Я сжался в комок. Надо определить место для атаки и обрушиться всей силой моего сохранившегося самосознания, пока я еще хоть как-то могу мыслить, и пока абстракция, именуемая Легионом, не исчезла навечно.
      Я взвесил свои возможности и почти сразу же сделал открытие. На мгновение от неожиданности я даже отпрянул - чужая конфигурация информационного, узора. Но потом я вспомнил.
      ...Я находился в воде, захлебывался, терял силы, а где-то на берегу поджидал десантник с карабином наготове. Как вдруг, точно ниоткуда, возник поток мощной информации, который подхватил меня и понес, как бурное течение реки, дав возможность выплыть в полумиле от берега.
      ...И еще: я вишу на карнизе небоскреба и где-то в уголке мозга звучит равнодушный, презрительный голос.
      А я все забыл. Это чудо было отвергнуто моим рациональным умом. Но теперь-то я понимал, что это было знание, которое я воспринял там, в башне моего дома на острове, перед тем, как бежать от схватки двух армий. Это была информация, позволяющая выжить, известная всем валлонцам прежнего мира. И все это лежало здесь похороненное - секреты сверхчеловеческой мощи и выносливости, отторгнутые бестолковым инстинктом.
      Но теперь-то оставалось только мое "я", очищенное от груды всяких комплексов, освобожденное от подсознательных рефлексов. Теперь, без всех этих побочных наслоений, передо мной предстала картина тех зон мозга, где зарождаются сны, гнездятся первобытные страхи, струятся импульсы всеохватывающих эмоций. Но только с той разницей, что теперь мое сознание имело над всем этим устойчивый контроль.
      Не колеблясь, я воспользовался знаниями валлонской цивилизации, сделав их своими. Я снова приблизился к барьеру, распределился вдоль него, стал пробовать его на прочность.
      - ...отвратительный дикарь...
      Эта мысль прогремела с силой урагана. Я отпрянул, но потом вновь возобновил атаку, теперь уже наверняка зная, что делать...
      Я искал и нашел наконец слабину синапса, зарылся в него...
      - ...невыносимо... окраинное... стереть...
      Я тут же перешел в наступление, проскользнул сквозь защиту и захватил оптический нерв. Чужак обрушился на меня, но опоздал. Я прочно удерживал позиции. Атака захлебнулась, и он отступил. Я осторожно подстроился к восприятию импульсов, бегущих по нерву. Вспышки, мигание, я фокусируюсь...
      ...И вдруг я вижу, вижу! На мгновение я едва не потерял самообладание, но удержался и теперь смотрел через глаз, отвоеванный у узурпатора.
      И снова чуть было не потерял душевное равновесие.
      Комнату Оммодурада заливал яркий дневной свет. В поле зрения попадались все новые и новые предметы по мере продвижения тела. Это мое тело расхаживало по воле завоевателя. Промелькнула пустая софа. Оммодурада не было.
      Я ощутил, как все левое полушарие, дезориентированное потерей глаза, ослабило защиту, я слегка отступил со своего оптического плацдарма, наложил временный травмоблок на нерв, чтобы чужак не успел захватить мою позицию, и сконцентрировал свои силы на атаке слухового нерва. В одно мгновение мой глаз скоординировался под впечатлением слухового импульса, и я ясно расслышал, как захватчик выругался моим голосом.
      Мое тело стояло возле голой стены, приложив к ней руку. Небольшое открытое углубление в стене было пусто.
      Тело повернулось, открыло дверь и вышло в коридор, погруженный в фиолетовый полумрак. Взгляд контролируемого мной глаза перебежал с лица одного охранника на другого. Их глаза изумленно расширились, они автоматически потянулись за дубинками.
      - Вы отваживаетесь преграждать дорогу самому владыке Аммерлину? - рубанул по ним мой собственный голос. - В сторону, если дорожите своими жизнями!
      Мое тело прошло мимо них, миновало огромную арку, спустилось по мраморной лестнице, пересекло зал, который я уже видел во время своей ночной вылазки, и оказалось в тронном зале из оникса с золотым символом Двумирья.
      На троне Великого Доменьера восседал Оммодурад, гневно хмурясь на своего рыжего придворного, голову которого скрывал капюшон. Между ними стоял Фосгер. Его руки оттягивали тяжелые наручники. Оммодурад повернулся. Его лицо побледнело, потом залилось багровой краской. Он грузно поднялся, ощерившись.
      Мой глаз не отрывался от Фостера. Выражение изумления росло на его лице.
      - Мой господин, Ртр, - услышал я собственный голос. Взгляд скользнул ниже и остановился на наручниках. Тело сделало шаг назад, как бы в ужасе,
      - Ты явно забылся, Оммодурад! - нервно воскликнул мой голос.
      Доменьер доменьеров шагнул ко мне, поднимая свой гигантский кулак.
      - Не смей прикасаться ко мне, поганый узурпатор! - проревел мой голос. - О, божества! Ты что, принимаешь меня за обыкновенную глину!
      Невероятно, но Оммодурад остановился на полпути.
      - Я знаю тебя, как выскочку Дргона, нахального доменьера, - прогудел он. - Но я ощущаю чужое присутствие за твоими бледными глазами.
      - Отвратительно было преступление, которое ввергло меня в такое положение, - произнес мой голос. - Но знай же, что твой владыка, Аммерлин, стоит перед тобой в теле дикаря.
      - Аммерлин!
      Оммодурад дернулся, словно его ударили.
      Мое тело повернулось, взгляд остановился на Фостере.
      - Мой господин, - произнес мой голос. - Клянусь тебе, что эта собака умрет за свое предательство.
      - Это безмозглое тело - самозванец, - прервал его Оммодурад. - Не ищи милости Ртра, ибо он уже не Ртр. Ты будешь иметь дело со мной.
      Мой глаз вонзился в Оммодурада.
      - Думай, к кому обращаешься, а то твое честолюбие доведет тебя до темницы.
      Оммодурад опустил руку на кинжал.
      - Ты можешь быть Аммерлином Скрос-Иллиондом, либо подменышем из царства тьмы - не знаю и знать не хочу. Да будет тебе известно, что в этот миг вся власть на Валлоне принадлежит мне.
      - А что с тем, кто когда-то был Кулкланом? На что покушаешься, пес? - я увидел, как моя рука махнула в сторону Оммодурада.
      - Конец терпению! - проревел доменьер доменьеров. - Неужели в своей цитадели я буду отчитываться перед сумасшедшим? - он угрожающе двинулся в мою сторону.
      - И неужели этот глупец Оммодурад позабыл силу великого Аммерлина? - вкрадчиво спросил мой голос. Гигант снова остановился, внимательно вглядываясь в мое лицо. А мой голос продолжал: - Час Ртра миновал, как и твой, неудачник и глупец. Тебе принадлежат месяцы, годы? Заблуждения скоро рассеятся, - мой голос буквально загремел,- так знай же, что я, великий Аммерлин, вернулся и буду править в Окк-Хамилоте.
      - Месяцы, - оскорбление прогудел Оммодурад. - Да, я теперь верю, что слухи верны и злой демон вернулся, чтобы преследовать меня. Ты сказал месяцы, - Оммодурад запрокинул голову, грубо расхохотавшись, словно зарыдав. Так знай же, будь ты демон или сумасшедший или древний принц зла, вот уже тридцать столетий как я один, один. Я отторгнут от всей остальной империи своим единственным ключом.
      Это был момент, которого я ждал все время разговора. Словно молния, я ударился в пошатнувшийся барьер, пробил его и натолкнулся на матрицу чуждого сознания. Провалившись в болото извращенных представлений, я запутался в паутине перевернутых мыслей о мире.
      В своем порыве я оказался неосторожен. Чужак, собравшись с силами, нанес встречный удар. Я слишком поздно ощутил, как он прорвался в мое сознание. Я бросился на защиту важной информации и потерял свой шанс. Я судорожно вцепился всем своим существом в какие-то обрывки украденных сведений. Моя атака вызвала в нем лишь раздражение, но все-таки мне удалось унести с собой массу информации. Я интерпретировал ее и свел в систему.
      На мое воспоминание о Фостере наложилось другое: лицо Кулклана Ртра - правителя Двумирья.
      Но и кое-что другое знал теперь Легион: архивы находятся глубоко в скале под прославленным городом Окк-Хамилотом, где хранились матрицы памяти каждого валлонца. Архивы, запечатанные Ртром, которые только он способен открыть. Аммерлин побудил императора отправиться в путешествие. подчеркивая необходимость отдыха, и убедил его захватить с собой свою матрицу памяти. Согласие Кулклана вызвало тайную радость Аммерлина. Время трансформации наступило для Ртра на борту звездолета, в глубине космоса. Государственный переворот почти свершился... А потом возникла неожиданная помеха, уничтожившая все надежды...
      И тут же вплелись мои собственные воспоминания: пробуждение Фостера и запись памяти умирающего Аммерлина. Бегство от Охотников, императорская матрица памяти, пролежавшая три тысячи лет среди костей, пока я, дикарь, не подобрал ее. И карман, где теперь лежал цилиндр. Тело, в котором я все еще обитал, но которое мне не принадлежало.
      И еще в моем прошлом была вторая матрица памяти - матрица Аммерлина. Я пересек галактику, чтобы отыскать Фостера, и привез с собой его главного врага. В конечном итоге, я предоставил этому врагу жизнь и тело...
      А Фостер выжил, несмотря ни на что, вернулся, воскрес из мертвых - последняя надежда вернуть Золотые Времена Валлона.
      ...чтобы судьба погубила его моими руками.
      - Три тысячи лет, - произнес мой голос ошеломленно. - Три тысячи лет люди Валлона жили в дикости, когда вся слава его истории заперта в архивах?
      - Я один, - сказал Оммодурад, - нес проклятый груз этого знания. Давным-давно, еще в дни Ртра, я забрал свой оригинал из архивов в предвкушении того момента, когда ему суждено будет пасть. Но этот долгожданный час принес мне мало радости.
      - И теперь, - произнес мой голос, - ты надеешься заставить этот мозг - который даже нельзя назвать разумным мозгом - открыть архивы?
      - Я знаю, что это безнадежно, - согласился Оммодурад. Сначала мне показалось, что если он говорит на старо-валлонском, то просто деградировал. Но нет, он действительно ничего не знает. Он всего лишь скорлупа, от прежнего Ртра, и меня тошнит от его вида. Я бы с удовольствием прикончил его прямо сейчас и навсегда положил бы конец этому долгому фарсу.
      - Нет! - резанул мой голос. - Я уже приговорил его к изгнанию, так тому и быть.
      Лицо Оммодурада перекосилось от ярости.
      - Твоя болтовня мне надоела.
      - Стой! - рявкнул мой голос. - Ты откажешься от ключа.
      Наступила тишина. В поле зрения глаза попала моя рука, державшая матрицу памяти Фостера.
      - Двумирье лежит в моей руке, - проговорил мой голос. Ты видишь черно-золотой код императорской матрицы памяти? Могуч тот, у кого в руках этот ключ. А что касается телесной скорлупы, то пусть она будет уничтожена.
      Оммодурад скрестил свой взгляде моим.
      - Быть по сему, - согласился он.
      Рыжеголовый вытащил узкий стилет с улыбкой вампира. Медлить было нельзя...
      Сквозь слабину, которую я поддерживал в барьере чужого мозга, я швырнул последние запасы энергии и ощутил, как враг отпрянул, а потом отозвался превосходящей силой. Но я уже успел миновать барьер.
      Пока чужак окружал меня, я растворился на мириады нервных импульсов, обтекающих нападение противника. Я находил все новые и новые источники силы.
      Щитом к щиту я наконец схватился с самим Аммерлином, и он оказался сильнее. Медленно, медленно я стал поддаваться, отступать, краем сознания улавливая смутное восприятие тела, застывшего неподвижно, с незрячими глазами, и ощутил отголосок слов издалека:
      - Быстрей! Самозванца!
      Шанс?! Я взял контроль над правым глазом и перекрыл дорогу зрительному импульсу. Чужак забился, словно одержимый, когда вокруг него сомкнулась темнота. Я услышал свой собственный вопль и передо мной мелькнуло угрожающее видение: рыжеголовый бросается ко мне, сверкает стилет...
      И в этот момент давление чужака внезапно исчезло, распалось на части и пропало совсем.
      Я был в одиночестве. Пещеры мозга маячили угрюмой опустошенностью. Я стал двигаться по главным нервным путям, занял подкорку...
      На меня разом обрушилась нестерпимая боль. Я скорчился, грудь жгло, боль перекрывала нахлынувшее возвращенное ощущение рук, ног...
      И вот, валяясь на полу, я наконец понял, что рыжеголовый действительно нанес мне удар стилетом и тот, другой, чужак в моем сознании, в непосредственной связи с болевыми центрами не устоял и отступил, оставив меня одного.
      Сквозь багровый туман я увидел, как надо мной появилась фигура Оммодурада. Нагнулась и снова выпрямилась с императорской матрицей памяти в руке. А где-то поодаль, за ним, изворачивался Фостер, душа цепью наручников рыжеголового лакея. Оммодурад повернулся, шагнул, вырвал своего слугу из рук Фостера и оттолкнул в сторону.
      Оммодурад выхватил свой кинжал. Фостер, словно пума, прыгнул вперед, ударил цепью, и оружие отлетело в сторону. Доменьер с проклятьем отступил. В этот момент рыжеголовый подхватил стилет и бросился на Фостера.
      А я сражался со своим непослушным телом, пытаясь дотянуться до бедра и расстегнуть кобуру. Аммерлин сумел вырвать из моего сознания память об императорской матрице, но о револьвере он так ничего и не смог узнать. Преодолевая боль, я вытащил пистолет, медленно, неуклюже поднял его, нацелился на всклокоченный рыжий затылок и выстрелил. По залупрокатилось гулкое эхо. Оммодурад поднял свой клинок, и теперь Фостер отступал от него, весь забрызганный кровью рыжеголового. Он уперся спиной в стену, символ Двумирья оказался прямо над его бледным лицом. От потери крови у меня все плыло перед глазами, покрываясь багровым туманом.
      Но меня еще мучила ускользающая мысль, найденная мной в сознании Аммерлина. В центре виднелась розетка с выступом, словно рукоять меча...
      Ну, конечно, меч Ртра, использованный однажды на рассвете мира, но затем забытый, вложенный в ножны из камня, закодированный памятью Ртра, чтобы никто другой не мог им воспользоваться...
      Преодолевая невыносимую боль, я глубоко вдохнул, смаргивая подступающую темноту.
      - Фостер, - прохрипел я. - Меч!
      Фостер метнул на меня взгляд. Я говорил по-английски. Чуждый язык в этом окружении. Оммодурад не обратил на меня никакого внимания.
      - Вытащи... меч... из камня! Ты же Кулклан...
      Он потянулся и ухватил изукрашенную рукоять. Оммодурад с криком бросился вперед.
      Меч - четыре фута сверкающей стали - выскользнул из стены. Оммодурад резко остановился и уставился на сияющее лезвие в руках Фостера, скованных наручниками. Затем он медленно опустился на колени и склонил голову.
      - Я сдаюсь, Кулклан, - сказал он. - Я взываю к милости Ртра.
      Я смутно слышал топот бегущих ног. Я провалился куда-то, снова выплыл. Словно в тумане я ощущал, как Торбу приподнимает мою голову, видел склонившегося надо мной Фостера. Они о чем-то говорили, но я ничего не понимал. Мои ноги были холодны, и холод поднимался все выше и выше.
      Меня касались руки, холодная гладь металла у моих висков, я хотел сказать что-нибудь, сказать Фостеру, что нашел ответ, который ускользал от меня всю жизнь. Мне хотелось сказать ему, что все жизни кажутся одной длины, если взирать на них с перспективы смерти, и что жизни, как и музыке, не нужен смысл, а только симметрия.
      Но это было мне не по силам. Я пытался удержать мысль и унести ее с собой в ледяную пустоту, куда я уплывал. Но она ускользала, ускользала прочь, и только я один оставался в пустоте, ветер, дующий сквозь вечность, уносил прочь остатки моего "я". И я остался один на один с темнотой...
      ЭПИЛОГ
      Я проснулся от утреннего света, такого яркого и насыщенного, каким он бывает, когда мир кажется молодым и прекрасным. На высоких окнах колыхались паутинки занавесей, сквозь которые я видел, как по небу плывут белые облака.
      Я повернул голову. Рядом стоял Фостер, одетый в короткую белую тунику.
      - Что за идиотская одежонка, Фостер? Однако на тебе она неплохо смотрится. Хм, а ты, а гляжу, постарел, тебе никак не дать меньше двадцати пяти.
      Фостер улыбнулся:
      - Добро пожаловать на Валлон, мой друг, - сказал он по-английски.
      Я обратил внимание, что он запнулся, произнося слова, словно давно уже не пользовался этим языком.
      - Валлон, - повторил я. - Выходит, это все не сон?
      - Пусть все остается сном, Легион. Твоя жизнь начинается сегодня.
      - Что-то мне надо было сделать, - задумчиво произнес я. Не помню. Впрочем, неважно. Я ощущаю себя, как новорожденный.
      Возле кровати появился еще один.
      - Гоп, - сказал я, но потом заколебался. - Ты ведь Гоп, верно? - спросил я уже по-валлонски.
      Тот засмеялся:
      - Да, меня так звали, но мое настоящее имя - Гвенн.
      Я осмотрел свое тело и увидел, что на мне такая же туника, как на Фостере, только голубая.
      - Кто меня так одел? - спросил я. - Где мои джинсы?
      - Это одеяние тебе больше подходит, - ответил Гоп. Вставай, поглядись-ка в зеркало.
      Я поднялся и шагнул к высокому зеркалу.
      - Да это же не я, ребята, - и замолк.
      На меня из зеркала смотрело отражение могучего, черноволосого атлета. Я двинул рукой, и тот последовал моему примеру. Я резко обернулся...
      - Что... как... кто?
      - Смертное тело, бывшее Легионом, погибло от ран. Но память твою мы записали. Нам пришлось ждать много лет, прежде чем смогли вернуть тебе жизнь.
      Я снова посмотрел на отражение. Молодой гигант в свою очередь, ошеломленно взирал на меня.
      - Я помню, я помню... нож, рыжеголового, доменьера доменьеров...
      - За свои преступления, - вставил Гоп-Гвенн, - он был отправлен в изгнание, пока не наступило время транформации. Долго нам пришлось этого ждать.
      Я снова глянул в зеркало и теперь только узнал две знакомые физиономии. Одна из них маячила где-то внизу у самых ног и принадлежала кошке, известной мне, как Итценка. А вторая моя, как я теперь видел, принадлежала Оммодураду, молодому и полному энергии.
      - На его пустое сознание мы просто нанесли твою матрицу, - пояснил Гоп.
      - Он расплатился с тобой за твою гибель.
      - Наверное, как маленький капризный ребенок, я должен был бы закатить хорошую истерику и потребовать, чтобы мне вернули мое собственное тело, - произнес я медленно и так, и эдак поворачиваясь перед зеркалом. - Но штука в том, что мне Нравится походить на господина Вселенной.
      - Твое земное тело была заражено вирусами старости, откликнулся Фостер. - Но теперь-то ты можешь не беспокоиться о ранней смерти.
      - Однако пошли, - сказал Гоп-Гвенн. - Валлон ждет, - и он подошел к высокому окну.
      - Твое место всегда рядом со мной, - произнес торжественно Фостер. - Все Двумирье открыто для тебя.
      Я выглянул в окно и увидел бесконечное покрывало зеленой травы, тянущееся через холмы до самого края леса. По нему двигалась процессия рыцарей в сияющих доспехах. Они гордо восседали на животных, как две капли воды похожих на единорогов.
      Я устремил взгляд туда, где яркое солнце отражалось от голубых плит высоких башен. Где-то гремели фанфары.
      - Заманчивая перспективка, - согласился я. - Ну, что ж, будь по-вашему.