В течение двух часов Лафайет скакал, не останавливаясь, по извилистой лесной дороге, все время поднимавшейся вверх. Ему приходилось объезжать огромные валуны, переправляться через речки, каменистые берега которых поросли мхом, но он не боялся заблудиться, так как на земле отчетливо были видны следы, оставленные колесами кареты и копытами лошадей. Холодный ветер продувал плащ насквозь.
      —Куда я спешу? — бормотал O'Лири, раскачиваясь в седле. — И главное, зачем? С самого начала я повел себя глупее некуда, и прежде всего не настоял, чтобы Фитильзад соединил меня со своим начальством. Правда, не понимал, где нахожусь, и кстати, до сих пор не понимаю. Меланж. Что такое Меланж? Кто о нем слышал? Миазмы… ну и дыра.
      И, конечно, он не имел права впутывать Свайнхильду в свои дела. Бедной девочке и так несладко жилось, а он свалился ей, как снег на голову, и всего за двенадцать часов умудрился разрушить семью. А потом, как последний болван, угодил за решетку и, не успев удрать, набросился на Дафну — то есть леди Андрагорру, — напугав ее до полусмерти. Глупее не придумаешь. Ему следовало догадаться, что она его не знает: на сцене этого сумасшедшего мира все знакомые лица играли другие роли. А затем
      — дурацкая попойка с герцогом..
      —С какой стати я потерял полночи, пытаясь перепить Родольфо, в то время как леди Андрагорра уезжала все дальше и дальше? — простонал он. — И если на то пошло, какое мне дело до леди Андрагорры? Она меня презирает, если верить Руди, и чего доброго, прикажет высечь кнутами в благодарность за все мои мучения. А что делать? Не могу же я допустить, чтобы ее облапошил Лоренцо Долговязый. Или Ланцелот Счастливчик?
      O'Лири приподнялся на стременах. Его руки, пальцы на ногах и мочки ушей онемели от холода. Когда же, наконец, он ее догонит? Следы выглядели не свежее, чем на берегу озера.
      Лафайет пришпорил коня, переходя на галоп, пригнулся к холке, уклоняясь от больно стегающих сосновых ветвей, и за
      первым же поворотом увидел большой темный предмет. Карета красного дерева неподвижно стояла, преграждая путь. Сорванная с петель дверца скрипела, раскачиваясь, от порывов ледяного ветра.
      —Ого! — сказал O'Лири, резко подбирая поводья и чувствуя неожиданную сухость во рту. — Похоже, здесь поработали разбойники.
      Он спрыгнул с лошади, поморщившись от головной боли, подошел к карете и заглянул внутрь. На обитом розовым бархатом сиденье лежал маленький кружевной платок. Лафайет поднял его и принюхался.
      —Лунная Роза, — пробормотал он. — Любимые духи Дафны.
      Никаких следов поблизости не было. И лошади, и отряд сопровождения как сквозь землю провалились; на дороге валялась лишь одинокая шпора.
      —Странно, что нет трупов, — задумчиво произнес Лафайет. — Наверное, солдаты струсили и сдались без борьбы.
      Он совсем было собрался сесть в седло, чтобы продолжить поиски верхом, когда кусты зашевелились.
      —Ни шагу вперед, или я заколю тебя, как цыпленка, предатель! — прогремел за его спиной угрожающий голос.
      Хватаясь за эфес шпаги, Лафайет резко повернулся и увидел разъяренное усатое лицо и обнаженный клинок в нескольких дюймах от своего горла. Он и глазом не успел моргнуть, как его окружили вышедшие из-за кустов солдаты в желтых мундирах.
      —Вернулся полюбоваться на свою работу? — Капитан ткнул шпагой в грудь Лафайета. — Решил прикарманить оставшиеся ценности? Сознавайся, жалкое отродье, где леди Андрагорра?
      —Но я х-хотел задать в-вам тот же вопрос!
      —Говори, или мои ребята разорвут тебя на мелкие кусочки голыми руками!
      —Кто ее охранял: вы или я? — ответил Лафайет, постепенно справляясь с изумлением. — Почему вы удрали и оставили ее одну? Струсили?
      —Ах вот как ты заговорил! А сам наверняка собираешься запросить выкуп за ее возвращение! — Острие шпаги проткнуло плащ, и Лафайет вскрикнул от бели. — Я тебе покажу выкуп, змея подколодная! Говори! Что ты сделал с прекраснейшей из женщин, которую когда— либо сопровождал наш эскадрон!
      —Я — лицо официальное, — тяжело дыша, ответил O'Лири. — Посмотри на перстень.
      —Не снимается, — доложил капрал. — Прикажете отрезать?
      —Ты хочешь нас подкупить? — рявкнул капитан. — Такой безделушкой?
      —Конечно, нет. Перстень принадлежит герцогу Родольфо. Но палец — мой. Будьте любезны, оставьте его в покое.
      —Ну и нервы у этого мошенника, — восхищенно сказал сержант. — Свистнул любимый перстень нашего герцога, да еще хвастается.
      —Я ничего не крал, а перстень получил из собственных рук Родольфо.
      —Зарежем его, да и дело с концом, — предложил все тот же сержант. — Всем известно, что наш герцог и выеденного яйца никому не даст.
      —Неужели мне не удастся вбить в ваши тупые головы, что я направлен сюда с важным поручением. Я…
      —Каким поручением?
      —Догнать леди Андрагорру и привезти ее…
      —Вот ты и проговорился!
      —Да, но я согласился только для виду, — ответил Лафайет, страстно мечтая, чтобы прошла головная боль, мешающая врать убедительно. — На самом деле я собирался отвезти ее в другое место…
      —И задержался на месте преступления, негодяй! — воскликнул капитан. — Прекрасно. Эй, ребята, готовьте веревку. Повесить его, чтоб другим неповадно было!
      —Подождите! — вскричал Лафайет. — Я сдаюсь. Похоже, вас не обманешь. Я… я все скажу.
      —Вот это — другое дело. — Капитан ткнул его шпагой. — Говори!
      —Э-э-э… — протянул Лафайет. — Право, не знаю с чего начать.
      —Начни с того момента, когда Уборнэй отошел в кусты по нужде, — предложил сержант.
      —Хорошо. Когда Уборнэй отошел в кусты по нужде, я-, гм-мм…
      —Ты стукнул его по голове, — заявил сержант.
      —Да. А затем… э-э-э…
      —Затем, когда мы послали двух ребят выяснить, почему его так долго нет, ты и их пристукнул. Верно?
      —Верно…
      —А когда мы бросились на поиски, ты незаметно прокрался к карете и выкрал Ее светлость у Меньшика из— под носа.
      —Кто из нас рассказывает, ты или я? — высокомерно осведомился O'Лири.
      —Говори, где миледи?
      —Понятия не имею. Я был слишком занят тем, что бил Уборнэя по голове и вертелся под носом у Меньшика.
      —А откуда тебе, собственно, известны имена наших ребят? Заранее разнюхал, что к чему?
      —Это не имеет отношения к делу, Кваква, — раздраженно сказал капитан. — Мы теряем время. Эй, ты, сознавайся, где миледи, или я сей момент сверну тебе шею!
      —Она находится— в охотничьей избушке Лорендо Долговязого!
      —Лоренцо Долговязого? А где это?
      —В нескольких милях… никуда не сворачивая.
      —Лжец! — рявкнул капитан. — Дорога ведет к дому тетушки Цианиды, родственницы Ее Светлости.
      —Ты в этом уверен? — тоже рявкнул Лафайет, не желая оставаться в долгу.
      —Конечно, уверен. Миледи сама сказала.
      —Подзаряди аккумулятор, которым пользуешься вместо мозгов, — посоветовал Лафайет. — Во дворце каждая кошка знает, что Лоренцо Долговязый живет в этих краях. Или как его там— Лотарио, Лохинвар…
      —Я не понимаю твоих гнусных намеков, жалкий червь, — решительно заявил капитан. — Не хочешь ли ты сказать, что Ее светлость меня обманула и назначила тайное свидание Лоренцо в глубине Закличарья?
      —Оно не могло быть тайным, пока вокруг болтался эскадрон солдат, — справедливо заметил Лафайет.
      —Ты имеешь в виду— она специально от нас избавилась?
      —Сам подумай, — ответил O'Лири. — Если б я ее похитил, зачем мне было сюда возвращаться?
      —Хватит! Я не желаю больше выслушивать грязных подозрений, рыцарь! — воскликнул капитан. — Солдаты, стройсь! Я повешу негодяя собственными руками!
      —Эй, кэп, подождите минутку, — сказал сержант, дергая командира за рукав. — Прошу прощенья, но он складно все объяснил. Ведь на поиски Лицебела и Фреда нас отправила миледи, верно?
      —Я тоже никогда не слышал, чтобы в этих местах жила ее тетя, — поддакнул капрал.
      —Невозможно, — сказал капитан тоном, в котором отсутствовала былая уверенность. — Миледи никогда не стала бы так бессовестно обманывать своего самого преданного слугу.
      —Кто знает, кэп. Бабы — они все одинаковы.
      —Да как ты смеешь! — Капитан решительным жестом одернул мундир. — Не желаю слушать! Повесить мерзавца, и дело с концом!
      —Не торопитесь, ребята! — взвыл Лафайет. — Я говорю правду! Леди Андрагорра всего в нескольких милях отсюда, и чем стоять и спорить попусту, оседлаем коней и догоним ее!
      —Он наводит нас на ложный след! — презрительно фыркнул капитан. — Несомненно, Ее светлость лежит в кустах, связанная, а разбойник вернулся к карете с целью ее ограбить!
      —Ваш капитан окончательно рехнулся! — крикнул Лафайет. — Он просто струсил, и ищет любой предлог, лишь бы ничего не делать для спасения миледи.
      —Достаточно! Приступить к исполнению приговора!
      —Подождите! — вскричал Лафайет, чувствуя, как петля затягивается на шее. — Неужели мы не можем заключить джентльменское соглашение?
      Внезапно наступила тишина. Сержант посмотрел на капитана, который свирепо нахмурился и в свою очередь уставился на O'Лири.
      —Ты требуешь, чтобы с тобой обошлись, как с джентльменом? На каком основании?
      —Я — сэр Лафайет O'Лири… почетный член Королевского Географического Общества!
      —В этом что-то есть, кэп, — буркнул сержант. — Не имеем мы права вздернуть парня с такими полномочиями.
      —Сержант абсолютно прав, — торопливо подтвердил Лафайет.
      — Я уверен, что линчевав меня, вы бы долго каялись.
      —Все это — напрасная потеря времени, — недовольно произнес капитан. — Но… ладно. Снимите с него веревку.
      —Вот и прекрасно. Я рад, что мы стали друзьями. — Лафайет облегченно вздохиул. — А теперь…
      —За-аряжай!
      —Ч-что вы собираетесь делать? — спросил O'Лири, глядя на солдат, которые отстегнули от пояса огромные пистолеты в фут длиной и принялись сворачивать пыжи.
      —Встань рядом с деревом, сэр рыцарь, — приказал капитан.
      — И поторопись. Мы не можем возиться с тобой всю ночь.
      —В-вы имеете в виду это дерево? — спросил Лафайет, спотыкаясь об извилистые корни. — Но почему? Что?..
      —Готовсь! Целься!
      —Стойте! — крикнул Лафайет ломающимся голосом. — Вы не имеете права!
      —Ты ведь сам потребовал джентльменской смерти? Целься!
      —Но… вы собираетесь стрелять в меня с такого близкого расстояния? Я думал, ребята, вы — снайперы.
      —В июне прошлого года мы заняли первое место на полицейском турнире, — гордо сообщил сержант.
      —В таком случае почему бы мне не встать подальше? — предложил Лафайет. — Вам представится случай показать свое искусство.
      Осторожно пятясь, он отступил на десять футов и уперся спиной в другое дерево.
      —Готовсь! — скомандовал капитан. — Целься!
      —Все еще слишком близко! — крикнул Лафайет и погрозил пальцем. — Вы должны показать все, на что способны.
      Он торопливо отступил еще на четыре ярда.
      —Достаточно! — взревел капитан. — А теперь стой на месте, сэр, и веди себя прилично! — Он поднял шпагу. — Готовсь! Целься!
      И в тот момент, когда с губ капитана должно было сорваться неизбежное «пли», кусты зашуршали и ночную тишину нарушил леденящий душу вой. На мгновение солдаты застыли, как вкопанные.
      —Ночная кошка! — взревел сержант. Не дожидаясь дальнейшего развития событий, Лафайет отпрыгнул в сторону, покатился по земле, нырнул за ствол дерева, поднялся на ноги и помчался по лесу, не обращая внимания на крики, гром выстрелов и свинцовые пули, со свистом рассекающие воздух над его головой.

* * *

      Полная луна ярко светила на бревенчатую хижину, расположенную в центре небольшой поляны, окруженной высокими деревьями. Лафайет лежал под кустом, страдал от похмелья, усталости и множества синяков и царапин. Прошло полчаса с тех пор, как затихли крики солдат, разыскивающих его по всему лесу, и двадцать минут, как он поднялся на невысокий холм и увидел освещенные окна избушки. «Все возвращается на круги своя», — подумал Лафайет, глядя на посветлевшее небо и ледяные кристаллики инея, покрывшие стебли растений и листья.
      —Больше ей негде быть, — пробормотал он, засовывая посиневшие от холода руки под плащ и глядя на освещенное окно.
      — В этой глуши спрятаться можно только в избушке.
      Конечно, тот, кто ее похитил, наверняка зарядил пистолеты на случай появления незваных гостей, но…
      —С другой стороны, оставшись в лесу, я превращусь в сосульку, — громко сказал Лафайет, поднялся на ноги, и, похлопав себя руками по груди, — чем вызвал приступ кашля, — начал осторожно спускаться на поляну. Он обошел избушку несколько раз, держась на довольно большом расстоянии и напряженно вслушиваясь, но тишину не нарушал ни один звук. Занавески на окне не давали возможности заглянуть внутрь, и Лафайет, прокравшись с черного хода мимо поленницы дров и бочки с дождевой водой, прильнул ухом к двери.
      Он услышал слабое похрустывание и какие-те неприятные чавкающие звуки. Монотонный низкий голое бубнил, не умолкая, но слов было не разобрать.
      Лафайет почувствовал, как по спине побежали мурашки. Ему необычайно отчетливо вспомнилась детская сказка о Гансе и Гретель, попавших в домик ведьмы..
      Ерунда. Враки. Никаких ведьм не существует, а в избушке наверняка скрывается мошенник Лоренцо, связавший несчастную леди Андрагорру по рукам и ногам. Бедная перепуганная девочка, надеющаяся вопреки здравому смыслу, что кто-нибудь придет и освободит ее. В конце концов, почему бы не вышибить дверь одним ударом и, используя внезапность нападения, схватить Лоренцо за шиворот…
      Неприятный хрустящий звук на мгновение усилился, потом затих. В наступившей тишине послышалось какое— то хлюпанье и звяканье металла о металл. Затем заскрипело и захрустело одновременно, да так отчетливо, будто в мясорубке мололи кости.
      Он ее пытает, чудовище! Лафайет отступил на несколько шагов, разбежался и изо всех сил ударил плечом. Незапертая дверь распахнулась настежь, и он кубарем покатился по полу, очутившись у противоположной стены чисто прибранной комнаты. В камине горел огонь, отбрасывая квасные отсветы на старушку, отдыхающую в кресле-качалке с кошкой на коленях и голубой фарфоровой миской в руках.
      —О, Лоренцо, ты вернулся? — удивленно спросила она и протянула ему миску. — Хочешь немного воздушной кукурузы?

* * *

      Сидя у камина с миской хрустящих подсоленных зерен на одном колене и чашкой крепкого дымящегося какао на другом, Лафайет пытался привести свои мысли в порядок. Старушка что-то шила толстой иглой, которую извлекла из сундучка под окном, и монотонно бубнила себе под нос. O'Лири попытался разобраться в словах, но у него получилась какая-то бессмыслица, вроде кукушка порхает с цветка на цветок, желая чихнуть в лепесток…
      Он проснулся, больно стукнувшись подбородком о грудь, и поднял голову.
      —Бедный мальчик, ты совсем спишь. Побереги себя, Лоренцо… О, кстати, я забыла сказать: ко мне заходили твои друзья. — Старушка как-то криво улыбнулась одной стороной рта.
      —Друзья? — Лафайет зевнул.
      Сколько усе времени он не спал? Неделю? Пять-три дня… возможно ли, что прошлой ночью ему постелили чистые шелковые простыни на двуспальную кровать и… —…просили ничего не говорить, потому что хотят сделать тебе сюрприз, но я все-таки решила сказать.
      Глаза Лафайета закрывались сами собой. Слова старушки, резкие, многозначительные, с трудом проникали в сознание. Где он раньше мог слышать этот до странности знакомый голос? O'Лири заставил себя сосредоточиться.
      —Сказать… о чем?
      —О том, что твои друзья еще вернутся.
      —Э-э-э… кто?
      —Такие красивые джентльмены в желтых мундирах на прекрасных конях.
      Внезапно Лафайету расхотелось спать.
      —Когда они здесь были?
      —Ты с ними разминулся минут на тридцать, Лоренцо.
      Старческие глаза с поволокой рассеянно смотрели из-под очков. Старческие? Рассеянно? Если присмотреться, взгляд был острым, проницательным. От удивления Лафайет вздрогнул, не понимая, где раньше мог он видеть эти удивительные глаза.
      —Мадам, вы были очень добры ко мне, но боюсь, мне пора идти. И думаю, я должен сказать вам правду: я не Лоренцо.
      —Не Лоренцо? А кто же ты? — Стекла очков блеснули в свете камина.
      —Я пришел к вам, разыскивая человека по имени Лоренцо, а может, его зовут Лотарио или Ланцелот. Когда вы так любезно меня встретили.. я был голоден, продрог до мозга костей, а вы предложили мне пищу, место у камина, и я воспользовался вашей добротой. Спасибо вам большое. Я уже ухожу.
      —Что ты говоришь? И слышать ничего не хочу. В такую ночь недолго и простудиться!
      —Наверное, вы не поняли, — сказал Лафайет, направляясь к двери. — Я вас не знаю. Я пришел, чтобы…
      —Но ведь ты — тот самый очаровательный молодой человек, который снял у меня комнату. Лафайет покачал головой.
      —Вы ошибаетесь. Я был уверен, что найду здесь леди Андрагорру..
      —О, ты друг моей племянницы? Как я рада! Почему ты мне сразу не сказал! Тем более я не могу выпустить тебя на улицу в такой холодный ветер, и не думай. И кстати, где же моя дорогая Анди? Может, я совсем поглупела на старости лет, но мне почему-то казалось, вы должны были прийти вместе.
      —Вы — тетя Даф… леди Андрагорры?
      —Конечно, разве ты не знаешь? И ты не ответил на мой вопрос: где она?
      Лафайет с интересом посмотрел по сторонам. Комната была чистой и опрятной, но казалась какой-то убогой.
      —Насколько я знаю, леди Андрагорра очень богата, — сказал он. —Неужели она ничем не может вам помочь?
      —О, какой глупый мальчик. Я обожаю жить на природе, среди цветов и птичек. Это так романтично.
      —А кто колет дрова?
      —Ах! Конечно, рабочий. Приходит по вторникам. Но ты сказал, леди Андрагорра…
      —Я ничего не говорил. И где она — понятия не имею. Спасибо вам за все, но…
      —Ты никуда не уйдешь, — отчеканила старушка и тут же ласково улыбнулась. — Я и думать об этом не хочу.
      Лафайет поплотнее запахнулся в плащ и подошел к двери.
      —Боюсь, что не смогу больше пользоваться вашим гостеприимством.
      Он услышал легкий шум и, обернувшись, едва успел уклониться от удара ребром ладони по горлу, который попыталась нанести ему подкравшаяся сзади старушка. Правда, ему пришлось подставить согнутую в локте руку, мгновенно повисшую, как плеть; так что сильнейший хук справа, а затем удар костяшками согнутых пальцев в область сердца O'Лири отразить не удалось. Он упал на качалку и чуть не свалился в камин.
      —Обманщик! — вскричала старушка. — Неужели моих обещаний оказалось мало и ты продался длинноносому ублюдку Родольфо? Да еще посмел явиться в мой дом, притворившись, что видишь меня
      первый раз в жизни! Такой наглости даже я не могла себе представить! — Лафайет соскочил с качалки, едва успев увернуться от кулака, нацеленного точно в солнечное сплетение.
      — Где она, сукин ты сын? И зачем только я подобрала тебя в канаве…
      Внезапно старушка умолкла и замерла на месте, сложив ладонь трубочкой и приставив ее к уху. Вдалеке отчетливо слышался дробный стук копыт.
      —Бежим! — Она кинулась к двери, схватила с крюка плащ, завернулась в него с головы до ног и неожиданно сказала звучным тенором: — Ты мне за это ответишь, Лоренцо! Погоди, мой мальчик! Я тебе так отомщу, что ты проклянешь день и час, когда впервые увидел Стеклянное Дерево! — И, распахнув дверь, она выбежала из комнаты.
      Ошеломленный Лафайет машинально вышел следом. Старушка стояла футах в десяти от двери и громко жужжала, торопливо застегивая пуговицы плаща. Не успел O'Лири сделать и двух шагов, как она взлетела и понеслась по направлению к дороге, быстро набирая высоту. Плащ ее развевался по ветру.
      —Эй, — слабым голосом сказал Лафайет и внезапно услышал стук копыт совсем рядом. Быстро вернувшись в избушку, он вышел черным ходом и побежал в лес, стараясь держаться позади дома, который скрывал его от преследователей.

* * *

      Наступило мрачное серое утро. Лафайет, дрожа от холода, сидел под огромным деревом, в стволе которого, при желании, можно было проложить шоссейную дорогу. Голова у него раскалывалась; в желудке, потрескивая, горел костер; глаза, запеченные в тесте, так и норовили выскочить из орбит. Во рту он ощущал привкус маринованного лука, причем тухлого. В ветвях над его головой скорбно чирикала какая-то птица.
      —Это конец, — пробормотал O'Лири. — Ничего не попишешь. Скоро я умру от голода, холода и заворота кишок. Меня тошнит с похмелья. Я не знаю, куда подавались моя лошадь и леди Андрагорра. К тому же у меня начались галлюцинации. Летающие старушки, ха! Наверное, избушка тоже мне приснилась. Я был в стельку пьян. А может, меня расстреляли, и я умер? — Он принялся тщательно себя ощупывать, но ранений не обнаружил. — Вечно я болтаю всякие глупости. У мертвецов не болит голова.
      O'Лири встал, потуже затянул пояс, на котором висела шпага, и, добравшись до небольшого ручейка, журчащего рядом, сделал несколько глотков воды, сполоснул лицо и тщательно вытерся полой плаща.
      —O'кэй, — громко сказал он своему отражению. — Чем стоять да болтать, лучше заняться делом.
      —Прекрасно, — ответило отражение. — Каким?
      —Я могу вернуться, — предложил Лафайет. — До Миазм всего двадцать миль.
      —Но Родольфо не раскроет тебе объятий, — последовал ответ, — если ты явишься к нему с пустыми руками. Возможно, тебе удастся все объяснить… Стонрубу. И кстати, в каком направлении ты собираешься идти?
      —Опять ты сам с собой разговариваешь! — прикрикнул Лафайет на свое отражение и поднял голову, глядя сквозь густую листву на мрачное серое небо без малейшего просвета.
      —Ни о каком возвращении не может быть речи, — мрачно сказал он. — Не могу я бросить леди Андрагорру в беде.
      —Тогда отправляйся на поиски. Только куда ты пойдешь? — O'Лири закрыл глаза, повернулся три раза вокруг оси, остановился и вытянул руку. — Вот сюда.
      —В принципе, — заявил он, делая первый шаг, — разговаривать самому с собой даже полезно. Во-первых, с умным человеком и поговорить приятно, а во-вторых — один ум хорошо, а два — лучше.
      —Ты забыл добавить, что тебе некого будет винить за дурацкий совет.
      —Зато я помню, что так ведут себя шизофреники.
      —Подумаешь! На тебя обрушилось столько несчастий, что шизофрения не в счет.
      Лафайет отправился в путь, прихрамывая то на правую, то на левую ногу: обе лодыжки были слегка растянуты после прыжков, падений и бега прошлой ночью. Постепенно лес начал редеть, а кустарник, наоборот, стал гуще. Вскоре O'Лири очутился на каменистом склоне горы, где росли одинокие кедры. Накрапывал мелкий дождик, и колючие капли били по онемевшему лицу, попадали в глаза и стекали за воротник. Через пятьдесят футов склон горы закончился бездонной пропастью. Лафайет осторожно подошел к ее краю, посмотрел вниз, но не увидел ничего, кроме густого тумана.
      —Замечательно! — воскликнул он. — Лучше не придумаешь! Впрочем, мне так не везет; что этого следовало ожидать. Неудивительно, что старушка улетела на помеле без помела и жужжала как муха.
      —Делать нечего, придется тебе идти по краю, пока не увидишь дороги, тропинки или лестницы, ведущей вниз.
      —Ты забыл об эскалаторе и фуникулере.
      —Верно, сплоховал малость. Итак, — энике, бенике, сика, леса, энике, бенике… это сюда!
      Лафайет пошел направо. Спустя час, в течение которого он спотыкался, падал и один раз чуть не свалился в пропасть, никаких изменений не произошло.
      —Совсем ты расклеился, O'Лири, — тяжело дыша, пробормотал он. — Всего несколько лет назад ты скакал бы здесь как молодой козлик.
      —Но ведь я привык к легкой жизни, так что нечего себя винить.
      —В таком случае, пусть это послужит тебе хорошим уроком.
      Ветер усилился, дождь стал хлестать сильней. Спотыкаясь на каждом шагу, Лафайет продолжал упорно идти вперед. Его руки и ноги окончательно онемели от холода.
      Он молча прошел еще с полмили и остановился передохнуть и провести очередное совещание.
      —Осталось совсем немного, — с фальшивой уверенностью заявил он, растирая посиневшие уши. — Вот увидишь, я обязательно…
      БИИ-бип, БИИ-бип, БИИ-бип. Негромкий звук раздавался совсем рядом.
      Лафайет осторожно огляделся по сторонам, но ничего не увидел.
      —Слушай, ты! Я согласился с тобой разговаривать, но по-человечески, а не азбукой морзе! — Он яростно принялся тереть уши.
      БИИ-бип, БИИ-бип, БИИ-бип. Звук стал резче, отчетливее.
      O'Лири посмотрел на руки. Перстень герцога Родольфо подмигивал ему со среднего пальца. Рубиновый свет то вспыхивал, то гас…
      —Эй! — слабым голосом произнес Лафайет и приложил перстень к уху. Бибиканье усилилось.
      —Оно что-то не делало этого раньше, — подозрительно сказал он, глядя на рубиновые вспышки.
      —А вот сейчас делает, — последовал презрительный ответ. — И наверняка неспроста.
      —Может… может, это какой-нибудь маяк или пеленгатор, как в самолете?
      —Все может быть. Надо проверить. Лафайет осторожно прошел вверх по склону, прислушался…
      Би-БИИП, би-БИИП, би-БИИП.
      —Ага! Значит, я сбился с курса. — O'Лири вернулся на прежнее место и осторожно пошел вперед по самому краю пропасти. Перстень начал издавать ровный гудящий звук.