Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Назначение в никуда (Империум - 3)

ModernLib.Net / Ломер Кит / Назначение в никуда (Империум - 3) - Чтение (стр. 4)
Автор: Ломер Кит
Жанр:

 

 


      - Это карта энергий закрытого уровня Распада, - сказал Рузвельт. Здесь вы видите сдвигающиеся линии квантового разграничения по мере того, как они ищут возможности утвердиться при нормальном давлении, оказываемом штормом вероятностей. В каждой мировой линии, присоединяющейся к Распаду, объективная реальность есть течение. Объекты, люди, ландшафты сдвигаются, меняются время от времени, день ото дня. Нет нужды входить в детали, какой пандемониум это производит. Пока мы чувствовали здесь эти эффекты меньше: линия Ноль-Ноль стабильная, прочно укоренившаяся в прошлой истории серией мощных ключевых событий. То же самое верно и для вашей линии Р-И Три. Для Распада поглощение этих линий повлечет уничтожение основ культурного развития человечества столь же мощное, как было открытие огня.
      Он снова щелкнул выключателем, на этот раз выдав вид светящейся туманности, похожей на крупные планы поверхности солнца.
      - Это центр вероятностного шторма, мистер Кэрлон. Мы определили точку его локации в мировой линии, что некогда была местом великой культуры. Именно там можно найти ключ к кризису. Я предлагаю вам, мистер Кэрлон, отправиться туда и найти этот ключ.
      - Это изрядно смахивает, на прыжок в глотку живого вулкана.
      - Данная диаграмма представляет возмущение энергии вероятностей, сказал Рузвельт. - Для наблюдателя на поверхности из самой А-линии шторм напрямую не виден. Ненормальности, невозможности, уродства, смешение законов природы, искажение реальности прямо у вас на глазах - да, но сама буря бушует на уровне энергий, определяемая лишь специализированными инструментами. Человек может пойти туда, мистер Кэрлон; опасности с которыми он встретится, будут неописуемы, но, возможно не непреодолимы.
      - Попав туда, что?
      - Где-то в этой линии существует ключевой объект, артефакт, столь неразрешимо вплетенный в прошлое и будущее этой линии, и квант, который он контролирует, таков, что главные линии вероятностей должны пройти сквозь него тем путем, каким линии магнитных сил текут через полюса. Я предлагаю найти и идентифицировать этот объект, и переместить его на безопасное место.
      - Валяйте дальше, - сказал я. - Разберитесь с остальным.
      - Что еще тут можно сказать, мистер Кэрлон? - Рузвельт вновь подарил мне солнечную улыбку, и в его глазах появился тот опасный блеск, что присущ человеку, любящему опасности. - Я хочу, чтобы вы были со мной. Мне бы хотелось, чтобы вы, то есть силы, которые вы представляете, были на моей стороне.
      - Что заставляет вас думать, что я соглашусь пойти?
      - Я прошу вас пойти - я не могу, не должен пытаться принудить вас. Это было бы хуже, чем просто бесполезно. Но, вспоминая величие вашей линии, я верю, что вы знаете, в чем ваш долг.
      - Это еще и мой долг?
      - Я думаю, да, Кэрлон. - Он поднялся и снова одарил меня улыбкой. Это был человек, которого я должен был либо любить, либо ненавидеть; среднего не дано. - Вам нет необходимости принимать решение прямо сейчас, - мягко сказал он. - Я распорядился о комнате для вас в моих апартаментах. Отдохните ночь, затем мы снова поговорим. - Его взгляд скользнул по моему свитеру и джинсам и остановился на ноже, торчащем из-за пояса. - Я должен попросить вас оставить это... э... оружие у меня, - произнес он. Технически, вы находитесь под так называемым РАД - рутинным арестом для допроса. Нет смысла говорить о причине беседы.
      - Я оставлю его себе, - заявил я непонятно почему. В его распоряжении была целая армия, чтобы отобрать у меня все, что ему захочется.
      Генерал нахмурился и наклонился вперед. Сейчас в его глазах был легкий, контролируемый гнев.
      - Будьте достаточно любезны избежать неприятностей, положив нож на мой стол, - сказал он. Я мотнул головой.
      - Это сентиментальный довесок ко мне, генерал. Я так долго носил его, что буду чувствовать себя голым без него.
      Его глаза поймали взгляд, как электронный прицел, затем он расслабился и улыбнулся.
      - Ладно, оставляйте. А сейчас пойдите и подумайте над тем, что вам сказано. Я надеюсь, к завтрашнему дню вы решите сделать, как я прошу.
      Комната, куда они меня поместили, была маловата для дипломатического приема, но в других отношениях список голосования за нее был бы заполнен одними "да". Когда мой "эскорт" удалился, я сунулся в гардеробную, способную удовлетворить даже бродвейскую звезду, клозет, в котором могли бы спать шестеро и еще осталось бы место для игры в покер всю ночь напролет, ткнул пальцем постель, похожую на олимпийский ковер для борьбы, с кисточками. Это было намного причудливей, чем в моем обычном стиле, но у меня возникла мысль, что выспаться на ней я смогу.
      Я принял душ в ванной, полной золотых кранов и розового мрамора, надел свежую одежду, что была выложена для меня, после чего появился официант с тележкой, загруженной фазанами на просвечивающем китайском фарфоре, вином и чашками бумажной толщины. Пока я все это заглатывал, я думал о том, что узнал от Рузвельта. Поверхностная часть - история о параллельных мирах и катастрофе, нависшей над нами, если он и я что-нибудь не сделают с этим это все равно; так же верно, как и нездорово. Я не понимал этого и никогда бы не понял - но здесь, вокруг меня это было очевидно. Была и другая часть общего представления, что беспокоила меня.
      Однажды, когда время тяжело повисло на моих руках в читальном зале с плоской крышей, я провел некоторое время, изучая теорию игр. Настоящая ситуация, кажется, поддавалась ее анализу в свете того, что я узнал тогда. Рузвельт попробовал три гамбита: первый, когда он освободил меня от поручения; второй, когда попытался получить мое согласие идти с ним на операцию в Распаде вслепую; и третий, когда попытался разделить меня и мой нож. Я противился всем трем ходам больше инстинктивно, чем следуя логике или плану.
      Я подошел к окну и посмотрел вниз на стену и булыжную мостовую улицы. Большие деревья бросали рисунок тени на полосы травы и цветочные клумбы, а широкие тротуары были полны хорошеньких женщин и мужчин в ярких формах с плюмажами из конских хвостов, с пуговицами, сверкавшими под солнцем. За парком находились магазины с ярко освещенными витринами, полные плюша и различных товаров, кафе с открытыми террасами, тентами и столиками, с запахом свежесваренного кофе и свежевыпеченного хлеба. Откуда-то с эстрады можно было слышать звуки оркестра, играющего вальс типа штраусовских, но я никогда не слышал его там, откуда пришел.
      Я гадал, что сейчас делает Байярд и что он сказал бы о подобном развитии событий. Я принял его за влиятельное лицо в основном из-за того, что он выхватил меня из моей лодки как раз перед тем, как я собирался начать долгое плавание. Но если Рузвельт сказал правду, если вся эта штука была подстроена, только чтобы проверить мою реакцию, прежде чем толкнуть меня на ключевую роль в потрясающих миры событиях...
      В этом случае я должен рассказать Рузвельту обо всем, что видел в Шато-Гайяр. Может быть, в этом был некий ключ для того, кто знал, как им воспользоваться. Или злоупотребить им.
      Байярду было известно намного больше о ситуации, чем мне; и он не доверял Ринате или его шефу. Я хотел бы, чтобы полковник прислушался к тону Рузвельта и выдал мне другую сторону истории.
      Что мне сейчас было нужно, так это информация о Рузвельте, о Байярде, о том, что происходит, и просто обо всем; информация о моем месте во всем этом - а также назначение старого куска стали с магической способностью указывать на другие старые стальные куски.
      Я подошел к двери и с облегчением обнаружил, что она открыта, страж в белой с золотом форме стоял навытяжку в дальнем конце прохода. Он направился в мою сторону, но я дал ему отмашку, и он вернулся к своему посту. Я не был под арестом в буквальном смысле слова, но они приглядывали за мной. Я начал закрывать дверь - и услышал пронзительный звук, похожий на ржание недорезанной лошади, из комнаты рядом с моей. Часовой рванул сверкающий хромом автомат из полированной стойки и перешел на бег. Я сделал два прыжка к двери, откуда донесся вопль, дернул ручку, отступил назад и пинком открыл ее. Моему взору предстал белый червяк размерам с пожарный шланг, обернувшийся кольцами, как боа-констриктор, вокруг изломанного человеческого тела.
      Это был старик с багровым лицом и седыми волосами, выпученными глазами и вывалившимся языком. Я держал сломанный меч в руке, не помня, когда вытащил его. Им я прорезал это, как сыр, и отделенный конец начал хлестать все вокруг, расплескивая дурно пахнущую жидкость. Что-то загрохотало над моим ухом, как пушка, и ломоть червя разлетелся. Десятифутовый кусок шлепнулся на пол, автомат прогрохотал еще раз, и тот взлетел в воздух, хлеща все, пока я рубил другую петлю, завивающуюся вокруг конца, как зачарованная змея. Теперь существовали, уже четыре куска этой штуки, а еще больше выливалось из двери ванной. Я услышал щелчок осечки и ругань охранника. Я прорубил себе дорогу к нему, но было слишком поздно. Он был завернут, как мумия, а его голова находилась под таким углом, который означал, что тот закончил службы в своем нынешнем послужном списке.
      Из перехода доносились вопли, звуки бегущих ног и выстрелы. Я прорезал себе путь сквозь комнату в ванную. Жадеитово-зеленый мрамор был полон червя, просачивающегося сквозь канализационные трубы. Я расчистил себе дорогу обратно сквозь шлепающиеся куски прямо в холл. То, что было там, было страшнее червя и казалось массой сырого мяса, громоздящегося вверх по лестничному проходу на полпути по коридору. Двое мужчин стреляли в него, но это, казалось, ничего не значило для него. Я подбежал к нему сверху, отхватил ломоть, и масса резинообразного вещества откатилась, брызнув розовой кровью. Холодная сталь ему не нравилась.
      - Берите ножи и мечи, - завопил я. - Вы теряете время, стреляя из пулевого оружия!
      Пузыристая масса вдоль холла была довольно далеко, чтобы наполовину закрыть дверь. Я ворвался внутрь и мельком увидел женщину, стоящую там, прежде чем эта штука хлынула ключом и блокировала отверстие. Я отсек с полдюжины хороших ломтей, чтобы ампутировать массу в двери, но и здесь опоздал. Все, что я смог увидеть от девушки - это пара ног в домашних туфельках, торчащих из-под твари, как у безалаберного механика из-под скользящего катка.
      Сзади, в холле, я увидел Рузвельта в его жилете и с зубами, обнаженными в подобии ухмылки, отбивающегося от твари двуручным мечом. Увидев меня, он завопил:
      - Кэрлон, ко мне!
      Люди в формах с церемониальными короткими мечами старались как могли, но именно Рузвельт отбивал тварь назад. Оно сгрудилось в форму "кармана", и он углубился в него, в то время как остаток этой штуки взгромоздился по бокам, окружая его. Я ударил слева, отрубив ломоть размером с шотландского пони как раз тогда, когда другая сторона сложилась внутрь, почти поймав его. Рузвельт всадил в это меч, а я прокосил ход сквозь это и остановился спиной к нему. Мне показалось, что он пытается прорезать себе дорогу к двери, которая была закрыта на две трети и начинала прогибаться. Мы очистили ее, при этом обнаружив дюжину людей, работающих мечами на внешнем периметре, которые они стащили откуда-то со стен. Мы были по лодыжки в жидкой розовой крови, которая вытекала из каждого пореза, сделанного нами. Я почувствовал запах дыма, оглянулся и увидел пару пожарников в защитных костюмах, поднимающихся по лестнице с большой паяльной лампой.
      Тварь отплывала от них, чернела и дрожала. В следующую минуту или две все кончилось. Я посмотрел на Рузвельта сквозь дым и вонь, мимо него вдоль по коридору, забрызганному до потолка и вонявшего, как бойня.
      - Прекрасно, - произнес я, обнаруживая, что шатаюсь, будто только что пробежал милю за четыре минуты. - Что это было?
      Рузвельт усмехнулся мне, тяжело дыша, на его лице была кровь. Но что самое невероятное, он выглядел как человек, который собирался пошутить.
      - Резвились час с четвертью, - произнес он. - Поздравляю вас, капитан. Вы действовали со мной на пару, удар к удару. Немногие способны на такое.
      Это было хвастовство, но оно каким-то образом звучало не вызывающе, а очень естественно.
      - Вы не ответили на мой вопрос, генерал! - сказал я. Его глаза скользнули мимо меня, устремившись к бесформенной груде, распростершейся по голубому восточному ковру.
      - По правде говоря, я и сам не знаю, - ответил он. - Это была наихудшая атака изо всех, до сих пор со мной случавшихся.
      Периодичность распада сокращается до девяносто одного часа, и интенсивность возрастает логарифмически. Кажется, это не животное, в нормальном смысле этого слова - просто масса мяса, дико растущая.
      - Что за мясо, - пробурчал я. - При виде его моя кожа покрылась мурашками.
      - Человеческое мясо, мистер Корлэн, - ответил он.
      - Я еще не уверен на счет всего этого, генерал, - кивнул я, - но если это именно то, с чем вы боретесь, то я с вами.
      Он улыбнулся мне, протянул руку и схватил мою ладонь хваткой камнедробилки.
      - С вами за спиной...
      - Рядом с вами, - прервал его я. Он кивнул, продолжая улыбаться.
      - Пусть рядом. Может быть, мы еще сможем господствовать.
      Следующую пару ночей я немного поспал, а когда не был занят ломкой костей с мастером борьбы без оружия по имени Линд, слушал лекции по полевым операциям и дремал с гипномагнитофоном, пристегнутым к моему черепу, который до отказа набивал меня основными датами истории Распада.
      Рядом со мной было еще несколько стажеров. Одной из них была красивая девушка восточного типа из А-линии, где китайцы заселили Америку в девятом веке и встретили римлян, направлявшихся вверх по Миссисипи в тысяча семьсот семьдесят шестом году. Она направлялась в то место, где орда регрессировавших, матриархальных монголов готовилась пронестись по феодальной Европе. Кажется, она подгоняет себя под список особенностей для инкарнации богини Чу-Ки, наподобие небесной Госпожи Драконов. И большой угольно-черный мужчина с пылающим взглядом - возможно, из-за нержавеющего штифта у него в носу - был призван из Зулусской Африканской Империи, чтобы помочь реорганизовать сопротивление "корней травы", культ убийц-самоубийц, чтобы убивать каждого десятого из черных рабов в линии, где греки развили науки дохристианской эпохи и использовали их для захвата известного мира до того, как их постигла стагнация. Я встречал коллегу, который был классическим примером австралийского бушмена, - но по его линии племя возвеличилось на родной земле. У него было трудное время, пока он не научился не морщить свой плоский нос при странных запахах, но он был джентльменом и обращался с нами, как с равными.
      В течение недели я пытался несколько раз увидеть Байярда, но Рузвельт всякий раз отказывал мне, говоря, что полковник болен, что у него началась пневмония, как это бывает часто, когда чуточку понервничаешь, что он в кислородной палате и посетители к нему не допускаются.
      Наконец наступил день, когда генерал спустился вниз и полчаса наблюдал, как Линд пытается поставить меня на уши; но я был удачливее, и вместо этого перебросил его самого.
      - Вы готовы, - сказал Рузвельт. - Мы отправляемся в полночь.
      Вокзал Сети был гигантским, ярко освещенным помещением с полированным белым полом, размеченным оранжевыми линиями, с рядами челноков, стоящих между ними. Там находились маленькие одноместные разведчики и большие на двадцать два пассажира транспортники, какие-то голые, функционального вида коробки, несколько причудливых разработок для Очень Важных Персон, некоторые бронированные, некоторые перестроенные под грузовые фургоны или машины срочной психологической помощи. Стоял спокойный высокого тона звук и постоянный шум и грохот от перемещения воздуха при прибытии и отбытии челноков. Я никогда не видел ничего подобного раньше, но все это было знакомо по сеансам гипномагнитофона.
      Техники, в белых халатах колдовали над машинами, стоя у маленьких пультов, расположенных вдоль ячеек. В дальнем конце помещения я увидел группу людей в костюмах, похожих на испанских конкистадоров, и другую группу в пуританском черном.
      - Защитная окраска, - заметил Рузвельт. - Наши агенты всегда пытаются гармонировать с фоном. В нашем случае маскарад необязателен. Там, куда мы собираемся, насколько я знаю, разумной жизни не осталось.
      Техники приладили на нас костюмы - старомодное летное обмундирование с мягкими водолазными шлемами, проверили нас с минимумом формальностей, и мы, пристегнувшись, закрыли люк. Рузвельт посмотрел на меня сбоку и, подняв большой палец, дал знак:
      - Готов?
      - Это ваше шоу, генерал, - ответил я.
      Он кивнул и перебросил рычаги управления. Возник воющий гул, исчез наружный свет; стены и крыша задрожали и скрылись. Мы торчали в двух футах над свободным участком земли, полным сорняков, и выдували пыль в открытое небо.
      6
      Много мы не говорили, пересекая Распад, сопровождаемые "блип-блип" трассера, настроенного на цель. Я наблюдал, как испепеленный ландшафт плыл мимо, пока Рузвельт управлялся с пятьюдесятью циферблатами сразу и корректировал время от времени отметки по причинам, в которых я не мог разбираться.
      Какое-то время мы неслись над равниной дрожащих скал, где дымок вился из фумарол и вулканического конуса, отбрасывающего на небо красное сияние. Затем появился океан маслянистой, пенистой жидкости, гладь которой нарушалась медленными пенистыми волнами. И снова земля: пепельно-черная, с бледными языками пламени, облизывавшими ее, пока не стало коалесцировать в порах лавы, тускло-красной, пузырящейся и щербатой. Все это время тучи под луной никуда не двигались.
      Лава потемнела, затвердела и обернулась пыльной равниной; появилась зелень, странные приземистые деревья выскочили кучками по два-три. Разрослись лозы, среди некоторых виднелись руины. В поле зрения появился ломоть скалы, покрытый сверху корнями пятидесятифутового одуванчика с колючками вдоль всего стебля.
      - Уже близко, - сказал Рузвельт. - Это шоссе, ведущее в город Фонреврольта.
      Он подправил курс, чтобы поместить нас над старой дорогой, выходящей из кошмарных джунглей между упавшими стенами и ржавыми стальными конструкциями, что служили подставками для жгутов из плоти, что сплелись с бородавчатыми лианами, у которых были листья, как сгнившая канва, изгибающимися над переросшими гроздьями слепых голов грызунов, как связки фруктов. У них не было глаз, но множество зубов, разместившихся в пазухах листьев растений, нянчивших их.
      Лес открылся, поредел. Высокие, цвета охры и ржавчины, здания замаячили по обе стороны, как в храме в джунглях Юкатана. Грибы росли на граните и мраморе, раковой на вид коррозией заросли бронзовые статуи богов и богинь. Лес отступил, выставляя напоказ мощную площадь и гору мраморных обломков, черепицы и стекла за рядом стофутовых колонн, оплетенных лианами.
      Несколько бесцветных пятен скрылись во мраморе; широкий изгиб площади на минуту выровнялся. Фонтан в центре слился в первоначальную форму, не хватало только головы русалки посередине. Затем раздалось резкое "би-биип", и на панели появился янтарный огонек. Мы прибыли в зеницу вероятностного шторма.
      Рузвельт повесил на шею ящик с инструментами и проверил шкалы на нем.
      - Вы и я войдем в историю как первые люди, кто когда-либо ставил ногу в Распад, - сказал он, - а если сделаем что-либо плохо, допустим мельчайшую ошибку - будем и последними. Одна ошибка здесь может заставить кувыркаться весь наш космос.
      - Довольно мило, - ответил я. - Только один вопрос: как мы узнаем, что может быть ошибкой?
      - Следуйте своему инстинкту, мистер Кэрлон, - сказал Рузвельт, одаривая меня улыбкой, которая, казалось, была перегружена каким-то неопределенным значением.
      Открыв дверцу наружу, мы вошли в кошмарную фантазию. Повсюду громоздились высокие здания на фоне неба с разорванными клочьями облаков под желтой луной. Ближайшее здание было из полированного резного розового камня, откуда свисали гигантские лианы, отбрасывающие черные тени. Из здания вниз, к дорожке, окаймленной гигантскими дубами, на которых росли зеленые орхидеи, вели белые мраморные ступеньки. В ветвях, аркой нависающих над мощеной улицей, пели пронзительно окрашенные птицы. И за этим островком сомнительного порядка маячили джунгли, как осаждающая армия.
      - Изумительно, - произнес Рузвельт тихим голосом. - Почти нетронут, Кэрлон, - почти такой же, как и в дни его славы! Это Летний дворец, а там Кафедральный и Академия Искусств... Еще стоят среди кровавой бойни!
      - Трудно поверить, что мы в центре шторма, - сказал я. - Тут спокойно, как на кладбище.
      - Здесь умерла мощная цивилизация - ответил Рузвельт. - Так, где мы стоим, триумфально маршировали армии с королями во главе. По этой улице в экипажах разъезжали прекраснейшие женщины вселенной. Здесь поднялись до своих высочайших вершин искусство и культура, чтобы быть низвергнутыми в абсолютные глубины. Внемлите, Кэрлон, великолепие, навсегда утерянное.
      - Но сейчас я настроен найти то, за чем мы пришли.
      - Совершенно верно, - сказал Рузвельт неожиданно резким тоном, проверил шкалы, прикрепленные к его запястью, и откинул свой шлем. - Воздух в порядке.
      Я попробовал его. Он был горячим, влажным, как в теплице ночью. Стоял ровный фон звуков: шуршание и скрип листьев, потрескивание и трение стеблей, вьющихся на ветру, кудахтанье, стоны, шипение, вой, блеянье голосов животных, как будто мы находились в самом центре величайшего в мире зоопарка, все обитатели которого видели дурные сны. Черепичное покрытие под нашими ногами было расколото и шаталось, но вполне проходимо. Побеги лишайников, толстые, как запястья, змеились через него, и лунный свет блестел на иглах, как poinards, что щетинился среди них.
      - Чтобы защитить челнок, я поставил его на осцилляторную цепь, что будет препятствовать его переходу в фазу идентификации с любой А-линией, заметил Рузвельт. - Когда мы будем готовы отбыть, я смогу вызвать его дистанционным управлением.
      Я наблюдал, как машина замерцала и скрылась из вида с ударом вторгшегося в ее объем воздуха. Как только мы тронулись с места, что-то начало двигаться среди зелени, и тварь вроде волосатой змеи протянулась во всю длину над упавшим древесным суком, зевнув над ним собачьей головой. Сперва я подумал, что у нее нет ног, но потом обнаружил дюжину их со всех сторон, вырастающих из десятифутового тела под случайными углами. Лиана зашипела и напала на нее, пасти щелкнули, и еще десять футов тела хлопнулось в поле зрения с дополнительными головами, кусающими все сразу. Лиана сделала еще несколько витков вокруг червеобразного тела и запищала. Где-то завыла кошка, подлесок затрещал, и Вой перешел в визг.
      - Не пользуйтесь ружьем без крайней необходимости, - предупредил Рузвельт. - Взять здесь жизнь - любую жизнь - значит вмешаться в управление вероятностью. Даже слабейшее изменение может интерферировать сигнал вызова челнока.
      Улицу пересекала арка, наверху почти потерявшаяся под грузом поганок величиной с корыто, хотя резные фигуры и цветы на вершине еще были видны. Рузвельт снова проконсультировался со своими шкалами.
      - Нам следует двигаться к Королевским Архивам, - сказал он. - Это впереди.
      Боковая улица смотрела фасадами на стену листьев, бывшую когда-то парком. На нашей стороне стоял монументальный фасад с фестонами оборвавшихся лиан. В некоторых окнах еще держались стекла, но большая часть их была слепа, как глаза, страдающие зеленой катарактой. Там, где были двери, зиял пролом в экране лиан.
      - Этим входом что-то пользуется, - заметил я. - Что-то размером с риноцероса.
      - Тем не менее, именно туда мы и должны войти, - сказал Рузвельт и протолкнулся сквозь экран вялой, в желтых пятнах листвы размером с гарнизонный флаг.
      Сквозь дорожку мха на полу была протоптана тропинка, где виднелась черепица. Мы шли по ней футов пятьдесят до тупика. - Рузвельт выгрузил фонарь и заиграл им по стене нетронутых лиан.
      - Мы должны прорваться сквозь это.
      Он изменил настройку лазера, луч сгустился до глубокой красноты и прорезал спутанную поросль. Через полминуты был вырезан достаточно большой ход, чтобы пролезть.
      Рузвельт прицепил лазер к поясу и вошел первым. Я последовал за ним и услышал такой рык, будто потревожили бенгальского тигра в его логове. Я быстро протиснулся, схватил свое оружие и увидел низкие стены, черную лужайку, фонтан с водой, залитый лунным светом. Рузвельт стоял спиной к резному Нептуну, глядя на что-то прямо-таки из книги волшебных сказок: длинное кошачье тело, гривастая шея, клюв, как у орла - если у орлов есть клювы двух футов длиной. Ноги от середины вниз покрывала чешуя, и кончались они когтями - большими клешнями на потрескавшемся грунте. Это был грифон, полулев-полуорел, которые сошлись на убийстве.
      Я завопил и выстрелил поверх, чтобы отвлечь тварь. Та встала на дыбы, затанцевала вокруг на задних ногах и, повернувшись ко мне, бросила вниз на меня взгляд с красной головы за клювом. Глаза были размером с походный котелок, три концентрических окружности вокруг желтых радужек. Внешний круг был чешуйчатым - радужного серебра. Более темные чешуйки бежали назад по морде и заканчивались там, где начиналась белая грива. Раздвоенный черный язык мелькал, как змея, меж половинок острого, как нож, клюва. Я заметил все это за пару тех секунд, пока пятился назад и гадал, что же Рузвельт назвал бы крайним случаем.
      - Удержитесь от выстрелов, - крикнул тот. - Он приручен!
      Я начал было спрашивать его, какое у него представление о дикости, когда увидел, что он имел в виду. Вокруг груди твари шла упряжь, почти спрятанная под гривой. Серебряные украшения висели на черной коже, бренча при движении.
      Между тем оно опускалось на все четыре лапы меньше, чем в десяти футах от меня, издало вопль, перешедший в вой, и село на задние лапы.
      Его дрессировка была хорошей; в следующие полусекунды я чуть не был сдут выдохом из его раскрывшейся пасти, что вполне могло бы случиться, поскольку только теперь его хозяин вышел из тени.
      7
      Я довольно пристально смотрел на змеесобаку, и грифон тоже задержал мое внимание; но все это была сущая безделица по сравнению с тем, на что я смотрел сейчас.
      Это была длинноногая девушка с высокой полной грудью, с белой мраморной кожей и с волосами цвета темной меди, окаймлявшими лицо, какие мы видим во сне, улыбающиеся и потерянные навсегда, а мы просыпаемся с болью в душе. Ее одежда представляла собой ветхую обмотку из белого газового материала, свисающего над бедрами, и что-то типа мокрой хлопчатобумажной ткани, колышущейся, когда она двигалась. Девушка подошла прямо к твари, загнавшей меня в угол, и сказала:
      - Посторонись-ка, Вроделикс! Плохо приветствуешь гостей! Тварь опустила голову и завизжала, как переросший щенок. Девушка оттолкнула чудовище в сторону и посмотрела на меня темно-голубыми глазами, блестевшими в лунном свете. Я знал их по своим снам.
      - Вы мужчина? - спросила она. - Или бог? - Тон ее показывал, что оба варианта были равно приемлемы. Я сказал ей, и девушка кивнула.
      - Я рада. Я смертная женщина. - Она смотрела на подошедшего к нам Рузвельта, который отвесил ей придворный поклон и улыбку. - А вы бог? спросила она его.
      - Только человек, дорогая, - ответил он. - Питер Рузвельт, к вашим услугам, а это Ричард Кэрлон.
      Она улыбнулась ему, а я ощутил странное чувство, что каким-то образом упустил что-то резкое и ценное.
      - А я Иронель, Питер, - сказала она.
      - Вы здесь живете одна? - поинтересовался Рузвельт.
      - О нет, со мной Вроделикс. - Она провела рукой по гладкой изогнутой шее кошмарного животного. - У меня есть и другие друзья, а сейчас - двое новых! - Она схватила руку Рузвельта, затем мою и улыбнулась нам, поворачиваясь от одного к другому, и мы ухмыльнулись в ответ.
      - Расскажите мне о других, э, ваших друзьях, Иронель, - попросил Рузвельт мягким отцовским тоном, который он культивировал по отношению к ней.
      - Конечно, Питер! Здесь есть Ронизпель - Скалолаз, Чааз - Подземный житель, Арнк - Колющий - и много других!
      - Все животные?
      Девушка задумалась над этим.
      - Большей частью, - ответила она, - за исключением Чааза, я думаю. Но вы скоро встретите их. О, как они будут рады, что вы пришли. - Она остановилась, как будто что-то вспомнила. - Только я не уверена, что будет доволен Старый Гарф.
      - Как давно вы живете здесь? - хотел знать Рузвельт.
      - Как? Всегда. - Она казалась удивленной глупым вопросам.
      - Где ваши родители?
      - Что такое родители?
      - Люди, которые вырастили вас, учили говорить, одеваться... так мило...
      - Ну... новая мысль, Питер! Должен ли кто-либо учить разговаривать, как я учу Арнуа плести свои сети над Темными Местами. - Она тронула мягкие складки своей одежды. - Что касается моего одеяния - оно сделано для меня Арнком, конечно. - Девушка посмотрела на нейлоновый костюм Рузвельта, дотронулась до моего рукава. - Я должна показать вашу ткацкую работу Арнку; это-то будет для него задачка - сделать такой материал, как ваш. Она засмеялась, обрадованная этой идеей.
      - Разве здесь нет других людей, как вы и мы? - не унимался Рузвельт.
      - Мы тоже не похожи! - засмеялась она. - Вы выше меня, ваши волосы короче, плечи шире и грудь ваша плоская - не как у меня. - Она потрогала свое тело, пробежала пальцами по стройной талии, как будто хотела ощутить различия кончиками пальцев.
      - Мы мужчины, - пояснил Рузвельт с легкой улыбкой, - а вы - женщина. Есть здесь другие люди того или другого пола? Это, казалось, озадачило ее.
      - Нет, никого, - ответила она.
      - Что вы едите? Как храните тепло зимой?
      - Ну, Чааз приносит мне коренья, которые достает глубоко из-под земли, Ронизпель знает, где раньше всего спеет виноград и дыни. И когда падает белизна, я живу за дверьми, а окна заплетает Арнк своим тончайшим плетением, чтобы задерживать холод. Тем временем Вроделикс заскулил, и, пока девушка гладила его, Рузвельт близко подступил ко мне.
      - Можем мы поверить этой бедной туземной девушке, что она живет одна-одинешенька, как сказала? Это возможно?
      - Кажется, это так и есть. По каким-то причинам здесь, на крохотном пятачке земли, Распад оставил просвет. Вы говорили, это "зарница" шторма. В "зените" урагана стоит мертвый штиль.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7