Гордон Р.ДИКСОН
      ТОЛЬКО ЧЕЛОВЕК!
      1
      Там, за невидимой линией, - планеты и солнца иноразумных. Нам нужно понять их. Никто не сделает это за нас. Никто - только человек.
      Для Калихэна О'Рурка Уэна туман полузабытья успел стать уютно-привычным. Из этого состояния его вырвал толчок, за которым последовало басовитое рокотание и сильная дрожь.
      "Если ума не хватает, рукам отдыха не знать", - подумал он. Юмор, подобно огоньку спички, тут же погас, стоило ему вспомнить, как легко удался полицейским его арест. Фактически Калли сам отдался им в руки. Осознание этого факта угрожало стать психологическим дополнением к той физической пытке, которую ему сейчас приходилось переносить. Но пленнику удалось отогнать тяжелые мысли - он все еще твердо верил в свои силы, сохранял уверенность, что, если ему дадут время, он сумеет выпутаться из любой передряги.
      Сделав над собой усилие, Калли окончательно пришел в себя. Ему удалось определить характер вибрации. Снова заработали двигатели ракеты "пространство-атмосфера", в которой он находился. Челнок готовился к посадке, завершая долгое скольжение от самой верхней, почти орбитальной точки траектории, началом которой был Нью-Йоркский комплекс.
      Сориентировавшись в окружающей обстановке, Калихэн слегка расслабился и снова ощутил, как ноет у него все тело. Хуже всего приходилось рукам от локтя до кисти. Руки, заведенные за спину, были плотно сжаты пружинными смирителями - худшим вариантом старомодных наручников. Впечатление было такое, что руки ему теперь никогда уже не развести. И не удивительно: смирители не снимали уже тридцать шесть часов.
      Применение смирителей допускалось законом - и Всемирная Полиция в полной мере воспользовалась этим правом во время его ареста в космопорту Лонг-Айленд Саунд и последовавших полутора недель допросов. С точки зрения закона они вовсе не подвергали арестованного пыткам.
      Но фактически Калихэн был доведен почти до предела переносимого. Иногда ему вовсе не давали еды, порой еда оказывалась практически несъедобной, замороженной или пережаренной. Его запирали в камеру, где выключатель капризно не желал срабатывать, и мощная панель освещения на потолке горела постоянно. Кран, вделанный в стену, отпускал воду тонкой струйкой и только в случае, если под него подставляли особой формы чашку. Но почему-то из чашки этой вода просачивалась на пол, с той же быстрой, с какой набиралась из крана. Когда Калли пожаловался, ему стали приносить воду - но только по одной унции за раз, в крошечном бумажном стаканчике. Его часами напролет допрашивали или держали в смирителях, а спать давали ровно столько, чтобы он не сошел с ума.
      Тем не менее - Калли это отлично понимал, - если привести все голые факты в виде официального донесения, никто не сумеет доказать, будто ему не предоставили соответствующий условий для отдыха и положенной пищи для питья.
      Допросы касались одной темы: подозрения Всемирной полиции в существовании заговора среди пограничных миров, расположенных на планетах Плеяд, которые при поддержке иноразумной расы молдогов намеревались, якобы захватить власть над тремя Старыми мирами - Землей, Марсом и существенно терраформированной Венерой, совершить здесь государственный переворот. Сама мысль, о том, что несколько разбросанных по пограничным мирам миллионов планетян могут помышлять о завоевании Старых миров, с из восемьюдесятью с лишним миллиардами населениями, с контролем над более чем восемьюдесятью процентами богатств и военных мощностей человечества, сама эта мысль показалась Калихэну поначалу настолько смехотворной, что ему понадобилось некоторое время, чтобы уразуметь: в полиции высказывают ее совершенно серьезно, с ним не шутят.
      Да, как это ни фантастично выглядело, с ним не были намерены шутить. И поскольку Калли ни сном ни духом не ведал о заговори и поэтому ничего о нем сообщить не мог, его мучители, принимая его искренность за отказ сотрудничать, дошли почти до предела в методах давления на упрямого допрашиваемого.
      Возможно - промелькнула сквозь головокружение мысль, - ему следовало быть сдержаннее, не обзывать полицейских бандой параноидных космофобов: ведь к тому времени он уже убедился, что вопросы, которые ему задавали, не были просто предлогом для ареста. Хотя вряд ли его сдержанность в выражениях что-либо существенно изменила бы. В любом случае он оказался бы там, где находился сейчас: полуживой, валялся на каких-то мешках (наверное, с почтой) у задней стенки пассажирского отсека спецчелнока Всемирной Полиции. Он лежал на боку со скованными за спиной руками и лишь краем глаза мог видеть один из иллюминаторов в металлокерамическом борту корабля.
      При посадке на корабль, он был слишком слаб и даже не думал о пункте назначения полета. Теперь же, когда рокот двигателей и тряска заставили его очнуться, он поднял голову и постарался рассмотреть что-нибудь в иллюминатор.
      Челнок быстро снижался к темно-синей поверхности океана, кое-где усыпанной золотистыми веснушками скоплений саргассов. И наличие саргассов, и ослепительный блеск солнца в горячем голубом небе свидетельствовали о том, что место расположено где-то в тропических широтах.
      Посреди молочно-туманного океанического простора глазам Калли вдруг предстала необычная конструкция. Она напоминала плавучий нефтедобывающий комплекс. Но размерами много больше обычного. Челнок быстро спускался к этой конструкции, и Калли, щурясь от света яростного тропического солнца, вскоре понял, что на плавучую вышку она похожа меньше, чем ему показалось вначале.
      Определенное сходство, конечно, имелось. Массивную металлическую платформу с надстройками поддерживали шесть вертикальных цилиндров, которые уходили в воду, в точности как якорные опоры обычной вышки. Но, несмотря на туман боли и усталости постоянно грозивший вновь окутать его целиком, рефлекс борьбы за выживание и уверенность в себе заставляли мозг работать и, сейчас, пусть медленно, но Калли все-таки сообразил: так далеко от берега - а конструкция должна находиться очень далеко от берега - никакие якорные опоры не достигнут дна.
      Спору нет, внешне конструкция казалась очень основательной, словно и в самом деле была прочно заякорена. Но Калли, будучи специалистом по архитектуре и неплохим инженером, постепенно нарисовал в уме вероятную схему ног-цилиндров. В них, очевидно, помещаются подъемники и кое-какое оборудование, и уходят они на глубину не более сотни футов. Там они оканчиваются балластом-балансиром, объем и вес которого соответствуют надводной платформе. Такой балансир, расположенный на необходимой глубине, - глубины в сто футов - будут держать надводную конструкцию не менее надежно, чем заякоренные в дно опоры. И при этом такая система намного удобнее в использовании. Уравновешенный баланс масс воздуха и воды держал верхнюю платформу на высоте футов в пятьдесят-восемьдесят, то есть вне пределов досягаемости самых яростных штормовых валов.
      Вот и все, что успел увидеть и подумать Калли, прежде чем напряжение не исчерпало последние резервы его сил. Он откинулся на мешки с почтой, перед глазами все завертелось, понеслось куда-то в темноту...
      Потом он смутно помнил, как двое в знакомо черных мундирах Всемирной Полиции тащили его через металлическую палубу. Боль заставила его открыть глаза, он мельком увидел, что они находятся на той самой платформе, которую он заметил в иллюминатор. Потом его втащили в помещение с металлическими стенами и запахом машинного масла, швырнули в угол и оставили одного.
      Некоторое время ничего не происходило, но вот свет померк и комнатка начала куда-то проваливаться, как кабина лифта. Спуск продолжался несколько бесконечных секунд, воздух быстро становился густо-теплым. Кабина остановилась, изрядно тряхнув Калли.
      Очевидно, он опять потерял сознание, а придя в себя, обнаружил, что наполовину стоит - наполовину висит в руках некоего субъекта в зеленом мундире.
      Раздался удар металла о металл, и тяжелые металлические двери перед ними раскрылись.
      - Давай, вываливай! - приказал конвоир.
      От толчка Калли, спотыкаясь вывалился из кабины лифта в полумрак, пропитанный тяжелым запахом человеческого пота, и на подгибающихся ногах сделал пол-десятка шагов, прежде, чем свалился на пол.
      Благословляя покой, он лежал на металле палубы, и она казалась ему мягче самого мягкого матраса. Он прижался щекой к прохладному металлу, как к нежной пуховой подушке.
      - Встать! - раздался голос охранника откуда-то сверху и словно издалека.
      Калли сделал вид, что не услышал. Глаза постепенно привыкали к полумраку. Потом он увидел ботинки - такие делали на пограничных планетах. Владелец ботинок остановился на расстоянии фута от носа Калли, металлические чехлы на носках развернулись в сторону, откуда доносился голос охранника. Послышался новый голос, не такой громкий:
      - Мы за ним присмотрим, Бушер.
      - Не возражаю, Джемисон, - ответил охранник. - Чем больше, тем лучше.
      В стороне, где должен был стоять охранник, послышался звук шагов, и третий голос произнес:
      - Погоди-ка, Бушер! - Охранник, судя по звуку, уже направился к выходу. - Ты забыл снять смирители.
      - Правда? Вот досада... - равнодушно произнес охранник. - Никто не велел мне их снимать.
      - Но их нужно снять сейчас же. Смотри, как ленты в мышцы врезались. Смирители на нем уже не один час.
      Ботинки охранника - тяжелые, грозные, вновь оказались рядом.
      - Знаешь, Джемисон, если хочешь за ним присматривать, - пожалуйста, твое дело. Но мне снимать пружины не велели. И приказы я не от себя получаю. Пока приказа не получу:
      Охраннике вдруг странно крякнул, слегка взвизгнул и замолчал.
      Несмотря на боль и головокружение, Калли не мог внутренне не усмехнуться. Во время последовавшей довольно долгой паузы вторая пара пограничных башмаков подтянулась поближе к первой. Калли с удивлением взирал на их размеры - едва ли они принадлежали человеку старше двенадцати лет.
      - Не старайся меня запугать, Доук!
      Храбрость охранника была показной - его выдавал тон голоса.
      - Сними... - Голос был странный, какой-то невыразительный, но подразумевающий громадную силу и твердость. По тембру он вполне мог принадлежать подростку, но почему-то сразу стало ясно, что говорит взрослый. - Сними их.
      Недолгая тишина.
      - Ему больно, - продолжал Доук. - Я очень не люблю, Бушер, - ты ведь знаешь - очень не люблю, когда ты делаешь людям больно.
      Калли почувствовал, как пальцы охранника поспешно занялись замком пружинного смирителя. Гнусаво зазвенев, замок раскрылся, и упругие металлические кольца ослабили свою мертвую хватку.
      Он попробовал поднести руки к лицу - и горячая вспышка боли пронзила плечи, спину, все тело, словно его полоснули из сварочной горелки. Калли страшно закричал - или ему только показалось, что он кричит? Потому что темнота, на этот раз полная, вновь охватила его со всех сторон.
      2
      Впоследствии он не мог припомнить точно момента, когда снова начал воспринимать окружающее. А до этого момента... до этого он был погружен в полубредовое состояние. Перед ним проплывали лица, приближаясь и удаляясь.
      Сначала лицо Алии Брайт, когда она была еще худеньким подростком, больше похожим на мальчика, повсюду таскалась за ним среди заросших высокой травой холмов и полей в окрестностях города Калестин. Потом снова Алия, уже взрослая: такой он ее видел два месяца назад, когда она прилетела в зону пограничных миров, чтобы уговорить его вернуться на Землю.
      Былые распри между Старыми мирами и Пограничьем были уже четыре года как улажены. Теперь Калли может закончить образование - получить наконец диплом архитектора под руководством Альберта Моннса в Мичигане, где он начинал учиться.
      Алия стала красавицей и она была так нежна, убеждая его, что нужно вернуться. Но по пути на Землю - на борту корабля - она странным образом переменилась: снова ударилась в политические баталии, связанные с конфликтом между Старыми мирами и Пограничьем - конфликтом, по ее же словам, давно улаженном. И наконец - лицо Алии, каким он видел его после посадки. Они стояли в салоне корабля, который подплывал к посадочному комплексу космопорта на Лонг-Айленд.
      "Калли, это бесполезно - ты не изменился. Ты такой же бунтарь, каким был всегда. Лучше нам, наверное, не видеться... некоторое время..." Несколько секунд спустя она добавила: "Нет, Калли, я звонить не буду. Подожду, пока ты мне позвонишь..."
      Алия ушла, отразившись в огромном настенном зеркале салона и смешавшись с толпой спешащих к выходу пассажиров. В том же зеркале он видел собственное отражение - русые волосы, лицо с четко очерченными скулами, носом и подбородком. Он смотрел ей вслед. Потом, через несколько минут, когда Калли тоже направился к выходу на пассажирский трап, перед ним возникло лицо лейтенанта Всемирной Полиции - молодое, с аккуратными усиками. Лейтенант, фланги которого прикрывали двое низших чинов в черном - один из них оказался капралом, - внимательно рассматривал документы Калли, прищурившись из-под козырька форменной фуражки. Голос лейтенанта...
      - Калихэн Уэн? Не тот ли самый знаменитый космический угонщик, который похитил больше наших кораблей, чем любой пограничник за все время Восстания?
      - Бывший угонщик. Вот документ о моем помиловании - подписан одним из советников Трехпланетья, Амосом Брайтом. Что вы имеете в виду?
      И вдруг он понял, обернулся, начал искать взглядом Алию, но она уже растворилась в потоке пассажиров, текущем к зданию вокзала. Он посмотрел на лейтенанта.
      - Если вы меня арестовываете, то по обвинению в чем?
      - Обвинению? Что вы, сэр, никаких обвинений. Просто несколько формальных вопросов... - Лицо у лейтенанта было такое вежливое, такое честное! - Если бы вы смогли пройти с нами... это займет всего несколько формальных вопросов... - Лицо у лейтенанта было такое вежливое, такое честное! - Если бы вы смогли пройти с нами... это займет всего несколько минут...
      Как только его провели в комнату полицейской секции вокзала, кулак капрала, словно молотом, врезали Калли по зубам. Лицо капрала... злобное, жирное... коротко подстриженные жесткие черные волосы... Второй полицейский скрутил руки Калли за спиной. Капрал снова замахнулся...
      - Гляди-ка! Кусаться хочет! А ну, держи его покрепче...
      - Достаточно, капрал!" - приказал лейтенант, поднявшись из-за своего аккуратного полицейского служебного стола. Он медленно и отчетливо выговаривал слова, повернувшись к микрофону служебного рекордера на стене. - этот человек оказал вам сопротивление при доставке в кабинет, я увидел его угрожающий жест. Ваш удар был вынужденной мерой самообороны. Но прошу вас, больше никакого насилия. Вы двое, наденьте ему смирители.
      Холодный металл пружинистых лент смирителя коснулся кожи Калли, обхватил руки, от кистей до локтей... Лейтенант, совершенно спокойный, уже сидел на прежнем месте за столом...
      - Назовите ваши имя, пожалуйста.
      - У вас с памятью плохо? Вы ведь знаете мое имя!
      - Имя, пожалуйста...
      А потом закрутился водоворот - полторы недели кошмаров.
      Кошмарные видения постепенно растворились в темноте - силы оставили Калли, и он погрузился в сон без сновидений.
      Ясность сознания возвращалась медленно, как будто он всплывал из мрачных к поверхности и солнечному свету. Но когда она вернулась, он был, наконец, свободен от боли, и обрел относительный душевный покой.
      В конце концов, ему удалось разложить факты по полочкам в соответствующем порядке. Алия хитростью заманила его на Землю, чтобы власти Старых миров, в нынешнее время страдавшие явной манией преследования, получили возможность посадить его за решетку. Ведь во время Пограничного Восстания не было ощутимой занозы в из пятке, чем Калли. Правда, теоретически Восстание утихомирилось шесть лет назад, после заключения Билля о Согласии.
      Теперь он понимал, что нельзя во всем винить одну Алию. Просто она по-прежнему оставалась дочерью Амоса Брайта - в прошлом губернатора Калестина и опекуна Калли, а ныне старшего члена Трехпланетного Совета, правящего Землей, Марсом и Венерой. Алия была преданной дочерью, и отец мог оказать на нее давление, вынудить на поступок, который он считал необходимым.
      То есть, Алия не стала его, Калли, врагом. Ей лишь пришлось уступить доводам отца, и дело это поправимое. Главное - ему нужно увидеться с ней, объяснить, что ее ввели в заблуждение. Придя к этому выводу, Калли почувствовал, как внутри загорается былой огонь: судьба вновь бросала ему вызов, и он встретил этот вызов, будто доброго старого друга. Энергия сопротивления никогда не покидала его. Чем больше его старались принизить, тем выше подбрасывал его толчок отдачи. Он чувствовал, что его старое "я" начинает рождаться.
      Корень зла заключается не в Алии, с ее простой душой воспитанницы Пограничных миров, а в болезненном страхе, который жители Трехпланетья во всяком случае, большинство из них - испытывали перед Пограничьем и инопланетной цивилизацией молдогов. Алия слишком честна и не станет этого отрицать. А он ей докажет! Даже если понадобиться перевернуть. Старые миры, Пограничье и планеты молдогов с ног на голову! Он мысленно ухмыльнулся, представив себе результат подобной операции.
      Именно так, - сказал он про себя, наполовину в шутку, наполовину всерьез. - Полумеры меня не устраивают.
      И эта мысль окончательно привела его в себя.
      Он открыл глаза. Смутно вспомнилось, что он здесь находится уже некоторое время, периодически то просыпаясь, пусть не полностью проваливаясь в сон, забытье.
      Тесная камера, просто конура с наклонным потолком, - очевидно, наверху была какая-то лестница: он припомнил стук каблуков по металлу шаги людей, снующих вверх и вниз, в тусклом свете Калли увидел, что на полу валяются три матраса из пенорезины, занимая почти всю площадь пола.
      На одном из матрасов лежал он сам. Он располагался у стены противоположной от входа. Матрас у открытой двери был пуст. На матрасе, лежавшем посередине, скрестив ноги, словно у костра. - Калли сам бывало любил так сидеть, когда отправлялся на охоту в окрестностях Калестина, расположился худощавый, приятного вида пограничник. Сначала Калли казалось, что они одного возраста, пока он вдруг не заметил, к собственному изумлению, что волосы у того совсем седые.
      - Легче стало? - спросил его седой.
      Голос звучал негромко, воспитанного человека, и принадлежал владельцу первой пары охотничьих ботинок, которые видел Калли, лежа на полу, когда его вытолкнули из лифта.
      - Легче, - ответил Калли, пораженный слабостью своего хриплого голоса: здорово они его отделали, все-таки!
      Седоволосый крикнул.
      - Тебе нужно было просто отдохнуть, - сказал он. - И едва - мы старались тебя подкормить по мере возможности. Но главное - покой. Покой излечивает почти любую хворь, если она вообще поддается излечению, и без всяких лекарств.
      Это был голос учителя - приятный баритон, правильный выбор слов и очень красивое старопланетное произношение. Но принадлежал голос человеку в потрепанном костюме пограничного охотника, и поза его говорила о том, что человек этот не раз и не два сиживал у костров в лесной чащобе.
      Меня зовут Вил Джемисон, - представился седоволосый. - Моего товарища - Доук Тауншенд. Может, просыпаясь, ты его заметил.
      В самом деле, теперь Калли припомнился некто очень небольшого роста, не более пяти футов, и не старше пятнадцати лет на вид. Впрочем, возможно, его миниатюрность создавала обманчивое впечатление. Доук, как припоминалось Калли, тоже сиживал, скрестив ноги, и смотрел на него, как сейчас Джемисон.
      - Я... - начал было Калли, но осторожность заставила его прикусить язык.
      Кто знает, стоит ли спешить выдавать свое имя? Но Вил Джемисон сам закончил недоговоренную им фразу:
      - Калли Уэн, само собой разумеется. Я тебя знаю. Даже один раз видел, ты был тогда еще мальчиком и жил в доме Амоса Брайта, когда тот служил губернатором Калестина.
      - Вот как? Ты на Калестине бывал, значит? - хрипло спросил Калли.
      - И на Калестине бывал, и на всех мирах Пограничья. Я был антропологом в составе первого поселения на Казимире-3 сорок лет назад.
      Калли с новым интересом пристально посмотрел на собеседника. Если этот человек говорил правду, ему не меньше шестидесяти пяти. Но если не считать седых волос, выглядел он на тридцать: лицо гладкое, почти без морщин, тело ловкое и гибкое. А может, он просто несколько безумен? В тюрьме сойти с ума нетрудно.
      - Как это я раньше о тебе не слышал? - с сомнением пробормотал Калли.
      - Ты был среди первых...
      - За прошедшие годы я мало бывал на пограничных планетах, - с усталой улыбкой ответил Вил, словно подобные вопросы ему приходилось слышать слишком даже часто.
      - Вот как? А где же? Дома, в Старых мирах?
      - Нет.
      Калли с любопытством смотрел на седого.
      - Поправь, если ошибаюсь... но вроде больше негде найти поселения людей - кроме пограничных планет и Старых миров.
      - А я и не жил среди людей, - поведал Вал. - Почти все сорок лет я провел среди иноразумных, глубоко в зоне молдогов.
      Калли молчал наблюдал за собеседником. Наверное, он правильно поставил диагноз. Седоволосый явно не в своем уме. То, что он утверждает, практически невозможно. Связей с молдогами у людей не было. А десяток лет назад молдоги вообще заблокировали границу. Только год назад они прислали послов сюда, в Трехпланетье. Они требовали отдать им освоенные людьми планеты пограничья, поскольку Плеяды, как утверждали молдоги, принадлежали им задолго до того, как пришли люди.
      3
      Но откровенное недоверие во взгляде Калли нисколько не поколебало спокойствия Вила Джемисона. Он пребывал в полной безмятежности, чем еще больше распалил любопытство Калли. А что если его сокамерник не сумасшедший, в конце концов? Еще мальчиком на Калестине, куда Калли прилетел со своими родителями-эмигрантами, он слышал легенды о людях, которые контактировали с молдогами. Имелись даже документальные подтверждения таких фактов.
      Теперь Калли припомнил, что в ранние годы освоения Плеяд молдоги воспринимали человечество не как угрозу, а как забавный феномен природы. Рассказывали, что некоторым людям удавалось даже подружиться с молдогами, с этими кожистыми ходячими скелетинами, создавшими высокую цивилизацию и державшими в своей власти все звездные скопления дальше Плеяд. Таким смельчакам, как утверждалось, удавалось даже попутешествовать на кораблях молдогов по населенным планетам их звездных систем, которые вселенная спрятала от землян расстоянием и скоплениями космической пыли.
      В то время молдоги, чья психология сильно отличалась от человеческой, гораздо спокойнее воспринимали людей, чем люди - молдогов. Судя по всему, ни страха, ни особого изумления молдоги не испытали, повстречав еще одну разумную расу, успевшую выйти в глубокий космос. Они не проявляли особого интереса к планетам Плеяд, не считая редких разведывательных экспедиций, и не выказывали недовольства, когда люди начали заселять тамошние планеты.
      Но это было лишь вначале. Некоторое время спустя, еще на раннем этапе освоения человечеством Плеяд, в сознании молдогов сработал таинственный эмоциональный переключатель. Разведчики иноразумных перестали наведываться в Плеяды, а корабли людей строго предупреждались, если проникали за скопление, в глубь звездной территории молдогов. Подобно японцам, в семнадцатом веке вдруг закрывших свои границы для европейцев, молдоги преградили доступ людям в свои пределы. Тогда ходили слухи о людях, которые успели проникнуть на территорию иноразумных еще до неблагоприятных перемен и теперь возвращались целыми и невредимыми.
      Со временем о подобных случаях забыли. Ведь молдоги совершенно неожиданно предъявили абсолютно необоснованные претензии на район Плеяд. Сейчас, насколько было известно Калли, их послы пребывали на Земле: обсуждали проблему с членами Трехпланетного Совета. Спокойно, но не неотступно требовали они одного: люди должны покинуть уже освоенные ими планеты Пограничья. Тем временем внутри самого Совета кипели дебаты и борьба фракций. Члены Совета не в состоянии были признать, что уже не командует населением Пограничья, не в состоянии приказать им вернуться домой; точно так же не в силах были они осознать, что молдоги готовы начать войну с человечеством, если последнее откажется незамедлительно эвакуировать свое население с планеты Плеяд.
      Дополнительную окраску выступления членов Совета придавала космофобия, - но понятиям Пограничья, боязнь не столько космоса вообще, сколько неведомого, что таится за границами Солнечной системы. Этой фобии подвержены почти все, кто жил в Трехпланетье. В кривом зеркале страха пограничники казались им варварами, а иноразумные существа - чудовищами. Но ни один из лидеров Старых миров не признался бы в этом. Даже Алия, сама не подверженная космофобии, отказывалась видеть болезнь. Собственно, этот вопрос и стал яблоком раздора между Алией и Калли во время перелета с Калестина на Землю. Но уже сам арест Калли и существование этой плавучей тюрьмы доказывали, что болезнь существует.
      Ход мыслей Калли неожиданно приобрел новое, очень интересное направление. Но не успел он сосредоточиться на новой идее, как в их берлогу влетело некое существо - бесшумное, как мотылек, оно словно сложилось, опустилось на матрас и, скрестив ноги, уставилось на Калли. Калли взглянул на него с заметным любопытством. Это был коротышка, - тот которого Вил назвал Доуком Тауншендом.
      - Ему лучше? - послышался бесстрастный голос, который хорошо запомнился Калли: слишком спокойный тенор, превращающий любой вопрос почти в утверждение.
      Вил кивнул.
      - Спасибо, парни, - сказал вдруг Калли, вспомнив сцену возле лифта. Спасибо вам.
      Доук вообще не ответил и продолжал равнодушно смотреть на Калли. Его можно было бы назвать весьма симпатичным пареньком, если бы лицо у него не было так похоже на маску. Странное было это лицо - Калли задумался, не встречал ли он этого субъекта раньше. Вил ответил за обоих:
      - Мы стараемся подхватывать тех, кто попадает сюда в плохой форме. Охранники бояться Доука. Поэтому мы сразу можем чем-то помочь, например, заставить их снять смирители. Тебе повезло - ты мог остаться на всю жизнь калекой. Подумать только: этими варварскими устройствами заменили смирительные рубашки! Считается, что рубашки менее гуманны!
      - Значит, вы принимаете к себе калек? - спросил Калли, переведя взгляд на Джемисона.
      - Да, если получается. Но твой случай особый. - Джемисон чуть прищурил глаза. Ты Калихэн О'Рурк Уэн, знаменитый космический угонщик. Во время Восстания в одиночку увел больше десятка кораблей Трехпланетья. Ты для нас представляешь особый интерес.
      - Какой именно? - Калли был озадачен.
      - Пока не стоит об этом. Сначала поешь и отдохни немного. Через день-два наберешься сил, тогда мы сможем серьезно поговорить. Поискав в головах своего матраса, он выудил пластиковую банку, щелкнул крышкой, передал банку Калли, и тот почувствовал аромат горячего супа с говядиной.
      - Откуда у вас такая еда? - удивился Калли, стараясь занять более подходящую для принятия пищи позицию.
      - Нам ее выдают, - тихо ответил Вил. - Когда сам сможешь подойти к окошку раздачи, получишь свою пайку. Мы с тобой сейчас делимся.
      Передав дымящуюся банку супа Калли, он присовокупил к ней пластиковую ложку, которая специально крепилась к каждой банке. - Попытайся впихнуть в себя сколько можешь, а потом спи.
      Калли не стал возражать. Совет был очень кстати. Он почувствовал голод, к тому же, он узнал столько нового, что следовало эти сведения как следует обдумать.
      Следующие несколько дней Калли набирался сил. Он лежал на своем матрасе из пенорезины и смотрел в металлический потолок, который в самом деле оказался нижней частью перехода между уровнями. Всего уровней было пять, как объяснил ему Вил. Все они были битком набиты задержанными, преимущественно из Пограничных миров, и занимали весь объем грушевидной подводной секции. Сама плавучая тюрьма была известна как Станция по задержанию иммигрантов номер один, для краткости - просто "номер первый".
      По мере того, как к нему возвращались силы, Калли изучал своих странных опекунов. Один из них, за исключением редких моментов, всегда находился рядом с Калли. Доук оказался не слишком разговорчивым товарищем - но не потому, что не желал поддерживать беседу, а потому, что сказать ему, собственно, было нечего. В обществе Калли он либо спал - зачастую сидя, скрестив ноги и прислонившись спиной к стене, - или точил самодельный ножик. Такие ножи делали сами заключенные - лезвие из полоски металла, заостренной, как игла и наточенной до остроты бритвы, рукоятка из тряпок, смоченных для твердости спиртовым лаком. Кроме того, как заметил Калли, Доук любил сидеть и рассматривать содержимое медальона, который свисал на цепочке с его шеи. Он всегда проявлял большую осторожность, чтобы Калли не разглядел, что он там прячет. Очевидно, спрятано там было нечто очень интересное: Доук часы напролет просиживал, поглощенный созерцанием.
      На пятый день, когда Калли почувствовал, что уже полностью оправился, он выбрал момент, когда Вил остался с ним наедине и напрямую поинтересовался странным характером Доука.
      Вил пожал плечами.
      - Конечно, он немного с приветом, - признал он.
      - Так я и думал, - заметил Калли. - Поэтому охранники его и побаиваются?
      - Охрана его боится, потому что Доук не боится охраны, - серьезно объяснил Вил. Даже они понимают: чтобы они не делали, запугать его они не смогут. Если они переступят границу - Доук уже ни перед чем не остановится, не станет рассчитывать последствия. Поэтому они с ним и нянчатся. Конечно, рано или поздно...
      Вил вдруг замолчал.
      - Рано или поздно - что? - заинтересовался Калли.
      - Наверное... - Вил замялся. - Пару дней назад ты спросил, зачем мы тебя взяли к нам. Я сказал, что есть причина, о которой мы поговорим позднее.
      Он сделал паузу, словно ожидая реакции Калли.
      - Продолжай, - предложил Калли. - Какая причина?
      - Понимаешь, это место - особое учреждение.
      - Тюрьма, понимаю, - кивнул Калли.
      - По сути, да. Но официально - это лишь пункт задержания при службе иммиграции. Среди арестованных действительно есть несколько человек, незаконно прилетевших на Землю с Марса, Венеры или пояса астероидов. Но на самом деле - это лагерь для интернированных, для жителей Пограничья - в течение последних трех лет полиция отправила сюда всякого пограничника, которого им удавалось арестовать под любым предлогом. Калли снова кивнул.
      - Теперь, видишь ли, все дело в том, что на одного охранника приходится сотня арестованных. И поскольку мы не преступники, мы создали систему управления и собственные законы. Полдесятка человек образуют так называемое правление. Все члены правления - известные участники Восстания, твои товарищи. Как только они узнают, что ты здесь... - Вил пристально посмотрел на Калли, - ты, скорее всего, тоже станешь членом правления. Если нет - все равно будешь пользоваться немалым влиянием.
      - Ну и что? - спокойно спросил Калли.
      Вил глубоко вздохнул.
      - Я спрятал тебя здесь, чтобы мы могли поговорить прежде, чем тебя узнают старые друзья. Правление выносит решения, обязательные для всех арестованных.
      Он снова сделал паузу, глядя Калли в глаза.
      - Среди множества вопросов, которые решает Правление, медленно закончил он, - есть один очень важный: кому из арестованных удастся совершить пробег.
      4
      Калли рассмеялся. Ну и ситуация. Но в смехе не было горечи - во всяком случае, не больше, чем в его чувствах к Алии, предавшей его. Калли не ждал, чтобы люди вокруг вели себя как святые. Скорее, наоборот. Вот почему, наверное, многие так хорошо к нему относились. Ничем другим нельзя объяснить, почему ему всю жизнь везло в этом смысле.
      - Вот как! - сказал Калли. - А я уже начал подозревать, что вы пригрели чисто из милосердия.
      - Я не за себя прошу! - быстро сказал Вил. - Нужно спасти Доука. Ты же видишь, какой он. Раньше или позже он убьет какого-нибудь охранника и умрет сам.
      - Да, вполне возможное дело, - согласился Калли. - И ты молодец, что заботишься о товарище. Только я подозреваю, причина окажется недостаточно веской. Придется Доуку все же ждать своей очереди.
      - Не будет никакой очереди, - объяснил Вил. Его обычно спокойное лицо посуровело. - Побег будет первым и последним на станции номер один.
      Калли насторожился.
      - Первый и последний? То есть, до сих пор никто не пытался бежать, ты хочешь сказать?
      - Именно, - кивнул Вид. - Ближайшая земля - Новая Зеландия - в тысяче с половиной миль отсюда. Единственный способ туда добраться - захватить один из челноков, которые доставляют продукты, материалы и арестованных. Челноки совершают посадку на воду не менее чем в сотне ярдов от станции. Кроме того, море здесь кишит акулами. Сам увидишь, почему, когда окажешься на палубе.
      - Понятно, - задумчиво сказал Калли. - Вопрос упирается в лодку. Чтобы добраться от станции до челнока нужна какая-нибудь лодка, так?
      - Да. А на номере первом никаких лодок нет. Грузы и людей перевозят с челноков в собственных шлюпках.
      - Как же тогда предполагается совершить пробег? - спросил Калли.
      - Четыре месяца назад правление постановило тайной сделать лодку. Об этом мало кто знает среди арестованных. Маленький ялик, собирается из полусотни отдельных частей, каждую из которых легко спрятать. Лодка будет готова через шесть месяцев. Потом придется ждать случая пронести все части на палубу. Когда опустится челнок, арестованные инсценируют бунт - чтобы внимание охраны было отвлечено и лодку успели собрать и спустить на воду. В ялике поместится пять человек. Именно пять - иначе нет гарантии, что удастся захватить челнок. Но не больше пяти. Это предел.
      Он замолчал. Калли кивнул.
      - Понимаю.
      - Значит, пятеро получат шанс на побег. Пятеро - из почти трех тысяч заключенных. Как ты считаешь, какова вероятность, что мы с Доуком окажемся среди них? - с усмешкой уточнил Калли. - Скоро ты распределишь все свободные места. А тебе не пришло в голову, что и я был бы не против заполучить там местечко?
      Вил нетерпеливо отмахнулся.
      - Не время шутить! Ты сам знаешь, что и так будешь в лодке! - сказал он, подавшись вперед. - Слушай меня внимательно! Доука тебе придется взять, потому что тебе необходим я. А я без Доука не уйду. Ты знаешь... я сорок лет провел среди молдогов. Я знаю их язык. Более того, я научился понимать их характер. Я понимаю способ их мышления. С моей помощью ты сможешь договориться с молдогами. И как только ты с ними договоришься, Старые миры будут в твоей власти!
      - Каким образом? - спросил Калли, с внезапно проснувшимся интересом.
      - Ну я не знаю... соответственно твоим целям, наверное. Правительственный переворот, например... - мне все равно! Главное вот в чем: я могу помочь тебе избежать кровопролития. Поверь мне, я изучил молдогов, я их знаю. Я выучил их язык. На борту их корабля я отправился к их планетам, там я исследовал мифы и легенды культуры молдогов. Понимаешь? Мифы и легенды - вот ключ к понимаю мышления иноразумной расы...
      - Погоди, погоди, - осторожно прервал его Калли.
      Вил замолчал, замер, подавшись вперед, потом напряжение покинуло его. Он обмяк.
      - Бесполезно, - устало сказал он. - Ты мне не веришь? Не веришь, конечно. Ты не понимаешь, насколько отличается мышление людей и молдогов...
      - Постой, я ведь не отказываюсь тебя выслушать. Просто ты думаешь, что я не позабочусь о месте в лодке для себя - в первую очередь?
      Вил уставился на него, изумление в его взгляде становилось все откровеннее.
      - Не понимаю вопроса, - признался он, наконец.
      - Шиворот-навыворот, - усмехнулся Калли. - Это я не понимаю. Ты считаешь, что мне место в лодке обеспечено и я даже в состоянии похлопать на тебя и Доука. Почему? Я здесь без году неделя. Три тысячи человек или около того, по твоим словам, прибыли сюда раньше, чем я.
      - Но... - Вил изумленно воззрился на Калли. - Ведь ты - главное звено! То есть, кто, кроме тебя смог бы придумать план захвата Старых миров - с горсткой пограничников и считанными кораблями? Если кто-то и должен получить шанс вырваться отсюда и вернуться в Плеяды, это должен быть только ты!
      - Очень приятно, конечно, - усмехнулся Калли - но опасаюсь, ты несколько неверно осведомлен. Никогда никаких планов переворота я не строил. Такая безумная идея может прийти в голову только сумасшедшему.
      Вил молча смотрел на Калли.
      - Ага, ты мне не доверяешь. Понимаю. Так и должно быть. Но, Калли, все заключенные на борту номера первого знают о заговоре. Нас всех допрашивали!
      - Вот как? - Калли задумчиво кивнул. - Теперь начинаю понимать. Вот так и родилась эта фантазия. Параноики!
      - Фантазия? - повторил Вил сдавленно, словно у него в горле застрял комок. - Фантазия?
      - Послушай, ты сам из Пограничья, - сказал Калли. - Вот и подумай: может ли подобная идея быть чем-то большим, чем безумной фантазией?
      Вил сидел неподвижно и смотрел на Калли бесконечно долго, как тому показалось. Потом тяжело вздохнул. Он был похож на резиновую игрушку с дыркой, через которую вышел воздух - он даже стал меньше.
      - Фантазия... - повторил он тем же сдавленным голосом. - Я так и думал... А мы все только и держались этой мыслью, надеялись, что Пограничье, захватив власть над Старыми мирами, спасет нас. Поэтому правление затеяло постройку лодки - чтобы дать знать Конгрессу Пограничья, что мы в плену. Конечно, мы должны были сами понять, что это невозможно! Но мы старались не терять веры...
      - По крайней мере, Всемирная Полиция веры не потеряла, - сказал Калли. - А убеждать в своей правоте они здорово умеют.
      Он откинулся к стене, посмотрел на съежившегося, упавшего духом товарища. Голос Калли сохранял непринужденность, но мысленно он уже быстро оформлял новую идею, которая только что у него возникла. Осторожно подбирая слова, он сказал:
      - Не вешай носа! Это безумный мир, безумная вселенная. Старые миры убеждены, что Пограничье вот-вот их захватит, - хотя нет и намека на реальную возможность подобного переворота. Молдоги, в свою очередь, тоже без малейшей разумной причины требуют отдать им наши планеты в Плеядах.
      - Что? - хмуро переспросил Вил. - Что касается молдогов, то причины у них достаточно объяснимы. Их можно понять.
      - Достаточно объяснимы? - Калли пристально посмотрел на Вила. Пятьдесят лет они спокойно смотрели, как мы осваивает планету за планетой, а потом вдруг заявили, что мы вообще не имели права там высаживаться? Где же здесь смысл? А ведь отсюда и потянулась вся ниточка, с этого и началась мания Старых миров, их страх перед Пограничьем, в результате чего мы очутились в этом уютном местечке.
      - Я знаю, знаю. - Вил сел прямо. - В том-то и дело. Мы не понимаем мотивации поступков молдогов. Поэтому Совет Трехпланетья нарубил дров во время переговоров с послом Руном и его братьями-послами. Я поэтому и прилетел на Землю, чтобы помочь Совету. Но едва я открыл рот, как Брайт спустил на меня Всемирную Полицию...
      - Брайт? Амос Брайт? - вырвалось у Калли.
      - Да, именно он. Я с ним познакомился еще на Калестине. Поэтому мне удалось добиться аудиенции. Но он мне не поверил. Дело в том, что наша культура построена на противоположности понятий "правильно" и "неправильно". Но для молдогов эти понятия очень относительны, они не придают им большого значения. Их культура основана на полярности "почтенности" и "непочтенности". Идея не очень легкая для понимания, но Брайт даже слушать не желал. Обвинил меня в соучастии в заговоре, - в "фантазии", как ты ее назвал, - и ты совершенно прав, конечно...
      Голос его постепенно затих.
      - Хорошо, тогда объясни мне причину, по которой молдоги требуют себе Плеяды? - вкрадчиво спросил Калли.
      - Конкретную причину? Она мне неизвестна. Я специалист-антрополог, политикой не занимаюсь. Но я абсолютно уверен, что с точки зрения молдогов причина имеется - вполне разумная причина, в их понимании, конечно. Выяснить причину сможет тот, кто научится думать как молдоги и изучит их культуру.
      - Так ли это? - усомнился Калли и вдруг решил переменить тему разговора. - Ну, а Доук? Он здесь причем?
      - Доук? - Вид в первый раз за все время разговора отвел глаза в сторону. - Доук появился здесь немного позднее меня. Он почти год нелегально провел на Земле... кого-то искал. Пока его не сцапала полиция. С ним пришлось повозиться. Понимаешь, он несгибаемый человек. Он сказал им правду, они ему не поверили, тогда он вообще перестал говорить. Сюда его привезли в очень тяжелом состоянии: он был хуже, чем ты, даже, намного хуже. Ну, а я немного разбираюсь в медицине, я помог ему выкарабкаться... так мы и остались товарищами.
      - Так, так, - пробормотал Калли.
      Но мысли его были далеко - с лихорадочной быстротой он оценивал и сравнивал факты и предположения, мозг его работал почти со скоростью компьютера. Он даже забыл о присутствии Джемисона и не услышал слов старика, когда тот к нему обратился.
      - Что?
      - Я сказал - что здесь смешного? Почему ты улыбаешься?
      - Бил пристально смотрел на Калли.
      - Улыбаясь?
      Только теперь Калли вдруг заметил, что у Вила в самом деле были причины для недоумения.
      - Если только можно назвать это улыбкой. Больше напоминает волчий оскал. Брайт был твоим другом - на Калестине, когда ты был еще ребенком?
      - Он принял меня в семью, - пояснил Калли, и улыбка тут же исчезла. Я жил в его губернаторском особняке. Моих родителей убили сбежавшие преступники, скрывавшиеся в буше. Брайт знал моего отца еще на Земле. Шесть лет я прожил с ним и его дочерью, а потом сам отправился в буш, стал охотником-траппером. Через два года Брайт оставил пост губернатора, сторонники отозвали его на Землю для политической деятельности.
      На миг воспоминания о Калестине, об Алии и ее отце вновь ожили, угрожая поглотить все его внимание, но ситуация требовала иного направления мыслей. Калли мысленно потер рукой лоб, отодвигая воспоминания подальше, в самый темный уголок памяти, и постарался вернуться в действительности.
      - Значит, как ты говоришь, все арестованные, включая членов правления, верят в заговор Пограничья против Старых миров?
      - Да, - подтвердил Вил, с некоторым удивлением глядя на Калли. - Я уже говорил... мы все в это верили.
      Калли поднялся, покинул их "берлогу" под лестничным пролетом. Вил последовал за ним.
      - Тогда мне нужно поскорей встретиться с членами правления, - сказал Калли и снова улыбнулся. - Если вы с Доуком желаете получить места в лодке.
      - Если мы с Доуком... - ошарашенно повторил Вил. - Но как же теперь это возможно? - Он замолчал. - Только минуту назад ты сам назвал эту идею безумной фантазией... плодом горячечного воображения страдающих манией преследования правителей Старых миров!
      - Так оно и было, - жизнерадостно объяснил Калли. - Но теперь все переменилось - ровно тридцать секунд назад. Ты мне покажешь, как найти это ваше правление или нет?
      - Если желаешь.
      Не спуская с Калли изумленного взгляда, Вил обошел вокруг него и начал подниматься по металлической лестнице.
      - Я тебя отведу. Ты сказал - "все переменилось"?
      - Именно так я и сказал, - согласился Калли, поднимаясь по ступенькам вместе со стариком. - Ровно тридцать секунд назад меня осенило: ведь имеется весомая возможность превратить фантазию в действительность.
      Вил не спускал с Калли глаз.
      - И все равно не понимаю, - признался он.
      - Сдается мне, что ключ к разгадке - причины, по которым молдоги требуют вернуть Плеяды. Если с твоей помощью мы эти причины выясним, то нам, быть может, удастся все-таки провернуть этот захват власти - с выгодой для всех, кого это дело касается.
      5
      Четыре месяца и несколько дней спустя наблюдатель, курсирующий над верхней открытой палубой станции номер один, подобно морской чайке, мог бы заметить на этой палубе несколько человек, чью одежду составляли лишь драные штаны. Люди работали у металлической ограды, которая была им по грудь. Ограда шла вдоль края платформы, прерываясь лишь в зоне свалки мусора и пищевых отходов. С той стороны в океан сбрасывали остатки еды, в изобилии привлекая акул, неусыпно патрулирующих воды вокруг станции.
      Одним из людей, занятых работой, был сам Калли. Он скалывал краску на одном из толстых металлических столбов ограды.
      Или, скорее, делал вид, что скалывает. Эта работа, как и все остальные немногочисленные трудовые наряды для верхней палубы, была предлогом провести несколько часов на свежем воздухе и солнце и заключалась не столько в выполнении задания, сколько в том, чтобы и для следующих смен оставить достаточно незаконченный участок.
      В данном конкретном случае Калли занимался куском старой краски, напоминавшим очертаниями Ирландию. Смена за сменой Калли с любовью оттачивал ее береговую линию.
      Вскоре мимо Калли прошел заключенный, тащивший несколько ящиков. Откуда-то выпал небольшой предмет и откатился в сторону Калли. Тот внутренне напрягся, внешне сохраняя безучастность. Не прерывая работы, он краем глаза рассматривал подкатившийся предмет. Это была старая перевязанная фишка для игры в шашки. Края у нее стерлись, и теперь она больше напоминала маленькое красное колесо. Калли заставил себя успокоиться. Впервые красное колесико появилось на верхней палубе - в вотчине охраны. Очевидно, произошло нечто из ряда вон выходящее.
      Калли быстро сунул фишку в карман, потом небрежным взглядом окинул палубу. Неподалеку полировал шваброй и без того чистую палубу Вил Джемисон, перемещая с места на место несколько картонных обрывков и гвоздь. Калли лениво поднял руку и, скрючив палец, продел его в ячейку металлической сетки.
      Немного спустя он снова оглянулся, как бы случайно. Вил, энергично подметая, приближался к нему. Калли небрежно опустил руку и стал ждать. Когда Вил оказался напротив Калли, что-то случилось с щеткой швабры. Вил присел рядом с Калли, чтобы выяснить причину.
      - Что такое? - прошептал Вил.
      Не поворачивая головы и не двигая губами, Калли ответил:
      - Не знаю, но что-то случилось. Собирается народ. Позови Доука, пусть держится рядом. Скажи: как только подам сигнал, пусть начинает заготовленный спич, как я учил.
      - Понял, - пробормотал Вил. - Что еще?
      - Все. Не теряй времени. Мне нужно через пару минут двигаться к зоне свалки.
      - Понял.
      Вил продолжил "уборку" палубы. Теперь путь его лежал дальше вдоль палубы и вокруг секции охраны, в другую зону палубы, где работал Доук.
      Калли занялся старой краской. Наконец-то появится шанс на побег! Опасаясь, что возбуждение выйдет из-под контроля, он волевым усилием заставил мысли направиться по иному руслу. Этому упражнению по развитию терпения Калли научился в былые славные дни, когда он только начинал заниматься похищением космических кораблей. Оказавшись на борту станции номер один, он вспомнил о них и начал готовить тело и дух к побегу. Упражнения требовали регулярности и настойчивости, как ежедневный бег трусцой, но теперь сторицей компенсировали потраченное время. Возбуждение было легко подавлено, Калли расслабился, перестал даже думать о побеге. Ему удалось занять мысли совсем иным предметом.
      Опознавательные жетоны на его голой шее позвякивали, легко ударяясь о сетку изгороди в такт движению рук Калли. Он сосредоточился на этом звуке. Это был удачный выбор. На жетонах не было имени Калихэна О'Рурка Уэна. Это были жетоны совсем другого заключенного по имени Хулио Ортега. Два месяца назад Ортега покончил жизнь самоубийством и был скормлен акулам, унося на шее жетоны Калли.
      Такую замену имени сделали все члены правления, в которое через неделю после появления на борту станции номер один вошел и Калли. В любом другом центре для интернированных обычные переклички немедленно обнаружили бы подмену. Но охранники на номере первом были счастливы, соблюдая золотое правило - "Живи и давай жить ближнему своему" - при условии, конечно, что заключенные создавали минимум проблем.
      Три любви, - думал Калли, - три любви было в жизни Калихэна О'Рурка в хронологическом порядке. Это: Пограничье, архитектура и Алия. В семь лет отроду он был обычным земным мальчиком, который не слишком радовался переселению на пограничную планету Калестин. В одиннадцать Калли стал убитым горем подростком, который выжил лишь потому, что губернатор планеты Амос Брайт принял его в свою семью, став опекуном мальчика.
      Он нашел заботу и семейное тепло как раз в тот момент, когда больше всего в этом нуждался. Поэтому пять лет спустя, когда он отправился в буш, чтобы стать траппером, травма успела исцелиться, - и он смог обрести первую свою любовь. Любовь к открытым просторам нетронутой земли, просторам, которые формировали характер людей Пограничья, столь отличавшийся от характера живущих в старых перенаселенных мирах.
      Ковыряя старую краску, чувствуя жар тропического земного солнца, Калли вспоминал. Два года спустя он вернулся в город, накопив достаточно средств, чтобы отправиться учиться в земной колледж. И в мичиганском государственном университете он открыл свою вторую любовь - архитектуру. Чем больше он взрослел, тем явственнее чувствовал: он из тех людей, которые не способны просто принимать мир, в котором они живут. Ему нужно было этот мир изменять, попытаться приложить к нему руку - на благо или во вред, иначе он не мог.
      Наверное, в более спокойную эпоху он нашел бы дело всей жизни в той возможности творчества, которую предлагала архитектура. Ему удалось втиснуть пять лет обучения в три, он работал без отдыха и каникул, но его финансовые ресурсы быстро истощились, и ему не оставалось ничего другого, как вернуться на Калестин, где и освоенной основной программы было довольно, чтобы получить работу архитектора. Накопив здесь достаточно средств, он мог вернуться на Землю и завершить обучение в аспирантуре. Но не прошло и года, как заполыхало пламя Восстания, и Калли, втянутый в него возродившейся первой своей любовью, оказался на острие событий.
      Старые миры не позволяли планетам Пограничья строить или покупать космические корабли. Поэтому Калли поставил рекорд в самом опасном деле: нападал и захватывал корабли, жизненно необходимые Пограничью.
      В конце концов Восстание победило. Калли, перед которым открывались радужные перспективы, стал представителем Калестина в новоиспеченной Ассамблее представителей Пограничных миров... и ему пришлось похоронить первую свою любовь. День за днем Ассамблея все глубже увязала в склоках. На глазах Калли идеалы, за которые сражались повстанцы, погружались в трясину партизанской борьбы фракций, эгоистических местнических интересов. Устав от всего этого, полгода спустя он подал в отставку и снова занялся архитектурой.
      И вот, когда жизнь, пройдя пик, достигла нижней точки кривой, когда наступило определенное затишье, внезапно появилась Алия...
      - Калли!
      Хриплый сердитый шепот заставил его вернуться к действительности. Не поднимая головы, он быстро взглянул по сторонам, одними лишь уголками глаз.
      Он ожидал увидеть Доука, хотя не в манере коротышки было так шептать. Но Доук в поле зрения все еще не наблюдался. Глаза Калли на секунду встретились с глазами громадного, тяжеловесного мужчины, который пытался проскользнуть за край навеса, прятавшего зону свалки от всяких посторонних глаз, если не считать чаек и акул. Это был Марк Листром, один из членов правления, и глаза его выражали настойчивый вопрос.
      - Чего ты ждешь?
      Калли впервые видел, чтобы громадный пограничник проявлял подобное нетерпение. Очевидно, он верно угадал причину внезапного сбора.
      Момент побега приближался. Теперь, наверное, каждая секунда - на вес золота. Но у Калли имелись собственные планы и интересы, о которых остальные члены правления, само собой разумеется, не подозревали. И он не желал рисковать, присоединяясь к собранию, пока в поле зрения не покажется Доук.
      6
      Калли снова занялся слущиванием краски. У него в запасе минут пять после чего правление сообразит, что дело не в элементарной осторожности и Калли задерживается по иной причине. После чего... Нет, они не станут без него начинать, а впрочем, не исключено, что и станут. Если так, то он может потерять возможность протащить в состав участников побега Вила и Доука.
      Как Вил и предсказывал, сам Калли без проблем оказался в числе названных правлением. Это разумелось само собой: кто еще, кроме Калли, бывшего повстанца номер один, должен в первую очередь получить шанс на побег? Но что касается Доука или Вила, их кандидатуры с точки зрения членов правления не заслуживали даже упоминания, не то что обсуждения. Зато они были жизненно необходимы Калихэну - Вил, по крайней мере.
      Столь необходимы, что Калли не имел права рисковать, доверившись остальным членам правления. Вил один мог помочь ему выяснить мотивы, руководившие молдогами, которые настаивали на передаче в их собственность пограничных планет. Если просочится хотя бы слух об этом и седоволосый антрополог по какой-то причине будет переведен в другую тюрьму, все далеко идущие планы Калли потерпят полный крах.
      Нет, пусть Вил остается самой мелкой сошкой в глазах общественного мнения арестованных на номере первом, но когда они окажутся на Калестине, в безопасности...
      Однако ради этого Калли должен был найти способ заставить правление включить Била и Доука в число избранных для побега. Он начал с поиска слабых мест в уже разработанном плане побега - и нашел их. Как он и предполагал, идея построить в тайне лодку и тайно же ее собрать оказалась просто трудновыполнимой, но и вообще несостоятельной. Если об этом плане знал Вил, то, вероятно, многие другие заключенные тоже имели о нем представление. А среди трех тысяч человек не могло не оказаться стукачей.
      Проверка, которую Калли незаметно провел, подтвердила его подозрения. Он быстро убедился, что начальник станции знал о плане побега; охрана просто давала правлению возможность выпустить пар до момента, когда лодка будет готова. Как только этот момент наступит, готовые части лодки сразу конфискуют.
      Поскольку план, разработанный правлением, был заранее обречен на неудачу, Калли принялся искать другой, более безопасный способ побега. И вскоре его придумал. Теперь он рассчитывал купить за эту цену места для Доука и Вила. Но необходимо было выждать до того момента, когда правление будет поставлено перед фактом провала собственного плана, и ему ничего не останется другого, как принять в число участников побега протеже Калли.
      Поэтому он выжидал, тем временем знакомясь с помощью Вила с языком и культурой молдогов. Это оказалось сложнее, чем он предполагал. Сначала тот был рад вопросам Калли, потом начал хмуриться, и наконец раздраженно спросил:
      - Приятно, конечно, когда к делу всей твоей жизни проявляют интерес, но зачем тебе все это знать? Ты можешь просто проконсультироваться со мной, если возникнут вопросы.
      - Я хочу понять молдогов, - объяснил ему Калли.
      - П_о_н_я_т_ь_? - Брови Вила удивленно дрогнули. - Но как ты или любой другой человек можете их понять, если ваша исходная предпосылка: все молдоги - чудища, уроды?
      - Чудища? - в свою очередь изумился Калли. - Ты меня с кем-то спутал, Вил. Я ведь тоже пограничник, как и ты. Я не с Земли или какого-нибудь другого Старого мира.
      - Неважно! - отрезал Вил. - Это не имеет значения - землянин ты или пограничник. На подсознательном уровне вы реагируете на молдогов одинаково, вами руководит старая концепция: "чужак" - значит "враг". А "враг" - значит нечто чудовищное, злобное, отвратительное. Нет, решительно добавил он. - Не стану я тебе рассказывать о молдогах. Ты все равно не поймешь, собственные предрассудки не дадут. Когда тебе понадобится конкретная информация, посоветуйся со мной. Но учить тебя всему, что я сам знаю, я не хочу: твое неверное восприятие проблемы станет только еще глубже.
      Таким взволнованным Калли старика еще не видел. И он поступил мудро: не стал настаивать, на несколько дней сделал вид, что забыл о разговоре. Тем временем он сам пришел к заключению, что в словах Вила имеется определенный смысл. Тогда он снова подошел к нему.
      - Знаешь, Вил, я подумал и решил, что ты прав. Я в самом деле считал молдогов чудищами - в глубине души. Но ведь без твоей помощи я никогда не смогу взглянуть на них по-другому.
      Вил хмуро смотрел на Калли.
      - Ты прав, - вздохнул он. - Слишком часто приходилось мне встречаться с дураками, которые ничего не желали слушать. Понимаешь, в большинстве своем люди даже знать не хотят о подсознательных барьерах, которые возникают между людьми разных культур. Что уж и говорить о различиях между людьми и молдогами!
      - Попробуй это мне растолковать, ты ничего не теряешь, - предложил Калли. - Например, что ты имел в виду, упоминая культурные барьеры?
      Вил вдруг засмеялся, в голосе его появился энтузиазм.
      - Расскажу тебе одно историю. Но сначала скажи: тебе приходилось общаться с людьми, которые во время разговора становятся к тебе так близко, что ты даже чувствуешь их дыхание на лице?
      - Действительно, случалось такое, - сказал Калли.
      - Ну, тогда я тебе буду рассказывать, а ты имей это в виду. Насколько я знаю, случай этот имел место еще в двадцатом веке. Согласно источнику, произошел он во время дипломатического коктейля, на котором послы Англии и Италии разговаривали друг с другом, стоя, лицом к лицу. В ходе беседы они постепенно, сами того не замечая, перемещались через комнату - один пятился, другой наступал. Пятился англичанин, а наступал итальянец.
      Вил вдруг замолчал, вопросительно посмотрел на Калли.
      - Как ты думаешь, почему так получалось? - спросил он.
      - Понятия не имею.
      - Дело в том, что у людей разных культур разные понятия о комфортном расстоянии до собеседника в разговоре. Комфортное расстояние для итальянца было в два раза меньше, чем для англичанина. В результате англичанин, смутно испытывая неловкость, сам того не замечая, начал пятиться, пытаясь установить приятную для него дистанцию. Но как только расстояние увеличивалось, дискомфорт начинал испытывать итальянец - и теперь уже он, не осознавая этого, делал шаг вперед. При этом ни один из дипломатов не понимал, в чем причина их дискомфорта.
      Калли рассмеялся.
      - Да, могу себе представить!
      - Очень хорошо, - сказал Вил. - Кстати, что касается молдогов, то у них две дистанции комфортности - "индивидуальная", примерно в восемь футов, и "личная" - около двенадцати дюймов. Но не будем пока об этом. Ты не читал случайно книг Эдварда Т.Холла, который жил в двадцатом веке?
      Калли отрицательно покачал головой.
      - Среди прочих он написал книгу под заглавием "Беззвучный язык". В книге рассказывается о небольшом городке на западе Америки, в котором большинство представителей городской власти имели испанские корни, в то время как многие проезжающие через город принадлежали к англо-американскому типу культуры. Предел скорости в черте города был установлен пятнадцать миль в час. Испано-американский полицейский неуклонно задерживал всех, кто превышал лимит, пусть хоть немного. Ничего страшного, по сути, но вскоре англо-американцы стали замечать, что арестованные за превышение скорости испано-американцы отделывались в суде гораздо легче, чем они. Англы пришли в негодование.
      Калли вновь засмеялся.
      - Я бы на их месте сделал то же самое, - сказал он.
      - Не сомневаюсь, поскольку твои культурные корни явно ближе к английской культуре, чем испанской, - заметил Вил. - Но суть в том, что обе стороны, - испано-американцы и англо-американцы, - согласно своему мировоззрению, поступали нормально. Для испанцев закон - это то, что не подлежит обсуждению. Если их задерживал полицейский, они подчинялись беспрекословно. И только после ареста они прибегали к неформальным методам, чаще всего использую свои семейные связи: ведь в правительственной системе почти у всех находились какие-нибудь родственники. С другой стороны, англы весьма вольно относились к установленным правилам. Им представлялось, что предел скорости должен быть гибким, учитывать условия и ситуацию на дороге. Но как только в дело включалась машина закона, они становились чересчур официальными. Суд должен быть в высшей степени непредвзятым - ничего другого им и в голову прийти не могло. Конфликт между ними зашел так далеко, что во время одного из задержаний полицейских был ранен, и ему пришлось арестовать нарушителя с пистолетом в руке. Вот тебе и пожалуйста - две разные культурные группы вели себя правильно согласно канонам собственных культур, отчего постоянно были на ножах.
      - Ну, ладно, - сказал Калли, когда Виол закончил. - Идею твою я понял. Совет Трехпланетья и послы молдогов, сами того не осознавая, говорят на разных языках...
      - Иначе и быть _н_е _м_о_ж_е_т_! - воскликнул Вил. - В том-то все и дело. Они просто не могут понимать друг друга в принципе; молдоги - нас, людей, а мы, люди, - молдогов. Например, главой тройки послов является адмирал Рун. Люди, естественно, принимают двух остальных за эскорт или помощников. Но как по-твоему, почему - с точки зрения молдогов - они здесь втроем?
      - Понятия не имею, - сказал Калли. - Прости и просвети меня.
      Вил не заметил иронии. Он был слишком поглощен темой разговора.
      - Их трое, потому что в понимании молдогов вообще нет такой вещи, как "отдельная личность". Примерное соответствие этому понятию - их триада, тесное взаимодействие трех индивидов. Теоретически, это три брата или сестры, но на практике - любая комбинация из трех. Это минимальная ячейка общества молдогов. Они думают и определяют свое отношение к действительности как единое целое. Они принимают решения так же, как человек принимает решение за себя. Они действуют, как действует среди людей всякий отдельный индивид. Вот почему послов должно быть три, хотя Рун - старший брат, доминанта триады. Очень сомневаюсь, что Брайт и его сотоварищи по Трехпланетному Совету понимают, насколько зависят решения, принимаемые Руном, от мнений его двух братьев, не говоря уже о дипломатических нюансах ведения переговоров с трехличностным индивидом.
      - Я бы тоже не знал, как вести себя, - признался Калли. - Но насколько твои знания достоверны? Ты основываешься на мифах и легендах молдогов, а в сказках случается что угодно. Взять хотя бы земные волшебные истории об эльфах, феях, духах и гоблинах, - по-моему, к реальной жизни, к поступкам и мотивам поведения людей они имеют мало отношения.
      - Ты ошибаешься, очень сильно ошибаешься, - с жаром возразил Вил. Все персонажи наших мифов - это глубинные элементы культуры. Уже в этих персонажах можно увидеть, как одна культура отличается от другой, хотя все они - земные человеческие культуры. Вот, например, балканские легенды о вампирах, которые, выпивая кровь жертвы, превращают ее в сородича-вампира, такого же, как и он сам. Предательство, измена - постоянные элементы истории этого региона, и они отражаются в культуре. Смысл персонажа следующий: доверять нельзя никому, даже женщине, которая тебя любит, даже лучшему другу. Укус вампира за одну ночь превратит их в самых опасных твоих врагов. Теперь для сравнения вспомним фольклор региона Британских островов и северо-западной Европы. Вспомнил легенды о фантастических созданиях типа гоблина или феи. Как ты считаешь, чем они отличаются от образа вампира?
      Калли на миг задумался.
      - Они... не опасны для жизни человека, - сказал он. - По крайней мере, не в той степени, что вампиры...
      - Именно так! - воскликнул Вил. - Они - эльфы, гоблины, феи проказливы, но не опасны для жизни человека, если только с ними поступают честно! Короче, их характер противоположен характеру вампиров. Они честны, они любят честную игру.
      - Это верно, - задумчиво сказал Калли. - Это вообще очень английская фраза - "честная игра".
      - Более чем, - согласился Вил. - Недаром англичан называли джентльменами. Шотландцы и англичане славились тем, что твердо держали данное слово и до последней запятой выполняли условия заключенного контракта.
      - А вот ирландцев, - усмехнулся Калли, - джентльменами не называли.
      - Нет. Но параллельные мифические типы, отражающие характер культуры, наблюдаются и здесь. Старый Ник - существо сверхъестественное. Но стойкий и смелый ирландец, особенно если справедливость на его стороне, всегда может победить или перехитрить Старого Ника. То есть, человек на равных противостоит мифическому персонажу - если у первого хватает отваги. А раннегерманская легенда повествует о чудовище Грендель, которое питается человеческим мясом, - это двоюродный брат вампира. Никто не может устоять против Гренделя - пока не появляется герой Беовульф. Он побеждает демона в бою, загоняет в болото и приканчивает. Теперь попробуем найти соответствия легендам человеческих культур в мифологии молдогов. Тебе приходилось слышать о четырех всадниках Апокалипсиса?
      - Да, - сказал Калли.
      - Прекрасно. Итак, в этом мифе четыре персонажа. Соответствующий миф молдогов имеет один персонаж, вернее, три в одном. Имя его - Демон Тьмы. Я сказал "три в одном", потому что Демон Тьмы, как все молдогские личности, на самом деле включает в себя три составляющие. Собственно Демон доминанта триады, вождь, лидер, а кроме него, в триаду входят еще Книжник и Безумец. В легенде рассказывается, как Книжник и Безумец объединяют усилия, чтобы освободить Демона, а потом, уже всей триадой, они начинают сеять рок среди молдогов...
      - Минуту, минуту, - перебил его Калли. - Что значит - "сеять рок"?
      - Мы подходим к сути дела, - пояснил Вил. - Четыре Всадника Апокалипсиса сеют голод, войну, чуму и смерть - все это физические формы, в которых выражается гибель данного народа. Демон Тьмы в прямом смысле не угрожает народу молдогов физической смертью, потому что для молдогов война, смерть, разрушения, болезни - это не столько само зло, сколько симптомы главного великого зла...
      Вил торжественно замолчал, внимательно глядя на Калли.
      - А именно? - полюбопытствовал Калли.
      - Перемена, - торжественно сказал Вил. - Великое зло - это перемена аспекта почтенности.
      - Аспекта почтенности? - Калли подавил невольный смешок, но лицо, очевидно, его выдало.
      - Над этими вещами молдоги никогда не смеются, - с упреком заметил Вил. - Вспомни, я уже говорил: концепция почтенности - это то самое острие, на котором крутится волчок культуры молдогов, как, в свою очередь, наша культура крутиться на острие концепции правильности и справедливости. Совершать правильные поступки, быть на стороне справедливости - это всегда важно для любого человека любой культуры, независимо от того, какие стандарты "справедливости" и "несправедливости" данная культура признает. Теперь представим, что ты молдог, доминирующий член триады, тройственного индивида. Что будет тебя заботить в первую очередь? Ты будешь изо всех сил стремиться быть почтенным, в противоположность непочтенным.
      - А как мне узнать, что такое почтенность, а что нет? - спросил Калли.
      - Никак, - провозгласил Вил. - Вот здесь и таится одно из кардинальных отличий мышления молдогов от мышления людей. У каждого отдельного человека есть представления о том, что хорошо и что плохо, - и эти представления отнять у него невозможно. Вспомни череду святых мучеников земной истории. У молдогов же стандарт почтенности подвержен перемене, и ты как индивид не в силах эту перемену как-то контролировать. Вот краеугольный камень культуры молдогов. Потерять в достаточно большой степени почтенность - судьба, которой молдог предпочтет смерть.
      Калли внимательно слушал седоволосого антрополога, усевшись по-турецки в темном углу под лестничным пролетом.
      - Но почему? - тихо спросил он.
      - Чтобы понять, тебе придется напрячь воображение, - заметил Вил. Дело в том, что быть почтенным среди молдогов - это значит жить в соответствии с акциями лидеров народа, обеспечивающих его выживание. Если же индивид каким-то образом окажется связан с народным бедствием эпидемией, неудачной войной, - от теряет часть своей почтенности. Если данные события достаточно масштабны и угрожают существованию народа или чересчур часты, тогда виновные полностью теряют почтенность, а если данный индивид при этом занимает пост вождя, его смещают. Это означает в понятии молдогов перемену аспекта почтенности. То есть, качество почтенности покинуло лидеров народа и перешло на других молдогов, которых теперь нужно отыскать и передать власть в их руки.
      Калли присвистнул.
      - Теперь ты понимаешь, - сказал Вил, - что молдог, совершив какой-либо поступок, предприняв некую акцию, не может быть уверен, что он сохраняет почтенность. Определить это возможно лишь после того, как данное событие станет частью истории народа. Молдогу остается лишь полагаться на верность собственного суждения и лелеять надежду, что в ходе событий он почтенности не потеряет.
      - Следовательно, концепция почтенности у них выше прав отдельной личности? - задумчиво спросил Калли.
      - Совершенно верно. И им следует опасаться не только собственных промахов. Если молдог был связан с какими-либо неудачными акциями, пусть даже косвенно, он все равно теряет почтенность. А управлению такие связи не поддаются, как ты понимаешь. Все дело в стратегии выживания, которую применяет культура молдогов. Они стремятся поставить у руля власти лучших людей из всех имеющихся в данный момент. И косвенная вина - это не тот вопрос, который молдоги станут обсуждать. В их понимании имеет значение лишь свершившийся факт, а не побуждения личности.
      - Ты считаешь, что косвенная вина в неудачных акциях - вне власти отдельной личности? - спросил Калли. - Но почему?
      - Потому что общество молдогов имеет строгую иерархическую структуру, - объяснил Вил. - Как таковой, молдог принадлежит к фундаментальной ячейке, триаде. Триады входят в семью. Несколько семей образуют септ. Несколько септов - клан. Все данные кланы образуют народ, которым управляет главный на данный момент клан. Внутри правящего клана - правящий септ, семья и, наконец, правящий индивид, правитель в нашем понимании - то есть, триада. Если народ постигают бедствия какого-либо рода, начинается потеря почтенности - в направлении сверху вниз. Правящий клан низвергается, остальные ведут жестокую борьбу за звание самого почтенного в настоящий момент. Самый сильный клан одерживает победу, общество меняет ориентацию относительно нового правящего клана, а тот, в свою очередь, выдвигает необходимый ряд правящих ячеек, вплоть до отдельного правителя или же, точнее, триады правителей.
      - А низверженный клан становится непочтенным? Так? - Калли рассуждал вслух.
      - Не совсем. На весь клан - только королевская, так сказать, семья. Непочтенный - это крайняя степень. Если ты стал непочтенным - считай, тебя практически нет. В нашем языке этому термину соответствует определение "нелюдь". Если ты действительно таковой, ты больше не человек. Какое бы страшное преступление ты ни совершил, молдог никогда не назовет тебя непочтенным. Если он тебя таковым в самом деле полагает, то, с его точки зрения, нет смысла вообще к тебе обращаться. В крайнем случае он может обвинить тебя в "малопочтенности".
      - А что с остальным кланом? Отделываются легким испугом?
      - Нет, в определенной мере почтенность утрачивает весь клан, - сказал Вил. - Но степень этого процесса внутри социальной структуры находится в прямой зависимости от того, какое положение данные ячейки занимали и какой властью пользовались, и насколько они ответственны. В первую очередь, это - триада правителей. У них выход один - самоубийство. Их примеру могут последовать многочисленные родственники, входящие в семью. Члены остальных семей "королевского" септа не обязаны, как правило, совершать самоубийство. Септы клана, родственные правящему септу, теряют почтенность в еще меньшей степени и так далее...
      - И по легенде, - задумчиво произнес Калли, - виноват во всем Демон Тьмы?