— Вам повезло, что это я наткнулся на вас, — сказал Йокабамп. — Пригнитесь, тут низкая арка.
      Следуя за ним, Лафайет обогнул огромное бревно, которое наполовину загораживало и без того узкий проход.
      — Это уж точно, — согласился с ним Лафайет. — Без вас я бы ни за что не выбрался отсюда. Интересно, сколько людей знают про эти тайные ходы?
      — Немного.
      — В следующий раз, когда за мной будут гнаться, я буду по крайней мере знать, где можно спрятаться.
      — Кое-кому может не понравиться, что я вывожу вас отсюда, — сказал карлик.
      — Я могу объяснить всю эту нелепую ситуацию и то, как я оказался в покоях ее высочества, — начал О'Лири.
      — Да бросьте, сэр Лафайет. Я всего лишь шут при дворе. Смешу этих господ, немного облегчая им жизнь. А вам я доверяю.
      — Это потому, что у меня есть перстень с секирой и драконом?
      — Нет. Я в эти байки не верю. Да и вообще, эту легенду состряпал старик Горн, когда только начинал свое поприще. Знаете, народ бурлил, надо было их чем-то успокоить. Они, похоже, любили старого короля. А кто тогда слышал о каком-то кузене Горубле? Да и сейчас многие считают, что по праву трон должен принадлежать ее высочеству.
      — Надо полагать, что король не очень-то популярен в народе?
      — Да нет. Он — ничего. Ну, может, немного строг, но за это его нельзя винить, поскольку этот гусь Лод устроил спектакль вместе со своим любимцем драконом.
      — Я это воспринимаю как сказку, а ты?
      — Ну, собственно говоря, я его никогда не видел.
      — Хм… Никто из тех, с кем я встречался, его не видел, но все верят в него.
      — Ну вот, мы и пришли, — Йокабамп остановился перед голой стеной. — Вот здесь как раз находится потайная дверь, ведущая в опочивальню ее высочества. Я полагаю, вы отдаете себе отчет в том, что вы делаете. Я не спрашиваю вас, зачем вы туда идете. Если я кому-то доверяю, то доверяю до конца.
      — Знаете, это очень благородно с вашей стороны, Йокабамп. Поверьте, что я действую исключительно в интересах ее высочества.
      — Разумеется. Только прошу вас, сэр Лафайет, дайте мне пять минут, чтобы я успел исчезнуть, ладно? Если у вас что-нибудь пойдет не так, то мне не хотелось бы оказаться где-нибудь поблизости.
      — Если меня схватят, то я про вас не упомяну. Если вас это беспокоит.
      — Желаю удачи, сэр Лафайет, — прожурчал карлик.
      Послышался легкий шорох, и О'Лири остался один. Он подождал, медленно сосчитав до трехсот, затем нащупал руками дверь. Отыскав защелку, Лафайет повернул ее, и дверь плавно подалась в сторону. О'Лири заглянул в темную комнату. Буквально несколько часов назад он проходил через эту самую дверь, подталкиваемый сильной рукой. И вот он снова здесь, но теперь уже по своей воле.
      Он шагнул на ковер с глубоким ворсом и увидел большую мягкую кровать.
      — Адоранна! — шепнул он, осторожно двигаясь вперед. — Только не кричи. Это я — Лафайет. Я хочу объяснить…
      Он замолк. Даже при слабом лунном свете, проникающем сквозь тонкие шторы на высоких окнах, было видно, что кровать пуста. Пятиминутные поиски подтвердили, что в комнате никого нет. О'Лири стоял у туалетного столика в золотисто-белых тонах, украшенного затейливой резьбой. Он даже не предполагал, что отсутствие Адоранны так угнетающе подействует на него. А собственно говоря, с чего это он решил, что Адоранна обязательно будет здесь? Может быть, во дворце сейчас какой-нибудь бал, и она танцует с графом Аланом? Ладно, хватит предаваться этим грустным мыслям. Пора уходить, а то можно снова дождаться какой-нибудь толстой фрейлины, которая опять поднимет переполох. Он направился к проходу, которым пришел сюда, и вдруг замер, услышав шум голосов. Дверь с противоположной стороны спальни открылась, и едва Лафайет успел спрятаться, как в комнату вошла горничная со шваброй в сопровождении пожилого человека. Девушка шмыгала носом:
      — Это… это… не одно и то же…
      — Ну, что теперь. Слезами тут не поможешь.
      О'Лири тихонько пересек комнату и толкнул дверь в коридор. Дверь открылась, и он осторожно выскользнул. В коридоре царил полумрак, никого не было. Странно, обычно во время дворцовых торжеств, да и просто в соответствии с внутренним распорядком в коридоре должно быть полно охраны
      — буквально через каждые пятьдесят футов стоял стражник. Странно, что и электрические лампочки Никодеуса в пятьдесят ватт отключили так рано.
      Он шел по устланному ковром коридору к большой золотисто-белой резной двери, которая отделяла личные апартаменты принцессы от присутственных помещений. Лафайет повернул сверкающую золотистую ручку. Дверь отворилась, и он направился в следующую комнату, из которой можно было попасть в систему потайных ходов.
      Кто-то приближался. Послышались тихие голоса. О'Лири заторопился и юркнул в боковой проход. Неожиданно он увидел на следующем перекрестке стоящего стражника. Тот зевал и не заметил Лафайета.
      Прямо перед ним была узкая дверь. О'Лири быстро подошел к ней, открыл и юркнул внутрь. Здесь были ступеньки, ведущие куда-то вверх. Можно было подняться по ним либо выйти опять в коридор. Лафайет остановился у самой двери. Снаружи раздались мягкие шаги. Все. Путь в коридор был отрезан. О'Лири развернулся и пошел вверх по винтовой лестнице.
      Подъем занял пять минут, и О'Лири оказался на крошечной площадке. Перед ним была массивная дверь. Он прислушался и повернул защелку. Дверь бесшумно открылась. Лафайет просунул голову и поморщился от тяжелого смрада, исходившего от плотного облачка зеленых паров, поднимавшегося над открытой сковородой, и напоминавшего запах паленой свинины. Сковорода стояла на треножнике. Сквозь дым он увидел высокую фигуру Никодеуса, склонившуюся над рабочим местом. Он стоял спиной к двери и был полностью поглощен своим занятием.
      О'Лири рассматривал узкую с гранитными стенами комнату: выстланный большими каменными плитами пол, освещавшие ее огромные свечи в оплывших подсвечниках, потолок, теряющийся в тенях и паутине. Кругом было множество шкафов, полок, сундуков, заставленных чучелами сов, часами с боем, старыми башмаками, бутылками, склянками, банками — заполненными и пустыми. Вдоль стен стояли деревянные ящики с какими-то таинственными значками на боках, нанесенными с помощью трафарета желтой и черной краской. Тут же стояли верстаки, заваленные инструментами, обрывками проволоки, кусочками металла, стекла, пластика самых различных форм. Над всем этим возвышалась только что изготовленная панель, облепленная множеством круглых стеклянных циферблатов с дрожащими стрелками. В дальнем конце комнаты виднелись полуприкрытые тяжелыми портьерами двойные двери. С потолка свешивался человеческий скелет, покрашенный золотистой краской.
      Лафайет проскользнул внутрь, закрыл за собой дверь и задернул задвижку. Вонь в комнате была ужасная. О'Лири сосредоточился, памятуя о своем успехе с серебряными монетами в кондитерской. Ну, скажем, запах жареного кофе. Это было бы гораздо лучше…
      Он почувствовал легкий щелчок. Цвет дыма изменился на красновато-коричневый, смрадный запах исчез, и комната наполнилась ароматом свежемолотых кофейных зерен.
      Никодеус выпрямился, подошел к панели с приборами и стал нажимать какие-то кнопки. Небольшой экран засветился бледно-зеленым цветом. Чародей, бормоча себе под нос, что-то помечал. Вдруг он остановился — шариковая ручка застыла в воздухе. Он принюхался и повернулся:
      — Лафайет! Где… как… что…
      — Не все сразу, Никодеус. Не так-то просто мне было до вас добраться. Весь город словно с ума сошел. Нет ли у вас под рукой чего-нибудь съестного? А то я весь день пролежал под кустом в парке.
      — Лафайет, мальчик мой, ты раскаялся! Ты пришел ко мне, чтобы честно во всем признаться и сказать, где ты ее спрятал? Я пойду к его величеству!
      — Постойте! — О'Лири опустился на стул. — Да не в чем мне раскаиваться, Никодеус! Я уже говорил, что кто-то пришел ко мне в комнату, сказал, что Адоранна в опасности, и повел меня каким-то потайным коридором. Затем этот обманщик толкнул меня и сунул в руку какой-то мешок…
      — Ну конечно же, дорогой, а сейчас ты решил отдаться на милость его величества.
      — Вы хотите сказать, что я должен еще извиниться за то, что не дал разрезать себя на кусочки за какое-то преступление, которого я не совершал? Ха! Послушайте, Никодеус, тут происходит что-то странное вокруг. Я хочу увидеть Адоранну и объяснить ей, что произошло. Она думает, что я украл королевские драгоценности, или… — Он осекся, увидев выражение лица своего собеседника.
      — Что случилось? — Он в тревоге встал со стула. — С ней все в порядке?
      — Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь? — Глаза Никодеуса моргали за стеклами очков без оправы.
      — А что я должен знать? — воскликнул О'Лири. — Где Адоранна?
      Плечи Никодеуса опустились:
      — А я надеялся узнать это от тебя, Лафайет. Она исчезла незадолго перед рассветом. И все думают, что это именно ты ее похитил.
      — Нет, ну вы просто все с ума посходили, — возмущался О'Лири, дожевывая крекер с сардинами, — кроме этого, у Никодеуса под рукой ничего из съестного не оказалось. — Да меня же заперли в камере. Как я мог ее похитить? Да и зачем мне это?
      — Но ты же исчез из камеры? Ну, а зачем… — Никодеус взглянул понимающе. — Стоит ли вообще об этом спрашивать?
      — Конечно, стоит!. Неужели я похож на человека, который среди ночи похищает девушку, чтобы… ну, чтобы… сделать с ней то, ради чего похищают девушек ночью?
      — Но, Лафайет! — Никодеус скрестил руки. — Почему же все сразу подумали, что это ты ее похитил?
      — Да я понятия не имею, кто это сделал! Вы ведь тут занимаете должность что-то вроде волшебника. Отыскать ее — это же по вашей части?
      — Кто верит сейчас в волшебство? — с горькой усмешкой спросил Никодеус. Он пристально посмотрел на Лафайета. — Между прочим, сегодня в шесть пятнадцать утра я заметил, что был зарегистрирован мощный выход энергии по бета-шкале. Потом, где-то десятью минутами позже, стало быть, в шесть двадцать пять, был отмечен еще один энергетический всплеск, правда, уже меньший по силе. Затем подобные всплески продолжались через какие-то промежутки целый день.
      — Что вы измеряете? Это что, вроде сейсмографа?
      Никодеус испытующе взглянул на О'Лири:
      — Послушайте, Лафайет, по-моему, настало время, чтобы вы искренне со мной обо всем поговорили. Я, признаться, не понимаю, что за связь между вами и данными, которые я получаю с момента вашего появления тут. Но я убежден, что это не просто совпадение.
      — А этот великан? — неожиданно прервал его О'Лири. — Клад, или как там его зовут? Он на самом деле существует, или это тоже чья-то выдумка, вроде призрака с большой дороги или дракона Горубла?
      — О, Лод существует. За это я могу поручиться, мой мальчик. Еще и месяца не прошло с тех пор, как он был в городе. Тысячи людей видели его: ростом метра три, шириной — не обхватишь двумя руками, и страшный, как тысяча чертей!
      — Так, может, это он и украл? Ведь говорили же, что он пришел сюда домогаться руки принцессы Адоранны! А когда ему отказали, он и решил ее похитить.
      — А как, дорогой мой, смог бы этот Лод, огромный и неуклюжий, за голову которого назначено огромное вознаграждение и которого все знают, — как, скажи мне, он мог проникнуть в город, похитить принцессу из-под носа у охраны и незамеченным исчезнуть?
      — Тогда кто же это сделал? Надеюсь, я убедил тебя, что это не я! Ты только подумай — во дворце целая система потайных ходов, и я не удивлюсь, если окажется, что один из них выходит наружу где-то за городской стеной. Мне нужен хороший конь…
      — Но, Лафайет, где же я возьму коня?
      — У тебя же есть один, у ворот, помнишь? Не тяни, Никодеус! Это очень серьезно!
      — А, это тот конь… Мм… Да, пожалуй. Но…
      — Больше никаких «но»! Давай мне коня и подготовь провизию на дорогу, пару носков для смены, ну и еще что необходимо. Да, и не забудь положить дорожную карту.
      — Может, ты и прав, Лафайет. Лод вполне мог ее похитить. Тебя ожидает нелегкое путешествие. Неужели ты хочешь пойти один, с голыми руками?
      — Да. Но мне нужна помощь! Ты меня уже пару раз обманул. Может, это было из-за твоей преданности Адоранне. Ведь ты ее любишь, не так ли?
      — Обманул? С чего это ты взял, Лафайет?
      В дверь громко заколотили. О'Лири подскочил от неожиданности. Никодеус резко повернулся к нему и показал на тяжелую занавеску в узком углу комнаты.
      — Быстро! — скомандовал он шепотом. — За портьеру!
      Лафайет одним прыжком достиг того места, на которое указал ему Никодеус, и скользнул за тяжелую портьеру. Со спины потянуло холодом. Он оглянулся и увидел чуть сбоку двойную стеклянную дверь. За ней, в темноте, смутно виднелся крошечный балкончик. Лафайет перебрался туда, поеживаясь от холодного ночного воздуха. Шел моросящий дождь вперемешку со снегом.
      — Отлично, — пробормотал Лафайет, устраиваясь у покрытой плющом стены рядом с дверью.
      Через узкую щель между портьерами он видел, как Никодеус заспешил к двери и отодвинул защелку. Дверь широко распахнулась, и в комнату ввалились вооруженные люди — один, два, три, потом еще… Наверно, стало известно, что он проник во дворец. Теперь они проверяют каждую комнату. Два стражника сразу же направились к портьерам, за которыми О'Лири прятался всего минуту назад. Лафайет перекинул ногу через железные поручни, скользнул вниз, и теперь пальцами рук и ногами держался только за переплетенный плющ. Его глаза оказались как раз на уровне пола. Через стеклянную дверь он видел, как шпага протыкала драпировку. Острие шпаги задело дверь, и послышался негромкий звук разбиваемого стекла. О'Лири нырнул вниз, под прикрытие балкона, изо всех сил цепляясь за мокрые ветви плюща. Было слышно, как вверху с шумом открыли дверь. Прямо над головой чьи-то башмаки наступили на битое стекло.
      — Тут его нет, — раздался хриплый голос.
      — Я говорил вам… — Остальные слова Никодеуса уже нельзя было разобрать из-за топота башмаков. Дверь захлопнулась. Лафайет висел, дрожа на холодном ветру, с кончика носа стекали капли воды. Он посмотрел вниз — сплошная темень. Барабанящий сверху дождь усилился. Не очень-то хотелось ему ползти вниз на этом промозглом ветру, но нельзя же висеть на стене до скончания веков.
      О'Лири начал осторожно спускаться, отыскивая, куда бы поставить ногу на мокром камне, из последних сил цепляясь немеющими руками за жесткие ветви. Мокрые листья били по лицу, вода стекала ручейками по телу, куртка промокла до последней нитки.
      Двадцатью футами ниже балкона он обнаружил каменный выступ и прошел по нему до угла. Ветер здесь хлестал еще сильнее и с остервенением бросал режущие снопы дождя ему в глаза. О'Лири добрался до противоположной стороны башни. Теперь он был приблизительно в пятнадцати футах над покатой крышей основного жилого крыла дворца, покрытой позеленевшими медными листами. Сначала надо бы добраться до крыши и спрятаться под карнизом, а потом незамеченным спуститься на землю. Далеко внизу было видно, как по саду движутся факелы, слабо доносились крики. Вся охрана дворца в эту ночь бодрствовала.
      Перебраться с выступа вниз, на крышу, было совсем не просто. Хорошо, что переплетение плюща было очень плотное. Лафайет коснулся какого-то упора одной ногой, встал на тяжелый водосточный желоб, радуясь, что удалось оторваться от верхнего фронтона, и минут пять передохнул. Затем, крепко ухватившись за ветви плюща, он начал спускаться к простирающейся внизу крыше. О'Лири болтал ногами, нащупывая опору, но ничего не находил. Плющ здесь был намного реже, чем там, вверху. Его, наверно, специально прореживали, чтобы расчистить водосточный желоб.
      Он спустился еще на фут. Край крыши был теперь на уровне его подбородка. Лафайет делал тщетные попытки найти место, куда можно было бы поставить ногу. Это ему никак не удавалось. Напряжение в закоченевших руках дошло до предела. Он еще немного соскользнул вниз и повис на вытянутых руках, ухватившись за край крыши. О'Лири старался подтянуться, но силы покинули его. До фасада здания было три фута, да каких! — вся поверхность стены была гладкая, как доска объявлений, никакого плюща. Слева, на расстоянии шести футов, находилось темное и закрытое окно. Да если бы даже оно и было раскрыто, все равно до него не добраться.
      Лафайет, бормоча себе что-то под нос, пытался хоть немного подтянуться, чтобы добраться до окна. Он вдруг ощутил, что внизу, в сотне футов, разинула свою пасть ночная зияющая бездна, готовая его поглотить. Неужели ему суждено вот так, по-дурацки, погибнуть? Руки О'Лири уже совсем одеревенели. Он уже не мог точно сказать — по-прежнему ли крепко держится за край крыши, или хватка уже ослабевает и сейчас он начнет падать вниз…