КЕЙТ ЛАУМЕР
      СЛЕД ПАМЯТИ
      Фантастический роман
      ПРОЛОГ
      Он проснулся и какое-то время лежал, уставившись в низкий потолок, едва различимый в багровом полумраке. Спиной он ощущал твердую поверхность трансформ-ложа. Повернув голову, он заметил стену с вмонтированной панелью, на которой красной точкой светился индикатор.
      Он свесил ноги с узкого ложа и сел. Комната была мау ленькая, выкрашенная в серый цвет, без обычного пышного убранства. Предплечье ныло. Он задрал свободный рукав странного пурпурного одеяния и увидел пунктир уколов - следы питающегося Охотника... Как они осмелились?.. Кто?..
      Темный силуэт на полу невольно привлек его внимание. Он соскользнул с ложа и опустился на колени возле неподвижного тела в пурпурной тунике, покрытой пятнами почерневшей крови. Он бережно перевернул тело на спину.
      Аммерлин!
      Он пощупал пульс, но уловил лишь едва различимое биение. Он поднялся и увидел рядом второе тело, а возле двери еще два...
      Все трое были мертвы, исполосованы кинжалами. Лишь Аммерлин еще боролся со смертью.
      Он прошел к двери и крикнул в темноту. Отозвалось только короткое эхо. В серой комнате он заметил записывающий монитор у стены и надел нетроды на виски умирающего. Кроме этой записи памяти Аммерлина, никакой другой помощи он оказать другу не мог. Того надо было немедленно показать врачу.
      Он пересек библиотеку. За ней оказался огромный гулкий зал. Это был не Сапфировый Дворец у Мелкоморья. Судя по всему, это - корабль-дальнорейсник. Но почему? Каким образом он попал сюда? Он постоял в нерешительности. Вокруг царила абсолютная тишина.
      Он пересек Великий Зал и вошел в обсерваторию. Здесь ему попался еще один труп, судя по одежде, члена экипажа. Он нажал клавишу на пульте управления, и огромные экраны замерцали голубым. Изображение сфокусировалось на большом полумесяце, слабо голубевшем на черном фоне. Несколько поодаль в пространстве завис бледный, безвоздушный планетоид. Что за миры?..
      Через час он обошел весь корабль от носа до кормы и насчитал семь трупов. В рубке горели огни коммуникатора, но на его запрос с голубой планеты никто не отзывался.
      Тогда он вернулся в трансфер-отсек. Аммерлин все еще дышал. Запись окончилась, и все, что умирающий помнил о своей долгой жизни, запечатлелось теперь в серебряном цилиндре. Оставалось лишь нанести цветовой код.
      Его внимание привлек серебристый цилиндр, выступавший из отверстия в трансформ-ложе, на котором он пробудился. Так он, оказывается, и сам прошел трансформацию. Он вынул цилиндр, спрятал его в карман и резко обернулся на звук. Рой Охотников - бледные глобулы - толкались в дверях. В следующий миг они окружили его со всех сторон. Ближе, ближе, нетерпеливо жужжа, они теснили его. Без оружия он был беззащитен.
      Он подхватил обмякшее тело Аммерлина и бросился бежать к доку со спасательной шлюпкой. Охотники плыли за ним сияющим ручьем.
      Три шлюпки находились в полной готовности. Борясь с головокружением от свойственного Охотникам запаха серы, он нащупал рукой переключатель. В доке вспыхнул ослепительно-яркий свет, заставивший рой Охотников шарахнуться прочь. Он вошел в шлюпку и уложил Аммерлина в противоперегрузочный ложемент.
      Ему уже давно не приходилось управлять кораблем, но он помнил, как это делается.
      Аммерлин был мертв, когда шлюпка достигла поверхности планеты. Она мягко приземлилась, и шлюз открылся. Перед ним раскинулось зеленое море леса.
      Этот мир явно находился на низком уровне развития. Только посадочная площадка и расчищенный кругом лес свидетельствовали о присутствии человека.
      В земле возле квадратного монолита у восточного края расчищенной площадки было небольшое углубление. Он взвалил тело Аммерлина на спину и с этим грузом спустился по лестнице. Голыми руками он расширил углубление, положил в него тело и забросал землей. Потом он выпрямился и повернулся к шлюпке.
      На расстоянии сорока футов, между ним и лестницей, стояла дюжина низкорослых волосатых мужчин, закутанных в мохнатые звериные шкуры. Самый высокий что-то прокричал и угрожающе поднял бронзовый меч. Остальные толпились за спиной высокого, возле лестницы. Застыв, он наблюдал, как один из них неуклюже вскарабкался по ступенькам и исчез внутри шлюпки. Через мгновение дикарь появился в шлюзе и швырнул пригоршню маленьких блестящих предметов. Остальные с криками сгрудились вокруг добычи. Первый дикарь снова исчез в шлюпке. И прежде чем кто-либо еще успел добраться до входа, лестница взмыла вверх и шлюз закрылся, отсекая вопль ужаса, раздавшийся изнутри.
      Шлюпка медленно взмыла в воздух, развернулась к западу и растворилась в синеве. Дикари потрясение отпрянули.
      А он еще долго смотрел в опустевшее небо.
      Глава первая
      Объявление гласило: "Джентльмен удачи ищет товарища по оружию для участия в необычном приключении. Фостер, а/я 19, Мейпорт".
      Я смял газету, швырнул ее в направлении урны возле парковой скамейки и, отогнув потрепанный рукав, взглянул на пустое запястье. Привычка. Часы давно уже были в ломбарде, в городишке Тепело, штат Миссисипи. Впрочем, это не имело никакого значения, мне и не требовалось знать точное время.
      Большинство витрин на длинной улице напротив сквера уже погасло, прохожих почти не было видно. Все уже дома и ужинают. Пока я оглядывал улицу, погас свет в аптеке с бутылками подкрашенной воды в витрине. Теперь оставался только табачный дворец в конце улицы. Я поерзал на твердой скамейке и похлопал по карманам в поисках сигареты, которой у меня не было. Да когда же этот старикан за прилавком решит убраться? Я собирался ограбить его заведение, как только стемнеет.
      Скажем прямо, грабить мне приходилось не часто. Может быть, поэтому я чересчур нервничал, хотя в действительности все было проще пареной репы. Обыкновенный навесной замок на деревянной двери отмыкался с одинаковой легкостью как ключом, так и без него. Ну, а сейф с жестяными стенками и сейфом-то нельзя было назвать. Уже через десять минут после взлома я буду на пути к автовокзалу с деньгами на билет до Майами в кармане. В прошлом, когда передо мной маячила блестящая карьера в армейской разведке, мне доводилось проделывать и кое-что похлеще простой кражи со взломом. Но все это давно осталось позади. С тех пор, если у меня и появлялись шансы чего-нибудь добиться, ничего хорошего из этого не получалось.
      Я поднялся и в очередной раз обошел сквер. Вечер был теплый, и москиты еще дрыхли где-то под кустами. Из кафе неподалеку донесся запах жареных гамбургеров, напомнив, что я давно ничего не ел. Отель "Коммершн" и билетные кассы на автостанции еще светились огнями. Местный полицейский все так же восседал на стуле в баре, болтая с продавщицей. Отсюда мне была видна рукоять револьвера, торчавшая из поношенной кобуры на поясе. Внезапно меня охватило неодолимое желание поскорее покончить со всем этим.
      Я снова оглядел улицу. Все витрины были темны. Ждать больше ничего. Я пересек улицу и промаршировал мимо табачной лавки. На витрине были выставлены макеты сигар, табачных кисетов и трубок. За ними внутренность лавки выглядела угрюмо и мертво. Я воровато зыркнул по сторонам и свернул на боковую улицу, куда выходила задняя дверь.
      Из-за угла внезапно вывернул черный "седан" и подрулил к тротуару. Водитель перегнулся к окошку и, словно рыба в аквариуме, уставился на меня сквозь толстые линзы очков, похожие на донца пивных бутылок. Лениво пахнул теплый вечерний ветерок, и я спиной ощутил влажный холод рубашки.
      - Что-нибудь ищете, мистер? - поинтересовался коп.
      Я немо уставился на него.
      - Проездом? - полюбопытствовал тот.
      Я почему-то отрицательно покачал головой.
      - У меня тут работа, - выдавил я. - Вот... собираюсь поработать у мистера Фостера.
      - Какого мистера Фостера? - голос копа ныл, как зубная боль.
      Голос, привыкший задавать вопросы. Я припомнил объявление: какие-то приключения. Фостер, а/я 19. Коп ждал.
      - Абонементный ящик 19, - сказал я.
      Он еще раз оглядел меня, потом потянулся и распахнул дверцу:
      - Давайте-ка лучше проедемся до участка, мистер, - сказал он.
      В участке коп указал мне на стул, а сам уселся за стол и придвинул к себе телефон. Он медленно набрал номер, потом, повернувшись ко мне спиной, с кем-то переговорил.
      Вокруг голой лампы танцевали мошки. В помещении стоял запах немытой кожи и грязного белья. Я сидел и слушал тоскливую песенку, передававшуюся по радио.
      Через полчаса к участку подкатила машина.
      Появившийся в дверях мужчина был одет в легкий костюм, уже поношенный и неглаженый, но отличающийся великолепной портновской работой. Двигался мужчина непринужденно, и в нем чувствовалась скрытая сила. На первый взгляд я решил, что ему где-то за тридцать, но когда он посмотрел в мою сторону, я подметил морщинки вокруг голубых глаз. Я поднялся.
      - Фостер, - сказал он и подал руку.
      Я пожал.
      - Легион, - коротко представился я.
      Полицейский за столом подал голос:
      - Этот парень говорит, что он в Мейпорте, чтобы повидаться с вами, мистер Фостер.
      - Да, верно, сержант, - бросил Фостер, не отводя от меня глаз. - Этот джентльмен приехал по моему объявлению.
      - Ну, я же не знал, мистер Фостер, - сказал коп.
      - Вполне понятно, сержант, - ответил Фостер. - Мы все чувствуем себя спокойней, зная, что вы начеку.
      - Да, знаете, всякое бывает, - отозвался коп.
      - Мы, пожалуй, пойдем, - сказал Фостер. - Если вы готовы, мистер Легион.
      - Конечно, готов, - сказал я.
      Мистер Фостер пожелал копу спокойной ночи, и мы вышли. Перед зданием я остановился.
      - Премного благодарен, мистер Фостер, - сказал я. - Пожалуй, не стану вам докучать.
      Фостер положил руку на дверцу обманчиво скромного кабриолета. Даже с того места, где я стоял, мне удалось различить явственный запах кожаных сидений.
      - А почему бы не отправиться ко мне домой. Легион? спросил он. - По крайней мере, мы могли бы обсудить мое предложение.
      Я отрицательно покачал головой.
      - Я не тот человек, что вам нужен, мистер Фостер. Вот если бы вы одолжили мне пару долларов, я мог бы перекусить и убраться из вашей жизни навсегда.
      - А почему вы так уверены, что мое предложение не заинтересует вас?
      - В объявлении упоминается о каких-то приключениях. А я и своими сыт по горло. Мне теперь нужно только найти дыру, куда бы заползти.
      - Позвольте вам не поверить, - уверенно улыбнулся Фостер. - Мне кажется, ваши приключения только начинаются.
      Я задумался. Если пойти с ним, то, по крайней мере, я смогу что-нибудь перекусить, а то даже и переночевать. Не ютиться же в самом деле под деревом.
      - Ну, что ж, - сказал я. - Вы меня заинтриговали.
      Я забрался в машину и потонул в сидениях, которые были такого же превосходного качества, как и фостеровский костюм.
      - Надеюсь, вы не станете возражать, если я поеду быстро, - предупредил меня Фостер. - Хочу попасть домой засветло.
      Он завел двигатель и, словно торпеда, стартовал прямо от кромки тротуара.
      Я выбрался из машины во дворе, дома Фостера и окинул взглядом широкую подстриженную лужайку, цветочные клумбы, сиявшие в лунном свете, шеренгу пирамидальных тополей и белую виллу.
      - Зря я согласился, - с сожалением произнес я. - Мне это все напоминает о том, чего мне не удалось получить от жизни.
      - Ну, ваша жизнь еще впереди, - отозвался Фостер. Он отворил плиту черного дерева, которая служила входной дверью, и я последовал за ним внутрь. В конце вестибюля он щелкнул выключателем, и комната озарилась приглушенным светом. Я воззрился на бледно-серое пространство пушистого ковра размером с небольшой теннисный корт, на котором стояла мебель тикового дерева, затянутая чехлами ярких расцветок. Стены тоже были серыми, кое-где на ни-х висели картины абстракционистов в богатых рамах. Воздух был свеж.
      Фостер наискосок пересек вестибюль, направляясь к бару, который выглядел относительно скромно, хотя по размерам превосходил все, что мне довелось видеть в последнее время.
      - Как насчет выпить? - спросил хозяин дома.
      Я оглядел свой помятый, запачканный костюм и рукава, залоснившиеся от грязи.
      - Послушайте, мистер Фостер, - сказал я. - Я только сейчас сообразил. Если у вас тут поблизости есть конюшня, то я, пожалуй, переночую там...
      Фостер рассмеялся.
      - Да ладно. Пойдемте, покажу вам ванную.
      Чисто вымытый и выбритый, я спустился вниз, щеголяя в халате Фостера. Он сидел, развалившись в кресле, потягивал коктейль из высокого бокала и слушал музыку.
      - LJebestodt, - прокомментировал я. - Несколько мрачновато, вы не находите?
      - Я смотрю на это несколько иначе, - откликулся Фостер. Присаживайтесь.
      Я уселся в одно из больших мягких кресел и попытался унять дрожь в руке, пока брал сендвич с закусочного столика.
      - Скажите мне, мистер Легион, - обратился ко мне Фостер. - Почему вы оказались здесь? И почему упомянули мою фамилию, если не собирались со мной встречаться?
      Я пожал плечами:
      - Да как-то так вышло.
      - Расскажите-ка о себе, - попросил Фостер.
      - Рассказывать особенно нечего.
      - И все же...
      - Ну, родился, вырос, поступил в колледж...
      - Какой колледж?
      - Университета штата Иллинойс.
      - Диплом?
      - Музыка.
      Фостер взглянул на меня и слегка приподнял бровь.
      - Чистая правда, - сказал я. - Я хотел стать дирижером. Правда, у армии насчет меня были другие соображения. Я учился на последнем курсе, когда меня забрали. Они решили, что у меня способности к разведке. Я не возражал. Признаться, времечко было неплохое.
      - Продолжайте, - сказал Фостер.
      Что ж, я искупался, поел. Я был у него в должниках. Если уж ему так хочется послушать о моих несчастьях, то почему бы не рассказать?
      - Я проводил практические занятия. Однажды дефектный таймер в одноминутном капсюле сработал на пятьдесят секунд раньше. Один студент погиб, я же отделался только лопнувшей барабанной перепонкой и парой фунтов гравия, который застрял у меня в спине. Когда я наконец выбрался из госпиталя, армия не хотела отпускать меня, но против медицинского свидетельства не попрешь. Подъемных хватило на хорошую пирушку в Сан-Франциско и открытие частного детективного агентства.
      Через несколько месяцев после банкротства у меня еще хватило денег добраться до Лас-Вегаса. Там я оставил последнее и устроился работать в казино Ганино. Я вкалывал там почти год. А потом, однажды, один свихнувшийся банковский служащий с помощью спортивного пистолета проделал восемь дырок в хозяине казино. В ту же ночь я и рассчитался.
      Потом я пару месяцев продавал автомобили в Мемфисе, а еще позже служил спасателем на пляже в Дейтоне, насаживал наживку на рыболовецкой шхуне в Ки-Уэсте. Ну, и выполнял всякие мелкие работенки с мизерной оплатой и без всякой перспективы. Пару лет я даже провел на Кубе, но вывез оттуда только два шрама от пуль на левой ноге да постоянную прописку в черных списках ЦРУ. После этого дела пошли совсем туго. Человек с моей специальностью не может надеяться на карьеру без маленького удостоверения в голубой пластиковой обложке. На зиму я подался на юг и выбрал Мейпорт в качестве местечка, где у меня кончились деньги.
      Я поднялся.
      - Душ был превосходен, мистер Фостер, еда тоже. Я бы очень хотел сейчас добраться до постели и соснуть, чтоб уж блаженство было полным. Но я хочу еще раз повторить, что меня ни капельки не интересует работа у вас.
      Я повернулся и двинулся через комнату.
      - Легион, - окликнул Фостер.
      Я обернулся. Банка с пивом летела прямо мне в лицо. Я инстинктивно подставил руку, и она плюхнулась мне в ладонь.
      - Не такие уж плохие рефлексы для человека, чьи приключения давно позади, - лениво прокомментировал Фостер. Я отшвырнул банку.
      - Не среагируй я вовремя, она бы шарахнула мне прямо по зубам, - сердито заметил я.
      - Но ты же поймал ее, хотя и осоловел от пива. Мужчина, который контролирует себя после пинты пива, не алкоголик, так что в этом смысле ты чист.
      - А я и не говорил, что являюсь кандидатом в вытрезвитель, - отрезал я. - Меня просто не интересует твое предложение, каким бы оно ни было.
      - Легион, - сказал Фостер. - Может, тебе кажется, что я поместил объявление из каприза и только на прошлой неделе? Ошибаешься. В той или иной форме оно появляется уже восемь лет подряд.
      Я смотрел на него и ждал продолжения.
      - И не только в местной газете. Я давал его по большим городам, в национальных еженедельниках и журналах. В общей сложности я получил пятьдесят откликов, - здесь Фостер кисло улыбнулся. - И три четверти из них были от женщин, которые думали, что мне нужна партнерша. Несколько мужчин отозвались с той же самой идеей. А прочие просто безнадежно не подходили.
      - Странно, - сказал я. - За это время добрая половина чокнутых повылазила бы из своих нор.
      Ответной улыбки не последовало. Шестым чувством я уловил, что за сдержанностью хозяина скрывается тревога.
      - Я бы очень хотел заинтересовать тебя, Легион. Мне кажется, тебе недостает лишь одного - уверенности.
      Я издал отрывистый смешок.
      - Ну, и какими же необходимыми качествами, по-твоему, я обладаю? Учти, я отнюдь не мастер на все руки...
      - Легион, ты человек достаточно умный и культурный. Ты много путешествовал и знаешь, как вести себя в трудных ситуациях, иначе ты бы не выжил. Я уверен, разведкурсы включают технику проникновения в помещения и сбор информации, неизвестные среднему человеку, и - что более важно - несмотря на врожденную порядочность, в случае необходимости ты способен преступить закон.
      - Так-то оно так, - сказал я. - Но только в такие игры я не играю.
      - Нет, я не формирую банду, Легион. Как и сказано в объявлении, это необычное приключение, оно может задеть - и, вероятно, заденет - различные инструкции и установления того или иного рода. Когда ты узнаешь всю историю, я предоставлю тебе самому судить: оправдано это или нет.
      Если Фостер пытался пробудить мое любопытство, то он в этом преуспел. Он был совершенно серьезен насчет своих будущих планов. Похоже, ни один нормальный человек не захотел бы затевать ничего подобного, но, с другой стороны, Фостер ничем не походил на глупца...
      - А почему бы не объяснить мне, в чем суть дела? - спросил я. - Зачем человеку, обладающему всем этим, - я обвел рукой богато обставленную комнату, - подбирать бродягу вроде меня из канавы, да еще и уговаривать взяться за работу?
      - Твое эго перенесло серьезную встряску, Легион, это очевидно. Мне кажется, ты боишься, что я захочу от тебя слишком многого или меня чем-нибудь шокирует твое поведение. Хоть на мгновение попробуй забыть о себе и своих проблемах, и мы наверняка придем к взаимопониманию...
      - Ага, - буркнул я. - Вот так прямо взять и забыть...
      - О денежных проблемах, конечно. Большинство проблем этого общества проистекают от абстрагирования ценностей, выражающегося в использовании денег.
      - О'кей, - сказал я. - Пусть у меня будут мои проблемы, у тебя - твои. Давай на этом и покончим.
      - Тебе кажется, что раз я материально обеспечен, то мои проблемы - индивидуального порядка, - полуутвердительно произнес Фостер. - Ответь мне, Легион, ты хоть раз видел человека, который страдает от амнезии?
      Фостер пересек комнату и что-то достал из ящика маленького письменного стола, потом посмотрел на меня.
      - Взгляни-ка повнимательней на это, - сказал он.
      Я подошел и взял из его рук небольшую книжицу в блеклой пластиковой обложке. На ней не было никакого изображения, кроме двух тисненых колец. Я раскрыл ее: страницы, словно из тончайшей ткани, были непрозрачны и сплошь исписаны чрезвычайно мелким почерком на каком-то странном языке. Последняя дюжина страниц была на английском. Мне пришлось поднести книжицу к глазам, чтобы разобрать мельчайшие буковки: "19 января 1710 года едва не разразилась катастрофа, когда я чуть не утратил ключ. С этого момента буду вести дневник на английском языке..."
      - Ну, если это и есть ваше объяснение, то оно для меня слишком прозрачно, - сказал я.
      - Легион, как ты полагаешь, сколько мне лет?
      - Вопрос, конечно, интересный, - отозвался я. - Когда я впервые увидел вас, то сказал бы, что за тридцать. Но сейчас, честно говоря, вы выглядите почти под пятьдесят
      - Я могу представить доказательства, - сказал Фостер, что большую часть года провел во французском военном госпитале. Я пробудился в палате, весь забинтованный до самых глаз и без малейших воспоминаний о своей прежней жизни. Согласно медицинскому заключению мне тогда было тридцать лет.
      - Ну, что ж, - сказал я. - Амнезия не такая уж и редкость среди раненых на поле боя. И похоже, вы неплохо наладили свою жизнь с тех пор.
      Фостер нетерпеливо затряс головой.
      - В этом обществе несложно разбогатеть, хотя мне и пришлось потрудиться несколько лет. Но настало время, когда у меня наконец появилась возможность вернуться к поискам своего прошлого, Правда, имеющихся свидетельств недостаточно: вот этот дневник, который был найден возле меня, и кольцо на пальце, - Фостер вытянул руку.
      На среднем пальце красовался массивный перстень с той же самой гравировкой концентрических кругов, которые я видел на обложке дневника.
      - Я был весь в ожогах, моя одежда сгорела. Довольно удивительно, что дневник был цел, хоть его и нашли среди обгоревших обломков. Он сделан из очень прочного материала.
      - Что же удалось обнаружить?
      - Ничего. Ни в одном воинском подразделении я не числился, а из того, что я говорил по-английски, заключили, что я либо англичанин, либо американец.
      - А что, по акценту нельзя было определить точно?
      - Вероятно, нет. Похоже, я говорил на каком-то неизвестном диалекте.
      - Может быть, вам и повезло. Я, например, был бы рад забыть мои тридцать лет.
      - Я потратил значительную сумму и несколько лет, чтобы раскопать свое прошлое, - продолжал Фостер. - В конце концов мне пришлось сдаться. А потом я нашел первый туманный след.
      - А, так вы все же обнаружили что-то? - сказал я.
      - Ничего нового, в этом помог дневник.
      - Вот уж не подумал бы, - прокомментировал я. - Только не надо мне говорить, что вы положили его в ящик стола и забыли о нем.
      - Конечно, я прочитал все, что мог. Это составило относительно малую часть на английском языке. Все остальное зашифровано. А то, что я прочитал, оказалось бессмыслицей, со мной никак не связанной. Ты видел: это не более чем дневник, и даты заносились нерегулярно. Да и сами записи настолько обрывочны, что едва ли лучше шифра. И взгляни на даты, они охватывают период с начала восемнадцатого по начало двадцатого века.
      - Что-нибудь типа семейной летописи, - предположил я. Записи велись представителями нескольких поколений. Там упоминаются имена или местности?
      - Взгляни-ка еще раз, Легион, - сказал Фостер, - посмотри, может, ты найдешь что-нибудь необычное, кроме того, что мы уже обсудили.
      Я снова пролистал книжицу. Она была не толще дюйма, но тяжелая, на удивление тяжелая. Огромное количество страниц: я насчитал сотни исписанных листков, а ведь книга была использована менее, чем наполовину. Я выхватывал отрывки то тут, то там: "4 мая 1746 года. Вояж не успешен. Я должен оставить этот путь Поиска... 23 октября 1790 года. Надстроил барьер кубитом выше, теперь огни полыхают каждую ночь. Да разве нет предела их адской настойчивости? 19 января 1831 года. У меня большие надежды на Филадельфию, мой величайший недруг - нетерпение, вся подготовка к трансформации закончена, однако, признаться, чувствую себя неладно..."
      - Тут множество странностей, не считая самих дат. Ну, во-первых, дневник должен быть старым... но качество бумаги и переплет превосходит все, что я когда-либо видел. Да и почерк чересчур мизерный для гусиного пера..
      - К переплету присоединено стило, дневник написан им.
      Я пригляделся, вытянул тоненькую ручку и взглянул на фостера.
      - Кстати, о странностях, - заметил я. - Подлинная антикварная шариковая ручка попадается не каждый день...
      - Погоди судить, - возразил Фостер. - Ты еще не видел всего.
      - Один стержень на две сотни лет - неплохой рекорд, - я пролистал страницы, потом бросил дневник на стол. - Кто кого дурит, Фостер?
      - Дневник детально описан в официальном протоколе, копия которого у меня сохранилась. В нем описаны бумага, обложка, стило, и даже цитируются кое-какие места. Полиция очень внимательно отнеслась к этому делу, пытаясь установить мою личность. Они, как и ты, пришли к выводу, что это - записи какого-то сумасшедшего. Но они видели именно этот дневник.
      - Ну и что? Если это и было подделано во время войны, что это доказывает? Я готов признать, что подделке лет сорок...
      - Ты не понял, Легион. Я же сказал тебе: я очнулся во французском военном госпитале. Так вот - это был парижский госпиталь, и все происходило в 1918 году.
      Глава вторая
      Я покосился на Фостера. Он ничем не походил на умалишенного...
      - В таком случае, - заявил я. - Вы просто чертовски хорошо выглядите для своих девяноста.
      - Ты находишь мою внешность до странности моложавой. А как ты отреагируешь, если я сообщу, что достаточно ощутимо постарел только за последние несколько месяцев? Что еще год назад я бы запросто сошел за тридцатилетнего...
      - Пожалуй, не поверю, - признался я. - Сожалею, мистер Фостер, но мне не верится и в 1918 год. Ну, как я могу? Это же...
      - Знаю. Слишком фантастично. Но давай вернемся к дневнику. Взгляни на бумагу, ее исследовали эксперты. Она буквально поразила их. Попытки проанализировать химический состав провалились, они попросту не смогли взять образец. Бумага не поддается растворителям...
      - Не смогли добыть образец? - переспросил я. - А почему бы просто не оторвать уголок?
      - Попробуй, - предложил Фостер.
      Я подобрал дневник и подергал краешек чистого листа, потом ухватился покрепче и потянул, бумага не поддавалась. Я зажал ее и дернул изо всех сил, на ощупь она походила на тонкую прочную кожу, но даже не растягивалась.
      - Да, прочная, - согласился я.
      Я вынул перочинный ножик валявшийся в кармане, открыл и попытался отрезать краешек. Никакого результата. Я перешел к бюро, положил бумагу на стол и, навалившись всем телом на нож, попытался прорезать ее. Потом я поднял * нож и изо всех сил воткнул лезвие в бумагу, на ней не осталось и следа. Я бросил нож.
      - Да, это еще та бумага, мистер Фостер, - сказал я.
      - Попытайся порвать переплет, - продолжал Фостер. - Поднеси спичку, попробуй выстрелить из пистолета, если хочешь, на материале не останется никаких следов. Давай рассуждать, Легион. Встречается такой материал в нашем мире или нет?
      Я сел и поискал сигарету, их у меня по-прежнему не было.
      - Ну, и что это доказывает? - спросил я наконец.
      - Только то, что дневник - это не мошенничество. Ты видишь перед собой нечто, от чего нельзя легко отмахнуться. Дневник существует, и это наша отправная точка.
      - И куда же отсюда двигаться?
      - Есть второй фактор, - продолжал Фостер. - Похоже, что в прошлом у меня появился враг. С недавней поры кто-то или что-то упорно преследует меня.
      Я попытался рассмеяться, но прозвучало это неестественно.
      - Почему б тогда не посидеть на месте и не подождать, когда он явится. Может, хоть враг объяснит, в чем тут дело.
      Фостер покачал головой.
      - Это началось почти тридцать лет назад, - сказал он - Я ехал ночью на юг из Олбени, штат Нью-Йорк шоссе было прямым и по сторонам его не было никаких домов. Я заметил следовавшие за мной огни. На не огни фар. Нечто иное, что, колыхаясь, двигалось сбоку по полю вдоль дороги. Они не отставали и постепенно приближались ко мне, потом внезапно сомкнулись впереди машины, держась за пределами света фар. Я остановился, не потому, что был встревожен, а просто из любопытства. Мне хотелось их получше рассмотреть, я включил свой автомобильный фонарь и осветил их. Но они исчезали, как только луч касался их. После того, как исчезло полдюжины, остальные пошли на сближение. Я продолжал снимать их один за другим. Звуков никаких не было, только слышалось негромкое гудение, а потом я уловил запах серы и внезапно испугался, испугался смертельно. Самый последний я уничтожил уже в десяти футах от автомобиля. Я просто не в состоянии передать ужас, охвативший меня в тот момент.
      - Это звучит довольно странно, - сказал я. - Чего там было бояться? Это, наверное, малоизвестный вид шаровой молнии.
      - Всегда найдется какое-нибудь объяснение, - заметил Фостер. - Но никакое объяснение не может оправдать тот ужас, который я тогда испытал. Я завел двигатель, рванул с места и гнал машину всю ночь и следующий день. Меня подстегивало ощущение, что мне надо как можно дальше убраться от тех, с кем я встретился. Я купил себе дом в Калифорнии и попытался выбросить случившееся из головы, но безуспешно. А потом все повторилось.
      - То же самое? Огни?
      - На этот раз иначе. Все началось с интерференции - помех в моем приемнике. Потом это распространилось на проводку в доме. Все лампы начали слабо светиться, даже в отключенном состоянии. Я ощущал каждой клеткой моего тела, как они надвигаются все ближе и ближе, обступая меня со всех сторон. Я попробовал завести автомобиль, двигатель не работал. К счастью, я тогда держал несколько скакунов. Оседлав одного из них, я помчался в город. Я видел огни, но они сильно отстали от меня. Потом я сел на поезд и уехал как можно дальше.
      - Не понимаю...
      - Это повторялось раза четыре. В конце концов, мне показалось, что я сумел оторваться от них. Но я ошибся. Все говорит о том, что мне остались считанные часы. Я бы уже убрался отсюда, но мне надо было кое-что привести в порядок.
      - Послушайте, - сказал я. - Все это не то. Вам нужен психиатр, а не бывший солдат. Мания преследования...
      - Кажется очевидным, что объяснение надо искать гдето в моем прошлом, - не обращая внимания на мои слова, продолжал Фостер. - Тогда я всерьез взялся за дневник, мое единственное свидетельство. Я скопировал буквально все, включая и зашифрованную часть. Я увеличил фотокопии шифра, но никто из экспертов так и не опознал языка, на котором он написан. Пришлось сосредоточиться на английском тексте, и тут я обнаружил интересную особенность, которую прежде не замечал. Писавший постоянно упоминает врага, загадочных "их", против которых надо принять защитные меры.
      - Так, может быть, отсюда вы и почерпнули эту мысль, сказал я, - когда в первый раз прочитали дневник.
      - Да, - согласился Фостер. - Его преследовала та же самая Немезида, что и меня.
      - Что за ерунда, - сказал я.
      - Попробуем-ка, - предложил Фостер, - на время отбросить скептицизм. Давай подумаем, нет ли здесь какой-нибудь системы?
      - Система-то есть, это точно, - согласился я.
      - Вот тогда я и обратил внимание на упоминание о потере памяти, - продолжал Фостер. - Ведь это тоже мне знакомо. Автор дневника жалуется на свою неспособность припомнить определенные факты, которые могли бы пригодиться ему в его поисках.
      - Каких поисках?
      - Какого-то научного проекта, насколько я могу судить. Дневник буквально полон упоминаний об этом.
      - И вы полагаете, что у писавшего была амнезия?
      - Ну, возможно, не в полной форме, - ответил Фостер, - но он определенно не мог вспомнить какие-то факты.
      - Ну, если это амнезия, тогда мы все ею страдаем, - вставил я, - совершенной памяти не существует.
      - Но они все были очень важны, это не те вещи, которые легко забываются.
      - Я вижу, вам бы очень хотелось поверить, что дневник каким-то образом связан с вашим прошлым, - сказал я. - Конечно, тяжело не знать истории собственной жизни. Но, по-моему, вы выбрали неверный путь. Ведь может же оказаться, что дневник - это просто роман, который вы начали писать зашифрование, чтобы никакой случайный читатель не принялся над вами подшучивать.
      - Легион, чем ты планировал заняться, оказавшись в Майами?
      Вопрос застал меня врасплох.
      - Ну, я даже не знаю, - заколебался я. - Просто хотел податься на юг, где тепло. У меня там парочка знакомых...
      - Другими словами, ничем, - подытожил Фостер. - Легион, я хорошо заплачу, если ты останешься со мной до конца.
      Я покачал головой:
      - Только не я. Все это напоминает мне... мягко говоря... небольшое сумасшествие.
      - Ты что, в самом деле считаешь меня сумасшедшим? - спросил Фостер.
      - Давай скажем, что все это кажется мне немного того... мистер Фостер.
      - Я прошу не просто поработать на меня, - сказал Фостер. - Я прошу помощи.
      - С таким же успехом можно было погадать и на кофейной гуще, - раздраженно отрезал я. - Вы же мне фактически ничего не говорите.
      - Но это еще не все, Легион. Недавно я совершил важное открытие. Когда я добьюсь твоего согласия, то все расскажу. А ты уже знаешь вполне достаточно, и согласись, все это не просто игра моего воображения.
      - Да ничего я не знаю, - отмахнулся я. - До сих пор одна болтовня.
      - Если тебя волнует оплата...
      - Да нет же, черт побери! - рявкнул я. - Где все эти документы, о которых столько разговоров? Уже за одно то, что я сижу здесь и слушаю эту чушь, меня стоило показать психиатру. У меня и без тебя полон рот... - я оборвал себя и с силой потер лоб. - Извините, мистер Фостер, наверное, меня просто бесит, что вот у вас есть все, чего мне хотелось, а вы еще недовольны. Честно скажу, меня даже тревожат ваши галлюцинации. Если уж здоровый и богатый мужчина не способен радоваться жизни, то какого же черта остается делать нам, остальным?
      Фостер задумчиво посмотрел на меня.
      - Легион, если б ты мог иметь все, что хочешь, чего бы ты попросил?
      - Все? Ну, я бы уж нашел, чего попросить. Я много чего в своей жизни хотел, например, стать героем или великим умником, или найти такую работу, которую бы мог выполнять только я один. Но работу я так и не нашел, умником не стал, да и такого героя, как я, от труса черта с два отличишь.
      - Другими словами, - сказал Фостер, - ты искал какую-то абстракцию, в данном случае - справедливость. Но в природе справедливости не существует. Это лишь человеческая выдумка, фикция.
      - Однако в жизни полно приятных вещиц, и мне хотелось бы урвать хоть немного.
      - Тогда не растеряй по пути свою способность к мечте.
      - Мечта?! - воскликнул я. - А, есть у меня мечта. Хочу иметь остров где-нибудь под солнышком, на котором я мог бы проводить свои дни за рыбалкой и любоваться морем.
      - Не старайся казаться циничным, и, кроме того, ты опять-таки пытаешься конкретизировать абстракцию, - подытожил Фостер. - Материализм - это всего лишь иная форма идеализма.
      Я взглянул на Фостера.
      - Но я знаю, что мне никогда не иметь таких вещей. Или той справедливости, о которой вы говорите. Однажды, когда наконец осознаешь, что тебе никогда не удастся...
      - Вероятно, недостижимость является существенным элементом любой мечты, - подчеркнул Фостер. - И все же держись за нее, какой бы они ни была, и не сдавайся.
      - Хватит философии, - сказал я. - К чему мы пришли?
      - Ты хотел взглянуть на документы, - сказал Фостер. Он выудил из внутреннего кармана ключ. - Если не боишься выйти к машине и запачкать руки, то там есть бронированный сейф, приваренный к корпусу. В нем я держу фотокопии всех документов вместе с паспортом, деньгами и тому подобным. Я уже усвоил урок и готов сняться с места в любую минуту. Откинь водительское сиденье и увидишь сейф.
      - К чему спешить, утром и посмотрю, - сказал я. - Вот только высплюсь. Но не обольщайся, во мне просто говорит дурацкое любопытство.
      - Вот и хорошо, - отозвался Фостер. Он откинулся на спинку кресла и зевнул. - Устал я, Легион, - сказал он. - Все время в напряжении.
      - Да, - согласился я. - И я про то же.
      - Ступай, выспись, поговорим утром, - сказал Фостер.
      * * *
      Я откинул легкое покрывало и выскользнул из постели. Ковер под ногами был толст и пушист, как норковая шубка какой-нибудь смазливенькой секретарши. Я подошел к встроенному шкафу и ткнул кнопку. Дверца распахнулась. Моя старая одежда лежала на дне, но на мне был наряд, одолженный Фостером. Не станет же он возражать, если я немного поношу его. В конечном итоге это обойдется ему дешевле. Может, Фостер и был слегка завернут, как все бегуны за здоровьем по утрам, но я не собирался долго задерживаться, чтобы сообщить ему об этом.
      В комплекте Фостера явно не хватало пиджака. Я решил надеть свою старую куртку, но снаружи было тепло, да и полосатая куртка с сальными пятнами, ну, просто-таки портила всю картину. Я переложил все свои вещи в карманы фостеровской одежды и осторожно приоткрыл дверь на лестницу.
      Внизу, в жилой комнате, занавеси были задернуты. Я едва различал очертания бара. Вообще-то, не мешало бы что-нибудь перекусить на дорожку. Я на ощупь двинулся туда, обыскал полки и пирамидку жестянок, внутри которых что-то шуршало. Орехи, наверное. Я хотел поставить одну из них на стойку, но она упала и стукнулась обо что-то невидимое. Я вполголоса выругался, попытался найти ее и нащупал некий предмет. Он был объемистый, с прохладной металлической поверхностью, с выступающими острыми углами, это напоминало...
      Прищурившись, я едва не ткнулся в него носом, пытаясь разглядеть в темноте. В скудных лучиках лунного света, пробивавшегося сквозь шторы, я сумел различить длинный продырявленный кожух пулемета. Я проследил за направлением ствола к темному прямоугольнику вестибюля и крошечному отблеску света на полированной латуни дверной ручки.
      Я невольно подался назад, ощущая внутреннюю пустоту, и наткнулся спиной на стену. Если бы я только попытался пройти через ту дверь...
      Да, сумасшествия Фостера точно хватило бы на парочку свихнувшихся. Я лихорадочно осмотрел комнату. Надо убираться отсюда как можно скорее. Пока он не додумался выпрыгнуть на меня откуда-нибудь с воплем. Вот тогда я уж точно скончаюсь от разрыва сердца. Попробовать, что ли, через окна... Я обошел стойку с другой стороны, опустился на четвереньки и прополз под стволом пулемета до тяжелых занавесей, потом поднялся и открыл их. За окном я увидел бледное свечение. Но это был отнюдь не лунный свет, а нечто молочно-белое, завихряющееся, напомнившее мне свечение океана...
      Я задернул занавес, нырнул под ствол пулемета и пробежал в кухню. В темноте отсвечивала ручка холодильника, я распахнул дверку и в тусклом свете лампы огляделся. В кухне было много разных приспособлений, но никаких дверей. Только окно, сплошь увитое растениями. Я рывком приоткрыл его, и чуть не раздробил руку о железную решетку.
      Вернувшись обратно в вестибюль, я попытался открыть пару дверей, но безуспешно. Третья дверь все-таки открылась, за ней показались ступеньки, ведущие в подвал. Лестница оказалась крутой и темной, как и все обычные подвальные лестницы, но там мог быть и выход. Я нащупал выключатель. При слабом освещении я разглядел земляной пол, дохнуло сыростью, и, не особенно надеясь на успех, я принялся спускаться.
      В центре подвала высилась металлическая печь, куда-то уходили запыленные вентиляционные шахты, а в дальнем конце стоял контейнер для лесопиломатериалов. И никакого выхода. Я уже повернулся назад к лестнице, но в этот момент послышался какой-то звук. Я замер. Где-то рядом протопал таракан, потом звук снова повторился - слабое трение камня о камень. Я напряженно всматривался в завешенные паутиной темные углы, во рту пересохло, но никакого движения я не замечал.
      По всем правилам, мне сейчас следовало как можно быстрее выбраться наверх, выбить решетку кухонного окна и рвать отсюда во все лопатки. Беда только в том, что для этого надо было начать действовать, и действовать быстро, а волю мою буквально порализовал грохот собственных шагов. По сравнению со всем этим шок, который я испытал, наткнувшись на пулемет, был просто детской забавой. Обычно я не верю во всякую ночную чертовщину, но на сей раз я сам слышал нечто жуткое, и единственное, что лезло мне в голову, так это Эдгар По со своими веселыми россказнями о людях, замурованных заживо.
      Донесся еще один звук, на этот раз резкий щелчок, и в темном углу появился луч света. Все, с меня хватит! Словно заяц, я сиганул на лестницу и через три ступеньки рванул наверх, вихрем пронесся на кухню, на ходу подхватил табуретку и с силой шарахнул ею по решетке. Табурет отскочил и заехал мне по челюсти. Я выронил его, чувствуя, как рот наполняется кровью. Это привело меня в чувство, и паника сменилась гневом. Я уже бросился назад, в жилую комнату, когда внезапно вспыхнул свет. Я повернулся и увидел в дверном проеме одетого Фостера.
      - О'кей, Фостер! - крикнул я. - Давай, показывай, где тут у тебя выход?
      Фостер пристально посмотрел на меня:
      - Успокойся, Легион, что происходит?
      - А ну-ка иди сюда! - рявкнул я, кивая на пулемет. - Разряди его и открой парадную дверь. Все, я отчаливаю.
      Взгляд Фостера прошелся по моей одежде.
      - Понятно, - сказал он. И снова посмотрел мне в глаза: Так что же тебя испугало, Легион?
      - Не прикидывайся наивным, - бросил я. - Или ты всерьез думаешь, что я поверю, будто, пока ты мирно спал, домовой установил эту ловушку с пулеметом?
      Он перевел взгляд на оружие, желваки на его лице заходили.
      - Нет, это сделал я, - произнес он. - Что-то заставило сработать автоматическое устройство. Полагаю, что снаружи ты не был.
      - Это каким бы образом?..
      - Это важно, Легион, - оборвал меня Фостер. - Ты бы вряд ли запаниковал от одного вида пулемета. Что ты видел?
      - Я искал черный ход, - сказал я угрюмо. - Был в подвале. Мне там не понравилось, и я опять поднялся наверх.
      - И что же ты заметил в подвале? - лица Фостера побелело от напряжения.
      - Ну, это было похоже... - замялся я. - Какая-то трещина в полу, звуки, огни...
      - Подвал, ну, конечно, - сказал Фостер. - Самое слабое место, - казалось, он разговаривал сам с собой.
      Я через плечо ткнул большим пальцем в сторону окна:
      - Да ты посмотри, что там творится.
      Фостер бросил взгляд на занавеси:
      - Слушай внимательно, Легион, - сказал он. - Мы в опасности. Оба. Нам повезло, что ты вовремя проснулся. Этот дом, как ты, наверное, уже успел догадаться, похож на крепость. И сейчас мы в осаде. Стены защищены, но вот подвал... Там всего лишь три фута бетона. Нам предстоит убраться отсюда очень быстро и совершенно незаметно.
      - О'кей. Как? - спросил я.
      Фостер повернулся, подошел к одной из закрытых дверей и на что-то нажал. Дверь распахнулась, и я покорно проследовал за хозяином в небольшую комнатушку. Фостер ладонью нажал на пустую стену, панель сдвинулась. Он отшатнулся назад.
      - Господи! - выдохнул он и лихорадочно задвинул панель обратно.
      Я стоял, как вкопанный. Откуда-то просачивался запах серы.
      - Да что, черт побери, происходит?! - мой голос звучал надломленно, как и всегда, когда я был перепуган.
      - Запах, - бросил Фостер. - Быстрее, другим путем!
      Я отступил в сторону, и Фостер пробежал мимо меня. Я помчался за ним, едва не наступая на пятки и стараясь не оглядываться. Фостер взлетел вверх по лестнице, остановился на площадке, упал на колени, отшвырнул афганский ковер и ухватился за стальное кольцо, вмонтированное в пол. Он поднял ко мне смергельно побледневшее лицо:
      - Молись своим богам, - хрипло бросил он и потянул за кольцо.
      Часть площадки вздыбилась вверх и стала ребром, открыв первую ступеньку лестницы, ведущую в черную дыру. Фостер не колебался. Он нырнул в проем, и я последовал за ним. Ступени оборвались почти сразу. Во тьме щелкнул замок, и мы оказались в большом помещении. Сквозь ряды высоких окон струился лунный свет и доносился аромат свежего ночного воздуха.
      - Мы в гараже, - прошептал Фостер. - Садись с той стороны. Только тихо.
      Я нащупал корпус машины, обогнул его и сел, осторожно притворив дверцу. Фостер уже был рядом, он коснулся какой-то клавиши, и приборная доска осветилась.
      - Готов?
      - Да, - ответил я.
      Мотор завелся с пол-оборота. Не теряя ни секунды, Фостер включил сцепление и нажал на педаль акселератора. Машина с места рванула прямо в закрытые двери. Я инстинктивно пригнулся, но успел заметить, как в последний момент двери распахнулись, и мы вылетели наружу. Первый поворот мы прошли на скорости сорок миль в час и вывернули на шоссе при шестидесяти милях в час. Покрышки визжали. Я оглянулся и только успел заметить дом, сиявший в лунном свете, а потом мы нырнули в ложбину.
      - Так что же все-таки происходит? - выкрикнул я, пытаясь перекрыть гул мотора.
      Стрелка спидометра коснулась отметки "девяносто" и продолжала медленно ползти дальше.
      - Потом! - крикнул Фостер.
      У меня не было сил спорить. Я несколько раз оглядывался, удивляясь, куда это подевались все копы? Потом уселся поудобней и принялся следить за дорогой.
      Глава третья
      Было около половины пятого утра, и небо на востоке начинало сереть сквозь пальмовые ветви, когда я наконец нарушил молчание:
      - Между прочим, - сказал я. - Что значат все эти решетки, пуленепробиваемые стекла, армейские пулеметы? Мышей слишком много развелось?
      - Это все более, чем необходимо.
      - Честно говоря, теперь, когда у меня волосы перестали топорщиться от ужаса, - продолжил я, - мне все это кажется чертовски глупым. По-моему, мы отъехали уже довольно далеко, чтобы остановиться и показать им всем язык.
      - Не спеши.
      - Слушай, а почему бы просто не вернуться? - поинтересовался я. - И...
      - Нет! - выпалил Фостер. - Обещай мне, Легион, что бы ни случилось, ноги твоей там не будет.
      - Уже день наступает, - заметил я. - А когда взойдет солнце, ну и идиотами же мы будем себе казаться. Но можешь не беспокоиться, уж я-то никому не расскажу.
      - Мы не можем оставаться на месте, - сказал Фостер. - В следующем городке я по телефону закажу билеты на Майами.
      - Постой, постой, - вставил я. - Ты что, бредишь? А как же твой дворец? Мы даже не удосужились убедиться: выключил ты телевизор или нет. И потом, как насчет паспортов, денег, багажа? И вообще, с чего ты взял-то, что я собираюсь тебя сопровождать?
      - Я был готов к подобной неожиданности, - спокойно возразил Фостер. - В юридической фирме в Джексонвилле я оставил необходимые распоряжения по поводу дома. Меня больше ничего не связывает с прошлой жизнью, надо лишь изменить имя и исчезнуть. Ну, а что касается остального, то мы можем купить багаж и утром. Мой паспорт здесь, в машине. Хотя, наверное, пока не удастся раздобыть тебе новый паспорт, нам лучше податься в Пуэрто-Рико.
      - Послушай, - сказал я. - Ну, перепугался я там, в темноте, но зачем же из этого трагедию-то раздувать?
      Фостер покачал головой:
      - Врожденная инерция человеческого мышления, - заключил он, - сопротивляется любой новой идее.
      - Все эти идеи, о которых ты говоришь, обеспечат нам пожизненное место в дурдоме.
      - Легион, - окликнул меня Фостер. - Тебе надо накрепко запомнить все, что я тебе скажу. Это важно, жизненно важно. Я не хочу тратить время на предисловия. Дневник, который я показал тебе, у меня в куртке, обязательно прочти английские записи. Позже ты сам все поймешь.
      - Надеюсь, ты не собираешься прямо сейчас писать завещание? - поинтересовался я. - Ты мне хоть объясни для начала: от кого это мы так прытко улепетывали?
      - Откровенно говоря, - отозвался Фостер. - Я и сам не знаю.
      Фостер выехал на темную площадку автозаправочной станции. Он поставил машину на ручной тормоз и в изнеможении откинулся на спинку сиденья.
      - Ты не мог бы немного повести машину? - попросил он. - Я что-то себя неважно чувствую.
      - О чем разговор! - с готовностью отозвался я.
      Я выбрался из машины и обошел ее. Фостер на сидении весь как-то обмяк, лицо его осунулось. Он казался еще более старым, чем вчера. Все эти ночные переживания и мне-то лет не прибавили.
      Он открыл глаза и невидяще взглянул на меня, потом с усилием взял себя в руки.
      - Извини, - выдавил он. - Что-то мне не по себе.
      Он с трудом перебрался на мое место, а я сел за руль.
      - Слушай, если тебе так плохо, давай лучше поищем врача.
      - Нет, все нормально, - заплетающимся языком произнес он. - Поехали дальше.
      - Мы уже и так в ста пятидесяти милях от Мейпорта.
      Фостер повернулся ко мне, открыл было рот, собираясь ответить, и потерял сознание. Я быстро проверил пульс и зрачки. С Фостером было все в порядке, и тем не менее, первым делом следовало уложить его в постель и вызвать врача.
      Мы находились на окраине небольшого городка. Я медленно проехал по улицам, вывернул на главную магистраль и остановился перед обшарпанной гостиницей. Когда я выключил мотор, Фостер шевельнулся. Я повернулся к нему:
      - Фостер, я отведу тебе в постель. Ты можешь идти?
      Он тихонько застонал и приоткрыл остекленевшие глаза. Я вышел и помог ему выбраться. Он по-прежнему находился в каком-то странном полубессознательном состоянии. Я дотащил его до замызганной конторки, над которой горела тусклая лампа. Я нажал кнопку звонка, и через минуту из коридора выполз какой-то старикашка. Он зевнул, подозрительно оглядывал меня и Фостера.
      - Нам тут пьянчуги не нужны, - буркнул он.
      - Мой друг болен, - отрезал я. - Двойной номер с ванной. И вызовите врача.
      - А что у него? - поинтересовался старикашка. - Это не заразно?
      - Вот это я и хочу узнать.
      - По утрам врача не бывает. И у нас нет отдельных ванных комнат.
      Я расписался в гостиничной карточке, и, поднявшись на решетчатом лифте до четвертого этажа, мы прошли по плохо освещенному коридору к коричневой, облупившейся двери. Сам номер выглядел не лучше. Обои в цветочек, умывальник древней конструкции да две широкие кровати. Я уложил Фостера на одну из них. Он так и лежал, неподвижно, с каким-то странным просветленным выражением лица, которое так старательно пытаются придать мертвецам умельцы из похоронных бюро. Я присел на другую кровать и снял ботинки. Теперь наступила и моя очередь расслабиться. Я лег и погрузился в сон, словно камень в тихую воду.
      * * *
      Я проснулся с уверенностью, что сумел разгадать тайну жизни. Я попытался сохранить ее в памяти, но сон, как всегда, ускользнул, не оставив следа.
      Серый рассвет просачивался сквозь грязные окна. Фостер лежал в прежнем положении, раскинув руки и тяжело дыша. Наверняка он просто чертовски устал, и ему вообще не нужен врач. Вероятно, он скоро проснется, снова готовый нестись сломя голову неизвестно куда.
      Что же касается меня, то я опять проголодался. Надо бы раздобыть парочку долларов, хоть на бутерброд, что ли. Я окликнул Фостера, но он даже не шелохнулся. Ну, уж если он так дрыхнет, нечего его беспокоить... Я вынул из кармана костюма толстый кошелек и, выудив из него десятку, положил на стол. Мне вспомнилось, что Фостер говорил о деньгах в машине, и я взял ключи, обулся и прокрался к двери. Фостер дрых, как колода.
      У входной двери я подождал, когда парочка местных зевак отойдет от машины Фостера. Затем я сел на переднее сиденье, откинул водительское кресло и увидел сейф. Я стер грязь с замка и открыл его ключом из связки. Внутри лежала целая пачка каких-то документов, паспорт, карты с пометками и куча зелененьких, при виде которых я слегка ошалел. Я пролистал пачку, тысяч пятьдесят, не меньше. Запихнув бумаги, паспорт и деньги обратно, я запер сейф и выбрался на тротуар.
      Через несколько домов по улице наискосок на грязной витрине белела надпись: "Закусочная". Дверь была открыта. Я вошел, заказал гамбургеры и кофе и, усевшись за столик, положил перед собой ключи. Я смотрел на них и размышлял. Стоит только чуть-чуть поработать над фотографией, и паспорт обеспечит мне проезд куда угодно, а денег хватит на осуществление мечты о солнечном острове. Ну, а Фостер хорошенько выспится и потом поездом доберется домой. С его-то деньгами он вообще вряд ли заметит, что я у него там сколько-то прихватил.
      Получив от продавца бумажный пакет, я расплатился и вышел. Я остановился возле автомобиля, подкидывая на ладони ключи, и все думал, думал... Уже через час я мог быть в Майами, а уж к кому податься, чтобы подделать паспорт, я бы нашел. Конечно, Фостер был неплохим парнем, он мне нравился, но такого шанса мне больше не видать никогда. Я уже потянулся к автомобильной дверце, когда голос откуда-то из-под мышки спросил:
      - Газету, мистер?
      Я вздрогнул и оглянулся. На меня смотрела чумазая физиономия мальчугана.
      - Ага, давай, - бросил я.
      Я сунул ему доллар и открыл газету. Словно "Мейпорт" бросилось мне в глаза. Заголовок гласил: "Полицейский налет".
      "В результате назапланированного налета местная полиция обнаружила тайное убежище гангстеров. Шеф полиции Мейпорта Честере заявил, что причиной налета послужило появление вчера в городе неизвестного гангстера с севера. В результате налета было конфисковано множество оружия, включая и армейские пулеметы. Убежище находилось в девяти милях от Мейпорта, по дороге на Фернандину. Как заявил Честере, налет оказался итогом продолжительного расследования.
      К.Р.Фостер, пятидесяти лет, владелец дома, исчез, предположительно мертв. Полиция ищет рецидивиста, который посетил его дом прошлой ночью. Существует предположение, что Фостер пал жертвой гангстерской войны."
      Я ворвался в номер и остановился, заметив в полутьме сидевшего на постели Фостера.
      - Ты только посмотри, - замахал я газетой перед его носом. - Теперь же по всем дорогам полиция начнет гоняться за мной, да еще и по обвинению в убийстве! А ну, живо садись на телефон и наведи порядок! Чтоб тебя черт побрал со всеми твоими галлюцинациями! Копы, видать, думают, что накрыли чуть ли не арсенал самого Аль Капоне. Интересно, как мы теперь из этого вывернемся...
      Фостер заинтригованно следил за мной, потом улыбнулся.
      - Слушай, а чего ты веселишься, Фостер? - крикнул я. - У тебя-то есть деньги откупиться, а вот мне что делать?
      - Простите, - вежливо произнес Фостер, - а кто вы?
      Бывают моменты, когда я туговато соображаю. Но только не на этот раз. Для меня вопрос Фостера грянул, словно гром с ясного неба, я почувствовал, как у меня подгибаются колени.
      - Нет, только не это, - простонал я. - Как ты можешь сейчас терять память, когда полиция принялась охотиться за мной? Ты же - единственное мое алиби! Ведь только ты можешь объяснить, откуда взялось все это оружие и объявление в газете! Я же пришел к тебе по объявлению, ты помнишь или нет?!
      Я до того разнервничался, что принялся орать. Внезапно я осекся. Фостер сидел неподвижно, полухмурясь, полуулыбаясь, словно банкир, отказывающий в кредите. Он только слегка покачал головой.
      - Меня зовут не Фостер.
      - Слушай, но вчера-то ты был Фостером, и это все, что мне надо от тебя. Ты был тем самым владельцем дома, о котором так печется полиция. Вдобавок ты еще и труп, а убийство, между прочим, списали на меня. Вот прямо сейчас, немедленно, ты пойдешь со мной в полицию и объявишь им, что я посторонний, прохожий, и вообще тут ни при чем.
      Я подошел к окну, поднял жалюзи и повернулся к Фостеру:
      - А в полиции я все расскажу: и что у тебя мания преследования, и... - я замолк, тупо уставившись на Фостера.
      В какое-то мгновение мне показалось, что я ошибся и забрел в чужой номер. Я хорошо помнил лицо Фостера, да и света теперь вполне хватало, но человеку, с которым я разговаривал, никак нельзя было дать больше двадцати лет.
      Я подошел к нему вплотную. Те же самые холодные голубые глаза, но никаких морщин. Волосы гуще и длиннее, чем я помнил. Кожа гладкая, как у младенца. Я тяжело опустился на постель.
      - Mama mia, - потрясение произнес я.
      - Que es la dificultad?* - спросил Фостер.
      - Заткнись, - простонал я. - Тут и на одном-то языке не знаешь, что думать.
      Я все никак не мог собраться с мыслями. Несколько минут назад я ухватил синюю птицу счастья за хвост, но именно в этот самый момент милая птичка развернулась и цапнула меня. Меня прошиб холодный пот при одном лишь воспоминании о том, как я чуть было не укатил на фостеровской машине. А ведь каждый полицейский штата наверняка уже охотится за ней И стоило им только меня задержать... Да присяжным и десяти минут не потребуется, чтобы вынести приговор!
      А потом меня осенила еще одна мысль из тех, от которых подскакиваешь посреди ночи, стиснув кулаки и с колотящимся сердцем. Долго ждать не придется Местная полиция наткнется на машину перед гостиницей, потом они заявятся сюда, и я доложу им, что машина принадлежит Фостеру. Им только стоит взглянуть на этого олуха, и дальнейшее будет ясно, как день:
      * Que es la dificultad? (исп.) - Что вас затрудняет?
      "- Чепуха, птичке, которую мы ищем, лет пятьдесят. А ну, колись, куда подевал труп?"
      Я вскочил и принялся расхаживать по номеру. Фостер уже говорил мне, что с Мейпортом его ничего не связывает. Соседи подтвердят, что он, по крайней мере, средних лет. И я мог хоть лоб об стену расшибить, утверждая, будто этот двадцатилетний сопляк - Фостер. Мне все равно никто не поверит. И никаких доказательств! Они решат, что Фостер мертв, и пришил его именно я. А если кто-нибудь воображает, будто для обвинения нужно corpus delicti*, то ему лучше еще разок повнимательней перечитать Гарднера.
      Я выглянул в окно и тут же нырнул обратно. Возле фостеровской машины топтались двое полицейских. Один из них нагнулся над бампером, вынул записную книжку и записал номер, потом бросил что-то через плечо напарнику и стал пересекать улицу Другой подпер толстым задом капот и принялся сверлить взглядом вход в отель. Я обернулся:
      - Быстро обувайся! - рявкнул я. - Надо убираться!
      Мы тихонько спустились по лестнице, отыскали заднюю дверь и вышли в переулок. Нас никто не заметил.
      * * *
      Через час, утопая в грязном сидении автобуса, я уставился на Фостера. Пожилой сумасшедший с лицом пацана и мозгами, словно чистый лист бумаги. Я тащил его за собой, потому что у меня просто не было другого выхода. Моим
      * Corpus delicti (лат.) - вещественное доказательство.
      единственным шансом оставалась надежда, что постепенно к нему все-таки вернется память, и он снимет меня с этого проклятого полицейского креста. А сейчас самое подходящее время поразмыслить над следующим шагом. Я вспомнил про пятьдесят тысяч долларов, оставленных мной в машине, и застонал. Фостер озабоченно взглянул на меня:
      - Тебе больно? - спросил он.
      - Еще бы! - выпалил я. - До нашей встречи я был всего лишь бездомным бомжем, нищим и голодным. А теперь за мной гонится полиция, да еще ухаживай тут за эдаким клиническим идиотом!
      - А какие законы ты нарушил?
      - Никаких, - огрызнулся я. - Я даже в качестве жулика оказался полным профаном. За последние двенадцать часов я спланировал три ограбления и ни одного так и не совершил. А теперь меня еще подозревают и в убийстве.
      - И кого же ты убил? - вежливо поинтересовался Фостер.
      Я перегнулся через ручку кресла:
      - Тебя, кретин, - прошипел я ему в лицо и добавил: - заруби себе на носу, Фостер, единственное преступление, в котором меня можно обвинить, так это в глупости. Я слишком долго выслушивал твои небылицы и теперь из-за тебя угодил в переплет, из которого вряд ли когда-нибудь выберусь.
      Я откинулся назад:
      - А кроме того, еще и всякие странности со старичками, которые укладываются подремать, а просыпаются неоперившимися сосунками. Мы еще потолкуем об этом на досуге, когда мои нервы немного успокоятся.
      - Глубоко сожалею, что оказался причиной твоих затруднений, - сказал Фостер. - Мне бы хотелось припомнить все, о чем ты говоришь. Что я могу сделать для тебя?
      - Между прочим, это тебе в первую очередь нужна была помощь, - сказал я. - Да, вот еще, дай мне свой кошелек, нам могут понадобиться деньги.
      С моей подсказки Фостер отыскал его в своем кармане и передал мне. Я быстро просмотрел содержимое. В нем не было никаких вещичек с фотографиями или отпечатками пальцев. Когда Фостер заявлял, что собирается исчезнуть без следа, он, по всей видимости, не шутил.
      - Мы отправляемся в Майами, - сказал я. - Там есть местечко в кубинском квартале, где можно на время притаиться. Возможно, нам только стоит немного подождать, и ты начнешь вспоминать.
      - Да, - отозвался Фостер. - Это было бы неплохо.
      - Ты еще хоть не забыл, как разговаривать, - заметил я. Интересно, а что ты еще умеешь делать? Ты хоть помнишь, как нажил свое богатство?
      - Я ничего не помню о вашей экономической системе, - ответил Фостер. Он огляделся. - Во многих отношениях это очень примитивный мир, - сказал он. - Думаю, мне будет не трудно накопить здесь богатство.
      - Ну, положим, мне в этом не слишком-то повезло, - сознался я. - Мне даже не удалось накопить на обед.
      - У вас еду меняют на деньги? - удивленно спросил Фостер.
      - Все меняется на деньги, - ответил я. - Включая и большинство добродетелей.
      - Что за странный мир, - заключил Фостер. - Мне придется долго привыкать к нему.
      - Мне тоже, - буркнул я. - Может, даже на Марсе было бы лучше.
      Фостер кивнул.
      - Возможно, - согласился он. - Тогда, может быть, нам лучше отправиться туда?
      Я снова застонал.
      - Да нет, нет, со мной все в порядке, не беспокойся. Но не воспринимай все так буквально.
      Какое-то время мы ехали молча.
      - Слушай, Фостер, - наконец сказал я. - Этот дневник еще при тебе?
      Фостер покопался в карманах, вытащил дневник на свет и озадаченно повертел в руках.
      - Что-нибудь вспоминаешь? - настороженно спросил я.
      Он слегка покачал головой, потом провел пальцем по выдавленным на обложке кругам.
      - Этот знак, - медленно проговорил он, - похож...
      - Ну-ну, Фостер. Похож на что?
      - Извини, - выдавал он. - Не помню.
      Я взял книжицу и принялся рассеянно разглядывать ее. Но думал я не о ней, а о своем будущем. Когда Фостер нигде не объявится, полиция, естественно, решит, что он мертв. А поскольку нас вместе видели накануне его исчезновения, то нетрудно догадаться, почему полиция так мечтает найти меня. Исчезни я, это ни на грош не исправит ситуацию. Моя физиономия быстро пополнит зверушник разыскиваемых преступников во всех полицейских участках всех штатов. И если они даже не отловят меня сразу, то обвинение в убийстве будет висеть надо мной всю жизнь.
      А уж из попытки явиться с повинной, тем более, ничего хорошего не выйдет. Они просто не поверят мне, и в этом их трудно винить. Я сам-то с трудом верил в происходящее, хотя и оказался главным участником событий. Может, я просто вообразил себе, будто Фостер помолодел? В конце концов, он мог всего лишь как следует выспаться...
      Я глянул на Фостера и опять чуть не застонал. Двадцать слишком сильно сказано. Восемнадцать - вот это точно. Я готов был поклясться, что он и бритвы-то ни разу не нюхал.
      - Фостер, - сказал я, - все должно быть в этом дневнике: и кто ты, и откуда... Это единственная моя надежда.
      - Тогда вношу предложение: давай его прочтем, - отозвался Фостер.
      - Отличная идея, и как я сразу до этого не додумался?
      Я пролистал дневник до того места, где начинались записи на английском языке, и погрузился в чтение. Начиная с 19 января 1710 года автор дневника вносил записи каждые несколько месяцев. Судя по всему, он был одним из первых колонистов в Вирджинии. Он жаловался на цены, на индейцев, на невежество других поселенцев и время от времени вспоминал о Враге. Ему часто приходилось путешествовать, и когда он возвращался домой, то ругал и свои командировки.
      - Забавно, - заметил я. - Насколько мне известно, дневник писался в течение двух столетий, однако почерк везде один и тот же. Разве это не странно?
      - А почему почерк должен меняться? - удивился Фостер.
      - Но он под конец должен стать хотя бы дрожащим, неуверенным, верно?
      - Почему это?
      - Ладно, Фостер, разжую тебе прописную истину, - вздохнул я. - Просто большинство людей не живет так долго. Сто лет это уж самый край, не говоря о двух сотнях.
      - Должно быть, вы живете в неспокойном мире, - прокомментировал Фостер.
      - Ха, - хмыкнул я. - Ну, ты рассуждаешь прямо, как младенец. Кстати, ты писать не разучился?
      Фостер задумался.
      - Нет, - ответил он наконец. - Писать я могу.
      Я подал ему дневник и стило:
      - А ну-ка попробуй, - предложил я.
      Фостер открыл чистую страницу, что-то написал и подал мне.
      - Всегда, всегда и всегда, - прочитал я и поднял глаза на Фостера: - А что это значит?
      Затем я снова посмотрел на слова, перевернул страницу.. Я никогда не считал себя спецом по почеркам, но вывод напрашивался сам собой.
      Дневник был написан Фостером.
      - Это просто какая-то нелепость, - уже, наверное, раз в сороковой повторил я.
      Фостер сочувственно кивнул.
      - Ну, зачем ты все это написал, а потом потратил столько времени и денег, чтобы расшифровать? Ты же сам сказал, что даже экспертам ничего не удалось понять. Хотя, - продолжал я. - Ты наверняка догадывался, что это твоих рук дело. Уж свой почерк ты должен знать. Но, с другой стороны, у тебя ведь была амнезия, и ты надеялся, что дневник тебе поможет.., - я вздохнул, откинулся на спинку и швырнул дневник ему на колени. - Почитай-ка сам, - предложил я. - А то я тут взялся спорить сам с собой, и мне трудно понять, кто над кем берет верх.
      Фостер внимательно оглядел дневник.
      - Странно, - сказал он.
      - Что странно?
      - Дневник сделан из каффа, это вечный материал. А я замечаю следы повреждений.
      Затаившись, я ждал продолжения.
      - Вот, на обложке, - показал Фостер, - потертый край. Раз это кафф, то повреждений на нем быть не может. Значит, это специально.
      Я схватил дневник и посмотрел. На обложке действительно была слабо различимая отметина, словно кто-то резанул чем-то острым. Я припомнил, как пытался порвать книгу, да, отметина здесь никак не могла появиться случайно.
      - Откуда ты знаешь, из чего он сделан? - спросил я. На лице Фостера отразилось удивление
      - Это естественно, я же знаю, что окно сделано из стекла, - сообщил он. - Просто знаю, и все.
      - Кстати, о стекле, - заметил я. - Вот подожди, раздобуду микроскоп! Тогда, может, что-нибудь и разузнаем.
      Глава четвертая
      Стокилограммовая сеньорита с бородавкой на верхней губе небрежно грохнула на стол кофейник с черным кубинским кофе, а заодно и молочник рядом с двумя щербатыми кружками, осклабилась в улыбке, которую лет тридцать назад, вероятно, можно было назвать обольстительной, и .заковыляла обратно на кухню. Я наполнил кружку и вздрогнул от неожиданного звука гитары на улице, затренькавшей "Эсторглиту".
      - О'кей, Фостер, - сказал я. - Мне удалось кое-что разузнать. Первая половина дневника вся в жутких закорючках, мне ее так и не удалось прочитать. А вот средняя часть в печатных буквах - это, по сути, закодированный английский, своего рода резюме того, что произошло.
      Я подобрал несколько черновиков со своей дешифровкой. Мне удалось сделать ее благодаря ключу, скрытому в отметине на обложке. Я начал читать вслух:
      - "Впервые меня охватывает страх. Моя попытка построить Коммуникатор призвала Охотников. Тогда из имеющихся материалов я сконструировал защиту и отыскал их гнездовище.
      Я нашел его в месте, знакомом мне издавна. Это был не улей, а штольня - дело рук обитателей Двумирья. Я уже готов был спуститься вниз, но они сами поднялись навстречу. Многих мне удалось уничтожить, но в конце концов пришлось бежать. Я пришел к западному берегу, нанял гребцов и на каком-то протекающем судне отплыл в океан.
      Через сорок девять дней мы достигли побережья в глуши. Здесь тоже были люди, и мне пришлось сражаться с ними. А когда они познали страх, я стал жить среди них в мире. И Охотники до сих пор так и не нашли меня. Вероятно, на этом моя сага и закончится, но я сделаю все, что в моих силах.
      Скоро наступит время трансформации, и я должен кое-что приготовить для Чужака, который придет после меня. Все, что ему надо знать, находится на этих страницах, я только хочу сказать: наберись терпения, ибо время этой расы наступает. Не посещай восточного континента, а только жди, ибо северные мореходы должны явиться в эту глушь. Отыщи среди них самых искусных работников по металлу, сделай себе щит и только тогда вернись к гнездовищу Охотников. По моим подсчетам, оно расположено на равнине в пять тысячных ширины ... к западу от Великого Мелового Лица и тысяча четыреста семьдесят частей на север от срединной линии. Камни обозначают это место знаком Двумирья."
      Я взглянул на Фостера:
      - Ну, а потом начинаются отдельные расчеты по сделкам с аборигенами. Он пытался цивилизовать их в сжатые сроки. Они вообразили его божеством, и он отрядил их строить дороги, резать камень, обучал их математике и так далее. Он стремился сделать все, чтобы чужаку, пришедшему за ним, было легче.
      Фостер не сводил с меня глаз:
      - А что это за трансформация, о которой он говорит?
      - Да тут ни о чем таком не упоминается. Может, он говорил о смерти? - предположил я. - Хотя даже не представляю, откуда вдруг должен взяться этот чужак.
      - Слушай, Легион, - неожиданно произнес Фостер, его глаза лихорадочно заблестели, - мне кажется, я знаю, что такое трансформация. Похоже, он догадывался, что забудет все...
      - Ты, старина, сам страдаешь амнезией, - вставил я.
      - ... и этот чужак - он сам. Человек без памяти.
      Я нахмурился:
      - Ну, допустим, а дальше-то что?
      - А дальше он говорит, что все необходимое сказано в дневнике.
      - Ну, уж только не в расшифрованной части, - возразил я. - В ней он описывает, насколько успешно идет строительство дорог и где будет новая шахта. Но ни слова об Охотниках или о том, что происходило до встречи с ними.
      - Это должно быть здесь, Легион, в первой части.
      - Вполне вероятно, - согласился я. - Но тогда какого черта он не дал нам ключ к ней?
      - Мне кажется, он надеялся, что чужак - он сам - будет помнить свой язык, - задумчиво произнес Фостер. - Ну как он мог предполагать, что забудет его вместе со всем остальным?
      - Ну, что ж, твоя теория ничуть не хуже моей, - согласился я. - А может, и лучше. Уж тебе-то известно, что значит потерять память.
      - К тому же мы узнали еще кое-что, - сказал Фостер. Гнездовище Охотников и его координаты.
      - Ну, если пять тысячных частей чего-то там к западу от Мелового Лица считать координатами, тогда да.
      - Но нам известно еще кое-что, - напомнил Фостер. - Он упоминает равнину. И она должна находиться на континенте где-то к востоку...
      - Ну, если считать, что он плыл из Европы в Америку, то континентом будет Европа. Но он мог отплыть и из Африки или...
      - Не забывай упоминание о северных мореходах, это наверняка викинги...
      - Похоже, ты неплохо разбираешься в истории, Фостер, заметил я. - Странные факты сохранились в твоей памяти.
      - Нам нужны карты, - сказал он. - Надо попробовать отыскать равнину близ моря...
      - Не обязательно.
      - ... и естественное образование, напоминающее меловое лицо, к востоку от нее.
      - А как насчет срединной линии? - поинтересовался я. Как это понимать? А сколько-то частей чего-то?
      - Не знаю. Но в любом случае нам нужны карты.
      - Я уже их купил, - сказал я, - и даже приволок школьный глобус. Мне тоже показалось, что они нам пригодятся. Ну, что ж, тогда сейчас двинем в номер и разложим их по кроватям. Конечно, надежды мало, но... - я поднялся, бросил несколько монет на клеенку, и мы вышли из кафе.
      До клоповника, который считался нашим пристанищем, было с полквартала. Мы старались показываться там как можно реже, проводя все наши конференции в кафе. Тараканы стаями разлетались из-под ног, пока мы поднимались по темной лестнице в наш ничуть не более светлый номер. Я прошел к замызганному секретеру и открыл ящик.
      - Глобус, - задумчиво произнес Фостер, крутя его в руках. - Может, он говорил о части окружности Земли?
      - Да что он мог знать?
      - Ну, это не так уж удивительно, - возразил Фостер. - Автор дневника знал очень много. Давай отталкиваться от простой логики. Мы ищем равнину на западном побережье Европы... - он подтянул стул к изрезанному столу и заглянул в мои черновики, - ... лежащую в пяти тысячных окружности Земли что-то около ста двадцати пяти миль к западу от мелового образования и в три тысячи шестьсот семьдесят пять миль к северу от срединной линии...
      - Может, - вставил я, - он говорит об экваторе?
      - Ну, конечно, тогда это значит, что наша равнина лежит на линии, - он прищурился, разглядывая маленький глобус, проходящей где-то через Варшаву, к югу от Амстердама.
      - Ну, а как насчет мелового образования? - спросил я. Откуда же нам знать, есть оно там или нет?
      - Возьмем какой-нибудь учебник по геологии. Здесь поблизости должна быть библиотека.
      - Единственные меловые отложения, о которых мне довелось слышать, - вспомнил я, - это белые скалы Дувра.
      - Белые скалы?!
      Мы оба схватились за глобус.
      - Сто двадцать пять миль к западу от меловых скал, - сказал Фостер, ведя пальцем, - к северу от Лондона и южнее Бирмингема. Отсюда довольно близко до моря.
      - Где атлас? - спросил я возбужденно.
      Я переворошил целую кучу карт на кровати и наконец, вытащив дешевое туристическое издание, перелистал его страницы.
      - А, вот и Англия, - сказал я. - Ну-ка, где здесь равнина?
      Фостер увидел первым:
      - Вот, - ткнул он пальцем. - Большая равнина - Солсбери.
      - Большая, это точно. Чтобы найти на ней груду камней, понадобятся годы. Мы только зря радуемся. Нам придется искать яму, которой уже несколько сотен лет. И если даже верить этому дневнику, то вообще не известно, отмечена она пирамидой или нет. И все это на многомильном пространстве. К тому же это могут быть только наши догадки, - я перелистнул страницу атласа. - И чего я, собственно, ожидал, расшифровывая этот дневник? - удивился я. - Надеялся, что там еще хоть что-нибудь найдется.
      - Давай все же попытаемся, Легион, - предложил Фостер. Мы отправимся туда и поищем. Конечно, это будет стоить денег, но ничего невозможного в этом нет. Начнем с того, что сколотим капитал и...
      - Погоди минутку, Фостер, - я уставился на фрагмент крупномасштабной карты Южной Англии. С внезапно забившимся сердцем я ткнул пальцем в крошечную точку в центре Солсбери.
      - Шесть, два и поровну, - сказал я. - Вот оно - твое гнездовище Охотников.
      Фостер нагнулся и вслух прочитал название:
      - Стоунхендж.
      Я читал энциклопедию, в ней было написано:
      "... культовое сооружение из каменных глыб, находящееся на равнине Солсбери (Уилтшир, Англия), наиболее выдающееся среди мегалитических монументов прошлого. Каменные блоки до двадцати двух футов высотой, располагающиеся концентрическими кругами, окружены канавой диаметром в триста футов. К центральному алтарному камню - более шестнадцати футов длины - с севера ведет широкая дорога, именуемая авеню..."
      - Это не алтарь, - вставил Фостер.
      - Откуда ты знаешь?
      - Потому что... - Фостер нахмурился. - Знаю, вот и все.
      - Дневник утверждает, что глыбы выложены знаком Двумирья, - сказал я. - Это, наверное, и означает концентрические круги, те самые, что и на обложке дневника.
      - И на перстне, - добавил Фостер.
      - Дай-ка мне дочитать. "Огромный блок поставлен на авеню. Оси, проведенные через два боковых камня, при вертикальной проекции точно указывают на точку подъема солнца над горизонтом в день летнего солнцестояния. Из расчетов явствует, что дата установки камней относится приблизительно к 1600 году до нашей эры."
      Фостер отобрал у меня энциклопедию, а я присел на подоконник и уставился на луну, повисшую над неровной линией крыш. Это ничуть не походило на продающиеся везде открытки с видами Майами. Я закурил и задумался о человеке, который давным-давно в хрупкой скорлупке пересек Атлантический океан, чтобы стать божеством для индейцев. Откуда он пришел, что искал и где брал мужество продолжать жить, несмотря на все эти собачьи условия, описанные в дневнике? Если только напомнил я себе тут же - он вообще существовал...
      Фостер не отрывался от энциклопедии.
      - Слушай, - окликнул я его. - Давай спустимся обратно на землю. Надо же разработать какой-то план. Все эти сказки могут подождать.
      - Что ты предлагаешь? - Фостер поднял глаза. - Забыть обо всем, что ты мне тут рассказывал, читал в дневнике и даже не попытаться отыскать ответ?
      - Да нет, - сказал я. - У меня же не больная башка. Понятное дело, когда-нибудь мы к этому еще вернемся и все проверим. Но лично я сейчас хочу в первую очередь избавиться от полиции, и вот что я надумал. Я продиктую письмо, а ты его напишешь. Уж твоя-то фирма должна знать твой почерк. Объяснишь, что был на грани нервного срыва, отсюда и весь этот арсенал в твоем доме, а потом, чисто импульсивно, решил просто убраться подальше от всего. Напишешь, что, не желая расспросов, пустился путешествовать инкогнито. И что этот гангстер с севера всего лишь бомж, а не убийца. Этого, пожалуй, должно хватить, чтобы полицейские отстали от меня...
      Фостер с секунду поразмышлял.
      - Превосходное предложение, - заключил он. - Тогда нам понадобится просто купить билеты до Англии и сразу приступить к расследованию.
      - Да нет, ты не понял, - перебил я. - По почте можно уладить дела и наложить руки на твои денежки.
      - Любая такая попытка неминуемо выведет на нас полицию, ответил Фостер. - А ты уже доказал, что это чистое безумие выдавать меня... за меня самого.
      - Но должен же быть способ...
      - У нас только один выход, - сказал Фостер. - Нам надо отправиться в Англию...
      - А деньги, документы? Это же все влетит нам в копеечку.
      - Дорогой мой, - сказал Фостер. - Твой приятель, который готовит паспорта, он что, не может подготовить и другие бумаги?
      - Верно, - согласился я. - Он-то может, но где же взять столько денег?
      - Уверен, что мы найдем способ заплатить, - заверил Фостер. - Поговори с ним, ну, скажем, утром.
      Я оглядел замызганный номер. Горячий ночной ветер шевелил листья увядшей герани в старой консервной банке на подоконнике. Запахи прогорклого масла и неисправной канализации наполняли улицу.
      - По крайней мере, - сдался я, - это означает, что мы уберемся отсюда.
      Глава пятая
      Уже почти на закате мы с Фостером вошли в салон кабачка "Древний Грешник" и отыскали свободный столик в углу. Я наблюдал, как Фостер раскладывает карты и черновики. Вокруг стоял приглушенный гул голосов, время от времени прорезаемый резкими ударами - шла игра в дротики.
      - Ну, когда же ты наконец сдашься и признаешь, что мы понапрасну тратим время? - спросил я. - Мы уже две недели тут болтаемся и все время приходим к одному и тому же месту.
      - Мы же только-только начали наши поиски, - мягко возразил Фостер.
      - Ты все время это повторяешь, - сказал я. - Но если в этих камнях что-то было, то его там давно уже нет. Археологи копаются здесь уже несколько десятилетий и до сих пор ничего не нашли.
      - Они же не знают, что искать, - возразил Фостер. - Их интересуют следы, имеющие религиозное значение, следы человеческих жертвоприношений и тому подобное.
      - Да мы-то тоже не знаем, что искать, - сказал я. - Если только ты не надеешься, что отвалишь камень, а из-под него вылетят Охотники...
      - Не надо иронии, - заметил Фостер, - я нахожу это вполне вероятным.
      - Знаю, - заметил я. - Ты еще в Мейпорте убедил себя, что за тобой гонятся Охотники.
      - Из того, что ты мне рассказывал о той ситуации... - начал Фостер.
      - Знаю, знаю, - прервал я его. - Ты считаешь это возможным. В том-то и беда, что ты все считаешь возможным. Было бы легче, если бы кое в чем ты со мной согласился. Например, что никаких привидений в Стоунхендже мы не найдем.
      Фостер посмотрел на меня с полуулыбкой. Прошло всего несколько недель с момента его пробуждения и полной потери памяти, ид он уже утратил лик розовой юности и быстро схватывал буквально все. День за днем я наблюдал, как постепенно проступает его старый характер, и несмотря на все мои попытки сохранить лидерство, он неизменно брал верх.
      - В том-то и недостаток вашей цивилизации, - заметил Фостер, - что гипотеза сразу превращается в догму. Вы недалеко ушли от неолита, когда для выживания требовалось слепое следование племенным законам. Научившись вызывать бога огня из дерева, вы норовите распространять этот принцип на все "установленные факты".
      - А вот еще один установленный факт для тебя, - сказал я. - У нас осталось пятнадцать фунтов стерлингов. Около сорока долларов. Самое время куда-нибудь податься, пока кто-нибудь не заинтересовался фальшивыми документами.
      Фостер покачал головой:
      - Я не уверен, что мы использовали все возможности. Я изучаю геометрические связи между структурами. Я кое-что надумал и хотел бы проверить. По-моему, неплохая идея - сходить туда ночью и немного поработать без обычной толпы туристов, которая так и наблюдает за каждым твоим движением.
      - Этого еще только не хватало! - простонал я. - Будем надеяться, тебе в голову придет что-нибудь получше.
      - Перекусим здесь и дождемся темноты, - сказал Фостер.
      Владелец кабачка принес нам холодное мясо и картошку. Я рассеянно жевал все это и размышлял о людях, которые где-то сейчас усаживались за ужин в сиянии хрусталя и серебра. Я уже устал от жесткого мяса в разных забегаловках за последние несколько лет. Я прямо-таки физически ощущал его в своем желудке и понимал, что все дальше и дальше отдаляюсь от своего солнечного острова. Причем винить в этом было некого, кроме самого себя.
      - Древний грешник, - произнес я. - Это про меня.
      Фостер оторвался от тарелки.
      - Да, странные названия бывают у этих старых заведений, заметил он. - Зачастую их происхождение теряется в глубине веков.
      - И почему бы не придумать чего-нибудь повеселей, - предположил я. - Например "Райский Бар" или кафе "Счастливый Час". Ты обратил внимание на вывеску?
      - Нет.
      - Там изображен скелет, задравший руку, словно проповедник, возвещающий апокалипсис. Да вон, погляди в окно.
      Фостер повернулся и посмотрел на видневшийся край облезшей от дождей вывески. Он долго и пристально смотрел на нее, потом повернулся со странным выражением лица.
      - В чем дело? - удивился я.
      Но Фостер даже не обратил на меня внимания и жестом подозвал хозяина. Толстяк подошел к нашему столику, вытирая руки о фартук.
      - Очень интересное старое название, - закинул удочку Фостер, начиная разговор. - Нам понравилось. Когда построили ваше заведение?
      - Э, сэр, - отозвался хозяин. - Этому дому уже много веков, говорят, его строили монахи из соседнего монастыря, который разрушили еще при Генрихе, когда он изгонял папистов.
      - Должно быть, Генрих YIII?
      - Да, наверное. Этот дом - все, что осталось от монастыря. В нем раньше была пивоварня, а король чтил это дело. Он-то и ввел налог - два бочонка эля с каждой партии.
      - Очень интересно, - отозвался Фостер. - И что, традиция еще жива?
      Владелец кабачка покачал головой.
      - Да нет, все кончилось еще во времена моего деда. Королева не была сторонницей питья.
      - А откуда пошло это странное название - "Древний Грешник"?
      - Говорят, - охотно начал рассказывать хозяин, - однажды монах, несмотря на запрет аббатства, рылся на равнине, возле тех камней, в поисках сокровищ друидов и нашел человеческий скелет. Ну, а поскольку был он очень благочестивым, то решил предать несчастного земле по христианскому обычаю. Конечно, аббат бы ни за что не разрешил такое, вот монах и принялся ночью рыть могилу прямо под стенами монастыря. Ну, да аббат тоже не дремал, застукал его за этим занятием и спрашивает: что это ты, мол, делаешь тут? Ну, а монах, боясь епитимий, говорит: вот, мол, копаю погреб для хранения эля. Аббат, не будь дураком, в расспросы вдаваться не стал, похлопал его по плечу и ушел. Вот так и построили пивоварню. А потом аббат ее освятил вместе с костями, погребенными на дне подвала.
      - Так, значит, древний грешник до сих пор там и лежит?
      - Так говорят. Я-то сам не поверил. Но дом вот уже четыреста лет только так и называют.
      - А где этот монах нашел скелет?
      - Да там, на равнине, у камней друидов. Те, что зовутся Стоунхенджем, - ответил хозяин. Он собрал пустые кружки: Ну как, еще повторить, джентльмены?
      - Конечно, - отозвался Фостер, его лицо было совершенно спокойным, но я-то видел, как он весь напрягся.
      - Что происходит? - спросил я его тихо, когда хозяин отошел. - С чего это ты вдруг заинтересовался местными побасенками?
      - Погоди, - прошептал Фостер. - Продолжай сидеть с кислой рожей.
      - Ну, это легко устроить, - заверил я.
      Хозяин вернулся с полными стеклянными жбанами.
      - Так вы нам рассказывали, как монах нашел этот скелет, напомнил Фостер. - Он что, был похоронен в Стоунхендже?
      Владелец кабачка прокашлялся, искоса взглянув на Фостера.
      - Джентльмен, должно быть, из университета? - спросил он вместо ответа.
      - Скажем так, - улыбнулся Фостер, - мы испытываем огромный интерес к такого рода древним преданиям, ну и, само собой, этот интерес поддерживается финансово.
      Хозяин устроил нам целое представление, вытирая на столе следы от пивных кружек.
      - Готов поспорить, дорогостоящий бизнес, - заметил он, рыться во всех этих закоулках. Но если знать, где рыть, то это - стоящее дело. Разрази меня гром!
      - Очень стоящее, - заверил Фостер. - Запросто стоит пяти фунтов.
      - Мне дедуля, вообще-то, рассказывал и даже как-то раз сводил меня туда показать место. Сказал, что это большой-большой секрет.
      - И еще пять фунтов, как знак моего личного уважения к памяти дедушки, - между прочим вставил Фостер. Хозяин кабачка покосился на меня.
      - Э-э-э, секрет передавался в нашей семье от отца к сыну...
      - Безусловно, мой спутник тоже присоединится к упомянутым знакам почтения, - заверил Фостер. - Еще пяток фунтов его не затруднят.
      - Ну, это уже предел почтения, которое может выдержать наш бюджет, мистер Фостер, - заявил я, выкладывая на стол пятнадцать фунтов. - Надеюсь, вы не забыли о тех приятелях дома, которые хотели с вами побеседовать, - заметил я ядовито. - Не сегодня-завтра они...
      Фостер свернул банкноты в трубочку:
      - Вероятно, вы правы, мистер Легион, - согласился он. Возможно, нам и не стоит задерживаться.
      - Но ради прогресса науки, - поспешно вставил владелец кабачка. - Я готов пойти на жертвы.
      - Мы отправимся сегодня ночью, - деловито сказал Фостер. - Наши дни расписаны по часам.
      Еще минут пять хозяин торговался с Фостером, пока, наконец, не согласился показать место.
      - А теперь рассказывай, - потребовал я, когда тот отошел.
      - Взгляни еще раз на вывеску, - предложил Фостер. Я посмотрел. Скелет, по-прежнему улыбаясь, помахивал мне рукой.
      - Ну, вижу, - сказал я, - но это никак не объясняет, почему ты расстался с нашими последними деньгами.
      - Обрати внимание на руку, присмотрись к кольцу на пальце.
      Я прищурился. На указательном пальце скелета был изображен большой перстень с узором из концентрических колец.
      Точь-в-точь, как перстень на пальце у Фостера.
      Владелец кабачка подрулил к обочине шоссе и поставил машину на ручной тормоз.
      - Дальше дороги нет, - сообщил он.
      Мы выбрались наружу и теперь стояли, оглядывая простиравшуюся перед нами равнину. Довольно далеко на фоне заката маячили мегалиты Стоунхенджа.
      Наш проводник порылся в багажнике и вытащил обтрепанное одеяло и два фонаря, которые передал Фостеру и мне.
      - Не включайте, пока я не скажу, - предупредил он, - а то вся округа увидит, что здесь кто-то шатается.
      Мы молча наблюдали, как он накинул одеяло на ограду из колючей проволоки, и перебрался на другую сторону. Мы последовали за ним.
      Равнина была пустынна, на далеком склоне горело несколько одиноких огней. Темная, безлунная ночь. Я едва мог нащупать землю под ногами. На дороге промелькнули огни фар проносящейся машины.
      Мы миновали внешний круг камней, обходя упавшие монолиты по двадцать футов длиной.
      - Да тут черт ногу сломит, - ругнулся я. - Давай включим фонарики?
      - Подожди, - прошептал Фостер.
      Наш проводник остановился и дождался нас:
      - В последний раз я был здесь очень давно, - сказал он. Сейчас сориентируюсь у Пяты Священника.
      - А это что такое?
      - Да вон тот одиночный камень на авеню.
      Мы присмотрелись: на фоне неба едва были видны какие-то смутные очертания.
      - Грешник был похоронен там? - спросил Фостер.
      - Не-а. Он сам по себе. Так, теперь двадцать шагов, как учил дедуня, а в нем было пятнадцать стоунов веса и рослый он был... - бормотал про себя владелец кабачка, отмеряя расстояние.
      - А что ему, собственно, мешает ткнуть в первое попавшееся место? - спросил я у Фостера.
      - Подождем - увидим, - отозвался тот вполголоса.
      - Где-то тут была впадина, - объяснил наш проводник. - А поблизости - валун. Сдается мне, она должна быть в пятнадцати шагах отсюда, - он показал, - вон там.
      - Ни черта не вижу, - сказал я.
      - Пойдем посмотрим.
      И Фостер двинулся в указанном направлении, я последовал за ним, а наш проводник сзади. Во тьме проступили какие-то смутные очертания, с глубокой ямой рядом.
      - Это, должно быть, и есть то самое место, - сказал Фостер. - Старые могилы всегда проваливаются... - внезапно он нервно стиснул мою руку. - Смотри!
      Казалось, земля задрожала, потом неожиданно вспучилась. Фостер быстро зажег фонарь. По дну впадины стали разбегаться трещины, отваливаться целые куски породы, и вдруг в воздух вздыбилась бурлящая фосфоресцирующая масса. От нее отделился световой шар и поднялся, постукивая по отвесным краям валуна.
      - Господи спаси! - раздался за моей спиной сдавленный голос владельца кабачка.
      Фостер и я застыли, как вкопанные. Шар поднялся выше в неожиданно ринулся прямо на Фостера. Тот вскинул руку и пригнулся. Шар повернул, задел плечо Фостера, отлетел в сторону и завис над ним. Через мгновенье все пространство вокруг нас было полно шарами, струившимися из провала. Стояло легкое жужжание. Луч фонаря Фостера метнулся в их сторону.
      - Включай фонарь, Легион, - хрипло выпалил он мне. От неожиданности я просто оцепенел. Шары налетали на Фостера, не обращая внимания на меня. Я услышал, как за моей спиной раздался топот убегающего проводника. С трудом собравшись с мыслями, я вытащил фонарь, включил его и осветил фигуру Фостера. Шар над его головой исчез, но целый вихрь продолжал свою атаку. В луче света они лопались, словно мыльные пузыри, но их место занимали все новые и новые. Фостер пошатнулся. Рука с фонарем судорожно взмахнула, и раздался хруст разбившегося стекла, свет погас. И тут же в наступившей тьме шары густо облепили его голову.
      - Фостер, - завопил я. - Беги!
      Но ему не удалось преодолеть и пятнадцати футов. Он споткнулся и упал на колени.
      - Прикрой! - прохрипел он и повалился ничком.
      Я бросился к нему и встал над ним. Сернистая вонь наполнила воздух. Я закашлялся, полосуя светом пространство над головой Фостера. Из расселины на дне впадины шары больше не появлялись. Удушливое облако газа окутывало нас обоих, но их целью был только Фостер. Я подумал об отвесной стенке валуна. Если бы я мог встать к ней спиной, то у нас был бы шанс отбиться. Я нагнулся, ухватил Фостера за воротник и потащил за собой. Вокруг меня кипел фейерверк огней. Я отбивался от них лучом фонаря и продолжал тащить Фостера, пока наконец спиной не уперся в камень. Теперь они могли атаковать только спереди. Я взглянул на расселину, откуда появились шары. Она была достаточно велика, чтобы Фостер прошел в нее. Я перевалил его через край, прижался спиной к камню и приготовился к серьезному сражению.
      Я принялся размахивать фонарем более организованно: справа-налево, вверх-вниз. Но шары по-прежнему игнорировали меня, ныряя к расселине и стремясь во что бы то ни стало добраться до Фостера. В конце концов, рои вокруг меня сильно поубавился, и атака стала менее яростной. Рой распадался на отдельные шары, а я продолжал гасить их один за другим. Жужжание стало прерывистым, и время от времени затихало совсем. Вскоре осталось лишь несколько шаров, беспорядочно метавшихся в воздухе. Они как-то разом повернули и умчались во тьму, словно перекати-поле подпрыгивая на неровностях равнины.
      Ноги меня уже не держали, я обмяк, глаза заливал пот, в горле пекло от серы.
      - Фостер, - окликнул я, - с тобой все в порядке?
      Но он не отзывался. Я осветил фонарем впадину и увидел только влажную глину. Фостер исчез.
      Глава шестая
      Не разгибаясь, на четвереньках, я подобрался к краю впадины и осветил ее всю целиком. Прямо передо мной зиял провал, уходящий в глубь земли. Именно оттуда и появились светящиеся шары.
      Фостер же застрял в расселине. Я сполз к нему и вытянул на поверхность. Он дышал, во всяком случае, был жив. Я подумал, что теперь, когда светящиеся шары исчезли, владелец кабачка мог бы вернуться с подмогой, хотя я сильно сомневался в этом. Он был явно не из тех, кто отважится встретиться с духами древних грешников.
      Фостер застонал и открыл глаза:
      - Где... они? - пробормотал он.
      - Успокойся, - сказал я. - Все в порядке.
      - Легион, - окликнул Фостер и попытался сесть. - Охотники...
      - О'кей, называй их Охотниками, если хочешь. Сам я все равно ничего лучшего для них придумать не могу. Я обработал их фонарем. Их больше нет.
      - Значит...
      - Слушай, не ломай голову над тем, что это значит. Давай убираться отсюда поскорей.
      - Охотники. Они появились из-под земли. Из расселины.
      - Верно. И ты на полпути в эту дыру. Вероятно, здесь их гнездовище.
      - Гнездовище Охотников, - повторил Фостер.
      - Как тебе будет угодно, - .согласился я. - Тебе еще повезло, что ты не провалился туда.
      - Легион, дай мне фонарь.
      - Я вижу, ты опять за свои глупости, - бросил я, отдавая фонарь.
      Фостер осветил расселину. Я увидел, как луч выхватил из тьмы полированный слой черного стекла. Свод дугой поднимался над заваленным комьями земли дном расселины.
      - Хей, похоже, это дело рук человека, - изумленно произнес я, вглядывась в темноту. - И уж точно не первобытного.
      - Легион, необходимо осмотреть, что там внизу, - сказал Фостер.
      - Вернемся позже, с веревками и страховочными поясами, ответил я.
      - Незачем, - отрезал Фостер. - Мы нашли, что искали.
      - Ну, да, - отозвался я. - Этого и следовало ожидать. Ты уверен, что в состоянии изображать Алису с белым кроликом?
      - Уверен, уверен.
      Фостер спустил ноги в расселину, соскользнул с края и исчез. Вслед за ним я стал спускаться в слабо освещенный провал, а потом прыгнул в темноту. Подошвы с такой силой впечатались в землю, что у меня захватило дух, я не удержался и упал на четвереньки.
      - Что это за подземелье? - спросил я, забирая фонарь у Фостера.
      Мы находились в крошечном помещении с низким сводчатым потолком. Луч фонаря упирался в глянцево поблескивающие стены, напомнившие мне известные по фильмам гробницы египтян.
      - Для парочки, которая бегает от полиции, как от огня, у нас просто идеальный талант влипать в неподходящие ситуации, - заметил я и провел лучом по панелям, усыпанным циферблатами, кнопками и датчиками. - Не иначе, как мы угодили на сверхсекретный военный объект.
      - Чушь! - отозвался Фостер. - Какие военные!
      - Слушай, давай убираться отсюда. Наверняка уже сработала сигнализация.
      Словно в ответ на мои слова раздался слабый звон. Квадратный экран осветился жемчужным светом. Пригибаясь, я поднялся и вместе с Фостером придвинулся поближе.
      - Как ты думаешь, что это? - спросил он.
      - Я не спец по археологии каменного века, - ответил я. Но если это не радар, я готов съесть свой собственный ботинок.
      Усевшись в единственное кресло перед пультом, я принялся следить за красной отметкой, ползущей через пыльвый экран.
      - Мы в долгу перед этим древним грешником, - произнес Фостер за моей спиной. - Ну, кто бы мог подумать, что он приведет нас сюда?
      - Древний грешник? - переспросил я.- Да здесь столько же древности, сколько в модели "форда" будущего года.
      - Взгляни на символы, - заметил фостер. - Они идентичны символам первой половины дневника.
      - Для меня все эти закорючки одинаковы, - ответил я. Меня волнует другое: если я хоть что-нибудь соображаю, то эта отметка - самолет или что-то еще - летит либо жутко медленно, либо на колоссальной высоте.
      - Но ведь современные летательные аппараты летают на больших высотах, - возразил Фостер.
      - Но не на таких, - уверенно отозвался я, разглядывая пульт. - Дай-ка разобраться.
      - Тут множество всяких выключателей, - сказал Фостер, очевидно, предназначенных для запуска каких-то механизмов...
      - Не трогай, - предупредил я, - если не хочешь затеять третью мировую войну.
      - Не думаю, - отозвался Фостер. - Нет никакого сомнения, что у этой установки простейшее назначение. К современным войнам она не имеет никакого отношения, а, скорее всего, связана с загадкой дневника и моего собственного прошлого.
      - Чем меньше мы знаем об этом, тем лучше, - заявил я. По крайней мере, если ничего здесь не трогать, то всегда можно оправдаться, будто мы попали сюда случайно, спасаясь от дождя.
      - Ты забыл Охотников, - предупредил Фостер.
      - Ну, какой-нибудь новый вид оружия индивидуального поражения.
      - Они же появились из этой расселины, Легион.
      - А почему они выбрали именно этот момент?
      - Мне кажется, - ответил Фостер, - они просто ощутили присутствие их древнего Врага.
      - Хм, похоже я понимаю, куда ты клонишь, - сказал я, поворачиваясь к Фостеру. - Так ты теперь, значит, древний Враг? Да? Погоди, давай-ка разберемся. Так, что же выходит, ты сам лично, несчетное количество веков назад, столкнулся с этими чертовыми Охотниками здесь, в Стоунхеидже. Перебил большую их часть и драпанул, наняв каких-то викингов. Ты переплыл Атлантический океан, а потом снова умудрился посеять свою память и стал парнем по имени Фостер. А несколько недель назад ты опять все поперезабывал, я верно рассуждаю?
      - Более-менее.
      - И вот теперь мы сидим в паре десятков футов под Стоунхенджем после стычки со светящимися вонючими бомбами, и ты мне заявляешь, будто в следующий день рождения тебе исполнится девятьсот лет?!
      - Ты помнишь дневник, Легион? "Я нашел его в месте, знакомом мне издавна. Это был не улей, а штольня - дело рук обитателей Двумирья..."
      - О'кей, - согласился я, - значит, тебе за тысячу.
      Я еще раз взглянул на экран, нашел клочок бумаги в кармане и быстренько набросал кое-какие расчеты.
      - Вот тебе еще одно большое число, Фостер. Этот объект на экране находится на высоте тридцати тысяч миль, плюсминус небольшая погрешность.
      Я отложил карандаш и повернулся к Фостеру:
      - Слушай, куда мы влезли? Впрочем, ладно, не надо. Не слишком-то у меня большое желание знать. Я бы с удовольствием отправился в чудную чистенькую тюряжку расплатиться по своим долгам перед обществом.
      - Успокойся, Легион, - бросил Фостер, - ты несешь чушь.
      - О'кей, - огрызнулся я, - ты - шеф, поступай, как знаешь. По крайней мере, рядом с тобой у меня еще остается идиотская надежда на то, что я еще не совсем свихнулся и что, в конце концов, мне удастся каким-то образом избежать...
      Я подался вперед: на экране проступил какой-то символ и тут же погас, снова появился и опять погас.
      - Глянь-ка, Фостер, похоже, сигнал. Только вот, как нам реагировать?
      Фостер молчал.
      - Не нравится мне-это мигание, - скептически заметил я. У меня уже и так сдают нервы.
      Я перевел взгляд на большую красную кнопку подле экрана, может, если я нажму... Не оставляя себе времени на раздумья, я ткнул в нее пальцем. На панели вспыхнул желтый огонек. Сигнал пропал. Красная отметка разделилась, и от большой перпендикулярно вниз стала двигаться маленькая точка.
      - Не уверен, что тебе стоило это делать, - заявил Фостер.
      - Ну что ж, сомневаться никому не запрещено, - возразил я напряженно. - Похоже, я сбросил бомбу с этого корабля нам на головы.
      Подъем на поверхность занял часа два, и каждую минуту я прислушивался к рефрену в голове: вот и конец, вот и конец, а вот и...
      Я выбрался из расселины и, тяжело дыша, повалился на спину. Фостер притулился рядом.
      - Надо добраться до шоссе, - произнес я в пространство. Где-нибудь в пивной найдется телефон, необходимо уведомить официальные лица...
      Я глянул на звезды над головой и схватил Фостера за руку:
      - Постой! Что там?
      Он посмотрел вверх. Прямо над нами быстро разрасталось яркое пятно голубого сияния.
      - Может, нам и не придется никого уведомлять, - поразмыслил я вслух. - Боюсь, это бомбочка возвращается домой.
      - Нелогично, - возразил Фостер. - Вряд ли стоило уничтожать себя таким сложным образом.
      - Бежим! - завопил я.
      - Она очень быстро спускается, - сказал Фостер, удерживая меня за руку. - Расстояние, которое мы преодолеем за несколько минут, просто ничтожно по сравнению с радиусом действия современной бомбы. Меньше всего нам грозит опасность в этой штольне.
      - Обратно в тоннель? Чтобы нас там похоронило?
      - Да, верно.
      Мы сидели на корточках и следили, как пламя разрастается, становясь все больше и ярче. Я уже мог разглядеть лицо Фостера, настолько стало светло.
      - Это не бомба, - наконец неуверенно произнес он. - Она не падает, а медленно опускается, как...
      - Как медленно падающая бомба, - вставил я. - И главное, прямо на нас. Прощай, Фостер. Не могу сказать, что мне с тобой было весело, но, по крайней мере, не скучно. В любое мгновение бомба может взорваться. Надеюсь только, что все быстро кончится.
      Полыхающий диск был уже размером с луну и невероятно ярок. Он осветил всю равнину, словно бледно-голубое полярвое солнце. Постепенно опускаясь в абсолютной тишине, диск превращался в эллипс, и я наконец сумел различить тускло освещенный темный силуэт над ним.
      - Эта штукенция чуток великовата для бомбочки, - заметил я вслух.
      - Она опускается не на нас, - добавил Фостер. - Сядет в нескольких сотнях футов к востоку.
      Темная тень опускалась все медленнее и медленнее, пока не зависла над гигантскими камнями.
      - Она приземляется прямо на Стоунхендж! - крикнул я.
      Нечто опустилось прямо в центр древнего кольца. Мгновение его можно было разглядеть в ярких потоках голубого свечения, потом на нас обрушилась тьма.
      - Фостер, как ты думаешь...
      Бок темного силуэта прорезала желтая световая линия, тут же превратившаяся в квадрат. Откуда-то вывалилась лестница и уткнулась в землю.
      - Ну, если сейчас оттуда полезут осьминоги, - предупредил я неестественно громко, - то я убираюсь отсюда к чертовой матери.
      - Никто не полезет, - тихо произнес Фостер. - Полагаю, Легион, что этот корабль полностью в нашем распоряжении.
      - Да не собираюсь я подниматься на борт этой штуковины, раздраженно повторил я уже, наверное, раз в пятый. - Может, я и не все знаю о своем мире, но, по крайней мере. чувствую себя здесь уверенно.
      - Легион, - сказал Фостер, - ты вглядись. Это же не военная ракета двадцатого столетия. Она наверняка прибыла в ответ на сигнал передатчика подземной установки, которой несколько тысяч лет.
      - И я должен верить, будто корабль все эти несколько тысяч лет находился на орбите, поджидая, пока кто-нибудь не нажмет на красную кнопку? Где же тут логика?
      - С учетом использования вечных материалов, например, таких, как кафф, вовсе не так уж невероятно.
      - Слушай, мы еще пока живы. Может, не стоит искушать судьбу?
      - Но мы же на грани разгадки тайны, которой несколько тысячелетий, - возразил Фостер. - Я искал это, если верить дневнику, многие жизни...
      - От твоей амнезии только одна польза - никакие догмы не сдерживают твое воображение.
      Фостер кисло улыбнулся
      - След привел нас сюда, и мы должны идти дальше куда бы он ни вел.
      Я лег на живот, вглядываясь в немыслимый силуэт, высившийся среди монолитов Стоунхенджа, и в зовущий проем света.
      - Этот корабль или что там такое сваливается невесть откуда и распахивает двери. А ты хочешь тут же забраться туда.
      - Послушай-ка, - прервал меня Фостер
      Издалека доносился звук, похожий на раскаты грома
      - Новые корабли... - вздрогнул я
      - Сверхзвуковые истребители, - уточнил Фостер. - Скорее всего, с баз Восточной Англии. Наверняка они заметили спуск корабля.
      - Да мне все одно! - вскочил я.
      - Ложись, Легион, - оборвал меня Фостер.
      Грохот превратился в сплошной рев.
      - Зачем? Они...
      Две светящиеся огненные дуги расчертили небо.
      Я плюхнулся за валун одновременно со взрывом ракеты. Ударная волна потрясла землю, и я увидел, как расселина обвалилась. Вывернув шею, я успел заметить, как багровый выхлоп истребителя начал резко уходить вверх.
      - Они там что, все чокнулись? - завопил я. - Стрелять по...
      Второй ракетный залп заставил меня заткнуться. Я прилип к земле и пережидал, пока раз за разом девять взрывов потрясали почву. Потом воцарилась тишина. В воздухе запахло взрывчаткой.
      - Сунься мы в подземелье, - бросил я, отплевываясь - Мы бы уже точно отдали концы. Его завалило еще при первом залпе. От твоего корабля наверняка остались только рожки да... - я не договорил.
      Пыль, наконец, осела, и сквозь нее проступил отчетливый силуэт корабля. Через мгновение его борт снова прорезал светящийся квадрат.
      - В следующий раз они шарахнут ядерными боеголовками, - с убежденностью сказал я. - Корабль уж точно не выдержит. Про нас вообще молчу.
      - Слышишь, - Фостер положил мне руку на плечо. Вдали снова нарастал грохот. - Бежим на корабль, - скомандовал он.
      Вскочив, Фостер бросился к лестнице. Я с секунду поколебался, успев подумать о шоссе, об опасности оказаться на открытом месте и бросился за ним. Фостер впереди споткнулся едва не упал и пулей взлетел вверх по лестнице. Рев приближающихся истребителей нарастал. Я перепрыгнул через дымящийся осколок и не помню уж как влетел в люк, который тут же захлопнулся прямо у меня за спиной.
      Мы оказались в роскошно обставленном кругом помещении, в центре которого стояло возвышение с выступавшим из него отполированным штырем. Рядом лежал скелет человека. Пока я озирался, Фостер ухватился за штырь и потянул. Свет мигнул, и я ощутил мимолетное головокружение. Больше ничего не произошло.
      - Дергай в другую сторону! - заорал я. - Сейчас саданут ракеты! - и потянулся сделать это сам.
      Фостер заступил мне дорогу:
      - Гляди, Легион.
      Я уставился на сияющую панель, на которую он указывал, точный дубликат установки в подземелье. На экране горела белая черта, от которой стремительно удалялась красная точка.
      - Мы уже стартовали, - сказал Фостер. - Видишь?
      - Но ведь я не чувствую ускорения. Мы не слышим истребителей из-за звукоизоляции.
      - Находись мы внизу, нам не помогла бы никакая звукоизоляция, - нетерпеливо прервал Фостер. - Ты же видишь, корабль - результат высокого развития техники. Твои истребители уже далеко позади.
      - Да кто же тогда управляет этой штуковиной?
      - Насколько я могу судить, какой-нибудь автомат, - ответил Фостер. - Не знаю, куда мы летим, но мы летим.
      Я с изумлением воззрился на него.
      - И тебе, похоже, все это нравится, Фостер. Тебя прямо распирает от удовольствия.
      - Не стану отрицать, такой поворот событий мне нравится, - задумчиво ответил Фостер. - Разве ты не понимаешь, что это шлюпка на автопилоте, возвращающаяся к своему базовому кораблю.
      - О'кей, Фостер, - сказал я, глядя на скелет, лежащий на полу. - Надеюсь, нам повезет больше, чем этому пассажиру.
      Глава седьмая
      Через два часа Фостер и я молча стояли перед десятифутовым экраном, который ожил, стоило мне только прикоснуться к серебряной клавише под ним. Он демонстрировал нам бездонную тьму, усеянную ослепительными мерцающими точками, и на этом фоне огромный звездолет, заслонивший своим корпусом добрую половину открывшегося простора космоса.
      Он был мертв. Даже на расстоянии я ощущал его заброшенность. Черный корпус с бликами света от Луны величественно плыл среди звезд. Сколько столетий ждал здесь, на орбите, этот корабль и чего?
      - У меня такое чувство, - сказал Фостер, - словно я возвращаюсь домой.
      Я попытался кое-что добавить, но голос у меня сел. Я прокашлялся.
      - Ну, если это твоя маршрутка, - сострил я, - надеюсь, счетчик не включен. У нас с тобой - ни гроша.
      - Мы быстро сближаемся, - прокомментировал Фостер. - Еще десять минут и...
      - А как мы причалим? Ты что, нашел руководство по пилотированию?
      - Можно с полной уверенностью предположить, что состыковка произойдет автоматически.
      - Это твой звездный час, да? - заметил я. - Готов признать, приятель, твоя взяла.
      Звездолет уже маячил над нами. В борту появилось крошечное пятно света и быстро выросло в гигантскую дверь ангара, поглотившего нашу шлюпку.
      Экран погас, последовал легкий толчок, и спустя несколько мгновений открылся люк.
      - Вот и прибыли, - сказал Фостер. - Ну как, выйдем, осмотримся?
      - А я и не собираюсь улетать отсюда, не глянув хотя бы одним глазком, - решительно заявил я, последовав за Фостером в проем, и тут же застыл, разинув рот.
      Подсознательно я ожидал увидеть пустой ангар с голыми металлическими стенами, а вместо этого передо мной предстала огромная пещера, затененная, загадочная, красочная. В воздухе витал слабый аромат и слышалась едва уловимая музыка. Повсюду были разбросаны фонтаны, мини-водопады; пейзаж, освещенный косыми лучами заходящего солнца, уходил в перспективу.
      - Что это? - наконец выдавил я из себя. - Прямо, как Диснейленд.
      - Совершенно не похоже на Землю, но мне здесь нравится.
      - Хей, гляди-ка сюда, - неожиданно подскочил я.
      Из-за затененного основания колонны на нас смотрели пустые глазницы черепа. Фостер подошел поближе.
      - Очевидно, здесь случилась какая-то катастрофа, - предположил он.
      - Что-то мне не по себе, - заметил я. - Давай-ка вернемся.
      - Мертвецов нечего бояться, - заверил Фостер. Он присел, разглядывая кости, потом что-то подобрал: - Взгляни.
      Я подошел. Фостер протянул мне перстень.
      - В этом что-то есть, приятель, - рассудил я. - Как две капли воды похож на твой.
      - Хотел бы я знать, кому он принадлежал, - задумчиво протянул Фостер.
      Я качнул головой:
      - Чего гадать-то?
      - Да, идем, где-то здесь должен найтись ответ.
      Фостер направился в сторону коридора, напомнившего мне столичные улицы, обсаженные каштанами. Вот только не было там ни деревьев, ни солнца. Мы долго бродили, разглядывая и щупая вещи, и почти не разговаривали, будучи в совершенном изумлении, словно детишки на фабрике игрушек. По пути мы наткнулись еще на один скелет, лежавший среди каких-то машин. И вот наконец мы оказались на пороге гигантского склада.
      - Слушай, Фостер, - начал я, ощупывая какую-то тончайшую фиолетовую ткань, - твоя космическая маршрутка - самая настоящая сокровищница. Что там богатства Индии...
      - Меня интересует только одно, дружище, - заметил Фостер. - Мое прошлое.
      - Ну, да, - откликнулся я. - Узнаешь ты что-нибудь или нет, но неплохо бы подумать и о бизнесе. Мы бы с тобой учредили компанию по регулярной перевозке товаров на Землю.
      - Ох, уж эти земляне, - вздохнул Фостер. - Каждое новое открытие тут же норовят оценить с коммерческой точки зрения. Ну, что ж, я оставляю это на твое усмотрение.
      - Ага, - сказал я. - Тогда ты, если хочешь, отправляйся дальше на разведку, а я пока здесь покопаюсь.
      - Ладно, дело твое.
      - Встретимся у входа в коридор, куда мы зашли в первый раз. О'кей?
      Фостер кивнул и вышел. Я повернулся к контейнеру, наполненному камнями, похожими на необработанные изумруды, загреб пригоршню и любовно стал пересыпать с ладони на ладонь.
      - Это что, для игры в бабки? - пробормотал я себе под нос.
      Несколько часов спустя, я прошел по коридору, напоминавшему тропу через сад, пересек танцевальный зал, похожий на лужайку, окаймленную медноствольными деревьями и затененную гигантскими папоротниками, и прошел под аркой в зал, где за длинным столом уже сидел Фостер. Сквозь псевдоокна струился свет заходящего солнца.
      Я грохнул стопку книг на стол.
      - Взгляни-ка, - сказал я. - Из того же материала, что и дневник, а иллюстрации...
      Я раскрыл одну из них. Тяжелый здоровенный том. На цветной вклейке была изображена таращившаяся в объектив кучка столпившихся бородатых арабов в грязных белых джолабах, на заднем плане паслось стадо тощих коз. Эта фотография очень напоминала то, что обычно печатают в "Нэшнл Джиогрэфик", разве только качеством получше.
      - Читать подписи я не берусь, - сказал я. - Но уж что касается разглядывания картинок, тут я гений. Большинство книг демонстрируют сцены, которые, похоже, мне никогда не доведется увидеть воочию. Некоторые из снимков явно сделаны на Земле, и бог весть когда.
      - Наверное, путеводитель, - предположил Фостер.
      - Путеводитель, который можно продать любому университету на Земле за весь их годовой бюджет, - прокомментировал я, листая страницы. - Нет, ты только взгляни.
      Фостер посмотрел на понорамный снимок процессии бритоголовых мужчин в белоснежных саронгах, несущих на своих плечах миниатюрную золотую лодку. Они шли по длинной белокаменной лестнице, спускающейся от ряда гигантских фигур со сложенными руками и раскрашенными лицами. На заднем плане виднелись кирпично-красные скалы, опаленные пустынным солнцем..
      - Храм Хатшепсут в эпоху своего расцвета, - сказал я. - А это значит, что фотографии не менее четырех тысяч лет. И еще вот это мне знакомо, - я перелистнул фотографию, снятую с высоты птичьего полета, изображавшую гигантскую пирамиду с выщербленными кое-где полированными плитами. У основания нескольких блоков не хватало, и были видны внутренние грубые массивные глыбы.
      - Это одна из пирамид, может, даже самого Хуфу, - заметил я. - Ей уже пара тысяч лет, и она начала разрушаться. А вот, - я открыл другой том и продемонстрировал Фостеру четкую фотографию огромного мохнатого слона с поднятым розоватым хоботом между широко расставленными бивнями.
      - Мастодонт, - пояснил я. - А вот - шерстистый носорог, а эта отвратительная зверюга, должно быть, саблезубый тигр. Этой книжульке чертова уйма веков.
      - Жизни не хватит обследовать все сокровища корабля, заметил Фостер.
      - А как насчет скелетов? Нашел еще что-нибудь?
      Фостер кивнул.
      - Видимо, катастрофа, а может, и болезнь. На костях никаких следов.
      - Я все никак не могу сообразить насчет того скелета в шлюпке, - сказал я. - Зачем ему ожерелье из медвежьих зубов? - я уселся напротив Фостера. - Тут навалом загадок. Но нам лучше потолковать о другом. Например, здесь есть кухня? А то я что-то проголодался.
      Фостер подал мне черный штырь:
      - Мне кажется, это важная находка, - сказал он.
      - Это что, палочка для мороженого?
      - Коснись виска..
      - Массажирует, что ли?
      Я прикоснулся штырем к голове.
      Я находился в комнате с серыми стенами, лицом к возвышающейся громаде рифленого металла.
      Я вытянул руки и приложил ладони к необходимым углублениям. Кожух открылся. Ввиду явной неисправности усилителей кваринарного поля я знал, что было необходимо задействовать автоконтроль цепей прежде...
      Я мигнул и оглядел мраморный стол, сваленные в кучу книги, а потом тупо уставился на штырь в руке.
      - Я вроде как был на какой-то подстанции, - сказал я Какая-то неисправность с... с... с...
      - С усилителями кваринарного поля, - подсказал Фостер
      - Я словно бы находился там, - проговорил я ошеломленно. - Я все прекрасно понимал.
      - Это техническое руководство, - пояснил Фостер. - Они могут подсказать нам все, что необходимо знать о корабле.
      - Я думал о том, что мне предстоит сделать, - все никак не мог успокоиться я, - как всегда, перед началом работы. Я собирался устранить неисправность этой фиговины. И я знал как!
      Фостер вылез из-за стола и двинулся к коридору.
      - Мы начнем с одного конца библиотеки и просмотрим ее всю, - сказал он. - На это уйдет время, но так мы добудем необходимую информацию, а тогда уж обсудим дальнейшие планы.
      Фостер подобрал несколько штырей с полки. Первое, что нам было необходимо, так это найти пищу и постели, на худой конец - руководство по управлению самим кораблем. Я надеялся, что нам удастся обнаружить эквивалент библиотечного каталога, это значительно облегчило бы задачу.
      Я прошел в глубь стеллажей и заметил короткий ряд красных штырей. Взяв один из них, я повертел его в руках, но потом решил, что опасности здесь нет совершенно никакой и прислонил к виску...
      По звону гонга я использовал нейрососудистое напряжение, сократил корковые ареалы ипселон-зета и йота и приготовился к...
      Я отдернул штырь. В ушах все еще раздавался пронзительный звон гонга. Штыри влияли на сознание, на реальность. Очень интенсивно, за счет жесткой фокусировки внимания на необходимом. У меня захватило дух от мысли о скрытых в этом возможностях. Можно поохотиться на тигра, влететь на самолете в бушующее пламя, сразиться с боксером-чемпионом... Я взял другой штырь.
      По звуку прерывистой трели я разложил инструменты и пошел к ближайшему трансфокатору...
      Еще один.
      Заступив на вахту, я доложился в рубку по сети оповещения и подтвердил двусторонность связи...
      Я выбрал средний штырь.
      Нуждаясь в ксивометре, я набрал команду номер один, добрал свой код...
      Еще через три штыря.
      Ситуация оказалась сложной. Я явился на инструктаж (уровень девятый, секция четыре, подсекция двенадцать, предварительный курс); тут я припомнил, что необходимо внести данные кода активности... моего кода активности - моего кода активности... Мной овладело чувство обескураженности. Промелькнула смесь каких-то изображений, потом мешанину впечатлений прорезал отчетливый голос:
      - Ты испытал частичную потерю личности, не тревожься, прибегни к помощи общеориентационной матрицы ближайшего информационного каталога. Его местонахождение...
      Я продвигаюсь вдоль стеллажей, останавливаюсь перед нишей, где на стене прикреплена подковообразная пластиковая скоба. Я снимаю ее и прикладываю к голове.
      Я продвигаюсь вдоль стеллажей останавливаюсь перед нишей.
      Я стоял, прислонившись к стене, голова гудела. Красный штырь валялся под ногами. Поток информации оказался слишком интенсивен. Что-то в каталоге.
      - Эй, Фостер! - позвал я - Похоже, я на что-то на толкнулся.
      Голова Фостера возникла из-за соседнего стеллажа.
      - Насколько я понимаю, - сказал я, - этот каталог даст нам исчерпывающую информацию о корабле, и тогда уже мы сможем планировать наши действия более обдуманно. По крайней мере, будем знать, что делать.
      Я снял пластиковую подкову со стены:
      - От этой штуковины у меня кружится башка, - посетовал я, передавая ее Фостеру. - И вообще, кому, как не тебе, этим заняться.
      Фостер взял матрицу и направился к креслу в конце зала:
      - Мне кажется, это надо делать сидя.
      Он пристроил зажимы на голове. Глаза его закатились, и он обмяк, оседая в кресле.
      - Фостер! - я бросился к нему и стал было стаскивать подкову с головы, но потом засомневался. Может эта не ожиданная реакция Фостера - вполне стандартная? Хотя мне все это и не нравилось, я принялся успокаивать себя. В конце концов, эта штуковина была необходима для возвращения утраченных знаний, и у Фостера всего-навсего шло восстановление забытого "Я". К тому же только полная, трехмерная личность Фостера могла дать ответы на мучавшие нас вопросы. Пусть корабль, вместе со своим содержимым, уже заброшен в течение тысячелетий, но библиотека по-прежнему должна функционировать. И пусть библиотекарь давным-давно превратился в прах, Фостер лежит без сознания, а я в тридцати тысячах миль от дома. Пусть. Как говорится, дело житейское.
      Я начал бродить по библиотеке. Смотреть было нечего бесконечные стеллажи, стеллажи... Объем информации, накопленный здесь, буквально потрясал. Если б только добраться до дома с грузом этих штырей. Я прошел в соседнее помещение, вернее, слабо освещенную комнатушку, всю середину которой занимал огромный замысловатый диван с округлым углублением в конце. Вдоль стен громоздились непонятные приборы и панели. Сразу возле двери лежали два скелета, возле дивана покоился еще один. Рядышком валялся кинжал с длинным лезвием.
      Я нагнулся над скелетом около двери. Насколько я мог судить, погибшие ничем не отличались от людей. Откуда они пришли, на какой планете жили? Если уж сумели построить такой корабль да еще и оборудовать его таким образом...
      Кинжал был необычен. Клинок его был из прозрачного металла, а рукоять украшена символикой Двумирья. Это служило первым смутным намеком на случившееся в тот момент, когда погибшие были еще живы.
      Я тщательно осмотрел приставленное к стене устройство. похожее на зубоврачебное кресло. Из спинки выступали тонкие металлические захваты, а на прутьях были укреплены разноцветные линзы. На полке, протянувшейся вдоль стены, стоял целый ряд тускло-серебристых цилиндров. Один такой же выступал из гнезда в боку устройства. Я вынул и оглядел его. Материал чем-то напоминал пластик: тяжелый в гладкий. У меня возникла уверенность, что это - братец тем штырям в библиотеке. "Интересно, какая в нем заложена информация?" - подумал я, пряча его в карман.
      Я зажег сигарету и вернулся к Фостеру. Он по-прежнему лежал в той же позе. Я сел на пол, прислонившись спиной к креслу, и принялся ждать.
      Прошел целый час, прежде чем Фостер наконец зашевелился, вздохнул и, открыв глаза, устало стянул с себя пластиковую подкову.
      - Ну как, все в порядке? - поинтересовался я. - Ты меня здорово напугал.
      Фостер озадаченно оглядел меня, начиная со взлохмаченной шевелюры и заканчивая потрепанными ботинками.
      Его брови слегка сдвинулись в недоумении, и он произнес что-то непонятное. Вся фраза, похоже, состояла только из 3 и К.
      - Слушай, хватит сюрпризов, Фостер, - произнес я, неожиданно охрипшим голосом, - говори по-английски.
      На его лице отразилось недоумение. Он взглянул мне в глаза, потом огляделся по сторонам:
      - Это корабельная библиотека, - сообщил он.
      Я с облегчением вздохнул.
      - Ну, ты меня и напугал! Я уж думал, у тебя опять память отшибло.
      Фостер внимательно следил за движением моих губ.
      - Ну, и что там? - спросил я. - Что тебе удалось узнать?
      - Тебя я знаю, - медленно ответил Фостер. - Ты - Легион.
      Я судорожно кивнул. Внутри у меня что-то судорожно сжалось.
      - Ну, еще бы, конечно, ты меня знаешь. Только спокойно, не нервничай... - я положил руку ему на плечо. - Ты помнишь, мы собирались...
      Фостер резко сбросил мою руку с плеча:
      - На Валлоне так не принято, - холодно произнес он.
      - На Валлоне? - переспросил я. - Слушай, в чем дело, Фостер? Только час назад мы, два приятеля, вошли в эту библиотеку. Нам нужна была информация. И мне жуть любопытно: узнал ты что-нибудь или нет?
      - А где остальные?
      - Парочка остальных в соседней комнате, - обозлился я. Только поусохли малость. Если хочешь, я тебе еще найду таких же дистрофиков. А кроме них, здесь только я.
      Фостер посмотрел на меня, как на пустое место.
      - Я помню Валлон, - сказал он, потирая лоб. - Но я также помню и варварский мир, жестокий и примитивный. Помню тебя. Мы куда-то ехали в убогом фургоне, потом на барже по каким-то морям. Уродливые комнаты, отвратительные запахи, омерзительный шум...
      - Не очень-то похвальные воспоминания о богобоязненной стране, - прокомментировал я. - Но я, пожалуй, понимаю, о чем ты.
      - Люди были хуже всего, - продолжал он. - Деформированные, больные, со вздувшимися животами, отвратительной кожей, искалеченными конечностями. Охотники. Мы спасались от них бегством, Легион, я и ты. И еще помню посадочную площадку... - Фостер на секунду замолчал, - странно, она превратилась в какие-то руины.
      - Мы, аборигены, зовем ее Стоунхенджем.
      - Охотники вырвались из-под земли. Было сражение. Да, но почему Охотники преследовали меня?
      - Я вот как-то надеялся, что ты сам мне и объяснишь, ответил я. - Ты знаешь, откуда и зачем прибыл этот звездолет?
      - Это корабль Двумирья, - ответил Фостер. - Но не понимаю, как он здесь очутился.
      - А что скажешь насчет дневника, может быть, теперь...
      - Дневник! - встрепенулся Фостер. - Где он?
      - Во внутреннем кармане твоего пиджака, должно быть.
      Фостер неуклюже принялся шарить по карманам, наконец нашел его и открыл.
      Я заглянул через его плечо. Фостер открыл дневник в самом начале, в той части, которую никто не мог расшифровать.
      И он преспокойно читал ее.
      Мы сидели в библиотеке за полированным столом из зеленого дерева. Уже прошло несколько часов, а Фостер все читал. Наконец он откинулся на спинку кресла, взъерошил рукой волосы и вздохнул.
      - Меня звали Кулклан, - сообщил он. - А это, - он положил руку на дневник, - описание моей жизни. Но это только часть прошлого, которое я ищу. И я ничего не помню из него.
      - Так объясни все-таки, что там в дневнике, - попросил я. - Прочти хоть что-нибудь.
      Фостер подобрал его со стола и полистал страницы:
      - Похоже, я пробудился здесь, на борту звездолета. Я лежал на трансформ-ложе и, значит, уже прошел стадию трансформации.
      - Это когда ты потерял память?
      - И вновь приобрел на трансформ-ложе. Была задействована моя матрица памяти. Я пробудился, зная, кто я, но не зная, каким образом оказался на борту корабля. Дневник утверждает, что самое последнее мое воспоминание относится к зданию подле Мелкоморья.
      - Где это?
      - На планете Валлон.
      - Да?! Ага, и что же дальше?
      - Я огляделся, на полу лежали четыре окровавленных тела. Один человек еще дышал. Я оказал ему посильную помощь и принялся обыскивать корабль. Но единственное, что я обнаружил, так это еще троих мертвецов. А потом на меня напали Охотники...
      - Это наши приятели шары?
      - Да, они питаются биологической энергией. А у меня не оказалось светового щита. Я бросился к шлюпке, таща на себе раненого. Затем спустился на ближайшую планету - твою Землю, но раненый умер у меня на руках. Он был моим другом, его звали Аммерлин. Я похоронил его и отметил место валуном.
      - Древний грешник, - догадался я.
      - Да... его кости, наверное, и нашел тот монах.
      - Но ты хоть знаешь, откуда появилась подземная установка? Дневник что-нибудь упоминает об этом?
      - Ничего, - разочарованно покачал головой Фостер. Странно читать о жизни автора дневника и в то же время осознавать, что это ты сам.
      - А как насчет Охотников? Как им удалось попасть на Землю?
      - Они бесплотны, - ответил Фостер, - и способны выдержать космический вакуум. Я только могу предположить, что они последовали за моей шлюпкой.
      - Они преследовали тебя?
      - Да. Но у меня нет ни малейшего представления, почему. Обычно это безобидные существа, и их используют в поисках беглецов от закона. Их очень легко настроить на конкретного человека, они начинают преследовать его и отмечают для последующего пленения.
      - Ага, что-то вроде овчарок, - прокомментировал я. - Слушай, а кем ты сам-то был? Крупной мафиозной шишкой на Баллоне?
      - К большому сожалению, дневник не касается этой темы, ответил Фостер. - Но это странное галактическое путешествие и свидетельства борьбы на корабле заставляют меня предположить, что меня и моих спутников могли изгнать за преступление, совершенное в Двумирье.
      - Ба! Так они напустили на тебя Охотников! - воскликнул я. - А какого же черта они тогда столько времени торчали у Стоунхенджа?
      - В радарной установке была утечка электроэнергии, - ответил Фостер, - а они подпитывают себя электромагнитным излучением. Не забывай, до прошлого столетия это был практически единственный источник подзарядки для них.
      - А как же они пробрались в тоннель?
      - При наличии времени они с легкостью просачиваются сквозь пористые субстанции. Ну, конечно, когда я оказался поблизости, они в спешке просто прорвали землю.
      - Ну, хорошо, а чего дальше, после того, как ты похоронил своего приятеля?
      - Дневник сообщает, что на меня напали туземцы в звериных шкурах. Один из них вошел в шлюпку и, должно быть, сдвинул рычаг старта. Во всяком случае, шлюпка поднялась, оставив меня на Земле.
      - Так вот это чьи кости с ожерельем из медвежьих зубов. Интересно, а почему он не вошел в корабль?
      - Да нет, войти-то он вошел, но ты же помнишь скелет возле шлюпки? В то время, когда туземец попал сюда, это был свежий, окровавленный труп. Вероятно, бедняга и не сомневался, что его ждет здесь такая же участь, потому он в панике и отступил обратно в шлюпку, а двери закрылись и...
      - Понятно, он застрял здесь, а ты - там, на Земле.
      - Да, - согласился Фостер. - А потом, похоже, я жил среди этих дикарей и даже стал их вождем. Я много лет ждал, что кто-нибудь заберет меня, а поскольку мой организм не старел, то меня стали чествовать, как бога. Я бы выстроил сигнализатор, но нигде не было чистых металлов. Ничего, что могло бы мне пригодиться. Я попытался обучить их, но это - работа на столетия.
      - Так организовал бы какие-нибудь курсы повышения квалификации, неужели все были безнадежными идиотами? - предложил я.
      - Да нет, талантов хватало, но дело не в этом, - сказал Фостер.
      - И как же ты вытерпел сотни лет? Ты что, из породы вечных суперменов?
      - Естественная длительность человеческой жизни огромна. Я на вас смотрю, как на безнадежно больных, которые погибают молодыми.
      - Да какая ж тут болезь, - возразил я, - обыкновенная старость, потом копыта на сторону. Естественный ход вещей.
      - Человеческий разум - превосходнейший инструмент, - возразил Фостер, - и он отнюдь не должен так быстро гибнуть.
      - Над этим стоит поразмыслить, - согласился я. - А ты почему не заразился?
      - Все валлонцы проходят вакцинацию против этого.
      - Ха, вот бы и мне, - вставил я, - но давай вернемся к нашим баранам.
      Фостер перелистнул страницу:
      - Я правил многими народами, побывал во многих землях в поисках умелых кузнецов, стеклодувов, экспериментаторов. Но я всегда возвращался к посадочной площадке.
      - Должно быть, это казалось невыносимым, - посочувствовал я. - Изгнанник на чужой планете проводит сотни лет в глуши, среди дикарей...
      - Ну, зачем же утрировать. Мне довелось видеть, как эти дикари сбрасывали шкуры и познавали пути цивилизации. Я учил их, как надо строить, как собирать стада, обрабатывать землю. Я сам выстроил великий город и попытался - по неопытности - преподать аристократии кодекс Двумирья. Но хотя они все и собирались за круглым столом, подобном Кольцевому Столу в Окк-Хамилоте, им так и не удалось до конца усвоить мои уроки. А потом они стали задаваться вопросом, почему, собственно говоря, их король не стареет. И тогда я вынужден был оставить их и попытался закончить постройку сигнализатора. Охотники ощутили это и напали. Сначала я отогнал их огнем, но потом меня разобрало любопытство, и я последовал за ними к гнездовищу.
      - Я помню, - сказал я, - "... это было место, знакомое мне издавна. Это был не улей, а штольня - дело рук обитателей Двумирья..."
      - Их было слишком много, и мне едва удалось уцелеть. Хроническое голодание сделало Охотников агрессивными. Они бы высосали всю мою энергию до последней капли.
      - Если б ты только знал, что передатчик здесь. Но ты не знал. Потому и подался за океан.
      - Вспомни, они нашли меня даже там. И каждый раз мне удавалось бежать. Но всегда они отыскивали меня снова.
      - А твой сигнализатор, что, с ним так ничего и не вышло?
      - И не могло. Это была попытка, заранее обреченная на неудачу. Только высокоразвитая цивилизация могла снабдить меня необходимыми материалами. Я мог только ждать и учить тому, что знал сам. А потом я начал забывать.
      - Почему?
      - Мозг устает, - пояснил Фостер. - Такова цена долгой жизни. Он должен возобновлять свои ресурсы. Интенсивная работа и шок ускоряют трансформацию. Я и так умудрился продержаться несколько столетий. А дома, на Валлоне, человек записывает память на матрицу, а после трансформации восстанавливает память в новом теле. Но, оставшись один, я не мог этим воспользоваться. Конечно, я делал все: готовил укромные убежища, писал самому себе письма...
      - Вот когда ты проснулся в гостинице, ты здорово помолодел прямо за ночь, как это возможно?
      - Когда мозг восстанавливается, то происходит регенерация всего организма. Кожа забывает все свои морщины, мускулы накопившуюся усталось, клетки становятся такими же, какими они были когда-то в молодости.
      - При первой нашей встрече, - заметил я, - ты упоминал о госпитале в Первую Мировую войну. Ты тоже там проснулся, ничего не помня?
      - Твой мир очень жесток, Легион. Наверное, я терял память много раз. Где-то там, в прошлом, я постепенно забыл о своей цели и, когда Охотники вновь появились, бежал в слепой панике.
      - У тебя в Мейпорте был целый оружейный склад. Какая польза от него против Охотников?
      - Да никакой, - бросил Фостер. - Но я же не знал. Я только ощущал, что меня преследует нечто.
      - Ну, уж в наше-то время ты мог бл построить сигнализатор, - вставил я, - хотя нет, ты уже и забыл, зачем он тебе и как это делается.
      - Но, в конце концов, я все же нашел передатчик с твоей помощью, Легион. Правда, по-прежнему остается загадкой, что произошло на борту этого корабля? Почему я здесь?
      - Слушай, - окликнул я. - А как насчет такой версии: пока ты лежал на том уютном диванчике, записывая память, на борту разразился мятеж, и к тому времени, как ты очнулся, кругом остались одни трупы.
      - В этом есть зерно истины, - задумчиво согласился Фостер. - Но будем надеяться, что когда-нибудь мы узнаем всю правду.
      - Вот чего я до сих пор не могу понять, так это почему никто с Валлона не отыскал твой звездолет, он же все это время болтался здесь, на орбите.
      - Ты только представь бескрайность космоса, Легион. Твоя планета - всего лишь один крошечный мирок среди сонма звезд.
      - Но ведь здесь же была оборудована посадочная площадка для ваших кораблей. Не иначе, как существовало регулярное сообщение. Да и книги с фотографиями - прямое доказательство, что вы бывали на Земле много тысяч лет назад. Так с чего это вдруг все визиты прекратились-то?
      - Таких площадок множество по всему космосу, - заявил Фостер, - это своего рода маяки, отмечающие каждый риф. Могут пройти века, прежде чем кто-нибудь вздумает заглянуть сюда. Тот факт, что штольня в Стоунхендже давно забилась землей, еще в те время, когда я впервые сошел на поверхность, показывает, насколько редко посещают твой мир.
      Я задумался. Мало-помалу складывалась стройная картина. Правда, в ней еще было довольно много белых пятен, да и рамы не хватало. Наконец меня осенило:
      - Слушай, ты сказал, что когда очнулся, то как раз записывал память. Ты проснулся и все помнил, так почему бы не повторить процедуру? Если, конечно, твой мозг в состоянии выдержать еще одну нагрузку.
      - Правильно, - откликнулся Фостер, вскакивая: - Это шанс. Идем!
      Я последовал за ним в комнатушку со скелетами. Он с любопытством оглядел кости.
      - Хорошенькая была потасовочка, - заметил я.
      - Да, похоже, я пробудился здесь, - сказал Фостер. - А это те, кого я увидел мертвыми.
      - Как видишь, они еще не воскресли, - сострил я. - Ну, что скажешь насчет этой машинки?
      Фостер прошел по роскошному диванчику, нагнулся над ним, а потом покачал головой:
      - Нет, - сказал он, - конечно, ее здесь не будет.
      - Чего?
      - Матрицы памяти. То есть инструмента, который я использовал для восстановления памяти.
      Тут я припомнил о цилиндре в кармане. С внезапно забившимся сердцем я вынул его и поднял, словно школьник, знающий правильный ответ.
      - Этот?
      Фостер глянул:
      - Нет, это пустой, как те, вдоль стены. Они предназначены для использования в аварийных ситуациях. Заполненные матрицы должны быть цветокодированы.
      - Да, пожалуй, - согласился я, - иначе бы все было слишком просто, - я огляделся. - Конечно, этот шкафчик слегка великоват, чтобы искать в нем потерянную пуговицу, но ничего другого нам не остается.
      - Не расстраивайся, Легион. По возвращении на Валлон я, без сомнения, смогу восстановить свое прошлое. Существует специальное хранилище, где содержатся матрицы каждого гражданина.
      - Но ведь твоя-то находилась у тебя.
      - Это наверняка была только копия. Оригинал никогда не покидает хранилища в Окк-Хамилоте.
      - Тогда понятно. Тебе не терпится попасть обратно, - заметил я. - Это будет нечто - заявиться домой после такого долгого отсутствия. Да, кстати о времени, ты сумел уточнить, сколько же ты в действительности находился на Земле?
      - Да нет, - отозвался Фостер, - я могу сделать только грубую прикидку.
      - Ну, так сколько же?
      - С той поры, как я высадился из шлюпки, - ответил он, прошло три тысячи лет.
      - Жаль, что команда распадается, - сказал я. - Ты знаешь, я уже как-то привык к своему положению школяра-недоучки. Мне будет не хватать тебя, Фостер.
      - Летим со мной на Валлон, - отозвался тот. Мы находились в обсерватории, глядя на ярко освещенный шар моей планеты с расстояния в тридцать тысяч миль. А рядом с Землей застыл ослепительно белый диск Луны.
      - Спасибо, приятель, - откликнулся я. - Я бы и не прочь поглазеть на все эти космические диковинки, но боюсь, что в конце концов пожалею об этом. Знаешь ли, эскимосу мало пользы от компьютера. Я просто помру от тоски.
      - Но ты же можешь вернуться.
      - Ну, насколько я знаю, - сказал я, - после прогулочки на таком звездолете на Земле пройдет пара сотен лет, а я бы хотел прожить свою жизнь здесь, с людьми, которых понимаю, и в том мире, в котором вырос. Конечно, у него есть свои недостатки, но, по крайней мере, это мой родной дом.
      - Ну, тогда я ничего не могу поделать, Легион, - сказал Фостер. - И даже на знаю, как выразить свою благодарность и вознаградить тебя за преданность.
      - Э... э... ну, что касается этого, то было бы неплохо загрузить шлюпку кое-какими вещичками из библиотеки_ шариками со склада, ну и так, по мелочи. Я, кажется, знаю, как все это приложить к делу, чтобы не затронуть экономику и не поставить ее на уши. Ну, и попутно самому устроиться. Как ты уже успел заметить, я - материалист.
      - Твое дело, - отозвался Фостер, - бери, что хочешь.
      - По возвращении, - сообщил я, - я сделаю еще кое-что. Вскрою тоннель с подземной установкой и взорву ее к чертовой матери. Если, конечно, никто до нее еще не добрался.
      - Судя по темпераменту местных жителей, - с улыбкой заметил Фостер, - секрет останется в неприкосновенности, по крайней мере, еще поколения три.
      - Не волнуйся, я посажу шлюпку где-нибудь в укромном местечке, где ее не засечет радар, - успокоил его я. - Нам повезло, через пару лет было бы поздно.
      - Да, вы бы уже смогли обнаружить и звездолет, - согласился Фостер, - даже несмотря на антирадарную защиту.
      Я глядел на огромный голубой шар, зависший над головой. В Тихом океане сверкала яркая точка отражавшегося солнца.
      - Кажется, я различаю там островок, который мне очень даже подойдет, - игриво заметил я. - Ну, а не подойдет, не велика беда, найдутся еще десятки таких же.
      - Ты сильно изменился, Легион, - отметил Фостер, - ты похож на человека с joie de vivre*.
      - Вообще-то, я привык думать, будто моя жизнь полна невезенья, - сказал я. - И все-таки есть какой-то смысл в том, что мы стоим здесь, смотрим на эту планету, и все мысли о несостоятельности кажутся просто нелепыми. Там, на поверхности, можно найти все для счастья человека, и для этого даже не требуется иметь товар.
      - У каждого мира свои правила жизни, - заметил Фостер. Иногда более сложные, иногда попроще. Противостоять реальности - вот в чем смысл.
      - Лицом к лицу со всей Вселенной, - продекламировал я. На фоне этого даже проигрыш будет выглядеть победой, - я повернулся к Фостеру. - Мы находимся на десятичасовой орбите, давай пошевеливаться. Я бы хотел приземлиться в Южной Америке. Мне там знакомо одно местечко, где можно разгрузиться без лишних вопросов.
      - У нас еще есть несколько часов, - сказал Фостер, - незачем торопиться.
      - Может, и так, - согласился я. - Но мне надо многое успеть, - я бросил последний взгляд на величественное зрелище за бортом, - и хотелось бы начать, как можно скорее.
      * Joie de vivre (фр.) - радость жизни.
      Глава восьмая
      Я мирно сидел на террасе, любуясь закатом, и размышлял о Фостере, который сейчас летел к себе домой где-то там, за пурпурными облаками. И самое порадоксальное заключалось в том, что для него, путешествующего почти со скоростью света, прошло' всего несколько дней, в то время как здесь миновало три года.
      Самыми сложными для меня оказались первые несколько месяцев, когда я посадил свою шлюпку в каньоне неподалеку от маленького городка Итценка в Перу. Мне пришлось выждать с неделю, из опасения, как бы не явилась толпа местных зевак, а потом я пешком потопал до города, неся с собой рюкзачок с тщательно отобранными образчиками, благодаря которым я и собирался начать свою новую карьеру. Мне понадобилась пара недель, чтобы добраться до морского порта Каллау, и еще неделя, чтобы попасть матросом на корабль-рефрижератор, везущий бананы. В Тампе я сиганул через борт и, не привлекая к себе внимания, добрался до Майами. Насколько можно было судить, полиция давно утратила интерес к моей персоне. Моя старая подружка - тучная леди - не слишком-то обрадовалась встрече, но все же пристроила меня, и я принялся превращать свои сувениры в деньги.
      Я захватил с собой проектор и пригоршню кассет с фильмами, весьма похожими на кости домино. Я не собирался продавать их в какую-нибудь лавку, а договорился со своим старым приятелем из киносети, и он за плату скопировал их на обычную пленку. Ему я объяснил, что вывез это из восточной Европы. Правда, он был не в восторге от них, но признал, что в технике создатели кое-что все-таки смыслят.
      Специальные эффекты были просто потрясающи. Его любимым фильмом стал тот, который я окрестил "охотой на мамонта".
      Я предложил только двенадцать записей с незначительным монтажом и комментариями, из них вышли отличные двадцатиминутные документальные фильмы. Мой знакомый связался с приятелем в Нью-Йорке и слегка поторговался. Мы сошлись на ста тысячах долларов с условием, что за такую же цену предоставим еще дюжину фильмов.
      Через неделю в Бейоне, штат Нью-Джерси, состоялся пробный показ, после которого меня буквально завалили предложениями продать следующую партию за полмиллиона долларов без всяких лишних вопросов. Я оставил Майки вершить бизнес на комиссионных началах, а сам вернулся в Итценку.
      Шлюпка находилась на месте и простояла бы там, наверное, еще пятьдесят лет, никто бы так и не наткнулся на нее. Я просто объяснил команде, которую привез с собой, что это ракетная декорация, необходимая для моего очередного фильма. Я разрешил им облазить всю шлюпку и удовлетворить свое любопытство. Все единодушно решили, что такой примитивный камуфляж никого не одурачит: никаких тебе стабилизаторов, никаких лучеметов, а панель управления вообще ничуть не лучше, чем обыкновенные игровые автоматы. Но поскольку денежки на ветер выбрасывал я, и их это совершенно не касалось, то они принялись маскировать ракету - как я их заверил, неотъемлемую часть замысла фильма, - и разгружать мйи товары.
      Через год после возвращения я владел собственным островом у побережья Перу и домом, в котором каждый мой каприз был тщательно исполнен архитектором - настоящим телепатом. Конечно, он на мне здорово заработал, но дом того стоил.
      Верхний этаж, по сути, представлял собой отдельную башню, ничем не уступавшую банковским сейфам. Именно там я и хранил все свои игрушки. Мне удалось продать около сотни фильмов, но оставалось еще куча других вещей, да и сам проектор многого стоил. Он прочитывал фильмы по молекулярным слоям и проецировал совершенно непрерывную картину. Цвет и звук были настолько реальными, что мой агент по сбыту даже несколько раз жаловался на слабую цветонасыщенность.
      Принцип конструкции проектора был абсолютно нов, а теория так вообще, пожалуй, еще недоступна нашим физикам. Но само по себе практическое применение не представляло никакого труда. Я рассудил, что с необходимыми контактами в научных кругах я мог бы ввести эту теорию в обиход и в результате стать мультимиллиардером. Я уже и так выбросил на наш рынок несколько изобретений: прочную бумагу, пригодную для шитья одежды, химикат, выбеливающий зубы до белоснежности, всецветовой краситель для художников. Те знания, которые я воспринял через штыри, обеспечивали мне в перспективе создание сотни новых индустриальных комплексов, и это было еще далеко не все.
      Я потратил большую часть года на кругосветное путешествие, открывая для себя то, что доступно тугому кошельку. Весь следующий год я провел, обустраивая остров, покупая картины, ковры, столовое серебро для дома, а заодно и концертный рояль. После первого восторга, вызванного экономической свободой, я принялся наслаждаться музыкой.
      Целых шесть месяцев за моим здоровьем и распорядком дня следил специальный врач. В конце курса, после бешеной гонки, я уже мало был похож на себя прежнего, в то время как врач-тренер превратился в абсолютную развалину, не выдержав темпа. Так что мне пришлось искать себе другое хобби.
      Теперь, три года спустя, мне все начинало надоедать, ко мне подкрадывалась скука - болезнь богатых. Но мечтать о богатстве и иметь его - две разные вещи, и я уже чуть ли не с ностальгией вспоминал прежние дни неудач, когда каждый шаг оборачивался приключением, полным полицейских, отвратительной еды и тысяч неутоленных желаний.
      Не то чтоб я серьезно страдал. Я сидел в шезлонге, отдыхая после долгого дня с рыбной ловлей и скромным обедом. Я покуривал сигару, свернутую из лучшего табачного листа и слушал самую прекрасную музыку, какую только способна воспроизвести тысячедолларовая магнитола. А расстилавшийся передо мной пейзаж, хоть и бесплатный, стоил никак не меньше миллиона в час. А через минуту я спущусь к причалу, заведу катер фирмы "Роллс-Ройс", переберусь на материк, пересяду в свой "кадиллак" последней модели и двинусь в город, где меня уже поджидает высокая блондинка из Стокгольма. Я пригласил ее в кино. Она работала секретаршей в фирме, занимавшейся электроникой.
      Я затянулся напоследок и подался вперед, чтобы бросить окурок в большую серебряную пепельницу, когда заметил какое-то пятно багровой в лучах заката воде. Рассмотреть его было трудно, я пошел и принес морской бинокль. Теперь я отчетливо различал моторный катер, мчавшийся к моему острову.
      Он повернул к стофутовому бетонному причалу и подрулил под тихое клокотание воды. Мотор заглох, катер лишь мирно качало на волнах во внезапно наступившей тишине. В бинокль я изучал серо-голубоватый корпус. На корме виднелись две пушки, а на стапелях четыре торпеды. Но на меня произвело впечатление не столько вооружение, сколько ряды моряков в касках на палубе.
      Я продолжал наблюдать. Солдаты сошли на берег и выстроились в два взвода, я посчитал: пятьдесят человек, из них два офицера. Я едва расслышал, как были отданы команды, и колонна тронулась по мощеной дороге, ведущей от королевских пальм и магнолий прямо к пандусу возле дома. Здесь они остановились, по команде развернулись налево и застыли по стойке "смирно". Два офицера и кургузый гражданский с портфелем взобрались по лестнице, стараясь выглядеть как можно более непринужденно, и остановились у широкого пролета.
      Офицер, стоящий впереди, не иначе как в ранге бригадного генерала, поднял голову и уставился на меня:
      - Мы можем подняться, сэр?
      Я оглядел застывшие шеренги солдат:
      - Ну, если ваших парней мучает жажда, сержант, - отозвался я, - то пусть не стесняются, заходят.
      - Я - генерал Смейл, - прокричал тот. - Это полковник Санчес, представитель Перуанской армии, - он ткнул пальцем в другого военного, - и мистер Приффи из американского посольства в Лиме.
      - Здрасте, мистер Приффи, - откликнулся я. - Здрасте, мистер Санчес. Здрасте...
      - Это... э-э-э... официальный визит, мистер Легион, - выдавил генерал, - дело величайшей важности, касающееся национальных интересов вашей страны, мистер Легион.
      - О'кей, генерал, - бросил я, - поднимайтесь. А что случилось-то? Ваши ребятки там не начали, случайно, новую войну?
      Они поднялись на террасу, слегка поколебавшись, поздоровались со мной за руку и расселись по креслам. Мистер Приффи положил свой чемоданчик на колени.
      - Если хотите, кидайте ваше барахло на стол, мистер Приффи, - предложил я.
      Он мигнул и еще крепче вцепился в чемоданчик. Я предложил каждому сигары ручной работы. Приффи выглядел озадаченным, Смейл отрицательно покачал головой, а Санчес прихватил сразу три штуки.
      - Я здесь, - сообщил генерал, - чтобы задать вам несколько вопросов, мистер Легион. Мистер Приффи представляет государственный департамент, а полковник Санчес...
      - Можете не продолжать, - оборвал я, - он представляет перуанское правительство, а потому я и не спрашиваю, что делают американские вооруженные силы на перуанской территории.
      - Эй, - встрял Приффи, - я вовсе не думаю...
      - Охотно верю, - успокоил его я. - Так в чем дело, Смейл?
      - Я сразу перейду к делу, - ответил тот. - Вот уже некоторое время разведка США ведет досье, закодированное - за неимением лучшего - под названием "марсианин", - генерал Смейл извинительно кашлянул. - Около трех лет назад, - продолжил он, - неопознанный летающий объект...
      - Так, летающие блюдца - ваше хобби, генерал? - перебил я.
      - Ничего подобного, - отрезал он. - Этот объект засекли многие радары, когда тот спускался с огромной высоты. Он совершил посадку на Земле... - генерал слегка замялся.
      - Вот только не надо говорить, будто вы, проделав такой огромный путь, не можете мне ничего сказать.
      - ... в одном месте, в Англии, - нехотя ответил Смейл, несколько американских истребителей было послано на разведку, но прежде, чем они успели вступить в контакт, НЛО взлетел с чудовищным ускорением, и цаши радары потеряли его след где-то на высоте нескольких сот миль.
      - А мне-то казалось, что наши радары способны на большее, - съязвил я. - Спутниковые программы...
      - Просто не было возможности воспользоваться специальным оборудованием, - отпарировал Смейл. - Тщательное расследование показало, что два неких иностранца - вероятно, американцы - посетили это место за несколько часов до... э-э-э... высадки НЛО.
      Я кивнул и вспомнил, как бродил по окрестностям, прикидывая, не удастся ли уничтожить подземную установку. Но там толпилось столько копов в штатском, сколько обычно бывает старых дев на похоронах кинозвезды, просто не протолкаться. Впрочем, все складывалось как нельзя лучше. Подземный тоннель они так и не обнаружили, поскольку ракеты завалили вход. А сама установка, видимо, была сделана из таких неметаллических материалов, которые не мог уловить ни один детектор.
      - Спустя несколько месяцев, - продолжил Смейл, - в прокате США появилась целая серия документальных фильмов. На них была запечатлена как жизнь других планет, так и древние и доисторические события здесь, на Земле. В комментариях указывалось, что все эти короткометражные фильмы всего лишь демонстрируют некоторые научные теории о развитии жизни на других планетах. Они, конечно же, вызвали всеобщий интерес, и, за некоторым исключением, ученые оказались единодушны в своих восхищенных оценках.
      - Меня тоже восхищают это прекрасные подделки, - вставил я. - При всеобщем интересе к космическим путешествиям...
      - Однако на фоне технического совершенства короткометражных фильмов была отмечена одна удивительная неточность, продолжал Смейл. - Она касалась вида нашей планеты из космоса, изображавшего Землю на фоне звезд. По мнению астрономов, конфигурация созвездий указывала на проведение съемки за семь тысяч лет до нашей эры. Ошибка относилась и к изображению полярной шапки льда на месте залива Гудзон. Южных же ледовых полей не было видно вообще. Антарктида оставалась совершенно свободной ото льда.
      Я молча ожидал, что же последует дальше.
      - Так вот, новые исследования подтвердили, что девять тысяч лет назад Северный Полюс действительно находился на месте залива Гудзон, - сообщил Смейл, - и ледовый панцирь Антарктиды тоже сравнительно недавнее образование.
      - Но об этом уже давно говорили, - возразил я, - по этому поводу даже есть теория...
      - И потом, что касается видов Марса, - не обращал на меня внимание генерал, - съемки "каналов" с высоты птичьего полета считались превосходнейшим трюком, - тут он повернулся к Приффи, который открыл чемоданчик и передал ему пару фотографий. - Вот кадр, взятый из фильма, - сказал Смейл.
      Это было цветное фото восемь на десять, изображавшее гряду холмов, покрытых розоватой пылью, холмы ярко выделялись на фоне черно-голубого горизонта...
      Смейл выложил рядом другое фото:
      - А это, - сказал он, - снято с автоматической станции в прошлом году.
      Я посмотрел. Второй снимок был зернист, в цвете преобладал голубой оттенок, но во всем остальном сомнений не вызывал. Холмы выглядели более приземистыми, да и угол съемок несколько отличался, но это был тот же самый пейзаж.
      - Тем временем, - неумолимо продолжал Смейл, - на рынок выбрасывается множество новых изобретений. Химики и физики поражены теоретической базой, скрывающейся за подобной технологией. Один из продуктов - вариант красящего вещества воплощает в себе абсолютно новую концепцию кристаллографии.
      - Прогресс, - вяло заметил я. - Да что там, вот когда я еще был ребенком...
      - След был чрезвычайно запутан, - перебил меня Смейл. Но в конце концов мы обнаружили, что за всеми этими любопытными фактами досье кроется общий фактор, и этот фактор, мистер Легион, вы.
      Глава девятая
      Через несколько минут после заката Смейл и я снова сидели на террасе за остатками легкого ужина.
      - У домашнего ареста, по крайней мере, одно преимущество - не рискуешь отравиться едой.
      - Я понимаю ваши чувства, - отозвался Смейл, - честно говоря, мне самому не нравится это поручение. Но совершенно очевидно, что есть вещи, которые требуют объяснений. И я питал некоторую надежду, что вы добровольно нам все расскажете.
      - Заберите вашу армию и плывите-ка отсюда подальше, генерал, - посоветовал я. - Тогда, может быть, я и сделаю что-нибудь добровольно.
      - Ваш патриотизм...
      - Мой патриотизм не устает твердить мне, что там, откуда я родом, у личности есть свои права.
      - Дело слишком важное, чтобы обращать внимание на такие мелочи, - упорствовал Смейл. - Я признаюсь совершенно откровенно, что присутствие солдат было разрешено перуанским правительством постфактум. Я упоминаю об этом, чтобы дать понять, насколько важное значение придает правительство этому делу.
      - Да, видя, как вы высаживаетесь на берег, я так и понял, - заметил я. - Вам просто чертовски повезло, что я не воспользовался своим дезинтегратором.
      Смейл чуть не подавился.
      - Да шучу, шучу, - успокоил я его. - Но я же не доставляю вам никаких хлопот. Зачем вы вызвали подкрепление?
      Смейл ошарашенно уставился на меня:
      - Какое подкрепление?
      Я небрежно ткнул вилкой в пустоту. Он оглянулся. Поднимаясь все выше и выше, волны бороздила рубка подлодки, затем постепенно показался корпус, с палубы каскадами сбегала вода. Открылся люк, из которого тут же высыпали матросы. Смейл вскочил, роняя салфетку.
      - Сержант! - заорал он.
      Я сидел, открыв рот, и смотрел, как Смейл выскочил на лестницу и понесся вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Я слышал его рявканье, возгласы солдат, лязганье затворов, топот ботинок. Я подошел к мраморной балюстраде. Приффи в лиловой пижаме носился по лужайке, приставая ко всем с вопросами, а полковник Санчес, не переставая вопить, все дергал и дергал генерала за рукав. Пехота строилась.
      - Эй, поаккуратней там с розами, сержант! - крикнул я сверху вниз.
      - Не суйтесь не в свое дело, Легион! - проорал мне в ответ Смейл.
      - А какого черта я должен молчать?! - гаркнул я опять. В конце концов, владелец я этого поместья или нет?!
      Смейл взлетел по мраморным ступеням.
      - Я за вас отвечаю головой. Легион! - рявкнул он. - Вам надо спрятаться в убежище, где здесь подвал?
      - Внизу, естественно, - отреагировал я. - А в чем дело-то? Межвойсковая грызня, что ли? Боитесь, как бы флот не отнял лакомый кусочек?
      - Это ядерная подлодка, - сурово объяснил мне Смейл, "Гагарин", и принадлежит она русскому флоту.
      Я так и застыл с открытым ртом, невидяще уставившись на Смейла и пытаясь собраться с мыслями. Меня не очень-то удивило появление бригадного генерала. Я уже заранее проиграл ситуацию с юристами и прекрасно знал, что рано или поздно кто-нибудь доберется до меня за уклонение от уплаты налогов, за отказ от службы в армии или просроченную стоянку, но ничего серьезного не ожидал. Правительству может и не нравиться, что я знаю слишком много, и все же ни одна собака не могла бы обвинить меня в похищении изобретения у Дядюшки Сэма. В конце концов, они отвяжутся от меня, а моих денежек на швейцарском счету хватит до конца дней, если даже им удастся перекрыть все финансовые поступления от разработки моих идей. Я был даже рад, что все наконец произошло.
      Но уж кто у меня совершенно вылетел из головы, так это русские. Вполне естественно, что они проявили ко мне интерес, а уж их шпионы ничуть не хуже разведчиков из ЦРУ. Я должен был сообразить, что рано или поздно они тоже выйдут на меня, но, в отличие от американских служб, им не придется считаться с Женевской Конвенцией по правам человека. Они, не задумываясь, пропустят мои мозги через "стиральную машину" и выжмут все необходимые сведения с такой же легкостью, как я выжимаю лимон.
      Наконец подлодка всплыла полностью, и в лицо мне уставилось дуло зенитного пулемета, один залп которого мог запросто разнести вдребезги весь героический флот Смейла. А затем на резиновые лодки выгрузились моряки, в общей сложности пара сотен.
      Прямо подо мной, на лужайке, сержант выкрикивал команды, и солдаты разбегались по позициям, должно быть, уже намеченным заранее. По всей видимости, для них появление русских оказалось не такой уж большой неожиданностью. Я оказался всего лишь пешкой, которую с успехом разыгрывали между собой два великих гроссмейстера. Моя розовая мечта утереть нос бюрократам испарялась на глазах, а мой остров готов был превратиться в поле битвы. И кто бы в ней не победил, я оказывался в проигрыше. У меня оставался лишь слабый шанс затеряться в кутерьме.
      Смейл дернул меня за руку:
      - Не торчи здесь! - рявкнул он. - Куда?..
      - Простите, генерал, - сказал я и врезал ему под дых. Он скорчился, но несмотря на боль, рванулся за мной. Я отвесил ему хороший хук слева. Он мешком брякнулся на землю, дрыгнув ногами. Я перепрыгнул через него, вбежал в дом, быстро пронесся вверх по спиральной лестнице и захлопнул за собой бронированную дверь. Стены башни могли выдержать любой удар, вплоть до артиллерийского снаряда. Но пока мне, похоже, это не грозило.
      Я лихорадочно принялся соображать. Если мне даже и удастся смыться, то с собой много не возьмешь. Несколько учебных штырей да все, что осталось от фильмов. Однако большинство штырей я уже прослушал и запомнил их намертво, как пункты налоговой декларации. Правда, была тут одна заковыка: если прослушивать их слишком часто, то перегруженный мозг не справлялся с потоком информации, и амнезия стирала все начисто.
      Времени заниматься этим у меня не оставалось. Все унести с собой я не мог, а просто бросить на произвол судьбы, не поднималась рука.
      Поэтому я принялся лихорадочно разбирать свои запасы, распихивая по карманам всякую мелочь. Под руку попался серебристый трехдюймовый цилиндр с черно-золотистыми полосками. Он мне что-то напомнил.
      Это была неплохая идея. У меня все еще оставалась пластиковая подкова, которая помогла Фостеру восстановить память о его родной планете. Я в свое время пытался ей воспользоваться, но ничего, кроме головной боли, мне заполучить не удалось. С тех пор она так и валялась без дела. Но, может быть, сейчас самое время воспользоваться ею опять, поскольку половина предметов здесь, в моем хранилище, по-прежнему оставалась для меня тайной (как и этот серебристый цилиндр). Я точно знал, какую информацию несет подкова. Она содержит все, что мне необходимо знать о Валлоне и Двумирье.
      Я выглянул в пуленепробиваемое окно. Солдаты Смейла залегли по периметру под кустами. Русские разворачивали силы вдоль берега. Похоже, они еще не скоро приступят к решительным действиям, и пройдет еще больше времени, прежде чем они решатся вышибить меня из моего форта. Фостеру потребовалось около часа, чтобы усвоить необходимую информацию. Наверное, и у меня это займет не больше времени.
      Я отложил цилиндр, порылся в ящиках и наконец нашел пластиковую подкову. Я уже присел в кресло, но вдруг заколебался. Эта штуковина предназначалась для инопланетян, не останусь ли я после нее безмозглым идиотом?
      Однако альтернатива казалось мне слишком уж грустной. Оставить остров с пустыми руками, и даже не иметь возможности воспользоваться собственными деньгами без риска привлечь к себе внимание...
      Ну, уж нет, по доброй воле я бедняком не останусь. А знания обеспечат мне независимость и, возможно даже, защиту от алчности нации. Я всегда смогу обменять знания на свободу.
      Конечно, в моих рассуждениях было много дыр, но быстро соображать я никогда не умел. Осторожно, с опаской, я приладил подкову к голове. Сначала она сдавила виски, а потом ощущения затопили меня, словно волна прихлынувшей теплой воды. На мгновение меня охватила паника, но далекий голос прогнал ее: ты среди друзей, ты в безопасности, все хорошо.
      Глава десятая
      Я лежу в темноте и вспоминаю башни, звуки фанфар и фонтаны огня. Я протянул руку и нащупал грубую ткань. Может быть, я брежу..? Я пошевелился, над головой вспыхнул свет, прищурившись, я разглядел комнату, убогое жилище, пыльное, грязное, засыпанное всяким мусором. В стене окно. Я подошел к нему, передо мной расстилался зеленый торф, изгибающаяся тропа, ведущая к полосе белого песка. Странный вид. И все же...
      Нахлынула волна головокружения. Прошла. Я мигнул, попытался хоть что-нибудь вспомнить...
      Голову что-то сдавливало. Я стянул это, и оно упало на пол со слабым стуком - информационный путеводитель для тех, кого трансформация застигла неподготовленными...
      Внезапно, словно отхлынувшая волна, картина потускнела, оставив меня в знакомой комнате с адской головной болью. Откровенно говоря, я сомневался: сработает ли подкова, но попытка удалась, пусть не без неприятностей. С минуту я бродил по комнате, словно чужак, испытывая приступ ностальгии по своей милой планете Валлон. Я еще помнил свое видение, но теперь оно потускнело. Я был самим собой и, как обычно, в беде.
      Где-то в подсознании роились заманчивые идеи. Позже, если мне выдастся свободная минутка, я сяду и постараюсь спокойно разобраться в своих мыслях. Но в данную минуту мне по горло хватало забот. Две армии загнали меня в тупик, я совершенно ни с кем не .собирался воевать. Единственное, что вообще интересовало меня, так это собственная шкура.
      При звуке автоматных очередей я так и подскочил к окну. Передо мной расстилался тот же самый пейзаж, что и несколько секунд назад, но теперь для меня в нем было больше смысла. Слева все еще дымились останки торпедного катера, затонувшего в нескольких ярдах от причала. Русской подлодки нигде не было видно: вероятно, высадив десант, убралась подальше. На берегу валялись два-три трупа, но отсюда я не мог определить - чьи они.
      Откуда-то слева опять донеслась стрельба. Похоже, сражение там разворачивалось дедовскими методами: стенка на стенку, только с применением огнестрельного оружия. Этого и следовало ожидать, в конце концов, охотились-то они за мной, а моя умная головушка нужна была им целой и невредимой.
      Не знаю уж, скрытый романтизм или практицизм заставили меня довести архитектора едва ли не до инфаркта своими требованиями проложить тайные ходы в стенах моего замка, но теперь я был рад, что они существовали. В стене рядом со мной была дверь, через нее я мог попасть на причал, в рощицу за домом и на побережье, к северу от особняка. Единственное, что я должен был сделать...
      Дом содрогнулся, последовал страшный удар, сваливший меня с ног. Я расквасил себе нос, закапала кровь. Я на четвереньках подскочил к двери, кто-то там, снаружи, как видно, потерял терпение. Дом потряс еще один удар. Минометы, а то и ракеты. Я, должно быть, проспал период подготовки, и проснулся как раз накануне главных действий.
      Я нажал на скрытые пружины, и потайная дверь открылась. В последний раз оглядев окутанную пылью комнату, я заметил цилиндр, теперь-то я знал, что это такое. Одним прыжком я пересек комнату и схватил его. Помнится, нашел я его на шлюпке, когда прибирался. Он лежал под костями скелета с ожерельем из медвежьих зубов. Дикарю, вероятно, понравилась раскраска, вот он и подобрал его. Но только теперь, со своим знанием валлонской цивилизации, я мог оценить, какая это огромная драгоценность. В нем содержалась память Фостера, и пусть это была всего лишь копия, но бросить ее я не мог.
      Грянул еще один взрыв, с потолка рухнул здоровенный кусок штукатурки, все, пора смываться. Чихая и кашляя от поднявшейся пыли, я протиснулся в потайную дверь и принялся спускаться по узкой тесной лестнице.
      Внизу на секунду я приостановился, чтобы немного собраться с мыслями, и тут опять грохнуло. Я отпрянул назад, видя, как потолок тоннеля, ведущего в сторону побережья, обваливается. Теперь можно было бежать только в рощу или на причал. Времени на размышления уже не оставалось. Потолок мог рухнуть в любую секунду. Как видно, мой архитектор слегка сэкономил на укреплении стенок. Но, с другой стороны, не мог же он предполагать, что на моей лужайке будут разыгрываться сражения.
      Насколько я мог судить, битва происходила к югу от дома, следовательно, роща была полна солдат, использовавших ее, как естественное укрытие. Оставался только причал. Я предпочел бы дождаться темноты, но в данных обстоятельствах медлить было нельзя. Глубоко вздохнув, я решился и побежал по тоннелю. Если очень повезет, то катер может оказаться в порядке. Конечно, придется плыть под самым носом воюющих сторон, но элемент внезапности мог обеспечить мне преимущество в несколько сот ярдов - довольно безопасное расстояние. Мотор имел достаточно лошадиных сил, чтобы выиграть любую гонку до материка, при условии, что мне как-то удастся оторваться от погони с самого начала. В тоннеле было совершенно темно, но меня это не смущало, поскольку он вел прямо к причалу. Наконец я добрался до деревянной раздвижной двери и замер, прислушиваясь. Было тихо. Я отодвинул створку и взобрался по лестнице внутрь ангара. В полумраке поблескивал хромом и никелем мой катер. Я осторожно обогнул его, сбросил причальный канат и уже собрался шагнуть в рубку, когда раздалось явственное клацанье передергиваемого затвора. Я бросился ничком. Грохнул выстрел. Пуля взбороздила темную поверхность воды, я перекатился и со всплеском нырнул в глубину. Одновременно с этим раздался второй выстрел. В несколько гребков я проплыл под дверью ангара и, прижимаясь к песку на дне, резко взял влево. Я избавился от куртки, мысленно распрощавшись со всеми вещами, которыми набил карманы. Правда, у меня еще оставалась матрица памяти, которую я запихнул в джинсы. Десять гребков, пятнадцать, двадцать... я знал свой предел, двадцать пять гребков...
      Двадцать пять... еще один.. и еще один. Где-то наверху меня поджидала пуля.
      Тридцать гребков. Хочу я того или нет, а подниматься надо. Я перевернулся на спину и всплыл, но едва успел вдохнуть глоток свежего воздуха, как где-то вдалеке глухо грянул выстрел, и пуля, обрызгав мое лица, пролетела мимо. Я камнем ушел под воду и проплыл еще двадцать пять гребков. На этот раз автоматчик отреагировал быстрее. Пуля обожгла мое плечо, словно раскаленная кочерга, и мне пришлось уйти под воду.
      Я слабел, задыхался и явственно предчувствовал удар пули по черепу. Надо плыть, плыть. Грудь жгло от недостатка воздуха, в глазах темнело...
      Словно издали, я наблюдал за неуклюжими попытками человека, следил за суматошными, судорожными движениями неопытного пловца...
      Было совершенно очевидно, что требуется вмешаться. Я активизировал подкорку, перераспределил кровообращение, задействовал запас жиров, подведя энергию и кислород к клеткам. На внутренних ресурсах существо могло проплыть не менее шестисот секунд...
      Я лежал на спине, вдыхая прохладный морской воздух и гладя слезящимися глазами на багровый закат. Только недавно я тонул в нескольких ярдах от берега, и вдруг нечто вмешалось в мои действия. Очевидно, мне на помощь пришла накопленная информация валлонской цивилизации, и вот теперь я здесь, в полумиле от берега, выдохшийся, но живой и невредимый. Усталый мозг уже не удивлялся чудесам... Я развернулся в сторону острова. Столб дыма поднимался из проема, где когда-то были окна спальни. Откуда-то выпрыгнул солдат, метнулся через лужайку, упал. Несколько секунд спустя до меня донесся звук выстрела. На побережье никого не было. Сидевший в засаде уже исчез. Вероятно, он решил, что со мной все кончено, к тому же он наверняка мог заметить следы крови на воде.
      Тут я подумал об акулах. Вообще-то я не слышал, чтобы они здесь водились, но их могла привлечь даже капля крови. Я скосил взгляд на плечо, ничего серьезного, просто царапина. Она даже не кровоточила. Впрочем, мне хватало и других проблем. Например, как же все-таки добраться до материка? Пятнадцать миль - это тебе не баран чихал. Но если парнишки на острове увлекутся своими забавами, то я, пожалуй, сумею доплыть.
      Я хотел снять джинсы, но все-таки решил, что не стоит. Не разгуливать же мне потом по берегу в одних плавках.
      Я последний раз взглянул на дом. Изнутри пробивались отблески пламени. Очевидно, мои противнички решили разделаться с домом до основания, чтобы уж никому ничего не досталось. Эх, потерять такое уютное местечко! Мне его будет, так не хватать. И все-таки когда-нибудь кто-нибудь расплатится за это сполна!
      Глава одинадцтая
      Я сидел за кухонным столом у Маргариты и догрызал цыпленка, пока она подливала мне в кружку кофе.
      - Ну-ка, расскажи, - попросила она, - зачем они всетаки сожгли твой дом? И как тебе удалось добраться до Лимы?
      - Они настолько увлеклись, что совершенно потеряли голову, - ответил я. - Это единственное объяснение, которое я могу придумать. Мне казалось, я буду в полной безопасности, как долларовые часы при встрече с карманником. Я полагал, что они не захотят причинить мне вреда.
      - Но твои же американцы...
      - В какой-то степени их можно понять, не могли же они позволить русским заполучить меня. Забавно, вот если бы они написали письмо и попросили помочь...
      - А где ты умудрился так перемазаться?
      - Когда я выплыл, мне целый час пришлось пробираться по болоту. Еще повезло, что светила луна. А потом я три часа топал пешком.
      - Надеюсь, теперь-то тебе получше? Выгладишь ты просто ужасно.
      - Еще квартал, и я бы точно не добрался до тебя. Я выжат, как лимон. Царапина на плече - пустяки, я ее и не чувствую, просто зверски устал.
      - Слушай, ложись да поспи, - предложила Маргарита. - Что мне надо сделать?
      - Раздобудь одежду, - попросил я. - Серый костюм, белую рубашку, черный галстук и ботинки. Да, загляни в банк, сними тысяч пять да посмотри, будет ли что-нибудь в газетах. Если на обратном пути заметишь кого-нибудь в вестибюле, не поднимайся, а позвони по телефону, и мы с тобой встретимся где-нибудь в другом месте.
      Она встала.
      - Это просто ужасно, - сказала она. - А твое посольство?
      - А разве я не сказал? Мистер Приффи - представитель посольства - заявился под ручку со Смейлом, не говоря уже о полковнике Санчесе. Я не удивлюсь, если здесь задействована и полиция. Они, конечно, могут решить, что я мертв, но это не надолго. Во всяком случае, до тех пор, пока ты не снимешь деньги со счета. Ну, а я пока тем временем вздремну и смотаюсь отсюда, как только ты вернешься.
      - Куда же ты пойдешь?
      - Ну, сначала доберусь до аэропорта, а там посмотрю. Не думаю, чтобы всех подняли на ноги. В конце концов, все проводилось в строжайшем секрете, пока не появились непредвиденные трудности. Они еще зализывают раны.
      - Послушай, банк откроется еще не скоро, - сказала Маргарита. - Ложись-ка поспи. Я позабочусь обо всем, не волнуйся.
      Я добрался до спальни, разложил диван, прилег и провалился в сон.
      Еще не успев открыть глаза, я уже знал наверняка, что в комнате не один. Я медленно сел.
      Он занимал пост на стуле у окна. Обыкновенный парень в тропическом костюме с незажженной сигаретой в зубах.
      - Да чего там, закуривай, - бросил я. - И вообще, не обращай на меня внимания.
      - Спасибо, - отозвался тот тонким голосом.
      Он вынул зажигалку и поднес пламя к сигарете. Я встал. Мой посетитель дернулся, зажигалка исчезла, и на меня уставился короткий ствол пистолета.
      - Нервы, нервы, - заметил я. - Не бойся, я не кусаюсь.
      - Я бы предпочел, чтобы вы не делали резких движений, предупредил он, вынув сигарету изо рта и слегка кашлянув. Вы правы, нервы у меня ни к черту.
      Пистолет неподвижно смотрел на меня.
      - И на какую же сторону ты работаешь? - поинтересовался я. - И можно мне хоть обуться-то, или ты боишься, что у меня в носке оружие?
      Он положил пистолет на колени.
      - Да что уж там, одевайся полностью, мистер Легион.
      - Извиняюсь, - бросил я. - Не могу. Одежды нет.
      Он слегка нахмурился.
      - Моя куртка будет маловата, но это все, что я могу предложить.
      Я снова сел.
      - Я собираюсь вынуть сигарету, - предупредил я, - постарайся обойтись без пальбы, - я взял пачку со стола и закурил. Он не отрывал от меня взгляда. - А как вы догадались, что я все-таки не сыграл в ящик? - поинтересовался я, выдыхая дым в его сторону.
      - Мы осмотрели дом, - ответил он, - но тела не нашли.
      - Ослы, я же утонул!
      - Такая мысль была, но на всякий случай решили проверить и другое варианты.
      - Спасибо, что хоть дали отоспаться. Сколько ты уже здесь торчишь?
      - Всего несколько минут, - ответил посетитель. Он взглянул на часы. - Через пятнадцать минут нам надо идти.
      - Да на черта я вам сдался? - изобразил удивление я, - вы же сами разнесли в пыль все, что вас интересовало.
      - Госдепартамент хотел задать вам несколько вопросов.
      - Слушай, да я тут вообще ни при чем, - заканючил я, - и даже никакого понятия не имею об этих вещах. Я же только толкал товар.
      Он сделал глубокую затяжку и, прищурившись, поглядел на меня сквозь сизый дым.
      - В колледже у вас были отличные отметки, включая язык и литературу.
      - А ты неплохо подготовился к уроку, - я глянул на пистолет. - Интересно, станешь ты стрелять на самом деле или нет.
      - Видимо, надо прояснить ситуацию, - отозвался он, - чтобы избежать случайных недоразумений. Я должен привести вас живым. По возможности, конечно. Но если возникнет хотя бы намек на попытку к бегству либо появится опасность того, что вы попадете не в те руки, мне придется стрелять.
      Я едва втиснул ноги в сырые тенниски. Вот сейчас, когда я с ним один на один, - самое время бежать. У меня было предчувствие, что он не шутит. Я уже видел ,этих парней в действии на лужайке возле моего дома.
      Он поднялся:
      - Идемте в гостиную, мистер Легион.
      Я вышел первым.
      Часы на серванте показывали одиннадцать часов утра. Я проспал пять или шесть часов. С минуты на минуту должна была появиться Маргарита.
      - Одевайтесь, - распорядился мой посетитель.
      Я взял протянутую куртку, с усилием натянул ее на плечи и посмотрел на свое отражение в зеркале над диваном.
      - Что-то я сам на себя не похож, обычно я...
      Зазвонил телефон. Я глянул на своего стража. Он отрицательно покачал головой. Мы стояли и прислушивались к трели. Через некоторое время она оборвалась.
      - Пора идти, - сказал он в наступившей тишине. - Пройдите вперед, пожалуйста. Мы спустимся на лифте в подвал и выйдем через служебный вход...
      Неожиданно он замолчал, уставившись на дверь. Кто-то гремел ключом. Мой спутник поднял пистолет.
      - Погоди, - остановил его я. - Это хозяйка квартиры, - и встал напротив него, спиной к двери.
      - Не глупи, Легион, - произнес он угрожающе. - Отойди.
      Я следил за дверью в зеркале над диваном. Ручка повернулась, дверь приоткрылась, и тощий смуглый мужчина в белом костюме проскользнул внутрь. Закрывая дверь, он машинально перебросил оружие в левую руку. Мой сторож снял пистолет с предохранителя, не отводя его от моего живота.
      - Замри, Легион, - предупредил он. - У тебя только один шанс уцелеть - оставаться со мной.
      Он слегка отодвинулся, чтобы взглянуть на вновь прибывшего через мое плечо. Я видел в зеркале, как мужчина в белом позади меня резко развернулся, взяв нас обоих на мушку.
      - Это оружие особой системы, - проинформировал мой первый сторож вновь прибывшего. - Полагаю, тебе знакома такая система. Я все время жму на курок, если только моя рука ослабнет, грянет выстрел. Так что на твоем месте я бы подождал начинать пальбу.
      Тощий агент сглотнул, не говоря ни слова. Я не завидовал его положению, впрочем, как и своему. Его инструкции, вероятно, были так же просты, как и у моего первого приятеля. Взять меня живым, если возможно.
      - И в какой команде играет этот сморчок? - поинтересовался я голосом, на пол-актавы выше, чем обычно.
      - Русский агент.
      Я снова глянул в зеркало.
      - Чушь, - возразил я. - Какой же он русский? Это же официант из мексиканской забегаловки. За заказом пришел.
      - Ты слишком много болтаешь, когда нервничаешь, - сквозь зубы процедил мой сторож.
      Пистолет застыл в его руке, точно каменный.
      - Ну, что, ребята, похоже, тупичок, - сказал я обрадованно. - Не проиграть ли нам все сначала? Вы оба выходите...
      - Заткнись, - мой сторож облизнул губы. - Извини. Хотя, похоже...
      - Похоже, что ты не хочешь меня убивать, - выпалил я громко.
      В зеркале я видел, как прикрытая дверь стала медленно открываться.
      - Ты же запачкаешь свою курточку. Да и вообще совершишь непростительную ошибку. Каждая собака знает, что русские шпионы низкорослы, скуласты и ходят в шляпах.
      Маргарита беззвучно пробралась в прихожую и с размаху грохнула тяжелой сумкой по голове тощего агента. Он пошатнулся и выстрелил в ковер, пистолет вывалился из руки, а мой напарник быстро подскочил к нему и огрел рукоятью по затылку. Затем повернулся ко мне и прошипел:
      - Будь благоразумен, - и повернулся к Маргарите. Пистолет он спрятал в карман, но я не сомневался, что он может мгновенно выхватить его.
      - Вы молодец, мисс, - похвалил он. - Я позабочусь, чтобы его убрали из вашей квартиры. А мистер Легион и я как раз собирались уходить.
      Маргарита вопросительно воззрилась на меня. В голове тут же промелькнуло два или три замечания, но ни одно из них не подходило к ситуации. Мне не хотелось втравливать ее в такое дело. Похоже, и мой фэбээровец с удовольствием оставит ее в покое, если я не стану выкидывать фокусов. С другой стороны, это был последний шанс выбраться из ловушки, прежде чем она захлопнется навсегда. Мой сторож не спускал с меня глаз.
      - О'кей, милочка, - сказал я как можно более непринужденно. - Это всего лишь мистер Смит из посольства. Мы с ним старые друзья.
      Я протиснулся мимо нее, направившись к двери, и уже взялся за ручку, когда позади раздался глухой удар. Я тут же развернулся и успел поддеть фэбээровца в челюсть коротким джабом. Маргарита стояла, широко раскрыв глаза.
      - Твоя сумка прямо на все случаи жизни, - заметил я с благодарностью. - Неплохо сработано, Мэгги.
      Я присел, расстегнул ремень на фэбээровце и связал ему руки за спиной. Маргарита все поняла без слов и проделала то же самое с другим, уже начавшим приходить в себя.
      - Кто они? - спросила она. - Что...
      - Позже расскажу. Сейчас мне надо быстро добраться до знакомых и поведать историю газетчикам, чтобы все это попало в новости на радио и телевидение. Тогда они поостерегутся прикончить меня втихую. А уж я позабочусь, чтобы об этом узнала каждая собака.
      Я вынул из заднего кармана серебристый цилиндр:
      - На всякий случай, - сказал я. - Пошли это мне, Джону Джонсу, Итценка, Главпочтамт, до востребования.
      - Хорошо, - кивнула Маргарита. - Я принесла тебе одежду.
      Она вышла в коридор и вернулась с пластиковым пакетом и картонкой, в которой лежал костюм, потом достала пачку купюр из сумочки и вручила мне.
      Я обнял ее:
      - Послушай, малышка, как только мы расстанемся, возвращайся в банк, сними со счета пятьдесят тысяч и покинь страну. Конечно, придраться не к чему, разве что ты оглушила парочку взломщиков, которых застала в квартире. Но все-таки лучше исчезнуть. Оставь свой адрес на почте в Базеле, в Швейцарии, и я свяжусь с тобой, когда смогу.
      Она принялась было спорить, но я ничего не хотел слушать. Через двадцать минут я уже вышел на улицу чисто выбритый, аккуратно одетый с пятью тысячами долларов в одном кармане и пистолетом в другом. Я неплохо поел, хорошо выспался и против меня не смогли устоять тайные агенты нескольких держав.
      Мне удалось добраться аж до самого угла дома, прежде чем они меня сцапали.
      Глава двенадцатая
      - Ты слишком много потеряешь, - говорил генерал Смейл, и ничего не приобретешь, если будешь продолжать упорствовать. Ты молод, энергичен и, думаю, умен. Ты располагаешь капиталом в миллион с чем-то и, будь уверен, мы оставим его тебе. А отказываясь от сотрудничества, ты вынуждаешь нас относиться к тебе, как к предателю, и обращаться с тобой соответственно.
      - Слушай, чем это вы меня все кормите? - спросил я. - Во рту, как в помойке, и рука до локтя вся исколота. Вам не известно, что применение наркотиков - это незаконно?
      - Национальная безопасность под угрозой, - отрезал Смейл.
      - Насколько я понимаю, ваши методы не сработали, а то бы ты теперь не канючил.
      - Ты нес чушь, - признал генерал. - Иногда даже на непонятном языке. Откуда ты появился, Легион? Кто ты?
      - Тебе же все уже давным-давно известно, - заметил я. Ты сам мне в этом признался. Я - парень, по фамилии Легион, из городка Маунт-Стерлинг, штат Иллинойс с населением в тысячу восемьсот девяносто два человека.
      - Я - гуманист, Легион. Но если понадобится, я выбью из тебя правду.
      - Ты? - я лениво ухмыльнулся. - Сомневаюсь. Скорее позовешь на помощь подручных баранов для грязной работенки. Единственное мое преступление заключается в тех знаниях, до которых так хотят добраться политики. И ради этого ты готов лгать, мошенничать, красть, пытать - и даже убивать. Ты это прекрасно знаешь, впрочем, как и я. Так что давай не будем дурачить друг друга. Уж я-то знаю, чего ты стоишь как человек, мистер генерал.
      Смейл побелел:
      - Не забывай, что ты в моей власти. Ты просто мерзавец, проскрипел он. - Я пока еще не прибегал к крайним мерам, учти это при размышлениях. Я солдат и знаю свой долг. Я готов отдать жизнь, а если понадобится, то пожертвовать честью. И мне плевать на твое мнение, если я могу добыть информацию, которую ты скрываешь от моего правительства.
      - Дайте мне свободу и попросите по-хорошему. Насколько я знаю, ничего ценного для военных я сообщить не могу. Но если со мной будут обращаться, как со свободным гражданином, я, может быть, и предоставлю вам возможность самим судить об этом.
      - Скажи сейчас и будь свободен.
      - А, ну, конечно, - отозвался я. - Я изобрел помесь ракеты с машиной времени, облетел всю Солнечную систему и несколько раз побывал в прошлом. А свободное от путешествий время я потратил на всякие изобретения. И вообще, я собираюсь запатентовать их, вот и не хочу раскрывать свои секреты раньше времени. Теперь я могу идти?
      Смейл поднялся:
      - Ты останешься в этой комнате до тех пор, пока мы не сможем обеспечить тебе безопасность передвижения. Это шестьдесят третий этаж небоскреба, окна здесь из небьющегося стекла, имей в виду. Насколько я знаю, из карманов у тебя конфисковали все. Правда, чисто теоретически, ты можешь проделать одну вещь: проглотить язык и задохнуться. И еще, дверь бронирована и взломать ее невозможно.
      - Да, забыл сказать тебе, - заметил я, - мне удалось отправить письмо другу и сообщить все о тебе. Вот-вот появится шериф с постановлением на обыск.
      - Никаких писем ты не отправлял, - отреагировал Смейл. На всякий случай мы не оставили здесь мебели, чтобы ты не мог ее разбить. Тоскливо, конечно, провести свою жизнь в этой комнатушке, но если ты не согласишься с нами сотрудничать, ты останешься здесь навсегда.
      Я молча сидел на полу и следил, как он покидает комнату. Когда он открыл дверь, я заметил двух охранников в коридоре. Хорошенькое дело: одиночество без уединения. Впрочем, я знал, что без присмотра меня не оставят.
      Я растянулся на ковре, густом и пышном, вероятно, чтобы я не мог разбить себе голову назло им всем. Я чувствовал себя усталым. Допросы под воздействием наркотиков не улучшают сон. Но я не особенно-то переживал. Несмотря на уверения Смейла, вечно держать меня здесь им все равно не удастся. Я надеялся, что Маргарита сумела оторваться от них и поведает историю газетчикам. Такого рода вещи не могут оставаться в тайне. Или могут?
      Мои мысли вернулись к словам Смейла, что под действием наркотиков я нес чушь.
      И тут меня осенило: должно быть, они просто добрались до информации о Валлоне. Ха, это же надо! Они допрашивали меня в том состоянии, в котором я ни словечка не понимал по-английски. Я улыбнулся, потом расхохотался. Пока удача не покидала меня.
      Стекла в окнах были двойными, в вакуумных алюминиевых рамах, запечатанных пластиком для лучшей изоляции. Я провел пальцем по раме. Дюраль. Если бы у меня был какой-нибудь нож, я бы, вероятно, мог отогнуть раму по краю и ослабить стекло... если бы хоть было чем по нему ударить...
      Смейл действительно постарался на славу, вынеся все из комнаты и подчистую обобрав меня. Я был в рубашке, брюках и ботинках без галстука и ремня. У меня еще оставался пустой кошелек, пачка с двумя помятыми сигаретами да коробка спичек. А вот тут Смейл промахнулся. Я мог, например, поджечь волосы, и сгореть дотла. Я мог запихать в рот носок и подавиться или повеситься на ботиночных шнурках. Естественно, ничего такого я и не собирался делать.
      Я еще раз поглядел в окно. С дверью связываться не стоит, да и охрана за ней только и ждет повода отыграться на мне. А вот побега через окно они вряд ли ожидают. В конце концов, шестьдесят третий этаж, да и, собственно говоря, чего я добьюсь, выбравшись на подоконник? Но об этом потом. Вот только бы глотнуть свежего воздуха.
      Мои пальцы натолкнулись на какой-то выступ. Я пригляделся. Это был винт, вмонтированный в поверхность дюраля. Неужели рама крепится на винтах? Да нет, он был единственным. Зачем же тогда он нужен? Ладно, выясню, когда отвинчу. Только придется ждать темноты. Смейл не оставил лампы в комнате, так что после захода солнца я смогу приняться за работу.
      Прошла пара часов, но никто так и не нарушил моего одиночества, даже жратвы не принесли. Видать, решили морить меня голодом. А может, эта гвардия просто не привыкла быть тюремщиками и позабыла, что даже животных надо время от времени кормить.
      Мне удалось отодрать от кошелька небольшой уголок из мягкого металла, всего один дюйм длиной, но я надеялся, что винт засел не слишком туго.
      Впрочем, чего гадать, уже стемнело, и мне оставалось только попробовать. Я подошел к окну, воткнул в прорезь уголок и надавил, винт повернулся с изумившей меня легкостью. Я все крутил и крутил, поскольку резьба оказалась очень мелкой. Наконец винт выпал, и воздух засвистел, заполняя раму.
      Я задумался. Если заполнить раму водой и заморозить ее... Да, такое еще надо умудриться проделать в тропиках, с таким же успехом можно было заполнить ее спиртом и поджечь.
      Мысли вращались по кругу, и каждая начиналась со слова "если". Мне всякий раз требовалось что-то, чего у меня не было.
      Я достал сигарету, закурил, и пока горела спичка, внимательно осмотрел дыру, из которой вынул винт. Три шестнадцатых дюйма в диаметре и дюйм в глубину, с крошечной дырочкой на дне. Хорошо отработанный старый метод: через дырку выкачивали воздух, а потом запечатывали ее винтом. У него было одно неоспоримое преимущество - легкость откачивания воздуха из рамы. Вот если бы накачать воздух внутрь. Конечно, компрессора они мне здесь не оставили, однако у меня были кое-какие химикаты - головки спичек, они тоже старомодны, как и множество вещей в Перу.
      Я сел на пол и принялся за работу, аккуратно сдирая серу на кусочек бумажки. От тридцати восьми спичек получилась довольно большая кучка. Я осторожно завернул все в бумагу, закрутил концы и затолкал ее в дыру от винта. Затем, используя уголок кошелька, обтесал резьбу на винте и принялся его закручивать, пока наконец не загнал до упора. Ботинки, которые купила Маргарита, были последним криком перуанской моды: с тонкими подошвами, острыми носами и большими каблуками. Неважнецкие для ходьбы, но в качестве молотка просто незаменимы. Я подумал, не стоит ли отодрать кусок ковра, чтобы прикрыть лицо, но решил не терять времени.
      Сняв ботинок, я взвесил его на ладони. Гибкая подошва обеспечивала хороший, хлесткий удар. Правда, оставалась еще парочка "но", однако, если как следует шарахнуть по винту, то можно вогнать его с достаточной силой, чтобы воспламенить серу. А расширяющийся объем газа должен взломать стекло.
      Я распластался вдоль стены и изо всех сил шарахнул каблуком по винту. Раздался грохот, пахнуло жаром, и меня обдало ночным воздухом. Через мгновение я уже был на подоконнике, спиной к улице в шестидесяти футах от земли. Цепляясь руками за карниз над головой, я подтянулся, зацепился коленом, перехватил рукой следующий подоконник, выше и, передохнув секунды три, выпрямился. Подо мной послышались крики:
      - Черт!
      - ...этот идиот выбросился из окна!
      - Где свет?
      Я возносил похвалу архитектору, подчеркнувшему горизонтальные линии небоскреба и расположившего карнизы над окнами. Теперь, если парни не сразу догадаются посмотреть наверх, у меня есть шанс добраться до крыши. Я глянул вверх, чтобы определить, сколько же мне еще лезть, и конвульсивно вцепился еще крепче, боясь, как бы не упасть вместе со зданием...
      Меня прошибла холодная испарина. Я стиснул карниз так, что затрещали суставы пальцев, и прижался щекой к грубой поверхности камня, прислушиваясь, как колотится сердце. Я хотел позвать на помощь, но слова застряли в горле. Дыша прерывисто, как загнанная лошадь, я висел в пустоте, боясь повести глазами, шевельнуть ресницами, чтобы не свалиться. Я зажмурился, чувствуя, как пальцы немеют, немеют... и попытался снова крикнуть, но получился только неясный шепот.
      Минутой раньше меня беспокоило только одно: как бы они не посмотрели наверх и не заметили меня. Теперь же меня пугало, что они не догадаются этого сделать.
      Это был конец. Мне доводилось попадать в сложные переплеты, но не в такие, как этот. Я смогу удержаться минуту, может, две, а потом с ветерком спланирую вниз.
      У меня в голове роились грандиозные планы, но, с точки зрения мироздания, я был ничтожней комара на оконном стекле. Мне казалось, что я чему-то научился, хоть чутьчуть опередив свое время, и мог играть с успехом в бессмысленную войну за обладание богатством. Но моя философия растаяла, как дым, перед слепым инстинктом. Мой IQ* был не меньше ста сорока восьми, но идиотское подсознание, буквально приклеившее меня к карнизу, ничему не научилось со времен той облезлой обезьяны, которая была в числе моих предков. Неожиданной услышал чье-то поскуливание и понял, что эти звуки издаю я сам.
      Кому-то внутри меня ситуация явно не нравилась.
      Мой разум наконец собрался в кулак. Тело тратило последние силы на иллюзию безопасности, заставляя висеть на одном месте и совершенно парализуя меня. Эту тиранию мой мозг принять не мог. Первое, расслабить хватку.
      Именно! Пусть даже это убьет меня. Расслабить мертвую хватку. Конечно, я могу упасть и разбиться, но неужели же этот кусок мяса собирается жить вечно? Ну, так у меня есть для него свежая новость: жизнь коротка, как ни крути.
      Я уже чувствовал себя более свободным, руки только упирались ладонями, ноги держали мой вес. Я стоял на широком карнизе, почти в фут шириной, а через минуту я перехвачу руками выше, подтянусь, встану, и так раз за разом, пока не доберусь до крыши. Ну, а поскользнусь, так, по крайней мере, погибну, не сдавшись.
      Ну, конечно, чего беспокоиться, я в любом случае могу числить себя в покойниках. До крыши далеко, да наверняка там еще и какой-нибудь вычурный карниз, через который я не смогу перебраться. Но уж коли этот момент настанет,
      * IQ - коэффициент умственного развития.
      и я начну свой долгий полет вниз, то во всяком случае хоть натяну нос этому старому хрычу - инстинкту.
      Я передыхал под самой крышей и прислушивался к шуму, доносящемуся снизу. Кто-то высунулся и попытался разглядеть, что происходит наверху, но здесь было темно, да и все внимание, главным образом, приковывала улица далеко внизу, где собралась толпа и мигали огни. Подручные генерала рыскали, разыскивая мои останки. Вскоре они сообразят, в чем дело. Так что мне пора двигаться.
      Я бросил взгляд вверх и снова вцепился в поперечную балку, затем даже слегка отклонился от стены, чтоб показать инстинкту, кто здесь хозяин. Бордюр вокруг крыши выступал довольно далеко, мне придется преодолеть его с одной попытки. Страховки не было, и я помнил об этом. Я с трудом отодрал одну руку, вдохнул, слегка присел, отпустил вторую и резко выпрямился, изгибаясь назад в прыжке...
      Пальцы задели край, скользнули и впились в бордюр, удерживая вес качнувшегося тела, ветер с крыши пахнул мне в лицо. Я болтался над пропастью, как тряпичная кукла.
      Надо было со всей силы подтянуться, перекинуть себя через край, но я устал, вымотался.
      Откуда-то из тьмы донесся шепот на странном языке: смесь непонятных символов, чьих-то мыслей пронизывала мой мозг и сквозь все это инстинкт подсказывал мне:
      - Усиль кровообращение во вторичной сосудистой системе, переведи полную проводимость на невро-канал ипселон. Теперь, извлекая ионы кислорода из массы жировых клеток, направь электро-химическую энергию в мускулы...
      Я с легкостью акробата перемахнул через барьер и повалился навзничь на чудесную поверхность крыши, все еще теплую после дневного жара.
      Надо мной мерцали звезды. Позже, когда у меня будет время, я остановлюсь и подумаю, что же все-таки произошло. А сейчас надо двигаться, надо спешить, пока они не организовались, не окружили небоскреб и не принялись обыскивать его этаж за этажом.
      Пошатываясь от усталости, я поднялся и побрел к надстройке, в которой прятался механизм лифта. Дверь была заперта. Я не стал тратить время и вышибать ее, а просто встал ногой на ручку и попрыгал. Она отвалилась. Пальцем я протолкнул стержень внутрь и подергал механизм замка. Дверь открылась.
      Короткая лестница привела меня в кладовую, заставленную бидонами с краской, заваленную разным инструментом. Я подобрал двухметровую доску, молоток с отбитым носиком и вышел на площадку. Улица была где-то далеко внизу, и мне как-то не особенно хотелось тащиться по лестнице. Я отыскал дверку лифта, нажал кнопку вызова и в ожидании принялся насвистывать. Откуда-то возник толстяк в мешковатом костюме, с отвращением оглядел меня, хотел было заметить, что слесарям следует пользоваться грузовым лифтом, да передумал и промолчал.
      Лифт прибыл. Толстяк последовал за мной и нажал кнопку первого этажа, я кивнул и улыбнулся, продолжая насвистывать.
      Наконец лифт остановился, двери открылись. Я подождал, когда выйдет толстяк и, покрепче сжимая молоток, последовал за ним. На улице перед входом мелькало множество огней. Где-то вдали завывала сирена. Ни одна душа в фойе не глянула в мою сторону. Я прошел к боковому выходу, выкинул доску за дверью, засунул молоток рукоятью за пояс брюк и шагнул на тротуар. Мимо двигался поток прохожих. Никто даже не обратил внимание на босоногого плотника - ведь это же Лима.
      Я неторопливо двинулся прочь. Путь до Итценки был нелегок, но я собирался пройти его за неделю. Завтра мне придется подумать о своих дальнейших планах, а сейчас я просто наслаждался прогулкой. Человеку, который только что весьма успешно сыграл роль мухи, ничего не стоит стащить какую-то там пару ботинок.
      Фостер отправился домой три года назад по местному времени, хотя на борту звездолета должно пройти всего несколько недель. Конечно, моя шлюпка была просто козявкой по сравнению с таким колоссальным кораблем, но уж скорости-то ей не занимать. Как только я окажусь на борту, может, мне удастся оторваться от своих преследователей.
      Чтобы спрятать шлюпку, я использовал самый лучший известный мне камуфляж. Полудикие носильщики, помогавшие мне разгружать шлюпку, не относились к разряду болтунов, и уж если ребятишки генерала Смейла услышали о ней, то оказались на удивление скрытными. Впрочем, поживем - увидим. В этом уравнении было еще несколько разных "если", но я все лучше и лучше начинал разбираться в математических правилах.
      Глава тринадцатая
      На всякий случай я решил подобраться к шлюпке глубокой ночью, но мне, как видно, не стоило беспокоиться. Если не считать прогнивших камуфляжных сетей, корабль был в полном порядке. Почему команде Смейла не удалось его обнаружить, я не знаю.
      Подумаю об этом попозже на досуге, когда окажусь подальше от Земли.
      Мне долго пришлось добираться от Лимы до каньона, где была спрятана шлюпка, но весь свой путь я проделал без всяких помех. Я обменял свое платиновое кольцо на видавший виды "Смитт и Вессон" тридцать восьмого калибра, но мне так и не пришлось воспользоваться им.
      В баре одной из захолустных деревушек, куда я зашел перекусить, горланило радио, но в новостях не было сказано ни слова ни о нападении на остров, ни о моем бегстве. Похоже, участники событий решили просто замять это дело, словно ничего и не произошло.
      Я заглянул на почту в Итценке и забрал пакет с матрицей памяти. Пока я проверял, действительно ли внутри серебристый цилиндр или, может, подручные дядюшки Сэма уже успели перехватить его да подменить морковкой, что-то потерлось мне о ногу. Я увидел серо-белую кошечку, довольно чистую и, очевидно, голодную. Даже не знаю, то ли я пересек поле дикой валерианы по дороге сюда, то ли ей понравилась моя манера чесать за ухом, но кошка последовала за мной вплоть до шлюпки и первой взобралась на борт.
      Мне не пришлось тратить время на формальности. В свое время я почерпнул сведения о том, как управлять шлюпкой. Поэтому, оказавшись на борту, я тут же стартовал и рванул через атмосферу с такой скоростью, что наверняка у всех пэвэошников от Вашингтона до Москвы зашалили нервы.
      Не знаю еще, сколько недель или месяцев мне придется провести на шлюпке. Безусловно, времени хватит, чтобы исследовать ее, как следует, пройтись по воспоминаниям о Земле и Валлоне и разработать планы на будущее. Но сейчас мне хотеяось опять насладиться удивительным зрелищем удаляющейся Земли.
      Я плюхнулся в кресло напротив экрана и щелчком включил его, рассматривая появившееся изображение голубого шара моей родной планеты. Я надеялся взглянуть в последний раз и на свой остров, но не смог: все полушарие было окутано дырявым облачным покрывалом. Зато Луна была просто прелесть - настоящая головка рокфора. С четверть часа я, не отрываясь, наблюдал, как она растет на экране. Вскоре мы приблизились к ней слишком близко, меня это не устраивало. Я сбросил кошечку на пол и подкрутил верньеры. Спутник промчался мимо, на мгновение в поле зрения попались кратеры, образовывавшие очертания лица, которое недовольно скривилось и пропало. Затем и Земля, и Луна уменьшились и исчезли навсегда.
      Шлюпка была превосходно оснащена, обеспечена водой и пищей. Высаживаясь в каньоне, я только слегка ознакомился с ее оборудованием, теперь же прошелся от носа до кормы, ознакомившись со всем остальным. Потом перекусил, принял ванну из пара и улегся спать.
      К концу месяца я почувствовал себя полным энергии. Шрамы от стычек с законом зажили, и я перестал сожалеть об игрушках, которые оставил на острове, о своих деньгах в банках Лимы и Швейцарии, и даже о Маргарите. Как-никак меня ждал новый мир.
      Кошка была настоящим подарком богов. Я окрестил ее Итценка, в честь деревни, где она усыновила меня, и был способен болтать с ней часами. Уж я-то всегда чувствовал тонкую разницу между беседой с самим собой или с кем-то другим. Разговаривать с самим собой надоедает уже через неделю, а вот с другим можно болтать до бесконечности.
      - Слушай, Итц, - спросил я, - а куда лучше приткнуть твой ящик с песком, может, прямо перед экраном? С тех пор, как мы покинули Солнечную систему, движение не очень-то интенсивно.
      - Дудки, - ответила Итценка, вильнув хвостом, и ткнулась носом в контейнер, который я еще не успел разгрузить на Земле.
      Я вытащил из него картонку всякого барахла и пристроил на ее место ящик с песком. Итценка тут же потеряла всякий интерес к ящику и прыгнула в картонку, которая повалилась с сиденья, рассыпав куски каффа и металла.
      - Иди-ка сюда, негодная, - сказал я, - и помоги лучше все собрать.
      Итц прыгнула вслед за укатившимся серебристым предметом, но я опередил ее и подхватил его. Шуточки закончились, цилиндр был чьей-то матрицей памяти.
      Я уселся в кресло и принялся взволнованно рассматривать его.
      - Хм, откуда это, черт возьми, взялось, как ты думаешь?
      Итц прыгнула ко мне на колени и ткнулась носом в цилиндр. Я мучительно пытался вспомнить те дни три года назад, когда загружал шлюпку перед тем, как вернуться на Землю.
      - Слушай, Итц. Самое время разложить все по полочкам. Вот смотри: в той комнатушке, в которой мы нашли скелет, был целый ряд цилиндров. Ага, помню, я вытащил его из рекордера, а это значит, им воспользовались, но еще не успели цветокодировать. Я показал его Фостеру, а тот, не зная, что я вынул его из машины, решил, будто он пустой. Готов держать пари, что кто-то, записав память, куда-то живо слинял в спешке и не успел закодировать матрицу.
      - А с другой стороны, может, этот цилиндр действительно пуст. Его только вставили, а воспользоваться не успели... одну минуточку, Фостер что-то такое говорил... Когда он только пробудился и увидел вокруг себя свеженькие трупы... ага, он подобрал раненого, оказал ему помощь, а для валлонца это автоматически значит полную запись памяти... Ты соображаешь, что я держу в руке, Итц?
      Кошка глянула на меня вопрошающе.
      - Вот все, что осталось от парня, которого похоронил Фостер. Аммерлин, кажется, так его звали. Содержимое этого цилиндра находилось в черепе древнего грешника. Так что парень хоть и помер, да не совсем. Готов поспорить, что его семейка хорошо заплатит за эту матрицу, да еще будет мне бесконечно благодарна. Да, это может оказаться неплохимкозырем. На случай, если мне придется туго на Валлоне.
      Я поднялся и прошел в спальню, Итц следовала по пятам. Я бросил цилиндр в ящик тумбочки, рядом с матрицей Фостера.
      - Хотел бы я знать, как все-таки Фостер умудряется обходиться без воспоминаний о своем прошлом, Итц? Он заявил, что эта матрица - всего лишь копия оригинала, хранящегося в Окк-Хамилтоне. Но информация, которую я приобрел, ничего не упоминает о копиях. Да, он, должно быть, важная шишка, если имеет такие сведения.
      Тут мой взгляд прикипел к меткам на матрице Фостера. Дьявольщина! Это же императорские цвета! Я рухнул на постель:
      - Итценка, старушка, похоже, мы с тобой войдем в валлонское общество на самом высоком уровне. Да мне же теперь любой валлонский аристократ - кореш.
      Последующие дни я вновь и вновь пытался связаться с Фостером по коммуникатору, но безуспешно. Я гадал, как мне удастся отыскать его среди миллионов валлонцев. Лучшим способом оставалось сначала прижиться на планете, и только потом начать расспросы.
      Мне придется осторожничать, разыгрывая роль валлонца, вернувшегося из столетнего путешествия, - это подозрений не вызовет - пока я наконец не освоюсь, и исподволь не начну свои розыски. По запечатлевшейся в моей памяти информации о Валлоне, это было не слишком сложно. Как и мое родное правительство, валлонцы наверняка с нелюбовью относятся к нелегальным эмигрантам. Так что самые интересные моменты моей биографии мне придется попридержать при себе.
      И конечно же, мне понадобится новое имя. Я отверг несколько вариантов и остановился на "Дргон", хотя от него можно было просто свихнуть челюсть. Впрочем, как и от любого другого валлонского слова.
      Я перемерил стандартный гардероб - неизменная принадлежность спасательных шлюпок. Там было все, включая тяжелую меховую одежду, пригодную для прогулок по холодным мирам, и одноместный пузырь-кондиционер для планет, вроде Венеры. Нашлись также и одеяния, очень напоминавшие древнегреческие. Они были последним криком моды на Валлоне, когда Фостер пустился в свое путешествие. Я отобрал одно из них, не слишком яркое, и занялся подгонкой. Мне вовсе не хотелось привлекать ненужное внимание плохо сидящей одеждой.
      Итценка с интересом наблюдала за мной.
      - А вот что мне делать с тобой на Валлоне? - спросил я. Единственная кошка на всей планете. Тебе придется смириться с игрфнм, в качестве приятеля, - сказал я, напряженно припоминая подходящего представителя фауны Валлона. - Они примерно твоего размера, правда, более капризны.
      Я покончил со своей туникой, порылся в коробке и вытащил лист каффита - сплава такой же прочности, что и кафф, но более податливого в обработке.
      - Не волнуйся, - заверил я Итц, - и для тебя найдется одежонка. Я сейчас состряпаю тебе что-нибудь эдакое, такая красотка будешь!
      Я разложил лист и инструменты на столе, потом, отрезав дюймовую полосу каффита, согнул ее в круг и приспособил застежку. Весь вечер я провел, вырезая на получившемся ошейнике имя Итценка со множеством валлонских закорючек, а потом надел его на шею кошке. Причем Итц ничуть не возражала.
      - Ну вот, теперь мы с тобой даже больше валлонцы, чем сами валлонцы.
      Итценка согласно мурлыкнула.
      Мы перешли в наблюдательную рубку. Незнакомые яркие звезды сияли вдали.
      - До конца путешествия уже осталось совсем недолго, бросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.
      Зажужжал сигнал оповещения. Я следил, как на экране растет изображение большой зеленой планеты, с одного края окаймленной белизной, а с другого залитой прохладным сиянием, отраженным от второй голубой планеты. Путешествие подходило к концу, и моя уверенность в себе стала заметно убывать. Через несколько минут я войду в незаконный мир, надеясь отыскать старину Фостера и поглазеть на диковинки. Конечно же, заграничного паспорта у меня не было, но волноваться по этому поводу не стоило. В конце концов, мне стоит лишь позволить моему валлонскому "я" взять верх и болтать на их языке. И еще...
      Постепенно Валлон заполнил весь экран. Туманные, серо-зеленые равнины, мерцающие в свете напарницы-планеты Синты. Я настроил автопилот на Окк-Хамилот, столицу Валлона, где, по моим предположениям, и должен был окопаться Фостер.
      Прямо подо мной расстилались целые кварталы прямых голубых улиц. Никто с поверхности планеты со мной не контактировал. Впрочем, это было нормально, шлюпка на автопилоте может управиться и сама.
      Я еще раз пробежался по своей легенде: я - Дргон, гражданин Двумирья, возвращаюсь из длительного путешествия и нуждаюсь в самой свежей информации, накопившейся за время моего отсутствия. Мне также необходимо какое-то жилье. Мой костюм был безупречен, владение языком слегка захирело от долгого бездействия, а в таможенную декларацию я мог внести только туземный костюм из порта моего последнего захода, архаичное оружие оттуда же да зверушку, к которой я привязался.
      Я уже мог ясно различить посадочное кольцо, оно быстро приближалось. Затем последовал легкий толчок. И тишина. Шлюз открылся, я встал в проеме и осмотрел город, раскинувшийся до самых холмов. Я глубоко втянул в себя воздух, пропитанный давно забытым ароматом, и валлонская половина моего "я" радостно встрепенулась.
      Я начал было собирать свои вещи, но потом решил подождать, пока не встречусь с кем-нибудь. Я свистнул Итценке, и мы сошли на площадку. Бегло осмотрев космопорт, я обратил внимание на несколько кораблей и шлюпок на посадочных кольцах. Но вокруг не было ни одного живого существа, да и вид у всей этой техники оставлял впечатление какой-то странной заброшенности.
      Мы миновали светящуюся арку, от которой дальше, изгибаясь, шла дорога к городу, террасам и далеким огням. И нигде ни одной живой души. В свете Синты передо мной предстали призрачные видения садов и подвесных дорог, а когда я достиг террас, то увидел широкие улицы. И все та же безлюдность. Я остановился возле стены из полированного мрамора и задумался. Было около полуночи, а ночи на Валлоне длились по двадцать восемь часов, так что город никак не мог быть пустынным. Это же все-таки столица. В нее постоянно должны прибывать суда, яхты, корабли, но, как видно, не сегодня.
      Мы с Итценкой миновали террасу и прошли сквозь открытую арку, попав в бар. Низкие столики и мягкие ложа пустовали, озаряемые розовым светом потолочных панелей. Мои шлепанцы едва шуршали по полированному полу.
      Я остановился и прислушался. Мертвая тишина. Даже комарик не прожужжит, с ними, как видно, тут уже давно разделались. Потолок продолжал зазывно сиять, столики ждали, интересно, и сколько же они уже ждут?
      Я присел за один из них и погрузился в размышления. Я выстроил множество планов, но ни один из них не учитывал опустевшего космопорта. Ну, как я могу отыскать Фостера, если даже некого расспросить?
      Я прошел через бар и вышел на лужайку. Высокие деревья, напоминающие кипарисы, черной стеной выстроились над бассейном. Вдали виднелись башни, сверкающие разноцветными огнями. Неподалеку проходило широкое шоссе, петляющее между фонтанами и тянущееся до самых далеких холмов. В сотне ярдов от меня у обочины была припаркована машина. Я направился к ней.
      Это было двухместное средство передвижения с мягкой обивкой и с фиолетовыми металлическими аппликациями на ярком хроме - хоппер. Я уселся на сидение, и Итценка тут же пристроилась рядом. Я внимательно осмотрел приборную доску. Управление было простое: один штурвал. Я попробовал его покачать, на доске зажглись огоньки, хоппер вздрогнул, поднялся на несколько дюймов и медленно поплыл в сторону наискосок. Я повернул штурвал, покрутил ручки, потыкал клавиши. Хоппер неожиданно выравнялся и ускорил движение по направлению к башням. Я чувствовал себя несколько неуютно, руль и пара педалей устроили бы меня больше. Но, по крайней мере, это куда лучше, чем топать пешком.
      * * *
      Два часа мы блуждали, по городу, но так никого и не встретили. Насколько мне подсказывала моя валлонская память, планировка ничуть не изменилась, все было в порядке, если не считать полного отсутствия представителей местного населения. Парки и бульвары были ухожены, фонтаны и бассейны сверкали голубоватым сиянием, огни светились - и никакого движения. Автоматические пылесборщики и фильтры будут служить вечно, сохраняя все в чистоте, но оценить это просто некому. Я затормозил и сидел, созерцая игру разноцветных огней на искусственном водопаде. Может, мне удастся найти что-нибудь в одном из зданий? Я вылез из хоппера и двинулся наугад к высокому зданию из розового кристалла. Войдя внутрь, я оказался в огромном гроте, полном розоватого сияния, и слышал лишь собственное дыхание да урчание Итценки. Больше здесь ничего не было. Я прошел по коридору, заглядывая в пустые комнаты. Все было выдержано в традиционном стиле: стены из плит полудрагоценного камня, парчовые занавеси, ковры, словно лужи огня. В одной комнате я прихватил плащ и накинул на плечи, поскольку весьма ощутимо продрог, блуждая по городу среди призраков прошлого. Затем мы поднялись по широкой винтовой лестнице, но всюду находили только опустевшие комнаты. Куда же пропали все их обитатели?
      Мне попался музыкальный инструмент, похожий на кларнет. Я взял несколько нот. По опустевшему коридору заметалось эхо, прозвучавшее печально и одиноко. Я: вышел на балкон, нависающий прямо над садом, облокотился на балюстраду и уставился на яркий диск Синты. Он казался огромным, раза в четыре больше земной Луны.
      - Стоило ли так далеко забираться, чтобы ничего не найти, - пожаловался я Итценке.
      Она потерлась о ногу и утешительно вильнула хвостом. Но мне это не помогло. После долгого полета и напряженного ожидания, столкнувшись с такой действительностью, я ощутил себя опустошенным, как молчаливые залы здания.
      Я присел на балюстраду, прислонившись спиной к стене, поднес к губам кларнет, принялся наигрывать мелодию и вновь испытал острый приступ ностальгии по миру, которого я не знал... Я закончил и вздрогнул от постороннего звука. Из тени ко мне приближались четверо в серых плащах.
      Я выронил кларнет, соскочил с балюстрады, и, попытавшись попятиться, уперся в нее спиной. Четверка разомкнулась, предводитель покрутил в руках короткую дубинку и произнес какую-то белиберду. Я мигнул и попытался выдавить из себя какую-нибудь остроту.
      Он щелкнул пальцами, и двое других придвинулись ко мне, собираясь взять под локотки. Я невольно принял боксерскую стойку, занеся кулак, но потом расслабился. В конце концов, я был всего лишь туристом по имени Дргон. Но, к сожалению, прежде чем я успел опустить руку, предводитель шарахнул меня дубинкой по затылку. Я невольно вскрикнул от боли, и в тот же момент меня скрутили. Рука онемела, я попытался пнуть одного из них своим шлепанцем, но тут же пожалел об этом: под плащами у них были бронежилеты. Предводитель что-то буркнул и показал на кошку.
      Наконец я взял себя в руки, расслабился и постарался дать волю своему валлонскому "я". Вслушиваясь в ритм языка, а это был хоть и искаженный, но все-таки валлонский язык, я постепенно начинал кое-что понимать:
      - ...музыкант, должно быть, станет доменьером, - сказал один из них. Общий смех.
      - Ты кому служишь, дудочник? Каким цветам?
      Я, старательно вывихивая челюсть, попытался примериться к их варварскому наречию. И так как оно не отличалось от того языка, который помнило мое второе "я", кое-что мне все-таки удалось:
      - Я... гражданин Валлона, - с трудом выдавил я.
      - Слуга бесхозного ренегата.
      Предводитель примерился дубинкой.
      - Что у тебя за идиотский диалект?
      - Я... вернулся... из далекого путешествия.., - с запинками выдавил я. - Прошу... информацию... где жить.
      - Ну, уж где жить, мы тебе найдем, - заверил предводитель. - В бараки Рат-Гальона, - он махнул рукой, и вокруг моих запястий защелкнулись наручники.
      Он повернулся и пошел прочь. Меня потащили за ним. Через плечо я успел заметить, как исчез за балюстрадой хвост Итценки. Снаружи на лужайке нас поджидал длинный серый хоппер. Они швырнули меня на заднее сидение и уселись сами. Последний взгляд на башни Окк-Хамилота, и мы понеслись вниз через холмы.
      Плащ я потерял и теперь дрожал на холодном ветру. Конечно, я попытался прислушаться к разговорам, но от них мне легче не стало. Наручники беспрестанно позвякивали, и я понял, что эта музыка будет сопровождать меня еще очень долго. Я примчался сюда с розовой надеждой найти себе место в здешнем обществе. И нашел его, уж в этом-то сомневаться не приходилось. Я стал рабом.
      Глава четырнадцатая
      Банкет в Рат-Гальоне был в самом разгаре. Я поспешно проглотил на кухне свою порцию супа и мысленно пробежался по мелодиям, которые мне предстояло исполнить. Я находился в домене всего несколько недель, но, как ни странно, успел стать любимым флейтистом доменьера Гопа. Если и дальше продолжать с таким же успехом, то я заполучу в свое полное распоряжение комнатушку в бараках для рабов.
      Сайм - кондитер - подошел ко мне:
      - Сыграй-ка нам что-нибудь веселенькое, Дргон, - попросил он. - Я награжу тебя мороженым.
      - С удовольствием, фримен Сайм, - отозвался я. Я быстро дохлебал остатки супа и вынул кларнет. Я опробовал уже с полдюжины разных инструментов, но кларнет мне нравился больше всего.
      - Что бы ты хотел услышать?
      - Одну из тех мелодий, что ты привез издалека, - крикнул Кагу - старший охранник доменьера Гопа.
      Я послушно отозвался "Полькой пивной бочки", и все принялись восторженно колотить по столу. А потом Сайм преподнес мне мое мороженое и стоял, с удовольствием наблюдая, как я его ем.
      - Послушай, а почему бы тебе не занять место старшего музыканта, Дргон? - спросил Сайм немного погодя. - При твоих способностях ты этого олуха обставишь в два счета. Тогда ты обретешь статус доменника и сможешь сидеть с нами на кухне почти как равный с равными.
      Я облизал пальцы и отставил плошку.
      - Я был бы рад стать равным такому прекрасному кондитеру, как ты, фримен Сайм, - сказал я, - но что может сделать раб?
      Сайм озадаченно поморгал.
      - Да ты можешь вызвать старшего музыканта на состязание. Мы же видим, что ты превосходишь его во всем. Так что можешь не бояться исхода поединка. Победа наверняка будет за тобой.
      Он оглядел присутствующих:
      - Разве не так?
      - Это точно, - отозвался супных дел мастер. - А проиграешь, так я готов даже лечь под плетки за тебя.
      - Погодите-погодите, я что-то не поспеваю за вашими мыслями, - озадаченно заговорил я. - Ну, как я могу занять чужое место?
      Сайм всплеснул руками:
      - Ты, наверное, действительно слишком долго путешествовал, флейтист Дргон. Да ты что, не знаешь правил нашего времени? Можно даже подумать, будто ты какой-нибудь еретик с Синты.
      - Я уже рассказывал вам, что в дни моей юности все люди были свободны и император правил в Окк-Хамилоте...
      - Лучше не говори о таких вещах, - вполголоса предупредил меня Сайм. - Только доменьеры помнят о своих прежних жизнях... Хотя, правда, и я слышал, что давным-давно каждый человек записывал воспоминания о своем прошлом и хранил их в безопасности. Но как ты нашел свою память, я не спрашиваю, и ты лучше молчи об этом. Доменьер Гоп ревнив, хотя и самый благородный и щедрый лорд на свете, - добавил он поспешно, оглядывая столы.
      - Ну, что ж, тогда я не стану больше говорить об этом, ответил я, - но мне действительно довелось много путешествовать, даже язык изменился, пока я отсутствовал. Посоветуй, что мне делать?
      Сайм надул щеки:
      - Прямо не знаю, с чего начать, - выдохнул он. - Все принадлежит доменьерам, впрочем, как и должно быть, - он оглядел присутствующих в поисках подтверждения своим словам, и все поспешно закивали. - Люди без всякой профессии тоже являются собственностью доменьера, и это правильно, иначе они просто помрут с голоду. Если только на них не натолкнутся Серые Плащи, - он сделал знак от сглаза и сплюнул. Его примеру последовали остальные.
      - Владеющие мастерством относятся к доменникам, зарабатывая согласно своим способностям. Вот я, например, старший кондитер доменьера Гопа, с квалификацией, соответствующей моему положению. И таким образом, здесь нет никого, кто мог бы сравниться со мной по таланту, - он самодовольно оглядел присутствующих, не встречая возражений. - И так со всеми нами.
      - А если кто-то покушается на занятое место, - вставил Кагу, - то должен пройти через Состязание ремесел.
      - И тогда, - продолжал Сайм, беспокойно расправляя пальцами свой передник, - этот выскочка кондитер должен будет сразиться со мной в искусстве выпечки. В таком случае все обитатели замка выступят в роли судей, и победитель станет старшим кондитером, а проигравшему достанется двенадцать ударов плеткой за дерзость.
      - Но тебе бояться нечего, Дргон, - высказался Кагу, - положение старшего музыканта стоит от силы пяти ударов. Только гувернанты по своему положению ниже его среди доменников. Да и вообще, чего бояться-то? Супных дел мастер же вызвался принять твой проигрыш на себя.
      За дверью загомонили, она распахнулась, и я, схватив свой кларнет, бросился за пажем. Доменьер Гоп терпеть не мог ждать. Пробираясь к свободному месту перед ломившимся от яств столом, я заметил, что доменьер уже даже поднялся от нетерпения. Мне навстречу противно взвизгнула волынка старшего музыканта. Тощий, с вечным прищуром, он просто обожал гонять своих рабов-музыкантов. Он прыгал по кругу, с ожесточением давя на разноцветные меха волынки. Я невольно поморщился от непрестанного завывания. Вот именно этот момент доменьер Гоп и выбрал, чтобы наконец обратить внимание на горе-исполнителя. Он подхватил тяжелую латунную кружку и замахнулся, чтобы запустить ею в старшего музыканта. Тот все-таки заметил это движение доменьера и едва успел увернуться. Кружка врезалась в желтый с зелеными кисточками мех, и он лопнул с жалобным блеянием.
      - Это блеяние ничуть не хуже твоей музыки! - проревел доменьер Гоп. - Сгинь, пока не призвал всех демонов с холмов, - и тут его взгляд упал на меня: - А вот и Дугой, или Диген! - воскликнул он. - Вот это настоящий музыкант. А ну-ка, сыграй нам что-нибудь веселенькое, Другой, или как тебя там, и разгони тоску, пока еще не совсем скисло вино от его паршивой музыки.
      Я низко поклонился, облизнул губы и заиграл "Хиккори-диккори-док". Судя по восторженному реву по окончании музыки мое исполнение пришлось присутствующим по вкусу. Я вдохновенно исполнил "Коричневый кувшинчик" и "Жемчужное ожерелье". Гоп неистово заколотил кулаком по столу, и все наконец угомонились.
      - Могу поклясться, редчайший раб во всем Рат-Гальоне! пробасил он на весь зал. - Не будь он рабом, я бы выпил за его здоровье!
      - С вашего разрешения, доменьер? - просяще произнес я.
      Сначала Гоп уставился на меня, но потом благосклонно кивнул:
      - Говори, Дугой, или как там тебя.
      - Я претендую на место старшего музыканта. Я...
      Крики заглушили мои слова. Гоп осклабился.
      - Быть по сему! Будем голосовать сейчас или еще подвергнем себя пытке дикими воплями этого кретина, прежде чем объявим фримена Даргона старшим музыкантом?
      - Объявить его! - выкрикнул кто-то.
      - Вообще-то должно быть состязание, - неуверенно пискнул кто-то.
      Гоп хлопнул по столу:
      - Тащите сюда Лилка, старшего музыканта, - заорал он во всю мочь, - с его дутыми пузырями!
      Объявился старший музыкант, нервно теребивший меха
      - Место старшего музыканта объявляется вакантным, - громко объявил Гоп.
      Лилка судорожно вздрогнул, сдавив мех, волынка издала мышиный визг.
      - Поскольку прежний старший музыкант переходит в новое качество, - продолжал Гоп. Волынка опять взвизгнула, заглушенная возгласами и одобрительными криками. - Да будут эти пузыри проткнуты! Я изгоняю их идиотский вой из Рат-Гальона навечно! Да будет всем известно, этот бывший старший музыкант теперь придворный шут в моих владениях! И пусть он носит дырявые пузыри, как знак своего ремесла!
      Эта триада была встречена восторженным ревом всех присутствующих. На Лилку тут же набросились добровольцы, отобрали у него инструмент, продырявили и моментально умудрились напялить разодранную волынку на голову бывшего старшего музыканта. Я исполнил "Марци доуц", и бывший музыкант с опаской изобразил несколько па. Доменьер Гоп зашелся от хохота. Я перешел к "Янки дуддль", и новый придворный шут, ободренный успехом, принялся прыгать, корчить рожи, дергаться, ходить петухом, и все присутствующие веселились до упаду.
      - Счастливый день для Рат-Гальона! - перекрикивая общий шум, проорал Гоп. - Клянусь рогами бога моря, я приобрел принца музыки и короля шутов! Я утверждаю их новое положение в десять ударов и теперь оба имеют право сидеть за моим столом. Отныне и навсегда!
      Мы с шутом исполнили еще три номера, а потом Гоп разрешил нам притулиться в дальнем конце стола. Слуга поставил перед нами полную тарелку еды.
      - Хорошо сделано, фримен Дргон, - шепнул мне на ухо новоявленный шут. - Не забывай же нас, рабов, в лучах своей славы.
      - Не беспокойся, - отозвался я, вдыхая аромат хорошо прожаренного бифштекса. - Уж на кухню-то к вам после захода Синты я всегда забегу чего-нибудь перекусить.
      Я уже оглядел стены варварски изукрашенного зала совсем иными глазами. Нет ничего лучше, чем толика рабства, чтобы оценить даже неполную свободу. То, что я знал о Валлоне, было совершенно неприменимо в данной ситуации. Миновали столетия, которые радикально изменили этот мир, и отнюдь не к лучшему. Старое общество, в котором вырос Фостер, было мертво и похоронено навсегда. Старые дворцы и виллы заброшены, космопорты разрушались в забвении. Система матриц, описанная Фостером, утрачена. Я не знал, какой катаклизм мог погрузить центр галактической Империи в сумерки феодализма, но именно это и произошло.
      До сих пор я не нашел и следа Фостера. Мои расспросы натолкнулись на стену непонимания. Может, Фостер и не добрался до родного мира, а может, сел на другой половине планеты. Валлон был огромен, а сообщение между доменами скудное. Я мог прожить здесь всю жизнь и так и не найти ответа.
      Я припомнил свои собственные разочарования той ночи, в Окк-Хамилоте, когда все мои иллюзии лопнули, словно воздушный шар. Насколько же это все могло потрясти Фостера? Мы угодили в один и тот же переплет. В нынешней ситуации наши воспоминания о прежней цивилизации Валлона служили непрерывным источником горечи.
      А матрица памяти Фостера, которую я привез в качестве подарка? Вот уж действительно хохма! И даже найди я Фостера, на всей планете наверняка не осталось ни одного рекордера.
      И все же я не терял надежды отыскать своего друга, пусть даже это займет у меня...
      Доменьер Гоп уже давно что-то фальшиво мурлыкал себе под нос. Я сразу сообразил, что к чему, и приготовил свой кларнет. Должность старшего музыканта, может, и не сплошной праздник, но, по крайней мере, я уже не был рабом. Мне предстояла долгая дорога наверх, но первый шаг по этой лестнице я уже сделал.
      Мы ладили с доменьером Гопом. Он был проницательной старой лисой, ему нравилось иметь в своем распоряжении такого необычного музыканта. Он уже слышал от Серых Плащей - своеобразной местной полиции - как я очутился в космопорту. Он довольно прямо намекнул мне, чтобы я не слишком-то болтал о своих воспоминаниях насчет прежних времен Валлона. Эта тема была запретной. Не удивительно, что на мое появление в столице так быстро отреагировали Серые Плащи.
      Гоп брал меня с собой повсюду, на хоппере, на машине, на речных баржах. Транспорта было много, но, несмотря на простоту управления, мало кто знал, как им пользоваться. Конечно, хопперы были более удобны, поскольку для них не требовалось дорог, но Гоп предпочитал наземный транспорт. Я подозреваю, ему просто нравилось ощущение скорости, когда во весь дух несешься по дороге, и ветер свистит в ушах.
      Однажды днем, несколько месяцев спустя после моей победы над Лилком, я заглянул на кухню. Мне предстояло отправиться с доменьером Гопом и его обычной свитой для визита в Бар-Пандерон, огромный домен в ста милях к северу от Рат-Гальона, на пути к Окк-Хамилоту. Сайм и про чие мои приятели угостили меня хорошим завтраком и предупредили, что дорога предстоит опасная, в тех местах обитали разбойники.
      - Вот чего я не понимаю, - сказал я, - так это почему Гоп не установит парочку пулеметов на машину. Каждый раз", покидая домен, он же здорово рискует.
      Все присутствовавшие буквально остолбенели.
      - Даже изгои не могут помыслить отнять жизнь у человека, фримен Дргон, - выразил общее мнение Сайм. - Доменьеры устраивают совместные охоты на этих ренегатов, чтобы потом превратить их в рабов, но никто не унижает себя мыслью убить человека.
      - Разбойники и сами знают, что в своей следующей жизни они могут стать фрименами или пусть даже рабами, - вставил старший виночерпий. - Ты должен знать, фримен Дргон, что когда член разбойничьей банды переживет трансформацию, его доставляют в домен, чтобы тот мог найти свое место.
      - А часто происходит эта трансформация? - поинтересовался я.
      - Некоторые способны не изменяться три-четыре столетия. Но обычно без трансформации человек может прожить от восьмидесяти до ста лет. - Сайм на секунду задумался. - А иногда и меньше. Тяжелая жизнь, полная лишений, может состарить гораздо быстрее. Так, у моего кузена, который попал в Великую Каменистую пустыню и пробродил там три недели без воды и питья, у него был только небольшой бурдюк с вином, период трансформации сократился на четырнадцать лет. Когда его нашли, он был весь в морщинах, поседевший, что и предвещает трансформацию, а вскоре впал в кому, проспал целые сутки, и очнулся молодым и ничего не помнящим.
      - И ты ему не сказал, кем он был?
      - Не-а, - Сайм понизил голос. - Хоть ты и по праву считаешься любимчиком доменьера Гопа, помни: есть вещи, о которых лучше не говорить.
      - После трансформации новичок выбирает себе новое имя и пытается постигнуть какое-нибудь ремесло, - вставил мясник. - В зависимости от способностей, окружающие могут оценить его, например, выше, как это, произошло с тобой, фримен Дргон.
      - А разве у вас нет рекодеров памяти? - продолжал настаивать я. - Или информационных штырей, такие черные палочки, касаешься головы и...
      Сайм описал рукой полукруг:
      - Мне приходилось слышать об этих прутьях. Запрещенные предметы культа черной магии.
      - Чепуха, - перебил я. - Ты сам-то случайно не веришь в магию, Сайм? Эти штыри не что иное, как изобретения, служившие вашим собственным предкам. И как вы умудрились потерять всякое знание истории своего народа...
      Сайм всплеснул руками:
      - Фримен Дргон, не задавай больше таких вопросов. На подобные темы запрещено разговаривать.
      - Ну, хорошо, парни, я, наверное, чересчур любопытен.
      Я вышел во двор, забрался в машину и принялся ждать доменьера Гопа. Пытаться узнать что-либо об истории Валлона то же, что расспрашивать эскимосов об их переселении из Азии. Никто ничего на знает и знать не желает.
      Правда, я пришел к кое-каким заключениям. Если предположить, что какой-то общественный катаклизм нарушил систему воспроизведения памяти, которая способствовала сохранению преемственности культуры, становится ясно, что валлонское общество постепенно деградировало.
      Скучившиеся по доменам люди, избегавшие города, как очаги чумы, ничего на знали о космических полетах и прежней истории. Подобно Сайму, у них даже не было желания говорить на эту тему.
      Конечно, мое расследование могло сдвинуться с мертвой точки, но только где-нибудь в большом домене, типа БарПандерона, и я с нетерпением ожидал сегодняшнего путешествия. Рат-Гальон был маленьким нищим доменом, занимавшим всего лишь двадцать квадратных миль и объединявшим с полдюжины деревень. В смысле возможностей это был полнейший тупик.
      Во двор вышел Гоп в сопровождении Кагу, еще двух охранников и четырех танцовщиц, следом тащили огромную корзину с подарками. Все заняли свои места, водитель запустил двигатель и вывел тяжелый грузовик на шоссе. Мое сердце учащенно забилось. Может, в Бар-Пандероне мне удастся обнаружить хотя бы следы Фостера.
      Мы мчались на скорости пятьдесят миль в час по извилистой горной дороге, я сидел рядом с водителем и, поигрывая на кларнете, смотрел вперед. Водитель вел машину, словно подвыпившая старая дева, - нервно и быст-ро. Вообще-то, это была не его вина: большой скорости требовал Гоп. Я мысленно благодарил конструкторов за встроенный автоограничитель. По крайней мере, нам не грозила опасность слететь в пропасть с полотна дороги.
      Визжа шинами, мы обогнули поворот и неожиданно впереди в четверти мили от нас увидели поставленный на дороге автомобиль. Водитель машинально нажал на тормоза.
      - Разбойники! Не снижай скорости! - завопил сзади Гоп.
      - Но... но... доменьер Гоп...
      - Не бойся врезаться в них, - оборвал его Гоп. - Только не тормози!
      Танцовщицы сзади перепуганно взвизгнули. Разбойники живой стеной перегородили дорогу. Водитель закатил глаза и чуть было не выехал на обочину, но потом стиснул зубы и, отключив антиаварийный радар, нажал на рукоять скорости до упора. Я со страхом наблюдал, как мы неслись на машину, перегородившую нам дорогу, а потом неожиданно, стряхнув с себя оцепенение, потянулся к приборному щитку. Однако водитель не уступал, застыв от ужаса. Я откинулся и с силой врезал ему по челюсти. Он скорчился в углу с разинутым ртом и закрытыми глазами. Я отключил ограничитель и повел машину с дороги. С моего места управлять было неудобно, но это было лучше, чем врезаться во что-нибудь на скорости в девяносто миль.
      Машина впереди не двигалась, до нее оставалось сто ярдов, пятьдесят, и в этот момент я резко свернул прямо к склону горы. Водитель блокировавшей дорогу машины тут же сориентировался, перекрывая мне проезд. Я моментально переложил штурвал влево и пронесся в дюйме от заднего бампера чужой машины, на мгновение зависнув над пропастью одним колесом, и снова выехал на шоссе.
      - Молодец! - выкрикнул Кагу.
      - Они нас преследуют! - перекрыл его голос Гоп. - Наемные убийцы! Бесхозные свиньи!
      Водитель наконец открыл глаза.
      - Перебирайся на мое место! - рявкнул я.
      Он что-то промямлил и полез, цепляясь за спинки кресел. А я быстро скользнул за штурвал, не отпуская рукояти скорости. Впереди виднелся поворот. Я бросил взгляд на зеркало заднего вида. Бандиты разворачивались для погони.
      - Жми! - скомандовал Гоп. - До Бар-Пандерона не больше пяти ретов!
      - Они нас могут догнать? - спросил я через плечо.
      - В два счета, - весело обнадежил меня Кагу.
      - А какая впереди дорога?
      - Отличная. Начиная от подножия горы, прямая, как стрела, - отозвался Гоп.
      Мы прошли следующий поворот. Все, как он и говорил, только впереди была еще и боковая дорога.
      - А это куда ведет? - спросил я у водителя.
      - Тоже в Бар-Пандерон, - выдохнул он, - только длиннее.
      Я по спидометру прикинул скорость, слегка притормозил и резко свернул. Натужно воя двигателем, машина влетела по крутому склону в пространство между холмами.
      - Что за идиотизм! - заорал Гоп. - Ты что, стакнулся с этими негодяями?
      - На шоссе у нас нет шансов, - прокричал я назад, перекидывая штурвал из стороны в сторону, следуя резким поворотам дороги. Мимо мелькали величественные скалы и травянистые пологие склоны, но у меня не было времени восхищаться ими. Танцовщицы на заднем сидении повизгивали от страха, доносился возбужденный говор, краем глаза я заметил, что наши преследователи тоже повернули на проселок.
      - Они могут перехватить нас где-нибудь впереди? - крикнул я.
      - Навряд ли, если только у них нет подмоги, - отозвался Гоп, наклонившись к моему плечу. - Но эти изгои работают в одиночку.
      Я то притормаживал, то жал на акселератор, вертел штурвал. Мы сворачивали то влево, то вправо, взбираясь все выше и выше, а потом ухнули вниз по крутому склону и опять вылетели наверх. Я быстро окинул взглядом дорогу впереди и оценил ее. Машина бандитов следовала всего в нескольких сотнях ярдов позади, а нам предстояло проехать вдоль подножия горы, сквозь тоннель, а потом снова обогнуть крутой выступ следующей горы.
      - Как только мы выедем из тоннеля, бросьте в них чемнибудь, - крикнул я против ветра. - Чем угодно.
      - Мой плащ! - рявкнул Гоп. - Корзину с подарками!
      Кто-то сзади застонал в отчаянии, ему принялись вторить танцовщицы.
      - Молчать! - прогремел Гоп. - А ну, помогите, а то клянусь бородой морского дьявола, я покидаю вас вместе с корзиной и всем остальным!
      С оглушительным ревем мы влетели в отверстие тоннеля и понеслись с такой скоростью, что вокруг все завибрировало. Гоп и Кагу подняли тяжелую корзину с подарками и перевалили ее через борт. За ней последовал плащ, опустевший кувшин из-под вина, сандалии, браслеты, фрукты... Потом нас снова ослепило солнце, и машину занесло на очередном повороте. В зеркале заднего вида я видел преследовавших нас бандитов. Черно-желтый плащ Гопа облепил радиатор их машины, остатки корзины болтались под днищем. Автомобиль качнуло на ухабе, и уголок плаща откинулся, позволив водителю взглянуть на дорогу.
      - Не везет, - сказал я. - Дорога впереди прямая, и мне ничего не приходит в голову.
      Бандиты нас нагоняли. Я утопил рукоять скорости до предела, но их автомобиль был быстрее. Нас разделяло всего сто ярдов, потом пятьдесят, и вот уже они начали обходить нас сбоку... Я слегка сбросил скорость, позволив им чуть-чуть продвинуться вперед, а потом резко бросил грузовик прямо на них. Машины столкнулись, и я едва справился со штурвалом. Бандиты снова начали нас нагонять, бортом к борту мы мчались со скоростью девяносто миль в час по крутому склону...
      Я нажал на тормоз, резко повернул влево, задним бампером успел задеть его колесо и сдал назад. Водитель попытался затормозить, и это было его ошибкой. Их автомобиль потерял управление и заскользил по склону. Он медленно скользил, становясь на нос в облаке пыли. Корзина отлетела прочь, плащ затрепетал и тоже исчез. На какое-то мгновение автомобиль бандитов завис в воздухе, а потом рухнул вверх колесами, перевалившись через край дороги. Мы же понеслись дальше, вниз по склону, и опять вверх на поросшую лесом равнину к видневшимся впереди башням Бар-Пандерона.
      Сзади грянул дружный хор голосов, доменьер Гоп наклонился ко мне и принялся хлопать по спине:
      - Клянусь девятиглазым дьяволом холмов! - прогудел он. Превосходный маневр! Принц музыкантов еще и принц водителей! В эту ночь будешь сидеть вместе со мной за столом в Бар-Пандероне. В чине Стоударного водителя. Мое слово!
      - По сравнению с поворотом по внешнему ряду на оживленном шоссе в семнадцать тридцать по пятницам, это просто сущая безделица, - прокомментировал я.
      Я повис на штурвале и попытался перевести дыхание. Было чистейшим идиотизмом. - состязаться со скоростной машиной, но мой маневр сработал, а заодно я продвинулся еще выше по своей служебной лестнице. Жизнь моя складывалась не так уж и плохо.
      - И пусть никто не заикается об убийстве, - продолжил Гоп. - Я не потерплю, чтобы столь искусного водителя и музыканта замуровали заживо! Накладываю на всех обязательство молчать обо всем. Будем считать, что эти негодяи просто споткнулись на своих злодейских планах.
      Такая мысль подействовала на меня отрезвляюще. Все произошедшее предстало передо мной в новом свете. В этом мире без смерти отнять человеческую жизнь считалось немыслимым преступлением, поскольку ты лишал человека не одной, а многих жизней. Существовало только одно наказание - на всю жизнь сажали в каменный мешок. Но только на одну жизнь. В моем случае этого оказалось бы достаточно. У меня не было запасных жизней. Поэтому я рисковал намного больше, чем эти бандиты.
      Я провел свой первый день в Бар-Пандероне, блуждая среди высоких зданий, восхищаясь ими и выглядывая Фостера на тот случай, если он вдруг попадется мне на улице. Хотя это было столь же вероятно, как повстречать своего старого школьного приятеля из Аламо среди слуг персидского шаха. Но я все еще надеялся на чудо.
      К концу дня так ничего и не изменилось. Одетый по последней моде в накидку с рюшами, я сидел за небольшим столиком на террасе в Веселом Дворце (огромном пиршественном зале Бар-Павдерона) вместе со своим приятелем Кагу - старшим охранником доменьера Гопа. Пиршественная зала напоминала воплощение голливудской фантазии - ночного клуба XXI столетия, оборудованного девятью танцплощадками на пяти уровнях, бассейнами, фонтанами, парой тысяч обеденных столов. Кроме того, там были толпы музыкантов, девиц, шум, гам, разноцветные огни и яства, достойные стола любого доменьера. Зал был открыт для гостей и всех фрименов домена с положением в пятьдесят ударов. После отшельнической жизни в Рат-Гальоне мне все это показалось невероятно восхитительным.
      Под отталкивающей внешностью Кагу скрывалось добродушие. Лицо охранника было в шрамах от множества стычек, а нос так часто разбивали, что в профиль его просто трудно было заметить.
      - И как ты умудряешься встревать во все эти драки, Кагу? - поинтересовался я. - Сколько тебя знаю, ни разу не видел, чтоб ты затеял драку.
      - А вот в таких местах, - ухмыльнулся тот, обнажая обломанные зубы. - Все эти большие домены просто прелесть, в них всегда можно отвести душу.
      - Ты что, ввязываешься в уличные драки?
      - Не-а. Обязательно кто-нибудь да найдется. Начнут тут бродить, корчить из себя... ну знаешь, как бывает
      - А что, дерутся прямо здесь?
      - Ну да, полно зрителей, и всем весело.
      Я было взял бокал и поднял его в честь Кагу, но тут же все его содержимое оказалось на моих коленях, поскольку кто-то сзади как следует поддел меня за локоть. Я поднял глаза. Надо мной возвышался какой-то мордоворот в шрамах.
      - Это что еще за шмакодявка, Кагу? - поинтересовался он хриплым шепотом, ковыряя в зубах серебряной зубочисткой.
      Кагу встал и без разговоров врезал ему под дых. Мордоворот хекнул и повис на Кагу, с досадой взирая на меня через его плечо. Старший охранник отодвинул парня на расстояние вытянутой руки.
      - Это какая еще "шмакодявка", Малл? - прогудел он. - А ну-ка, отвали от моего приятеля. Лучший музыкант, к тому же первоклассный водитель.
      Малл потер живот и уселся рядом со мной.
      - А у тебя уже не тот удар, Кагу, - он покосился на меня. - Ты извини, я думал, ты один из этих, - он подманил раба-официанта. - А ну, принеси моему приятелю новый костюм. Да пошевеливайся!
      - А как другие обедающие воспринимают ваши стычки? Одно дело, когда опрокинут бокал, такое в Манхетене произойти может, а вот когда на тебя перевернут весь обед, тут уж не до шуток.
      - Да нет, мы двигаем на арену, - Малл лениво ткнул пальцем куда-то в пустоту и оглядел меня с ног до головы. - Откуда ты выполз, музыкант? Первый раз во дворце, что ли?
      - Дргон много путешествовал, - ответил за меня Кагу. - Он свой парень. Ты вот послушай, как я недавно угодил в переплет...
      Пока Кагу и Малл обменивались небылицами, я неторопливо потягивал свое вино. И хотя за весь день мне так и не удалось узнать ничего нового, но для моих целей БарПандерон был лучшим местом, нежели Рат-Гальон. Территория домена включала в себя два больших города и множество деревень. Здесь я скорее мог разыскать какого-нибудь болтуна, желающего перекинуться со мной парой фраз по поводу истории, или даже, может быть, того, кто знал Фостера.
      - Э-э-э, - проворчал Малл. - Гляди, кто идет.
      Я посмотрел туда, куда он указывал. К столу приближались три мордоворота, один из них - длиннорукая горилла, по меньшей мере, семи футов росту - приостановился, сграбастал Кагу и Малла за шиворот и грохнул их лбами друг о друга. Я вскочил, нырнул под огромный кулак и... за восхитительным фейерверком из звезд последовала утешительная тьма.
      В абсолютной темноте я стал избавляться от ткани, в которой запутались ноги, потом приподнялся и пребольно треснулся обо что-то головой.
      Я застонал, прополз между ножками стула и наконец сумел вылезти из-под стола. Раб-официант помог мне подняться и осторожно отряхнул. Семифутовая горилла, развалившаяся на стуле напротив, покосилась в мою сторону и кивнула:
      - Нечего связываться с олухами, типа этого малого, - заметил он. - Кагу сказал, ты всего лишь музыкант, но когда ты вскочил с этого стула, я было подумал... - он пожал плечами и отвернулся.
      Я проверил суставы локтей и колени, покачал челюсть, повертел головой. Все в порядке.
      - Это ты что ли меня огрел? - спросил я.
      - Чо? Ага.
      Я обогнул стол, встал напротив и прокашлялся:
      - Эй, ты, - окликнул я.
      Тот повернулся. В какую-то долю секунды я выложился в одном прямом ударе в челюсть. Он опрокинулся назад, перевалился через ограду и рухнул в проход между столами внизу.
      Я перегнулся через перила. На меня смотрела целая возмущенная компания.
      - Пардон, приятели, - сказал я. - Он просто поскользнулся.
      Вдалеке грянул дружный хор голосов. Я повернулся и увидел, как двумя уровнями ниже ла свободном месте два тяжеловеса за милую душу мутузят друг друга. Один из них был Кагу. Он уложил одного противника и тут же сцепился со следующим. Я повернулся, сбежал по лестнице и добрался туда.
      Кагу сумел выстоять еще против двух противников, прежде чем его унесли. Я помог ему сесть на стул, сунул в руку бокал и принялся смотреть, как бойцы дубасят друг друга. Теперь мне стало понятно, почему шрамы на лице служили знаком его ремесла. Они не имели никакого представления о защите. Просто стояли на месте и лупили друг друга, пока один наконец не свалится. Ничего мудреного, но зрители были просто вне себя от восторга. Немного погодя Кагу пришел в себя и начал комментировать достоинства бойцов.
      - Все они первоклассные ребята, - заверил он. - И сейчас я не то, что прежде, когда был в полном расцвете сил. Тогда я бы запросто справился с любыми тремя из них. Может, кого бы я и поостерегся, так это Торбу.
      - Это который?
      - Его еще здесь нет. Он придет попозже.
      Появлялись все новые и новые бойцы и, скидывая плащи, вступали на арену. Упавших тут же оттаскивали. Они приходили в себя и принимались подбадривать других.
      Через час очередь желающих поиссякла, только двое бойцов на арене лениво обменивались ударами, входили в клинч, промахивались. Дыхание вырывалось из их глоток с натужным хрипом. Зрители недовольно шумели.
      - Где же Торбу? - удивился Кагу.
      - Может, его сегодня не будет? - предположил я.
      - Ну, да! Да ты его видел. Он загнал тебя под стол.
      - А, так это он...
      - Ты видел, куда он пошел?
      - Да. я заметил краем глаза, как он дрых на полу, - откликнулся я.
      - Чего?
      - Ну, мне не понравилось его приветствие, вот я и врезал ему разок от души.
      - Ха! - воскликнул Кагу. Его лицо просветлело. Он вскочил.
      - Стой! Стой! Ты куда? - позвал я.
      Кагу протолкался на арену, примерился и одним ударом уложил ближайшего бойца, потом повернулся и, послав второго в нокдаун, поднял над головой руки:
      - Рат-Гальон выставляет чемпиона! - его голос перекрыл возбужденные возгласы.
      - Рат-Гальон встречает всех желающих, - он помахал мне рукой. - Наш парень Дргон.
      Позади меня раздался возмущенный вопль, заглушивший слова Кагу.
      Я обернулся и увидел проталкивающегося сквозь толпу Торбу с всклоченными волосами и багровым лицом.
      - Погоди чуток! - возмущенно заорал он. - Пока еще я здесь чемпион.
      Он замахнулся на Кагу, но тот ловко увернулся.
      - Наш парень Дргон уложил тебя, верно? - негодующе прокричал Кагу. - Вот он теперь и есть чемпион.
      - А я не был готов, - прогудел Торбу. - Ему просто повезло.
      Он обвел взглядом зрителей, ища поддержки:
      - Я, понимаешь, сижу, завязываю шнурок на ботинке, а этот парень...
      - Иди, иди сюда, Дргон! - поманив меня, позвал Кагу. - Мы сейчас покажем...
      Торбу развернулся и двинул Кагу в челюсть. Старый боец грохнулся на арену, проехался по ней и неподвижно застыл. Я стал протискиваться ближе. Его перенесли к ближайшему столу и усадили на стул. Мужчина, нагнувшийся над Кагу, выпрямился с побледневшим лицом. Я растолкал толпу и схватил Кагу за запястье. Он был мертв.
      Торбу застыл в центре арены с разинутым ртом:
      - Что-о? - выдавил он.
      Я протиснулся между двумя зрителями и кинулся к нему. Он пригнулся и сделал замах правой, я уклонился и провел апперкот. Торбу отшатнулся. Я нанес быструю серию ударов по телу слева, справа, не обращая внимания на его суматошные движения, сделал нырок и достал несколькими хуками в голову. Он застыл: колени вместе, глаза обалделые, руки по швам. Я примерился и врезал ему в подбородок. Он рухнул, словно бревно.
      Тяжело дыша, я перевел взгляд на Кагу. Белое, как мел, лицо, испещренное шрамами, выглядело до странности умиротворенным. Кто-то помог Торбу подняться и повел с арены. Посещение Бар-Пандерона обещало стать большим событием, теперь мне предстояло везти домой труп.
      Я подошел к Кагу, которого осторожно уложили на пол. Все кругом застыли в состоянии шока, здесь же был и Торбу. По его лицу стекла крупная слеза и упала на щеку Кагу. Торбу отер глаза своей лапищей:
      - Прости, старина, - просопел он. - Я вовсе не хотел.
      Я подобрал Кагу и, перебросив его через плечо, понес к выходу. И все это время, пока я пересекал зал, в Веселом Дворце стояла такая тишина, что я слышал свое тяжелое дыхание, поскрипывание своих пластиковых башмаков, журчание фонтанов.
      * * *
      В бараках охраны я уложил Кагу на постель, а потом гневно обернулся к обступившей меня дюжине верзил:
      - Кагу был хорошим парнем, - сказал я. - А теперь он мертв, и умер он, как животное. Ни за что. Все в его жизни кончилось, так ведь, парни? Как вам это нравится?
      - Как будто мы виноваты, - огрызнулся Малл. - Кагу был и моим старым другом.
      - А чьим другом он был тысячу лет тому назад? - отрезал я. - Кем он был когда-то? Кем был ты? В прежние времена на Валлоне существовали иные законы. Каждый был сам себе доменьером.
      - Слушай, а ты случайно не из Братства? - воскликнул кто-то.
      - А, так вот это как у вас называется? А по-моему, это всего лишь новое название старой игры. Один прохвост делает себя диктатором...
      - Мы следуем Кодексу, - оборвал меня Малл. - Наша работа заключается в том, чтобы поддерживать доменьера. А это не значит молча выслушивать, как какой-нибудь шутник начинает обзываться.
      - Я не обзываюсь, а призываю к восстанию. Вы, парни, главная сила в этой системе. Так почему же вы отсиживаете себе задницы, позволяя своим боссам заплывать жиром, да к тому же еще и калечите друг друга на потеху доменьерам? Я бы предложил прямо сейчас навестить местных шишек. У вас же право на рождение... было когда-то. Но ваша судьба зависит от вас. Пока многие из вас не ушли дорогой Кагу.
      Поднялся сердитый ропот. Появился Торбу с заплывшим лицом. Я невольно попятился, готовясь к неожиданностям.
      - Что здесь происходит? - пробасил он.
      - Да этот тип! Подстрекает на мятеж и измену, - высказался кто-то.
      - Он хочет, чтобы мы поколотили, да не кого-нибудь, а самого доменьера Квохи!
      Торбу приблизился ко мне.
      - Ты чужой в Бар-Пандероне, - произнес он недовольно. Правда, Кагу говорил, что ты свой парень. Ты неплохо обработал меня, и я ничего против не имею: такова жизнь. Но слушай, не мути здесь воду. Есть Кодекс и есть Братство. Мы держимся друг друга и этого достаточно. Доменьер Квохи ничем не хуже любого другого доменьера и, клянусь Кодексом, мы на его стороне.
      - Послушайте, - настаивал я. - Я помню прошлое Валлона. Я знаю, кем вы были однажды и кем вы можете стать опять. Необходимо всего лишь взять власть. Я проведу вас к кораблю, на котором прибыл. На его борту вы можете получить достаточно информации, чтобы понять...
      - Хватит! - оборвал меня Торбу. Он выписал в воздухе какую-то кабалистическую фигуру. - Мы не хотим связываться с привидениями или сражаться с магами и демонами.
      - Чушь! Все эти ваши запреты введены с единственной целью: заставить, вас держаться подальше от городов, чтобы вы не могли понять, чего лишились.
      - Не хотел бы я отдавать тебя в руки Серых Плащей, Дргон, - проворчал Торбу. - Замолчи.
      - Города, - настырно продолжал я. - Они же совершенно пустые, как будто их только что выстроили. А вы живете в этих клоповниках, окружили себя стенами со всех сторон от Серых Плащей да разных изгоев.
      - Ты что, хочешь играть первую скрипку, музыкант? встрял Малл. - Так ступай, поговори с Квохи.
      - Все идем.
      - Ну, уж нет, это надо делать в одиночку, - возразил Торбу. - Да пошевеливайся, Дргон. Я не стану на тебя заявлять. Я понимаю, как ты себя чувствуешь после смерти Кагу. Но, слышь, не зарывайся.
      Я знал, что это конец. Они были упрямы, как упряжка мулов, к тому же особой сообразительностью не отличались.
      Торбу поманил меня за собой. Я без особого удовольствия последовал за ним.
      - Ты хочешь перевернуть все вверх дном? Ну, что ж, не ты первый, однако помочь тебе мы не можем. Времена изменились и отнюдь не к лучшему. У нас есть легенда: когда-нибудь вернется Ртр и вот тогда возродятся золотые времена.
      - А кто такой Ртр?
      - Что-то вроде могущественного доменьера. Сейчас его нет, но давным-давно, когда еще начинались первые наши жизни, жил Ртр - доменьер всего Валлона. И всем жилось прекрасно. И у каждого была одна полная жизнь...
      Торбу прервал себя и настороженно покосился на меня.
      - Ни слова никому, - предупредил он. - Это секрет Братства. Наша единственная надежда. В течение всех наших жизней мы верны кодексу Братства в ожидании, что, может быть, когда-нибудь Ртр все-таки вернется.
      - Ладно, - бросил я. - Мечтай и дальше, слон-переросток. И пока тебе снятся розовые сны, дожидайся дня, когда тебе, как Кагу, вышибут последние мозги.
      Я повернулся.
      - Послушай, Дргон, нет смысла бороться против системы. Одному не справиться. Да и отряду тоже. Но...
      Я глянул через плечо:
      - Ну?
      - Но, если ты так хочешь рисковать своей шкурой, потолкуй с доменьером Гопом, - Торбу развернулся и скрылся в бараке, оставив меня одного во дворе.
      Поговорить с доменьером Гопом? Хм. Ну что ж, терять мне нечего. И я двинулся прямо к гостевым помещениям доменьера.
      Я утопал в глубоком ковре гостевого холла доменьера Гопа, нарочно старясь распалить свой гнев, в то время как мой хозяин невозмутимо восседал в церемониальном кресле, непроницаемо глядя на меня.
      - С вашей помощью или без, - упрямо настаивал я, - но я найду ответы на все вопросы.
      - Да, фримен Дргон, - отозвался он спокойно, без привычного крика. - Я понимаю. Но есть вещи, о которых ты не имеешь представления.
      - Только отпустите меня в космопорт, благородный Гоп. Я докажу свою правоту, у меня достаточно информационных штырей на борту, не говоря уже об остальном.
      - Это запрещено, разве ты не понимаешь...
      - Наоборот, я слишком многое понимаю, - перебил я. Он резко выпрямился:
      - Следи за своим тоном, Дргон. Я все-таки доменьер...
      - Вы еще, может, помните Кагу? - перебил я его снова. Вы помните его молодым и прекрасным, словно он бог из легенды? Вы видели, как он прожил свою жизнь. Она была у него хорошей? Удалось ли ему исполнить свои мечты юности?
      Гоп тяжело прикрыл глаза:
      - Прекрати, - произнес он слабо. - Все это ужасно, ужасно...
      - "Смерть, заставшую их, я наблюдал со стороны, а все их жизни были моими", - процитировал я. - Вы гордились ими? А как насчет вас? Разве вас не интересовало, кем могли быть вы в прошлые Золотые Времена?
      - Кто ты? - неожиданно спросил Гоп, пристально глядя на меня. - Ты говоришь на староваллонском. Ты воскрешаешь запретные знания, бросаешь вызов всей власти... - он поднялся с кресла. - Я могу замуровать тебя, Дргон. Я могу передать тебя Серым Плащам... - он принялся нервно расхаживать по залу, потом вновь повернулся ко мне: - Все идет вверх дном в этом, когда-то прекрасном мире, - задумчиво произнес он. - Легенды утверждают, будто давным-давно люди жили, как боги, а Валлоном правил один могучий доменьер. Легенды говорят, что когда-нибудь он вернется...
      - Могу поклясться, легенды не лгут, но нельзя же, в самом деле, сидеть и ждать, когда кто-то явится и спасет вас от вас самих. Только не надо думать, будто я - ответ на все ваши молитвы. Я лишь хочу сказать, что когда-то Валлон был прекрасным миром, и эти времена могут вернуться. Сейчас на планету словно наложено заклятие забвения, и ее просто нужно разбудить. Города, дороги, звездолеты до сих пор не тронуты и в отличном состоянии. Но никто не знает, как все это действует, а вы даже боитесь попробовать. Чего боитесь? Кто распускает эти нелепые слухи? Кто уничтожил систему рекодеров памяти? Почему мы не можем отправиться в Окк-Хамилот, вскрыть архивы и вернуть каждому его память?
      - Ты спрашиваешь о страшных вещах, - тихо произнес Гоп.
      - За этим всем кто-то должен стоять или стоял раньше. Кто?
      Гоп на секунду задумался:
      - Среди нас есть один человек, великий доменьер. Доменьер доменьеров, его зовут Оммодурад. Я не знаю, где он живет, это известно только самым приближенным.
      - А как он выглядит? Где его можно увидеть?
      Гоп покачал головой:
      - Я видел его только раз, да и то он был закутан в свой плащ. Он очень высокого роста и молчалив. Говорят, - Гоп понизил голос до шепота, - что с помощью черной магии он имеет власть над всеми своими жизнями.
      - Не стоит обращать внимания на всю эту дребедень, - сказал я. - Он абсолютно такой же человек, как вы или я. Всади нож ему промеж ребер и конец, магия там или не магия.
      - Не нравятся мне все эти разговоры о смерти, Дргон. Преступника достаточно замуровать.
      - Хм, для этого сначала надо найти его. Вот только как бы к нему подступиться?
      - Есть доменьеры, которым он доверяет, - неуверенно сказал Гол, - его верные слуги, через которых все мы, прочие, узнаем его волю.
      - А можно их как-нибудь склонить на нашу сторону?
      - Нет. Они связаны с ним узами тьмы, заклятий и колдовства.
      - Вот будет свободное время, так я и сам могу продемонстрировать парочку колдовских трюков, - проворчал я. - Давайте все-таки не отвлекаться, благородный Гоп. Как бы мне пристроиться к одному из этих доменьеров?
      - Нет ничего легче. Водитель и музыкант такого уровня, как ты, может заявить права на место, какое только пожелает.
      - А как насчет охраны? Ну, положим, я могу взять верх над Торбу. Это как, лучше?
      - Нет, это не должность для человека твоих способностей, фримен Дргон! - воскликнул Гоп. - Конечно, такое положение больше всего приблизит тебя к доменьеру, но ведь это же очень опасно. Состязание на пост главного охранника ничуть не легче, чем вызов самому доменьеру.
      - Что? - изумился я. - Так доменьера тоже можно вызвать на состязание?
      - Потише, фримен Дргон, - доменьер Гор удивленно посмотрел на меня. - Никто в здравом уме не станет вызывать доменьера.
      - Но это возможно?
      - Нет, ну в самом деле... если ты настолько устал от жизни, от всех своих жизней, то это такой же подходящий способ свести с ней счеты, как и любой другой. Но знай, фримен Дргон, что любой доменьер - искусный воин, и лишь равный ему может надеяться на успех.
      Я врезал кулаком по ладони:
      - Ну, конечно, я ведь должен был догадаться об этом раньше! Кондитеры пекут, музыканты состязаются в игре, и более способный побеждает. Среди доменьеров та же самая система. Но процедура, какова официальная процедура, благородный Гоп?
      - Это состязание на обнаженных мечах. Мера чести доменьера, который готов утвердить себя даже перед лицом самой смерти, - и Гоп выпрямился от нахлынувшей на него гордости.
      - А охранники? - спросил я. - Они же тоже сражаются.
      - Но только голыми руками, фримен Дргон. Им не хватает искусности. Смерть, которую ты описал, редка. Это - нетипичное происшествие.
      - Она продемонстрировала мне весь этот фарс в настоящем свете. Цивилизация, подобная Валлону, низведена до такого уровня...
      - И все же жизнь так прекрасна... По каким бы то ни было правилам.
      - Я не могу в это поверить и думаю, вы сами-то вряд ли верите в то, что сейчас говорите. Какого доменьера могут вызвать на состязание и как?
      - Откажись от своей глупой затеи, фримен Дргон.
      - Кто ближайший приятель Великого Доменьера?
      Гоп, сдавшись, только махнул рукой:
      - Здесь, в Бар-Пандероне, доменьер Квохи. Но...
      - И с чего мне начать?
      Гоп положил мне руку на плечо:
      - Послушай внимательно, фримен Дргон. Конечно, с тех пор, как доменьеру Квохи пришлось обнажать лезвие в защиту своего положения, прошло много времени. Но будь уверен, своих навыков он не потерял. Когда-то он сумел проложить себе дорогу к владению Бар-Пандероном, в то время как мы, все остальные, удовольствовались меньшими доменами.
      - Я сама осторожность, благородный Гоп, - заверил я, несколько кривя душой. - И в более хорошие времена не слыл беспомощной игрфнм.
      - Твои похороны...
      - А теперь скажите, как мне вызвать его? Или завтра на банкете я оттаскаю его за ухо.
      Гоп рухнул в кресло, поднял было руку, но тут же обессиленно опустил ее.
      - Если тебе не сказать, все равно скажет кто-нибудь другой. Но по правде говоря, я еще не скоро найду музыканта твоего уровня.
      Глава пятнадцатая
      Зал для аудиенций казался невероятно огромным. Его высокие окна были завешены аляповатыми лиловобагровыми занавесями, приглушавшими лучи солнца, а под куполом нависла напряженная, неспокойная тишина, в которой многочисленные посетители и просители ожидали доменьера.
      Прошло два месяца с тех пор, как Гоп объяснил мне все формальности вызова доменьера на бой. И он справедливо указал мне, что лишь в определенном случае я могу на что-то рассчитывать. Если бы я даже умудрился уложить доменьера в честном бою, то его охрана превратила бы меня в котлету, так и не дав открыть рта.
      По три часа в день я проводил в оружейной Рат-Гальона, фехтуя с Гопом и парочкой охранников. Тридцатифунтовый кусок острой стали с первого же дня стал словно продолжением моей руки, но только на первые несколько минут моих тренировок. Конечно, знаний мне было не занимать, и техники тоже, но вот мускулы мои изрядно подкачали. Уже через пять минут напряженного движения я просто подпирал стену, жадно ловя воздух, а Гоп запросто помахивал своей железякой и не переставал твердить:
      - Конечно, ты сражаешься получше, чем любой музыкант, фримен Дргон, но все же долго тебе не продержаться.
      И за этими словами следовала новая атака.
      Все время после обеда я проводил за гимнастикой, накачивая мускулы и занимаясь бегом.
      Как утверждал Гоп, нельзя было терять ни минуты. И вот через два месяца усиленных тренировок я почувствовал, что готов к любому повороту событий. Гоп предупредил меня, что доменьер Квохи - рослый мужчина. Меня это мало беспокоило: чем больше габариты, тем лучше цель.
      По залу для аудиенций прошел приглушенный ропот, медленно растворились высокие позолоченные двери. Из них выбежала пара слуг в ливреях, а за ними вальяжно прошествовал семифутовый цирковой силач, взошел на пьедестал и повернулся к толпе просителей.
      Доменьер Квохи был невероятно огромен. Шея его была толщиной чуть ли не с мое бедро, а лицо - словно высечено из гранита. Он сбросил яркий алый плащ с квадратных плеч и протянул кряжистую руку, чтобы взять церемониальный меч, который волок один из его слуг. Квохи одной рукой вытянул оружие из ножен, воткнул его в пол и положил ладони на его рукоять.
      - Жалобщики есть? - гулко зарокотал его голос по залу.
      Это была та самая реплика, после которой мне надлежало появиться на сцене. Единственное, что от меня требовалось, так это высказаться, а уж тогда доменьер Квохи будет рад снизойти до рассмотрения жалобы. А тот пустячок, что рядом с ним Мухаммед Али показался бы худосочным пацаном, вообще не должен был трогать меня.
      Я мышиным писком прочистил горло и подался вперед, не так чтобы очень далеко.
      - Я хотел бы попросить слова... - начал было я, но меня никто не слушал.
      Впереди сквозь толпу проталкивался какой-то верзила в черной тоге, и все оборачивались на него. В конце концов он выбрался на открытое место и, откинув полы плаща, с лязгом выхватил из ножен длинную шпагу. Похоже, кто-то меня опередил.
      Новоиспеченный претендент на пост главы Бар-Пандерона стоял перед Квохи, и нагое лезвие говорило красноречивей, чем любые слова. Какое-то время доменьер смотрел на него, а потом повернулся и дал знак слуге. Тот выпрямился и прочистил глотку:
      - Оспаривается положение доменьера Бар-Пандерона. И пусть исход дела решит поединок, - слуга, взвизгнув напоследок, ловко отпрыгнул с дороги.
      Квохи медленно спустился с пьедестала к тому, в черном. Я быстро пролавировал между людьми, чтобы получше все рассмотреть.
      Парень в черном отбросил свой плащ и остался в облегающей курточке, лосинах и каких-то мокасинах из мягкой кожи. Атлетизма ему было не занимать, но Квохи возвышался над ним, словно дуб.
      Я не знал, радоваться мне или расстраиваться из-за того, что у меня прямо из рук перехватили инициативу. Если этот в черном победит, смогу ли я, в свою очередь, вызвать его на бой?
      Квохи запросто, одной рукой, поднял свою железку над головой и повертел ей, точно палкой. Я искренне посочувствовал бедолаге в черном. Похоже, шансы у него были неважнецкие.
      К этому моменту я умудрился наконец пробиться в передние ряды. Человек в черном слегка повернулся, и я увидел его лицо. У меня намертво перехватило дыхание..
      Это был Фостер.
      В мертвой тишине, стоя лицом к друг другу, Квохи и Фостер коснулись концами мечей пола в церемониальном салюте, и тут же доменьер бросился в атаку. Фостер слегка уклонился и ответил молниеносным выпадом, который заставил Квохи отскочить. Я глубоко вздохнул, пытаясь проглотить набежавшую слюну. Фостер казался терьером, нападающим на быка, но, похоже, это больше беспокоило меня, чем его. Я преодолел столько световых лет и прибыл как раз вовремя, чтобы поглазеть, как ему отсекут его умную голову.
      Меч Квохи сверкнул, целя прямо в лицо Фостера. Тот даже не двинулся с места, а только отразил удар клинком. Дзинь-звяк! Квохи резал, рубил, кромсал, а Фостер просто играл с ним. Внезапно его рука метнулась вперед, и из запястья Квохи закапала кровь. Толпа ахнула, еще шаг, и Фостер вновь нанес удар, но вдруг как-то нелепо споткнулся, едва не упав. В одно мгновение Квохи подскочил к нему, их мечи скрестились. Несколько секунд Фостер держался, а потом отлетел назад. Он встал, пытаясь поднять, меч, но как-то неуверенно, а Квохи тем временем снова атаковал. Фостер изогнулся, принял удар эфесом, и неудачно, снова споткнулся и упал.
      Квохи подскочил к нему, поднял меч... Я бросился вперед, вытаскивая свой клинок.
      - Пусть его уберут с глаз долой, - прогудел Квохи.
      Он опустил гигантский меч, повернулся и, оттолкнув подлетевшего с бинтами слугу, в окружении охранников вышел вон. Я видел, как Фостер неуклюже попытался подняться. Потом меня оттолкнули. Здесь что-то было не так. Уж я-то знал Фостера, он действовал точно полупарализованный. Одурманил его Квохи, что ли?
      Я бесцеремонно подергал ближайшего за рукав:
      - Ты заметил что-нибудь странное... - начал было я.
      Мужчина вырвался:
      - Странное! Ну, да, благословен будь наш доменьер Квохи! Вместо того, чтобы прикончить его на месте, наш господин оказался столь великодушен.
      - Да нет, в самой схватке, - я снова ухватил его за руку, чтобы он не убежал.
      - Этот нахал отважился претендовать на место доменьера Бар-Пандерона, вот что действительно странно, - отрезал он. - А ну, пусти меня.
      Я отстал от него и попытался собраться с мыслями. Что же теперь? Я потыкал одного из охранников, окруживших Фостера живым кордоном. Тот обернулся, угрожающе подняв дубинку.
      - А что теперь с ним будет? - поинтересовался я.
      - Хозяин распорядился замуровать бродягу, вот и все.
      - В каменный мешок?
      - Угу, с дыркой, чтобы не задохнулся и не помер от голода, - охранник хихикнул.
      - И на сколько?
      - А сколько протянет. Не волнуйся, после трансформации доменьер Квохи заполучит себе неплохого раба.
      - Заткнитесь вы, - пробурчал его сосед.
      Толпа медленно рассеивалась. Охранники расслабились, принявшись привычно болтать между собой. Двое слуг расхаживали по месту поединка, делая руками какие-то мистические пассы над полом. Я осторожно приблизился, следя за ними. Создавалось такое впечатление, будто они собирают невидимые цветы. Странно...
      Я подошел еще ближе, и тут что-то блеснуло. Жестикулируя, подбежал слуга, но я оттолкнул его и повел по воздуху рукой, мои пальцы наткнулись на тончайшие нити проволоки. Я потянул, нащупал еще одну. Слуги замерли и оторопело уставились на меня.
      Все место поединка было покрыто невидимыми кольцами проволоки, натянутой в двух футах над полом.
      Не удивительно, что Фостер споткнулся и не успел вовремя поднять меч, а в таком полумраке даже толпа на расстоянии двадцати футов ничего не могла разглядеть. Да, доменьер Квохи умел владеть мечом, но и явно не отказывался от недозволенных приемов.
      Я положил руку на эфес, пожевал губу и слегка поразмыслил. Надо признать, Фостера я нашел, но вот только ни мне, ни Валлону пользы от этой встречи ни на грош. Он был на полпути к темнице, с розовой перспективой оказаться замурованным вплоть до наступления трансформации. А мне предстояло выжидать еще три месяца, прежде чем я смогу официально вызвать Квохи на поединок. Видя его сегодня в действии, я был рад, что не оказался главным участником этого невеселого спектакля. Чтобы разделаться со мной, ему уж точно не понадобятся никакие трюки.
      Я смогу провести следующие три месяца, оттачивая свою технику и надеясь, что Фостер продержится. Может даже, удастся передать ему весточку.
      Толчок в спину заставил меня сделать несколько шагов вперед. Возле меня оказались четыре охранника с дубинками наготове. Я их не знал, но вдалеке заметил Торбу, повернувшегося в мою сторону.
      - Я заметил его, он норовит вытащить свою зубочистку, сказал один из охранников.
      - А меня расспрашивал...
      - Отстегни перевязь. - приказал мне один из них. - И без глупостей.
      - А в чем дело? - возмутился я. - Я имею право носить меч в зале для...
      - Живей, ребята!
      Все четверо обступили меня, занося дубинки. Я прикрылся левой рукой от одного удара, схлопотал другой по лицу и начал валиться. Удары так и сыпались: мощные, безжалостные. Я чувствовал, как меня куда-то тащат, затем мое сознание затопила боль, а потом тьма и тишина.
      Я застонал сдавленно и мертво, выставил руку и наткнулся на камень справа, левый локоть тоже упирался во что-то твердое и холодное. Я инстинктивно попытался сесть и врезался лбом в шершавую поверхность свода. Прямо гроб какой-то. Я осторожно ощупал лицо и поморщился от прикосновения. Переносица была где-то ниже, чем обычно. Разбитый нос болел, как и кости надглазья. Будь здесь зеркало и свет, я бы наверняка полюбовался на великолепные синяки. Теперь левая рука. Ее как-то неестественно прижимало к телу, конечно, кость была цела, но дьявольски ныло плечо. Насколько я мог дотянуться и ощупать, колени и голени покрывала корка запекшейся крови. Это ясно - меня же волокли.
      Я попытался вдохнуть поглубже. Похоже, с ребрами все в порядке, руки работали, зубы на месте. Может, не все так плохо, как мне казалось?
      Но где же, черт побери, я нахожусь? Пол был твердый и холодный, а мне нужна большая мягкая постель, пухлая молоденькая нянечка, горячий обед и выпить чего-нибудь взбадривающего.
      Фостер! Я опять шарахнулся головой о потолок, обессиленно повалился на бок и застонал. Звук был глухой, мертвенный.
      Я облизнул губы. Нижняя была рассечена вплоть до щетины, а ведь я прибыл в зал для аудиенции чисто выбритый. Значит, уже прошло несколько часов. Кто-то говорил, будто Фостера забрали, чтобы замуровать, потом появились охранники, напали на меня... Замуровали! И я набил себе третью шишку.
      Внезапно мне стало не хватать воздуха. Меня замуровали в каменном мешке, отсекли от света, похоронили под основанием гигантских башен Бар-Пандерока. Я прямо физически ощущал эту тяжесть над собой. С большим трудом я заставил себя расслабиться и принялся дышать по системе хатха-йоги. Оказаться замурованным, это еще не значит быть похороненным заживо. Неплохой способ решать проблему преступности. Однако единственная трансформация, которая меня ждала, - это смерть.
      Но им же надо меня кормить, а это означало, что где-то рядом была дыра. Я осторожно ощупал стену и нашел восьмидюймовый квадрат с левой стороны, как раз под самым потолком. Я попытался просунуть руку как можно дальше, но не дотянулся до края дыры.
      У меня закружилась, голова. Я откинулся на спину и попытался собраться с мыслями...
      Я снова проснулся. Меня разбудил какой-то звук. Я пошевелился и почувствовал, как что-то упало мне на грудь. Я пошарил в темноте - небольшая краюха черствого хлеба. Что-то шаркнуло, и упал второй предмет.
      - Эй! - закричал я. - Послушай, я здесь умру. Я не такой, как вы все. Я не переживу трансформации, я подохну.
      Я замолчал и прислушался. Тишина стояла гробовая. Именно гробовая.
      - Да ответь же ты! - заорал я. - Тут какая-то ошибка.
      Я кричал, пока не охрип. Как видно, тюремщикам частенько приходилось слушать подобные вопли, они уже и не реагировали. Я нащупал второй предмет, это оказалась пластиковая фляжка. Я открутил колпачок и глотнул. Отвратительное питье. Попробовал хлеб - черствый, безвкусный. Я лежал, жевал и размышлял: как здесь насчет туалета. И уже прямо видел, какая впереди простиралась удивительная жизнь. Я с горечью рассмеялся.
      Спасителя мира из меня не вышло. Я даже не сумел вызволить своего приятеля Фостера, Кстати, где же он теперь? Замуровали по соседству? Что-то никто не отозвался на мои вопли.
      Внезапно я перестроился на иной лад. Собственно говоря, предаваться унынию пока рановато, надо хотя бы исследовать свою тюрьму. Хотя двигаться было больно, я осторожно ощупал стены, пытаясь в кромешной тьме определить размеры камеры. Моя тюрьма была трех футов в ширину, двух в высоту и семи в длину. Стены были гладкими, за исключением вертикальных швов, а камни, из которых они состояли, имели приличные габариты, что-то около полутора на два фута. Я попытался поцарапать раствор, но он практически не уступал в прочности самим глыбам.
      Как же они умудрились меня сюда запихать? Ведь какие-то камни должны быть вставлены недавно. Либо где-то есть дверь, Я не мог нащупать ничего похожего. Может быть, в другом конце?
      Я попытался перевернуться. Бесполезно. Люди, которые выстроили эту клетку, прекрасно знали, что делали. Обитателю только и оставалось лежать и подбирать еду из проема.
      В таком случае, тем более стоило поменять положение. Если уж они так хотели, чтобы я покорно валялся тут, как какая-нибудь колода, то я хотя бы получу удовольствие, нарушив установленные правила. К тому же все это не без причины.
      Я лег на бок, сжался в комочек, попытался перевернуться и застрял. Ободранные в кровь ноги только мешали. Я подтянул их еще на пару дюймов и, морщась от боли, уперся руками в пол и потолок, пытаясь продвинуться еще чуть-чуть...
      Бесполезно. Грубый камень нещадно врезался в спину. Я раздвинул ноги, давление слегка ослабло. Продвинулся еще на дюйм, передохнул, попытался вдохнуть, но это оказалось не так-то легко, поскольку грудь я придавил ногами, а спиной уперся в стену. Гадая, стоит ли продолжать эксперимент или принять прежнее положение, я постарался шевельнуть ногами, и меня тут же пронзила боль. Конечно, если долго дожидаться, дрянное питание и потеря крови окончательно ослабят меня, и мне вообще никогда не добиться своего. Если что-то предпринимать, то только сейчас.
      Я собрался с силами и принялся протискиваться снова, однако не сумел даже пошевелиться. Я отталкивался еще сильнее, обдирая ладони о камень, нет, я застрял... Внезапно я обмяк, меня охватила бешеная паника от клаустрофобии. Я зарычал, рванулся и, обдирая спину, скользнул по камню. Еще и еще, позвоночник скрючился, колени зашли куда-то за уши, я уже вообще не мог дышать, ребра ломило, но это теперь не имело никакого значения. Меня ждала одна судьба - смерть, лучше покончить со всем сейчас, одним махом, просто истечь кровью и все. Терять мне было нечего. Я ударился головой, шея выгнулась, затрещали позвонки... и я блаженно растянулся на спине, тяжело дыша и упав головой туда, где раньше были ноги. Один - ноль в мою пользу.
      Прошло много времени, прежде чем ко мне вернулось дыхание, и я сумел разобраться со своими многочисленными порезами. Спина ныла больше всего, впрочем, ноги и руки - тоже. Голова была разбита в одном месте, да к тому же я дышал через рот из-за раздавленного носа. Если не считать всех этих мелочей, то я никогда не чувствовал себя в лучшей форме. У меня было достаточно места, чтобы расслабиться и спокойно подышать. Стоило чуток подождать, и мне принесут чудесный хлеб и воду...
      Я заставил себя проснуться. Что-то в этой темноте действовало на нервы и клонило в сон. Но времени у меня не оставалось. Если здесь и были свежезамазанные камни, запечатавшие меня в этой гробнице, то стоило поторопиться. Я ощупал стену, нашел линии соединений, но замазка была твердой. Следующий камень... под моими пальцами раствор стал крошиться. Я ощупал плиту двенадцать на восемнадцать дюймов, подтянулся на локтях и принялся соскребать раствор.
      Через полчаса у меня в запасе были десять окровавленных пальцев и небольшое углубление в полдюйма вокруг камня. Задача оказалась сложной, и без инструмента я дальше двинуться не мог. Я нащупал фляжку, снял колпачок и попытался раздавить его. Не получилось. Больше ничего в моей тюрьме не было.
      Может, камень поддастся, если я на него как следует надавлю? Я уперся ногами в дальний конец, руками в камень и приналег на него с такой силой, что кровь загудела в ушах. Бесполезно. Он был упрям, как обленившийся осел.
      Я лежал и размышлял над своим положением, когда почувствовал нечто. Это был не шум, а звук из четвертого измерения или даже намек на звук.
      Мое следующее ощущение было абсолютно реальным. Я почувствовал, как четыре лапки топают по моей ноге и по животу до подбородка. Это была моя кошечка Итценка.
      Глава шестнадцатая
      Какое-то время я пытался все свалить на чудо, а потом решил, что все это весьма подходящая возможность поупражняться в теории вероятности. Прошло уже семь месяцев с тех пор, как мы расстались на розовом балконе в Окк-Хамилоте. Будь я кошкой, куда бы я подался? И как сумел бы отыскать своего старого приятеля с Земли? Кошечка фыркнула мне на ухо.
      - Если подумать, воняет здесь отменно, не так ли? Персону с таким головокружительным ароматом еще надо поискать. Да, ну и вонь в этом гробу, хоть топор вешай!
      Но Итц ни капельки не волновали проблемы моего бытия. Она важно разгуливала вокруг моей головы, терлась о щеки и нос и непрестанно мурлыкала. Симпатия, которую я испытывал к ней в тот момент, была, пожалуй, кульминацией всех моих положительных эмоций в жизни. Я все гладил и гладил кошку, ощупывая каффитовый ошейник, который специально смастерил для нее еще на борту корабля...
      Я в очередной раз набил шишку о потолок, но даже не заметил этого. В пять секунд я расстегнул ошейник и стащил его с шеи моей кошечки. Итак, теперь у меня было лезвие в десять дюймов длиной, и через секунду я уже лихорадочно скреб еще не застывший раствор.
      Углубление в растворе уходило уже на девять дюймов по периметру всего камня, а дальше замазка никак не поддавалась. Затвердела. К этому времени меня кормили уже три раза. Однако надежды я не терял. Я был уверен, что мне удалось расковырять замазку почти до конца. Я немного передохнул, а потом снова попытался раскачать плиту. Я просунул свое самодельное орудие в нижнюю щель и надавил. Если камень едва держится, как я предполагал, то он сразу же и вывалится. Но это были только мои догадки. Камень не двигался.
      Я отложил свою царапалку, уперся ногами и попытался вытолкнуть плиту. Но сил уже не осталось, и мне не удалось даже сдвинуть ее с места. Я расслабился, немного полежал и снова попытал счастья. Может, там остался, всего только тонюсенький слой раствора? Может, просто надо надавить чуть-чуть посильнее? Я глубоко вздохнул, напрягся, измученное тело пронзила боль, мышцы на спине взбугрились, руки задрожали от напряжения и... плита подалась.
      Ага! И я нажал снова, изо всех оставшихся сил. Плита со скрежетом скользнула вперед и осела на полдюйма. Я замер, прислушиваясь. Тихо. Тогда я еще раз нажал и выпихнул плиту наружу. Она ударилась с гулким стуком. Не теряя времени, я стал протискиваться в отверстие, на меня пахнуло свежим, прохладным воздухом. Я высвободил плечи, уперся руками в пол, подтянул ноги и наконец встал, бог знает за сколько дней, блаженно распрямив тело.
      Я уже продумал, что буду дальше делать. Как только Итценка выпрыгнула вслед за мной, я просунул руку в дыру, нащупал фляжку, сухие корки, которые сэкономил, и влажный хлебный мякиш. Затем, приготовив целую пригоршню раскрошенного раствора, я с трудом приподнял упавшую плиту и запихнул ее на место, подсунув под нее сухие корки. Теперь мне оставалось только замазать щель мякишем и присыпать крошками раствора. После этого я старательно заровнял пол и уничтожил все следы своей деятельности, насколько это было возможно в абсолютной темноте. У тюремщика наверняка есть лампа, и, насколько я мог судить, через полчаса он должен был появиться. Мне не хотелось, чтобы он заметил что-нибудь подозрительное. Я собирался отыскать Фостера, а чтобы его освободить, понадобится время.
      Неся в одной руке пригоршню раствора и хлебных крошек, а другой ведя по стене, я двигался по коридору, отсчитывая шаги. Каждые несколько футов мне попадались ответвления - ниши - в боковых стенах которых виднелись прорези для подачи пищи. На сорок первом шагу я натолкнулся на деревянную дверь. Я осторожно подергал, она оказалась заперта. Открывать ее я не стал, поскольку был еще не совсем готов к этому.
      Я принялся отсчитывать шаги в обратном направлении, миновал свою темницу и через девять шагов натолкнулся на стену. Тогда я прошел по нишам. Это были семифутовые тупики с восьмидюймовыми дырами с обеих сторон. Я наклонялся к каждой из них и тихо окликал Фостера, но ответа не получал. Я не слышал ни дыхания, ни шороха. Неужели я был здесь один? На такой поворот событий я как-то не рассчитывал. Я полагал, что Фостера должны были упрятать в одну из таких клеток. Я пересек половину галактики, чтобы найти своего друга, и не собирался уходить из Бар-Пандерона без него.
      Наступало время очередного обхода. Я мог либо забраться обратно в свою конуру, либо спрятаться в одной из ниш. Я принял решение за долю секунды. Уж если здесь пустовало столько конур, то окажусь в безопасности в любом из тупиков, кроме своего собственного.
      Я быстро забрался в нишу. Итценка последовала за мной. Она уже полгода успешно скрывалась от людей и наверняка не окажется в критической ситуации. Я только успел отшвырнуть мусор в сторону, когда послышался негромкий скрип. Я прижался к стене. Через несколько минут станет ясно, насколько наблюдателен мой тюремщик.
      Коридор заполнился светом. Вероятно, он был неярким, но для моих привыкших к полной темноте глаз показался болезненно-ослепительным. Послышались тихие шаги. Я затаил дыхание. Мужчина в форме охранника прошел мимо, держа в руке корзину. Я облегченно выдохнул. Теперь только оставалось проследить, куда он будет заходить.
      Я рискнул выглянуть и заметил, как он завернул в тупичок впереди по коридору. Когда он скрылся из виду, я на цыпочках перебежал поближе и снова спрятался в нише.
      И тут же снова послышались шаги. Надзиратель возвращался, он прошел мимо, открыл дверь. Снова воцарились тьма и тишина. Я настороженно замер в своей нише, как прибывший на вечеринку гость, который нечаянно перепутал день праздника.
      Надзиратель подошел только к одной камере - моей. Фостера здесь не было.
      Следующего обхода пришлось ждать долго. Но я использовал это время с толком. Для начала я хорошенько выспался в своем гробу, поскольку пока я выбирался, отдыхать мне не пришлось. Проснулся я уже вполне отдохнувшим и тут же принялся составлять дальнейшие планы. В первую очередь они касались надзирателя. Мне надо было где-то раздобыть приличную одежду, а он мог быть единственным доступным источником. Если мои внутренние часы идут правильно, то сейчас самое время...
      Дверь скрипнула, и я снова затаился в нише. Показался надзиратель, наступило время действовать. Я выбрался из своей засады, как мне казалось, довольно тихо, но он тут же обернулся, выронил корзину и схватился за дубинку. Ну, а поскольку у меня ничего подобного не было, то и времени терять не пришлось. Я просто нанес ему великолепный удар правой. Надзиратель грохнулся навзничь, шарахнувшись головой об стену. Раздался треск, точно упала дыня. Больше он не шевелился.
      Я стянул с него одежду и напялил на себя. Она, конечно, была мне чуток великовата, но все это - мелочи жизни. Я разорвал платок и связал охранника. Конечно, он был жив, но мне уже представлялась возможность убедиться, что никакие крики никого сюда не привлекут. И уж наверняка он насладится покоем и тишиной, пока его не хватятся. А я к тому времени надеюсь быть далеко отсюда. Я распахнул дверь и вышел в слабо свешенный коридор.
      В сопровождении Итценки, продвигаясь в абсолютной тишине, я миновал боковое ответвление и остановился перед массивной дверью. Заперто. Мы вернулись и, пройдя через какое-то помещение, наткнулись на полустертые ступени. Поднявшись по двум пролетам, мы оказались в неосвещенной комнате, и только через щели закрытой двери пробивался свет. Я осторожно подкрался и посмотрел в щель. Два кухонных раба в запачканных туниках суетились возле кипящего котла. Я с силой толкнул дверь, распахнул ее настежь. Оба изумленно уставились на меня. Я обогнул стол, подхватил тяжелую поварешку и оглушил ближайшего раба, уже совсем собравшегося завопить. Другой, отменный здоровяк, кинулся за топориком для разделки туш. Я перехватил его и уложил рядом с напарником.
      Содрав с вешалки фартук, я исполосовал его, а затем связал рабов, вставил им во рты кляпы и отволок в кладовку. Я трудился не хуже белки, натаскивающей запасы на зиму.
      Вернувшись на кухню, которая пропиталась ароматом кислого супа, я заметил возле печи целую горку неприятно знакомых черствых булок. Проходя мимо, я наподдал по ним ногой, потом отыскал вареное мясо, отрезал себе кусок, заодно подкинул немного Итценке, а сам принялся жевать, сосредоточенно размышляя, что же делать дальше.
      К этому верзиле Квохи вели все ниточки, но, как видно, с ним не так-то легко справиться. Если мне удастся добраться до его апартаментов, то меня уже никто не остановит, до тех пор пока я не выдавлю из него правду. Тогда бы я точно отыскал Фостера и сказал бы ему, что если у него есть доступ к рекордеру, то у меня есть матрица его памяти. Ну, конечно, если только ее не выкрали со дна рюкзака на борту шлюпки, припаркованной в Окк-Хамилоте.
      Четыре "если" и одно "может быть". Но, по крайней мере, хоть какой-то план. Первым делом надо было разыскать Квохи и попасть к нему. Одежда охранника послужила бы подходящей маскировкой для подобной цели.
      Я дожевал последний кусок и поднялся со стула. Сейчас надо почиститься и побриться.
      Дальняя дверь кухни распахнулась настежь и в кухню со смехом ввалились два охранника.
      - Эй, кашевар! Готовь мясо для...
      Говоривший замолк на полуслове, с изумлением уставившись на меня. Я был ошарашен не меньше. Передо мной стоял Торбу.
      - Дргон! Как тебе...
      Второй охранник сделал шаг в сторону и оглядел меня с головы до ног.
      - Ты не из охраны, - начал было он.
      Я потянулся за топориком, который оставил на столе кухонный раб, и попятившись, натолкнулся спиной на стену. Охранник угрожающе взялся за дубинку.
      - Погоди, Блон, - остановил его Торбу. - Дргон - свой парень, - он искоса глянул на меня: - Я уж думал, тебе конец, приятель. Парни тебя неплохо обработали.
      - Еще бы, - нервно буркнул я, - и тебе большое спасибо за помощь.
      - Это же преступник, которого мы замуровали, - охнул Блон. - Держи его!
      Торбу неловко переступил с ноги на ногу.
      - Постой, постой, - сказал он торопливо, явно чувствуя себя не в своей тарелке.
      - Послушайте вы, оба, - выпалил я. - Вы, сторонники существующей системы, как слепые котята, верите, что лучшей жизни не бывает. Все честно, никаких тайн, а победителю сладкие коврижки. Да, я знаю, - зло передразнил я, - с Кагу вышло нехорошо, но такова жизнь. Да?! А как насчет этого грязного жульничества в зале для аудиенций? Вы что, парни, старательно закрываете на это глаза, да?
      - Благородный доменьер имеет право... - начал Блон.
      - Да ладно, Блон, - недовольно возразил Торбу, - мне это дело с проволокой не понравилось, и тебе тоже. Да и другим.
      - Не припоминаю, чтобы мне дали возможность высказаться. В свое свободное время я бы с удовольствием встретился с парочкой ваших приятелей.
      - Я тебя и пальцем не тронул, Дргон, - заверил Торбу. - Я не хочу иметь ничего общего со всем этим.
      - Это был приказ доменьера, - вставил Блон. - Не мог же я ему сказать...
      - Неважно, - перебил его я. - Я ему сам скажу. Это единственное, чего я хочу. Короткое интервью с вашим доменьером, минус проволочная сеть.
      - Эге, - прогудел Торбу. - Ага. Вот это будет встреча! он повернулся к Блону. - У него отличный удар, Блон. Конечно, по виду не скажешь, а он мог бы померяться ударом с самим огненным Дргоном, в честь которого его назвали. Ну, а если он столь же искусен во владении клинком...
      - Вы мне только его дайте, - вставил я. - А заодно покажите дорогу.
      - Благородный доменьер в две минуты сделает из него барбекю, - рассеянно сказал Блон в пространство.
      - Идем, соберем парней.
      - А как потом объясняться с благородным доменьером? настороженно спросил Блон. - Что он может подумать, если замурованные парни оказываются у него в спальне да еще и с оружием?
      - Мы побратимы охраны, - внушительно произнес Торбу. - У нас есть Кодекс, в котором ничего не говорится о мошенничестве. Если мы не будем придерживаться клятвы Братства, то станем ничем не лучше рабов, - он оглянулся на меня. - Идем, Дргон. В наших бараках ты сможешь привести себя в порядок, а заодно отыскать приличный клинок. Если уж ты решил поставить на кон все свои жизни, то встретишь свою судьбу во всеоружии.
      Торбу критически наблюдал, как меня переодевают в полевую форму охранника и перепоясывают мечом. Я явно нарушил его внутренний покой, а может, даже побудил его мыслить. Если я смогу продержаться хотя бы две минуты, но доменьеру Квохи удастся меня убить, то Торбу ничего не потеряет. Я просто больше не стану вторгаться в его жизнь, и он сможет по-прежнему оставаться охранником-гориллой, фанатично верящей в справедливость Кодекса. Ну, а если я уцелею...
      Я следовал за Торбу. За ними тянулась процессия из пятнадцати охранников, напоминающих толпу троллей. В этот час дворцовых слуг попадалось мало, а встречавшиеся лишь провожали нас взглядами и шли дальше по своим делам. Мы пересекли пустой зал для аудиенций, поднялись по широкой лестнице и теперь шли просторным коридором, увешанным роскошными гобеленами и устланным шелковистыми коврами.
      Наша профессия остановилась перед гигантской двустворчатой дверью. Двое охранников в лиловой одежде подошли поинтересоваться, в чем дело, и Торбу сходу просветил их. Несколько секунд они колебались, с подозрением оглядывая меня.
      - Мы не собираемся здесь торчать целую вечность, - предупредил Торбу. - Открывай, новобранец.
      Я протолкнулся мимо Торбу в комнату с великолепным убранством, по сравнению с которым зал для аудиенции доменьера Гопа казался гостиничным номером за четыре доллара. Сквозь высокие окна струился свет Синты, и в ее лучах хорошо была видна роскошная постель и фигура спящего. Я нетерпеливо подбежал к кровати и сдернул покрывало. Доменьер Квохи грузно сел, настоящий буйвол - семь футов сплошных мышц. Он глянул на меня, перевел взгляд на мою свиту...
      В следующее мгновение он, словно тигр, метнулся с постели. Возиться с мечом было некогда. Я просто двинулся ему навстречу, с ходу врезав в ухо, и, проскочив дальше, быстро обернулся.
      Квохи пошатнулся, но удержался на ногах. Я вложил в свой удар всю силу, едва не раздробил костяшки пальцев, а он только слегка пошатнулся! Я не мог позволить себе дать ему передышку. Удар по почкам, потом, когда он начал поворачиваться, в челюсть, затем левой и правой в живот...
      Словно балка обрушилась с высот Бруклинского моста и раздробила все кости моего несчастного тела. Сначала меня тащило океанским прибоем, потом я оказался в аду, и меня принялись тыкать раскаленными вилами... Я с трудом сморгнул набегавшие слезы. Шум прибоя в ушах утих. Квохи беспомощно сидел на полу, прислонившись спиной к постели. А мне еще надо было расставить все точки над "и".
      Я отыскал свои ноги и поднялся. Вместо груди у меня был одна большая впадина, а левая рука, как видно, принадлежала вообще кому-то другому. Неважно. Уж правой-то я еще пока владел.
      Словно моряк, сошедший на берег после хорошего шторма, я подобрался к Квохи. Но тому, похоже, было не до меня. Маленькие проблемы с дыханием занимали его больше: удар в живот все-таки достиг цели. Я выбрал местечко под правым ухом, отвел локоть и двинул плечом, вкладывая в удар весь вес тела. Хрустнула челюсть. Квохи, словно мешок с гвоздями, с грохотом повалился на пол. Я обессиленно плюхнулся на край постели и со свистом втянул воздух, пытаясь не обращать внимания на цветные круги перед глазами.
      Через некоторое время я наконец заметил, что передо мной стоит Торбу и держит в руках кошку. И кошка, и он радостно ухмылялись.
      - Приказания будут, доменьер Дргон?
      Я отчаянно затряс головой:
      - Приведите в чувство Квохи, посадите его на стул. Я хочу задать ему пару вопросов.
      Бывшему доменьеру моя идея пришлась не по душе, но после того, как Торбу вместе с парочкой охранников выразительными жестами объяснил ему ситуацию, он счел за благо повиноваться.
      - Слезь с его головы, Малл, - приказал Торбу. - А ты, Блон, развяжи веревку. Доменьер Дргон хочет с ним поболтать, а вы, парни, чересчур давите на психику.
      Тем временем я ощупывал ребра, пытаясь определить, какие из них сломаны, а какие только чуток погнулись. Удар Квохи нисколько не уступал пинку двухтонного страуса.
      - Квохи, я задам тебе несколько вопросов, и если меня не устроят твои ответы, то я уступлю тебе вакантный номер в темнице. Прекрасных видов, конечно, не обещаю, но уж спокойствие гарантирую на все сто.
      Квохи только хмыкнул, вывихнутая челюсть ему изрядно мешала.
      - Тот парень, в черном, который претендовал на твое положение... Твои парни отволокли его куда-то. Я хочу знать, куда?
      Квохи снова хмыкнул.
      - Врежь ему, Торбу. - посоветовал я. - Может, это улучшит его произношение.
      Торбу с чувством пнул бывшего доменьера по голени. Квохи взвился.
      - Убери своих псов, - с трудом прошамкал он. - Здесь ты его не найдешь.
      - Почему?
      - Я отослал его.
      - Куда?
      - Туда, откуда ни ты, ни твои предатели не смогут его заполучить.
      - А поподробней.
      Квохи сплюнул.
      - Уверен, что Торбу не по душе твоя реплика насчет предателей, - мимоходом заметил я. - Это несколько не соответствует истине. Так что будь добр, выражайся ясно и коротко, без инсинуаций, если дорожишь своими жизнями.
      - Даже эти свиньи не отважутся...
      Я вытащил острый стилет, которым меня снабдили, приставил кончик лезвия к его горлу и надавил чуть-чуть, так, что выступила капелька крови.
      - Говори, - вкрадчиво прошептал я, - или я сам перережу тебе глотку.
      Квохи буквально вжался в спинку стула.
      - Тогда ищи его сам, убийца, - насмешливо ответил он, ищи его в темницах доменьера доменьеров.
      - Ну, ну, дальше.
      - Великий доменьер потребовал, чтобы раба доставили к нему... в Сапфировый Дворец у Мелкоморья.
      - А имя, имя есть у этого доменьера доменьеров? И откуда он узнал об этом парне?
      - Доменьер Оммодурад, - прохрипел Квохи, не спуская взгляда с ног Торбу. - Я заподозрил в нем, в том рабе, что-то неладное и сообщил.
      - И когда ты его отправил?
      - Вчера.
      - Торбу, ты знаешь, где находится этот Сапфировый Дворец?
      - Конечно, - отозвался тот, - только это табу. Там полным-полно демонов и колдунов. Говорят, проклятье...
      - Тогда я иду один, - отрезал я, пряча стилет обратно в ножны. - Но сначала мне надо заглянуть в Окк-Хамилот.
      - Нет проблем. Правда, говорят, там полно привидений, но это сплетни. Там постоянно околачиваются Серые Плащи.
      - Вот мы с ними и разберемся, - покладисто согласился я. - Собери с полсотни охранников и подготовь хопперы. Я хотел бы отправиться через полчаса.
      - А как насчет этого мошенника? - спросил Торбу.
      - Замуруй его до моего возвращения. Ну, а если я не вернусь, он поймет.
      Глава семнадцатая
      Рассвет еще не наступил, когда мой отряд собрался вокруг спасательной шлюпки, доставившей меня на Валлон. Она осталась абсолютно такой же, как и семь месяцев назад: лестница спушена до земли, люк открыт, внутреннее освещение включено Привидений на борту не было, но этот гостеприимно распахнутый вход отпугивал ненужных посетителей ничуть не хуже привидений. Даже Серые Плащи сторонились звездолетов. Как видно, кто-то старательно поработал над созданием суеверий на Валлоне.
      - И ты в самом деле собираешься подняться на борт этого проклятого судна, доменьер Дргон? - с тревогой спросил Торбу, делая кабалистические движения руками. - Оно же управляется демонами...
      - Торбу, да это всего лишь пропагандистский трюк и больше ничего. Я спокойно могу идти туда, куда направляется моя кошка. Вот смотри.
      Итценка живо взобралась по лестнице и исчезла в проеме шлюза. Я поднялся на первую ступеньку, а охрана стояла, разинув рты, и наблюдала за тем, как я, пригнув голову, скрылся в шлюпке. Фостеровская матрица памяти с чернозолотыми метками по-прежнему лежала на рюкзаке, а рядом с ней цилиндр попроще - память Аммерлина. Где-то здесь в Окк-Хамилоте должен был найтись рекодер, чтобы наконец использовать цилиндр. Уж мы с Фостером постараемся его отыскать.
      Я нашел свою кобуру с пистолетом, подобрал поношенный пояс и застегнулся. Мой опыт жизни на Валлоне подсказал, что он мне еще пригодится. Валлонцы так и не сумели изобрести индивидуальное оружие, которое по всем характеристикам могло бы сравниться с пистолетом. В обществе бессмертных мечи были самым опасным оружием.
      - Ну, что, сваливаем отсюда, Итц, - предложил я. - Больше тут делать нечего.
      Вернувшись к отряду, я подозвал сержантов:
      - Я лечу к Сапфировому Дворцу. У тех, кто хочет отправиться со мной, есть последний шанс отказаться.
      Торбу долго молчал, задумчиво уставившись в пространство.
      - Не нравится мне все это, доменьер, - наконец произнес он. - Но я тебя не оставлю. Да и остальные тоже пойдут.
      - Смотрите, обратного пути уже не будет, - предупредил я. - Да, кстати, - я вогнал патрон в магазин, поднял пистолет и выстрелил в воздух. От неожиданности все вздрогнули. - Если услышите выстрел, во весь дух мчитесь на помощь.
      Все начали расходиться по хопперам. Я подобрал Итценку и залез в головную машину, поближе к Торбу.
      - Лететь полчаса, - сообщил он. - Могут попасться Серые Плащи, но с ними проблем не будет.
      Мы взмыли в воздух, свернули на восток и понеслись на небольшой высоте.
      - А когда доберемся, что будем делать?
      - Положимся на интуицию. Посмотрим, как далеко нам удастся пробраться, прежде чем этот Оммодурад соизволит оторваться от своей игры в гольф.
      * * *
      Взметнув голубые башни к сумеречному небу, под нами распростерся дворец. Роскошный, словно королевская резиденция Таджмахала. А сразу за ним на поверхности Меякоморья шелковисто переливался рассвет. Вечные камни и тихие воды выглядели так же, как и в те времена, когда Фостер отправился в свой тысячелетний вояж. Но, конечно же, сопровождавшие меня не могли оценить по достоинству всего этого великолепия. Они даже и на минуту ие задумывались над теми чудесами, которые создали их бессмертные предки - они же сами. С завидным упрямством они продолжали жить в своем феодальном обществе, в горьком контрасте с величественными памятниками прошлого, окружавшими их.
      Я полуобернулся к своим ребятам:
      - По вашим словам, местечко здесь так и кишит демонами да колдунами, вот все и боятся сюда сунуться. А раз так, то нет и официального протокола по приему нового доменьера в Сапфировом Дворце. А значит, парень, которому повезет, может просто наплевать на гоблинов и запросто заявиться во дворец, нанести визит вежливости верховному владыке, ну как, пойдет?
      - А что, если они затеят заваруху первыми, прежде чем мы что-либо успеем? - спросил чей-то голос.
      - Вот потому-то я и упомянул насчет удачи, - ответил я. Еще вопросы есть?
      Торбу оглядел своих парней и последовала молчаливая пантомима пожимания плечами, закатывания глаз, потом он повернулся ко мне:
      - Поступай, как знаешь, доменьер, - прогудел он. - Мы поддержим твою игру.
      Мы начали снижаться на широкую лужайку, но двор по-прежнему оставался безлюдным. Вскоре гигантские голубые башни замаячили над нашими головами, и мы заметили, как за стальными воротами двигаются шеренги.
      - Ага, там нас все-таки собираются встречать, - с удовольствием прокомментировал я. - Держитесь, ребятки. Без меня ничего не начинать. Чем дальше мы прорвемся без сопротивления, тем меньше трудностей.
      Хопперы кучно приземлились. Торбу и я выбрались наружу, и вскоре мы все двинулись к воротам. Итценка, наш талисман, следовала в арьергарде. По-прежнему все было тихо. Либо сотни лет спокойствия притупили бдительность, либо у Оммодурада были в запасе такие надежные трюки, которые начисто отпугивали нежелательных посетителей.
      Мы подошли к воротам, и они распахнулись настежь.
      - Вперед, ребята, - сказал я. - Но всем держать ушки на макушке.
      Шеренга охранников во дворе держалась поодаль, вопросительно глядя на нас. Мы все сгрудились перед лестницей из голубых плит и стали ждать, что же последует дальше. Наступил подходящий момент появиться кому-нибудь и вручить нам ключи от города или что-нибудь в этом роде. Но, похоже, произошла маленькая заминка. Впрочем, это и понятно: вот уже две тысячи девятьсот лет здесь не было никаких посетителей.
      Только минут через пять появился какой-то слон в панцире и розовом беретике, прогромыхав железом по лестнице.
      - Кто это отважился явиться с вооруженной охраной в Сапфировый Дворец? - спросил он, недовольно оглядывая моих спутников.
      - Я доменьер Дргон, приятель, - гаркнул я, уязвленный тем, что он даже не обратил на меня никакого внимания. - А это моя почетная охрана. И что за провинциальные манеры даже не позаботиться о приеме верноподданного вассала?
      От моей тирады слон в панцире слегка поувял. Он, запинаясь, извинился, пробормотал что-то насчет предварительного согласования и подозвал парочку дворцовых слуг. Один из них приблизился к Торбу, который бросил на меня вопросительный взгляд, машинально стискивая на поясе рукоять кинжала.
      - В чем дело? - строго спросил я. - Мои люди всегда со мной.
      - Не забывайте, - возразил слон в панцире, - слугам недопустимо появляться перед очи доменьера доменьеров Оммодурада.
      Я попытался пошевелить мозгами, но ничего путного в голову не лезло.
      - Ладно, Торбу, - наконец сказал я. - Не позволяй парням разбредаться, и ведите себя примерно. Увижусь с тобой через час. Да, и пригляди, чтобы Итценка не скучала.
      Мажордом отдал несколько приказов и пригласил меня во дворец с самым легким поклоном, который мне когда-нибудь доводилось видеть. Охрана из шести человек составила мне компанию вплоть до Гранд-павильона.
      Признаться, я ожидал увидеть обычно задрапированный зал или огромное помещение, полное музыкантов, цветов и церемониальных стражей. Вместо этого я оказался в небольшом офисе шестнадцать на восемнадцать ярдов, пол которого был устлан блоком из серо-голубого мрамора, из хрустальной чернильницы, встроенной прямо в поверхность стола, торчала пара перьев, а за огромной тумбой едва находилось место для бегемота, восседавшего там.
      Он медленно поднялся - эдакий шкаф на ножках:
      - Чего надо? - прогудел он.
      - Я доменьер Дргон... э-э-э... Великий Доменьер, - запинаясь произнес я, собираясь разыгрывать роль недалекого олуха, ту самую роль, которую мне было легче всего исполнять.
      В Оммодураде было нечто такое, от чего я почувствовал себя, словно мышь, которая в последний момент передумала насчет приманки. Квохи, конечно, был огромен, но этот верзила мог бы играть людьми, словно мячиками. Глаза излучали непоколебимую уверенность.
      - Ты, похоже, не суеверен, - заметил он. Болтливостью он не отличался. Вот и Гоп тоже подчеркивал, что Оммодурад не слишком многословен. Эта деталь совпадала.
      - Никогда не верил в привидения, - сознался я.
      - Ближе к делу, - вернулся к разговору он. - Чем обязан?
      - Только что провозглашен доменьером Бар-Пандерона, - заявил я. - Думал, что подобает явиться и заверить вашу милость в своей преданности.
      - Ко мне так не обращаются.
      - А-а-а, доменьер Оммодурад.
      Он едва заметно кивнул и перевел взгляд на охрану.
      - Комнату гостю и его свите.
      Я снова встрял:
      - Простите, э-э-э... - пронзительный взгляд Оммодурада снова пришпилил меня к месту. - Насчет моего друга, - я с трудом сглотнул. - Прекрасный парень, только чересчур порывистый. Он там погорячился слегка, прежнего доменьера вызвал...
      Оммодурад едва шевельнул бровью, но атмосфера в комнате мгновенно наэлектризовалась, расслабленные охранники моментально сделали стойку. Я прямо ощущал каждого из них. Меня пронзила мысль, что на этот раз я зашел слишком далеко.
      - ... вот я и подумал, может быть, я вымолил бы помощи у вашего превосходительства, чтобы поискать моего приятеля, закончил я упавшим голосом.
      Доменьер доменьеров буравил меня взглядом, как мне казалось, целую вечность, потом поднял руку и шевельнул пальцем, охрана тут же расслабилась.
      - Комнаты для гостя и его свиты, - бесстрастно повторил Оммодурад.
      Я наконец перевел дух и вместе с эскортом вышел прочь. Я изо всех сил старался выглядеть невозмутимым, но внутри меня все буквально бушевало.
      Оммодурад слыл молчаливым неспроста. Я готов был поспорить хоть с самим чертом, что он сохранил все свои воспоминания о Золотых Временах. Вместо искаженного современного диалекта, который я встречал повсюду, Оммодурад говорил на безукоризненном староваллонском языке.
      Уже пробило двадцать семь часов вечера, и Сапфировый Дворец давно затих. Я оказался один в отведенной мне спальне. Конечно, это была весьма уютная комнатка, но, оставаясь в ней, я так ничего и не узнаю. Во всяком случае, мне никто не говорил, что я нахожусь под арестом.
      Я нацепил кобуру с пистолетом, притворил дверь и выскользнул в слабо освещенный коридор. В дальнем конце я заметил охранника, но тот не обратил на меня никакого внимания. Тогда я подался в противоположную сторону.
      Ни одна из комнат не была заперта. Но я не обнаружил никаких арсеналов или архивов, которыми могли воспользоваться люди пониже рангом, чем сам великий доменьер. Я догадался, что Оммодурад справедливо рассчитывал на полное безразличие своих подданных. То и дело по дороге мне попадались охранники, но они только равнодушно оглядывали меня и ничего не предпринимали.
      Я снова оказался возле офиса, в котором меня принял Оммодурад, рядом был пышный зал с полом и потолком из оникса и занавесями из золотой нити. Главной достопримечательностью зала был знакомый мотив концентрических кругов Двумирья из кованого золота на стенной панели за троном. Здесь исполнение было более красочным. От внутреннего и внешнего кольца расходились волнистые лучи, а в центре круга червленого золота виднелась какая-то шишечка. Впервые за все время моего пребывания на Валлоне мне попался этот символ. Я испытал странную радость, словно обнаружил знакомый след на песке.
      Я прошел дальше, обследовал прачечную, проинспектировал кладовые и даже умудрился уловить запах конюшни. Дворец дремал. Немногие из его обитателей видели меня, а если и видели, то опасались приставать. Похоже, Великий Доменьер распорядился, чтобы меня не трогали. Честно говоря, утешительного в этой мысли было маловато.
      Затем я набрел на зал с пурпурными стенами и здесь столкнулся с фуппой охранников, той самой шестеркой, которая сопровождала меня днем. Они выстроились, как на параде, по трое с каждой стороны массивной двери из слоновой кости. За ней явно кто-то обитал в пышном великолепии и безопасности.
      Шесть пар глаз пригвоздили меня к месту, и отступать уже было слишком поздно. Я вздернул подбородок и подрулил к ближайшему ряду охранников.
      - Слышь, приятель, - по-суфлерски прошептал я, - где тут у вас... э-э-э... ну, ты сам понимаешь.
      - Каждая спальня оборудована, - отозвался стражник ворчливо, многозначительно поднимая меч и пробуя на палец лезвие.
      - Да? Вот уж не заметил.
      Я пристыженно двинулся прочь. Если они решат, что я просто олух, то тем лучше. Я казался сам себе мышкой среди кошек и не был пока готов к мяуканью.
      На первом этаже я нашел Торбу с его молодцами, которые по-свойски расположились в большой комнате возле главного в хода со множеством кроватей.
      - Мы по-прежнему на вражеской территории, - напомнил я для порядка Торбу. - Будьте начеку.
      - Не бойся, шеф, - отозвался Торбу. - Мы все одним глазом следим за дверью и держим руку на рукояти кинжала.
      - Заметил что-нибудь полезное?
      - Не-а. Эти местные идиоты скорее себе языки пооткусывают, чем ответят на вопрос.
      - Будьте настороже, и всю ночь держите, по крайней мере, двух часовых.
      - Как скажешь, благородный Дргон.
      На обратном пути до своей спальни я мысленно прикидывал размеры этого замка. Вернувшись к себе в комнату, я повалился на постель и попытался суммировать свои впечатления.
      Первое. Насколько можно судить, апартаменты Оммодурада находились двумя этажами выше, прямо над моей спальней. Надо полагать, в этом мне повезло. А может, это сделано для того, чтобы облегчить слежку за мной? Я решил, что лучше об этом не думать. Мне и так не хватало оптимизма.
      Второе. Шатаясь по коридорам, я так ничего полезного и не узнал. Оммодурад явно не из тех, кто разбрасывается уликами на потеху случайным прохожим.
      Третье. Я, конечно, допустил промах, решив взять эту крепость с полусотней молодцов и револьвером. Фостер наверняка находился здесь, об этом говорил и Квохи, это же подтвердила и реакция доменьера доменьеров. Что же особенного было в фостере, если им заинтересовались такие большие шишки? Надо спросить, когда найду его. Но для этого надо было придумать нечто неординарное.
      Я подошел к широкому двухстворчатому окну. В свете Синты я легко мог разглядеть украшенный лепным орнаментом фасад. Я хорошо видел стену вплоть до освещенного балкона прямо надо мной. Если мои подсчеты верны, то там должна была располагаться берлога Оммодурада. Само собой, парадная дверь охранялась, как султанский гарем, но вот черный ход казался самым доступным.
      Я втянул голову обратно и принялся задумчиво потирать подбородок. Рискованно, конечно, но в этом есть момент неожиданности, который мог принести свои плоды. Ведь завтра доменьер доменьеров обдумает все до конца и переведет меня в другую комнату, а то и замурует в своих темницах. И опять же, этим валлонцам просто и в голову-то не придет лазить по стенам: они слишком дорожат своей шкурой для этого.
      Когда сердце подсказывает действовать, долгие дебаты только вредят. Я подволок тяжелую тумбу к двери, чтобы отвадить случайных посетителей, зарядил, пистолет девятью пулями, сунул оружие обратно в кобуру и подошел к окну.
      По диску Синты проносились облака. Совсем неплохо! Я взобрался на подоконник. Лепные украшения оказались вполне пригодной опорой, и мне удалось докарабкаться до следующего подоконника, даже не вспотев. По сравнению с моим последним опытом альпинизма в Лиме, это был всего лишь легкий вечерний променад.
      Я передохнул, а потом пополз в обход темного окна на тот случай, если там, внутри, кого-то мучает бессонница. Я добрался до балкона, пережил ужасные мгновения, не успев зацепиться за плиту, но потом перевалил через балюстраду и кованую решетку.
      Балкон был узок, футов двадцать в длину, и на него выходила добрая полудюжина дверей, сквозь драпировки трех из них пробивался свет. Я осторожно придвинулся, пытаясь рассмотреть что-нибудь в просветах. Бесполезно.
      Тогда я приложил ухо и услышал какой-то невнятный звук. Может, это Оммодурад в своей берлоге?
      Я на цыпочках миновал темную дверь и, поддавшись импульсу, потянул ручку. Дверь беззвучно распахнулась. Мой пульс учащенно забился. Я застыл, пытаясь вглядеться в чернильно-черную темноту. Входить в нее не хотелось, она словно бы отталкивала. Даже такому деревенщине, как я, было ясно, что соваться в логово дракона наугад - слишком опасное занятие.
      Я с трудом проглотил ком в горле, покрепче ухватился за рукоять пистолета и вошел.
      По лицу скользнула складка драпировки, я выхватил пистолет и прижался спиной к стене с такой скоростью, которой мог бы позавидовать сам Человек-Молния.
      Потребовалась целая минута, чтобы наконец прийти в норму. При этом пришлось напомнить себе, что я эдакий супермен с Земли, который умудрился за свою короткую жизнь заполучить куда больше неприятностей, чем все эти валлонцы с их хваленой вечностью. И что я все-таки собираюсь вызволить своего приятеля Фостера, вернуть ему память, а заодно и возродить Золотые Времена Двумирья.
      Мне пришлось оборвать свои внушения, а то бы я настолько осмелел, что ворвался бы в соседнюю комнату и вызвал Оммодурада на пару раундов вольной борьбы. Теперь я вполне отчетливо слышал голос. Вот если бы еще разобрать, что он там бормочет!
      Я прокрался вдоль стены и натолкнулся на массивную дверь. Заперта. Я продвинулся дальше. Еще одна дверь. Со всеми мыслимыми предосторожностями я подергал ручку и слегка приоткрыл. Это оказался встроенный шкаф, завешенный одеждой. Однако теперь я слышал значительно лучше. По всей видимости, ,с той стороны тоже были двери.
      Похоже, Оммодурад наконец справился со своей молчаливостью. Время от времени возникали паузы, в беседе участвовал кто-то еще. Я протиснулся в шкаф, ощупал стены. Нет, другой двери не было. Я прильнул ухом к стенке и стал различать отдельные слова...
      - ... кольцо... Окк-Хамилот... хранилище...
      Похоже, беседа у них там весьма содержательна. Вот только как получше все расслышать? Я инстинктивно потянулся выше, коснулся потолка и нащупал выступ, словно от дымохода.
      Встав на цыпочки, я попытался раскачать панель, но она не поддавалась. Я пошарил рукой в темноте и натолкнулся на полку с обувью, осторожно, чтобы не шуметь, подергал ее. Она оказалась не закреплена. Я снял ее, аккуратно сбросил обувь, вернул полку на место и поднялся.
      Панель была пару футов длиной, без осязаемых петель или защелок. Я потянул изо всех сил, раздался громкий треск, и она отвалилась. Я протер глаза от попавшей в них пыли и пошарил внутри дыры. Там ничего не было.
      Вот сейчас самое время смыться отсюда, пойти выспаться и завтра распрощаться с Оммодурадом. А через несколько месяцев закрепив свою власть в домене и объединившись с другими доменьерами, вернуться сюда во главе армии и...
      Прислушиваясь, я наклонил голову. Оммодурад замолчал, другой голос что-то произнес. Потом что-то стукнуло, прозвучали шаги, раздался металлический звук. Через мгновенье доменьер доменьеров снова заговорил, но на этот раз ему ответил уже другой голос.
      Я подтянулся и, ухватившись за края отверстия, протиснулся в узкий лаз, на ощупь, в полнейшей темноте, прополз до поворота, свернул, и голоса неожиданно стали громче: впереди через вентиляционную решетку пробивался свет. Я уткнулся носом в прутья и увидел троих мужчин в большой комнате
      Оммодурад стоял ко мне спиной. Глыба его тела была закутана в пурпурную тогу. Рядом с ним в напряженном ожидании застыл какой-то рыжий с покалеченной ногой, а вот третьим был Фостер.
      Он стоял, широко расставив ноги и держа перед собой руки в наручниках. Фостер не отрывал глаз от рыжего, словно лесник, наметивший дерево для рубки.
      - Ничего не знаю об этих преступлениях, - сказал он.
      Оммодурад повернулся и исчез из поля зрения. Рыжеголовый махнул Фостеру, и тот куда-то прошел. Я слышал, как открылась и закрылась дверь. Я остался в одиночестве, пытаясь рассортировать целую дюжину импульсов. От некоторых было легко избавиться. Не станешь же в самом деле орать: держи вора! Или прыгать из вентиляционной трубы и гнаться за Фостером с громкими воплями радости. Столь же бесполезно было и бежать к Торбу за помощью.
      Само собой, лучше всего подсобрать побольше информации. Просто не повезло, что я прибыл слишком поздно.
      Но, может быть, еще не все потеряно.
      Я ощупал вентиляционную решетку и обнаружил в углу крепления, которые подались без особого труда. Сняв решетку и поставив ее рядом, я высунулся наружу. Насколько можно было судить, комната опустела. Ну, что ж, приходилось рисковать. Я с трудом развернулся и, зависнув на руках, спрыгнул на пол. Я даже умудрился уложить на место решетку, так, на всякий случай. Я пошарил в ящиках секретера, открыл несколько шкафчиков, заглянул под кровать. Похоже, здесь тоже улики просто так не валялись.
      Я подошел к балконной двери и на всякий случай отомкнул ее. Здесь была еще одна дверь, но запертая.
      Ну вот, теперь мне, по крайней мере, есть чем заняться. И я принялся разыскивать ключ. Наконец в маленькой тумбочке возле софы я обнаружил чудный стальной ключик, который...
      Да, ключ подходил. Я толкнул дверь и вошел в темноту. Нащупав выключатель, я включил свет и закрыл за собой дверь.
      Комната поистине отвечала всем моим представлениям о лаборатории алхимика. Все стены были увешаны полками, заставленными книгами. Высокий, задрапированный потолок завис, словно гигантская летучая мышь над столами, загроможденными рукописями и инструментами, а в даль нем конце я заметил ложе с куполообразным аппаратом. Я сразу узнал его, это был рекодер - первый, встреченный мной на Валлоне.
      Я внимательно осмотрел его. Предыдущий рекодер, который мне довелось видеть на звездолете, был сугубо утилитарной моделью, а эта машина была машиной экстра-класса. Но меня это не волновало, по крайней мере, одна из моих проблем решилась сама собой. Теперь только оставалось загнать сюда Фостера, и дело в шляпе.
      Внезапно я почувствовал себя совершенно опустошенным, уязвимым и беспомощным. Я шел на неоправданный риск, суя голову в пасть льву, и все это даже без намека на план, не имея ни малейшего представления, что здесь вообще происходит. Чем объяснить такой интерес Оммодурада к Фостеру? Почему он прячется здесь, отгородившись от всего Валлона слухами о колдовстве и привидениях? Какое он имеет отношение к катастрофе, постигшей Двумирье?
      И почему я, простой парень по имени Легион, увяз в этом по самую макушку, когда мог бы преспокойно сидеть дома, в уютной федеральной тюрьме, в абсолютной безопасности?
      Ну, положим, ответить на этот вопрос не так уж и сложно. Однажды у меня был приятель, головастый парень по имени Фостер, который оттащил меня от края пропасти, когда я собрался совершить самую большую глупость в своей жизни. Он был джентльменом, в полном смысле этого слова, и обращался со мной, как с джентльменом. Мы вместе участвовали в удивительных приключениях, давших мне богатство и показавших, что никогда не поздно расправить плечи.
      И вот теперь он оказался в цепях, без друзей, без надежды, но по-прежнему несломленный, хотя его мир скатился к варварству.
      Но вот в одном он все-таки был неправ. У него оставалась одна маленькая надежда, потому что каков бы я ни был, но я здесь и на свободе. И со мной мой револьвер, и если мне повезет угадать подходящий момент, то, может быть, мы еще выйдем победителями. Ну как, например, те счастливчики, которые умудряются выигрывать в национальной лотерее.
      Но сейчас самое время вернуться в свою вентиляционную трубу. Оммодурад может вернуться в любую минуту. Я подошел к двери, выключил свет, повернул ручку и замер.
      Оммодурад был уже в комнате. Он сбросил свой балахон и подошел к встроенному бару. Я повис на ручке, даже не отваживаясь закрыть дверь.
      - Но мой господин, - послышался голос рыжеголового. - Я уверен, что он помнит...
      - Нет, - прогудел Оммодурад. - Утром я обдеру его память до основания.
      - Дозволь мне, мой господин, я выжму из него правду своей сталью, я...
      - Такого, как он, твоя сталь никогда не знала, - рявкнул в ответ Оммодурад.
      - Доменьер доменьеров, я прошу, я умоляю, только один час... Завтра, в церемониальном зале я окружу его эмблемами прошлого...
      - Довольно, - и Оммодурад грохнул кулаком по столу, заставив бокалы со звоном подпрыгнуть. - И на таких лакеях, как ты, зиждется могучая империя! Преступление перед богами и вину за это я возлагаю на него, - Оммодурад залпом выпил и дернул головой. - И все же, я дарю тебе то, о чем ты просишь. Но теперь проваливай с моих глаз.
      Рыжеголовый чуть не свалился в поклоне и исчез с радостным воплем. Оммодурад что-то буркнул себе под нос и принялся расхаживать по комнате, время от времени останавливаясь перед балконом. Наконец он заметил открытую дверь и, ругнувшись, захлопнул ее. Я затаил дыхание, но это, похоже, его не насторожило.
      Оммодурад разделся и лег на софу. Комната погрузилась во тьму. Минут через десять я ясно услышал его сонное дыхание..
      По крайней мере, я узнал, что завтра наступит последний день Фостера. Так или иначе Оммодурад с этим рыжеголовым прикончат его. Времени оставалось в обрез, но поскольку ситуация была безнадежной, то и терять нам, собственно говоря, нечего.
      В голове у меня крутилось несколько вариантов. Я мог прокрасться к вентиляционной шахте и попытаться пролезть в нее, не разбудив дрыхнувшего бронтозавра. Я мог пройти на балкон в футе от его головы или остаться на месте. Последний вариант обладал тем достоинством, что никаких немедленных действий предпринимать не требовалось. Я мог просто свернуться калачиком на полу, а еще лучше пристроиться на трансформ-ложе...
      Я ощупал карманы и вытащил две матрицы памяти. Цветокодированная - память Фостера, а вот другая - собственность чужака, умершего три тысячи лет назад.
      В этом цилиндре содержались все воспоминания друга Фостера, человека, который знал, что же все-таки произошло на борту корабля, знал цель экспедиции.
      Мне нужны были эти знания, и вообще любая информация, которую я только мог заполучить, чтобы обеспечить себе хоть какой-нибудь перевес в этой неравной борьбе. Цилиндр наверняка даст ответы на некоторые вопросы. Возможно, включая и причину такого нездорового интереса Оммодурада к Фостеру.
      Я подошел к ложу, нащупал в боку углубление и до упора запихнул в него цилиндр, затем прилег и подтянул купол к голове.
      Мозг резанула боль, а потом наступила тьма.
      Глава восемнадцатая
      Я стоял у королевского ложа, на котором лежал Кулклан Ртр. Я понял, что близок час, которого я так ждал, ибо он погрузился в трансформацию.
      Часы показывали третий час ночной вахты. Все, кроме меня, на борту спали. Надо было спешить, и тогда рассветная вахта найдет дело завершенным.
      Я потряс спящего человека. Того, кто когда-то был Ртром, а сейчас стал никем по воле трансформации. Он медленно выплыл из объятий сна и огляделся по сторонам чистыми глазами новорожденного.
      - Подымайся, - скомандовал я, и император беспрекословно повиновался мне, - следуй за мной.
      Как всегда после трансформации, мы повинуемся тому, кто нам приказывает. Я велел ему хранить молчание, и он, словно ягненок, подчинился мне. Я провел его к клетке с Охотниками. Они взмыли, пританцовывая от голода.
      Я ухватил Кулклана за руку и просунул ее в клетку Охотники сгрудились, метя свою будущую жертву. Он безропотно следил за происходящим расширившимися от ужаса глазами.
      - То, что ты ощущаешь сейчас, - боль, - сказал я. - Тебе ее в будущем придется испытывать часто.
      Охотники удовлетворились, и я установил в клетке таймер.
      В своих покоях я обрядил его в пурпурные одежды и провел к докам, где находились шлюпки.
      Но проклятье богов тяготело надо мной. В доке мы оказались не одни. Я не медлил и подобно ястребу налетел на человека сзади, вогнав в его тело острый кинжал. Потом я оттащил труп за подножие колонны, но не успел я его хорошенько спрятать, как из тени появились другие, не знаю уж, каким образом вызванные и кем. Они спросили у Ртр, зачем он бродит ночью, одетый в цвета Аммерлина Скрос Иллионда. Я испытал поистине черное отчаяние от того, что мои великие замыслы натолкнулись на рифы их усердия.
      Я разразился гневной тирадой, что я, Аммерлин, советник и спутник Ртр, всего лишь беседовал на личные темы с моим господином.
      Но они упорствовали, и больше всех Голлад. Это он увидел спрятанный труп, и в одно мгновение меня окружили.
      И тогда я выхватил длинную рапиру и приставил ее к горлу Кулклана.
      - Не приближайтесь, или ваш император умрет, - предупредил я.
      И они отступили.
      - Неужели вы думаете, будто я, Аммерлин, мудрейший из мудрейших, нахожусь здесь только из любви к путешествиям? негодовал я. - Уже давно я ждал этого часа, чтобы остаться один на один с Его Величеством и чтобы его настигла трансформация вдали от двора, ибо только так может быть исправлено древнее зло.
      - Есть люди, рожденные повелевать, и я - один из них. Долго, очень долго он стоял у меня на пути, но смотрите, я наконец все смогу изменить. За бортом находится зеленый мир, населенный дикарями, я не настолько низко пал, чтобы мстить человеку без памяти, я отпущу его, и пусть судьба вновь вернет ему императорский статус, если на это будет ее воля.
      Но они оказались настолько глупы, что вынули свои клинки. Я сказал, что все, все могут разделить мою славу. Но они меня не слушали, и тогда я повернулся к Кулклану, чтобы вонзить рапиру ему в горло, но тут Голлад заслонил его и пал. Они напали на меня, я принял сражение, и хотя они истекали кровью, раненые, по-прежнему продолжали упорствовать в своем сумасшествии.
      В конце концов, я выследил каждого из них и убил всех по одиночке в тех углах, куда они забились. Ртр исчез, и я потерял голову от страха, что мои планы разрушены низкими слугами.
      Потом а понял, что найду их в Зале Памяти, ведь, без сомнения, низкородные свиньи попытаются вернуть ему память прошлых дней. Я едва не расплакался от бессилия при мысли, что все пойдет прахом. Ужасный в своем гневе, я нашел их. Их было только двое, и хотя они стояли плечом к плечу л дверях, пытаясь мне помешать, их жалкие клинки не могли противостоять моей рапире. Я сразил их и прошел к трансформ-ложу, чтобы забрать матрицу памяти с имперским цвето-кодом и уничтожить ее. А вместе с ней навечно уничтожить и Ртра...
      Но тут послышался неясный звук. Я резко обернулся и отвратительное видение предстало передо мной в полутьме. Блеснула сталь в окровавленной руке проклятого Голлада, и жестокая боль пронзила мне грудь...
      Голлад лежал, привалившись к стене, с мертвенно бледным лицом, белым пятном выделявшимся на фоне окровавленной туники. Когда он заговорил, воздух сипел в его продырявленных легких:
      - Предатель. Император уважал тебя, - прошептал он, - что ты наделал? Разве в тебе нет ни крохи жалости к тому, кто справедливо и мудро правил в Окк-Хамилоте?
      - Если бы ты не искалечил мою судьбу, проклятая собака,прошипел я, - то это великолепие и справедливость Окк-Хамилота стали бы моими.
      - Ты напал на него беззащитного, - выдохнул Голлад. - Так низко пасть! Оставь Ртру его память, она более важна, чем его жизнь.
      - Я только наберусь сил, поднимусь и сброшу его с ложа. И вот тогда я умру спокойно.
      - Ведь ты же был его другом,- прошептал Голлад. - Вы сражались бок о бок... вспомни... и имей жалость, оставить его одного на мертвом корабле без памяти...
      - Я выпустил на него Охотников, - закричал я торжествующе. - И с ними Ртр будет делить этот склеп до конца всех своих жизней!
      Я нашел наконец в себе силы подняться. Но когда моя рука коснулась матрицы памяти императора, я почувствовал, как окровавленные пальцы Голлада сомкнулись на моей ноге, и мои силы иссякли, И я падал, падал в этот угрюмый колодец смерти, из которого нет возврата...
      * * *
      Я пробудился и долго лежал в темноте, не двигаясь и пытаясь собрать воедино обрывки увиденного мной странного сна. Меня все еще тревожили остатки горьких эмоций. Но были дела и поважнее, чем сны. Какое-то время я никак не мог припомнить, что же я собирался сделать, а потом как-то внезапно сообразил. Я лег на трасформ-ложе, но трансфокация не сработала.
      Я с усилием попытался еще раз припомнить, что же произошло, но безнадежно. Возможно, мой мозг просто не приспособлен к восприятию валлонской матрицы памяти. Еще одна идейка не сработала. Ну, что ж, по крайней мере, я отдохнул. Пора действовать. Во-первых, убедиться, что Оммодурад по-прежнему спит. Я попытался сесть.
      Ничего не произошло.
      Я замер, пытаясь сосредоточиться.
      Я попробовал пошевелиться, но не смог двинуть даже мускулом. Парализован? Связан? Или по-прежнему сплю?
      Я боялся делать новую попытку. Положим, я приложу все усилия, но у меня ничего не получится, что тогда? Лучше лежать и думать, будто произошла какая-то ошибка. Может, еще раз заснуть? ...нет, это было бы просто смехотворно. Мне всего-навсего надо сесть. Я...
      Ничего не получилось. Я лежал в кромешной темноте и пытался двинуть рукой, повернуть голову. Но, похоже, у меня нет ни руки, ни ноги, ни самого тела, а только бодрствующий в пустоте мозг. Я попробовал ощутить сковывающие меня веревки - их не было. Ни веревок, ни рук, ни тела. Вот так новость: один мозг в темноте!
      А потом внезапно прихлынуло какое-то ощущение, но не тела, а скорее смутное представление о контурах тела. И вот тут-то я сообразил, что же произошло на самом деле. Я открыл свой мозг чужой памяти, чужой ум взял власть над моими ощущениями и загнал мое собственное сознание в темный угол. Я оказался несчастным узником в своей собственной голове.
      Целую вечность я пребывал в полной растерянности, замурованный так, как меня не замуровали бы никакие стены Бар-Пандерона. Неосязаемыми пальцами воображения я принялся раздирать вокруг себя несуществующие, но такие реальные стены, пытаясь найти хоть какой-нибудь путь наружу, и ничего не находил.
      И тогда наконец я взял себя в руки.
      Мне требовалось проанализировать свои ощущения, отыскать каналы, по которым передаются нервные импульсы и проникнуть в них.
      Я сделал попытку. Иллюзорное представление собственного "я" осторожно потянулось. Вот бесконечное количество сдоев нервных клеток, а тут бурные потоки кровяных телец, там натянутые кабели интер-коммуникаций, а здесь...
      Барьер! Неприступная, гигантская стена. Мои ощущения вихрем промчались по ней и вернулись обратно, так и не найдя ни малейшей трещины. Барьер стоял, скрывая холодного, равнодушного, чужеродного завоевателя, укравшего мое тело.
      Я сжался в комок. Надо определить место для атаки и обрушиться всей силой моего сохранившегося самосознания, пока я еще хоть как-то могу мыслить, и пока абстракция, именуемая Легионом, не исчезла навечно.
      Я взвесил свои возможности и почти сразу же сделал открытие. На мгновение от неожиданности я даже отпрянул - чужая конфигурация информационного, узора. Но потом я вспомнил.
      ...Я находился в воде, захлебывался, терял силы, а где-то на берегу поджидал десантник с карабином наготове. Как вдруг, точно ниоткуда, возник поток мощной информации, который подхватил меня и понес, как бурное течение реки, дав возможность выплыть в полумиле от берега.
      ...И еще: я вишу на карнизе небоскреба и где-то в уголке мозга звучит равнодушный, презрительный голос.
      А я все забыл. Это чудо было отвергнуто моим рациональным умом. Но теперь-то я понимал, что это было знание, которое я воспринял там, в башне моего дома на острове, перед тем, как бежать от схватки двух армий. Это была информация, позволяющая выжить, известная всем валлонцам прежнего мира. И все это лежало здесь похороненное - секреты сверхчеловеческой мощи и выносливости, отторгнутые бестолковым инстинктом.
      Но теперь-то оставалось только мое "я", очищенное от груды всяких комплексов, освобожденное от подсознательных рефлексов. Теперь, без всех этих побочных наслоений, передо мной предстала картина тех зон мозга, где зарождаются сны, гнездятся первобытные страхи, струятся импульсы всеохватывающих эмоций. Но только с той разницей, что теперь мое сознание имело над всем этим устойчивый контроль.
      Не колеблясь, я воспользовался знаниями валлонской цивилизации, сделав их своими. Я снова приблизился к барьеру, распределился вдоль него, стал пробовать его на прочность.
      - ...отвратительный дикарь...
      Эта мысль прогремела с силой урагана. Я отпрянул, но потом вновь возобновил атаку, теперь уже наверняка зная, что делать...
      Я искал и нашел наконец слабину синапса, зарылся в него...
      - ...невыносимо... окраинное... стереть...
      Я тут же перешел в наступление, проскользнул сквозь защиту и захватил оптический нерв. Чужак обрушился на меня, но опоздал. Я прочно удерживал позиции. Атака захлебнулась, и он отступил. Я осторожно подстроился к восприятию импульсов, бегущих по нерву. Вспышки, мигание, я фокусируюсь...
      ...И вдруг я вижу, вижу! На мгновение я едва не потерял самообладание, но удержался и теперь смотрел через глаз, отвоеванный у узурпатора.
      И снова чуть было не потерял душевное равновесие.
      Комнату Оммодурада заливал яркий дневной свет. В поле зрения попадались все новые и новые предметы по мере продвижения тела. Это мое тело расхаживало по воле завоевателя. Промелькнула пустая софа. Оммодурада не было.
      Я ощутил, как все левое полушарие, дезориентированное потерей глаза, ослабило защиту, я слегка отступил со своего оптического плацдарма, наложил временный травмоблок на нерв, чтобы чужак не успел захватить мою позицию, и сконцентрировал свои силы на атаке слухового нерва. В одно мгновение мой глаз скоординировался под впечатлением слухового импульса, и я ясно расслышал, как захватчик выругался моим голосом.
      Мое тело стояло возле голой стены, приложив к ней руку. Небольшое открытое углубление в стене было пусто.
      Тело повернулось, открыло дверь и вышло в коридор, погруженный в фиолетовый полумрак. Взгляд контролируемого мной глаза перебежал с лица одного охранника на другого. Их глаза изумленно расширились, они автоматически потянулись за дубинками.
      - Вы отваживаетесь преграждать дорогу самому владыке Аммерлину? - рубанул по ним мой собственный голос. - В сторону, если дорожите своими жизнями!
      Мое тело прошло мимо них, миновало огромную арку, спустилось по мраморной лестнице, пересекло зал, который я уже видел во время своей ночной вылазки, и оказалось в тронном зале из оникса с золотым символом Двумирья.
      На троне Великого Доменьера восседал Оммодурад, гневно хмурясь на своего рыжего придворного, голову которого скрывал капюшон. Между ними стоял Фосгер. Его руки оттягивали тяжелые наручники. Оммодурад повернулся. Его лицо побледнело, потом залилось багровой краской. Он грузно поднялся, ощерившись.
      Мой глаз не отрывался от Фостера. Выражение изумления росло на его лице.
      - Мой господин, Ртр, - услышал я собственный голос. Взгляд скользнул ниже и остановился на наручниках. Тело сделало шаг назад, как бы в ужасе,
      - Ты явно забылся, Оммодурад! - нервно воскликнул мой голос.
      Доменьер доменьеров шагнул ко мне, поднимая свой гигантский кулак.
      - Не смей прикасаться ко мне, поганый узурпатор! - проревел мой голос. - О, божества! Ты что, принимаешь меня за обыкновенную глину!
      Невероятно, но Оммодурад остановился на полпути.
      - Я знаю тебя, как выскочку Дргона, нахального доменьера, - прогудел он. - Но я ощущаю чужое присутствие за твоими бледными глазами.
      - Отвратительно было преступление, которое ввергло меня в такое положение, - произнес мой голос. - Но знай же, что твой владыка, Аммерлин, стоит перед тобой в теле дикаря.
      - Аммерлин!
      Оммодурад дернулся, словно его ударили.
      Мое тело повернулось, взгляд остановился на Фостере.
      - Мой господин, - произнес мой голос. - Клянусь тебе, что эта собака умрет за свое предательство.
      - Это безмозглое тело - самозванец, - прервал его Оммодурад. - Не ищи милости Ртра, ибо он уже не Ртр. Ты будешь иметь дело со мной.
      Мой глаз вонзился в Оммодурада.
      - Думай, к кому обращаешься, а то твое честолюбие доведет тебя до темницы.
      Оммодурад опустил руку на кинжал.
      - Ты можешь быть Аммерлином Скрос-Иллиондом, либо подменышем из царства тьмы - не знаю и знать не хочу. Да будет тебе известно, что в этот миг вся власть на Валлоне принадлежит мне.
      - А что с тем, кто когда-то был Кулкланом? На что покушаешься, пес? - я увидел, как моя рука махнула в сторону Оммодурада.
      - Конец терпению! - проревел доменьер доменьеров. - Неужели в своей цитадели я буду отчитываться перед сумасшедшим? - он угрожающе двинулся в мою сторону.
      - И неужели этот глупец Оммодурад позабыл силу великого Аммерлина? - вкрадчиво спросил мой голос. Гигант снова остановился, внимательно вглядываясь в мое лицо. А мой голос продолжал: - Час Ртра миновал, как и твой, неудачник и глупец. Тебе принадлежат месяцы, годы? Заблуждения скоро рассеятся, - мой голос буквально загремел,- так знай же, что я, великий Аммерлин, вернулся и буду править в Окк-Хамилоте.
      - Месяцы, - оскорбление прогудел Оммодурад. - Да, я теперь верю, что слухи верны и злой демон вернулся, чтобы преследовать меня. Ты сказал месяцы, - Оммодурад запрокинул голову, грубо расхохотавшись, словно зарыдав. Так знай же, будь ты демон или сумасшедший или древний принц зла, вот уже тридцать столетий как я один, один. Я отторгнут от всей остальной империи своим единственным ключом.
      Это был момент, которого я ждал все время разговора. Словно молния, я ударился в пошатнувшийся барьер, пробил его и натолкнулся на матрицу чуждого сознания. Провалившись в болото извращенных представлений, я запутался в паутине перевернутых мыслей о мире.
      В своем порыве я оказался неосторожен. Чужак, собравшись с силами, нанес встречный удар. Я слишком поздно ощутил, как он прорвался в мое сознание. Я бросился на защиту важной информации и потерял свой шанс. Я судорожно вцепился всем своим существом в какие-то обрывки украденных сведений. Моя атака вызвала в нем лишь раздражение, но все-таки мне удалось унести с собой массу информации. Я интерпретировал ее и свел в систему.
      На мое воспоминание о Фостере наложилось другое: лицо Кулклана Ртра - правителя Двумирья.
      Но и кое-что другое знал теперь Легион: архивы находятся глубоко в скале под прославленным городом Окк-Хамилотом, где хранились матрицы памяти каждого валлонца. Архивы, запечатанные Ртром, которые только он способен открыть. Аммерлин побудил императора отправиться в путешествие. подчеркивая необходимость отдыха, и убедил его захватить с собой свою матрицу памяти. Согласие Кулклана вызвало тайную радость Аммерлина. Время трансформации наступило для Ртра на борту звездолета, в глубине космоса. Государственный переворот почти свершился... А потом возникла неожиданная помеха, уничтожившая все надежды...
      И тут же вплелись мои собственные воспоминания: пробуждение Фостера и запись памяти умирающего Аммерлина. Бегство от Охотников, императорская матрица памяти, пролежавшая три тысячи лет среди костей, пока я, дикарь, не подобрал ее. И карман, где теперь лежал цилиндр. Тело, в котором я все еще обитал, но которое мне не принадлежало.
      И еще в моем прошлом была вторая матрица памяти - матрица Аммерлина. Я пересек галактику, чтобы отыскать Фостера, и привез с собой его главного врага. В конечном итоге, я предоставил этому врагу жизнь и тело...
      А Фостер выжил, несмотря ни на что, вернулся, воскрес из мертвых - последняя надежда вернуть Золотые Времена Валлона.
      ...чтобы судьба погубила его моими руками.
      - Три тысячи лет, - произнес мой голос ошеломленно. - Три тысячи лет люди Валлона жили в дикости, когда вся слава его истории заперта в архивах?
      - Я один, - сказал Оммодурад, - нес проклятый груз этого знания. Давным-давно, еще в дни Ртра, я забрал свой оригинал из архивов в предвкушении того момента, когда ему суждено будет пасть. Но этот долгожданный час принес мне мало радости.
      - И теперь, - произнес мой голос, - ты надеешься заставить этот мозг - который даже нельзя назвать разумным мозгом - открыть архивы?
      - Я знаю, что это безнадежно, - согласился Оммодурад. Сначала мне показалось, что если он говорит на старо-валлонском, то просто деградировал. Но нет, он действительно ничего не знает. Он всего лишь скорлупа, от прежнего Ртра, и меня тошнит от его вида. Я бы с удовольствием прикончил его прямо сейчас и навсегда положил бы конец этому долгому фарсу.
      - Нет! - резанул мой голос. - Я уже приговорил его к изгнанию, так тому и быть.
      Лицо Оммодурада перекосилось от ярости.
      - Твоя болтовня мне надоела.
      - Стой! - рявкнул мой голос. - Ты откажешься от ключа.
      Наступила тишина. В поле зрения глаза попала моя рука, державшая матрицу памяти Фостера.
      - Двумирье лежит в моей руке, - проговорил мой голос. Ты видишь черно-золотой код императорской матрицы памяти? Могуч тот, у кого в руках этот ключ. А что касается телесной скорлупы, то пусть она будет уничтожена.
      Оммодурад скрестил свой взгляде моим.
      - Быть по сему, - согласился он.
      Рыжеголовый вытащил узкий стилет с улыбкой вампира. Медлить было нельзя...
      Сквозь слабину, которую я поддерживал в барьере чужого мозга, я швырнул последние запасы энергии и ощутил, как враг отпрянул, а потом отозвался превосходящей силой. Но я уже успел миновать барьер.
      Пока чужак окружал меня, я растворился на мириады нервных импульсов, обтекающих нападение противника. Я находил все новые и новые источники силы.
      Щитом к щиту я наконец схватился с самим Аммерлином, и он оказался сильнее. Медленно, медленно я стал поддаваться, отступать, краем сознания улавливая смутное восприятие тела, застывшего неподвижно, с незрячими глазами, и ощутил отголосок слов издалека:
      - Быстрей! Самозванца!
      Шанс?! Я взял контроль над правым глазом и перекрыл дорогу зрительному импульсу. Чужак забился, словно одержимый, когда вокруг него сомкнулась темнота. Я услышал свой собственный вопль и передо мной мелькнуло угрожающее видение: рыжеголовый бросается ко мне, сверкает стилет...
      И в этот момент давление чужака внезапно исчезло, распалось на части и пропало совсем.
      Я был в одиночестве. Пещеры мозга маячили угрюмой опустошенностью. Я стал двигаться по главным нервным путям, занял подкорку...
      На меня разом обрушилась нестерпимая боль. Я скорчился, грудь жгло, боль перекрывала нахлынувшее возвращенное ощущение рук, ног...
      И вот, валяясь на полу, я наконец понял, что рыжеголовый действительно нанес мне удар стилетом и тот, другой, чужак в моем сознании, в непосредственной связи с болевыми центрами не устоял и отступил, оставив меня одного.
      Сквозь багровый туман я увидел, как надо мной появилась фигура Оммодурада. Нагнулась и снова выпрямилась с императорской матрицей памяти в руке. А где-то поодаль, за ним, изворачивался Фостер, душа цепью наручников рыжеголового лакея. Оммодурад повернулся, шагнул, вырвал своего слугу из рук Фостера и оттолкнул в сторону.
      Оммодурад выхватил свой кинжал. Фостер, словно пума, прыгнул вперед, ударил цепью, и оружие отлетело в сторону. Доменьер с проклятьем отступил. В этот момент рыжеголовый подхватил стилет и бросился на Фостера.
      А я сражался со своим непослушным телом, пытаясь дотянуться до бедра и расстегнуть кобуру. Аммерлин сумел вырвать из моего сознания память об императорской матрице, но о револьвере он так ничего и не смог узнать. Преодолевая боль, я вытащил пистолет, медленно, неуклюже поднял его, нацелился на всклокоченный рыжий затылок и выстрелил. По залупрокатилось гулкое эхо. Оммодурад поднял свой клинок, и теперь Фостер отступал от него, весь забрызганный кровью рыжеголового. Он уперся спиной в стену, символ Двумирья оказался прямо над его бледным лицом. От потери крови у меня все плыло перед глазами, покрываясь багровым туманом.
      Но меня еще мучила ускользающая мысль, найденная мной в сознании Аммерлина. В центре виднелась розетка с выступом, словно рукоять меча...
      Ну, конечно, меч Ртра, использованный однажды на рассвете мира, но затем забытый, вложенный в ножны из камня, закодированный памятью Ртра, чтобы никто другой не мог им воспользоваться...
      Преодолевая невыносимую боль, я глубоко вдохнул, смаргивая подступающую темноту.
      - Фостер, - прохрипел я. - Меч!
      Фостер метнул на меня взгляд. Я говорил по-английски. Чуждый язык в этом окружении. Оммодурад не обратил на меня никакого внимания.
      - Вытащи... меч... из камня! Ты же Кулклан...
      Он потянулся и ухватил изукрашенную рукоять. Оммодурад с криком бросился вперед.
      Меч - четыре фута сверкающей стали - выскользнул из стены. Оммодурад резко остановился и уставился на сияющее лезвие в руках Фостера, скованных наручниками. Затем он медленно опустился на колени и склонил голову.
      - Я сдаюсь, Кулклан, - сказал он. - Я взываю к милости Ртра.
      Я смутно слышал топот бегущих ног. Я провалился куда-то, снова выплыл. Словно в тумане я ощущал, как Торбу приподнимает мою голову, видел склонившегося надо мной Фостера. Они о чем-то говорили, но я ничего не понимал. Мои ноги были холодны, и холод поднимался все выше и выше.
      Меня касались руки, холодная гладь металла у моих висков, я хотел сказать что-нибудь, сказать Фостеру, что нашел ответ, который ускользал от меня всю жизнь. Мне хотелось сказать ему, что все жизни кажутся одной длины, если взирать на них с перспективы смерти, и что жизни, как и музыке, не нужен смысл, а только симметрия.
      Но это было мне не по силам. Я пытался удержать мысль и унести ее с собой в ледяную пустоту, куда я уплывал. Но она ускользала, ускользала прочь, и только я один оставался в пустоте, ветер, дующий сквозь вечность, уносил прочь остатки моего "я". И я остался один на один с темнотой...
      ЭПИЛОГ
      Я проснулся от утреннего света, такого яркого и насыщенного, каким он бывает, когда мир кажется молодым и прекрасным. На высоких окнах колыхались паутинки занавесей, сквозь которые я видел, как по небу плывут белые облака.
      Я повернул голову. Рядом стоял Фостер, одетый в короткую белую тунику.
      - Что за идиотская одежонка, Фостер? Однако на тебе она неплохо смотрится. Хм, а ты, а гляжу, постарел, тебе никак не дать меньше двадцати пяти.
      Фостер улыбнулся:
      - Добро пожаловать на Валлон, мой друг, - сказал он по-английски.
      Я обратил внимание, что он запнулся, произнося слова, словно давно уже не пользовался этим языком.
      - Валлон, - повторил я. - Выходит, это все не сон?
      - Пусть все остается сном, Легион. Твоя жизнь начинается сегодня.
      - Что-то мне надо было сделать, - задумчиво произнес я. Не помню. Впрочем, неважно. Я ощущаю себя, как новорожденный.
      Возле кровати появился еще один.
      - Гоп, - сказал я, но потом заколебался. - Ты ведь Гоп, верно? - спросил я уже по-валлонски.
      Тот засмеялся:
      - Да, меня так звали, но мое настоящее имя - Гвенн.
      Я осмотрел свое тело и увидел, что на мне такая же туника, как на Фостере, только голубая.
      - Кто меня так одел? - спросил я. - Где мои джинсы?
      - Это одеяние тебе больше подходит, - ответил Гоп. Вставай, поглядись-ка в зеркало.
      Я поднялся и шагнул к высокому зеркалу.
      - Да это же не я, ребята, - и замолк.
      На меня из зеркала смотрело отражение могучего, черноволосого атлета. Я двинул рукой, и тот последовал моему примеру. Я резко обернулся...
      - Что... как... кто?
      - Смертное тело, бывшее Легионом, погибло от ран. Но память твою мы записали. Нам пришлось ждать много лет, прежде чем смогли вернуть тебе жизнь.
      Я снова посмотрел на отражение. Молодой гигант в свою очередь, ошеломленно взирал на меня.
      - Я помню, я помню... нож, рыжеголового, доменьера доменьеров...
      - За свои преступления, - вставил Гоп-Гвенн, - он был отправлен в изгнание, пока не наступило время транформации. Долго нам пришлось этого ждать.
      Я снова глянул в зеркало и теперь только узнал две знакомые физиономии. Одна из них маячила где-то внизу у самых ног и принадлежала кошке, известной мне, как Итценка. А вторая моя, как я теперь видел, принадлежала Оммодураду, молодому и полному энергии.
      - На его пустое сознание мы просто нанесли твою матрицу, - пояснил Гоп.
      - Он расплатился с тобой за твою гибель.
      - Наверное, как маленький капризный ребенок, я должен был бы закатить хорошую истерику и потребовать, чтобы мне вернули мое собственное тело, - произнес я медленно и так, и эдак поворачиваясь перед зеркалом. - Но штука в том, что мне Нравится походить на господина Вселенной.
      - Твое земное тело была заражено вирусами старости, откликнулся Фостер. - Но теперь-то ты можешь не беспокоиться о ранней смерти.
      - Однако пошли, - сказал Гоп-Гвенн. - Валлон ждет, - и он подошел к высокому окну.
      - Твое место всегда рядом со мной, - произнес торжественно Фостер. - Все Двумирье открыто для тебя.
      Я выглянул в окно и увидел бесконечное покрывало зеленой травы, тянущееся через холмы до самого края леса. По нему двигалась процессия рыцарей в сияющих доспехах. Они гордо восседали на животных, как две капли воды похожих на единорогов.
      Я устремил взгляд туда, где яркое солнце отражалось от голубых плит высоких башен. Где-то гремели фанфары.
      - Заманчивая перспективка, - согласился я. - Ну, что ж, будь по-вашему.