Гардемарин Блейн был уволен со службы в 08:00 часов в шестой день недели, в тридцать пятый день пятого месяца 2190 года. Эта церемония состоялась на парадной палубе корабля «Тиран», весом пятьдесят миллионов тонн, во время его стоянки у Каллисто, в девяти месяцах пути от Терры к Юпитеру.
      Блейн — стройный, рыжеватый паренек, год как из Академии — покорно стоял по стойке смирно, пока коммодор зачитывал приговор суда: виновен в попытке взорвать бомбу с целью разрушить главный корабль Флота.
      — В прежние годы, — говорил коммодор, — человека, предпринявшего пусть даже безуспешную попытку разрушить корабль, а значит, лишить жизни восемнадцать тысяч товарищей, ожидала страшная месть. Но ныне закон утверждает, что общество не может требовать смертной казни за подобные преступления.
      Чарльз Йейтс Блейн, Общество возлагало на вас надежды, верило в ваши способности и преданность. Ныне вы лишаетесь этого доверия. Общество дало вам положение и обязанности, от которых теперь вы освобождаетесь. Общество даровало вам гражданство и привилегии пользоваться его благами, ныне эти привилегии отменяются. Вы более не член Объединенного Флота Планеты и не имеете права носить форму.
      Забили барабаны. Коммодор подошел к Блейну, сорвал знаки гардемарина с его воротника и золотые нашивки с обшлагов и бросил их на пол. Туда же полетели серебряные пуговицы с орлом — символом Флота.
      Блейн не двигался, лишь слегка покачивался при каждом рывке. По его лицу бежали слезы.
      Барабаны смолкли. В гнетущей тишине вице-коммодор произнес:
      — Чарльз Блейн, бывший офицер, бывший гражданин, сейчас вас увезут на гауптвахту и будут держать там до прибытия дежурного корабля Флота, который доставит вас к месту назначения, где вы свободно, без помощи и помех со стороны Общества, доверие которого потеряли, распорядитесь своей судьбой.
      На лице коммодора появилась едва заметная усмешка.
      — Уведите его, — приказал он.
      Вновь ударили барабаны; караул выстроился в два ряда вдоль палубы, и Блейна повели сквозь строй мужчин и женщин, которых он пытался убить. Прочь из нашей жизни.
 
      Старший помощник вахтенного командира Пол Дэнтон спросил меня:
      — Что ты думаешь обо всей этой церемонии, Бен?
      — Анахронизм, — сказал я. — Несколько нарочитый, но действенный. Когда пуговицы полетели на палубу, я отказался от своих планов взорвать корабль.
      — Интересно, Блейн и в самом деле собирался это сделать?
      — Наверное, если только это не уловка для того, чтобы очутиться где-нибудь на необитаемом Острове в мире Класса 1.
      Я улыбнулся собственной шутке, но Пол был задумчив, казалось, он всерьез размышляет над такой возможностью.
      — Может быть, у него была какая-то веская причина, Бен?
      — Для того, чтобы прикончить нас всех? Может быть, мы и не самая лучшая компания в мире, но это не оправдывает таких крутых мер.
      — И все-таки почему? — продолжал Пол.
      — Пол, я надеюсь, ты не читаешь памфлеты хетеников, а?
      Я спросил шутки ради, но вопрос мой прозвучал как-то неловко.
      — Возможно, приверженцы хетеников в чем-то правы, — сказал он.
      — «Мы ненавидим ненависть и убьем любого представителя мерзкой, вонючей культуры, который с нами не согласен», — процитировал я на память.
      — Они фанатики, конечно, — сказал Пол, — но есть ли у нас право пренебрегать чьим-либо мнением? Времена другие…
      — Ты пытаешься мне что-то сказать, Пол?
      — Совсем нет. Я ищу ответы.
      Служба на корабле шла своим чередом. Мы летели к Сатурну. Ежедневная вахта длилась всего четыре часа, а по вечерам были танцы и банкеты, лекции, концерты — развлечения, в общем. Среди десяти тысяч женщин экипажа было достаточно молодых и красивых, и это делало жизнь приятной. Проходили недели. Время от времени мы с Полом встречались, но больше не обсуждали хетеников и основы цивилизации. Я совсем забыл о нашем разговоре и вспомнил о нем лишь в ночь своего ареста.
 
      Как-то вечером в мою дверь тихо постучали — корабельная полиция. Они были очень любезны: наилучшие пожелания от капитана и не явится ли мистер Тарлетон на мостик в удобное для него время? Их руки ни разу не коснулись висящих на бедрах пистолетов, но тем не менее я не забывал, что они там есть.
      Они стояли поблизости, пока я брился, ровнял виски, натягивал китель. Один из них сопровождал меня наверх, другой — остался у моей каюты и смотрел нам вслед. Я оценил его деликатность: обыск в каюте офицера в присутствии самого офицера из этических соображений нежелателен.
      Мы долго шли к лифту палубы, а потом долго поднимались на территорию G. «Тиран» не был одним из тех современных шедевров кибернетики, которые управляются десятком человек. Его коридоры тянулись более чем на сто миль. Мы не прошли и малой доли, шагая в мертвой тишине, похожей на ту, что наступает перед тем, как гроб уезжает в печь крематория.
      Вооруженные охранники пропустили нас в большие бронированные ворота с надписью: «Палуба командования. Вход по спецпропускам». В коридоре охранник с лицом, похожим на сжатый кулачок, потыкал кнопки на панели. Внутренняя дверь отворилась, я вошел, и дверь мягко закрылась за мной. Я стоял на мягком сером ковре, вдыхая слабый запах гаванских сигар и старого бренди. За большим выпуклым окном из кварца, занимавшим всю противоположную стену комнаты, висел Сатурн. Комната освещалась им, будто прожектором сцена. Но именно этот пейзаж за окном устранял налет театральности происходящего.
      Он был воплощением того, каким должен быть коммодор Флота: высокий, широкоплечий, волевой подбородок и посеребренные сединой виски. Черты лица как у человека с плаката вербовки новобранцев. Расстегнутая пуговица рубашки открывала волосатую грудь. Большой перстень сиял в тусклом свете лампы, поставленной так, чтобы освещать лицо посетителя. Я отдал честь, он сделал движение пальцем, и я сел. Коммодор взглянул на меня, и воцарилось напряженное молчание.
      — Вам нравится на Флоте, лейтенант? — Голос напоминал звук валуна, катящегося по обшивке палубы.
      — Я вполне доволен, сэр, — ответил я. Я был скорее озадачен, чем встревожен.
      Он кивнул, как будто я ему что-то объяснил. Возможно, так оно и было.
      — Вы из флотской семьи, — продолжал он. — Адмирал Тарлетон был выдающимся офицером. Я имел честь служить под его командованием. Смерть адмирала явилась для всех нас большой утратой.
      Я ничего не ответил. Большинство офицеров Флота служили под командованием моего отца.
      — Мы живем в смутные времена, лейтенант, — сказал коммодор. — Во времена, когда человек постоянно проверяется на верность.
      У меня было такое ощущение, что все это говорится не только для меня. В углу за моей спиной раздался шорох, я обернулся и увидел еще одного посетителя, который, сложив руки на животе, стоял у застекленного книжного шкафа. Это был Краудер — низенький, с жирной шеей, широким задом и соответствующим лицом человечек. Я знал о нем лишь то, что он является гражданским советником в штате коммодора. Меня удивило его присутствие. В ответ на мой поклон широкий рот Краудера расплылся в улыбке. К моему удивлению, он заговорил:
      — Коммодор Грейсон хочет сказать, что некоторые сбитые с толку личности не понимают, что интересы Компаний и Флота едины.
      У него был какой-то странный вибрирующий голос, казалось, он вот-вот сорвется на фальцет.
      Я стоял и ждал, что сейчас сверкнет молния и уничтожит несчастного, который был настолько глуп, что прервал коммодора, да к тому же совсем невпопад.
      Но коммодор, как хорошо воспитанный человек, лишь чуть-чуть нахмурился.
      — Оценивая то, что можно было бы назвать субъективными аспектами сложной ситуации, любой младший офицер находится в невыгодном положении, — сказал он. — Жизнь в Академии изолирована; обязанности патрульной службы Флота бросают человека с места на место. — Он дружески улыбнулся мне, как бы стирая между нами разницу в возрасте и положении. Или почти стирая. Под внешним обаянием я уловил отсвет чего-то зловещего, будто вода в трюме.
      — Вы были довольно близко знакомы со старшим помощником командира Дэнтоном?..
      Задав этот вопрос, Краудер осекся, будто сказал лишнее. Я медленно обернулся:
      — Что значит «был знаком»? — Вопрос прозвучал резче, чем мог позволить себе младший офицер, обращаясь к советнику коммодора.
      — Безусловно, я имел в виду — знакомы.
      Его голос по-прежнему был мягким и вкрадчивым.
      — Я знаю старшего помощника командира с детства, — ответил я.
      — Каковы же взгляды старшего помощника Дэнтона относительно верности Флоту и Компаниям? — Тон Краудера стал несколько жестче.
      — Старший помощник Дэнтон — самый лучший человек из тех, что я знаю, — сказал я. — Но почему вы спрашиваете?
      — Вы должны лишь отвечать на мои вопросы, лейтенант, — сказал Краудер.
      — Довольно, Краудер, — прогремел Грейсон.
      Однако вместо того, чтобы исчезнуть, Краудер отлип от стены и вышел в освещенную часть комнаты. Он хмуро взглянул на меня и повернулся к высокому человеку за столом.
      — Видимо, вы недостаточно понимаете ситуацию, коммодор. Это вопрос безопасности.
      Я посмотрел на рыхлое лицо советника и на его толстую шею в том месте, где воротник натер ее докрасна. Я ожидал, что коммодор раздавит этого мелкого чиновника, как клопа, но он лишь побледнел, кашлянул и устремил взгляд куда-то мимо меня. Казалось, его глаза ничего не видят. Тишина явно была предгрозовой.
      — Итак, Тарлетон, — произнес Краудер голосом, напоминающим звук пилы, — когда вы в последний раз видели Дэнтона?
      Я молчал и смотрел на коммодора. Наконец он перевел взгляд на меня:
      — Отвечайте на вопрос. — Его губы еле двигались.
      — Не знаю, — ответил я.
      — Что вы хотите этим сказать? — недовольно проговорил Краудер.
      — Я хочу сказать, что не знал, что это был последний раз, — ответил я и стал с любопытством рассматривать лицо Краудера, стараясь хоть что-то понять. Где-то внизу под ребрами подкатывала тошнота. «Пол, Пол, что они с тобой сделали?..»
      — Хитришь, парнишка, — прорычал Краудер.
      Я пытался поймать взгляд Грейсона, но того уже будто и не было в комнате. Он был где-то далеко, там, где в высокой башне, возвышаясь над всеми спорами и дрязгами, все еще существовало слово «ранг». Я был одинок. А Краудер все ждал, покачиваясь на каблуках. Я поднялся и встал перед ним.
      — Я не парнишка, мистер Краудер, а младший офицер. И если это допрос, то я требую записать его на пленку. — И я потянулся к кнопке на столе коммодора, но Краудер опередил меня и накрыл ее своей рукой.
      — Мистер Тарлетон, советую вам осознать положение, в котором вы оказались, и оказать мне помощь, на которую я рассчитываю. — Он украдкой посмотрел на Грейсона. — На которую мы рассчитываем, коммодор и я.
      — Что вы хотите от меня услышать? Пока я не понимаю, что вы от меня ждете.
      — Говорил ли вам Дэнтон о чем-либо… О каком-нибудь, э-э, открытии, которое, как ему казалось, он сделал? Или о секрете, который он якобы раскрыл?
      Я изобразил задумчивость.
      — Он действительно говорил…
      — Да, да? — Краудер торжествующе посмотрел на Грейсона.
      — …что шамбертен, который подают в кают-компании, немножко горчит, — сказал я. — Но я не думаю, что это для кого-нибудь секрет.
      Выступающая вперед челюсть Краудера отвисла, а маленькие поросячьи глазки превратились в узкие щелочки.
      — Остришь, да?
      Его слова падали, как тараканы в суп. Он потянулся к кнопке на столе, но тут ожил Грейсон. Он встал, нависая над представителем безопасности, словно джинн над Аладдином.
      — Довольно, — грозно проговорил он. — Никто не имеет права обвинять моих офицеров без достаточных на то оснований!
      — Он замешан в этом! — настаивал Краудер, но руку убрал.
      — Представьте мне доказательства, — сказал Грейсон. — И тогда поговорим.
      — Дайте его мне на час, и у меня будут все доказательства! — Взгляд Краудера жег меня, как паяльник.
      — Убирайтесь, Краудер, — прошептал Грейсон.
      Чиновник открыл было рот, но промолчал. Все-таки он знал, когда свое мнение следует оставить при себе. Краудер гордо прошествовал к двери, обернулся, оглядел ковер, обшитые панелями стены и с улыбкой всезнающего человека посмотрел на Грейсона.
      — Поживем — увидим, коммодор, — сказал он. Его усмешка делала эту фразу оскорбительной.
      Когда дверь за Краудером закрылась, Грейсон взглянул на меня. Мне показалось, что он хочет мне что-то сказать. Но так ничего и не сказал. Да я бы ему и не поверил.
      — На этом все, мистер Тарлетон, — бесцветным голосом произнес он. — Считайте, что до дальнейших указаний вы под домашним арестом.
      Коммодор сидел за столом, как и в тот момент, когда я вошел. Но сейчас все было иначе. Он уже не был олицетворением чего-то высшего — просто попавший в ловушку старик.
      Вернувшись к себе, я позвонил Полу, но никто не ответил.

      Я разделся и встал под душ, а потом попользовался массажером, но все равно чувствовал себя так, будто меня вывозили в грязи. Когда я надевал свежую рубашку, в нагрудном кармане что-то зашуршало.
      Это была сложенная вчетверо и запечатанная капелькой красного воска записка на тонкой голубой бумаге. Она была короткой и деловой:
      «Бен, это моя девяносто вторая записка, поэтому не мешкай. Мне кажется, я напал на след чего-то очень опасного. Если мне придется исчезнуть, это будет означать, что я был прав. Не хочу впутывать тебя в это дело, но прошу сообщить Трилии: „Подтвердилось“. Пожалуйста, сделай это для своего друга. Пол».
      Пытаясь докопаться до смысла, я прочел записку трижды, но так ничего и не понял. Затем бумага стала пеплом и развеялась в пыль.
      Зазвонил телефон.
      — Лейтенант, — раздался в трубке осторожный голос. Я узнал его. Это был сержант Макдональд, ответственный за катера. — Послушайте, сэр, может быть, я не вовремя, но я получил шифровку за номером семьдесят восемь.
      — Ну и?..
      — Это шифровка о срочном изменении места стоянки. Через несколько часов «Тиран» уходит… а у нас недостает двух катеров.
      — Продолжайте.
      — Старший помощник Дэнтон отчалил в две тысячи часов, четыре тридцать по Восточному Поясному времени.
      — Пункт назначения?
      — Станция Феба.
      Я задумался. Кроме маяка и кое-какого аварийного оборудования, на Фебе ничего не было. Ничего такого, ради чего стоило посылать старшего помощника одного на задание, когда он свободен от вахты.
      — Вы говорили о двух катерах, Макдональд.
      — Через полчаса после старшего помощника появился Хетчер и взял катер типа G, один из тех, на которых установлены спаренные двадцатимиллиметровки. И все заряжены. Этот сукин сын еще все проверил.
      Я задумчиво покусывал губу. Все это мне вовсе не нравилось. Подчиненный Краудера Хетчер — грубый, недалекий человек, он способен на любую подлость.
      — Отлично, — сказал я. — Подготовьте девять-два. Через несколько минут я буду.
      Я попросил по телефону, чтобы мне принесли выпить, проглотил половину, закончил одеваться и приоткрыл дверь: коридор был пуст. Я вышел и направился к палубе Y. Меня не покидало ощущение, что все происходящее — дурной сон.
 
      Макдональд встретил меня в стартовом отсеке. Это был невысокий крепкий вояка. Его круглый череп покрывали рыжие волосы, а нижнюю челюсть пересекали шрамы от ожога при взрыве на шлюпочной палубе в восемьдесят восьмом году.
      — Все готово, сэр, и с полным запасом, — сказал он.
      В глазах Макдональда читался вопрос, но, ничего не сказав, я прошел мимо него, вдоль ряда гладких корпусов катеров, ожидающих, когда добрые или злые руки приведут их в движение. Макдональд следовал за мной и стоял у трапа, пока я поднимался на катер.
      — Последний раз, когда помощник капитана вернулся из подобного путешествия, мне пришлось полвахты потратить на то, чтобы заделать пробоины от камней на его катере, — сказал он. — Чем он там занимается, лейтенант? На этом Фебе?
      — Может быть, осматривает оборудование? А, Макдональд? — Я попытался улыбнуться, но вряд ли мне это удалось.
      — Оборудование?..
      Я кивнул, сделав вид, что это именно та реакция, которую я ожидал.
      — Я выполняю особое задание. На случай, если кто-нибудь спросит, — это все, что тебе известно. Ясно, Мак?
      — Надеюсь, вы понимаете, на что идете, лейтенант. — По его виду было ясно, что он в этом сомневается. — Может, мне сопровождать вас? — Его голос немного охрип от волнения, и не мудрено, ведь он служил двадцать восемь лет и сейчас рисковал головой.
      — Исключено. Ты остаешься здесь. Мне понадобится помощь надежного человека.
      Я включил двигатели и, пока щелкали реле и устанавливалось нужное давление, не переставал думать о том, что же все-таки произошло. А потом я отбросил всякие мысли, потому что ничто в них не сулило мне светлое или хотя бы долгое будущее. Я знал одно: Пол Дэнтон где-то там, один, и его преследует катер типа G — последняя модель боевой лодки, все пушки которой заряжены: лодка-убийца, которой управляет садист.
      Вспыхнул сигнал «Пуск», и я передвинул рычаг. В тот же миг будто бетонные плиты придавили меня к креслу. Я покрыл расстояние во много миль, прежде чем ко мне вернулась способность видеть. Позади сверкающий огнями, словно город, плыл «Тиран», а на экране передо мной алмазным блеском сияли Кольца.
 
      Вскоре я обнаружил следы флотской разведлодки. Компьютеру понадобилось несколько секунд, чтобы обработать данные и провести экстраполяцию, которая понравилась мне не больше, чем все остальное в этой истории.
      Пол направлялся совсем не к станции Феба. Его след вел прямо к Кольцам; точнее, к точке на краю щели Кассини, пространству между кольцами А и В. Тот факт, что это самое место находилось на расстоянии двадцати тысяч миль за Линией Запрета, не прибавлял настроения. Несколько миллионов кубических миль пыли и льда, рассеянных на нескольких миллиардах кубических миль пространства крайне затрудняли управление кораблем. Все это отнюдь не напоминало осмотр достопримечательностей в Карсвелле в часы пик. Я размышлял на эту тему, когда громкоговоритель на панели ожил:
      — Карусель девять-два, код сорок. Код сорок! Девять-два!
      Голос принадлежал гражданскому советнику Уолтерсу. Код «сорок» означал: «Немедленно прекращайте полет».
      — На тот случай, если вы забыли Устав, Тарлетон, это приказ возвращаться, — продолжал он. — У вас ровно десять секунд на выполнение.
      Мне нечего было ответить. Я слушал звезды и наблюдал, как увеличиваются Кольца на экране, как они распадаются на отдельные световые пятна, сгустки света, потоки пыли, как они окружают меня, нависают надо мной, подобно застывшему на фотографии шторму. А может быть, просто нечистая совесть заставляла меня видеть их такими. Не каждый день флотский офицер бунтует.
      Час спустя раздались сигналы тревоги: засоренность пространства впереди приближалась к критическому уровню. Я уменьшил скорость, включил передний экран для улучшения видимости, но не разглядел ничего, что могло бы объяснить, почему Пол отправился именно сюда. Теперь плоскость колец лежала в десяти милях впереди. Корабль кидало из стороны в сторону, когда автоматы управления вносили поправки в курс, чтобы избежать столкновений с пролетающими на огромной скорости частицами.
      Я безрезультатно прочесывал эфир в поисках передачи на частотах нашего взвода и внимательно вглядывался в ослепительное сияние ледяного покрова Сатурна. Моя скорость снизилась до девятисот километров в час — скорость улитки, — но все же была слишком высокой, и количество ударов по корпусу не уменьшалось.
      Пол считает, что в этом месте есть то, ради чего стоит рискнуть карьерой, а возможно, и жизнью. Нечто, заставившее Краудера послать G-лодку, чтобы не дать Полу найти это место. Я еще не знал, для чего прилетел сюда, но пока оставался шанс, что Полу может потребоваться моя помощь, я должен быть здесь.
      Внезапно завыли сигнальные устройства, запрыгала приборная панель, и мир разлетелся на куски.
 
      Я плыл куда-то, словно пылинка среди роя обломков, несущихся вокруг мертвой звезды. Удар был все-таки очень сильным. Компьютер прозевал крупную глыбу, неожиданно появившуюся по курсу катера, и теперь я медленно приходил в себя…
      Мне удалось разомкнуть веки. Приборная доска светилась мерцающими огоньками, и все они сигнализировали об опасности. Экран стереовизора излучал золотое сияние, переходившее в вишнево-красное и исчезавшее потом вовсе. Я с трудом заставил себя выпрямиться, проглотил кровь, наполнившую рот, и попытался сосредоточиться на циферблатах. То, что я увидел, не радовало. Кристоновый корпус, разумеется, не пострадал, но с тем, что было внутри, дело обстояло хуже: система жизнеобеспечения вышла из строя, главный двигатель не работал, кислородные баки были пробиты и текли. Я был еще жив, но это в любую минуту могло измениться.
      Корабль, медленно вращаясь, двигался все еще довольно быстро. Тормозные дюзы работали с половинной мощностью. Однако мне удалось понизить скорость до тридцати километров в час, прежде чем из темноты выплыла длинная плита и приблизилась к кораблю. Она ударила в корму и усилила вращение корабля. Я насчитал еще два сильных толчка и полдюжины слабых, прежде чем мой курс совпал с курсом всего остального мусора. У меня было время разглядеть порез на щеке, опухший глаз и заметить, что давление в кабине составляет девять фунтов на квадратный дюйм при температуре пятьдесят шесть градусов по Кельвину, прежде чем я увидел корабль Пола Дэнтона, плывущий в нескольких ярдах от меня с открытым люком.
 
      Мой скафандр был цел, этим и объяснялся тот факт, что я еще жил. Люк был поврежден, но мне удалось открыть его и выбраться под звезды. Я потратил несколько секунд на то, чтобы оглядеться, оттолкнулся и поплыл к кораблю Пола. Он стоял вертикально и медленно заваливался назад. Уже на расстоянии ста ярдов я увидел, что катер пуст. Снаружи следов аварии не было, значит, Пол был осторожнее меня, полностью контролировал свои действия, а это говорило о том, что именно сюда он и хотел попасть. И если только он все-таки не погиб, то должен находиться где-нибудь рядом, в нескольких ярдах от корабля. Единственным местом, где можно было спрятаться, были два больших валуна: один величиной с большой дом, далеко впереди, а другой поменьше — слева от меня. По наитию я выбрал дальний.
      Я преодолел примерно половину расстояния, когда в моих наушниках раздался голос:
      — Оставайся там, где стоишь!
      Это не был голос Пола, следовательно, он принадлежал Хетчеру.
      А потом я увидел корму G-лодки, выступающую из-за скалы, мимо которой я двигался. Я не остановился, не ответил, словом — никак не отреагировал.
      — Ты у меня на мушке! — предупредил Хетчер, когда я был в пятидесяти футах от выбранной мной скалы.
      Мне подумалось, что Хетчер не будет торопиться стрелять. Я нужен Краудеру живым, чтобы пытками вытащить из меня секреты. Эта мысль помогла мне преодолеть оставшиеся несколько ярдов. Потом я увидел, как расплавилась и растрескалась моя скала. Я бросился за нее с такой скоростью, что от удара о незамеченный выступ у меня перед глазами поплыли звезды, целые созвездия, которых нет на картах. И тут он выстрелил снова. Но я ухватился за валун и крепко держался за него, продвигаясь все дальше и дальше, пока не… уперся взглядом в мертвеца.
      Пол дрейфовал в нескольких футах от скалы, руки его были раскинуты, словно он хотел ухватиться за нее. Шлем скафандра был открыт, и из него поднимался, словно прорастая, странный кристаллический цветок — фонтан красно-черной замерзшей крови. Лицо в шлеме распухло, глаза вылезли из орбит. У меня внутри все похолодело, словно выключился обогрев скафандра.
      — Меня предупредили насчет тебя. — Голос Хетчера резанул мне слух, как гравий, попавший в шестеренку. — Тарлетон, ты здесь совсем не случайно, и с твоей помощью мы многое узнаем! Выходи! Руки за шлем!
      Я старался просчитать ситуацию: местоположение моего корабля, разбитого и бесполезного; G-лодка; корабль Пола, две скалы. Что касается Хетчера, то тут не было ясности. Он мог быть в корабле, а мог направить выстрел телескопически из какого-нибудь другого места в нескольких милях отсюда.
      — Предупреждаю тебя в последний раз, Тарлетон. Если мне придется выйти… — Он осекся, но этого было достаточно. Впрочем, быть может, он хитрее, чем я думал, и проговорился намеренно.
      Я немного продвинулся вправо, чтобы видеть свой корабль. Он медленно плыл в мою сторону. Хетчеру с его наблюдательного пункта этого не было видно. Я напряженно думал над тем, как мне воспользоваться этой ситуацией.
      Смерть Пола объяснить трудно. Несомненно, Краудеру он был нужен живым. Хетчер совершил грубую ошибку. Он возбужден, взбудоражен, но чего он хочет? Как будет действовать?
      Внезапно я понял, что он собирается меня убить. Мое вмешательство в это дело могло дать ему возможность выкрутиться, но при условии, что я буду мертв и не смогу дать показаний. Он ждал меня здесь, чтобы устроить себе алиби!
      Впервые я заговорил:
      — Ты идиот, Хетчер, — сказал я. — Почему ты убил его? Он же не был вооружен. Или он все-таки перехитрил тебя? Открыл скафандр прежде, чем тебе удалось его остановить?
      Хетчер принялся ругаться, это служило подтверждением того, что мои предположения верны. Я засмеялся. Это был радостный смех довольного жизнью человека.
      — Держу пари, ты еще не доложил о своей маленькой неудаче. А, Хетчер? Возможно, ты даже убедил Краудера, что Дэнтон уже аккуратненько связан и готов к допросу.
      — Заткнись, Тарлетон, черт тебя подери!
      — Краудер не мог следить за твоими переговорами с Полом — слишком далеко, большие шумовые помехи. Поэтому он не слышал, как ты убивал Дэнтона. Он и сейчас нас не слышит и не знает, что здесь творится. Правда, Хетчер? Ты все еще разрабатываешь свою версию, а? И, конечно, думаешь, что я смогу тебе помочь?
      — Я спасу тебя, Тарлетон, — прошептал Хетчер, будто опасался, что Краудер все-таки может услышать. — Поддержи мою версию, а я помогу тебе выбраться отсюда живым. Клянусь!
      Я еще немного посмеялся. Все это начинало казаться немного забавным даже мне. А может, у меня начиналась истерика?
      — Послушай меня, Тарлетон. — В голосе Хетчера чувствовалось отчаяние. — Ты знаешь, в чем был замешан Дэнтон. Расскажи мне, и я обещаю тебе безопасность.
      — Не будь идиотом, — сказал я. — Старший помощник Дэнтон не мог быть замешан в чем-нибудь незаконном, а если бы это и произошло, то уж друга он не стал бы впутывать.
      На сей раз Хетчер издал лишь какие-то нечленораздельные звуки — он кипел от ярости. Пока он неистовствовал, я подвинул тело Пола.
      — Хетчер, ты несчастный придурок, — прервал я его тираду, — мне достаточно дождаться прибытия корабля, который, без сомнения, следует за мной, и я с большим удовольствием поведаю Краудеру о том, как Дэнтон был у тебя в руках, как ты дал ускользнуть ему, а заодно и его тайне.