Гордон Р.ДИКСОН
      ТОЛЬКО ЧЕЛОВЕК!
      1
      Там, за невидимой линией, - планеты и солнца иноразумных. Нам нужно понять их. Никто не сделает это за нас. Никто - только человек.
      Для Калихэна О'Рурка Уэна туман полузабытья успел стать уютно-привычным. Из этого состояния его вырвал толчок, за которым последовало басовитое рокотание и сильная дрожь.
      "Если ума не хватает, рукам отдыха не знать", - подумал он. Юмор, подобно огоньку спички, тут же погас, стоило ему вспомнить, как легко удался полицейским его арест. Фактически Калли сам отдался им в руки. Осознание этого факта угрожало стать психологическим дополнением к той физической пытке, которую ему сейчас приходилось переносить. Но пленнику удалось отогнать тяжелые мысли - он все еще твердо верил в свои силы, сохранял уверенность, что, если ему дадут время, он сумеет выпутаться из любой передряги.
      Сделав над собой усилие, Калли окончательно пришел в себя. Ему удалось определить характер вибрации. Снова заработали двигатели ракеты "пространство-атмосфера", в которой он находился. Челнок готовился к посадке, завершая долгое скольжение от самой верхней, почти орбитальной точки траектории, началом которой был Нью-Йоркский комплекс.
      Сориентировавшись в окружающей обстановке, Калихэн слегка расслабился и снова ощутил, как ноет у него все тело. Хуже всего приходилось рукам от локтя до кисти. Руки, заведенные за спину, были плотно сжаты пружинными смирителями - худшим вариантом старомодных наручников. Впечатление было такое, что руки ему теперь никогда уже не развести. И не удивительно: смирители не снимали уже тридцать шесть часов.
      Применение смирителей допускалось законом - и Всемирная Полиция в полной мере воспользовалась этим правом во время его ареста в космопорту Лонг-Айленд Саунд и последовавших полутора недель допросов. С точки зрения закона они вовсе не подвергали арестованного пыткам.
      Но фактически Калихэн был доведен почти до предела переносимого. Иногда ему вовсе не давали еды, порой еда оказывалась практически несъедобной, замороженной или пережаренной. Его запирали в камеру, где выключатель капризно не желал срабатывать, и мощная панель освещения на потолке горела постоянно. Кран, вделанный в стену, отпускал воду тонкой струйкой и только в случае, если под него подставляли особой формы чашку. Но почему-то из чашки этой вода просачивалась на пол, с той же быстрой, с какой набиралась из крана. Когда Калли пожаловался, ему стали приносить воду - но только по одной унции за раз, в крошечном бумажном стаканчике. Его часами напролет допрашивали или держали в смирителях, а спать давали ровно столько, чтобы он не сошел с ума.
      Тем не менее - Калли это отлично понимал, - если привести все голые факты в виде официального донесения, никто не сумеет доказать, будто ему не предоставили соответствующий условий для отдыха и положенной пищи для питья.
      Допросы касались одной темы: подозрения Всемирной полиции в существовании заговора среди пограничных миров, расположенных на планетах Плеяд, которые при поддержке иноразумной расы молдогов намеревались, якобы захватить власть над тремя Старыми мирами - Землей, Марсом и существенно терраформированной Венерой, совершить здесь государственный переворот. Сама мысль, о том, что несколько разбросанных по пограничным мирам миллионов планетян могут помышлять о завоевании Старых миров, с из восемьюдесятью с лишним миллиардами населениями, с контролем над более чем восемьюдесятью процентами богатств и военных мощностей человечества, сама эта мысль показалась Калихэну поначалу настолько смехотворной, что ему понадобилось некоторое время, чтобы уразуметь: в полиции высказывают ее совершенно серьезно, с ним не шутят.
      Да, как это ни фантастично выглядело, с ним не были намерены шутить. И поскольку Калли ни сном ни духом не ведал о заговори и поэтому ничего о нем сообщить не мог, его мучители, принимая его искренность за отказ сотрудничать, дошли почти до предела в методах давления на упрямого допрашиваемого.
      Возможно - промелькнула сквозь головокружение мысль, - ему следовало быть сдержаннее, не обзывать полицейских бандой параноидных космофобов: ведь к тому времени он уже убедился, что вопросы, которые ему задавали, не были просто предлогом для ареста. Хотя вряд ли его сдержанность в выражениях что-либо существенно изменила бы. В любом случае он оказался бы там, где находился сейчас: полуживой, валялся на каких-то мешках (наверное, с почтой) у задней стенки пассажирского отсека спецчелнока Всемирной Полиции. Он лежал на боку со скованными за спиной руками и лишь краем глаза мог видеть один из иллюминаторов в металлокерамическом борту корабля.
      При посадке на корабль, он был слишком слаб и даже не думал о пункте назначения полета. Теперь же, когда рокот двигателей и тряска заставили его очнуться, он поднял голову и постарался рассмотреть что-нибудь в иллюминатор.
      Челнок быстро снижался к темно-синей поверхности океана, кое-где усыпанной золотистыми веснушками скоплений саргассов. И наличие саргассов, и ослепительный блеск солнца в горячем голубом небе свидетельствовали о том, что место расположено где-то в тропических широтах.
      Посреди молочно-туманного океанического простора глазам Калли вдруг предстала необычная конструкция. Она напоминала плавучий нефтедобывающий комплекс. Но размерами много больше обычного. Челнок быстро спускался к этой конструкции, и Калли, щурясь от света яростного тропического солнца, вскоре понял, что на плавучую вышку она похожа меньше, чем ему показалось вначале.
      Определенное сходство, конечно, имелось. Массивную металлическую платформу с надстройками поддерживали шесть вертикальных цилиндров, которые уходили в воду, в точности как якорные опоры обычной вышки. Но, несмотря на туман боли и усталости постоянно грозивший вновь окутать его целиком, рефлекс борьбы за выживание и уверенность в себе заставляли мозг работать и, сейчас, пусть медленно, но Калли все-таки сообразил: так далеко от берега - а конструкция должна находиться очень далеко от берега - никакие якорные опоры не достигнут дна.
      Спору нет, внешне конструкция казалась очень основательной, словно и в самом деле была прочно заякорена. Но Калли, будучи специалистом по архитектуре и неплохим инженером, постепенно нарисовал в уме вероятную схему ног-цилиндров. В них, очевидно, помещаются подъемники и кое-какое оборудование, и уходят они на глубину не более сотни футов. Там они оканчиваются балластом-балансиром, объем и вес которого соответствуют надводной платформе. Такой балансир, расположенный на необходимой глубине, - глубины в сто футов - будут держать надводную конструкцию не менее надежно, чем заякоренные в дно опоры. И при этом такая система намного удобнее в использовании. Уравновешенный баланс масс воздуха и воды держал верхнюю платформу на высоте футов в пятьдесят-восемьдесят, то есть вне пределов досягаемости самых яростных штормовых валов.
      Вот и все, что успел увидеть и подумать Калли, прежде чем напряжение не исчерпало последние резервы его сил. Он откинулся на мешки с почтой, перед глазами все завертелось, понеслось куда-то в темноту...
      Потом он смутно помнил, как двое в знакомо черных мундирах Всемирной Полиции тащили его через металлическую палубу. Боль заставила его открыть глаза, он мельком увидел, что они находятся на той самой платформе, которую он заметил в иллюминатор. Потом его втащили в помещение с металлическими стенами и запахом машинного масла, швырнули в угол и оставили одного.
      Некоторое время ничего не происходило, но вот свет померк и комнатка начала куда-то проваливаться, как кабина лифта. Спуск продолжался несколько бесконечных секунд, воздух быстро становился густо-теплым. Кабина остановилась, изрядно тряхнув Калли.
      Очевидно, он опять потерял сознание, а придя в себя, обнаружил, что наполовину стоит - наполовину висит в руках некоего субъекта в зеленом мундире.
      Раздался удар металла о металл, и тяжелые металлические двери перед ними раскрылись.
      - Давай, вываливай! - приказал конвоир.
      От толчка Калли, спотыкаясь вывалился из кабины лифта в полумрак, пропитанный тяжелым запахом человеческого пота, и на подгибающихся ногах сделал пол-десятка шагов, прежде, чем свалился на пол.
      Благословляя покой, он лежал на металле палубы, и она казалась ему мягче самого мягкого матраса. Он прижался щекой к прохладному металлу, как к нежной пуховой подушке.
      - Встать! - раздался голос охранника откуда-то сверху и словно издалека.
      Калли сделал вид, что не услышал. Глаза постепенно привыкали к полумраку. Потом он увидел ботинки - такие делали на пограничных планетах. Владелец ботинок остановился на расстоянии фута от носа Калли, металлические чехлы на носках развернулись в сторону, откуда доносился голос охранника. Послышался новый голос, не такой громкий:
      - Мы за ним присмотрим, Бушер.
      - Не возражаю, Джемисон, - ответил охранник. - Чем больше, тем лучше.
      В стороне, где должен был стоять охранник, послышался звук шагов, и третий голос произнес:
      - Погоди-ка, Бушер! - Охранник, судя по звуку, уже направился к выходу. - Ты забыл снять смирители.
      - Правда? Вот досада... - равнодушно произнес охранник. - Никто не велел мне их снимать.
      - Но их нужно снять сейчас же. Смотри, как ленты в мышцы врезались. Смирители на нем уже не один час.
      Ботинки охранника - тяжелые, грозные, вновь оказались рядом.
      - Знаешь, Джемисон, если хочешь за ним присматривать, - пожалуйста, твое дело. Но мне снимать пружины не велели. И приказы я не от себя получаю. Пока приказа не получу:
      Охраннике вдруг странно крякнул, слегка взвизгнул и замолчал.
      Несмотря на боль и головокружение, Калли не мог внутренне не усмехнуться. Во время последовавшей довольно долгой паузы вторая пара пограничных башмаков подтянулась поближе к первой. Калли с удивлением взирал на их размеры - едва ли они принадлежали человеку старше двенадцати лет.
      - Не старайся меня запугать, Доук!
      Храбрость охранника была показной - его выдавал тон голоса.
      - Сними... - Голос был странный, какой-то невыразительный, но подразумевающий громадную силу и твердость. По тембру он вполне мог принадлежать подростку, но почему-то сразу стало ясно, что говорит взрослый. - Сними их.
      Недолгая тишина.
      - Ему больно, - продолжал Доук. - Я очень не люблю, Бушер, - ты ведь знаешь - очень не люблю, когда ты делаешь людям больно.
      Калли почувствовал, как пальцы охранника поспешно занялись замком пружинного смирителя. Гнусаво зазвенев, замок раскрылся, и упругие металлические кольца ослабили свою мертвую хватку.
      Он попробовал поднести руки к лицу - и горячая вспышка боли пронзила плечи, спину, все тело, словно его полоснули из сварочной горелки. Калли страшно закричал - или ему только показалось, что он кричит? Потому что темнота, на этот раз полная, вновь охватила его со всех сторон.
      2
      Впоследствии он не мог припомнить точно момента, когда снова начал воспринимать окружающее. А до этого момента... до этого он был погружен в полубредовое состояние. Перед ним проплывали лица, приближаясь и удаляясь.
      Сначала лицо Алии Брайт, когда она была еще худеньким подростком, больше похожим на мальчика, повсюду таскалась за ним среди заросших высокой травой холмов и полей в окрестностях города Калестин. Потом снова Алия, уже взрослая: такой он ее видел два месяца назад, когда она прилетела в зону пограничных миров, чтобы уговорить его вернуться на Землю.
      Былые распри между Старыми мирами и Пограничьем были уже четыре года как улажены. Теперь Калли может закончить образование - получить наконец диплом архитектора под руководством Альберта Моннса в Мичигане, где он начинал учиться.
      Алия стала красавицей и она была так нежна, убеждая его, что нужно вернуться. Но по пути на Землю - на борту корабля - она странным образом переменилась: снова ударилась в политические баталии, связанные с конфликтом между Старыми мирами и Пограничьем - конфликтом, по ее же словам, давно улаженном. И наконец - лицо Алии, каким он видел его после посадки. Они стояли в салоне корабля, который подплывал к посадочному комплексу космопорта на Лонг-Айленд.
      "Калли, это бесполезно - ты не изменился. Ты такой же бунтарь, каким был всегда. Лучше нам, наверное, не видеться... некоторое время..." Несколько секунд спустя она добавила: "Нет, Калли, я звонить не буду. Подожду, пока ты мне позвонишь..."
      Алия ушла, отразившись в огромном настенном зеркале салона и смешавшись с толпой спешащих к выходу пассажиров. В том же зеркале он видел собственное отражение - русые волосы, лицо с четко очерченными скулами, носом и подбородком. Он смотрел ей вслед. Потом, через несколько минут, когда Калли тоже направился к выходу на пассажирский трап, перед ним возникло лицо лейтенанта Всемирной Полиции - молодое, с аккуратными усиками. Лейтенант, фланги которого прикрывали двое низших чинов в черном - один из них оказался капралом, - внимательно рассматривал документы Калли, прищурившись из-под козырька форменной фуражки. Голос лейтенанта...
      - Калихэн Уэн? Не тот ли самый знаменитый космический угонщик, который похитил больше наших кораблей, чем любой пограничник за все время Восстания?
      - Бывший угонщик. Вот документ о моем помиловании - подписан одним из советников Трехпланетья, Амосом Брайтом. Что вы имеете в виду?
      И вдруг он понял, обернулся, начал искать взглядом Алию, но она уже растворилась в потоке пассажиров, текущем к зданию вокзала. Он посмотрел на лейтенанта.
      - Если вы меня арестовываете, то по обвинению в чем?
      - Обвинению? Что вы, сэр, никаких обвинений. Просто несколько формальных вопросов... - Лицо у лейтенанта было такое вежливое, такое честное! - Если бы вы смогли пройти с нами... это займет всего несколько формальных вопросов... - Лицо у лейтенанта было такое вежливое, такое честное! - Если бы вы смогли пройти с нами... это займет всего несколько минут...
      Как только его провели в комнату полицейской секции вокзала, кулак капрала, словно молотом, врезали Калли по зубам. Лицо капрала... злобное, жирное... коротко подстриженные жесткие черные волосы... Второй полицейский скрутил руки Калли за спиной. Капрал снова замахнулся...
      - Гляди-ка! Кусаться хочет! А ну, держи его покрепче...
      - Достаточно, капрал!" - приказал лейтенант, поднявшись из-за своего аккуратного полицейского служебного стола. Он медленно и отчетливо выговаривал слова, повернувшись к микрофону служебного рекордера на стене. - этот человек оказал вам сопротивление при доставке в кабинет, я увидел его угрожающий жест. Ваш удар был вынужденной мерой самообороны. Но прошу вас, больше никакого насилия. Вы двое, наденьте ему смирители.
      Холодный металл пружинистых лент смирителя коснулся кожи Калли, обхватил руки, от кистей до локтей... Лейтенант, совершенно спокойный, уже сидел на прежнем месте за столом...
      - Назовите ваши имя, пожалуйста.
      - У вас с памятью плохо? Вы ведь знаете мое имя!
      - Имя, пожалуйста...
      А потом закрутился водоворот - полторы недели кошмаров.
      Кошмарные видения постепенно растворились в темноте - силы оставили Калли, и он погрузился в сон без сновидений.
      Ясность сознания возвращалась медленно, как будто он всплывал из мрачных к поверхности и солнечному свету. Но когда она вернулась, он был, наконец, свободен от боли, и обрел относительный душевный покой.
      В конце концов, ему удалось разложить факты по полочкам в соответствующем порядке. Алия хитростью заманила его на Землю, чтобы власти Старых миров, в нынешнее время страдавшие явной манией преследования, получили возможность посадить его за решетку. Ведь во время Пограничного Восстания не было ощутимой занозы в из пятке, чем Калли. Правда, теоретически Восстание утихомирилось шесть лет назад, после заключения Билля о Согласии.
      Теперь он понимал, что нельзя во всем винить одну Алию. Просто она по-прежнему оставалась дочерью Амоса Брайта - в прошлом губернатора Калестина и опекуна Калли, а ныне старшего члена Трехпланетного Совета, правящего Землей, Марсом и Венерой. Алия была преданной дочерью, и отец мог оказать на нее давление, вынудить на поступок, который он считал необходимым.
      То есть, Алия не стала его, Калли, врагом. Ей лишь пришлось уступить доводам отца, и дело это поправимое. Главное - ему нужно увидеться с ней, объяснить, что ее ввели в заблуждение. Придя к этому выводу, Калли почувствовал, как внутри загорается былой огонь: судьба вновь бросала ему вызов, и он встретил этот вызов, будто доброго старого друга. Энергия сопротивления никогда не покидала его. Чем больше его старались принизить, тем выше подбрасывал его толчок отдачи. Он чувствовал, что его старое "я" начинает рождаться.
      Корень зла заключается не в Алии, с ее простой душой воспитанницы Пограничных миров, а в болезненном страхе, который жители Трехпланетья во всяком случае, большинство из них - испытывали перед Пограничьем и инопланетной цивилизацией молдогов. Алия слишком честна и не станет этого отрицать. А он ей докажет! Даже если понадобиться перевернуть. Старые миры, Пограничье и планеты молдогов с ног на голову! Он мысленно ухмыльнулся, представив себе результат подобной операции.
      Именно так, - сказал он про себя, наполовину в шутку, наполовину всерьез. - Полумеры меня не устраивают.
      И эта мысль окончательно привела его в себя.
      Он открыл глаза. Смутно вспомнилось, что он здесь находится уже некоторое время, периодически то просыпаясь, пусть не полностью проваливаясь в сон, забытье.
      Тесная камера, просто конура с наклонным потолком, - очевидно, наверху была какая-то лестница: он припомнил стук каблуков по металлу шаги людей, снующих вверх и вниз, в тусклом свете Калли увидел, что на полу валяются три матраса из пенорезины, занимая почти всю площадь пола.
      На одном из матрасов лежал он сам. Он располагался у стены противоположной от входа. Матрас у открытой двери был пуст. На матрасе, лежавшем посередине, скрестив ноги, словно у костра. - Калли сам бывало любил так сидеть, когда отправлялся на охоту в окрестностях Калестина, расположился худощавый, приятного вида пограничник. Сначала Калли казалось, что они одного возраста, пока он вдруг не заметил, к собственному изумлению, что волосы у того совсем седые.
      - Легче стало? - спросил его седой.
      Голос звучал негромко, воспитанного человека, и принадлежал владельцу первой пары охотничьих ботинок, которые видел Калли, лежа на полу, когда его вытолкнули из лифта.
      - Легче, - ответил Калли, пораженный слабостью своего хриплого голоса: здорово они его отделали, все-таки!
      Седоволосый крикнул.
      - Тебе нужно было просто отдохнуть, - сказал он. - И едва - мы старались тебя подкормить по мере возможности. Но главное - покой. Покой излечивает почти любую хворь, если она вообще поддается излечению, и без всяких лекарств.
      Это был голос учителя - приятный баритон, правильный выбор слов и очень красивое старопланетное произношение. Но принадлежал голос человеку в потрепанном костюме пограничного охотника, и поза его говорила о том, что человек этот не раз и не два сиживал у костров в лесной чащобе.
      Меня зовут Вил Джемисон, - представился седоволосый. - Моего товарища - Доук Тауншенд. Может, просыпаясь, ты его заметил.
      В самом деле, теперь Калли припомнился некто очень небольшого роста, не более пяти футов, и не старше пятнадцати лет на вид. Впрочем, возможно, его миниатюрность создавала обманчивое впечатление. Доук, как припоминалось Калли, тоже сиживал, скрестив ноги, и смотрел на него, как сейчас Джемисон.
      - Я... - начал было Калли, но осторожность заставила его прикусить язык.
      Кто знает, стоит ли спешить выдавать свое имя? Но Вил Джемисон сам закончил недоговоренную им фразу:
      - Калли Уэн, само собой разумеется. Я тебя знаю. Даже один раз видел, ты был тогда еще мальчиком и жил в доме Амоса Брайта, когда тот служил губернатором Калестина.
      - Вот как? Ты на Калестине бывал, значит? - хрипло спросил Калли.
      - И на Калестине бывал, и на всех мирах Пограничья. Я был антропологом в составе первого поселения на Казимире-3 сорок лет назад.
      Калли с новым интересом пристально посмотрел на собеседника. Если этот человек говорил правду, ему не меньше шестидесяти пяти. Но если не считать седых волос, выглядел он на тридцать: лицо гладкое, почти без морщин, тело ловкое и гибкое. А может, он просто несколько безумен? В тюрьме сойти с ума нетрудно.
      - Как это я раньше о тебе не слышал? - с сомнением пробормотал Калли.
      - Ты был среди первых...
      - За прошедшие годы я мало бывал на пограничных планетах, - с усталой улыбкой ответил Вил, словно подобные вопросы ему приходилось слышать слишком даже часто.
      - Вот как? А где же? Дома, в Старых мирах?
      - Нет.
      Калли с любопытством смотрел на седого.
      - Поправь, если ошибаюсь... но вроде больше негде найти поселения людей - кроме пограничных планет и Старых миров.
      - А я и не жил среди людей, - поведал Вал. - Почти все сорок лет я провел среди иноразумных, глубоко в зоне молдогов.
      Калли молчал наблюдал за собеседником. Наверное, он правильно поставил диагноз. Седоволосый явно не в своем уме. То, что он утверждает, практически невозможно. Связей с молдогами у людей не было. А десяток лет назад молдоги вообще заблокировали границу. Только год назад они прислали послов сюда, в Трехпланетье. Они требовали отдать им освоенные людьми планеты пограничья, поскольку Плеяды, как утверждали молдоги, принадлежали им задолго до того, как пришли люди.
      3
      Но откровенное недоверие во взгляде Калли нисколько не поколебало спокойствия Вила Джемисона. Он пребывал в полной безмятежности, чем еще больше распалил любопытство Калли. А что если его сокамерник не сумасшедший, в конце концов? Еще мальчиком на Калестине, куда Калли прилетел со своими родителями-эмигрантами, он слышал легенды о людях, которые контактировали с молдогами. Имелись даже документальные подтверждения таких фактов.
      Теперь Калли припомнил, что в ранние годы освоения Плеяд молдоги воспринимали человечество не как угрозу, а как забавный феномен природы. Рассказывали, что некоторым людям удавалось даже подружиться с молдогами, с этими кожистыми ходячими скелетинами, создавшими высокую цивилизацию и державшими в своей власти все звездные скопления дальше Плеяд. Таким смельчакам, как утверждалось, удавалось даже попутешествовать на кораблях молдогов по населенным планетам их звездных систем, которые вселенная спрятала от землян расстоянием и скоплениями космической пыли.
      В то время молдоги, чья психология сильно отличалась от человеческой, гораздо спокойнее воспринимали людей, чем люди - молдогов. Судя по всему, ни страха, ни особого изумления молдоги не испытали, повстречав еще одну разумную расу, успевшую выйти в глубокий космос. Они не проявляли особого интереса к планетам Плеяд, не считая редких разведывательных экспедиций, и не выказывали недовольства, когда люди начали заселять тамошние планеты.
      Но это было лишь вначале. Некоторое время спустя, еще на раннем этапе освоения человечеством Плеяд, в сознании молдогов сработал таинственный эмоциональный переключатель. Разведчики иноразумных перестали наведываться в Плеяды, а корабли людей строго предупреждались, если проникали за скопление, в глубь звездной территории молдогов. Подобно японцам, в семнадцатом веке вдруг закрывших свои границы для европейцев, молдоги преградили доступ людям в свои пределы. Тогда ходили слухи о людях, которые успели проникнуть на территорию иноразумных еще до неблагоприятных перемен и теперь возвращались целыми и невредимыми.
      Со временем о подобных случаях забыли. Ведь молдоги совершенно неожиданно предъявили абсолютно необоснованные претензии на район Плеяд. Сейчас, насколько было известно Калли, их послы пребывали на Земле: обсуждали проблему с членами Трехпланетного Совета. Спокойно, но не неотступно требовали они одного: люди должны покинуть уже освоенные ими планеты Пограничья. Тем временем внутри самого Совета кипели дебаты и борьба фракций. Члены Совета не в состоянии были признать, что уже не командует населением Пограничья, не в состоянии приказать им вернуться домой; точно так же не в силах были они осознать, что молдоги готовы начать войну с человечеством, если последнее откажется незамедлительно эвакуировать свое население с планеты Плеяд.
      Дополнительную окраску выступления членов Совета придавала космофобия, - но понятиям Пограничья, боязнь не столько космоса вообще, сколько неведомого, что таится за границами Солнечной системы. Этой фобии подвержены почти все, кто жил в Трехпланетье. В кривом зеркале страха пограничники казались им варварами, а иноразумные существа - чудовищами. Но ни один из лидеров Старых миров не признался бы в этом. Даже Алия, сама не подверженная космофобии, отказывалась видеть болезнь. Собственно, этот вопрос и стал яблоком раздора между Алией и Калли во время перелета с Калестина на Землю. Но уже сам арест Калли и существование этой плавучей тюрьмы доказывали, что болезнь существует.
      Ход мыслей Калли неожиданно приобрел новое, очень интересное направление. Но не успел он сосредоточиться на новой идее, как в их берлогу влетело некое существо - бесшумное, как мотылек, оно словно сложилось, опустилось на матрас и, скрестив ноги, уставилось на Калли. Калли взглянул на него с заметным любопытством. Это был коротышка, - тот которого Вил назвал Доуком Тауншендом.
      - Ему лучше? - послышался бесстрастный голос, который хорошо запомнился Калли: слишком спокойный тенор, превращающий любой вопрос почти в утверждение.
      Вил кивнул.
      - Спасибо, парни, - сказал вдруг Калли, вспомнив сцену возле лифта. Спасибо вам.
      Доук вообще не ответил и продолжал равнодушно смотреть на Калли. Его можно было бы назвать весьма симпатичным пареньком, если бы лицо у него не было так похоже на маску. Странное было это лицо - Калли задумался, не встречал ли он этого субъекта раньше. Вил ответил за обоих:
      - Мы стараемся подхватывать тех, кто попадает сюда в плохой форме. Охранники бояться Доука. Поэтому мы сразу можем чем-то помочь, например, заставить их снять смирители. Тебе повезло - ты мог остаться на всю жизнь калекой. Подумать только: этими варварскими устройствами заменили смирительные рубашки! Считается, что рубашки менее гуманны!
      - Значит, вы принимаете к себе калек? - спросил Калли, переведя взгляд на Джемисона.
      - Да, если получается. Но твой случай особый. - Джемисон чуть прищурил глаза. Ты Калихэн О'Рурк Уэн, знаменитый космический угонщик. Во время Восстания в одиночку увел больше десятка кораблей Трехпланетья. Ты для нас представляешь особый интерес.
      - Какой именно? - Калли был озадачен.
      - Пока не стоит об этом. Сначала поешь и отдохни немного. Через день-два наберешься сил, тогда мы сможем серьезно поговорить. Поискав в головах своего матраса, он выудил пластиковую банку, щелкнул крышкой, передал банку Калли, и тот почувствовал аромат горячего супа с говядиной.
      - Откуда у вас такая еда? - удивился Калли, стараясь занять более подходящую для принятия пищи позицию.
      - Нам ее выдают, - тихо ответил Вил. - Когда сам сможешь подойти к окошку раздачи, получишь свою пайку. Мы с тобой сейчас делимся.
      Передав дымящуюся банку супа Калли, он присовокупил к ней пластиковую ложку, которая специально крепилась к каждой банке. - Попытайся впихнуть в себя сколько можешь, а потом спи.
      Калли не стал возражать. Совет был очень кстати. Он почувствовал голод, к тому же, он узнал столько нового, что следовало эти сведения как следует обдумать.
      Следующие несколько дней Калли набирался сил. Он лежал на своем матрасе из пенорезины и смотрел в металлический потолок, который в самом деле оказался нижней частью перехода между уровнями. Всего уровней было пять, как объяснил ему Вил. Все они были битком набиты задержанными, преимущественно из Пограничных миров, и занимали весь объем грушевидной подводной секции. Сама плавучая тюрьма была известна как Станция по задержанию иммигрантов номер один, для краткости - просто "номер первый".
      По мере того, как к нему возвращались силы, Калли изучал своих странных опекунов. Один из них, за исключением редких моментов, всегда находился рядом с Калли. Доук оказался не слишком разговорчивым товарищем - но не потому, что не желал поддерживать беседу, а потому, что сказать ему, собственно, было нечего. В обществе Калли он либо спал - зачастую сидя, скрестив ноги и прислонившись спиной к стене, - или точил самодельный ножик. Такие ножи делали сами заключенные - лезвие из полоски металла, заостренной, как игла и наточенной до остроты бритвы, рукоятка из тряпок, смоченных для твердости спиртовым лаком. Кроме того, как заметил Калли, Доук любил сидеть и рассматривать содержимое медальона, который свисал на цепочке с его шеи. Он всегда проявлял большую осторожность, чтобы Калли не разглядел, что он там прячет. Очевидно, спрятано там было нечто очень интересное: Доук часы напролет просиживал, поглощенный созерцанием.
      На пятый день, когда Калли почувствовал, что уже полностью оправился, он выбрал момент, когда Вил остался с ним наедине и напрямую поинтересовался странным характером Доука.
      Вил пожал плечами.
      - Конечно, он немного с приветом, - признал он.
      - Так я и думал, - заметил Калли. - Поэтому охранники его и побаиваются?
      - Охрана его боится, потому что Доук не боится охраны, - серьезно объяснил Вил. Даже они понимают: чтобы они не делали, запугать его они не смогут. Если они переступят границу - Доук уже ни перед чем не остановится, не станет рассчитывать последствия. Поэтому они с ним и нянчатся. Конечно, рано или поздно...
      Вил вдруг замолчал.
      - Рано или поздно - что? - заинтересовался Калли.
      - Наверное... - Вил замялся. - Пару дней назад ты спросил, зачем мы тебя взяли к нам. Я сказал, что есть причина, о которой мы поговорим позднее.
      Он сделал паузу, словно ожидая реакции Калли.
      - Продолжай, - предложил Калли. - Какая причина?
      - Понимаешь, это место - особое учреждение.
      - Тюрьма, понимаю, - кивнул Калли.
      - По сути, да. Но официально - это лишь пункт задержания при службе иммиграции. Среди арестованных действительно есть несколько человек, незаконно прилетевших на Землю с Марса, Венеры или пояса астероидов. Но на самом деле - это лагерь для интернированных, для жителей Пограничья - в течение последних трех лет полиция отправила сюда всякого пограничника, которого им удавалось арестовать под любым предлогом. Калли снова кивнул.