Она подошла ближе и подняла корзину, чтобы показать мне темно-красные помидоры.
— Правда хороши? Я несколько штук порежу вам на обед.
— Это будет замечательно! — постарался я воскликнуть как можно восторженнее. — А кстати, как долго я спал?
— В этот последний раз?
— Нет. Вообще.
— Ну, вы прибыли около полуночи. После того, как мы вас уложили, вы проспали весь следующий день и всю ночь и проснулись сегодня около полудня. После ванны вы снова уснули и спали до сих пор.
— А сколько сейчас времени?
— Около пяти вечера, — она засмеялась. — Вы спали так, как будто вам дали снотворное, сэр.
Я почувствовал, словно тяжелый груз свалился с моих плеч, как подтаявший снег с крутой крыши. Снотворное? Вот оно что! Меня опоили до предела!
— Я хотел поговорить с миссис Ганвор, — сказал я. — Где она?
— В кухне, сэр. Она готовит вам к обеду гуся. Мне сказать ей?
— Нет. Не надо. Я сейчас оденусь и отыщу ее.
— Сэр, вы уверены, что в состоянии?
— Я чувствую себя прекрасно, милая Хильда, — заверил я ее.
С этими словами я отошел от окна, раскрыл шкаф, все еще борясь с дремотой, которая наплывала на меня, словно туман. Одевшись, я пошел по коридору на звон посуды и оказался в кухне, где девочка-подросток мыла посуду, а миссис Ганвор разделывала гуся.
— О, да ведь это мистер Байард, — воскликнула она, увидев меня в дверях.
Я прошел вперед, оперся на стол, чтобы не упасть, и постарался не думать о шуме в голове.
— Миссис Ганвор, доктор не оставлял вам для меня никаких лекарств?
— Да. Конечно же, сэр, капли, которые, как он сказал, надо добавлять в суп, и белые порошки, которые надо добавлять в другие блюда.
— Дайте-ка мне их, миссис Ганвор! — приказал я. — Больше мне не давать никаких порошков и капель! Понятно?
Внезапно в голове у меня помутилось. Но усилием воли я все же попытался отогнать головокружение.
— Мистер Байард, вы еще недостаточно окрепли. Вам еще трудно ходить,
— мягко заметила миссис Ганвор.
— Мне нельзя лежать! Нельзя! Надо… ходить. Выведите меня наружу, пожалуйста.
Я почувствовал, как миссис Ганвор подхватила меня под руку, и услышал ее взволнованный голос. Я неясно ощущал, что передвигаю ноги, потом — прохладу вечернего воздуха. Я снова сделал пару глубоких вдохов, отгоняя туман в голове.
— Мне стало лучше, — прошептал я. — Походите со мной, пожалуйста, миссис.
— Может быть, вам лучше лечь в постель, сэр? — настаивала миссис Ганвор.
Но я, не обращая внимания на ее уговоры, продолжал передвигать ноги.
Это был хороший сад, с дорожками, кружившими вокруг овощных грядок, кустов роз, возле фруктовых деревьев, мимо соблазнительной скамьи под раскидистым дубом.
— Давайте еще раз обойдем все вокруг, — предложил я. — В этот раз я постараюсь не опираться на вашу руку, миссис Ганвор.
Я чувствовал себя уже лучше и даже почувствовал легкий голод.
Солнце быстро садилось, отбрасывая длинные тени на траву. После третьего круга я остановился у дверей кухни и подождал, пока миссис Ганвор принесет мне стакан холодного сидра.
— А теперь вы должны сесть и ждать обеда, сэр, — взволнованно сказала старая женщина.
— Мне уже хорошо, — я похлопал ее по руке.
Она с тревогой наблюдала за мной, но я все-таки поднялся. Я глубоко дышал, пытаясь собраться с мыслями. Кто-то доставил меня сюда, опоил наркотиками и приказал давать их мне еще какое-то время (как долго, я не знал, не мог установить это, не оценив запас лекарств у миссис Ганвор). Кто-то так же пошутил с моей памятью. Вопрос: кто и почему? И этот вопрос требовал незамедлительного ответа!
Я силился прорваться сквозь туман и хоть что-то вспомнить. Судя по молодой листве и бутонам роз, сейчас был июнь. Где же я был в мае или, скажем, прошлой зимой?
Холодные улицы, высокие здания в ночи, теплые внутри, радость, смеющиеся лица друзей и улыбка красивой рыжеволосой женщины…
— Матушка Гудвил?
— Я ничего не имею против нее, сэр, но есть люди, которые поговаривают о колдовстве. Я как раз читала вчера в «Пари матч», что можно вызвать у себя серьезный невроз, если позволять неквалифицированным людям заниматься своей психикой.
— Пожалуй, вы правы, миссис Ганвор, — согласился я. — Но на психику я не жалуюсь. Меня просто иногда подводит память.
— Вас тоже это беспокоит? — Лицо женщины засияло. — Я сама такая забывчивая. Иногда даже и не помню, что хотела сделать…
— Так что же матушка Гудвил? — перебил я ее. — Далеко отсюда она живет?
— На другом конце деревни, сэр. Но я бы вам не советовала иметь с ней дело. Это не для такого культурного джентльмена, как вы. У этой женщины весьма убогий домик, да и сама эта старуха не делает чести нашей деревне. А что касается ее одежды, то тут…
— Я не буду слишком критичным, миссис Ганвор. — Я пожал плечами. — Мне хотелось бы, чтобы вы отвели меня к ней.
— Лучше я позову ее сюда, к вам, сэр. Если вы уж так настаиваете, то тут, в часе езды, в Илимге, есть дипломированный специалист.
— Матушка Гудвил меня вполне устраивает. Позовите ее сюда поскорее.
— С вашего разрешения, сэр, я сделаю это после обеда, а то сейчас я ставлю жариться гуся, да и пироги начинают подрумяниваться.
— Хорошо. А пока я погуляю по саду. Надо нагулять аппетит, достойный вашей стряпни, уважаемая миссис Ганвор.
После второго куска пирога с черникой, финальной чашки кофе и глотка бренди с ароматом столетий я закурил новоорлеанскую сигару, наблюдая, как Хильда и миссис Ганвор зажигают масляные лампы в гостиной.
Внезапно раздался негромкий стук в дверь, и Ингалиль, кухонная прислуга, заглянула в дверь.
— Старая ведьма пришла по вашему приглашению, — пропищала она. — Она курит трубку!
— Тише ты, услышит, — прошептала Хильда. — Попроси ее подождать, пока не позовут.
Тут Ингалиль взвизгнула и отскочила в сторону, а в комнату вошла, опираясь на палку, скрюченная старуха. Живые черные глаза обежали комнату и остановились на мне. Я тоже осмотрел гостью, отметив про себя крючковатый нос, беззубые десны, торчащий подбородок и прядь седых волос, нависшую над щекой.
Трубки я не увидел, но заметил, как она выпустила последнее кольцо дыма из ноздрей.
— Кто здесь нуждается в целительном прикосновении матушки Гудвил? — прошамкала она. — Ну конечно же, это вы, сэр. Вы, проделавший такой странный и долгий путь вместе со странником, которому предстоит еще более долгий путь.
— Я не говорила тебе, что это новый джентльмен, — сказала из угла Ингалиль. Она, осмелев, подошла к старухе и, протянув руку к корзине, спросила:
— А что у тебя там?
Но старуха стукнула ее палкой по пальцам, и служанка, взвизгнув, шмыгнула в свой угол.
— Следи за своими манерами, дорогуша, — почти ласково прошамкала матушка Гудвил.
Она, шаркая, подошла к столу, уселась и поставила свою ношу у ног.
— Так вот, матушка Гудвил, — начала миссис Ганвор, — нашему гостю, вот этому джентльмену, нужно немного помочь в…
— Он хочет отодвинуть завесу прошлого, чтобы яснее прочесть будущее,
— старая карга вроде бы улыбнулась. — О, он хорошо сделал, что позвал старую матушку Гудвил. А теперь…
Она повысила голос:
— Ты нальешь мне рюмочку, чтобы я подкрепила свои силы, а потом вы все удалитесь, кроме милорда, нового джентльмена.
Старуха взглянула на меня взглядом хищной птицы.
— Меня не интересует будущее, — начал было я.
— Неужели, сэр? — старуха закивала, будто бы соглашаясь. — Тогда вы очень странный смертный.
— Но есть некоторые вещи, которые мне нужно вспомнить, — продолжал я, игнорируя слова старухи. — Может быть, под влиянием гипноза я мог бы…
— Так, тогда, значит, вы хотите заглянуть в прошлое. Впрочем, я так и думала, — невозмутимо прокомментировала она.
Миссис Ганвор позвякала посудой у стола, затем подала старухе стакан и вместе с Ингалиль и Хильдой собрала тарелки.
Матушка Гудвил, причмокивая, выпила бренди, замахала своей большой, в коричневых пятнах, рукой:
— А теперь прочь отсюда, мои цыпляточки, — прошамкала она. — Я чувствую, что на меня нисходит дух. Я вижу что-то удивительное. О, что это? Что это? Духи шепчут мне…
— Оставь эти сказки о духах, — воскликнула Хильда, смеясь. — Все, что хочет от тебя мистер Байард…
— Прочь отсюда, девушка, — повысила голос старуха. — Или я пошлю на тебя силу, которая сомкнет твои колени так, что ничто не сможет их разомкнуть. Уйди прочь!
Все ушли. Тогда старуха повернулась ко мне.
— А теперь к делу, сэр. Что вы дадите старухе за горсть утраченных воспоминаний? Что вы забыли — свою любимую, порывы юности, ключ к счастью, казалось, уже достигнутому?
Я усмехнулся:
— Вам хорошо заплатят, матушка Гудвил. Только давайте отбросим все ненужное в сторону. Никакой мистики! И давайте перейдем прямо к делу. У меня есть основания полагать, что я страдаю от насильственной потери памяти, возможно, в результате гипнотического воздействия. И поэтому я хотел бы, чтобы вы ввели меня в состояние гипноза и посмотрели, нельзя ли что-нибудь предпринять, чтобы вернуть мне память.
Старуха наклонилась ко мне:
— В вас есть какая-то странность, сэр, — прошептала она. — Что-то, чего я не могу до конца понять. Как будто ваши глаза устремились к горизонту, который другие люди видеть не в силах.
— Пусть я странный тип, но не настолько, чтобы вы не смогли меня загипнотизировать, надеюсь?
— Вы говорите, что у вас отняли память, да? Кто же мог это сделать? Да и зачем?
— Вот это я и надеюсь узнать с вашей помощью!
Она понимающе кивнула:
— Я слышала о таких вещах, сэр. Бездны мрака, осененные светом кроваво-красной луны…
— Матушка Гудвил, — не выдержав, перебил я старуху, — мы же с вами, по-моему, условились. Как только речь зайдет о бездне, магии, темных силах и так далее, я буду снижать вам плату. Меня интересует только строго научный механизм. О'кей?
— Что, сэр? Вы собираетесь учить Хозяйку Тьмы ее ремеслу?
Это начинало мне уже надоедать.
— Наверное, нам обоим лучше забыть об этом разговоре. — Я полез в карман за монеткой. — Это была моя ошибка.
— Вы хотите сказать, что матушка Гудвил — шарлатанка, да? — голос старухи стал подозрительно ласковым.
Я посмотрел на нее и уловил сверкающий взгляд ее черных и живых глаз.
— Вы думаете, что старуха пришла сюда, чтобы подурачиться с вами, сэр? Вы думаете, что я пришла сюда, чтобы обмануть вас? — ее голос стал затухать. Слова слышались, словно издалека. В комнате вдруг возник какой-то шум, напоминавший шум прибоя в морском гроте. — …десять!
Мои глаза открылись. За мной наблюдала женщина с бледным симпатичным лицом, задумчиво опираясь на локоть и дымя сигаретой.
Ее темные волосы были закручены на затылке в тугой узел. Воротничок белой блузки расстегнулся, открывая сильную изящную шею. На лоб падал темный локон.
Я внимательно осмотрел комнату. Снаружи было уже темно, где-то громко тикали часы.
Женщина улыбнулась, взмахнула рукой с красными ногтями и указала на черный ворох какого-то тряпья, лежавшего рядом со мной на стуле и на палку, прислоненную к нему.
— В этом доме довольно жарко работать, — произнесла женщина низким приятным голосом. — Как вы себя чувствуете?
Я на секунду задумался.
— Прекрасно!
Но тут я заметил клок седых волос, выглядывающий из-под черной одежды. Я поднял ворох грязного тряпья. Под ним лежала резиновая маска и пара перчаток с когтями.
— И зачем весь этот маскарад?
— Это очень помогает в моем… бизнесе!
— Вы меня здорово надули. Как я понимаю, Ганвор и все другие тоже обмануты?
Она кивнула головой:
— Меня никто никогда не видел в настоящем облике, мистер Байард. Никто никогда не заглядывает ко мне, разве что по делу. Здесь живут очень простые люди. По их мнению, морщины и мудрость неотделимы друг от друга — так что я соответствую их представлению о деревенском месмеристе. Иначе бы ко мне никто не обращался. Вы — единственный, кто знает мой секрет.
— Но почему?
Она изучающе посмотрела на меня.
— Вы необычный человек, мистер Байард. Можно сказать, таинственный человек. Вы рассказали мне довольно много странных вещей. Вы говорили о других мирах, о людях, похожих на животных, покрытых шерстью…
— Дзок! — воскликнул я. Мои руки потянулись к голове, словно пытаясь выжать воспоминания из мозга, как зубную пасту из тюбика. — Хегруны и…
— Спокойно, спокойно, мистер Байард, — произнесла женщина. — Ваши воспоминания, если это только воспоминания, а не игра больного воображения, есть, они целы, и их можно вызвать к жизни. А сейчас отдыхайте. Это далось нелегко — и вам, и мне. Поверьте, очень нелегко было снимать пелену с вашего мозга. Тот, кто пытался уничтожить ваши видения и образы чудесного рая и немыслимого ада, несомненно, искусный месмерист. Но теперь ложь изобличена. Я и сама не дилетант, — проговорила она. — Но сегодня мне потребовалось все мое мастерство.
Она поднялась, подошла к зеркалу на стене и грациозным движением поправила прядь волос.
Я смотрел на нее, не видя ничего. Мысли о Барбро, светящейся фигуре в темноте склада, бегство с Дзоком от хегрунов — теснили друг друга, требуя размышлений и оценки.
Матушка Гудвил подняла со стула одежду, набросила ее на плечи, превратившись в старуху. Белые руки натянули на лицо маску. За этим последовали перчатки и парик. И вот уже со сморщенного годами лица на меня смотрели живые черные глаза.
— Отдыхайте, сэр, — прохрипел старческий голос. — Отдыхайте, спите, мечтайте, и пусть эти беспокойные мысли найдут свои привычные места. Я приду к вам завтра: есть еще много такого, что должна узнать матушка Гудвил. Узнать о вселенных, которые, как вы сказали, существуют за пределами этого мира. Спите и просыпайтесь освеженным, сильным, с чувствами обостренными, словно бритва, потому что вам понадобится все ваше мужество, чтобы выдержать то, что ожидает вас в будущем.
Сказав это, она вышла. Я вернулся в свою комнату, сбросил одежду, лег на кровать с пуховой периной и погрузился в тревожный сон.
7
Прошло три дня, прежде чем я достаточно окреп для ответного визита к матушке Гудвил.
Она жила в лачуге под соломенной крышей, скрытой от посторонних глаз зарослями алых роз.
Я проскользнул в ржавую калитку, прошел по дорожке, окаймленной неухоженными рододендронами и постучал в темную дубовую дверь.
Сквозь маленькое окошко был виден угол стола, вазочка с незабудками и толстая книга в кожаном переплете. В воздухе раздавалось жужжание пчел, чувствовался запах цветов и свежесваренного кофе. Достаточно необычный фон для встречи с ведьмой, подумал я.
Дверь открылась. Матушка Гудвил, чисто и опрятно выглядевшая в белой блузке и черной юбке, жестом предложила мне войти..
— Сегодня вы без маскарада, — отметил я.
— Вы, очевидно, чувствуете себя лучше, — заметила она сухо. — Не хотите ли чашечку кофе? Или это не принято в ваших краях?
Я пристально взглянул на нее:
— Вы враждебно настроены по отношению ко мне. Почему?
Она пожала плечами:
— Я просто привыкла доверять своим ощущениям. Правда, иногда они противоречат друг другу.
Я сел на стул и оглядел маленькую, тщательно убранную комнату.
Матушка Гудвил принесла кофе, разлила его в чашки и только потом села напротив меня.
— Ну, мистер Байард, ваша голова сегодня ясна. И поэтому я хотела бы задать вам очень важный вопрос. Ваша память восстановилась?
Я попробовал кофе и кивнул. Кофе в самом деле был хорош, как я, впрочем, и ожидал.
— Нет ли у вас какого-нибудь другого имени, которым я мог бы вас называть? — спросил я хозяйку. — Мне кажется, что имя «матушка Гудвил» больше подходит к морщинам и сединам.
— Можете называть меня Оливией.
У нее были изящные белые руки и на одном из пальцев мерцал красивый зеленый камень. Она прихлебывала кофе и смотрела на меня, словно решая, сказать мне что-то или нет.
— Вы хотели задать мне какой-то вопрос? — подсказал я. — Когда я на него отвечу, может быть, вы мне кое-что объясните?
— О многих чудесах поведали вы мне в своем полусне, — проговорила она.
Я услыхал тихое позвякивание и, поглядев на ее чашку, заметил, что это дрожат ее руки, заставляя звенеть чашку. Она быстро поставила ее на стол, заметив мой взгляд, и убрала руки.
— Я часто думала: существует ли что-то еще, кроме всего этого, — она руками обвела вокруг себя. — В снах я часто видела прекрасные холмы, леса, города, мое сердце стремилось к ним, и я просыпалась с чувством утраты чего-то прекрасного. Мне кажется, в вашем бреде была какая-то надежда — давно забытая вместе с другими надеждами юности. Скажи мне, чужеземец, эти рассказы о других мирах, похожих друг на друга, как две новенькие монеты, но все же имеющие крошечные отличия, эти твои рассказы об экипажах, которые могут перелетать из одного мира в другой — все это было только игрой твоего воображения, да?
— Нет, Оливия, это правда, — покачал я головой. — Я знал, что это трудно сразу осознать. Всем. Мы привыкли думать, что знаем все на свете. Мы склонны не верить в то, что не соответствует нашим представлениям.
— Вы говорили о какой-то беде, Брайан, — она произносила мое имя с легкостью, как будто оно было ей хорошо знакомо. — Думаю, что знание чужих сокровенных мыслей снимает формальности.
Да я и не имел ничего против. Оливия без маскарада была очаровательной женщиной, несмотря на излишне вычурную прическу и тюремную бледность. Ей бы немного солнца и чуточку косметики…
Я заставил себя вернуться к действительности.
Она внимательно выслушала мой рассказ, от странного допроса Рихтгофена и до приговора ксонджилианцев.
Она покачала головой.
— Все это так странно, Брайан. В это невозможно поверить. Все настолько невероятно и фантастически неправдоподобно! Но, тем не менее, я не могу не верить вам.
— Судя по тому немногому, что я узнал об этой линии мира, она весьма отсталая в техническом отношении.
— Ну почему же. Мы очень современные люди, — запротестовала Оливия. — У нас есть паровая энергия, пароходы пересекают Атлантику за девять дней, воздушные шары, телеграф и телефон, современные автомобили на угле, которые начинают вытеснять повозки, запряженные лошадьми.
— Конечно, конечно, Оливия. Поверьте, что я не хотел вас обидеть. Давайте просто считать, что в некоторых отраслях мы вас немного обогнали. Не забывайте, что Империум владеет МК-приводом. В моих краях есть также атомная энергия, реактивные самолеты, радар и простейшие программы исследования космоса. Вы же здесь движетесь немного в другом направлении. Здесь я связан по рукам и ногам. Они выслали меня в континуум, из которого я уже не смогу сбежать.
— Но разве это так плохо? — спросила она. — Здесь перед вами целый мир — и теперь, когда искусственные барьеры сняты с вашего мозга, вы легко вспомните все, вспомните все чудеса, которые оставили в своем мире.
Она говорила, взволнованная перспективой:
— Вы говорили о самолете! Так постройте его! Как прекрасно лететь по небу, словно птица! Ваше прибытие сюда может означать начало нового Века Славы нашей империи!
— Нет, — я покачал головой. — Все, что вы хотели бы иметь здесь — это увлекательно. Ну а что будет с моим миром? Хегруны, возможно, уже начали боевые действия и, может быть, моя жена в это время носит цепи вместо жемчуга! — Я встал, подошел к окну и выглянул наружу. — А в это время я гнию в этом убогом мире!
— Брайан, — тихо произнесла женщина за моей спиной, — вы чувствуете тревогу. И не из-за угрозы вашим любимым друзьям, вас больше беспокоит то, что вы остались в стороне.
Я повернулся к ней.
— Неужели вы не хотите понять, Оливия, что мои друзья, моя жена, все, что мне дорого, сейчас может находиться в руках обезьянолюдей.
— Тот, кто поработал над вашим мозгом, Брайан, стремился стереть все это из вашей памяти, — усмехнулась Оливия. — Правда, мое искусство смогло снять заклятие. Но нет ничего удивительного в том, что это кажется теперь вам старыми воспоминаниями, воспоминаниями тысячелетней давности. Да, я сама дала вам команду, чтобы боль ослабла.
— Будь проклята эта боль утраты! — вскричал я. — Если бы я не был таким дураком, не доверился бы Дзоку!
— Бедный Брайан. Вы еще не знаете, что именно он поработал над вами, когда вы спали, и что именно он внушил вам желание отправиться с ним в Ксонджил. Но, тем не менее, он сделал для вас все, что мог, по крайней мере, так говорят ваши воспоминания.
— Я мог бы украсть у них шаттл, — сказал я. — Я был бы дома и помогал бы отбить атаку этих негодяев!
— Но ведь старейшины из Ксонджила сказали вам, что ваш мир 0-0 больше не существует!
— Они сошли с ума! — я зашагал по комнате. — Слишком многого я не понимаю, Оливия! Я похож на человека, блуждающего во тьме и натыкающегося на предметы, неузнаваемые во мраке. А теперь…
Я поднял руки и вновь бессильно опустил их.
— У вас еще впереди вся жизнь, Брайан. Вы найдете себе место и здесь. Смиритесь, ничего уже нельзя изменить.
Я пожал плечами и снова сел.
— Оливия, я не стал задавать Ганвор и другим вопросы. Я не хотел возбуждать их любопытство. Сведения, которыми меня снабдил Дзок и его парни, не слишком обширны. Наверное, они полагали, что я отправлюсь в библиотеку и там найду ответы на свои вопросы. Но сейчас я просил бы вас рассказать мне хоть немного об этом мире. Для начала просветите меня в отношении вашей истории.
Она весело засмеялась.
— Как это замечательно, Брайан, рассказывать о старом и прозаическом мире, как будто это вымысел мечтателя, а не надоевшая реальность.
Мне удалось кисло улыбнуться:
— Действительность всегда несколько скучновата для того, кто в ней живет.
— С чего же начать? С Древнего Рима? Со Средневековья?
— Первое, что я хотел бы сделать, это установить дату Общей Истории, то есть момент, когда истории наших континентов стали различаться. Вы упомянули слово «империя». Что это за империя? Когда она была основана?
— Ну, как же! Я имею в виду, конечно же, Французскую Империю! — Оливия растерянно заморгала, покачав головой. — А впрочем, никаких «конечно», — сказала она. — Французская Империя была основана императором Наполеоном в 1799 году.
— Понятно, — протянул я. — У нас тоже был свой император Наполеон. Но его империя просуществовала недолго. Его сместили и выслали на Эльбу в 1814 году…
— Да! — воскликнула Оливия. — Но он сбежал оттуда, вернулся во Францию и привел свою армию к славной победе!
Я покачал головой.
— Он был на свободе всего около ста дней, пока британцы не разбили его при Ватерлоо. Он был снова выслан, на этот раз на остров Святой Елены и несколько лет спустя там же умер.
Оливия уставилась на меня.
— Как странно… Как неправильно и как странно. Император Наполеон правил в Париже еще двадцать три года после своей великой победы под Брюсселем и умер в 1837 году в Ницце. На престоле его сменил сын, Луи…
— Герцог Рейхштадский?
— Нет. Герцог умер в юности. А Луи был шестнадцатилетним юношей, сыном Императора и принцессы Дании.
— И его Империя все еще существует? — удивился я.
— После свержения английского тирана Георга было разрешено включить британские острова в состав Империи. После объявления Европы свет просвещения был послан в Африку и Азию. Сейчас эти континенты являются полуавтономными провинциями, управляемыми из Парижа, но имеющими свои собственные палаты депутатов, которые уполномочены решать их внутренние дела. Что касается Новой Франции — или, иначе, Луизианы — эти разговоры о восстании скоро утихнут. Королевская комиссия послана, чтобы разобраться в жалобах местных жителей на вице-короля.
— Ну, что ж, полагаю, что дату Общей Истории мы определили достаточно точно, — сказал я. — Это 1837 год. И похоже, что с той поры в вашем мире не наблюдается особого научно-технического прогресса.
Эти слова повлекли за собой массу вопросов, на которые я долго отвечал. Оливия была умной и образованной женщиной. Она была в восторге от той картины мира без Бонапарта, которую я ей нарисовал.
Когда я закончил, утро уже превратилось в день. Оливия предложила мне пообедать, и я согласился. Пока она готовила, я сидел у окна и разглядывал этот любопытный анахроничный пейзаж из полей, дорог и фермерских домиков.
Царила атмосфера умиротворенности и изобилия, которая превращала мои отдаленные воспоминания об угрозе Империуму в (как говорила Оливия) полузабытую, давно прочитанную историю — подобно книге, лежащей на столе.
Я взял ее в руки и посмотрел на заглавие:
«КОЛДУНЬЯ ИЗ ОЗА»
Автор — Лилиана Ф.Баум
«Забавно», — подумал я.
Оливия, посмотрев на книгу, которую я держал в руках, улыбнулась почти застенчиво:
— Странное чтиво для колдуньи, не так ли? — спросила она.
— Но мои сны и мечты часто похожи на этот вымысел. Как я вам уже говорила, этот мир кажется мне таким маленьким, мне его недостаточно…
— Я не об этом, Оливия! Мы с вами довольно четко установили дату Общей Истории — это произошло в начале девятнадцатого века, верно? Баум не было тогда еще на свете. Она — или, может быть, он, отметил я про себя, — родилась только… в 1855 году. По крайней мере, человек с таким именем родился в моем мире именно в этом году. И вот, здесь тоже есть такой человек.
Я раскрыл толстую книгу в красном кожаном переплете и посмотрел на выходные данные «Жилли и Катон. Нью-Йорк и Париж, 1896 год».
— В вашем мире известна эта книга, Брайан? — спросила Оливия.
— В моем мире писатель по имени Франк Баум написал книгу «Волшебник страны Оз» — пояснил я. — Однако я слышал, что у него были замыслы написать продолжение этой книги и как раз под таким названием.
Я с удовольствием разглядывал обложку с изображенной на ней фигуркой, похожей на Белоснежку.
— В детстве это была моя любимая книга, — сказала Оливия. — И как чудесно было бы прочесть вашего «Волшебника из страны Оз».
— Да. Это единственное, что он написал в нашем мире, — сказал я. — Он умер в 1896 году.
1896! Туман, окутывающий мой мозг в течение долгих дней после моего пробуждения, стал быстро рассеиваться. Рассеиваться ветром неожиданного понимания. Дзок и его приятели переместили меня в линию мира, очень близкой моей собственной!
Они были очень гуманны, но не так умны, как им хотелось бы. Они были не столь добросовестны в своих исследованиях, как следовало бы быть.
Я вспомнил фотодиаграмму, которую мне показали на Совете, и светящуюся точку мира, неизвестную картографам Сети Империума, точку, означавшую четвертый неоткрытый мир, лежащий в пределах Зоны Опустошения. Тогда я решил, что это ошибка, как и то, что на этой фотодиаграмме отсутствовала линия 0-0. Но, значит, ошибки не было! Линия В-Т существовала — мир, дата Общей Истории которого лежала в начале девятнадцатого века! А если есть один человек, известный в двух наших мирах, то почему бы не быть и другому? Или двум другим, Максони и Копини, изобретателям привода МК?!
— О чем вы задумались? — голос Оливии вернул меня с небес на землю.
— Так, ничего. — Я положил книгу на стол. — Думаю, прошло после Общей даты больше пятидесяти лет, все же изменения небольшие, и некоторые люди могли бы недавно родиться.
— Брайан, — начала Оливия, — я не стану просить вас довериться мне, но позвольте помочь вам.
— Помочь мне в чем? — я попытался спросить невозмутимо, но почувствовал, что мне это удается весьма плохо.
— Я чувствую, что у вас возник какой-то план. Но в одиночку вы можете с ним не справиться. Очень многое для вас здесь непонятно. Очень много ловушек поджидает на каждом шагу. Позвольте помочь вам.
— А почему вы должны мне помогать?
Она мгновение помолчала, глядя на меня темными глазами.
— Всю жизнь я ищу ключ к какому-то древнему миру, порогу грез. И я чувствую, что вы, Брайан, как-то связаны с ним. Даже если мне нельзя будет попасть туда, мне будет приятно осознавать, что я помогла кому-то добраться до недостижимого.
— Все эти миры точно такие же, Оливия. Одни лучше, другие — хуже. Везде есть люди, дома и земли, законы и естественная человеческая природа. Нельзя достичь мира грез, просто собрав вещи и переехав, его надо строить там, где ты живешь!
— И все же, я ненавижу невежество, коррупцию, социальный и моральный упадок, ложь и обман тех, кому верят миллионы.
— Это, конечно, очень плохо, но до тех пор, пока мы живем в обществе, соответствующем человеческому разуму, это всегда будет существовать. Но дайте срок, Оливия, мы ведь экспериментируем с культурой только несколько тысяч лет. Еще несколько тысячелетий — и будет совсем другое дело. Поверьте мне!
Она рассмеялась.
— Вы говорите так, словно вечность — это лишь мгновение!
— По сравнению со временем, которое потребовалось, чтобы люди превратились из амеб в обезьяны это и есть мгновение. Но зачем отказываться от многих грез — это та сила, которая движет нас вперед, какова бы ни была наша конечная цель.
— Тогда позвольте мне превратить эту мечту в реальность. Позвольте мне помочь вам, Брайан. История, рассказанная мне: будто вы заболели от переутомления, когда работали чиновником Колониального Управления, и поэтому нуждаетесь в отдыхе, — довольно прозрачная ложь. И еще, Брайан, — она понизила голос, — за вами следят.
— Следят? Кто же, карлик с бородой и в черных очках?
— Это не шутка, Брайан. Вчера вечером я видела человека, прятавшегося у ворот дома миссис Ганвор, а через полчаса человек с шарфом на шее прошел по дороге поблизости.
— Это ничего не доказывает, Оливия.
Она нетерпеливо покачала головой: — Вы собираетесь бежать отсюда, верно? Бежать из этой тюрьмы!
— Тюрьмы? Я свободен, как птица!
— Вы зря теряете время, — Оливия рассмеялась. — Что вы совершили такое, что вас заточили в наш мир, я не знаю, но в борьбе между ними и вами я буду на вашей стороне. Знайте это. А теперь быстро, Брайан! Куда вы собираетесь отправиться? Каким образом вы это осуществите?
