Это была двадцатиминутная поездка по ухабистой дороге. Лафайет крепился, хотя на каждой неровности его зубы клацали друг о друга. Вот тут-то он и пожалел, что не предусмотрел мягких сидений и окон в автомобиле.
      Машину качнуло, она слегка накренилась и резко остановилась. Послышались шаги, голоса, что-то звякнуло. Дверца широко распахнулась, и Лафайет вышел из машины. Перед ним простирался широкий, вымощенный булыжником двор. По его сторонам возвышались вычурные фасады из грубо отесанного камня, украшенные колоннами и пилястрами, нишами со статуями, рядами освещенных окон с готическими арками. Наверху, в лунном свете, мрачно отливали зеленью скаты массивных мансардных крыш. Перед фасадами располагались аккуратно подстриженные газоны правильных геометрических форм. От легкого ветра листья высоких тополей мерцали серебром.
      Яркие фонари на столбах освещали вход с колоннадой, похожий на пещеру. По обе стороны, словно проглотив аршин, застыли два стражника в широких штанах голубого цвета с красным отливом и в красно-желтых полосатых жакетах с пышными рукавами. Они держали аркебузы наготове.
      — А сейчас, сэр, не будете ли вы столь любезны пройти вот сюда, — нервничая, сказал сержант, — я передам вас внутреннему караулу. После этого можете исчезать любым способом. Я только возьму расписку у дежурного, хорошо?
      — Не волнуйтесь, сержант, я пока еще не собираюсь исчезать, — успокоил его О'Лири и в восхищении покачал головой. — Такого забавного полицейского участка я в жизни не видел.
      — Не шути так, парень, — поспешно вставил сержант, — это ведь дворец. Понимаешь, тут живет король. Король Горубл Первый.
      — Я не знал, — сказал Лафайет и зашагал в указанном направлении.
      Он споткнулся и придержал свою шляпу. Идти в непривычных сапогах по неровным камням было трудно, да еще страшно мешала шпага, которая то и дело попадала между ног.
      Когда полицейские с Лафайетом поднялись по высоким ступеням, один из охранников лающим голосом спросил пароль. Сержант ответил и пригласил О'Лири в хорошо освещенный зеркальный зал с высокими сводами и отполированным мраморным полом из черных и красных квадратов. Позолоченные люстры замысловатой формы свисали с богато украшенных лепниной потолков. Огромные темные драпировки с изображениями лесных пейзажей закрывали стены напротив зеркал.
      Лафайет, сопровождаемый своим эскортом, направился к столу, за которым сидел человек в стальном нагруднике, сосредоточенно ковыряя кинжалом в зубах. Когда вся компания приблизилась, он вопросительно поднял глаза на О'Лири.
      — Запишите этого, гм… господина. Доставил Сарж, — сказал старший эскорта, — и дайте мне расписку.
      — Господина? — сержант за столом отложил кинжал и взял перо.
      — В чем он обвиняется?
      — По девятьсот второй статье, — сказал сопровождающий Лафайета и, заметив, что на лице дежурного появилось страдальческое выражение, посмотрел на него с вызовом.
      — Ты что, шутишь, Сарж? — заворчал дежурный. — А посерьезней статью нельзя? По девятьсот второй можно задержать пьяницу на ночь, но для этого совсем необязательно тащить его в королевский дворец.
      — Нет, статья именно эта.
      — Точно, Сарж, — поддакнул Коротышка. — Вы бы видели, что он сделал с Гертрудой!
      — Гертрудой? Что — нападение?
      — Нет, Гертруда — это моя жена. Он сделал так, что она сбросила пятьдесят фунтов, бедра ее приобрели прежние очертания. Уфф!
      Коротышка выразительно обрисовал в воздухе новые формы Гертруды и при этом виновато взглянул на О'Лири.
      — Прости, приятель, — прошептал он, прикрывая губы ладонью, — я тебе так благодарен за это, но…
      — Слушайте, парни, да вы совсем с ума посходили, — сказал дежурный. — Убирайтесь отсюда, пока я совсем не вышел из себя и не заковал вас всех в железо!
      Лицо сержанта мушкетеров потемнело. Послышался скрежет обнажаемой шпаги.
      — Запиши его и дай мне расписку, или я пощекочу твой хребет через потроха! Ты, бумажная крыса, сукин…
      Дежурный вскочил и попытался выхватить свою шпагу из ножен, висевших на спинке стула, — она с грохотом упала.
      — Ах, так! Посягать на офицера легкой кавалерии ее королевского высочества! Ты, полицейская ищейка, ночной сторож…
      — Тихо! — гаркнул кто-то.
      Лафайет, с живым интересом наблюдавший все происходящее, повернулся и увидел франтоватого седовласого мужчину без пиджака, который стоял, нахмурившись, в дверях. Его окружала толпа вычурно разряженных людей в немыслимых напудренных париках.
      — Что сие значит? Устроили перебранку прямо перед игровой комнатой!
      Новый персонаж развернувшейся перед О'Лири картины оскорбленно взмахнул картами, которые держал в унизанной перстнями руке.
      Все вытянулись, щелкнув каблуками.
      — Ваше величество, сир, этот полицейский, — запинаясь, стал объяснять дежурный, — хамит тут, понимаете, сир.
      — Прошу прощения, ваше величество, — прервал его сержант, сопровождавший Лафайета, — если ваше величество соблаговолит…
      — Слушайте, не могли бы вы найти другое место для своих перебранок? — грозно оборвал его король. — Проклятье! Мне только пошла карта в руки, а тут невозможно спокойно сыграть несколько партий — обязательно кто-нибудь самым неприличным образом помешает!
      Король повернулся, намереваясь удалиться. Свита быстро рассыпалась, уступая ему дорогу.
      — Если вашему величеству будет угодно выслушать, — продолжал настаивать усатый мушкетер, — этот арестованный…
      — Нам не будет угодно! Ни слова больше.
      Король выпятил губу, над которой красовались усы.
      — Ну, а теперь — марш! Убирайтесь! И чтобы тихо у меня!
      На лице сержанта появилось упрямое выражение.
      — Ваше величество, я должен получить расписку за этого арестованного. Он опасный колдун.
      Король открыл рот, потом закрыл его.
      — Колдун? — Он с интересом посмотрел на О'Лири.
      Лафайет заметил, что вблизи король выглядел старше, несмотря на то, что был тщательно ухожен и вылощен. Следы забот и тревог явно проступали на его лице — вокруг глаз и у рта собрались мелкие морщинки.
      — Ты в этом уверен? — спросил король тихим голосом.
      — Абсолютно, ваше величество, — подтвердил полицейский.
      Дежурный засуетился за столом.
      — Ваше величество, я очень сожалею, эти сумасшедшие истории — они у нас постоянно…
      — Ты волшебник? — Король поджал губы, и одна из его бровей поползла вверх (они были тщательно ухоженны и имели форму дуг).
      — Ну почему все задают один и тот же вопрос? — Лафайет покачал головой.
      — Меня бы больше устроило, если бы вы считали, что я такой же, как вы. Считайте меня просто… гм… ученым.
      Король снова нахмурился.
      — Что-то я не вижу должного почтения к нашей особе с твоей стороны. Да, как ты себя назвал — у… — черт! — как?
      — Ученый. Это человек, который знает толк в различных вещах и явлениях,
      — объяснил О'Лири. — Понимаете, я провожу эксперимент. Вы все, конечно, не понимаете этого, но на самом деле вы не существуете — вас нет.
      Король шумно потянул носом.
      — От парня несет вином, — сказал он. Потом нюхнул еще раз. — А пахнет недурно, — заметил он щеголю в атласном одеянии, который стоял рядом.
      — Фу, ваше величество, — придворный говорил сильно в нос, помахивая перед лицом платочком, — мне кажется, он порядочный негодяй, да еще и дурачит нас. Вы только послушайте, что он сказал? Нас просто не существует, включая и — он утверждает — вас, ваше величество.
      — Сир, он колдун, поверьте мне! — в сердцах воскликнул сержант. — В любой момент он может исчезнуть! Просто испариться!
      — Точно, ваше величество, — подтвердил Коротышка, сопровождая сказанное энергичным движением головы, так что его локоны разметались по липу. — Парень классный!
      — Так как ты говоришь, мошенник? — Придворный уставился на О'Лири воспаленными глазами. — Значит, дилетантствуешь в искусстве черной магии?
      — Да на самом деле все это очень просто, — ответил Лафайет.
      Опьянение прошло, и кровь стучала у него в голове.
      — Я обладаю некоторой способностью манипулировать тем, что меня окружает.
      Король сосредоточенно нахмурил лоб:
      — Что это значит?
      — Ну… — Лафайет задумался. — Возьмем, например, вино.
      Он прищурился, концентрируя свое внимание на верхнем ящике письменного стола, стоявшего перед ним. Наконец он почувствовал знакомый легкий, вселяющий надежду толчок.
      — Посмотрите в ящике, — сказал Лафайет. — В верхнем.
      Король жестом приказал:
      — Делайте, что он говорит.
      Один из надушенных участников свиты подскочил и рывком открыл ящик, заглянул внутрь и, не скрывая удивления, вытащил бутылку и поднял ее вверх.
      — Э… эй! — начал было дежурный сержант.
      — Пьете при исполнении, да? — Король вскинул брови на незадачливого дежурного. — Десять дней темницы, на супе из консервов!
      — Н-но, ваше величество, это не моя!
      — Правда, это не его, — вставил Лафайет, — он даже не знал об этом.
      — В таком случае, десять дней за то, что не знает содержимого своего стола! — ласковым голосом сказал король.
      Он взял бутылку, посмотрел этикетку, приподнял ее и, прищурившись, посмотрел на свет.
      — Хороший цвет, — констатировал он. — У кого есть штопор?
      В ту же секунду четыре ухоженные руки протянули ему четыре штопора — один причудливее другого. Король протянул бутылку и стал наблюдать, как ее открывают. Послышалось громкое — чпок!
      Он взял бутылку, понюхал, наклонил ее и сделал добрый глоток. Довольно острые черты его лица осветились восхищением.
      — Класс! Нам оно нравится! Дьявольски знатное вино! Такого на нашем столе не сыщешь!
      Король посмотрел на Лафайета с явным одобрением:
      — Ты все еще утверждаешь, что ты не волшебник, а?
      — Нет. Думаю, нет. В конце концов волшебство невозможно. — О'Лири сделал предостерегающее движение пальцем. — Я полагаю, что кажусь вам несколько необычным, но это можно очень просто объяснить. Понимаете, в этом сне…
      — Хватит! — Король поднял руку с маникюром. — Вся эта болтовня о снах… не хотим — нам это не нравится, а вот вино нам по душе. Этим делом займется наш Совет.
      Он повернулся к худощавому человеку с одутловатым лицом и простуженным носом, одетому в матово-голубой шелк с жабо у горла.
      — Вызвать советников, мы рассмотрим это дело. Вполне возможно, что у парня есть простое объяснение всех этих… гм… отклонений.
      Король облизал губы, с любовью посмотрел на бутылку и протянул ее О'Лири. Тот почти взял ее, как вдруг монарх резко заторопился, потянул бутылку на себя, потом, словно передумав, отдал ее О'Лири, неотрывно глядя, как тот берет бутылку.
      — Мы соберемся через минуту, — сказал король с волнением в голосе.
      — Сегодня вечером, ваше величество? — писклявым голосом спросил толстяк в розовом атласном одеянии.
      — Конечно! В Верхней палате через четверть часа! — Король Горубл махнул мушкетерам. — Всем оставаться на своих местах! А что касается тебя, — он быстро взглянул на О'Лири, — ты, парень, пойдешь с нами. У нас есть к тебе несколько вопросов.
      Король помахал всем на прощание и закрыл за собой и Лафайетом тяжелую дверь. О'Лири с восхищением стал осматривать богатое убранство игровой комнаты. На панельных стенах висели огромные картины в позолоченных рамах, в баре был виден солидный запас напитков, кругом ковры с длинным ворсом. Кроме ярких светильников, висящих над карточным и бильярдным столами, в комнате горело много ламп, которые добавляли свой мягкий свет к основным источникам освещения.
      — Я вижу, у вас тут электрические лампочки, — заметил О'Лири. — Я даже не могу представить себе, куда меня занесло.
      — Это королевство Артезия. — Король, выпятив нижнюю губу, задумчиво посмотрел на О'Лири. — Ты что, совсем того, парень? Может быть, ты и имя свое забыл и забыл, куда направляешься?
      — Нет. Я Лафайет О'Лири. И никуда я не направляюсь: просто я не могу точно определить, в какой исторической эпохе все это происходит. Шпаги, паровые машины, бриджи до колен, электрические лампы…
      — О'Лири… хм. Странное имя. Я думаю, ты прибыл из далекой страны. Неужели ты ничего не знаешь о нашем прекрасном королевстве Артезия?
      — Гм-м… — промычал Лафайет. — Я думаю, можно и так сказать, хотя живу-то я здесь — или где-то поблизости.
      — Что? Как это?
      — Да так! Хотя вы все равно не поймете.
      — По чьему заданию ты прибыл сюда? — спросил Горубл, нервно покусывая нижнюю губу ровными, белыми, похоже, искусственными зубами. В его голосе, как показалось О'Лири, звучала тревога.
      — О! Никакого задания. Просто… вот хожу, смотрю…
      — Что смотришь? Чего ищешь?
      — Да ничего особенного. Просто осматриваю достопримечательности, можно сказать.
      — Так, может, ты хочешь покорить мой народ, подчинить его себе?
      — Ну нет. Я не достоин такой чести.
      — Каким образом ты оказался здесь? — резко спросил Горубл.
      — Ну, это сложно объяснить. По правде сказать, я и сам не совсем это понимаю.
      — У тебя есть друзья в столице?
      — Ни одной знакомой души.
      Горубл сделал три шага, повернулся, потом сделал три шага назад.
      Он остановился и взглянул на правую руку О'Лири.
      — Твое кольцо, — сказал он, — весьма интересная штучка.
      Король впился взглядом в лицо О'Лири:
      — Ты его здесь купил?
      — О нет, ваше величество, я ношу его уже много лет.
      Горубл нахмурился.
      — А как оно у тебя оказалось?
      — Можно сказать, что оно всегда было со мной. Оно висело у меня на шее на тесемке, когда меня нашли на пороге приюта.
      — Приюта? Места для брошенных и бездомных?
      О'Лири кивнул. Горубл вдруг оживился:
      — Ну-ка, будь добр, сними его. Я хочу его рассмотреть.
      — Очень жаль, но я не могу его снять — сустав не пускает.
      — Гм… — король пристально посмотрел на О'Лири. — Ну, ладно, у меня к тебе такое предложение, мой дорогой. Поверни перстень печаткой внутрь. Некоторые, увидев изображение секиры и дракона на твоем перстне, могут превратно это истолковать.
      — Что это еще за толкование?
      Горубл развел руками.
      — В тавернах рассказывают такую историю — что, дескать, придет время, появится сказочный герой с этим самым знаком, и придет он, чтобы избавить страну от… гм… определенных затруднений. Конечно, чушь несусветная, но у тебя могут быть неприятности, если они сочтут тебя посланцем, пришедшим исполнить пророчество.
      — Спасибо за информацию. — О'Лири повернул перстень на пальце. — Ну, а теперь, если вы не возражаете, ваше величество, я бы хотел задать вам несколько вопросов.
      — Ты, конечно, удивлен, почему тебя вместо того, чтобы заковать в кандалы и бросить в темницу, привели сюда во дворец?
      — Да нет. Я бы так не сказал. Все, что здесь происходит, кажется мне совершенно бессмысленным. Но раз уж вы начали об этом, то действительно, почему я здесь?
      — Такова была королевская воля! Капитану городского гарнизона две недели назад был дан приказ прочесать весь город и доставить каждого, кто подозревается в колдовстве.
      Лафайет кивнул и вдруг неожиданно для себя заметил, что зевает, прикрывая рот рукой.
      — Прошу прощения, — сказал он. — Продолжайте, я слушаю.
      — Все-таки твои манеры производят странное впечатление, — с раздражением сказал король. — Ну, неужели у тебя нет ни капли почтения к королевскому сану?
      — Да нет, не в этом дело, — ответил О'Лири. — Просто я немного устал.
      Монарх уселся в глубокое кожаное кресло и вдруг раскрыл рот, увидев, как Лафайет плюхнулся в другое кресло, стоящее рядом, и уютно положил ногу на ногу.
      — Послушай! — взревел Горубл. — Наше королевское величество не давало тебе позволения сидеть.
      О'Лири снова стала разбирать зевота.
      — Ваше величество, давайте без всех этих церемоний, — предложил он рассудительным тоном. — Я страшно устал. Понимаете, теперь я ощущаю, что, хоть эти приключения и происходят во сне, а выматывают, как настоящие. В конце концов, мозг — или, по крайней мере, какая-то его часть — полагает, что ты на самом деле бодрствуешь, поэтому он так и реагирует…
      — Хватит! — рявкнул король. — У меня от твоей болтовни уже мозги набекрень.
      Он пристально посмотрел на О'Лири, пытаясь принять, по-видимому, непростое решение.
      — Послушай, юноша. Ты уверен, что ничего не хотел бы нам… ну, сообщить? Например, кое-что из того, что мы могли бы сообща обсудить, а? — Он подался вперед и, понижая голос, добавил: — К обоюдной пользе?
      — Боюсь, я не понимаю, о чем вы говорите.
      — Ответь нам коротко — да или нет? Говори, не бойся — мы заранее даруем тебе прощение.
      — Ну, нет. И что из этого?
      — Нет?
      — Нет! — отрезал О'Лири. — Нечего мне вам сообщить.
      — Нет? — Плечи короля тяжело опустились.
      — Послушайте, — сказал Лафайет, смягчаясь, — почему вы не расскажете мне, что вас мучает, а? Может, я смогу вам чем-нибудь помочь? Я кое-что умею…
      Король выпрямился — вид у него был озабоченный.
      — Наше королевское величество привело тебя сюда, чтобы один на один сообщить тебе, что ты заранее получишь наше королевское прощение, а в ответ будешь использовать свое искусство запретной черной магии во имя интересов короны. Ты же отвергаешь наше предложение — и тут же, без всякой паузы — намекаешь нам, что тебе подвластны демонические силы. Создается такое впечатление, что ты сам напрашиваешься на то, чтобы тебя растянули на дыбе.
      — Интересно, — сказал О'Лири, — если я сейчас засну, где я проснусь — здесь или в пансионе мадам Макглинт?
      — Уфф! — взорвался король. — Мы чувствуем, что какая-то таинственность вокруг тебя есть, поэтому перво-наперво отправим тебя в государственную тюрьму по обвинению в колдовстве.
      Взгляд его остановился на бутылке, стоящей на столе.
      — Скажи нам, — обратился он к О'Лири доверительным тоном, — как бутылка оказалась в ящике стола?
      — Она всегда была там, — ответил О'Лири, — я всего лишь указал на нее.
      — Но как же… — Король тряхнул головой. — Хватит!
      Он подошел к колокольчику, висевшему на шнуре.
      — Мы заслушаем твой случай в открытом суде, если ты уверен, что тебе нечего сообщить нам один на один. — Он выжидательно поглядел на О'Лири.
      — Все это чепуха, — возразил тот. — Сообщить что? Почему вы ничего не расскажете о себе? У меня создалось впечатление, что вы представляете собой что-то вроде символа власти.
      — Символа? — взревел Горубл. — Мы тебе покажем, что мы есть — символ или правитель.
      Он дернул за шнур. Дверь открылась, и за ней уже ждал внутренний караул.
      — Доставьте его в суд! — приказал король. — Этот человек обвиняется в колдовстве.
      — Ну ладно, — сухо сказал О'Лири. — Думаю, что нет смысла пытаться тут что-то объяснять. Все это может быть не так истолковано. Ну, веди меня, дорогой.
      Лафайет сделал насмешливый жест, обращаясь к капралу с бычьей шеей, когда караул окружил его.
      После пятиминутной ходьбы по гулким коридорам они попали в зал суда, где должно было состояться слушание дела. Толпа кричаще разодетых мужчин и несколько женщин в широких юбках с кринолином были уже в зале, и все с любопытством уставились на О'Лири, как только он вошел в зал в окружении охраны. Почетный караул, который стоял по бокам двойной двери, провел О'Лири и его сопровождение в зал с куполообразным потолком в стиле рококо из красного и зеленого мрамора, украшенный тяжелыми портьерами из зеленого бархата с золотистой бахромой. Все это напомнило Лафайету зал в оперном театре города Колби. С одной стороны комнаты было расположено возвышение, все пространство которого занимало широкое кресло.
      Несколько мальчиков с челками, в широких штанах, длинных чулках, остроносых башмаках и матросках подняли длинные горны и вразнобой затрубили фанфары. Из дверей в противоположной стороне комнаты появился король. Теперь он был облачен в пурпурную мантию. За ним следовала все та же свита прихлебателей. Все застыли в низком поклоне, женщины присели в реверансе. Лафайет почувствовал, как кто-то изо всех сил пнул его по голени.
      — Поклонись, олух, — прошипел незнакомый бородач в панталонах горохового цвета.
      Наклонившись, Лафайет потер ушибленное место.
      — Так недолго и по зубам схлопотать!
      — Заткнись! А то я твоей мордой пол вытру, идиот!
      — Ты-то чего? У меня и так шесть стражей вокруг! — О'Лири отступил назад. — Тебе прежде никогда не ломали ногу?
      — Когда прежде?
      — Ну, прежде, как сломают руку. Я ведь могу сделать так, что и окосеешь сразу. Пока я это могу!
      — Совсем рехнулся, негодяй!
      — Ты, может быть, не слышал? Я ведь здесь по обвинению в колдовстве.
      — Да-а? — незнакомец поспешно ретировался.
      Король теперь восседал на троне, а вокруг суетились его придворные, занимая места в соответствии со сложной иерархической системой распределения по старшинству, хотя каждый норовил при этом слегка отпихнуть соседа, чтобы на фут-другой быть поближе к трону.
      Некоторое время еще слышались звуки труб. Затем вперед вышел трясущейся походкой старик в длинной черной мантии и стукнул тяжелым жезлом об пол.
      — Суд справедливости его величества короля Горубла начинает слушание! — дрожащим голосом объявил он. — Все, кто хочет обратиться с нижайшей просьбой, могут приблизиться!
      И тут же, без всякой паузы, добавил:
      — Пусть вперед выведут того, кто нарушил справедливые законы королевства.
      — Это тебя, парень, — шепнул черноволосый охранник. — Пошли!
      О'Лири последовал за ним, а тот, прокладывая дорогу сквозь плотную толпу, провел его на площадку в десяти футах от трона, на котором сидел король Горубл, покусывая дольку апельсина.
      — Ну, что ты можешь сказать в свое оправдание, мой дорогой?
      — Я не знаю, — ответил О'Лири. — А в чем меня обвиняют?
      — В колдовстве! Так признаешь себя виновным или нет?
      — Ах, опять вы за свое! Я надеялся, что вы придумаете что-нибудь пооригинальнее, ну, например, что я слонялся по почте.
      Из рядов многочисленной свиты, увивавшейся вокруг трона, вышел женоподобного вида придворный, одетый, как попугай, в зеленое, сделал какие-то замысловатые па и взмахнул кружевным платочком — пахнуло дешевыми духами.
      — Не хотелось бы расстраивать ваше величество, — сказал он, — но нахальство этого парня выдает его с головой. С первого взгляда видно, что он имеет сильного покровителя. Я совершенно уверен, что этот негодяй — платный шпион, нанятый мятежным Лодом.
      — Лод? — Брови Лафайета удивленно поползли вверх. — Кто это?
      — Без сомнения, ты знаешь эту личность, именуемую грозным великаном, который беспрестанно домогается руки ее высочества принцессы Адоранны.
      — И который спит и видит, как бы захватить наш трон, — добавил Горубл, в сердцах стукнув по резному подлокотнику трона.
      — Ну, так как, парень, ты отрицаешь это? — настойчиво спросил щеголь в зеленом.
      — Никогда не слышал об этом Лоде, — ответил Лафайет, начиная терять терпение. — Как я вам уже говорил, вся эта черная магия — сплошные глупости. На самом деле никакого колдовства не существует.
      Горубл, прищурившись, смотрел на О'Лири, обхватив подбородок пальцами, унизанными перстнями.
      — Так говоришь, ничего такого не существует? — Он махнул рукой.
      — Пусть Никодеус выйдет сюда!
      Из толпы выступил седовласый мускулистый человек с небольшим брюшком в желтых панталонах и коротком плаще, красочно расшитом звездами и полумесяцами. Он слегка поклонился в сторону трона, достал из внутреннего кармана очки без оправы, надел их, повернулся к Лафайету и стал пристально его разглядывать.
      — Так вы отрицаете существование волшебства? — спросил он густым баритоном. — Скептик!
      Никодеус встряхнул головой, грустно улыбнулся и быстрым движением вынул изо рта яйцо. По толпе пронесся гул удивления. Седовласый медленно прошелся, остановился перед пухленькой фрейлиной и вытащил из ее лифа, плотно облегающего пышные формы, веселенькой расцветки шарф, отбросил его в сторону, потом вытащил еще один и еще. Зрители прыскали со смеху, толстуха, хихикая и повизгивая, попятилась назад.
      — Хорошо сработано, Никодеус! — пропыхтел какой-то толстяк в бледно-лиловом. — Ну, просто здорово сработано!
      Никодеус подошел к возвышению и, пробормотав извинение, вынул из кармана короля мышку. Он опустил крошечное животное на пол, и мышка тут же прошмыгнула между ногами, вызывая подобающие ситуации взвизгивания придворных дам. Вторая мышка была извлечена из башмака короля, а третья — прямо из королевского уха. Монарх дернулся, бросил пристальный взгляд на О'Лири и знаком приказал фокуснику отойти.
      — Ну, что ты скажешь теперь, О'Лири? — требовательно спросил он. — Разумеется, искусство моего преданного Никодеуса — это безвредная белая магия, благословенная в Храме Добра, которую мы используем только на благо нашей короны. Никто не может отрицать, что обычные законы природы здесь не действуют…
      — Уфф, — вздохнул Лафайет. — Это просто ловкость рук. Да любой второразрядный фокусник на карнавале имеет технику лучше, чем эта.
      Никодеус внимательно посмотрел на О'Лири, подошел ближе и встал перед ним.
      — Будьте столь любезны, — спокойно сказал фокусник, — ответьте мне только на один вопрос — откуда вы?
      — Ну, я, так сказать, путешественник, прибыл из далеких краев, — на ходу стал выдумывать О'Лири.
      Никодеус повернулся к королю Горублу:
      — Ваше величество, когда я услышал, что ваша полиция арестовала колдуна, я посмотрел протокол. Арест был произведен в таверне на Пивной улице около восьми часов. Все свидетели подтверждают, что перед задержанием он показал какой-то фокус с бутылкой вина. Затем, когда его уже вели к машине, он, как отмечено в протоколе, пытался исчезнуть, но что-то у него сорвалось. Я также слышал, что он заколдовал женщину, жену одного из полицейских, которые его арестовали, вроде бы изменил ее внешность.
      — Да, да. Я все это знаю, Никодеус!
      — Ваше величество, мое мнение таково, что все это бессмысленные сплетни, плод разгоряченного вином воображения.
      — Что? — Горубл подался вперед. — Ты говоришь, что этот человек невиновен?
      — Не совсем так, ваше величество! О самом важном моменте мы пока вообще не упомянули. Обвиняемого впервые увидели, как я уже сказал, в таверне…
      — Он сделал внушительную паузу. — До того никто ни разу его не видел!
      — Ну и…
      — Похоже, вы, ваше величество, не совсем понимаете, — терпеливо продолжал Никодеус. — Городские гвардейцы утверждают, что не видели, как он подходил к этой улице. Караульные у городских ворот клянутся, что он не проходил мимо них. Он говорит, что прибыл из дальних краев. Верхом на лошади? Если так, то где же следы долгой езды? И где само животное? Может, он пришел пешком? Посмотрите на его башмаки! По подошвам можно понять, что если он и шел пешком, то самое большее по саду.
      — Ты что, хочешь сказать, что он прилетел? — Горубл бросил пристальный взгляд на Лафайета.
      — Прилетел? — Никодеус выглядел обеспокоенным. — Конечно, нет! Я думаю, что он, скорей всего, проник в город тайно. И у него, конечно, есть сообщники, которые его приютили и одели.
      — Так ты согласен, что он шпион? — В голосе короля слышалось удовлетворение.
      Лафайет тяжело вздохнул:
      — Да если бы я хотел тайно проникнуть в город, то зачем бы я ни с того, ни с сего пошел в таверну на глазах у полицейских?
      — Я думаю, что это объясняет костюм, — сказал, кивнув головой, Никодеус. — Вы специально нарядились как призрак бандита, я думаю, вы намеревались убедить доверчивых посетителей пивнушки в том, что вы и есть тот мифический призрак, а потом заставить их выполнять все свои приказания, угрожая сверхъестественными карами.
      Лафайет скрестил руки.
      — Меня начинает утомлять весь этот бред, — громко заявил он. — Или я направлю этот сон в нужное русло, или я немедленно просыпаюсь — и пропади все пропадом.
      Он указал на Никодеуса:
      — А теперь об этом шарлатане. Если бы два человека подержали его, а кто-нибудь третий проверил его карманы и потайные местечки в его впечатляющем плаще, то вы бы сразу поняли, откуда взялись эти мышки! И…
      Фокусник поймал взгляд О'Лири, кивнул ему и, не разжимая губ, шепнул:
      — Продолжай играть.
      Лафайет не обратил на него внимания.
      — Мне уже порядком поднадоела вся эта чепуха насчет колдовства и камер пыток, — продолжал он.
      Никодеус подошел совсем близко.
      — Доверься мне. Я вытащу тебя отсюда. — Затем повернулся к королю и мягко поклонился: — Король мудр.
      — Да вы просто все посходили с ума, — сказал Лафайет. — Это похоже на сон, который я видел пару недель тому назад. Я был в саду, где росла чудесная зеленая трава, протекал небольшой ручей, высились фруктовые деревья. Единственное, чего мне тогда хотелось, — это просто расслабиться и понюхать цветы, но все время появлялись какие-то люди, которые мне мешали. То проехал на велосипеде толстый епископ, то пожарник играл на банджо, потом появились два карлика с ручным скунсом…
      — Ваше величество! Одну минуту! — вскрикнул Никодеус.
      Он дружески положил руку на плечо Лафайета и подвел его поближе к трону.
      — Меня только что осенило! — воскликнул он. — Этот человек не преступник! Каким же я был глупцом, что не додумался до этого раньше!
      — Что это ты такое несешь, Никодеус? — резко оборвал его Горубл. — То ты шьешь ему неопровержимое дело, то через минуту готов обняться с ним как с братом, которого не видел целую вечность!
      — Я ошибся, мой господин! — поспешно признался Никодеус. — Это прекрасный молодой человек, честный подданный вашего величества, образцовый молодой человек!