывал в другой галактике. Меня рассчитали и высадили с корабля месяца два назад. Множество Пересадочных Станций лежит между нами и той галактикой. Я собираюсь блуждать меж звезд, настраивая автоматическое оборудование, возможно, даже стать управляющим одной из Станций. Думаю, мне стоит обучиться какому-то ремеслу, прежде чем отправляться в межгалактические дали.

— Стоит, — кивнул я. — Но чтобы работать, как я, ты должен узнать чертову уйму всего о внутренностях звездных двигателей. Неужели ты не понимаешь, что такому невозможно научиться за пару месяцев? А автоматическое оборудование! У меня такого и вовсе нет... Может, госпожа Полоски даст тебе работу, но я не уверен, что ты согласишься.

— Я и раньше работал с двигателями, — скромно потупившись, сказал Ан.

— Да? Так где же тебя учили? — удивился я. Не слишком сложный вопрос, но он требовал ответа. Возможно, я почувствовал бы себя лучше, если бы мальчишка не смог ответить ничего вразумительного. Так или иначе, я был много опытнее и умнее его.